Цурюк

ГЛАВА 10. ВЕЛЕСОВО ПЕНИЕ

Катя нервно обернулась и глянула сквозь забрызганное грязью заднее стекло автобуса. Чёрный «Гелендваген» следовал за «пазиком» на том же расстоянии, как пришитый. Вот свернули с главной трассы на разбитый просёлок с указателем «Нема — 15 км». Джип не отставал. Она окинула затравленным взглядом полупустой салон с сидящими среди баулов и корзин снулыми колхозниками. Сомнений не осталось — это по её душу. Проехав мимо мрачных руин пионерлагеря, автобус затормозил на площади напротив барака автостанции. Она последней сошла на тротуар и неуверенно направилась к окраине посёлка, тщетно пытаясь вспомнить путь до мазыковой избы. Джип с затемнёнными стёклами крадучись двинулся следом. Кто в нём? Менты? Бандиты? Что им от неё надо? Одно Катя понимала ясно — даже если она приведёт их к дедовой избушке, легче от этого никому не станет. Ей захотелось сесть посреди дороги и разреветься от безысходности.

Неожиданно сзади послышался нарастающий рёв. Обогнав ползущий «Гелендваген», перед ней тормознул, обдав грязью, спортивный мотоцикл.

— Прыгай! — услышала она знакомый голос. Из-под шлема ей улыбалась плутовская рожица Лили Марлен. Катя запрыгнула на заднее сиденье, и «Хонда», лихо сделав «свечку» на колесе, устремилась по просёлку. Внедорожник, прибавив ходу, повис на хвосте. Но тут юная мотоциклистка, свернув на какую-то боковую тропинку, рванула за околицу в направлении леса. Катя увидела прямо по курсу вздувшийся от половодья мутный ручей. Не сворачивая, мотоцикл прибавил ходу. Катя зажмурилась и, услышав крик: «Держись!» крепче вцепилась в свою спасительницу. Оттолкнувшись от деревянных мостков, железный конь взмыл в воздух и, перелетев через водную преграду, скрылся за кустами.

— Ушли, бесовы куклы! — майор Тамбов раздражённо потянулся за сигаретами. Генерала такой исход операции явно не устроит — узнав о подробностях происшествия в музее, он приказал Тамбову лично взять девицу в разработку. Матёрый опер облажался — не ожидал нарваться в Неме на организованную группу.

— Рули в райотдел, — приказал он водителю. Но там их ждал очередной облом — на двери красовался амбарный замок. От вездесущей Чарушихи удалось наконец разузнать, что весь личный состав на реке ищет тело утонувшего начальника милиции Свинтидзе, а Пётр Ганешин, бросив в Рябиновке служебный газик, ночью куда-то исчез. Дебелая буфетчица Анютка ничего не могла прояснить по поводу пропажи сожителя, и только мазала по щекам сопли пополам с дешёвой косметикой.

— Русалки это, больше некому! — ревела она на всю улицу. — Сначала Карлыча, а теперь и Петеньку моего уволокли!

— А вам бы к Дурову сходить, к Николашке, — подал наконец авторитетный совет лысый Профкомыч. — Он тут у нас по нечисти основной.

— Опять херомантия? — скривился, как от зубной боли, Тамбов.

— Да нет, просто колдун деревенский.

— Ладно, показывайте дорогу.

Закатив мотоцикл в хлев, Лили Марлен вихрем влетела в горницу.

— Заводи шарманку, дедуля! — крикнула она. — Шнель! Катерина наша отличилась — гостей навела.

— С Дыры никого вроде не поступало, — дед недовольно глянул в красный угол. — Никак, с города нанесло?

— Простите меня! — Катя не знала, куда деться от стыда. Старик, порывшись в старом сундуке, извлёк оттуда старую патефонную пластинку и бережно обтёр её поверхность бархатной тряпицей. Потом открыл стенной шкаф и принялся со скрипом взводить пружину антикварного аппарата.

— Ступай на чердак, — велел он внучке, — Шумнёшь, когда начинать.

А сам, прокашлявшись, сделал несколько глубоких вдохов и стал распеваться, словно заправский оперный баритон. Катя в недоумении застыла посреди избы. Голос деда, поначалу хрипловатый и неверный, на какой-то ноте вдруг зазвучал странно глубокими обертонами и разом заполнил собой объём помещения. Воздух заструился у неё перед глазами цветной рябью, стены как будто сделались зыбкими — и вдруг дед исчез. Правда, длилось это всего пару секунд. Следом с чердака раздался задорный крик Лили:

— От винта! Но пасаран! — и тут же из сеней раздался топот многих ног. Дед запустил патефон и, скоморошьим шажком руки в боки выйдя на середину горницы, начал негромко подпевать грянувшему женскому хору. Катя узнала старинную обрядовую русскую песню. Голос мазыка, набрав силу, мощно вплёлся в древний напев, и конфигурация пространства вдруг стала меняться на глазах. Откуда-то появился насест с курами, из угла двусмысленно хрюкала свинья, по стенам висели рваные ватники и хомуты. В дверях показался майор Тамбов в сопровождении опергруппы, жители робко толпились позади.

— И куда вы меня привели? Хлев какой-то! — Тамбов плюнул Кате на юбку и сердито пнув подвернувшееся корыто, вышел. Она хотела было возмутиться, и тут до неё дошло, что она только что была невидима. Вскоре с чердака раздался крик Лили Марлен:

— Отбой! Свалили.

Через секунду привычная картина мира восстановилась. Дед Коля, беззвучно смеясь, стоял посреди горницы. Патефон, доиграв, зашипел и смолк. Катя брезгливо растёрла платочком тамбовский плевок и тихо спросила:

— Что это было сейчас?

— Велесово пение. В двух словах сказать не умею, а поживёшь с нами — сама всё поймёшь. Ох, устал я — давайте-ка, девки, чай пить.

После третьей чашки пряного травяного настоя дед вздохнул:

— Раньше-то в пении другая сила была. Раз от целого города войску глаза отвели. Про озеро Светлый Яр слыхала?

— Это про святой град Китеж?

— Ну, в святые-то его после определили, — усмехнулся дед. — А место было весёлое. Со всей округи туда на Купалу собирались, пели-плясали, Яриле-солнышку костры жгли. А на самом берегу мазыцкая слобода была, прозывалась Кидыш. Скоморохи, значит, жили. Послал царь Иван туда войско карательное, с попами и воеводами, всех мазыков велел похватать и в срубах пожечь. Ну, наши видят — не сладить, и затянули Велесову песню хором. Глядят московские — пусто, лес стеной, чащоба. А в озеро посмотрят — там город отражается. Потом коровья лепёха главному в рыло прилетела — ну, они кресты покидали — и давай бог ноги!

— Значит, это был гипноз? Массовая галлюцинация?

— Ну, это тебе видней, ты учёная.

— Нет, ну объясните — как это из пения может возникнуть курятник? — заволновалась Катя, — И куда в это время девается реальность?

— Физику в школе учила? То, что принято называть реальностью, это только колебания пустоты. Реальность из них наш ум создаёт. То, что большинство издавна договорилось видеть — то и реальность. А ну как этот договор-то похерить?

— Всё равно непонятно, как куры берутся из пения. Да ещё свинья…

— И не поймёшь. Потому как надо сперва ум свой от понятий очистить. А пение Велесово особое — тут не горлом поёшь, а духом, серёдкой. Тогда оно размягчает трёхмерную картинку. Потом ты поверх неё свою рисуешь — хошь лес, хошь курей, а хошь чёрта в ступе.

Катя молча тянула чай, пытаясь переварить свалившуюся на неё информациею — всё это вполне тянуло бы на ядрёный шизофренический бред, если бы… Именно, что если бы.

— А что, на озере Светлояре до сих пор мазыки живут? — нарушила она затянувшееся молчание.

— Нету больше мазыков — все примёрли, — ответил благодушно дед. По нашим краям я остался, да Дерендяй на болоте. Чарушиха ещё маленько колдует — но она не из наших, тёмная.

— Тёмная — потому что Сатане служит? — морозец пробежал по спине Кати.

— Про сатану не в курсе, к нам не завозили. А тёмная она потому, что не знает ни хрена. Как и ты покудова. Всё, девки, спать. Завтра чуть свет к Дерендяю на заимку уйдём — кипеш пересидеть надо. Там на пару с ним и поучим тебя маленько. Не просто ж так тебя сюда занесло.

— Дедушка, последний вопрос. Левин здесь у вас не появлялся? Музейщик хромой из города…

— Был, — буркнул старик, — сбежал. Чувствую, наворотит он там дел. Знал бы, что так выйдет — чем лечить, вторую ногу бы ему переломал!