Цукиёми: И жили они долго и счастливо...

Глава 7. Ты любишь меня?

Обито лежал на кровати и с удивлением смотрел на лицо Какаши, узнавая его только по серебристым лохматым волосам, нависающим над банданой с протектором. Изменилось многое, начиная с того, что у того не было маски. Лицо было приятное, волевое, мужественно-красивое.

Какаши мягко и даже нежно улыбался ему, но он тут же поправил себя, не ему, а ей, своей жене, тело которой, по всей видимости, занял он посредством своей техники. Хотя, с другой стороны, его техника вообще создала этот мир, и получается, что духа Обито-женщины и не было никогда, но все вокруг думают, что была. Обито немного запутался в своих размышлениях и вернулся к созерцанию Какаши, сравнивания его с тем Копирующим Ниндзя, которого он знал.

Глаза были обычные, как в детстве. Да и откуда бы взялся шаринган, если первое, на что посмотрел, на что обратил внимание Обито, было, на месте ли его глаз. Но Хатаке Какаши и без учиховского додзюцу всегда был силён. В тринадцать стать дзёнином — это непросто, и абы кому такие звания не раздают.

Он уже знал от Рин, что его «мужа» называют так же, как и его отца, Хатаке Сакумо, Белым Клыком Конохи. Ну да, чего заморачиваться на новые прозвища, и старых хватает.

Их «гляделки» прервал «муж», сказав ему:

— Привет, — Какаши держал в руках маленький букетик с белыми цветочками.

Обито вспомнил, что их называют «ландыши». Пронеслась недовольная мысль, что «муж» мог бы купить что-то побольше, поярче и покрасивее для своей «жены».

— Какаши? Что с тобой? Почему ты не в маске? — отыграл «амнезию» Обито.

Загорелое лицо Какаши побледнело, в его зелёно-серых глазах промелькнули страх и грусть. Обито даже стало его жаль. Он искренне считал Хатаке своим другом, пока тот не убил его возлюбленную.

Но, опять же, когда он мечтал о своём идеальном мире, то представлял, что они снова будут вместе, втроём, как команда, и мысленно прощал серьёзного, помешанного на правилах парня.

А здесь перед ним встала дилемма: с одной стороны, Рин жива, и никто её в этом мире не убивал, с другой стороны, Рин с ним никогда уже не будет, потому что он — это «она», близкая подруга Рин. С ним остаётся только Какаши, он же «муж», он же «будущий отец». Голова Обито шла кругом. На периферии сознания даже появилась мысль, что Цукиёми, которое он очень хорошо продумал, выполняет желания владельца, в том числе и подсознательные, может быть, он хотел быть вместе с Какаши не просто как с другом? Слишком сложно.

Его «возлюбленная» со статусом «бывшая» успела рассказать о том, что она жена и мать двоих детей. Кто бы мог подумать, что мужем Рин станет некий Умино Ирука, который к тому же был её младше на несколько лет, и которого Обито совсем не помнил.

И вот перед ним Какаши, мнётся на пороге и не знает, что делать и что сказать, лишь смотрит на него щенячьими глазами. Крутой ниндзя, павший к ногам женщины. И эта женщина — он — Обито.

Бывший антагонист устал. Устал уже давно: от войны, от битв, от смертей, от пустоты в сердце. Ему хотелось просто человеческого тепла, семьи, любви, счастья. Неужели это исполнила техника? Это — было его самое глубокое внутреннее желание?

Мысли прервало ощущение непонятной возни в животе. Обито даже вздрогнул от неожиданности, задумавшись и совсем забыв о своём состоянии.

Какаши дернулся к нему, мгновенно оказавшись рядом, и присел на пол у кровати.

— Что с тобой? Ты испугалась? Всё в порядке? — от искренней заботы и любви в его голосе Обито стало не по себе. И в то же время почему-то очень приятно.

— Да. Всё в порядке, оно… ребёнок зашевелился, а я еще не привык-ла, что беременна, — смутившись под пристальным взглядом Какаши, пролепетал он. Получилось как-то очень по-женски.

Какаши пару раз моргнул, переваривая его слова, и тихо сказал:

— Я… мог бы помочь… успокоить его… если ты позволишь, мил... Оби-чан.

— Ты можешь это прекратить? — Обито обрадовался.

Ощущения не были неприятными, но когда в тебе неожиданно что-то толкается и пинается, словно хочет выйти наружу, это странно, и даже более, чем странно. Женщины привыкают к этой мысли и чувствам постепенно, а вот так вот с бухты-барахты проснуться утром на пятом месяце беременности. Да еще и мужчине. Странно, и слов других не находится.

— Да… но я должен буду до тебя дотронуться, ты не возражаешь? — Какаши сидел на полу на пятках, скромно положив руки на свои колени, словно боясь вспугнуть «жену». Затем подался чуть вперёд, заглядывая в глаза, и Обито снова смутился от такого близкого соседства. Но ребёнок продолжал буянить, и это не давало сосредоточиться на мыслях и ощущениях, затмевая весь мир.

— М… нет. Нет, не возражаю, если ты избавишь меня от… этого, — он выразительно показал на свой живот, который даже внешне подрагивал от разбушевавшегося внутри эмбриона.

— Вот поэтому ты хотела назвать его Араши, — Какаши несмело улыбнулся. Обито тихо засмеялся, оценив юмор самого, точнее самой себя. Имя «Араши» означало «буря» или «вихрь» и очень подходило к тому, что происходило внутри.

— А действительно, Хатаке Араши, красиво звучит, — задумчиво протянул он, наблюдая за манипуляциями, которые совершает «муж». — У меня ощущение, что он внутри меня исполняет «Вихрь листа», то тайдзютцу, которое нам показывал Майто Гай, помнишь?

Какаши улыбнулся, оценив шутку. Осторожно распахнул его халат, оголяя только живот, и касался, поглаживая определённые участки, что-то бормоча.

Обито прислушался.

— Мы же с тобой, сынок, не хотим расстраивать маму, она устала, давай поспи, спокойнее, малыш… — и всё в таком духе. К своему удивлению, Обито понял, что ребёнок и правда затих.

— Вау, это было круто. Ты меня удивил, Какаши, — ему хотелось признательно потрепать пушистые лохматые серебристые волосы, потому что на коленках, ласково поглаживающий и что-то шепчущий его животу, Хатаке был похож на пса, охраняющего хозяйку. Было даже приятно, да и ребёнок успокоился, прекратив свои попытки вырваться из плена с криками «свободу ниндзям!».

— Ты… — Какаши замялся, но потом, собравшись с мыслями, продолжил: — Оби-чан, Рин сказала, что если ты захочешь, то мы можем идти домой, или ты… если хочешь, можешь остаться в госпитале, под наблюдением. Решать тебе.

Он задумался. Ему надо было как можно скорее и больше узнать о своей жизни и вообще влиться в этот мир, так что оставаться в госпитале не имело смысла. Но… Тут было одно «но», идти «домой» вместе с Какаши было как-то…

«Муж» словно понял его сомнение.

— Ты не волнуйся, я не буду… — и закусил губу, словно сдерживая какие-то слова. — У нас несколько комнат. Я понимаю: ты еще не привыкла, я кажусь тебе чужим… — Какаши опустил глаза, подавив тяжёлый вздох, но Обито видел его смятение и боль от того, что произошло. Когда твой привычный мир рушится в одночасье, это страшно, Обито понимал его, как никто другой.

— Ты ведь любишь меня? — удивляясь самому себе, спросил Обито. Какаши кивнул, его скулы залились румянцем, что выглядело довольно забавным.

— Да, я люблю тебя, Оби-чан.

— Прости, я не помню тебя, как моего мужа и… возлюбленного, — он с трудом выговорил «возлюбленного», и от Какаши это не укрылось. — Но я помню тебя, как хорошего товарища и друга. Поэтому мы сейчас пойдём к… в общем, туда, где мы живём, и как бы начнём всё с начала. Я хочу лучше или снова тебя узнать и во всём разобраться. Что-то мне подсказывает, что память ко мне не вернётся, так что это пока единственное, что мне приходит в голову. Да, и ещё, называй меня Обито. «Оби-чан» мне не нравится.

— Как скажешь, Оби-то… Ты оденься, я подожду тебя за дверью палаты и еще поговорю с Рин, хорошо? — Хатаке заметно повеселел. Встал с пола, заметил брошенный на углу кровати букет и смущенно подал тот ему. — Это тебе… я… тут купил…

Вручив цветы, Белый Клык Конохи ретировался из палаты.

Обито скептически посмотрел на невзрачные мелкие белые колокольчики, висящие на тонкой веточке в широких тёмных листьях, но всё-таки понюхал. Запах был изумительный, нежный и томный, от него сладкой грустью защемило сердце.

— Как неожиданно от таких непрезентабельных цветов ощущать столь чудесный аромат, — хмыкнул Обито, снова задумавшись о Знаках, которые посылает судьба.