Цветная схема

1

Дикон отправился выполнять приказ. На него была возложена задача отыскать Саймона и заставить юношу явиться к отцу в течение ближайших десяти минут. Молодого человека мучили угрызения совести. Мечтая о своей постели, он сразу двинулся в сторону домика Саймона. Небо затянули тучи, и моросил мелкий дождик. Дикона мучило ощущение надвигающейся глубокой депрессии. Он обнаружил юношу все еще в компании Смита, которого действие алкоголя, похоже, повергло в безграничное отчаяние.

— Пропало мое счастье, — жалостливо заныл Смит, заметив входящего Дикона. — Только я получил постоянную работу, хорошее жалованье, как босс пропадает. Ну разве это не невезение?

— Все будет в порядке, Берт, — успокоил его Саймон. — Папа поможет. Я тебе точно говорю.

— Ага. Но перспектива… Я не хочу ничего говорить против твоего отца, Сайм, но у нас с ним сложные отношения, и он знает об этом. Если бы я захотел заявить на него, ему пришлось бы выплачивать мне жалованье служащего отеля. Я не жалуюсь, понимаешь, но дела так обстоят. А с Квестингом у меня все уже было налажено.

— Мне весьма трудно поверить в ваше горе после предыдущего заявления о попытках бизнесмена толкнуть вас под поезд, — сказал Дикон.

Смит взглянул на молодого человека совиными глазами и ответил:

— Он мне все объяснил. Правда, не так, как в первый раз. Семафор работал нормально, но у лобового стекла машины был приделан желтый солнцезащитный экран. Квестинг показал мне его. Я ему сначала не поверил. В общем, наш разговор в двух словах не опишешь. Квестинг попытался успокоить меня, пообещав работу, и мне пришлось согласиться. Знаете, он здорово расстроился. Но я сказал, что больше не обращаю внимания на случившееся.

— При определенных условиях, насколько я понимаю, — сухо заметил Дикон.

— А почему нет?! — с достоинством воскликнул Смит. — Он был у меня в долгу, верно? Я заработал шок и кучу ссадин. Спросите у доктора. Моя задница до сих пор похожа на обезьянью. Да мне много есть на что жаловаться, правда, Сайм?

Последняя фраза прозвучала с интонациями явной обиды.

— Точно, — поддакнул юноша.

— Ага, и зачем мистер Белл говорит так, будто я как-то смошенничал?

— Нисколько, мистер Смит, — ровным голосом ответил Дикон. — Я только восхищаюсь вашим талантом уступчивости.

— Обзывают парня по-всякому, — мрачно пробормотал Смит, — и никогда не предложат ему выпить, даже хоть он для них и недостойная личность.

Как понял Дикон, этот пьяница вспомнил о бутылке виски Гонта.

— И тем не менее, Берт, — сказал Саймон, — я считаю, ты слишком легко поверил Квестингу. Он только пытался заткнуть тебе рот. А денег ты все равно бы не увидел, будь спокоен.

— Я получил расписку! — воинственно вскрикнул Смит. — Не надо меня принимать за ребенка. Я получил ее, когда Квестинг еще боялся разглашения истории с поездом. Дальновидный! Вот я каков! — Дикон рассмеялся. — Ах, да идите вы к черту! — рявкнул Смит. — Я усталый, разбитый человек и иду спать. — Он с негодованием рыгнул и ушел.

— А в трезвом виде Берт соображает здорово, — произнес Саймон.

— Ты рассказал ему о своих наблюдениях за Квестингом?

— Не больше, чем мне было необходимо. Берту нельзя доверять, когда он выпьет бутылку, другую. Но парень по-прежнему считает, что Квестинг лазил на Пик за безделушками. Я ничего не говорил. Вы же хотели держать историю с сигналами в тайне.

— Да, — согласился Дикон и потер нос. — В этом смысле, думаю, ты будешь мной не очень доволен.

И молодой человек сообщил, что выболтал обо всем полковнику и доктору Акрингтону. Саймон воспринял новость удивительно спокойно, обрушив запас своего негодования на поведение мистера Фоллса возле Taupo-tapu, о котором Дикон тоже поведал юноше. По его мнению, как бы ни были подозрительны обстоятельства, Фоллс не имел права нарушать установленную им самим границу.

— Не нравится мне этот тип, — сказал он. — Слишком аккуратно заштопан.

— Фоллс не дурак.

— Я считаю его преступником. От сигналов-то нам все равно никуда не деться.

С озабоченным видом Дикон рассказал о соображениях доктора Акрингтона по поводу сигналов.

— И должен признаться, — добавил молодой человек, — мне это кажется более вероятным объяснением. Кроме того, зачем таким нелепым и бессмысленным образом представляться Квестингу? Все, что ему нужно было бы сделать, это отвести бизнесмена в сторону и показать свои документы. Зачем подвергать себя ненужному риску? Ведь кто-то мог распознать сигналы. Бессмыслица получается.

Саймон не нашел никакого подходящего ответа и сердито напомнил о своих наблюдениях.

— А если вы считаете меня дураком, — бушевал он, — некоторые имеют другое мнение. Вам, может, будет интересно услышать, что днем я ездил в отделение полиции. — Юноша проследил за смущением своего собеседника с заметным удовольствием. — Да, после того как вы сообщили мне о том, что сигналы простучал Фоллс, я вскочил на велосипед и помчался в город. Там у меня есть знакомый сержант. К нему я и поехал. Сначала он принял меня, как мальчишку, но в конце концов мне удалось его убедить. В общем, — закончил Саймон, — я не унимался, пока не попал к шефу полиции.

— Здорово, — пробормотал Дикон.

— Да, — продолжал юноша, погладив затылок, — мы беседовали в кабинете целый час. Полиция заинтересовалась. Они ничего не сказали, но, знаете, очень многое из моего рассказа записали. К тому же я сам понял, какое произвел на них впечатление. Теперь о Фоллсе наведут справки. Если дядя Джеймс и папа считают, что соображают лучше, чем официальные представители власти, зачем мне беспокоиться? Подожду, пока полиция раскинет сети. Настанет день справедливости. А они не такие уж тупые, как я думал. Эта постановка дела меня уже удовлетворяет.

— Очень хорошо, — сказал Дикон. — Поздравляю. Кстати, я должен попросить тебя пойти к твоему отцу и могу предупредить, чтобы ты готовился к расспросам относительно отбитых трубкой Фоллса сигналов. А я пойду наконец спать.

Молодой человек уже приблизился к двери, когда Саймон остановил его.

— Совсем забыл, — произнес юноша. — Я спросил полицейских про того парня с родины. Ну, про большую шишку из Скотленд-Ярда. Их, кажется, здорово развеселил мой вопрос, и я уж думал, они не скажут мне даже, как его зовут. Но ничего, все-таки сказали. Это Аллейн. Старший инспектор Аллейн.

2

Представления Дикона о законном судопроизводстве, связанном с обстоятельствами исчезновения Квестинга, были исключительно смутными. Ему в голову приходили какие-то полузабытые фразы о предположении смерти по истечении определенного времени. То вдруг он начинал размышлять о национальности и ближайших родственниках бизнесмена. Молодой человек совсем не ожидал, что, проснувшись на следующее утро, обнаружит несколько плотных мужчин, стоящих на веранде Клейров, разглядывающих свою обувь, переговаривающихся друг с другом вполголоса и распространяющих вокруг себя не вызывающий никаких сомнений аромат одетых в штатское полицейских.

Однако именно такую картину и увидел Дикон. Гул голосов разбудил молодого человека. Свет в его комнату не проникал, поскольку окно было загорожено чьей-то широкой спиной. Дикон накинул халат и направился к патрону. Он заходил к Гонту перед сном и застал того в состоянии нервной прострации, хотя Колли и делал ему массаж. Дикон выслушал от актера просьбу ради Господа Бога оставить его одного и в сопровождении слуги с полотенцем покинул комнату.

— О, тетя моя дорогая! — прошептал Колли, указывая большим пальцем на захлопнувшуюся дверь. — Настоящий колокольный звон. Нервный припадок с музыкальным сопровождением. Мы испытываем его терпение, сэр, и даже не извиняемся. Проверьте тормоза и пересчитайте свои воротнички. Завтра мы возвращаемся из поездки на курорт.

Он указал большим пальцем на пол.

— Колли! — взревел в этот момент Гонт. — Колли! Проклятье! Колли!

Слуга снова проскользнул в спальню актера.

Вспомнив свой ночной эпизод, Дикон шел к патрону с некоторыми опасениями. У двери он прислушался, уловил запах турецкого табака, услышал, как Гонт поперхнулся дымом от сигареты и закашлялся. После этого молодой человек вздохнул, постучал и вошел в комнату. Актер в пурпурном халате лежал на софе и курил. Когда Дикон поинтересовался, хорошо ли ему спалось, он злобно усмехнулся и ничего не ответил. Молодой человек попытался несколькими маневрами начать беседу, но всякий раз натыкался на молчание и наконец уже собирался, не обращая внимания на неловкость ситуации, уйти, как вдруг Гонт сказал:

— Позвоните в тот отель в Окленде и закажите номер на вечер.

С чувством полного опустошения Дикон спросил:

— Значит, мы уезжаем, сэр?

— Я бы считал, — отозвался Гонт, — что это очевидно настолько же, насколько очевидна смена ночи днем. Я не заказываю номеров из простых капризов. Пожалуйста, закончите все дела с Клейрами. Мы уезжаем как можно скорее.

— Но ваш курс лечения, сэр?

Актер покачал указательным пальцем.

— Вы настолько грубый, бесчувственный человек, что можете легкомысленно предположить, будто я с отвратительной картиной, которая возникает у меня перед глазами каждый раз, как только я их закрываю, погружу свое тело, себя в кипящую грязь?

— Я не подумал об этом, — смущенно пробормотал Дикон. — Прошу прощения. Я поговорю с Клейрами.

— Умоляю вас, — сказал Гонт и отвернулся от него.

Молодой человек отправился искать миссис Клейр и столкнулся с Колли. Слуга закатил глаза и попытался выжать из них слезу. Фраза «он такой наглый» вдруг пришла Дикону в голову, напомнив ему о маленьких мальчишках, гримасничавших вчера в лунном свете. Ничего не ответив, он продолжил путь и отыскал полковника в кабинете в компании с крупным, темноволосым, румяным мужчиной. На незнакомце были надеты простой костюм и грубые ботинки. Он оглянулся и посмотрел на Дикона тяжелым, изучающим взглядом.

— Сержант Уэбли, — произнес полковник.

Темноволосый мужчина медленно поднялся.

— Как поживаете, сэр? — проговорил он глухим голосом. — Мистер?..

— Белл, — подсказал полковник.

— Ах да. Мистер Белл, — повторил сержант Уэбли и приоткрыл свою ладонь, которая оказалась широкой, плоской, в грубых складках. Казалось, он вглядывается себе в пятерню. Ощутив легкий укол тревоги, Дикон понял, что сержант смотрит в маленький блокнот. — Верно, — солидно повторил Уэбли. — Мистер Дикон Белл. Должно быть, это псевдоним, сэр?

— Совсем нет, — ответил молодой человек. — Так меня окрестили.

— Правда, сэр? Очень необычное имя. Староанглийское, видимо.

— Видимо, — холодно сказал Дикон.

Уэбли откашлялся и выжидательно замолчал.

— Сержант, — неуверенно произнес полковник, — ведет небольшое следствие.

— Да, конечно, — торопливо пробормотал Дикон. — Простите, что прервал вас, сэр. Я пойду.

— Не нужно, мистер Белл, — с нотками радушия в голосе сказал Уэбли. — Очень рад вашему приходу. Крайне неприятный случай. Да. Присаживайтесь, мистер Белл, присаживайтесь. — Дикон почувствовал приступ клаустрофобии, словно над ним захлопнулась какая-то крышка, сел и замер. — Как я понял, — продолжал сержант Уэбли, — ваши передвижения прошлым вечером были следующими. — Он расправил блокнот на колене и стал читать.

«Но я уже все это слышал раньше, — подумал Дикон, — сотни раз читал в самолетах, на палубах пароходов и в комнатах различных отелей». И молодой человек увидел желтые суперобложки со смертоносным оружием, стиснутыми кулаками, наручниками и похожими на Уэбли мужчинами, косящимися на стволы револьверов. Скорее в ответ на собственные мысли, чем на вопрос сержанта, он громко воскликнул:

— Но это же был простой несчастный случай!

— В случаях подобного рода, мистер Белл, при исчезновении личности в обстоятельствах, указывающих на возможную смерть, мы проводим следствие. Так о чем вы говорили?

Тяжелая манера сержанта вести разговор отличалась каким-то безжизненным ритмом: вопрос, ответ, пауза, пока Уэбли пишет, а Дикон нервничает, и снова вопрос. Это было бесцветное мероприятие, проходившее мрачно, с небольшими вариациями. Под его бременем молодой человек опять спускался по узкой тропинке, затем шел через брешь в изгороди по направлению к голой местности, где четко виднелись белые флажки. На фоне глухого бормотания сержанта возник и исчез, словно фонтан гейзера, пронзительный вопль. Уэбли очень подробно расспрашивал про него. Был ли Дикон уверен, что он донесся со стороны котла с кипящей грязью?

— Звуки часто бывают обманчивы, — сказал сержант.

Не мог ли кто-то закричать в деревне? Молодой человек выразил уверенность, что это не так, и, поразмыслив, высказал готовность поклясться в истинности своих наблюдений. Вопль прозвучал в районе Taupo-tapu. Где точно находился Дикон, когда впервые заметил мистера Фоллса? Тут Уэбли развернул крупномасштабную и очень подробную карту округа. Молодой человек смог найти на ней нужное место, и снова, словно таинственный призрак, мистер Фоллс направился к нему в свете звезд.

— Значит, вы говорите, он находился на середине дороги между вами и котлом с грязью?

Чувство ледяного ужаса, преследовавшее Дикона с момента пробуждения, сейчас усилилось и нашло физическое выражение в пересохшем горле.

— Приблизительно, — ответил он.

Сержант поднял глаза от карты. Его палец все еще лежал на том месте, которое указал ему Дикон.

— Итак, мистер Белл, сколько, по-вашему, прошло времени с момента, когда вы оставили миссис и мисс Клейр, до того, как в первый раз увидели мистера Фоллса?

— Не больше чем требуется, чтобы довольно быстро пройти от машины до места, на котором еще лежит ваш палец. Вероятно, пара минут. Не больше.

— Пара минут, — повторил Уэбли и заглянул в блокнот. Наклонив голову так, что его голос зазвучал глуше обычного, он спросил многозначительным тоном: — Молодой мистер Клейр доверяет вам, не так ли, мистер Белл?

— В каком смысле?

— Разве он не рассказывал вам о своих подозрениях относительно мистера Квестинга?

— Рассказывал. Да.

— И вы согласились с ним? — поинтересовался сержант, подняв на мгновение свое румяное лицо, чтобы взглянуть на Дикона.

— Сначала я посчитал это фантастикой.

— Но, подумав, вы решили, что в них может что-то быть? Правильно?

— Видимо, так, — ответил молодой человек, потом смутился от неуверенности в своих словах и твердо сказал: — Да, все верно. Мне кажется, это неизбежно подтвердится.

— Даже так? — ухмыльнулся Уэбли. — Огромное вам спасибо, мистер Белл. Пока мы больше не станем вас беспокоить.

«Похоже, моя неуверенность в себя всегда будет бросаться в глаза посторонним», — подумал Дикон и обратился к полковнику:

— На самом деле я пришел сказать вам, сэр, что мистер Гонт очень расстроен ужасным происшествием и хочет покинуть ваш отель. По крайней мере, временно. Он беспокоится, как бы его решение не показалось неблагодарностью в отношении вас, и спешит выразить признательность за внимание, которое вы ему оказали. И… и… — молодой человек заколебался, — надеюсь, несколько дней спустя мы сможем вернуться. Мне крайне неудобно беспокоить вас сейчас, но если бы я закончил с формальностями…

— Да, да, конечно, — согласился полковник с явным облегчением. — Вполне понятный поступок. Очень сожалею, что все так вышло.

— Мы тоже, — сказал Дикон, — бесконечно. Я приду чуть позже. Наш отъезд назначен на одиннадцать часов. — Он попятился к двери.

— Одну минуту, мистер Белл. — Уэбли, казалось, полностью погрузился в свои записи, и молодой человек почти забыл о нем. Теперь сержант поднялся. Смуглая кожа и плохо сидящий костюм придавали ему официальный вид. — Вы собирались уехать сегодня утром, не так ли, мистер Белл?

— Да, — ответил Дикон. — Сегодня утром.

— Вы, мистер Гонт и его личный слуга? — Уэбли послюнявил палец и перевернул страничку блокнота. — Мистер Альфред Колли, правильно?

— Да.

— Да. Хорошо, но теперь мы, к огромному сожалению, прервем ваши приготовления, мистер Белл, и боюсь, должны будем попросить вас остаться здесь еще ненадолго. Пока нам не удастся разгадать маленькую тайну, скажем так.

С ощущениями человека в вышедшем из-под контроля и стремительно падающем лифте Дикон сказал:

— Но я сообщил вам все, что знаю. И мистер Гонт не имеет никакого отношения к случившемуся. Я хочу сказать, он даже не был рядом с местом происшествия. Я имею в виду…

— Рядом с местом происшествия? — повторил сержант. — Даже так? Да. Но он же не поехал домой на машине, верно? Каким же путем ваш патрон отправился из селения маори сюда, мистер Белл?

И тут Дикон мысленно снова оказался в молитвенном доме, а Гонт, трясясь от ярости, пробирался к выходу, будто подгоняемый сознанием какой-то крайней необходимости. Актер расталкивал людей, которые в удивлении оглядывались на него. На долю секунды его фигура появилась в дверном проеме и исчезла.

Дикон опять услышал голос Уэбли.

— Я спросил, каким путем отправился мистер Гонт домой после концерта, мистер Белл.

— Не знаю, — пробормотал молодой человек. — Если хотите, я пойду и спрошу у него.

— Не хочу причинять вам лишних хлопот, мистер Белл. Я сам поговорю с мистером Гонтом.

3

Все мы медленно осознаем приближающуюся катастрофу, но очень быстро воздвигаем барьеры между собой и окончательным восприятием опасности. Возможно, мысль, более зловещая, чем принятие на веру факта несчастного случая, притаилась где-то в мозгу Дикона. Как существуют некоторые болезни, названия которых мы не склонны произносить вслух, так есть и преступления, с которыми мы категорически отказываемся связывать собственную персону. Хотя молодой человек и был подавлен чувством надвигающейся опасности, его главной проблемой в сложившейся новой ситуации стал правильный выбор линии поведения с Гонтом. Таким образом в результате психологических фокусов и неожиданных поворотов событий маленький страх уступил место огромному ужасу.

— Раз вы хотите увидеть мистера Гонта, — сказал Дикон, — будет лучше, если я пойду с вами. Я не знаю, проснулся ли патрон.

Уэбли задумчиво посмотрел на молодого человека и с радушием, показавшимся тому слишком поддельным, согласился:

— Это было бы очень любезно с вашей стороны, мистер Белл. Мы предпочитаем вести следствие в дружелюбной обстановке. Если вам не трудно представить меня мистеру Гонту, я только объясню ему ситуацию. У меня нет сомнений, что он все поймет.

«Дай вам Бог!» — мысленно пробормотал Дикон и направился через веранду к комнате актера.

Когда мужчины подошли к двери, из-за нее появился Колли, сгорбившийся под тяжелым чемоданом. Уэбли бросил на него уже знакомый Дикону пристальный взгляд.

— Лучше отнести этот чемодан обратно, Колли, — сказал молодой человек.

— Обратно?! — возмутился слуга. — Я только что его вытащил. Какая мне отведена роль, сэр? В сцене на вокзале или где-нибудь еще? — Он посмотрел на Уэбли. — Прошу прощения, инспектор. В чемодане не спрятан труп. Посмотрите сами, если не верите. Только не помните наше белье. Мы очень любим бушевать из-за мелочей.

— Все отлично, Колли, — сказал сержант. — Ты ведь на все руки мастер, верно? Хотел бы я посмотреть пьесу с твоим участием.

— Восторг выражается шестью простыми позами, — заявил слуга. — Приказывайте. — Он подмигнул Дикону. — Если вы ищете Его Королевское Величество, сэр, то он принимает процедуры.

— Мы подождем, — ответил молодой человек. — Сюда, пожалуйста, мистер Уэбли.

Мужчины присели в приемной Гонта. Колли, весело насвистывая, удалился под тяжестью чемодана.

— Этот парень совсем не вписывается в общую картину нашей Новой Зеландии, — заметил сержант. — Колоссальные отличия. Чересчур энергичный, правда? Впрочем, не люблю сплетничать о богеме.

— Колли отвечает за костюмы, — пояснил Дикон, — и не имеет никакого отношения к богеме. Он очень давно работает у Гонта и, боюсь, выработал образ мышления и манеры профессионального клоуна. Извините, сержант, я пойду сообщу патрону о вашем приходе.

Молодой человек надеялся успеть переброситься с актером парой слов наедине, но Уэбли пробормотал благодарности и последовал за ним на веранду.

— Вот здесь он и лечится, да? — беззаботно спросил сержант. — Только пройти чуть-чуть по тропинке? Я ни разу не видел источники. Живу здесь уже лет десять и ни разу не видел. Представляете?

Мужчины прошли через пемзовый пригорок.

Гонт сам придумал каждое утро перед завтраком погружаться в самый большой бассейн с грубо сколоченной купальней. «Очевидно, — решил Дикон, — появившееся теперь у него отвращение к термическим процедурам не распространилось именно на эту конкретную». Плечом к плечу с Уэбли молодой человек приблизился к двери купальни и постучал.

— Кто, черт побери, там? — крикнул Гонт.

— К вам сержант Уэбли, сэр.

— Сержант кто?

— Уэбли.

— Кто он?

— Из полиции Хэрпуна, сэр, — объяснил сержант. — Мне очень неловко беспокоить вас.

Ответа не последовало. Уэбли не двигался. Дикон застыл в нерешительности. Он услышал всплеск воды от опустившегося в бассейн тела актера и догадался, что тот сидел у двери и прислушивался. Наконец голос из купальни осторожно произнес:

— Дикон?

— Я здесь, сэр.

— Войдите. — Молодой человек быстро проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Как он и ожидал, патрон стоял по пояс в воде, обнаженный, беззащитный, даже немного нелепый. — В чем дело? — Дикон сделал неопределенный жест. — Он там? — пробормотал Гонт.

Его секретарь энергично кивнул и, пытаясь придать своим словам беззаботную интонацию, но страшно фальшивя, сказал:

— Сержант хотел бы поговорить с вами, сэр. — Молодой человек ощупал карманы пиджака, нашел какой-то конверт, карандаш и торопливо написал: «О Квестинге. Они не разрешают вам уехать». Показывая актеру текст, Дикон громко продолжил: — Прислать вам Колли, сэр?

Гонт уставился на конверт. Капли воды медленно скатывались с его плеч, лицо съежилось, постарело, а кожа на руках насытилась влагой и сморщилась. Актер начал вполголоса извергать проклятия. Уэбли по другую сторону двери откашлялся. Гонт со все еще шевелящимися губами посмотрел в направлении, откуда шел звук, вцепился в перила купальни и выпрямил свое не очень привлекательное в данный момент тело. «Должен же он что-нибудь сказать, — подумал Дикон. — Молчание сейчас хуже всего». Актер кивнул молодому человеку, сделал к нему шаг, но, похоже, передумал и громко сказал:

— Попросите его подождать. Я выхожу.

Утро выдалось теплое и сырое, а бассейн, из которого только что выбрался Гонт, был довольно горячий, но сейчас казалось, будто актер замерз. Он попросил у Дикона сигарету. Все время помня о присутствии за тонкой деревянной перегородкой Уэбли, молодой человек заставил себя заговорить.

— Боюсь, ужасное происшествие задержит нас здесь, сэр. Я уже, правда, размышлял над этим.

Гонт неожиданно присоединился к разговору:

— Да, чертовски досадно, конечно, но ничего не поделаешь.

Диалог прозвучал крайне неестественно. Дикон с Гонтом вышли из купальни и встретились с сержантом. «Бродит тут, — подумал молодой человек, — будто франкенштейновский монстр».

Уэбли прошел вместе с мужчинами к дому и остановился возле окна комнаты актера, пока тот переодевался. Дикон оперся на перила веранды и закурил. Затянувшие небо ночью тучи к утру рассеялись, и теперь поднялся легкий ветерок. Пик Рэнджи окрасился в чистый голубой цвет. Деревья на его склонах выглядели словно кляксы, сделанные широкой кистью художника. Гора нежилась в солнечных лучах, а высоко над ней раздавались пронзительные крики чаек, причем эта пронзительность почти достигала границы восприятия человеческого уха. Казалось, воздух напоен массой отдельных нот, а не птичьими песнями.

Трое мужчин шли по тропинке вокруг теплого озерца. Один из них нес мешок, держа его далеко от себя, а в руках двух других были грабли и длинные прутья мануки. Они двигались очень медленно, а когда подошли поближе, Дикон заметил в мешке очертания какого-то круглого предмета, который качался из стороны в сторону, запутывался в материи и наконец с тихим стуком ударился о пемзовый пригорок. На мешке виднелись следы грязи. Виднелись они и на граблях, и на концах прутьев. Дикон замер и уставился на мужчин, пока сигарета не обожгла ему пальцы.

Люди направились к веранде, и сержант Уэбли вышел встретить их. Человек осторожно приоткрыл мешок. Спины остальных заслонили Дикону всю картину происходящего. Сержант сдвинул на затылок черную шляпу, наклонился и стал что-то внимательно разглядывать. Послышалось неразборчивое бормотание. Дикону пришли на память слова Септимуса Фоллса, и он почувствовал легкую тошноту. Внутри дома Барбара громко позвала свою мать. Группа мужчин сразу рассыпалась. Трое скрылись за углом дома, унося с собой измазанные грязью трофеи, а Уэбли вернулся на пост под окном Гонта. Дикон услышал сзади скрип двери. Его нервы были напряжены до предела, и он мгновенно оглянулся. Но это всего-навсего мистер Септимус Фоллс вышел и остановился на пороге своей комнаты.

— Доброе утро, Белл, — произнес он. — Чудесная погода, не правда ли? Ясная и страшно контрастирующая с последними событиями. «Как подл человек». Не часто удается подобрать к собственным наблюдениям удачную цитату, но, помню, эта же самая фраза пришла мне на ум вечером перед началом войны.

— И где вы тогда были, мистер Фоллс?

— Мотался туда-сюда по свету. Как дьявол, знаете ли. Если совсем точно, то в Лондоне. Я не видел вас вчера вечером после вашего возвращения, но слышал, будто ваше посещение горы оказалось бесплодным.

«Так, значит, они не сказали ему, что я его видел», — решил Дикон и поинтересовался:

— А как ваши успехи?

— Мои? Мне пришлось нарушить границу поисков, но тщетно. Я думал, вы видели меня. — Фоллс улыбнулся. — Кажется, вы упали на склоне? Надеюсь, не поранились? Но вы молоды и можете не обращать внимания на такие мелочи. Я же, наоборот, натерпелся дьявольских страданий из-за своих болей в пояснице.

— Мне показалось, вчера вечером вы были в прекрасной физической форме.

— Рвение, — ответил мистер Фоллс. — Одно только рвение. Что бы из этого ни вышло, впоследствии все равно приходится расплачиваться. К сожалению. — Он потер поясницу и заковылял к Уэбли. — Ну, сержант, есть какие-нибудь новости?

Сержант осторожно взглянул на него.

— Да, сэр, можно сказать, есть. Не вижу большой опасности в том, что скажу вам следующее: мы окончательно установили, каким образом погиб несчастный джентльмен. На этот счет наши подозрения подтвердились. Ребята ходили на место происшествия и кое-что там нашли. В котле с грязью.

— Не… — начал было Дикон.

— Нет, мистер Белл, не останки. На их обнаружение мы в данных обстоятельствах и не рассчитываем, хотя, конечно, постараемся. Ребята пошли туда на рассвете. Час назад они заметили в котле какой-то белый предмет, то всплывавший на поверхность, то снова погружавшийся. Один из наших парней, семейный, сказал, что это напоминает ему субботнюю стирку.

— И… — промычал Фоллс.

— Нечто подобное и оказалось. Мы подцепили предмет прутом и вытащили… белый жилет джентльмена. Знаете, есть такие модели без спинки.

4

По просьбе патрона Дикон присутствовал во время интервью Уэбли с Гонтом. Актер находился в своем худшем состоянии духа, был слишком раздраженным и слишком нетерпимым. Сержант оставался подчеркнуто вежливым, обходительным и сдержанным.

— Боюсь, я должен попросить вас остаться, сэр. Очень неловко нарушать ваши планы, но так уж получилось.

— Я вам уже несколько раз говорил, что не могу сообщить вам никакой информации. Никакой. Я нездоров и приехал сюда отдыхать. Отдыхать! Боже милостивый! Вы можете оставить у себя мой адрес и, если я понадоблюсь, будете знать, как меня искать. Но я не знаю ни малейшего факта, способного оказать помощь вашему следствию.

— Хорошо, мистер Гонт, мы посмотрим, так ли это. Ведь я еще ни о чем вас не спрашивал, не правда ли? А теперь не откажите в любезности и скажите, каким путем вы добирались домой вчера вечером?

Актер хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и, с трудом сдерживая гнев, грозно прошептал:

— Как я добирался домой? Очень хорошо. Очень хорошо. Пешком!

— Через район источников, сэр?

— Нет. Я боюсь и не выношу этого района, поэтому шел по шоссе.

— Большой крюк, мистер Гонт. Как я понял, на концерт вы прибыли в машине?

— Да, сержант, на машине. Но она не помешала моему желанию прогуляться. Я пошел пешком. Захотел подышать свежим воздухом и пошел пешком.

— Кто вел машину, сэр?

— Я, — ответил Дикон.

— Тогда, полагаю, вы догнали мистера Гонта?

— Нет. Крик раздался незадолго до нашего отъезда.

— Больше чем через четверть часа после окончания концерта, не помните?

— Не знаю. Я не задумывался.

— Мистер Фоллс утверждает, что прошло около пятнадцати минут. Миля с четвертью по шоссе, сэр. — Уэбли повернулся к Гонту. — Вы, должно быть, отменный пешеход.

— Машина может только медленно тащиться по такой дороге. Но и я шел, конечно, быстро.

— Н-да. Это из-за того, что вы были взволнованны, мистер Гонт? Я замечал у некоторых людей привычку быстро ходить, когда у них есть какая-то цель или они находятся в состоянии сильного возбуждения.

Актер рассмеялся и воспринял, по мнению Дикона ошибочно, сказанное как шутку.

— В вас скрыт талант журналиста, сержант, — сказал он. — На самом деле вы хотите узнать у меня о моем характере.

— Нет, сэр, — равнодушно ответил Уэбли. — Я просто удивился, почему вы шли так быстро.

— Но вы уже угадали. Я был взволнован. Впервые за несколько последних месяцев мне пришлось выступать с чтением Шекспира перед широкой аудиторией.

— Да? — Сержант открыл блокнот. — Как я понял, вы покинули зал раньше остальных членов вашей компании. За исключением мистера Квестинга. Тот ушел перед вами, не так ли?

— Бизнесмен? Кажется, да. — Гонт прикрыл своей изящной ладонью глаза и резко покачал головой, будто отгоняя какое-то неприятное видение. Затем он грустно улыбнулся мистеру Уэбли, вытянул вперед руки и сделал громкий хлопок. Этот жест актер обычно использовал в «Гамлете» во время предпоследнего диалога с Горацио. Сержант мрачно наблюдал за выходкой Гонта. — Вы должны простить меня, мистер Уэбли, — произнес актер. — Происшествие ужасно подействовало на мое состояние духа.

— Странный случай, сэр, правда? Был ли погибший вашим приятелем, могу я спросить?

— Нет, нет. Ничего подобного. Но такое может случиться с каждым!

— Совершенно верно. Вы, наверное, видели его, когда вышли из зала?

Гонт достал портсигар, протянул его Уэбли, но тот сказал, что не курит. Дикон заметил дрожь в руке патрона и зажег ему сигарету. Актер превратил незначительную суету с прикуриванием в целое мероприятие и во время него что-то прошептал. Впрочем, скорее всего это был не шепот, а почти беззвучное движение языка и челюстей. Дикону показалось нечто вроде: «Я должен выпутаться».

— Я говорил… — произнес Уэбли и повторил свой вопрос.

Гонт заявил, что, кажется, помнит, как Квестинг промелькнул у него перед глазами уже за пределами зала, но не уверен в этом окончательно. Сержант стал расспрашивать его подробнее, чем привел актера в сильное беспокойство. Наконец Гонт оборвал себя на полуслове, и придвинул свое кресло поближе к Уэбли.

— Послушайте, — сказал он, — я вам честно сообщил обо всем, что знаю про беднягу. Мне хочется довести до вашего сознания следующее: я актер, причем, безусловно, известный. Происходящие со мной события являются интересными новостями, большими интересными новостями на родине и в Штатах. Мой секретарь мистер Белл расскажет вам, насколько я должен быть осторожным. Характер сообщений, публикуемых обо мне в печати, имеет огромное значение. Возможно, мои слова звучат чересчур напыщенно, но, уверяю вас, это не так, когда я говорю вам, что несколько строк в колонке экстренных новостей, связывающих мое имя со случившимся здесь несчастьем, являлись бы для меня плохой рекламой. Мы почти ничего не знаем о несчастном погибшем, но до меня доходили слухи, что он не очень приятный тип. Следовательно, какое может сложиться общественное мнение? Начнутся намеки. «Таинственный человек погибает после выступления Джеффри Гонта в Новой Зеландии». Вот как газетчики преподнесут эту историю.

— В нашей стране подобные вещи происходят очень редко, мистер Гонт.

— Боже милосердный! Милый друг, я говорю не об этой стране. По большому счету она для меня вообще не существует. Я имею в виду Нью-Йорк.

— О, — бесстрастно отозвался Уэбли.

— Послушайте, — сказал актер, — я знаю, вы должны выполнять свои обязанности. Если у вас есть о чем меня спросить еще, спрашивайте сейчас. Но ради всего святого, не задерживайте меня здесь. Я не могу пригласить вас выпить со мной, но…

Потрясенный Дикон увидел, как рука Гонта тянется к внутреннему карману пиджака. Молодой человек встал рядом с Уэбли и энергично покачал головой, но бумажник уже оказался в руках актера, а сержант вскочил на ноги.

— Сейчас, мистер Гонт, — произнес Уэбли совершенно не изменившимся мягким голосом, — вам бы нужно хорошенько призадуматься. Если вы так заботитесь о своей репутации, как только что мне говорили, то должны понять, насколько некрасиво будет выглядеть это, если получит огласку. Уберите бумажник, сэр. Мы отпустим вас как можно быстрее, но до тех пор, пока темное дело не прояснится, никто не покинет Wai-ata-tapu. Никто.

Гонт отдернул голову назад движением, которое у Дикона всегда ассоциировалось с повадками змеи.

— Думаю, вы делаете ошибку, сержант, — произнес актер с невероятным равнодушием. — Однако оставим все как есть. Я позвоню Стефену Джонстону и попрошу совета, какие мне следует предпринять шаги. Он мой личный друг. И, кажется, является верховным судьей?

— Это будет вполне соответствовать закону, мистер Гонт, — спокойно ответил Уэбли. — Его честь может сделать какое-нибудь заявление. И тем не менее я попрошу вас остаться здесь.

— Боже всемогущий! — вскричал Гонт. — Если вы повторите это еще раз, я окончательно выйду из себя. Как вы смеете связывать происшествие со мной! Человек погиб в результате несчастного случая, а вы ведете себя так, будто его убили.

На пороге комнаты с равнодушным видом появился мистер Септимус Фоллс.

5

— Простите, — сказал мистер Фоллс учтиво. — Я постучал в дверь, уверяю вас. Вы просто не заметили. Сержанта Уэбли просят к телефону.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил полицейский и покинул комнату.

— Могу я войти? — поинтересовался Фоллс и переступил через порог. Теперь, когда этот эффектный мускулистый мужчина ушел, похоже, у нас есть возможность обсудить сложившееся положение.

— Почему вы сказали… Это… Про Квестинга? — воскликнул Гонт. — Ради всего святого, почему?

— Что его убили? Из-за ряда сделанных мной наблюдений. Позвольте мне их перечислить. Во-первых, как мне кажется, полиция больше склоняется к расследованию убийства, чем несчастного случая. Во-вторых, очень подозрительно выглядят обстоятельства происшествия. На пример, образовавшийся на тропинке обрыв. Вы никогда не пытались отколоть кусочек застывшей грязи? Обрушить часть тропинки, мои уважаемые господа, можно только поплясав на одном месте. В-третьих, с помощью фонарика я рассмотрел скатившийся к подножию холма выбитый ком. На нем оказался отпечаток подбитого гвоздями сапога или ботинка. Квестинг был единственным, кто пришел на концерт в вечернем костюме. В-четвертых (как официально звучит моя речь, уважаемые господа!), рядом с комом грязи лежал белый флажок, единственный, который указывал безопасный путь с этой стороны холма. Поскольку я увидел на краю обрыва и на отколотом коме небольшой желобок, то решил, что передо мной следы отверстия, проделанного колышком от флажка. У меня есть уверенность в хорошей наблюдательности Уэбли. Он со своими помощниками наверняка заметил описанное мной важное обстоятельство. Вы чувствуете, на какое отношение к нам со стороны полиции следует рассчитывать? Мне тоже запретили покидать Wai-ata-tapu. Пренеприятное ограничение.

— И все-таки, — чуть ли не задыхаясь, произнес Гонт, — мне непонятно, почему из массы нелепых деталей родилось подозрение предательства.

— Вам непонятно? А разве Гамлет, догадываясь, но еще не зная точно о том, что при дворе короля происходят какие-то тайные интриги, не ощущает запаха злодейства?

— Абсолютно не понимаю, о чем вы, и по-прежнему считаю абсолютно чудовищным следующий факт: я, гость в этой стране, должен подчиняться идиотским приказам, ограничивающим мою свободу. Если так будет продолжаться, — заявил Гонт, очень быстро выговаривая слова и глядя на Фоллса, — я обращусь прямо к генерал-губернатору, которого имею честь знать лично.

«Замечательно, — мысленно отметил Дикон. — Сначала верховный судья, теперь генерал-губернатор. Скоро мы доберемся до королевской семьи, если Уэбли останется непоколебимым».

В этот момент в дверном проеме появился доктор Акрингтон.

— Можно войти? — спросил он. Гонт сделал рукой приглашающий жест. — Не знаю, осознаете ли вы, — произнес доктор, — но мы все находимся под подозрением в убийстве. Каждый мужчина из нашей компании. — Он злобно и торжествующе усмехнулся.

— Я отказываюсь в это верить! — воскликнул актер. — Отказываюсь сидеть в мышеловке. Произошел несчастный случай. Парень был пьян и споткнулся. Никто не виноват. Я, по крайней мере, точно. Не хочу, чтобы меня впутывали в темное дело.

— Можете отказываться, пока не посинеете, уважаемый сэр, — сказал доктор Акрингтон, — и извлечете из этого много пользы. Вам он нравится не больше, чем всем нам, но даже наш розовощекий монумент бездействия рано или поздно должен споткнуться.

— Вы имеете в виду сержанта Уэбли? — поинтересовался Фоллс.

— Да. Мне очень неловко так говорить, но я считаю его слабоумным.

— Простите меня, доктор Акрингтон, но вы ошибаетесь. Я уверен, мы поступили бы чрезвычайно неблагоразумно, отнесясь к Уэбли как к личности, лишенной интеллекта. Во всяком случае, если, в чем, кстати, у меня нет сомнений, Квестинга намеренно отправили на тот свет, разве мы не хотим, чтобы убийца был разоблачен?

С легкой улыбкой мистер Фоллс оглядел лица присутствующих. После неприятной паузы Гонт, доктор Акрингтон и Дикон заговорили одновременно.

— Да, конечно, — сказали они торопливо.

— Конечно, — добавил доктор, — но я прежде всего должен заявить, Фоллс, что если вы разделяете точку зрения официальных представителей закона, то я с вами решительно не согласен. Я просто хочу предупредить вас о возможных, почти неизбежных промахах, которые будут допущены сержантом. Пока он занимается делом Квестинга, по моему глубокому убеждению, ни один из нас не может считать себя в безопасности.

— И что же вы собираетесь делать? — с вызовом спросил Гонт.

— Я намереваюсь устроить совещание.

— О Боже, какая чепуха!

— Почему, могу я спросить? Почему?

— Кто-то предложит кого-то на роль убийцы? Или что?

— Вы шутник, сэр, — гневно произнес доктор Акрингтон. — При знаюсь, я не ожидал увидеть вас столь уверенным в собственной неприкосновенности.

— Я бы хотел узнать поподробнее, к чему вы клоните, Акрингтон.

— Подождите, — вмешался в разговор Фоллс. — Если мы начнем раздражаться друг на друга, из этого ничего хорошего не выйдет.

— И из высказывания необдуманных фраз тоже, — заявил Гонт, кивнув ему.

— Ты здесь, Джеймс? — спросил полковник Клейр. Его лицо появилось за окном.

— Иду, — ответил доктор, оглядывая трех своих собеседников, и важно произнес: — Должен проинформировать вас, что Уэбли, очевидно, связался по телефону с Хэрпуном. Его люди вернулись в район термических источников. Сейчас, когда мы не находимся под прямым наблюдением, предлагаю не терять времени на бесполезное обсуждение нашего положения. Мы с Эдвардом встречаемся в столовой через десять минут. После этой беседы, как я понял, мне не стоит ожидать там вашего присутствия.

— Наоборот, — отозвался Фоллс. — Я обязательно присоединюсь.

— И я, — согласился Дикон.

— Очевидно, — произнес Гонт, — мне лучше пойти с вами. Но только чтобы защитить себя.

— Я рад, что вы осознаете такую необходимость, — сказал доктор Акрингтон. — Идем, Эдвард.

Он присоединился к своему зятю на веранде. Мистер Фоллс не пошел за ним и, к смущению Дикона, стоял, с видом знатока прислушиваясь к новому проявлению яростного темперамента Гонта. Даже в подобных ситуациях актер никогда не пренебрегал вниманием слушателей, но сейчас он, кажется, осознавал присутствие только секретаря, на которого и направил целый поток упреков. Молодому человеку было сказано, что он завалил все дело, что ему не следовало позволять Уэбли устраивать допрос и что в его внешнем виде сквозит безразличие к душевным страданиям патрона. Дикон еще никогда не слышал от Гонта таких несправедливых обвинений. Чувство тревоги возрастало в нем с каждой минутой, с каждой необдуманной фразой. Он был смущен поведением актера.

Пренеприятную сцену прервало внезапное и больно бьющее по нервам лязганье за окном. Хайа ожесточенно трясла созывающий всех на обед колокольчик. Гонт испуганно вздрогнул и громко выругался.

— Ленч? — спросил Дикон, пытаясь отогнать замешательство. — Я как раз подумал, что забыл позавтракать.

— Полагаю, это сигнал к началу совещания, — сказал Фоллс. — Пойдемте.

6

Три маленьких обеденных столика были сдвинуты вместе, и во главе получившегося длинного стола восседал доктор Акрингтон. По правую руку от него устроился полковник Клейр с ужасно рассеянным видом. Саймон со Смитом сидели у противоположного конца. В глазах юноши застыло выражение упрямства, а Смит кипел от негодования. Доктор Акрингтон торжественно указал на стоящие слева от себя стулья. Гонт, словно капризный ученик, занял самое дальнее от всех место. Полковник, очевидно, ощутил тягостность молчания и вдруг воскликнул, тревожно вздрогнув при звуке собственного голоса:

— Все в порядке, а?

— Вполне, — вежливо ответил мистер Фоллс.

В столовую вошли миссис Клейр и Барбара. Они были в своих лучших платьях, шляпах, перчатках и несли с собой маленькие библии. Появление женщин внесло в комнату атмосферу английского воскресного утра. Когда мужчины поднялись, стулья почти одновременно издали легкий скрип. Саймон и Смит, похоже, негативно отнеслись к маленькой церемонии и имели теперь глуповатый вид.

— Прости за опоздание, дорогой, — сказала миссис Клейр. — Сегодня все дела немного расстроены. — Женщина начала стягивать с пухлых маленьких ручек поношенные перчатки и выжидательно огляделась. Дикон сразу вспомнил, что она вела занятия в местной воскресной школе. — Мы должны были пойти, а возвращались длинным путем, — объяснила миссис Клейр.

Барбара вышла с библиями, затем пришла обратно уже без шляпы, сильно смущенная.

— Хорошо, присаживайся, Агнес, присаживайся, — скомандовал доктор Акрингтон. — Теперь, раз уж вы пришли… Хотя какой черт понес вас… Там наверняка не было ни одного ученика!

— Посещаемость не очень хорошая, — осторожно ответила миссис Клейр. — Боюсь, они выглядели немного рассеянными. Бедняжки!

Дикон очень удивился, не заметив в женщине абсолютно никакого волнения. Она села рядом с мужем, приветливо взглянула на брата и сказала:

— Итак, дорогой?

Доктор Акрингтон вцепился обеими руками в край стола и отклонился назад.

— Мне кажется, — начал он, — совершенно очевидным, что мы, группа людей, находящихся в необычной ситуации, должны понять друг друга. Я, впрочем, как и, несомненно, все вы, был подвергнут допросу со стороны человека, который, по моему глубокому убеждению, в своей работе является на редкость некомпетентным. Боюсь, мое мнение о местной полиции нельзя назвать высоким, а слова и действия сержанта Уэбли ничуть его не изменили. Могу утверждать, что имею свою точку зрения на происшедшее. Короткий осмотр места, где разыгралась предполагаемая трагедия, дал бы возможность подтвердить ее, но сержант из-за своего упрямства считает возможным отказывать мне в этом. Ха!

Доктор сделал паузу, и миссис Клейр, очевидно, почувствовав, что брат ждет ответа, воскликнула:

— Представить только, дорогой! Как обидно. Да.

Доктор Акрингтон с уничтожающей жалостью посмотрел на сестру.

— Я сказал «предполагаемая» трагедия, — повторил он с расстановкой. — «Предполагаемая» трагедия.

— Мы расслышали, Джеймс, — мягко заметил полковник Клейр. — С первого раза.

— Тогда почему же вы ничего не говорите?

— Может, дорогой, потому, что ты так громко кричишь и очень грозно смотришь, — ответила миссис Клейр, с извиняющимся видом кашлянула и продолжила: — Я хочу сказать, каждый про себя думает: «Как он грозен и как громко кричит», а потом, знаешь, забывает прислушиваться, отвлекается.

— Я не знал этого, — вскричал доктор Акрингтон, но затем сделал над собой усилие и необычным монотонным голосом пробормотал: — Очень хорошо, Агнес. Ты желаешь продолжить сладкоречивые упражнения в стиле твоей воскресной школы. Пожалуйста. С висящим над нашими головами обвинением в убийстве я буду во время совещания ухмыляться и шептать. Тогда, может, ты окажешь нам любезность и станешь слушать?

«Я буду петь тебе, как соловей», — пришли Дикону в голову строки.

— Вы сказали «предполагаемая», — примиряющим тоном напомнил доктору мистер Фоллс.

— Да. Совершенно верно.

— Интересно будет узнать почему, — задумчиво произнес мистер Фоллс. — Все дело, несомненно, не выглядит бесспорным убийством. Мне никак не удается понять, как я это называю, техническое состояние случившегося. Я имею в виду отсутствие тела…

— Habeas corpus[5], — мрачно подсказал полковник.

— Как я представляю, сэр, habeas corpus относится скорее к личности обвиняемого, чем к жертве. По моему мнению, каждый из нас, — мистер Фоллс сделал паузу и осмотрел всех своих собеседников, — может оказаться corpus в трактовке основного закона Великобритании. Или я ошибаюсь?

— Кто собирается стать corpse[6]? — в панике заревел Смит. — Пусть каждый говорит только за себя.

— Заткнись, Берт, — пробормотал Саймон.

— Ага. Но я хочу знать, о чем здесь идет речь. Если кто-то желает обзывать меня по-всякому, я должен иметь право защищаться, верно?

— Может быть, мне позволят продолжить? — холодно осведомился доктор Акрингтон.

— Да Бога ради! Валяйте дальше! — с негодованием воскликнул Гонт.

Дикон заметил, как Барбара удивленно взглянула на актера.

— Когда я только что шел через веранду, — сказал доктор, — до моих ушей, Фоллс, донеслось ваше поразительно точное описание места происшествия. Следовательно, вы, единственный из присутствующих, которому удалось осмотреть тропинку, имеете преимущество. Однако, если ваше описание достаточно подробно, мне кажется, из него можно сделать лишь одно заключение. Вы говорите, у Квестинга был фонарик, которым он освещал себе дорогу. Как в таком случае погибший мог не заметить обрыв на тропинке? Сами вы разглядели его в течение нескольких секунд.

Мистер Фоллс изучающе посмотрел на доктора Акрингтона. Дикону не удалось прийти к какому-то решению при попытке описать выражение его лица. Оно оставалось абсолютно бесстрастным.

— Очень интересная мысль, — произнес наконец Фоллс.

— Парень был навеселе, — сказал Саймон. — Все говорят, от него несло виски. Я считаю, произошел несчастный случай. Квестинг шел очень близко от края и его качнуло в сторону.

— Но, — возразил Дикон, — по словам мистера Фоллса, на выбитом из тропинки коме грязи остался отпечаток подбитого гвоздями то ли сапога, то ли ботинка. Квестинг пришел на концерт в лакированных туфлях. — Молодой человек вдруг увидел, как Саймон, издав нечленораздельное восклицание, с открытым ртом уставился на него и приподнялся со стула. — В чем дело? — спросил Дикон.

— Какой черт в тебя вселился? — рявкнул на юношу его дядя.

— Сайм, дорогой!

— Все хорошо. Все хорошо. Ничего, — ответил Саймон и плюхнулся обратно на стул.

— След ноги, который вы там видели, мистер Фоллс, — заявил доктор Акрингтон, — мог находиться там уже долгое время. Он скорее всего не имеет какого-либо значения. С другой стороны, хотя, по-моему, это очень спорно, его могли оставить там намеренно, чтобы направить следствие по ложному пути.

— Кто? — поинтересовался полковник. — Я прослушал. Что видел Фоллс? Я не понял ни одной фразы.

— Фоллс, — проворчал доктор Акрингтон, — не слишком большой наглостью будет попросить вас повторить вашу историю еще раз?

— Я уверен, к этой истории полиция отнесется с большим вниманием, — ответил тот и в мельчайших подробностях снова рассказал о своих наблюдениях и заключениях, которые, по его мнению, полиция тоже сделала, исходя из обстоятельств исчезновения Квестинга.

Полковник Клейр рассеянно выслушал, а когда Фоллс умолк, с разочарованным видом воскликнул:

— Ах вот что!

— Какой из всего этого толк? — вмешался в беседу Гонт. — Мне кажется, вы бегаете по замкнутому кругу. Квестинг пропал. Он умер кошмарной, немыслимой смертью и, в чем я не сомневаюсь, просто споткнулся и упал. Не хочу слушать никаких других теорий. Да еще это обсуждение чьих-то следов! Тропинка, должно быть, кишит отпечатками ног. Бог мой, это уже слишком. В какую страну я попал? Румяный полицейский разговаривает со мной самым неподобающим тоном! Могу вам обещать, что там возникла бы яростная ссора, если бы я не ушел. — Актер оборвал свой монолог и ударил ладонью по столу. — Произошел несчастный случай. Мне больше ничего не нужно. Несчастный случай. Квестинг мертв. Оставим его в покое.

— А вот в этом мы с вами расходимся, — живо возразил доктор Акрингтон. — По моему мнению, Квестинг далеко не мертв.