Цветы под дождем и другие рассказы

Оранжевое море

Он не собирался заезжать в Брукфилд. Деревенька находилась в Гемпшире, в сельской глуши, в пятнадцати милях от шоссе, связывающего Саутгемптон и Лондон, и он легко промахнул поворот, даже не оглянувшись на отходящий от шоссе проселок.

И тем не менее Брукфилд поманил его, позвал к себе — может, сказались старые воспоминания, а может, вид знакомой местности, утопающей в закатных лучах. В любом случае все кончено и возврата к прошлому нет. Джулия с мужем еще наслаждаются медовым месяцем: пекутся на солнце средиземноморского пляжа или скользят на яхте по бирюзовым гладким как стекло водам Индийского океана. Она далеко отсюда. Все кончено.

Широкая дорога расстилалась перед ним, убегала из-под колес. С обеих сторон ее окружали деревни, сады, фермы, разрезанные пополам дорожным полотном, — они остались прежними, нисколько не изменились. В тени деревьев паслись коровы, а на полях зрели налитые початки золотистой кукурузы.

Прямо перед собой он увидел дорожный знак. Лэмингтон. Харстон. Брукфилд. Майлз перестал давить на педаль газа. Стрелка спидометра поехала вниз, с семидесяти миль до шестидесяти, потом показала пятьдесят. Какого черта я делаю? Однако воспоминания о старом доме из красного кирпича, увитом глицинией, о лужайке, спускающейся к реке, об аромате роз, от которого кружилась голова, тянули его словно магнит. Он знал, что когда-нибудь ему придется вернуться. Майлз увидел разворот: эстакаду над магистралью. Он взглянул в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не идет ли кто-нибудь на обгон, а потом, решившись, свернул на эстакаду.

Он криво усмехнулся, удивляясь сам себе. Наверное, в глубине души ты собирался это сделать. Собственно, почему бы нет? Все равно для воспоминаний уже слишком поздно. Он опоздал как минимум на десять дней.

Когда автострада скрылась из виду и стих ее оглушительный гул, он смог насладиться знакомыми пейзажами. Майлз вспоминал, как проезжал вон по той дороге, заглядывал вон в ту деревню, как пил пиво в пабе после матча в крикет, ходил на вечеринку в доме за внушительными воротами. Впервые он оказался в этих местах четыре года назад, но сейчас, катя по проселкам, он мог поклясться, что помнит каждую минуту своего первого путешествия и что он чувствовал тогда. Он был счастлив и слегка встревожен, потому что только-только окончил сельскохозяйственный колледж и ехал на собеседование, чтобы получить свою первую работу — должность управляющего на ферме Брукфилд, принадлежавшей миссис Хоуторн.

Она начала разговор с того, что рассказала о своей ситуации. Муж ее недавно скончался. Сын, который в будущем должен был взять на себя управление фермой, сейчас служил в армии и находился в Гонконге.

— …Но когда он закончит службу, то поступит в сельскохозяйственный колледж. Пока же мне нужен человек, который сможет помочь, будет управлять хозяйством до возвращения Дерека…

Про себя Майлз подумал, что она выглядит слишком молодо для матери взрослого сына, но вслух ничего не сказал, потому что разговор у них был деловой и не предполагал подобных комплиментов.

— …Так что, как вы уже поняли, я подыскиваю управляющего. Может быть, осмотрим ферму?

Осмотр занял почти весь день. Миссис Хоуторн показала ему основательные хозяйственные постройки, асфальтированный двор, превосходные коровники, современную технику. За скотным двором начинались пахотные земли, на лугу паслись коровы и овцы. В небольшом загоне лошади щипали траву.

— Вы увлекаетесь верховой ездой? — поинтересовался Майлз у хозяйки фермы.

— Нет. Лошадьми у нас занимается Джулия.

— Ваша дочь?

— Да. Она работает в Харстоне — устроилась там в антикварную лавку. Я довольна, потому что она живет дома, но думаю, вскоре ей это надоест и она снимет квартиру в Лондоне. В наше время все молодые девушки так поступают.

— Да, похоже на то.

Она улыбнулась.

— А вам никогда не хотелось работать в Лондоне?

— Нет. Я всегда хотел заниматься фермой.

Она показала Майлзу домик, где ему предстояло жить: кирпичный коттедж с крошечным запущенным садиком.

— Боюсь, сад не в лучшем состоянии…

Он окинул его взглядом.

— Ничего, его можно быстро привести в порядок.

— Вы любите копаться в саду?

— Скажем так: я терпеть не могу сорняки.

Она рассмеялась.

— Понимаю! Я тоже трачу большую часть своего времени, выдергивая эти чертовы сорняки с грядок и клумб.

— Точно как моя мама.

Они, улыбаясь, смотрели друг на друга. То было начало дружбы, взаимной приязни.

Наконец они вернулись в дом, в кабинет, некогда принадлежавший ее мужу. Миссис Хоуторн не стала садиться во внушительное кожаное кресло, а оперлась спиной о край стола, сунув руки в карманы вязаного кардигана, и повернулась лицом к Майлзу.

— Работа ваша, если вы согласны, — сказала она ему.

Вопреки здравому смыслу — ведь эту работу он хотел больше всего на свете, — Майлз вдруг начал спрашивать ее, не лучше ли будет подыскать человека постарше, более опытного. В ответ она вдруг запрокинула голову и расхохоталась, а потом сказала:

— Боже ты мой, да я ни за что бы этого не сделала! Не хватало еще, чтобы он начал говорить, что мне делать!

— В таком случае, — ответил Майлз, — я приступаю.

Он прожил в Брукфилде год. Остался бы и дольше, если бы не Джулия. Ему было двадцать три. Он никогда всерьез не задумывался о том, чтобы найти себе девушку, влюбиться и провести с ней остаток жизни. Конечно, такое происходит сплошь и рядом, но только не с ним. Некоторые его друзья уже женились. Но сам он считал, что должен пройти еще долгий путь, что если и женится, то где-то после тридцати. К этому времени он найдет свою дорогу в жизни, заложит прочный фундамент для будущего, а потом передаст его в руки подходящей девушке: как подарок, который сделал собственными руками.

Но тут совершенно неожиданно в его жизни появилась Джулия и все его представления о будущем разлетелись в прах, лопнули как мыльные пузыри. Почему его потянуло именно к ней? Что особенного было в этой девчонке? Почему рядом с ней мир становился для него волшебным? Ему пришло на ум слово «сродство» и он посмотрел его в словаре: там говорилось: родственность или близость.

Они и правда были очень близки. Виделись, пусть ненадолго, каждый день. Если утро выдавалось морозное, он помогал ей завести машину, по воскресеньям они вместе катались на лошадях, а летом плавали в реке, где под тенистыми кронами деревьев роилась мошкара, а на поверхности коричневатой воды плясали солнечные блики. Осенью сгребали опавшие листья и устраивали костры, от которых шел пахучий дым. Он вспоминал, как она помогала на уборке сена: в старой соломенной шляпе, дырявой как у бродяги, с докрасна обгорелыми руками и лицом, блестящим от пота. Помнил ее на Рождество, в ярко-красном платье, с глазами, сверкающими от восторга, как у ребенка.

Что же касается родственности… Если это означало, что они смеются тем же шуткам и могут спокойно молчать в обществе друг друга, то да, они сроднились. Если это означало совместные походы на вечеринки, во время которых он неизменно ею гордился, потому что Джулия всегда оказывалась самой привлекательной девушкой из всех присутствующих, то родственность между ними была. Если это означало не возражать против того, чтобы она танцевала с другими, потому что домой ее все равно вез Майлз — они не спеша катили по темным проселочным дорогам, обсуждая, словно пожилая супружеская пара, все события прошедшего вечера, — то родственность там действительно присутствовала.

Сродство… Он разрушил его собственными руками. Ему вспомнилась старая песня Фрэнка Синатры. А потом я все испортил, сказав одну-единственную глупость: «Я люблю тебя».

Это случилось теплым воскресным вечером, когда они в сумерках сидели на берегу реки. Издалека, из-за луга, доносился перезвон церковных колоколов, созывавших прихожан к вечерне.

— Я люблю тебя.

— Я не хочу, чтобы ты меня любил, — ответила она.

— Почему?

— Просто не хочу. Потому что ты — это ты.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты — Майлз.

— Это делает меня не таким, как другие мужчины?

— Да, ты в тысячу раз лучше.

— Если ты скажешь, что относишься ко мне как к брату, я тебя задушу.

— У меня уже есть брат. Другого мне не надо.

— Значит, как к собаке. Верному старому псу.

— Не смей говорить такие ужасные вещи.

— Так что ты все-таки имела в виду? Так ведь не может продолжаться вечно…

— Я просто не хочу, чтобы что-то изменилось.

— Джулия, тебе пора повзрослеть. Ничто не может оставаться неизменным.

— Но почему я? Почему тебе надо было обязательно влюбиться в меня?

— Вообще-то, я этого не планировал.

— Я не готова к любви. Не готова выйти замуж, надеть свадебное платье, завести семью, нарожать детей.

— К чему же ты готова?

— Я не знаю. Может быть, к переменам, но точно не к замужеству.

— Какого рода переменам?

Она отвернулась. Прядь темных волос упала ей на лицо.

— Я не хочу больше жить дома. Думаю, я поеду в Лондон. Сью Робинс… Помнишь, вы познакомились на вечернике. Мы с ней вместе учились в школе. Так вот, она нашла квартиру в Уондсуорте и предлагает мне снимать ее на двоих. — Майлз ничего не сказал в ответ на эту ошеломившую его новость, и Джулия внезапно повернулась к нему и посмотрела чуть ли не с яростью, хотя и непонятно было, на кого она злится — на него или на себя. — О Майлз, у тебя совсем другая жизнь! Ты занимаешься тем, что тебе нравится, тем, чем всегда хотел. Тебя не терзают сомнения. Ты идешь по собственному пути, принимаешь собственные решения. А мне всего двадцать один и я ничего не знаю. Я еще ничего не сделала.

Майлз не знал, как реагировать на ее вспышку.

— А как же твоя мама? — наконец спросил он.

— Я ее обожаю! Просто обожаю. Ты это знаешь. Но она ни в коем случае не станет меня удерживать, не станет диктовать мне свою волю.

— По-твоему, я пытаюсь тебя удержать?

— Я не знаю. Знаю только, что не собираюсь выходить замуж еще много-много лет. Очень долго. Мне надо сделать тысячу вещей, прежде чем это случится, и я собираюсь начать прямо сейчас.

Он сказал после короткой паузы:

— Я не всегда буду управляющим, ты же знаешь. Со временем у меня появится собственная ферма. Я стану обеспеченным, независимым. У меня будет другая жизнь.

— Ты говоришь о деньгах? Думаешь, я отказываю тебе, потому что у тебя нет денег? Как ты можешь думать обо мне такие ужасные вещи!

— Ничего ужасного, обыкновенная практичность.

— Ко мне это не имеет отношения!

— Ты уверена?

— Значит, ты не слишком-то высокого обо мне мнения, раз говоришь такое. Я и не предполагала, что ты такой материалист.

— Джулия, я очень тебя люблю!

— Тогда мне очень жаль! Очень жаль! — Она разразилась слезами и вскочила на ноги. — Жаль и тебя, и себя. Но я не хочу превратиться… в мертвую бабочку, наколотую на булавку. — И с этими чудовищными словами она бросилась бежать прочь от него по лужайке к дому.

А Майлз остался один, и ему было плевать, что его могут до смерти закусать насекомые, потому что он все испортил и их отношения никогда не будут такими, как прежде.

С этими мыслями он прожил неделю, а потом пришел к миссис Хоуторн и сообщил, что увольняется. Она была женщиной неглупой, и Майлз всегда уважал ее за прямоту.

— О Майлз! Дело в Джулии, не так ли?

Он относился к ней слишком хорошо, чтобы сейчас солгать.

— Да.

— Ты в нее влюблен?

— Думаю, я всегда ее любил. С нашей первой встречи.

— Я ужасно боялась чего-то в этом роде. Джулия уезжает в Лондон. Она сняла там квартиру и собирается найти работу. Сказала мне вчера вечером. Так что ты можешь остаться.

— Нет, я должен уехать.

— Что же, я понимаю. Мне очень жаль. Я боялась, что ты влюбишься, но и хотела этого тоже. Ты мне очень нравишься. Как и любая сентиментальная мать, я позволяла себе немного помечтать на этот счет. Однако я не собираюсь давить на Джулию.

— Я… Я не хотел, чтобы так вышло.

— Я тебя не виню. Тут вообще некого винить.

— Я, конечно, поработаю еще некоторое время. Пока вы не подыщете мне замену.

— А потом?

— Потом найду другую работу.

Так он и сделал. Нашел работу в Шотландии, в Управлении природных ресурсов. Когда он рассказал об этом миссис Хоуторн, она печально усмехнулась.

— Похоже, ты специально собрался уехать как можно дальше.

— Думаю, так будет лучше. Для всех нас.

— О Майлз, дорогой! Я буду очень по тебе скучать.

— Я вернусь, — обещал он.

Но он не вернулся. Он шел вперед, к новой жизни — во всех смыслах этого слова. Привык к одиночеству, которого никогда раньше не знал, к крошечному каменному домику посреди заросших вереском бескрайних холмов. Привык к новым заботам, новым трудам, новым свершениям. Постепенно нашел себе новых друзей. Смирился с тем, что ему приходилось проезжать по тридцать-сорок миль, чтобы повидаться с ними. Жил в вечном холоде, под широким небом, сносил бесконечные дожди и снегопады. Он сажал деревья, расчищал подлесок, вырубал сухостой, вспахивал землю, на которой до этого рос только вереск да селились куропатки и кроншнепы. Он научился отогревать кран, в котором по утрам замерзала вода, удить лосося, танцевать кадриль-восьмерку. Научился жить один.

Он работал порой по семь дней в неделю, и труд служил ему лекарством, стирая воспоминания и приглушая боль. В редкие минуты досуга читал книгу или газету. Однажды утром, спустя два года после отъезда из Брукфилда, он поехал за двадцать миль в Релкирк на ярмарку и там вместе с запасом продуктов купил свежий номер Таймс. В газете было объявление о помолвке: Джулия выходила замуж за человека по имени Хамфри Флит. Майлз собирался ехать с ярмарки прямиком домой, но вместо этого зашел в ближайший паб с намерением — впервые в жизни — напиться до бесчувствия.

Но это ему не удалось. Потому что в пабе он встретил старого приятеля, с которым вместе учился в сельскохозяйственном колледже, и благодаря этому невероятному стечению обстоятельств вся его жизнь круто изменилась.

И вот теперь он катил по дороге вниз по склону, а перед ним в долине лежал Брукфилд — кучка коттеджей на перекрестке дорог, а вокруг поля, пастбища и пологие холмы. Он проехал домик священника и церковь, миновал «Всякую всячину» — магазинчик, где продавалось все что угодно, от замороженных креветок до мебельной полироли. Добрался до дубовой рощи, за которой белела деревянная ограда с широкими воротами. Ферма Брукфилд. Майлз въехал в ворота и двинулся вдоль белого забора по мосту, и в следующее мгновение перед ним показались дом из красного кирпича, увитый глицинией, и сад, полускрытый высокими кустами рододендронов.

Он подъехал к заднему крыльцу, остановил машину и заглушил мотор. Ноздри его ощутили крепкий сладковатый дух фермерского подворья. Негромко квохтали куры, как всегда свободно разгуливавшие за домом. Он вылез из машины и через незапертую заднюю дверь прошел на кухню. Его встретило приветственное гудение дровяной плиты. На дочиста выскобленном сосновом столе в обливном кувшинчике стояли розы, старые фарфоровые тарелки все так же украшали полки открытого буфета.

— Миссис Хоуторн?

Ни звука. Никто не отзывался. Он вышел в холл и увидел, что двери в сад распахнуты настежь; за террасой, разогревшейся от вечернего солнца, начинался широкий газон, полого спускавшийся к реке. На траве стояла садовая тачка. Майлз шагнул на террасу и сразу же обнаружил миссис Хоуторн: стоя на коленях, она пропалывала цветочный бордюр.

Он пошел к ней по мягкой траве. Миссис Хоуторн не слышала его шагов, но все-таки почувствовала чье-то присутствие: она оглянулась и подняла руку в испачканной землей перчатке, чтобы убрать с лица выбившуюся из-под косынки прядь.

— Здравствуйте! — произнес он.

— Майлз! — Удивление, а потом радость осветили ее лицо. Она бросила тяпку и поднялась на ноги. — О Майлз!

До этого она никогда его не целовала — не такие у них были отношения, но сейчас поцеловала в щеку и обняла за шею обеими руками, а потом немного отстранилась, чтобы заглянуть в лицо.

— Какой чудесный сюрприз! Как ты тут оказался?

— Завернул по пути из Лондона в Саутгемптон. Подумал, неплохо будет с вами повидаться.

— Я-то считала, что ты в Шотландии.

— Так и есть. Я по-прежнему там работаю, но сейчас ездил погостить у друзей — у них коттедж в Дордони. Теперь возвращаюсь назад. Сегодня вечером ставлю машину на поезд в Инвернессе и сам еду тоже. Чтобы избежать долгого автомобильного перегона.

— Как здорово, что ты заехал! Я очень тронута. — Она стянула с рук перчатки и бросила их на траву. — Пойдем-ка посидим в теньке. Хочешь пить? У меня есть лимонад.

— Не откажусь.

Она пошла в сторону дома, а он смотрел ей вслед и думал, что за эти годы она ничуть не изменилась. Она была все такой же по-девичьи стройной, светлые волосы с проседью коротко подстрижены, длинные ноги шагают пружинисто и легко. На минуту она скрылась в кухне, а потом появилась оттуда, неся в руках поднос, на котором стояли кувшин с лимонадом и два высоких стакана. В кувшине позвякивали льдинки. Она поставила поднос на старенький столик, переживший, судя по всему, немало подобных импровизированных пикников.

— Прошу, не рассматривай сад слишком придирчиво, Майлз. Я в последнее время была ужасно занята — не было времени подвязывать кусты и выпалывать сорняки.

Он в последний раз окинул взглядом прекрасно знакомую лужайку и сел за столик рядом с ней.

— Как дела на ферме? — поинтересовался он.

— Великолепно. — Она налила в стакан лимонад и протянула ему. — Дерек вернулся из армии, окончил колледж в Сиренчестере и теперь управляет ею сам. Так что все идет по плану. К сожалению, ты не сможешь с ним повидаться — он уехал в Сэлсбери, думает купить новый трактор.

— А что случилось с управляющим, которого вы наняли после меня?

— О, он отлично работал, и наши друзья пригласили его управлять своей фермой близ Ньюбери. Правда, он не был таким страстным садоводом, как ты, и садик у коттеджа при нем снова пришел в упадок.

— Сейчас там никто не живет?

— Нет. Дерек подумывает его сдать. Но он пока еще не решил. Ну а теперь расскажи мне о себе. Все-все — как ты жил, чем занимался. Ты все еще работаешь в Управлении природных ресурсов?

— Нет. Уже нет. У меня совместное дело с одним моим приятелем, Чарли Вестуэллом. Мы вместе учились в Сиренчестере, а потом случайно встретились в пабе в Релкирке. Он приехал на север посмотреть ферму, выставленную на продажу, но у него не хватало денег, чтобы купить ее в единоличное владение. Поэтому мы вместе еще раз съездили и все там осмотрели. Ферма оказалась прекрасная: расположена в долине Стратмора, на южном склоне холма, где самые плодородные земли. Именно такая, о какой я всегда мечтал. Тем же вечером я позвонил отцу, рассказал ему о своих планах и он согласился одолжить мне половину суммы, так что я сразу же взял деньги из банка. Мы работаем вместе уже четыре месяца, и по-моему, у нас большое будущее. — Майлз усмехнулся. — Одно из достоинств совместного бизнеса заключается в том, что ты можешь иногда брать отпуск. Это мой первый за много лет.

— Уверена, ты в нем нуждался. Как хорошо, что вы тогда встретились. Вы живете в одном доме?

— Нет. Чарли женат. Они с Дженни заняли фермерский дом, а я живу в коттедже. Вообще-то он тоже большой, с современной кухней и центральным отоплением, так что я купаюсь в роскоши. Прямо-таки не узнаю сам себя.

— А ты… — она улыбнулась, — так и не женился?

— Нет.

— А пора бы, Майлз.

Он отпил большой глоток лимонада. Напиток был кисловатый, освежающий, льдинки позвякивали в нем, приятно холодя губы. Осушив свой стакан, Майлз поставил его на стол и сказал, стараясь, чтобы голос звучал максимально безразлично:

— Как прошла свадьба?

Она ответила:

— Никак.

Майлз стремительно вскинул голову и встретился взглядом с ее голубыми глазами.

— Вы хотите сказать, она прошла плохо?

— Она не состоялась. За пять дней до церемонии Хамфри и Джулия пришли ко мне и сказали, что передумали жениться. Мы разместили объявления в газетах, но, конечно, если ты был в Дордони, ты не мог их увидеть.

— Ну надо же, — произнес Майлз.

Голос его прозвучал довольно обыденно и спокойно, хотя на самом деле он чувствовал себя так, будто получил удар в живот, покатился по земле, свалился в канаву и теперь лежал на дне, не в силах шевельнуться. Он почувствовал, как паника колотится в грудь, и не сразу понял, что это бьется в бешеном темпе его собственное сердце.

— К счастью, — продолжала своим мягким голосом миссис Хоуторн, — они сообщили мне об этом до того, как рабочие начали устанавливать шатер. По крайней мере, мы успели отменить заказ. Но все равно потребовалось немало усилий, чтобы связаться со всеми поставщиками, с гостями, с флористом, отменить доставку шампанского и успокоить местного священника.

Он спросил:

— Но почему?

Она пожала плечами и тяжело вздохнула.

— Не знаю. Не имею понятия. Они так толком и не объяснили мне причины.

— Вы предполагали, что такое может случиться?

— Ни в коем случае.

— Он вам понравился?

— Да. Честно, понравился. Даже очень. Весьма приятный молодой человек. Любая мать мечтала бы о таком женихе для дочери. Симпатичный, обеспеченный, с хорошей работой. Мне всегда казалось, что Джулия влюблена в него сильнее, чем он в нее, но ты же знаешь, какая она. Вечно все делает напоказ. Она никогда не умела скрывать свои чувства. Думаю, ей следовало бы поучиться у него, как держать себя в руках.

— Джулия вернулась в Лондон?

— Нет. Она отказалась от квартиры, бросила работу. Она опять здесь. Не хочет никого видеть. Она, по-моему, очень несчастна. — Глаза их опять встретились. — Мне кажется, — сказала миссис Хоуторн, — тебе не стоит с ней видеться.

— На самом деле вы хотели сказать, что Джулия не захочет встретиться со мной.

— О Майлз, я и сама не знаю…

Внезапно она стала совсем другой, расстроенной и очень усталой. Как будто решила больше не притворяться, не делать вид, что она по-прежнему решительная и сильная.

— У нас тут был целый скандал, — призналась она. — Дерек пришел в ярость. Он, видите ли, купил себе новый костюм. Заявил, что не может вести сестру к алтарю в костюме, взятом напрокат в «Мосс Бразерс». Он все повторял: «А я-то купил себе этот чертов костюм», — как будто только это и имело значение. Бедняга, он так старался быть для нас опорой! А вот с Джулией сладить не смог.

— Где она сейчас?

— Помнишь малинник, который ты посадил за коттеджем, когда жил на ферме? Кажется, ты не дождался первого урожая, но сейчас мы собираем там отличные ягоды. Джулия пошла посмотреть, не наберется ли там достаточно малины нам на ужин. Может… Я хочу сказать, если ты не торопишься, ты захочешь ей помочь?

То была робкая просьба, шедшая прямо из сердца — по крайней мере, Майлз воспринял ее именно так.

Он сказал:

— Видите ли, если бы я знал, что произошло, знал, что свадьба отменилась, я не стал бы сворачивать сегодня с шоссе. Поехал бы прямиком в Лондон.

— Тогда я рада, что ты не знал.

— Я не хочу начинать все заново… Так, как оно было раньше. Не хочу, чтобы все опять закончилось плохо.

— Если бы я не знала тебя так хорошо, то решила бы, что ты просто эгоист. Джулии сейчас не нужны романы. Но ей определенно нужны друзья и их поддержка. Вы же с ней так хорошо дружили…

— Пока я все не испортил, сказав глупость. Объяснившись в любви.

— Это вовсе не было глупо. По крайней мере, я никогда так не думала. Просто ты выбрал неподходящий момент.

Утоптанная дорожка бежала между невысокими каменными оградами, заросшими вьюнком. Коттедж, в котором он прожил те незабываемые двенадцать месяцев, стоял на лугу, окруженный забором. Калитка криво свисала на сломанных петлях, огород зарос сорняками. Там, где когда-то ровными рядами росли капуста, картофель и морковь, теперь буйствовали крестовник и трава высотой по пояс. Одна только малина не сдавалась под натиском сорняков — верхушки кустов выглядывали из обступивших их джунглей. Джулии нигде не было видно.

Задняя дверь коттеджа оказалась заперта на замок. Он прошел по выложенной камнем тропинке, стараясь не зацепиться за колючие плети ежевики и отстраняя рукой высокие стебли кипрея. Перед домом он когда-то выращивал цветы, а за клумбами устроил небольшой газон. Теперь от него не осталось и следа, а цветы полностью заглушили сорняки. Сохранились только оранжевые ноготки, насеявшиеся по всей лужайке, — яркий ковер терпко пахнущих цветов.

Она была там; не собирала малину, не делала вообще ничего. Просто сидела неподвижно, погрузившись по пояс в оранжевое море. Темные волосы свернуты на затылке в небрежный узел, несколько прядей падают на лицо. Джулия очень похудела. Раньше она не была такой худой. Она не услышала его приближения, и когда он позвал ее по имени, рассеянно подняла глаза, словно пробуждаясь от сна.

— Джулия! — повторил он, и пошел к ней через свой бывший палисадник.

Она отбросила с лица прядь волос и посмотрела на него.

— Майлз…

— Сюрприз! — сказал он улыбаясь и присел на траву рядом с ней. — А мне-то сказали, ты собираешь малину.

— Что ты здесь делаешь?

Он объяснил в нескольких словах.

— Ты видел маму?

— Да, застал ее в саду. — Он устроился поудобнее, приминая телом цветы. — Она полола клумбу, но прервалась и угостила меня лимонадом, а одновременно поделилась новостями.

— Она тебе рассказала.

— Да.

Джулия опустила голову. Потом сорвала цветок и начала один за другим отрывать лепестки.

— Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума или что-то в этом роде.

Казалось, она вот-вот расплачется. Он не был удивлен. Наверняка последние пару недель она непрерывно рыдала. Слезы всегда были у нее близко. Она плакала по самым смехотворным причинам: увидев красивый закат или услышав, как церковный хор поет «На крыльях голубиных». И это — вместе с тысячей других вещей — ему в ней нравилось.

Он сказал:

— Вовсе нет. Думаю, ты повела себя очень мужественно. Надо быть очень храбрым, чтобы отменить свадьбу в последний момент. Но ты поступила верно. Нельзя было выходить замуж, если ты не считала это правильным.

— Сама мысль о том, что придется все отменить, повергала меня в ужас. Мама повела себя как ангел, но Дерек страшно разозлился. Все повторял, что я эгоистка, не думаю ни о ком, кроме самой себя…

— А по-моему, ты думала еще и о Хамфри.

— Попробуй убедить в этом Дерека.

— Если ты по-настоящему кого-то любишь, порой лучше бывает отпустить его с миром.

— Я его по-настоящему любила, Майлз. Я ни за что не согласилась бы выйти замуж, если бы не любила его. Он был именно таким, каким я себе представляла, я даже думать не могла, что встречу такого мужчину. Когда мы познакомились в Лондоне, я решила, что он на меня и не посмотрит. Вокруг него было столько других девушек. Но как-то раз он пригласил меня на свидание, а потом еще и еще. Я как будто оказалась совсем в другом мире. Все вокруг стало ярче, обрело новые краски. Когда он сделал предложение, я сразу ответила «да», потому что боялась, что он передумает. Вот так все и произошло. Любовь, какая выпадает не каждому.

— Но в конце концов ты решила не выходить замуж.

Она опять отвернулась и стала смотреть на крошечный садик, полуразрушенную каменную ограду, идиллический пейзаж, простиравшийся за ней. Пологие холмы, купы деревьев, коровы, мирно пасущиеся в теньке на берегу реки.

Он сказал:

— Все проходит. Постарайся это понять.

— Это было самое ужасное, что мне когда-либо приходилось делать. Было страшно совестно перед мамой. Она много месяцев занималась подготовкой — все ради меня. Надо было сообщить священнику и всем гостям, отменить прием. Бог знает, что они все подумали. Настоящий кошмар.

— Мама тебя прекрасно поняла.

— В глубине души мне хотелось, чтобы она разозлилась. Тогда мне не было бы так стыдно.

— Сила духа — вовсе не то, чего следует стыдиться.

Она ничего не ответила. Он продолжал, понимая, что это необходимо, хотя нужные слова находились не сразу.

— Как я уже сказал, все проходит. Время — лучший лекарь. Конечно, все это избитые фразы, но в них заключается правда, иначе люди не повторяли бы их снова и снова. Важно то, что тебе удалось сохранить себя. Джулию. Личность. За это ты и должна держаться.

Она сидела все так же молча, неподвижно, и он был вынужден заговорить снова, обращаясь к ее затылку и гадая, слушает она его или нет.

— Самое худшее уже позади. Теперь жизнь потихоньку начнет налаживаться.

— Я не верю, что моя жизнь когда-нибудь наладится. — Внезапно Джулия развернулась всем телом — он увидел ее лицо, залитое слезами, а в следующую секунду она бросилась к нему в объятия. — Он… Он хотел, чтобы люди думали, будто мы приняли обоюдное решение. — Майлз с трудом разбирал ее слова, так тесно она прижималась лицом к его плечу. — Но на самом деле это Хамфри решил, что не хочет жениться. Сказал, что недостаточно меня любит, чтобы… чтобы пожертвовать своей свободой. Он меня больше не хотел…

В горле у него застрял комок, сердце переполняла нежность. Джулия содрогалась от рыданий, и он крепко обхватил ее обеими руками, а подбородком оперся о макушку. Он чувствовал девичьи ребра под тонким платьем, а ее слезы намочили ему рубашку.

— Все будет хорошо. — Никакие другие слова почему-то не приходили ему в голову. — Все будет хорошо. Все уже позади.

— Я не знаю, что мне теперь делать.

— Хочешь, я тебе скажу?

Последовало еще несколько всхлипов и вздохов, а потом Джулия отстранилась от него, подняла заплаканное лицо и посмотрела Майлзу в глаза. От слез веки у нее распухли. Он подумал, что никогда еще не видел Джулию такой красивой.

Она попыталась утереть слезы рукой, и тогда он достал из кармана чистый носовой платок и протянул ей.

— И что же я должна делать? — спросила она.

— Если я предложу тебе одну неплохую идею, ты прислушаешься ко мне?

Она обдумала его слова. Потом высморкалась и сказала:

— Да.

— Я считаю, что тебе надо уехать отсюда. Устроить себе каникулы. Познакомиться с новыми людьми, повидать новые места, по-другому взглянуть на то, что с тобой случилось.

— И куда мне ехать?

Он рассказал ей про Шотландию. Про свою ферму. Про Чарли и Дженни и про собственный дом.

— У ворот там растет жимолость, а из окон открывается чудный вид на Сайдлоуз, и всегда есть чем заняться.

— Например?

— Можно шить занавески, косить траву, чинить изгороди, кормить кур. Развлекаться.

Она снова высморкалась и отбросила волосы с лица, которое уже не было таким жалким.

— О, Майлз, ты всегда был так добр ко мне. Я всегда считала, что пока ты рядом, ничего плохого со мной не случится. Я знаю, что причинила тебе боль. Тогда я еще не понимала, какую боль один человек может причинить другому.

— Мне жаль, что ты поняла это такой дорогой ценой.

— Интересно, почему ты все-таки приехал в Брукфилд? Почему свернул с шоссе?

— Знаешь, я словно плыл по реке и вдруг меня подхватило течением. Я просто не мог ему сопротивляться. Наверное, любовь — более долговечное чувство, чем мне казалось. Она становится частью тебя. Как биение сердца.

— Когда ты возвращаешься в Шотландию?

— Сегодня вечером, по железной дороге.

— Можно мне поехать с тобой?

— Если хочешь. Если тебе не слишком долго собираться.

— Я должна еще набрать малины на ужин.

— Я тебе помогу.

— Это… Это ведь будут просто каникулы, да? Ничего больше.

— Ты сможешь в любой момент вернуться назад в Гемпшир.

— Мы же не собираемся влюбляться. Не собираемся причинять друг другу боль.

— Конечно нет. И я не хочу, чтобы мои друзья думали, будто я воспользовался ситуацией.

Внезапно она потянулась вперед и коротко, ласково поцеловала в щеку.

— Я и забыла, какой ты все-таки милый. И как с тобой хорошо. Я как будто разговариваю со своей половинкой.

Майлз не стал целовать ее в ответ. Вместо этого он сказал:

— Что же, для начала неплохо.

Для начала. Он знал, что события описали полный круг и они с Джулией вернулись к началу. Только теперь они стали взрослыми и были готовы справиться с проблемами их старых — и одновременно новых, только зарождающихся — отношений. Он думал о ферме, о своем будущем, о работе, которую ему предстояло проделать. Думал о Чарли и Дженни, и его переполняло нетерпение: Майлзу страшно хотелось поскорее вернуться домой, взяться за дело, начать строить будущее, которое однажды он предложит Джулии словно чудесный подарок, который он сделал для нее сам. Своими руками.