Чужие дети

Глава 14

Карен, сестра Мэтью, ждала у ворот школы, где теперь, как ей рассказали в Седжбери, работала Джози. Из тех же самых источников она узнала, что дети Мэтью вернулись сюда и живут теперь у отца с мачехой. Ходила молва и о том, что они попали обратно из-за госпитализации Надин, когда та попыталась покончить с собой. Вот тогда Мэтью самовольно перевел детей из их школ, воспользовавшись для этого своим авторитетом заместителя директора.

Пегги, мать Мэтью и Карен, была расположена поверить в обе истории. Последняя как раз и была выводом из предыдущей.

— Не будь безрассудной, мама, — говорила Карен. — Зачем Мэтью делать для своих детей что-то, ухудшающее их жизнь?

Пегги было не остановить:

— Мы все знаем, чья это вина.

— Ты незнакома с ней, — заявила дочь, — даже не видела ее ни разу.

— И не нужно ее видеть.

— Тоже верно, — сказала с нажимом Карен. — Слишком верно, черт побери. Тебе не нужно ничего видеть, но твое извращенное воображение превратит любого во врага номер один.

Пегги сказала, что она зайдет на Баррат-роуд, чтобы повидать своих внуков. Карен заметила, что мать довольно много требует, настаивая на своих воображаемых правах, словно она — потребитель или пассажир общественного транспорта, а не мать и бабушка. Это ничего не значило. Прежде, в годы словесных размолвок Пегги с Надин, мать просто самоутверждалась, — по крайней мере, так думала Карен. Пегги демонстрировала, что если жизнь и нанесла ей удар, она не собирается сдаваться.

В действительности, Карен пришла, чтобы навестить мать, которая любила жаловаться, чувствуя, что эти жалобы придают ей особое значение. Если бы отец Карен упал замертво, то в тот же миг Пегги начала бы яростно возмущаться этим несправедливым поступком: ведь она лишилась бы предмета, в котором сосредотачивалось все, что оказалось неправильным в ее жизни в последние сорок пять лет.

— Я пойду, — устало проговорила Карен.

— Куда?

— Пойду и посмотрю, вернулись ли дети…

Пегги фыркнула.

— Не обращайся к своему брату…

— Я и не собираюсь это делать.

— Тогда как?

— К кому-нибудь, кого я знаю.

— Значит, к ней?

— Кого я спрошу — не твое дело, мама, — заявила Карен. — Это — мои племянницы и племянник. Кстати, и твои внуки. — Она посмотрела на Пегги. — Не звони Надин.

— Я звоню кому захочу.

Карен колебалась. Она знала, Надин дала отпор се матери и подумала, что отказ больно ранил, лишил Пегги прежнего энтузиазма и эмоциональной поддержки.

— О-кей.

— Что о-кей?

— Звони, кому хочешь. Просто помни: когда ты начнешь все баламутить, те самые дети будут долго страдать.

Теперь, стоя у школьных ворот с пакетами в руках и сумкой через плечо, Карен удивлялась своему поступку. Что она собирается сказать?

Узнать Джози оказалось легко — такие волосы нельзя ни с чем спутать. Но женщины обменялись только парой слов на свадьбе, а потом, как казалось, было неудобно беседовать с тем, с кем ты едва знаком и кто теперь стал членом твоей семьи. Это удерживало ее от попыток навестить Мэтью, который все же оставался ее братом. Но без Мэта, — подумала, оправдывая себя, Карен, — она прекрасно обходилась с давней детской поры. В любом случае, она не имела ничего против Джози, как бы не относилась к Надин.

Даже если бывшая жена брата обладала столь эксцентричной натурой, что Карен никогда ни с чем подобным не сталкивалась, по детям и по бедному старине Мэтью было видно: жизнь с Надин подобна, если уместны такие сравнения, постоянной воздушной тревоге. Слухи о получении работы Джози и возвращении детей к Мэтью также не отрицали существенных перемен к лучшему.

Джози вышла из школы почти последней. Она вела за руль велосипед и разговаривала с двумя девочками с одинаковыми хвостиками, которые были высоко забраны на затылке. Кончики косичек болтались возле ушей.

Карен прошла вперед, пока не оказалась почти что в воротах школы.

— Я не ожидаю, что вы вспомните меня…

Джози остановилась. Девочки сразу же почувствовали, что внимание учительницы будет переведено на взрослые проблемы, они обошли Карен сбоку и направились на улицу.

— Я — Карен, — продолжала посетительница, — сестра Мэтью.

Джози посмотрела на нее. Ее родственница была одета в черные брюки и джинсовую куртку. На свадьбе Карен была в зеленом костюме и в шляпке, в которой, кажется, чувствовала себя неудобно, а потому почти сразу же скинула ее.

— О, конечно, помню, — сказала Джози.

— Я не хотела подлавливать вас…

— Вы и не подловили. Просто я не предполагала…

— Да, да, я знаю, — проговорила Карен. — Простите.

— Послушайте, — воскликнула Джози, — боюсь, я не могу здесь стоять — надо забрать Руфуса из школы через десять минут.

— Я могу пройтись с вами?

— У меня велосипед, чтобы сократить время…

— О, конечно. Мы можем где-нибудь поговорить?

Джози повернула свой велосипед и быстро прошла с ним вдоль по тротуару, удаляясь от школы.

— Я думала, вы все объявили мне бойкот, — продолжала она.

— Нет. Если точнее, только мама. Но вы ее не знаете. Когда познакомитесь, то увидите, что все не совсем так. На самом деле, я ждала вас. И потом… В общем, до нас дошли слухи.

— Какие?

— Что дети вернулись.

Джози остановилась на краю тротуара и нажала кнопку регулируемого светофора, коротко сказав:

— Да, это так.

— С ними все в порядке?

Жена Мэта не взглянула на нее.

— Кажется, да. Пока…

— А Надин не поменяет свое настроение?

Джози подарила Карен легкую мимолетную улыбку.

— Вы в курсе…

Загорелся зеленый, и Джози энергично потащила велосипед через дорогу. Карен, едва поспевая за ней, спросила:

— Как они?

— Я не знаю, — ответила учительница.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что не могу ничего сообщить. Я кормлю их, стираю детскую одежду, но они не разговаривают со мной по-настоящему. Словом, не понять, что они испытывают.

Карен опустила руку на руль, чтобы немного приостановить Джози.

— С вами все в порядке?

— Не слишком, — ответила жена Мэтью.

— Они несносны?

— Если коротко, то — да, — проговорила Джози. — Они несносны. Я не пытаюсь разыгрывать счастливую семью, но им, кажется, нужно противостоять этому. Дети действительно… — она замолчала.

— Что?

— …Очень жестокие.

— Жестокие?! — вскричала Карен.

— О, да, — подтвердила Джози. — Дети могут быть жестокими, вы знаете это. Один из мифов общества — миф о жестоких мачехах. Но приходило ли вам когда-нибудь в голову, что приемные дети тоже могут быть жестокими? Такими, как обычно представляют мачех.

Карен неуверенно проговорила:

— Они же дети…

— Если я бы преподавала им, — сказала Джози, — то должна была бы согласиться с вами. Но жить с ними под одной крышей — это совсем другое дело.

— А как Мэт, что он делает?

— Ждет, пока мы начнем симпатизировать друг другу.

— Он встает на вашу сторону?

Джози закусила губу. Карен быстро взглянула на нее. Похоже, жена Мэтью держалась из последних сил. Она выглядела смертельно усталой, измотанной, Карен знала, что и сама не лучше, когда приходит с дежурства. Вдруг в ее сознании промелькнула догадка: а если Джози не принимает в душе детей Мэтью в ответ на их неприятие? Поэтому ее терзает страх, что спустя какое-то время, если жизнь не улучшится, Мэт может отвергнуть ее саму в знак солидарности со своими детьми.

Карен убрала с руля руку и прикоснулась на миг к руке Джози.

— Мне жаль. Я не хотела быть любопытной…

— Вы и не были любопытной. Я действительно рада видеть вас, но не знаю, что и сказать. Послушайте, мне жаль, но теперь надо ехать на велосипеде.

— Могу я зайти? — спросила сестра Мэтью.

— На Баррат-роуд?

— Да.

— Хорошо, мы будем рады. То есть, я буду рада.

— Я была на первой свадьбе, — сказала Карен. — Я видела всю их жизнь. Пусть у Надин были свои странности, но я понимала, что Мэт исчерпал запас терпения. И я могу понять, каково это для вас.

Джози посмотрела на нее в упор. Потом опустила глаза вниз, ее волосы упали вперед, наполовину закрыв лицо.

— Я просто посчитала, что могу взять на себя больше, чем делала раньше. Я была мачехой прежде, и силы небесные, это ужасно. Но сейчас все по-другому. И, пожалуй, даже еще хуже.

— Почему?

Джози медленно ответила:

— Потому что я люблю Мэта, как никогда не любила Тома.

Она провела велосипед мимо Карен, выкатила на дорогу, а затем коснулась ногой педали.

— Спасибо.

— Я позвоню вам, — сказала Карен. — И зайду.

Она смотрела, как Джози уезжает, склонившись над рулем, словно помогая велосипеду прибавить скорость. Что-то в этой склоненной спине заставило Карен вдруг почувствовать жалость к жене брата, как и к ее милому малышу тогда, на свадьбе. Понятно, что она действительно боролась, чтобы наладить и сохранить все. Но никто искренне не встал на сторону Джози. Приемные матери, — подумала Карен, — получают под свою опеку и защиту детей. И каждая думает, что дети замечательные, что у них было время сделать выбор, что раньше они не пытались наладить новые отношения. А Мэт всегда был хорошим отцом, брал на себя заботу, когда дети были совсем крошками. Вот у него и появился своеобразный недостаток объективности по отношению к ним. Он хотел защитить их от критики, потому что знал, через что им предстоит пройти при Надин в качестве матери.

Эта черта характера Мэтью должна лишить его способности увидеть, как тяжело приходится Джози, особенно, когда он был приветлив с ее малышом. Ведь каждый сказал бы, что Мэт — хороший отчим.

Карен вздохнула. Кажется, каждый ожидает так много от женщин, что это доводит до бешенства. И при всем при том так мало ожидается от мужчин, — а от этого бешенство становится еще сильнее.

Она подтянула сумку на плече. Бывают времена, — размышляла Карен, — когда одиночество кажется даже не счастьем, но единственным способом сохранить разум.

Джози сидела у бордюра возле школы, где учился Руфус, прислонившись спиной к проволочной сетке забора детской площадки. Классная руководительница ее сына попросила подождать внутри, но мать отказалась. Лучше подождать снаружи на открытом воздухе.

— Это очень важно, — сказала классная руководительница. — Я просто хочу очень серьезно поговорить по поводу Руфуса. В первый раз он нагрубил учительнице. Нужно, чтобы он понял, выполнив для нее небольшое поручение после занятий, что подобное поведение недопустимо.

Руфус, как выяснила Джози, назвал свою учительницу «глупой коровой». Это произошло после того, как он трижды получил замечание в классе за нарушения дисциплины. Мальчик отвлекал внимание соседа во время спокойного урока, на котором они изучали природу электрического тока. Он не обратил внимания на замечания.

А потом, когда Руфусу сказали, что придется остаться после школы в качестве наказания и примера другим, он закричал: «Вы не можете меня заставить, глупая корова!» Его задержали на полчаса, заставив выполнить задание директора для учительницы, которой он нагрубил.

— Пожалуйста, заходите, миссис Митчелл. Присаживайтесь в приемной.

Джози покачала головой:

— Благодарю вас. Я лучше побуду снаружи.

— Могу я попросить кого-нибудь принести вам чашку чая?

— Нет — нет, спасибо. Со мной все в порядке. Я просто подожду его.

Она закинула голову назад, облокотившись о проволочный забор, и закрыла глаза. Джози испытывала такую печаль из-за сына, что проще было заплакать. Но она не могла этого сделать, словно печаль проникла глубже и оказалась слишком темной и тяжелой, чтобы позволить заглушить себя так легко. Бедный Руфус, бедный маленький Руфус! Он живет в доме, где происходят или назревают постоянные ссоры, где сейчас скандалы — почти ежедневное событие. Кажется, что у всех в этом доме есть злая привычка обзывать друг друга разными прозвищами. И каждый намерен жить в такой обстановке до конца.

Мальчик должен был приноравливаться ко всему, словно от этого зависело истинное выживание в их доме. То, что Руфус сегодня сорвался, на самом деле не удивило Джози. Она знала, что должна объяснить этим милым женщинам, которые преподавали ему, какова нынешняя обстановка на Баррат-роуд, и почему это произвело на ее сына столь плохое впечатление. Ведь обычно он жил в относительно спокойном и цивилизованном мире единственного ребенка.

Но Джози не могла ничего объяснить, пока ей самой не станет немного лучше. Тогда ничто даже ее послушный и покладистый мальчик, не сможет преподнести сюрприз.

Она слегка повернула голову, чтобы подставить лицо теплым солнечным лучам. Как можно чему-то удивляться, если не далее как вчера пришлось самой ударить Бекки?

Не следует так думать. Даже за долю секунды до скандала Джози не осознавала, что делает. Она никогда не думала, что ударит кого-нибудь. Но наступил момент — ужасный, не поддающийся контролю, накаленный яростью. Там, в комнате Бекки, Джози была буквально вне себя от гнева и собиралась сделать что-то дикое. И — сделала, встав на сторону хаоса.

Джози ракетой влетела в комнату Бекки и сильно ударила ее по голове.

Вечер не предвещал ничего хорошего. Мэтью, понимая возрастающее напряжение, объявил, что забирает Джози на час в кабачок на непримечательном маленьком канале в Седжбери. В конце концов, куда угодно, только прочь из дома, «от вас, негодяев». Потом все как один возразили, а Бекки отказалась остаться сидеть с младшими детьми.

Отец приводил доводы, Бекки кричала, и Мэтью, к глубокому неодобрению Джози и оскорблению остальных детей, согласился заплатить ей. Потом они бранились из-за этого всю дорогу в паб и когда пришли туда, обнаружили, что хорошая погода собрала целые орды людей возле кабачка. Публика прогуливалась по дорожке вдоль канала. Джози сказала, что она подождет снаружи.

— Нет, — сказал Мэтью. — Нет. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Он потащил ее за руку, втолкнул в паб и провел через толпу к стойке. Он решительно улыбался во весь рот, как бы показывая жене, что совершенно позабыл об эпизоде с детьми и хочет насладиться от души. Пока они стояли, облокотившись о стойку в ожидании бармена, Мэт вступил в бесцельный разговор с грузным мужчиной среднего возраста, взгромоздившимся на высокую табуретку и пытавшимся подцепить пару девушек в коротеньких наполовину открытых платьях. Девочкам на вид было лет четырнадцать, они неуклюже курили — поспешно и неопытно.

Мужчина огляделся по сторонам и увидел Джози. Он указал на нее Мэтью стаканом пива.

— Сколько твоей?

— Тридцать восемь, — ответил Мэтью.

— Вот это да! — сказал посетитель пивной. — Тридцать восемь! И ты хочешь на такое смотреть? Сорок — и они уже развалина. Сам увидишь. Они просто разваливаются на части — бац, один легкий удар — и все. Ты не захочешь иметь с ними дела после сорока.

Джози выдернула свою руку из руки Мэтью и стала неистово пробиваться наружу, к пешеходной дорожке вдоль канала. Муж последовал за ней.

— Эй, это была всего лишь шутка…

— Это было отвратительно.

— Да, но это не всерьез…

— Ты смеялся!

— Не потому, что я согласился с ним, а только, чтобы быть компанейским…

— Я не хочу пить, Мэт. Я не желаю стоять здесь, идем домой.

Дома, несмотря на теплый вечер, занавески в гостиной были опущены. Рори, Клер и Руфус смотрели передачу о генитальной пластической хирургии в Голливуде. Бекки была в своей комнате с грохочущей музыкой. Она не разогрела ужин в духовке и не накрывала на стол, хотя ее попросили об этом.

— Я пойду, — устало сказал Мэтью. — Пойду и разыщу ее.

— Нет, — сказала Джози. Она вдруг почувствовала прилив опасной энергии.

— Не надо, пойду я.

— Пожалуйста…

— Будет нехорошо, если пойдешь ты, — возразила она. — Верно? Это будет плохо, ты такой пассивный.

Он пожал плечами и отвернулся от нее, открыл ящик, в котором лежали ножи и вилки.

Джози стремительно поднялась по лестнице.

— Бекки!

Она забарабанила в дверь комнаты приемной дочери.

— Проваливай! — закричала Бекки.

Джози открыла дверь. Комната была завалена одеждой, обувью и сумками. В ней стоял запах школьной раздевалки. А стены сотрясались от грохота.

— Выключай!

Бекки, стоявшая посредине комнаты с запретной сигаретой в руке, смотрела на мачеху спокойно. Она не двинулась с места.

Джози прошла мимо нее и схватила магнитофон, неловко убавив громкость.

— Это мое!

— Я не ломаю его, а просто хочу слышать свой голос…

Бекки вытянулась и нажала кнопку. Звук музыки стал немного тише, но недостаточно. Потом она забрала свой магнитофон из рук мачехи.

— Благодарю, — сказала Джози, которая слегка дрожала от гнева. — Бекки…

— Что?

— Ты не поставила ужин в духовку, не накрыла на стол.

— Отец ничего не говорил.

— Верно, не говорил, но я-то сказала! Я просила тебя сделать это.

Бекки взобралась на кровать Клер с ногами и прислонилась к стене, выпустив клуб дыма.

— Вы не в счет.

— Я живу в этом доме, веду хозяйство. И я замужем за твоим отцом…

Девочка презрительно фыркнула. Она вытянулась во весь рост на кровати Клер, так что ноги свисали вниз, и стряхнула пепел от сигареты в тарелку с недоеденным бутербродом, стоявшую на полу.

— Это не дает вам никаких прав, — заявила Бекки. — Это ничего не значит. — Она смерила Джози взглядом. — И это еще не конец.

— Что — еще не конец?

— Вся эта чепуха с моим отцом.

Джози сжала свои кулаки, а потом сдавила ими юбку на бедрах.

— Бекки…

Девчонка фыркнула.

— Бекки, могу я сказать тебе кое-что? Что-то очень важное и очень правдивое? Даже если ты была бы способна разрушить мой брак с твоим отцом, то не обрадовалась бы. Ты будешь напугана. Это не станет победой, а вот очередной потерей — да, будет. В довершение ко всему, что ты уже потеряла…

Приемная дочь посмотрела на нее долгим, тяжелым взглядом, словно действительно пыталась что-то рассмотреть и по-настоящему понять. Потом она откинула назад голову и начала смеяться сильными раскатами иронического смеха. Будто Бекки никогда не слышала ничего более нелепого за всю свою жизнь. Буквально секунду Джози наблюдала за ней, смотрела на ее закинутый назад затылок, на большой открытый рот, на ее забранные в хвост волосы. А потом, не говоря ни слова (ее руки скажут за нее все), мачеха сделала шаг вперед и сильно ударила наотмашь Бекки — правой рукой по лицу.

Девчонка подпрыгнула, ее глаза запылали.

— Ты!.. Ты ударила меня?!

— Да! — закричала Джози, не заботясь о том, что ее могут услышать. — Да, я сделала это!..

— …Иногда, — три часа спустя устало сказал Мэтью, — я чувствую, что у меня не четверо детей и жена в доме, а все пять. И ты — самая младшая.

Джози неподвижно глядела в полутьму их комнаты, освещенной светом уличных фонарей, и ничего не отвечала. Все ее существо переполнилось желанием крикнуть, что она сама часто чувствует себя брошенным ребенком, а муж не желает этого не видеть. Но женщина сделала над собой усилие — невзирая на нервное истощение, она понимала: сейчас не время говорить об этом.

Вместо этого Джози спросила ровным голосом:

— Бекки вернулась?

— Нет, — ответил Мэтью. — Но она вернется. Бекки пошла к друзьям, чтобы напугать меня, но вернется.

— А остальные?

— Лежат в кроватях.

— Мэт…

— Да?

— Я не представляла себе, да и не могла, что они будут отыгрываться на мне, потому что расстроены из-за Надин.

Он вздохнул.

— Я не думаю так. Но…

— Что «но»?

— Скоро мы все станем обычным явлением.

— Что значит «обычным явлением»?

— Семьей с приемными детьми. К 2010 году будет больше семей с приемными детьми, чем с родными.

— Но почему?

— В общем, мы должны выдержать все, найти выход из сложившейся ситуации…

— Попытайся объяснить это своей старшей дочери! — крикнула Джози.

Наступила пауза. Потом Мэтью проговорил:

— Разражаться бранью — это все равно не выход.

Джози увидела краем глаза, что он встал.

— Куда ты идешь?

— Доделать кое-какую работу.

— Теперь?

— Буквально на один час. Я могу продвинуться по службе. Меняется руководство.

— О, хорошо, — отчетливо сказала Джози. Она попыталась сказать что-нибудь еще — ободряющее и приятное. Но из-за стыда и беспомощности нельзя было найти подходящие слова.

Вместо этого Джози с дрожью в голосе произнесла:

— Руфус…

— Он заснул. Рори присматривает за ним.

— Присматривает за ним?

— Рори сказал ему, что не станет спать, пока Руфус крепко не заснет.

Джози постаралась не услышать нотки гордости в голосе Мэтью.

— А Клер?

— В кровати, слушает, если тебе интересно знать, «Саунд оф Мьюзик».

— Понятно, — сказала она, осторожно повернувшись, чтобы разглядеть темный силуэт Мэтью. Она прошептала:

— Мне все понятно. Все хороши, кроме меня. Каждый ведет себя отлично, за исключением Бекки, которая теперь, конечно же, жертва. А вот я — нет…

— Что ты сказала?

— Ничего, — ответила Джози.

— Я буду на чердаке.

— Хорошо.

— Постарайся заснуть, — посоветовал Мэт. Его голос звучал тепло, но немного неискренне.

Она ничего не ответила, положив провинившуюся руку под подушку. Этой рукой она ударила Бекки. Потом Джози услышала, как открывается и снова тихонько закрывается дверь.

— А вот и я, — сказал Руфус.

Джози открыла глаза. Ее сын стоял в двух шагах, бледный и подавленный, его школьная форма сидела на нем очень ровно, будто кто-то поправил ее, прежде чем выпустить из здания школы. Джози протянула к нему руки.

— О, мой хороший…

Он подошел к матери и встал возле нее, не отталкивая, но и не прижимаясь.

— Не беспокойся об этом, Руфус, не беспокойся. Я все объясню им…

— Не надо.

— Родной, они должны знать, что это не твоя вина, должны понять, что…

— Нет, — произнес ее сын.

Джози крепче обняла его. Она хотела сказать, что винит во всем себя, что ее неспособность справиться с хозяйством на Баррат-роуд послужила причиной его поведения. Ведь он же не привык так себя вести, это противоречит его натуре. «Я порчу и ломаю тебя, — хотела крикнуть мать, прижавшись к его мягким густым волосам. — Я меняю тебя, делаю невозможным твое детство, а оно должно быть и было… до моей встречи с Мэтью».

— Руфус…

— Все о-кей, — сказал он. — Миссис Тейлор… — мальчик осекся.

— Да?

— Все в порядке, — повторил Руфус, сделав еле заметное движение, чтобы отодвинуться.

— Она хорошо говорила с тобой?

Мальчик поморщился.

— Она нормально обращалась с тобой?

Он утвердительно кивнул.

— Послушай, — сказала Джози, немного отодвигая от себя Руфуса, чтобы посмотреть ему в лицо. — Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, но я не желаю, чтобы ты решил, что провинился. Понимаешь, о чем я?

Он посмотрел на нее — взгляд оказался замкнутым, почти непроницаемым.

— Хочешь, — сказала Джози по возможности мягко, — вернуться в Бат и жить там? С папой и Элизабет?

Руфус вздохнул. Он шагнул назад, освобождаясь из объятий Джози.

— Нет, — сказал он. — Но мне нравится там бывать. Мне нравится… — он снова замолчал.

— Тебе не нужно больше ничего говорить. Ты голоден?

— Я не знаю…

— Давай посмотрим? Пойдем и посмотрим на пиццу или гамбургер — будет ли у тебя аппетит?

— Я слишком устал, — сказал Руфус.

Джози слезла с бордюра.

— Тогда идем домой…

— Да.

— Положи свой портфель в корзину на багажнике.

— Я поведу велосипед, — заявил Руфус, положив руки на руль, и, толкнув ногой ближнюю педаль, покатился прочь, как на самокате.

Мать побежала, крича вдогонку:

— Отец сказал, что Рори присматривал за тобой прошлой ночью.

Руфус притормозил.

— Да, это так.

Это было очень необычно, но приятно. Рори сказал: «Я буду бодрствовать, пока ты не заснешь». И когда Руфус внимательно посмотрел на него, добавил: «Если тебе это нравится». Младший сводный брат почувствовал себя неловко, он был польщен и не знал, что сказать, поэтому быстро нырнул под одеяло и улегся, как обычно, спиной к Рори, чтобы не было видно его замешательства. Но все же продолжал наблюдать — из лучших побуждений.

— Это было здорово, верно? — спросила мать.

— Ага, — сказал Руфус и добавил:

— Мне не разрешили играть в футбол целую неделю, — и мигом укатил от Джози.

Когда они добрались до Баррат-роуд, он сбавил скорость и пошел рядом с матерью. Руфус раскраснелся чуть больше, чем обычно, когда приходил из школы. Его форма, учитывая усилия при вождении велосипеда, естественно, слегка помялась. Пройдет, наверное, около получаса, подумала Джози, прежде чем Рори и Клер вернутся. За это время она могла быть снисходительной и даже умиротворенной, и в волю проявить свою материнскую заботу, балуя сына горячими тостами с ореховым маслом. Надо только воздержаться (от скольких вещей приходится воздерживаться!) от упоминания наказания и его причины, от воспоминаний о прошлом вечере, о ситуации, которая сложилась между ними — Рори, Бекки, миссис Тейлор, Мэтью. Ничто не должно заставить Руфуса страдать при мысли о том, с чем он уже столкнулся.

Они едва поднялись по бетонной дорожке, как дверь на кухню открылась, и в проеме стремительно появился Мэтью.

— Мэт…

— Слава богу, ты вернулась. Где ты была?

Джози не взглянула на Руфуса.

— Мы задержались немного. Я видела твою сестру, Карен…

— Бекки не пришла, — проговорил Мэтью.

— Не вернулась?..

— Нет. Никто ее не видел. Она не ходила к друзьям, как я думал. Бекки не появилась в школе…

— О, боже, — прошептала Джози.

— Заходи, — сказал ее муж. — Да заходи же! — Он забрал велосипед у Руфуса. — У нас полиция. Они ждут, чтобы поговорить с тобой.