Цветы под дождем и другие рассказы

Коньки

Дженни Питерс, десяти лет от роду, открыла двери лавки мистера Симза, торговавшего скобяными товарами, и прошла внутрь. Было четыре часа дня, спускались сумерки и на улице стоял пронзительный холод, но в лавке работал парафиновый обогреватель, источая уютный аромат, и прилавок был украшен к Рождеству. На нем стояла нарядная табличка «Полезные и приятные подарки на зимние праздники», рядом с которой в доказательство своей рекламы мистер Симз выложил здоровенный молоток с гвоздодером, украшенный бантом из алой бумажной ленты с блестками.

— Так-так, здравствуй, Дженни!

— Здравствуйте, мистер Симз.

— Чем я могу тебе помочь?

Она сказала, что ей нужно, хотя не была уверена, что у него найдется такой товар.

— Маленькие лампочки, как внутри холодильника. И зажимы. Наподобие прищепок. Чтобы их можно было закрепить на бортике коробки.

Мистер Симз обдумал ее слова, поглядывая на Дженни поверх очков.

— А батарейки тебе не понадобятся?

— Нет. У меня есть удлинитель, я дотяну его до розетки.

— Ты уверена, что не устроишь короткое замыкание?

— Конечно нет.

— Ладно. Подожди минутку.

Он исчез в подсобке. Дженни достала из кармана кошелек и пересчитала последние банкноты и монеты, оставшиеся от денег, которые ей выделили на покупку рождественских подарков. Она надеялась, что этой суммы хватит. А если нет, то может мистер Симз согласится подождать до следующей недели, когда она получит очередную пару фунтов на карманные расходы.

Через несколько минут мистер Симз выложил на прилавок в точности то, что просила Дженни. Он распечатал коробки и продемонстрировал их содержимое. Там был длинный электрический шнур и вилка с небольшим адаптером. Зажимы предназначались для лампочек покрупнее, но это не имело значения.

— Замечательно, мистер Симз. Большое вам спасибо. А сколько все это стоит?

Он улыбнулся, взял прочный бумажный пакет и начал складывать в него ее покупки.

— Тебе я сделаю десятипроцентную скидку. Давай-ка посчитаем… — Огрызком карандаша он начеркал несколько цифр на уголке пакета. — Один фунт восемьдесят пять пенсов.

Какое облегчение! Денег хватало. Она протянула ему две фунтовые банкноты, и мистер Симз торжественно передал ей сдачу. Однако его терзало любопытство.

— А для чего тебе это все?

— Я делаю рождественский подарок для Наташи. Это секрет.

— Тогда ничего больше не говори. Вы празднуете Рождество дома?

— Да. Бабушка приехала к нам в гости. Вчера вечером папа встретил ее на станции.

— Вот и чудесно. — Он протянул ей пакет. — Ты, видно, слишком занята, раз не приходишь покататься на коньках?

Дженни ответила:

— Да. — А потом сказала правду: — Я не умею кататься.

— Но ты ведь даже не пробовала.

— Пробовала. Взяла у Наташи ее старые коньки. Но они оказались мне велики и я все время падала.

— Тут надо просто привыкнуть, — заметил мистер Симз. — Это все равно что кататься на велосипеде.

— Да, — ответила Дженни. — Наверное, так и есть. — Она взяла у него из рук объемистый пакет. — Спасибо, мистер Симз. Желаю вам веселого Рождества.

За порогом холодный ветер ударил ей в лицо. Как будто она сунула голову в морозилку. Но темно на улице не было, потому что там горели фонари, а большие прожекторы, которые Томми Брайт, владелец паба «Герб Брамли», установил перед своим заведением, освещали, словно софиты в театре, большущий каток, в который превратился деревенский луг. Установив прожектора, Томми не остался внакладе, потому что теперь по вечерам в его пабе яблоку негде было упасть, а касса так и звякала, принимая деньги.

Их деревня лежала в ложбинке, обрамленная с юга цепью холмов. Домики, церковь, лавки и паб стояли вокруг лужайки, посреди которой текла речушка чуть пошире ручейка. Этой осенью она внезапно вышла из берегов: почти весь ноябрь шли дожди, а в декабре начался снег. Старики говорили, что еще никогда в их краях не было такой погоды. Уровень воды в реке все поднимался, и в конце концов она вышла из берегов и затопила луг. Потом температура резко понизилась, и за пару морозных ночей луг превратился в каток.

Каток… Лед на лугу стоял уже неделю. Приближалось Рождество, и, если верить прогнозам, мороз не собирался отступать.

Стоя у крыльца лавки мистера Симза, Дженни наблюдала за всеобщим весельем. Дети и взрослые катались на коньках и ледянках, несколько человек пытались играть в хоккей. Отовсюду доносились возгласы восхищения, победные крики, целые семьи катались вместе, родители везли за собой на санках тепло укутанных малышей, парочки скользили, крепко взявшись за руки. Дженни поискала взглядом свою сестру Наташу, и сразу же ей в глаза бросился ее ярко-розовый лыжный костюм. Наташа каталась так же, как делала все остальное: уверенно, мастерски и очень изящно. Ей, высокой, стройной, светловолосой и длинноногой, любой спорт давался легко. Она была капитаном школьных команд по теннису и гимнастике, однако ее подлинной страстью был танец. Она ходила в танцкласс с пяти лет и уже завоевала немало призов и наград. Наташа мечтала стать балериной.

Дженни, младшая, уступала красавице-сестре и по росту, и по ловкости, и постоянно плелась у нее в хвосте. Она тоже посещала танцкласс, однако не продвинулась дальше «матросской пляски» и детских полечек. Проблема была в том, что она никак не могла запомнить, что должна делать правая нога, а что — левая. В спорте она тоже не блистала, и когда в школе на уроках физкультуры ей приходилось прыгать через «коня», она обычно приземлялась с той же стороны, с которой оттолкнулась перед прыжком.

Она не любила уроки танцев, но мирилась с ними, потому что это было единственное, что сестры делали вместе. Иногда она мечтала заняться чем-нибудь совсем другим. Например, выучиться играть на фортепиано. У них дома в столовой было пианино; Дженни казалось, что оно стоит там немым укором, наполненное музыкой, которую ей не под силу из него извлечь, — от этого она чувствовала себя еще более никчемной. Однако уроки музыки стоили дорого. Гораздо дороже, чем занятия в школьном танцклассе, поэтому она не решалась поговорить о них с родителями. Возможно, в свой следующий день рождения она попросит вместо подарка оплатить ей такие уроки. Однако день рождения у нее только следующим летом. Иными словами, все довольно сложно.

— Дженни! — Это была Наташа: она летела по льду, взявшись за руки с еще одной девочкой. — Давай попробуй еще разок!

Дженни помахала сестре рукой, но они с подругой уже укатили и сейчас скользили по другому краю катка. Со стороны катанье на коньках казалось делом нехитрым, однако Дженни считала его самым сложным занятием в мире. Нацепив Наташины ботинки, она действительно как-то раз попыталась прокатиться, но каждый шаг превращался в мучение, ноги разъезжались в разные стороны и в конце концов она упала и сильно ударилась. Однако боль не шла ни в какое сравнение со стыдом, который она испытала, выставив себя на посмешище.

Она вздохнула, развернулась и пошагала домой. Идти было приятно: деревня принарядилась к Рождеству, в окнах были видны переливающиеся огнями елки, разноцветный свет проливался на заснеженные палисадники. У них дома тоже была елка — стояла у окна в столовой. Окна гостиной были зашторены. Войдя в парадную дверь, Дженни заглянула в гостиную и увидела маму, папу и бабушку: сидя у камина, они пили чай, в руках у бабушки было вязанье. Все трое подняли головы и улыбнулись ей.

— Хочешь чаю, дорогая? А может, приготовить тебе горячий шоколад?

— Нет, спасибо. Я пойду к себе в комнату.

Наверху она включила свет и задернула занавески. Комната у Дженни была пусть и небольшая, зато отдельная, собственная. Большую ее часть занимал письменный стол, за которым она делала уроки и рисовала, на него же она водружала свою швейную машинку, если у нее возникало желание что-нибудь сшить. Сейчас стол был завален баночками с краской, тюбиками с клеем, клочками белой ваты, ершиками для трубок и обрывками лент: все это было ей нужно, чтобы сделать подарок для Наташи. Сам подарок стоял в центре, накрытый простыней. Она накрывала его всегда, когда выходила из комнаты; Дженни знала, что мама ни при каких обстоятельствах не позволит себе даже одним глазком заглянуть под простыню.

Дженни открыла свой подарок и постояла, пытаясь оценить его Наташиным критическим взором.

Это был миниатюрный театр со сценой из балета. Мысль сделать такой подарок подсказала ей красивая деревянная коробка из-под дорогого вина; отец помог Дженни выпилить одну боковину, после чего у нее осталось донышко и три стены. Кулисы она раскрасила зеленым, а на задник наклеила репродукцию старинной картины, которую обнаружила в лавке старьевщика; края пришлось срезать, и тогда картина идеально подошла. Это была зимняя пасторальная сценка: солнце и снег, несколько овечек и мужчина в красной накидке, везущий на санях целую гору дров.

Пол она намазала клеем и посыпала мелкими опилками, а в середине закрепила круглое зеркальце из старой сумочки, чтобы получилось замерзшее озеро.

Вокруг него стояли деревья: еловые веточки, которые она вставила в шпульки для ниток. Веточки были посыпаны блестками, похожими на иней. Танцовщиц Дженни сделала из ершиков для трубок и ваты, а наряды для них сшила из разноцветных ленточек и лоскутка белой вуали. Изготовление балерин заняло больше всего времени: тоненькой кисточкой она нарисовала им лица, а волосы нарезала из шелковых ниток.

И вот все было сделано. Подарок готов. Оставалось только закрепить лампочки. Она открыла пакет и осторожно присоединила лампочки к шнуру, купленному у мистера Симза. Это заняло некоторое время, к тому же ей пришлось спуститься за отверткой. Когда со сборкой было покончено, она закрепила лампочки зажимами на обеих кулисах своего миниатюрного театра, а потом воткнула вилку удлинителя в розетку, в которую обычно включала ночник. Нажала выключатель и крошечные лампочки вспыхнули. Однако их было почти не видно, поэтому она выключила большую лампу на потолке и в темноте оценила полученный эффект.

Лучше, чем она рассчитывала. Прямо сказать, идеально. Театр выглядел удивительно реальным: казалось, крошечные залитые светом фигурки вот-вот начнут танцевать, закрутят фуэте на посыпанном опилками полу.

Наташе должно понравиться.

Полюбовавшись театром еще немного, она прибрала на столе, закрыла подарок простыней, постаралась придать лицу безразличное выражение и сошла вниз.

— Все в порядке, дорогая? — спросила мама.

— Да. В полном, — ответила Дженни, стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботнее, а потом пошла на кухню отрезать себе кусок пирога.

Больше всего в Рождестве ей нравилось то, что оно всегда проходило одинаково. После ужина в сочельник они всей семьей пели рождественские гимны, а бабушка аккомпанировала на фортепиано; ложась спать, вешали на кровать чулки и изо всех сил старались подольше не уснуть. А потом обнаруживали, что вдруг проснулись, что на часах уже половина седьмого, а чулок раздулся от подарков.

Рождество пахло мандаринами и поджаренным беконом на завтрак. Льдистым морозным утром они шли в церковь и пели «Внемлите ангелов пенью» — любимый гимн Дженни. А потом, после службы, останавливались возле церкви поговорить с соседями и скорее бежали домой, чтобы проверить, не подгорела ли индейка, и зажечь во всех комнатах огни.

А потом, когда все было готово, папа говорил: «На старт, внимание, марш!» — и они бросались распечатывать подарки, горой лежавшие под елкой.

В этом году перед Дженни встала неожиданная проблема — как упаковать Наташин подарок. В конце концов она сделала из оберточной бумаги что-то вроде грелки для чайника и надела ее на театр сверху, а потом отнесла его вниз и поставила на кофейный столик, чтобы никто ненароком на него не наступил.

В восторге от собственных подарков, она на какое-то время забыла о театре. Дженни получила новую фару для велосипеда, вязаный свитер с розовыми и голубыми узорами и лаковые туфельки, которые давно хотела. Книгу от Наташи. Фарфоровую чашечку с собственным именем, выписанным золотыми буквами, от крестной. А от бабушки… большую квадратную коробку, обернутую в красно-белую полосатую бумагу. Сидя на полу среди разорванных оберток, лент и поздравительных открыток, Дженни распечатала подарок. Бумага упала на пол, явив взорам большую белую коробку. Снова оберточная бумага, а под ней… В коробке были коньки.

Прекрасные, новенькие, белоснежные ботинки, сверкающие стальные лезвия. Точно ей по размеру. Дженни уставилась на них со смесью обожания — коньки были такие красивые! — и раздражения — все равно она не знала, что с ними делать.

— О, бабушка!

Бабушка смотрела на нее. Дженни поднялась с пола и подошла ее обнять.

— Они такие… они просто чудесные!

Взгляды их встретились. Бабушкины глаза были, конечно, старые, но все равно зоркие. От них ничего нельзя было скрыть. Бабушка сказала:

— Никто не смог бы кататься в ботинках не по размеру. Я купила их вчера, потому что не могла больше смотреть, как ты пропускаешь все веселье.

— Мы сегодня же вечером пойдем на каток, — твердо заявила Наташа. — Ты обязательно должна попробовать еще раз.

— Да, — слабым голосом ответила Дженни. И в этот момент вспомнила о театре — единственном подарке, который до сих пор стоял нераспечатанный. — Но ты еще не посмотрела мой подарок тебе.

Взрослые присели на диван в приятном предвкушении. Всем, признаться, не терпелось посмотреть, что же такое Дженни по секрету мастерила у себя в комнате уже несколько недель.

Дженни наклонилась и воткнула вилку в розетку.

— Наташа, как только я нажму выключатель, сразу же снимай бумагу. Иначе она может загореться.

— Надо же, — с удивлением заметила бабушка. — У тебя там что, вулкан?

— Давай! — сказала Дженни и нажала на кнопку.

Наташа сняла колпак из оберточной бумаги, и театр предстал перед ними во всей красе. Лучи света дрожали на блестках, отражались в зеркальной глади озера, переливались на шелковых юбочках миниатюрных балерин.

Довольно впечатляющий промежуток времени в комнате стояла гробовая тишина. Потом Наташа сказала: «Глазам своим не верю», — и все разразились бурными восторгами.

— О дорогая! До чего же здорово! Какая красота…

— Никогда не видела ничего прекраснее…

— Так вот для чего тебе понадобилась коробка из-под вина…

Все повскакали с мест, желая рассмотреть театр поближе, а потом отступили назад, чтобы как следует им полюбоваться. Мама, папа и бабушка осыпали Дженни комплиментами. Что касается Наташи, она практически лишилась дара речи. Наконец она обернулась к сестре и крепко ее обняла.

— Я буду хранить его всегда… Всю свою жизнь!

— Ну, это же не настоящий балет. Не Тщетная предосторожность или что-то в этом роде.

— Так мне нравится даже больше. Мой собственный зимний балет. Я его обожаю! Огромное спасибо тебе, Дженни, сестричка.

К четырем часам с рождественским обедом было покончено. Они вымыли посуду и убрали со стола. Рождество прошло — теперь до него надо было ждать целый год. Хлопушки выстрелили, от орехов осталась одна скорлупа. Родители и бабушка Дженни сидели в гостиной и пили кофе перед традиционной вечерней прогулкой. Наташа убежала на каток, перекинув через плечо коньки.

— Пошли, Дженни! Я уже готова, — позвала она сестру, стоя у подножия лестницы.

— Я сейчас.

— А что ты делаешь?

Дженни сидела на кровати.

— Хочу немного прибрать в комнате.

— Тебя подождать?

— Не надо. Я скоро приду.

— Обещаешь?

— Да. Обещаю. Я приду.

— Ну ладно. Догоняй.

Дверь с грохотом захлопнулась, Наташа бегом бросилась по дорожке к воротам. Дженни осталась одна. Бабушка подарила ей коньки, но лучше ей было этого не делать, потому что Дженни все равно не могла кататься. Нет, она этого хотела, но слишком боялась. Не того, что упадет и ударится, — она боялась опять опозориться, выставить себя на посмешище. Боялась, что ей придется вернуться домой и признаться в очередном провале.

Она подумала: «Я хочу быть как Наташа». Но Дженни знала, что это невозможно — она никогда не станет похожей на сестру. «Я хочу скользить по льду, хочу, чтобы у меня были длинные светлые волосы и длинные стройные ноги и чтобы все мною восхищались и приглашали кататься вместе».

Бедняжка Дженни, скажут они, глядя, как она в сотый раз падает на лед. Тебе просто не повезло. Попробуй еще раз.

Она отдала бы что угодно, чтобы не выходить из комнаты; ей хотелось только одного — свернуться калачиком на постели и почитать новую книгу, которую подарила Наташа. Но Дженни обещала. Она взяла коньки, вышла из комнаты и медленно, ступенька за ступенькой стала спускаться по лестнице, как будто только что научилась ходить.

Из гостиной доносились голоса. Через приотворенную дверь она услышала слова бабушки:

— …удивительно талантливая девочка! Только представьте, сколько времени она потратила, чтобы сотворить такой шедевр. И ведь надо было все продумать, сконструировать…

— Руки у нее умелые, ничего не скажешь. Да и инженерных способностей ей не занимать, — это сказал отец. — Думаю, ей надо было родиться мальчишкой.

— Как тебе не совестно, Джон! Что ты такое говоришь! — Бабушка явно сердилась на сына. — Почему это у девочки не должны быть умелые руки?

— Забавно, — задумчиво сказала мама Дженни, — что дочки у нас такие разные. Наташе все дается легко. А вот Дженни… — она осеклась на полуслове.

— Наташе легко дается только то, что ей по-настоящему нравится, — снова заговорила бабушка. Голос ее прозвучал резко. — Дженни — не Наташа. Это совсем другой ребенок. И вы должны уважать это и обращаться с ней как с личностью. В конце концов, они же не близнецы. Дженни что, обязана любить танцевать только потому, что ее сестра мечтает стать балериной? Зачем вообще ей ходить в этот танцкласс? Почему не позволить ей развивать ее собственные таланты?

— Что ты имеешь в виду, мама?

— Я слушала, как она пела гимны сегодня вечером. Мне кажется, у нее идеальный музыкальный слух. И вообще есть способности к музыке. Странно, что учителя в школе не обратили на это внимания. Вы не думали об уроках игры на фортепиано?

В гостиной воцарилось молчание, а потом отец сказал: «Нет». Ответ его был не резким, а, скорее, задумчивым, будто он удивлялся, как они не додумались до этого сами.

— В танцах Дженни вряд ли зайдет дальше нелепых прыжков с тамбурином. Попробуйте поучить ее музыке и посмотрите, что из этого выйдет.

— Ты считаешь, ей понравится? Думаешь, она сможет научиться играть?

— Дженни такая одаренная, что в любом занятии, которое ей понравится, сможет достичь больших высот. Ей просто не хватает уверенности. Думаю, если вы немного смените тактику в отношении нее, она сильно вас удивит.

Разговор был окончен. Взрослые замолчали. В любой момент мама могла начать составлять пустые кофейные чашки на поднос. Не желая быть замеченной, Дженни на цыпочках спустилась по лестнице, вышла на крыльцо и беззвучно притворила за собой дверь. Пробежала по дорожке и через калитку выскочила на улицу. А потом остановилась.

Вы не думали об уроках игры на фортепиано? Попробуйте поучить ее музыке.

Больше никакого танцкласса. Только она — наедине с музыкой.

Дженни такая одаренная, что в любом занятии, которое ей понравится, сможет достичь больших высот.

Если бабушка так считает, значит так оно и есть. К тому же, она потратила свое время и приличную сумму денег, чтобы купить внучке на Рождество новые коньки. Самое малое, что Дженни может для нее сделать, это попытаться еще раз.

Оранжевое солнце садилось за холмы. В неподвижном морозном воздухе рождественского вечера до нее издалека доносились оживленные голоса и смех. Она зашагала по направлению к катку.

Добравшись туда, Дженни не стала разыскивать Наташу. Она сама знала, что делать, и не нуждалась ни в чьей помощи.

— Привет, Дженни! С Рождеством!

Это была школьная подруга; она катила за собой санки. Дженни присела на них, сняла теплые сапоги и надела красивые новенькие белоснежные ботинки. Они оказались податливыми и мягкими, а когда она затянула шнуровку, обхватили лодыжки словно старые добрые друзья. Дженни встала и по покрытой инеем траве сделала шаг к катку. Колени у нее совсем не дрожали. Она ступила на лед.

Постаралась припомнить наставления Наташи. Ноги в третью позицию, потом толчок. Она покачнулась, но удержала равновесие. Так. Третья позиция. Глубокий вдох — чтобы набраться мужества. Она достигнет больших высот в любом занятии, которое ей понравится. Толчок. Прекрасно. Теперь другой ногой…

У нее получалось! Она ехала вперед. Не падала и не размахивала руками. Раз-два. Раз-два. Дженни скользила по льду.

— У тебя получается! Ты молодец! — Наташа внезапно возникла рядом с ней. — Нет-нет, не смотри на меня, сосредоточься. Главное не упасть. Теперь давай возьмемся за руки и поедем вместе. Отлично! Помни, что я тебе говорила. Это совсем легко. В первый раз у тебя не вышло только из-за тех дурацких старых коньков…

Они катились по льду вместе. Две сестры, крепко взявшиеся за руки и разрумянившиеся от холодного ветра. Плавно скользили вперед. Дженни казалось, что у нее на ногах вдруг выросли крылья. Солнце село, но на востоке, похожая на бледную ресничку, уже показалась молодая луна.

— Твой сегодняшний подарок — лучший в моей жизни, — сказала Наташа. — А тебе что больше всего понравилось?

Но Дженни не могла так сразу ответить на этот вопрос. Отчасти потому, что ей не хватало дыхания, но в первую очередь потому, что пока и сама не знала ответа. Понимала только, что это не просто один из свертков в подарочной бумаге, а нечто, что она будет бережно хранить всю оставшуюся жизнь.