Был обычный вечер. Борис на кухне колдовал над лобстером. Ангелина никогда ничего подобного не готовила, да признаться, и не ела. Она хотела поучаствовать в кулинарном действе, но Борис не позволил ей присутствовать на кухне:
— Я буду на тебя отвлекаться, а важно уловить время, чтобы не получить жесткое мясо. Лобстер должен не жеваться, а таять во рту.
Ангелина ушла в комнату и включила телевизор. На огромный экране развернулся список каналов — больше двухсот. Включая телевизор в гостиной Бориса, Геля всякий раз удивлялась: зачем столько программ? Вот, например, «Психология» — это значит, что целый день психологи советы раздают? Геля включила этот канал и убедилась в своей правоте: на экране в глубоком кресле сидел бородатый психолог и рассказывал хорошенькой ведущей о моральном насилии: «подавленное настроение вплоть до депрессии, страхи, комплексы, — таковы последствия психологического насилия. Следует понимать, что психологическое насилие столь же разрушительно, как и физическое». Ангелине стало неинтересно, и она собралась переключать программу, но неожиданно фраза, сказанная ведущей, заставила её прислушаться.
— За красивым ухаживанием не всегда легко увидеть потенциального психологического насильника. Широкие жесты, обаяние, комплименты — всё это притупляет бдительность, и жертва сама не замечает, как постепенно теряет контроль над собственной жизнью, но должно же быть что-то, что настораживает. Скажите, на что следует обращать внимание? — вопрошала журналистка.
— Разумеется, такие сигналы есть. Во-первых, это стремление к тотальному контролю. Во-вторых, желая оставаться единственным авторитетом для жертвы, психологический насильник зорко следит, чтобы рядом с ней не было тех, кто может раскрыть глаза на ситуацию. Поэтому он всеми силами препятствует общению с друзьями и родственниками, в ком он подозревает несогласие с ним. Иногда женщины вынуждены тайком поддерживать отношения даже с родителями, — вздохнул психолог. — Также должно насторожить требование сразу узаконить отношения, переехать в другой дом или даже город. Это попытка взять контроль над жертвой и оторвать от привычной среды.
Ангелина слушала, затаив дыхание. Но передача подходила к концу — ведущая поблагодарила гостя, и начался сюжет о Центре защиты пострадавших от домашнего насилия. Геля выключила телевизор, передача озадачила: тому, что смущало и тревожило её в последнее время, был поставлен диагноз «психологическое насилие, доводящее до депрессии, страхов, комплексов». Но это вовсе не значит, что говорили именно про её случай — если водитель предъявляет царапину на бампере, совсем не обязательно, что он автомобильный мошенник, а предложивший проводить мужчина не означает насильника… Если Борис за неё беспокоится, это не означает, что он жестко контролирует и прессует, и от близких он её не дистанцирует, просто так складывается. Но тревожный сигнал с экрана телевизора посеял в душе зерно сомнения.
Борис пригласил Ангелину к красиво накрытому столу, чтобы попотчевать её приготовленным на пару лобстером. Геля с ужасом рассматривала огромного рака, двустороннюю лобстерную вилку с крючком, щипцы, и Борис терпеливо с умильной улыбкой, словно ребёнку, объяснял, как разделывать лапки, клешни, хвост, сам разбивал панцирь, наливал в огромный бокал прохладное Шардоне. Ангелине была приятна забота Бориса: он внимателен, предупредителен, она должна заставить себя быть счастливой, и непонятно почему её так задели слова психолога из телепередачи. Густое белое вино приятно отозвалось на языке легкой фруктовой ноткой и слегка кружило голову. Борис подробно объяснял, как плотной текстурой и маслянистым характером Шардоне отличается от Рислинга, а потом поднял бокал:
— За тебя, Ангелина! Когда я тебя увидел впервые, то подумал: в этой девушке что-то есть. А теперь я знаю: в тебе есть всё, что я всю жизнь искал.
— А что ты искал? — кокетливо спросила Ангелина.
Но Борис не ответил, он, полуприкрыв глаза, определял, насколько соответствует послевкусие вина высоким стандартам Шардоне по-бургундски.
Ужин подходил к концу. Позвонила Ксюша:
— Привет! Чем занимаешься?
— Лобстера доедаем, — Ангелина виновато улыбнулась Борису и вышла с телефоном из кухни.
— Как буржуазно! — весело звенел голос Ксюши. — Мне твой нежный Костик звонил, дизайн-проект заказать хочет. Маришка меня им порекомендовала.
— А зачем ему дизайн-проект? У него отличный хай-тек, — Ангелина невольно обвела глазами стоящие вдоль стены тяжелые стулья на гнутых ножках.
— Нежный квартиру прикупил — вьёт семейное гнездо. Он с Маришкиной сестрой помирился, она беременная, поэтому в новой квартире детская комната будет и спортзал. Ему тесть деньжат на новое жильё подкинул, вот он и понтуется. Я решила отказаться — заказчика надо уважать.
— И что я должна с этой информацией делать?
— Думаю, тебе полезно узнать, что ты не одна, кто в его звездёж верит. Вдруг он опять всплывёт на горизонте.
— Я его заблокировала. Мы были чужие люди, которые прошли рядом отрезок пути, так и не поняв друг друга, — процитировала Ангелина Ярослава: удивительным образом его слова неожиданно всплыли в памяти.
— Ну и хорошо, — успокоительно сказала Ксения. — Просто ты из огня да в полымя кинулась, вдруг назад потянет.
— Почему из огня да в полымя? — удивилась Геля. — У меня всё отлично, я сделала обдуманный выбор. Тебе просто не нравится Борис, но это субъективно.
— Ну, извини. Может, действительно, бабка про него тебе нагадала, и именно с ним ты погрузишься в атмосферу любви и согласия.
— Может, — согласилась Геля. — Я пошла лобстера доедать. А на следующей неделе нам с тобой надо как-то время найти и увидеться.
Попрощавшись с подругой, Ангелина вернулась за стол, Борис с упрёком посмотрел на неё. Он ничего не говорил, но всем видом показывал, что ужин, можно сказать, романтический ужин, испорчен. Геля почувствовала себя виноватой: для неё был приготовлен лобстер, а она встала из-за стола и ушла трепаться по телефону, словно не могла позже перезвонить — ведь ничего экстренно срочного в её разговоре с Ксюхой не было: то, что Константин помирился с женой и они ждут ребёнка, уже не должно иметь никакого значения, — говорила себе Геля.
— Извини. Это мне Ксения позвонила.
Борис ничего не ответил, поставил тарелку в посудомоечную машину и вышел с кухни.
— Боря, извини, пожалуйста, — поплелась следом за ним Ангелина, — никогда больше так не сделаю. Мне стыдно. Просто Ксюша позвонила, а мы давно не разговаривали.
— Я просил прекратить с ней общение, — отчеканивая каждое слово, Борис смотрел мимо Гели в окно на падающий снег.
— Ну, я же говорила, что это моя лучшая подруга. И когда я к ней позавчера поехать собралась, ты не возражал.
Борис словно не слышал Ангелину.
— Спокойной ночи! — развернулся и ушёл в спальню.
Через неделю ситуация повторилась. Борис снова молчал, Геля испытывала чувство вины на этот раз за то, что не поставила телефон на зарядку и была вне зоны несколько часов. Она ездила в салон за свадебным платьем, в ателье при салоне скорректировали наряд точно по фигуре, и Ангелина вертелась перед зеркалом, любуясь струящимся шёлком, подчёркивающим тонкую талию, открывающим красивые плечи. Геля представила себя на свадьбе, как она бросает букет невесты, органза подчеркнёт её легкость и воздушность, стразы и бисерная вышивка засияют в свете люстр… Хотела снять свой элегантный наряд и отправить снимок Ксюхе, но похвалиться раньше времени не удалось: телефон был разряжен. Ничего особенного в этом факте Ангелина не увидела, но вернувшись домой наткнулась на недовольство Бориса:
— Ты где была столько времени?
— Я же утром предупредила, что в салон поеду за платьем, — Геля продемонстрировала нарядный пакет с эмблемой салона, — показать свадебное платье тебе не могу, это плохая примета.
— А зачем отключила телефон?
— Я его на заправку забыла поставить, он разрядился.
— Забыла или специально не поставила?
— Конечно, забыла.
Борис ничего не сказал, развернулся и ушёл в глубь квартиры. Ангелина хотела рассказать ему о том, что послезавтра День рождения Макса, мужа Леры. Обычно зять на свои праздники не предлагал Геле прийти, но в этот раз и Максим и Лера несколько раз звонили Геле, приглашая её с Борисом.
— Боря, нас в гости позвали.
Борис ничего не сказал, он смотрел на экран телевизора, где какие-то яркие птицы прыгали по веткам.
— Это вот ара, — Геля узнала красно-синее оперенье, такой нарядный попугай был у Константина.
Борис снова ничего не ответил. Ангелина несколько раз пыталась начать разговор, но вновь и вновь это завершалось неудачей.
— Ты из-за телефона, что ли, дуешься? — Геля не могла понять, как можно обижаться из-за такой ерунды.
— Дело не в телефоне, а в твоем отношении. Ты же знала, что задержишься и я могу позвонить. Но ты преспокойно гуляла неизвестно где и с кем, зная, что я дозваниваюсь до тебя.
И снова Геля чувствовала себя виноватой: жених о ней беспокоился, звонил, волновался, а ей, бессердечной эгоистке, даже в голову не пришло вовремя поставить телефон на зарядку. Настроение было прескверным, но на что ей пожаловаться? Что жених её любит, опекает? Так это же плюсы, этому радоваться надо. Но радость была плохо ощутима.
Ангелина поднялась на второй уровень, зашла в комнату, которую Борис определил как её, Гелину, гардеробную. Достала платье из пакета и аккуратно повесила в шкаф, пышный наряд занял почти полсекции. Девушка рассматривала мерцающую в полумраке бисерную вышивку и, как месяц назад, вздохнула: «Господи, что я делаю!».