Цурюк

ГЛАВА 18. ВОЛЧЬЕ СОЛНЫШКО

— Прелестно — какая крошечная музыкальная шкатулка! — танцовщик императорских театров картинно всплеснул руками, когда из корпуса mp3-плеера грянул канкан Оффенбаха. — Надо полагать, сделано в Швейцарии?

— Одесская артель лилипутов «Красный карлик» — криво ухмыльнулся Блюмкин и нажал на «replay».

«Прелестно — какая крошечная музыкальная шкатулка…». — Будённый выпучил глаза, узнав собственные жеманные интонации. Опаньки — вот она чёрная магия по-взрослому…

— Сколько хотите за артефакт?

— Какие счёты между творческой интеллигенцией? Меняю на решето, что вы позаимствовали на даче Бадмаева.

— Бубен? — Будённый замялся. — Знаете, сейчас он не при мне.

— Я в курсе, ваш сообщник Клаус неплохо инсценировал похищение. Время и место встречи назначайте сами — только, пожалуйста, без фокусов — а то Дзержинский не поймёт. Я работаю на ЧК.

— О, Феликс! — вспыхнул Будённый, — Практически святой человек. Как он там?

— Живёт мечтой, — дёрнул глазом Исаев. — Приехал бы и сам, но завал работы — красный террор, знаете ли…

Договорившись о встрече назавтра в полдень у русской церкви, Семён полурысью метнулся к вилле доктора Штайнера.

— Толстон тут? — осторожно осведомился он у швейцара.

— Мосье Пью вчера отбыл Восточным экспрессом в Гималаи.

— Отрадно! Ему давно требовалось проветрить мозг. Доложите обо мне херру доктору — дело на миллион…

Рудольф принял гостя по-домашнему — босиком, в оранжевой рясе буддийского покроя. Лицо его могло конкурировать бледностью с китайским фарфором. В кабинете остро пахло азиатскими травами.

— Всё грустите о потере любимого существа? — проникновенно вздохнул Семён, — Как я вас понимаю! Вся жёлтая пресса уже неделю только вашей Гретой и кормится. Однако ближе к делу — я от Исаева. Артефакт, который он предлагает, — это, я вам доложу, стоит четырёх Бубнов и дюжины Грет…

Доктор отрешённо кивнул. Таинственный Исаев неделю назад уже предлагал ему в письме карту Порталов. В нарастающем могуществе Советского эгрегора у Штайнера не было поводов усомниться — кто, как не он сам в 1905-м инициировал Ульянова в Орден. Похоже, пора сыграть с Тёмными по их правилам, втёмную.

— Но Бубна, насколько я понимаю, у нас нет?

— Отличный бубен имеется в местном театре оперетты.

— Однако! — в бессилии уронил руки Рудольф. — Бубен же бубну рознь, как вы не понимаете!

— Кто из нас двоих не догоняет, Штайнер? Боюсь, не я. В наших оккультных делах важней всего грамотная распальцовка! Распишете бубен своими рунами, а потом тупо давите на авторитет. Если большевик закочевряжится — дожмёте баблом. Десять штук — край, у них в стране голод. Ну, и разумеется, полста косых мне — половину сейчас, вторую сразу после сделки. Полагаю, это справедливая цена.

— Если дело выгорит — вы получите свои пятьдесят тысяч незамедлительно. А пока что вот чек на приобретение симулякра. Ступайте.

Штайнер после ухода афериста сел в лотос и погрузился в медитацию:

«С волками жить — по волчьи выть… Сразу после обмена все всё забудут — кроме меня… На весах кармы каждый будет взвешен и оценен… не исключая и Грету, похотливую гадину…». Тема безусловной любви свернула в итоге не туда — и доктору вновь пришлось прибегнуть к испытанному средству… Коричневый шарик зашипел в медной чашечке и расплавился.

Сумма на чеке вдохновила комбинатора — через час, споив знакомого бутафора, он уже выносил с заднего крыльца театра оперетты бубен фирмы «Вельтмайстер». Учёный дурак Штайнер, загодя вооружась тибетскими письменами, приступил к своему тайному деланию. Оставался ещё один, секретный штрих — найти в привокзальной тошниловке пару отморозков поздоровей…

Они нарисовались сами, что те сказочные двое из ларца — босой толстяк в кожаных шортах и худой брюнет с косой чёлкой и опасными глазами. Пресекая наезд, Будённый игриво обнял хулиганов за плечи и повлёк к барной стойке. После третьего тоста они припомнили, что где-то уже встречались. В итоге жирный босяк вытребовал себе авансом сто двадцать франков на амуницию. И ещё по три тысячи каждому — после дела.

Инструкции немцы получили от него очень конкретные и незамысловатые — ставка была на внезапность. Оставался последний траурный аккорд композиции — не взрыв, но всхлип…

В оружейную лавку Вольфштюкера Семён успел перед самым закрытием. Начал было прицениваться к никелированному дамскому «бульдогу» — однако хозяин, сплюнув на пол табачной слюной, невозмутимо извлёк из загашника чёрный «парабеллум» с двумя запасными обоймами. Докторского аванса хватало впритык — но что не отдашь за удовольствие держать в руках реальный ствол крупного калибра!

Светлая душная ночь зависла над горами — никому из участников завтрашней драмы не спалось. С бездонного неба таращилась Луна — «волчье Солнышко». Задёрнув тяжёлую штору в своём номере, Исаев вдруг остро ощутил ничтожество — и в то же время абсолютную драгоценность всего пережитого им с момента рождения, включая каждый миг…

Утром в очередной раз встало Солнце и засвиристели птицы. Невыносимо, когда третьи сутки ты связан по рукам и ногам, окуклился в собственном дерьме, — и, главное, совершенно непонятно, по чьей забывчивости или злой воле! А снаружи то и дело доносятся митинговые крики о вольности и свободе… Вылететь бы бабочкой-капустницей из этого жалкого тела: смерть — вот всё, о чём мечталось сейчас Левину.

Он прикрыл прозрачные от Солнца веки — и внезапно легко перевернулся лицом вниз. Потом, быстро перебирая передними конечностями, начал выкарабкиваться из кокона наружу. Вылетел из твёрдого тела он, словно пробка из шампанского — с шипящим свистом.

Спелёнатый верёвками кокон тела так и остался сухой шкуркой где-то внизу — а сияющий новый мир раскинулся радугой красок и звуков, суля неисчерпаемое поле для исследования.

Первым делом Левин облетел цокольный этаж особняка — увиденное в камерах показалось мерзко, бабочка души шарахнулась выше — благо, перекрытия и стены больше не были преградой. Вот уже какой-то усач, лёжа в ванне, наполненной красным вином, перелистывает синюю тетрадь, покуривая трубочку. Судя по запаху — cannabis indica. Лицо показалось до боли знакомо. Левин-бабочка глянул из-за плеча курильщика — записи в тетради напоминали небрежный студенческий конспект:

— Апрельские тезисы, — пожал плечами Коба, затягиваясь листьями травы. — Сам не всё понимаю, о чём тут у него. Ульянов-Ленин был мужчина реально нервный, без юмора — за брата мстил. Ты в курсе, что он двенадцать лет изучал в библиотеке Британского музея? Средневековые гримуары по колдовству! Раз пытался вынести под кальсонами «Некрономикон» в переводе Джона Ди, 1517-го года. Библиотекаршу до сих пор жаль — пышная такая женщина, эрудированная, Мишель Герлович её звали… Когда заметила и хотела пристыдить — просто порвал её напополам, как грелку — и с воем кинулся в Темзу. По крайней мере, так передавали по каналам жандармерии. Знаешь, я о нём, если честно, совсем не жалею — тяжёлый был человек… — Коба медитативно затянулся из трубочки.

— Простите, Иосиф Виссарионович, — Левин наконец понял, с кем имеет дело, — а разве вы меня сейчас видите?

— Партия видит всё. Знаешь, что, душенька — жёлтые тигриные глаза царя по-отечески сощурились. — Ступай-ка ты уже домой в тело — сейчас тебе его развяжут, обмоют и оденут в чистое. Обед в час — тебе же нравятся лангусты с авокадовым пюре и морские ежи в соусе из княженики? Устроим рыбный день.

Но только чур — без обид, кацо! Тело, которое мучилось там в подвале — оно не ты, любой тибетчик это подтвердит. Проверку ты прошёл. Кстати — а что там у Будённого с национальным вопросом? Не в службу, слетай к нему — а то народ, понимаешь, безмолвствует — того и гляди начнутся погромы. А я этого не люблю: евреи, на мой взгляд, не менее богоизбранный народ, чем папуасы — или, к скажем, пигмеи. Не в курсе — отчего никто никогда не устраивает пигмейских погромов?

… Слетать — мягко сказано. Бабочка-душа перемещалась по пространству со скоростью мысли. Будённый в каюте бронепоезда оказался удивительным образом похож на сержанта Петра Ганешина. Усы его топорщились революционным порывом.

— На минуту отвернуться нельзя — тут же что-нибудь пропадает! Где мой меч?

— Я почём знаю? — пожал плечами денщик. — Сами набезобразят по пьяному делу — а потом ищи за вами. Кто вчера Бабелю ухо рубил?

— Я — Бабелю? Нехорошо как. Направь к нему нарочного, нужно извиниться.

— Сбежал ваш Бабель — достали вы его.

… Плазменный меч Будённого Левин разглядел не с первой попытки — подслеповатый Исаак, вперевалку пробираясь лесами в расположение Колчака, припрятал чёрный цилиндр там, где его стали бы искать в последнюю очередь.