В России две беды — дураки и дороги. Если одну из них можно ещё решить при помощи катка и асфальтоукладчика, то с дорогами сложнее.
После первой же рюмки Левин понял, что всю дорогу ему лгали: история — миф, жизнь богаче воображения…
Кабак на Николаевской прозывался «Конюшня» не зря: коня блед (он же сивый мерин) определили в стойло на отдых, задав овса, а троице подозрительных субъектов хозяин сразу отвёл отдельный кабинет за ширмами, чтобы не волновать чистую публику. Половой был сама любезность: не зная цены царским деньгам, гость из будущего швырял халявное серебро горстями, словно проворовавшийся кассир.
Вот он и в желанной императорской России — сбылась мечта идиота… С обиженными властью товарищами, правда, пришелец во взглядах не сошёлся — слишком сильны были их стереотипы:
— Дворяне и помещики вас достали, это я могу понять, — Левин взял под язык прозрачный ломтик астраханского балыка… — но Государь? Без легитимной власти в России, поверьте, воцарится диктатура хамов! Мне ли не знать, друзья, почём в светлом будущем талоны на травяную колбасу…
— Пустое, барин. Помещиков здесь отродясь не было, — Халтурин махнул стакан водяры и завёлся. — Да царя бы просто не поняли, начни он одарять своих дворян такой землёй с такими вот людьми… У нас дай бог подати заплатить, и чтоб себе на гроб осталось. Из ископаемых один торф: хошь, жги его, а хошь жри. Коров держат исключительно ради навоза. Одно слово — Вятка… Про хамов у власти — вообще помолчим. Вот и выходит, что царизм твой — полное гэ в обёртке…
Изобретатель, набивший рот рябчиком после тюремных харчей, молча кивал очёчками. Под диспут выпили по ещё…
Пока Степан страстно аннигилировал буженину с хреном, Ильичу представился шанс ознакомиться с фантасмагорическими теориями русского гения из первых уст. Крича ему в слуховой рожок, удалось выяснить следующее: когда Циолковский написал работу «Аэроплан или птицеподобная (авиационная) машина», Императорская Академия наук в ответ покрутила пальцем у виска — нонсенс! В моду с подачи французов только входили воздушные шары. Обращение в Генеральный штаб русской армии также не имело успеха. Пришлось перестраиваться под коллективное бессознательное чиновной немчуры…
Средства внезапно выделил эксцентричный толстосум Рябинин, детей коего Константин обучал естественным наукам. Идея была проста, как три рубля — чтобы стать управляемым, летательный пузырь должен быть обтекаемой формы и иметь рёбра жёсткости. Постройка машины держалась в сугубой тайне — Пуд Африканыч боялся, что в Купеческом клубе в случае неудачи его подымут на смех…
Испытания воздушного баллона планировались на сентябрь месяц — к тезоименитству благодетеля, но всё было готово уже загодя. Аппарат имел форму веретена, снизу крепилась гондола с турбореактивным двигателем. Детали оснастки были любовно выточены Степаном Халтуриным из дуба и покрыты янтарным лаком. Каркас пузыря из медных обручей обтянут прорезиненной парусиной. Что до горючего — умельцами было опробовано практически всё, что горит. В итоге из твёрдых видов топлива остановились на сале — ввиду его крайней дешевизны на Вятке… Запуск уменьшенной копии модели прошёл успешно, если не считать поджога публичного дома мадам Коко…
Факты эти, имевшие важнейшее значение с точки зрения историографии науки, Левина затронули постольку-поскольку. Прибыл он сюда не за тем. Нужно было вызволять Катерину из беды…
Измордованный властями Халтурин первым выдвинул план разбойного нападения на полицмейстерский поезд — Свинтидзе неосторожно обмолвился, что повезёт русалочку в Питер с утра… Идея Левину понравилась, а Циолковский и по-трезвости-то слышал плоховато… В итоге — единогласно. Усугубили за успех, однако далее решено было не напиваться. За поповские деньги на ночь абонировали трёхместный нумер наверху, велев половому разбудить их с третьими петухами…
Аэростат в амбаре был давно готов, оставалось заправить его горючим, забрать Катю — и адью в небо… Куда — да какая разница! Лишь бы, как поётся в песне: «подальше от этой земли!»
… С утра пал туман. Слобода Чижи за городской заставой ещё спала. Полицмейстер в рессорной бричке пустил слюни на аксельбант, время от времени вскидываясь на очередной колдоёбине. Поезд отстал в тумане — русалку в закрытой чёрной карете везли два жандарма с саблями наголо, ещё двое замыкали верхами.
Серые избы… Поля, перелески… Россия, нищая Россия… Лирическую дрёму Викентия Карловича прервал резкий толчок и окрик возницы:
— Тпру-у-у!
— Что такое?
— Изволите видеть, вашбродь, мёртвое тело!
Свинтидзе, недовольно крякнув, выбрался из пролётки, передовые жандармы спешились. Здоровенный жмур валялся в луже ярко-алой крови прямо поперёк колеи. Бледное лицо его показалось подозрительно знакомым. Полицмейстер склонился над покойником, чтобы пощупать пульс на шее, как вдруг… Халтурин, резко рванув сановника за лацканы, подопнул его сапогом в низ живота и воровским приёмом переметнул через себя. Мгновенно оседлав, приставил к горлу мясницкий нож и дурным голосом заблажил на охрану:
— Бросай оружие, волки позорные! Порешу начальника, я психический!
Свинтидзе под ножом прохрипел опешившим жандармам:
— Исполнять, дурачьё! — и окинул тяжёлым взглядом из-под черепашьих век террориста:
— Каковы ваши требования?
— Во-первых — долой самодержавие! — Степан победно вскинул голову, глядя, как Константин Эдуардович собирает с земли в охапку полицейские шашки и револьверы.
— С этим понятно, а дальше? — поморщился полицмейстер.
— Ну это… чтоб всеобщее голосование, свобода совести… — Халтурин нахмурил узкий лоб… — Общих жён иметь также хотелось бы…
— А то их тебе так мало, козлина? — фыркнул Свинтидзе, втайне ожидая, что вот-вот вынырнет из-за поворота чёрная карета с жандармским эскортом, и фарс закончится.
— Козлить рабочего человека стыдно, барин! — Халтурин не находил слов от горячей обиды. — Эх, вырезать бы тебе кадык, сволота, да мараться лень…
Он тоже вгляделся в туманную даль — и вдруг ловким движением кинул нож за голенище:
— Кочумай, сатрап — свободен. С царём вашим буду разбираться в Питере отдельно… Передавай привет от Стёпки Халтуры с Вересников, пусть ожидает в гости!
Из тумана показалась арестантская тройка. Лошадьми неумело правил Левин, второй рукой обнимая прильнувшую к нему, как гибкий хмель, Катю… Обрезав подпруги, Степан пустил жандармских коней вскачь на волю. Вскоре злоумышленники, погрузив в карету захваченное оружие, растворились в тумане.
Спешенные полицейские во главе со Свинтидзе молча поковыляли по буеракам шоссе назад в Вятку, то и дело натыкаясь на тела порубленных товарищей. Плазменный меч отработал на славу — над располовиненным от ключицы до паха трупом унтера Свирипеева Викентия Карловича вырвало желчью. Из-под обрубков рёбер печень мертвеца неприлично бугрилась циррозными шишками…
— Лучших людей… — полицмейстер судорожно всхлипнул, давясь патетической слезой. — Господи Иисусе Христе — просрали Россию! Всякое быдло будет меня, природного дворянина… Довольно, прочь отсюда — к чёрту лысому, в монастырь! В Нему!..
До управы представители власти доковыляли лишь к сумеркам. Полыхая в закатном небе оранжевыми вспышками, проплыл в сторону юго-запада веретенообразный неопознанный объект. Обыватели осеняли его крестным знамением. Полицмейстер из третьего этажа управы гневно плевался им на головы и грозил кулаком. В летней ночи над всей Вяткой надолго завис тонкий миазм горелого сала с денатуратом…
Докладывать о казусе наверх страшно было и подумать — убиенных нижних чинов отпели втихую, а живым настрого велели помалкивать в тряпочку. Русалки, нигилисты, летающие люди — всё это в итоге осталось в памяти горожан лишь нелепым вздором, о котором приятно посудачить между преферансом и сытным ужином с выпивкой.
Небесные дороги хороши хотя бы тем, что не оставляют следов надолго.