Цветы под дождем и другие рассказы

Свистом призывая ветер

Было утро субботы. Золотистые блики рассвета вспыхнули на деревьях, прогоняя ночную тень за холмы и дальше, к синей полосе моря на горизонте.

Дженни Фэйрберн возвращалась домой после прогулки с собаками, ощущая приятную усталость, поскольку проделала долгий путь — до озера, вокруг него и обратно по ухабистой, петляющей между деревьями проселочной дороге. Дом стоял перед ней — старинный особняк рядом с полуразрушенной церковью. С севера его прикрывала от ветра сосновая роща; окна, выходящие на юг, сверкали на солнце, словно посылая ей приветственные сигналы. Дженни мечтала о ланче, потому что чувствовала не только усталость, но и голод. Она вспомнила, что ее ждет запеченная баранина, и у нее, как у проголодавшегося ребенка, побежали слюнки.

На самом деле ей было двадцать — двадцатилетняя стройная девушка, высокая, с рыжеватыми светлыми волосами и бледной кожей, унаследованными от бабки по отцовской линии, коренной жительницы шотландского Высокогорья. Глаза у Дженни были темные, носик тонкий и слегка вздернутый, а рот большой и выразительный. Когда она улыбалась, лицо ее словно светилось изнутри, однако если Дженни была расстроена или зла, то выглядела бледной и угрюмой.

Добравшись до заднего крыльца, она налила запыхавшимся собакам в миски воды и сбросила сапоги, облепленные грязью. Из кухни доносился голос матери: судя по всему, она разговаривала по телефону, поскольку отец Дженни рано утром уехал играть в гольф и его машины в гараже до сих пор не было.

В одних носках она прошла в кухню, учуяла запах баранины и острый аромат мятного соуса.

— …большое спасибо за приглашение, — сказала мать в телефонную трубку. Потом оглянулась, увидела Дженни и с отсутствующим видом заулыбалась. — Да-да. Примерно в половине седьмого. Да, всей семьей. Непременно будем. До свидания. — Она дала отбой и улыбнулась дочери. — Хорошо прогулялась?

Голос у матери был преувеличенно оживленный. Дженни нахмурилась.

— С кем ты разговаривала?

Миссис Фэйрберн присела на корточки и приоткрыла дверцу духовки, чтобы проверить, как там мясо. По кухне разлился густой мясной дух.

— С Дафной Фентон.

— Что она хотела?

Миссис Фэйрберн закрыла духовку и поднялась. Лицо у нее раскраснелось — вероятно, причиной тому был жар от плиты.

— Она приглашает нас всех сегодня вечером на коктейль.

— А что мы празднуем?

— Ничего. Просто Фергюс приехал домой на выходные и Дафна решила позвать гостей. Она настаивала на том, чтобы ты тоже пришла.

Дженни сказала:

— Я не хочу идти.

— Дорогая, но ты должна.

— Скажи им, что я занята.

Мать подошла к Дженни поближе.

— Послушай, я знаю, что ты очень обижена, знаю, как сильно ты любила Фергюса, но теперь все кончено. В следующем месяце он женится на Роуз. Когда-нибудь тебе все равно придется дать другим понять, что ты с этим смирилась.

— Я так и сделаю, но только после того как они поженятся. Но пока они неженаты, к тому же, Роуз мне совсем не понравилась.

Обе с упреком посмотрели друг на друга. В этот момент с улицы донесся шум мотора: машина мистера Фэйрберна свернула с дороги и въехала в ворота.

— Вот и отец. Наверняка он умирает с голоду. — Миссис Фэйрберн ласково похлопала Дженни по плечу. — Надо скорее доделать соус.

После ланча, вымыв посуду и прибрав в кухне, все члены семьи занялись своими делами. Мистер Фэйрберн переоделся в рабочую одежду (в которой ни один уважающий себя садовник не показался бы на улице) и пошел сгребать опавшие листья; миссис Фэйрберн принялась дошивать новые занавески для гостиной, с которыми возилась уже почти месяц, а Дженни решила отправиться на рыбалку. Она взяла удочку и ведерко, надела старую отцовскую охотничью куртку и резиновые сапоги и объявила собакам, что на этот раз не сможет захватить их с собой.

— Можно я возьму твою машину? — спросила она у матери. — Собираюсь поехать на озеро, может, поймаю что-нибудь.

— Постарайся выловить хотя бы три форели. Тогда я приготовлю их на ужин.

Подъезжая к озеру, Дженни заметила, что коричневая вода в нем стоит почти неподвижно, лишь легкая рябь бежала по поверхности от едва заметного ветерка.

— Слишком тихо для рыбалки, — говорил в таких случаях Фергюс. — Надо посвистеть, чтобы позвать ветер.

Примерно в миле от озера от основной дороги отходил заросший травой проселок, спускавшийся прямо к воде. Дженни свернула на него, и маленькая видавшая виды машинка запрыгала по кочковатому торфянику, заросшему вереском. Затормозив у самого края воды, Дженни взяла ведерко и удочку и подошла к маленькой весельной лодке, которая лежала на боку на серповидной полоске гальки.

Однако она не сразу забралась в лодку. Сначала Дженни посидела на берегу, вслушиваясь в тишину, которая на самом деле состояла из тихих едва различимых звуков. Жужжали пчелы, где-то вдалеке блеяла овца, вода шелестела по гальке.

— Надо посвистеть, чтобы позвать ветер.

Фергюс… Что можно сказать о мужчине, который был частью твоей жизни с самого детства? Она помнила его мальчиком в заплатанных джинсах, собирающим раковины на пляже. Юношей в старом килте, шагающим по склону холма. Мужчиной, очень взрослым и привлекательным, с блестящими темными волосами и глазами голубыми, как воды горного озера в летний день. Что можно сказать о человеке, с которым ты ссорилась и смеялась, который всегда был твоим другом и одновременно соперником, а потом превратился в единственного — Дженни знала точно — мужчину, которого ты могла бы полюбить.

Фергюс был на шесть лет старше Дженни, то есть ему сравнялось двадцать шесть, единственный сын в семье Фентонов, близких друзей ее родителей. Фентоны жили на ферме Инвербрю в двух милях вниз по дороге.

— Они как брат и сестра, — говорили люди про Фергюса и Дженни, которая тоже была единственным ребенком.

Однако в глубине души она всегда знала, что отношения между ними не совсем братские. Какой брат стал бы часами просиживать на берегу, обучая маленькую девочку премудростям рыбной ловли? Какой брат постоянно танцевал бы с угловатым подростком на вечеринках, где присутствовало множество более взрослых, кокетливых и привлекательных девушек?

А когда Дженни, которую родители отправили в частный пансион в Кент, затосковала по родной Шотландии настолько, что в каждом письме умоляла позволить ей вернуться домой, именно Фергюс убедил мистера и миссис Фэйрберн в том, что она с тем же успехом может посещать местную школу Криган-Хай и быть при этом в сто раз счастливей.

— Когда-нибудь, — поклялась она себе, — я выйду за него замуж. Он влюбится в меня, мы поженимся, и я перееду в Инвербрю и стану женой молодого фермера.

Однако Фергюс нарушил ее планы, заявив, что не собирается идти по отцовским стопам и управлять фермой, а хочет поехать в Эдинбург и выучиться на бухгалтера.

Дженни это не смутило. Мечты ее быстро приняли иное направление. «Когда-нибудь он влюбится в меня, мы поженимся и будем жить в Эдинбурге в маленьком доме на Энн-стрит и ходить на симфонические концерты».

Мысль о переселении в Эдинбург, признаться честно, ее слегка пугала. Дженни ненавидела города, но с Эдинбургом еще могла смириться. Они стали бы ездить домой на выходные…

Но Фергюс не захотел оставаться в Эдинбурге. После завершения учебы фирма, в которой он стажировался, предложила ему должность в головном офисе и Фергюс переехал в Лондон. Лондон? На этот раз Дженни всерьез заколебалась. Сможет ли она уехать так далеко от своих любимых холмов и озер?

— Почему бы и тебе не поехать в Лондон? — спросила мать, когда Дженни окончила школу. — Ты могла бы поступить там в колледж. Снять вместе с еще одной девушкой небольшую квартирку…

— Я этого не вынесу! Это будет еще хуже, чем Кент.

— Тогда, может, в Эдинбург? Тебе надо немного оторваться от дома.

Итак, Дженни отправилась в Эдинбург изучать стенографию и машинопись. Она занималась французским, ходила по художественным галереям, а когда начинала тосковать по дому, взбиралась на Трон Артура и представляла себе, что стоит на вершине Бен-Кригана. К Пасхе она закончила курсы, получила диплом и собралась ехать домой. Фергюс должен был приехать тоже; ей было интересно, заметит ли он в ней какие-то перемены.

Что, если он посмотрит на нее — как обычно случается в книгах — новыми глазами, словно видит в первый раз, и сразу поймет то, что Дженни знает уже много лет. Что они созданы друг для друга. И тогда ее многолетние мечты наконец-то станут явью. Конечно, придется ей переехать в Лондон, но Дженни была твердо уверена, что без Фергюса, где бы она ни находилась, жизнь все равно будет ей не мила.

Когда поезд въехал на вокзал Кригана, Дженни, выглянув в окно, увидела на перроне мать — это показалось ей довольно странным, потому что обычно ее встречал отец.

— Дорогая! — Они обнялись и расцеловались, а потом взялись выгружать из вагона ее чемоданы и таскать их к машине, припаркованной на площади. Стемнело, и на улицах зажгли фонари. В воздухе витал легкий аромат торфа, долетающий с холмов.

Они проехали через городок и свернули на боковую дорогу, ведущую к их дому. Дорога шла мимо Инвербрю.

— Фергюс приехал?

— Да. Он дома. — Дженни обхватила себя руками. — Он… он привез с собой одного человека.

Дженни повернулась и уставилась на мать — на ее четкий профиль на фоне окна.

— Какого человека?

— Девушку. По имени Роуз. Ты могла ее видеть по телевизору. Она актриса. (Знакомая Фергюса. Девушка. Актриса?) Они познакомились пару месяцев назад.

— А ты… с ней уже виделась?

— Нет, но мы все приглашены к ним завтра на вечеринку.

— Но… Но… — Не было таких слов, которые могли бы выразить испытанные ею разочарование и потрясение.

Миссис Фэйрберн остановила машину и повернулась к Дженни. — Вот почему я приехала встречать тебя на станции. Я знала, что ты расстроишься. Хотела сама с тобой поговорить.

— Я… Я просто не хочу, чтобы он привозил кого-то в Криган. — Дженни сама поняла, что ее слова прозвучали жалко и совсем по-детски.

— Дженни, Фергюс тебе не принадлежит. Он имеет полное право заводить себе новых друзей. Он взрослый мужчина и живет собственной жизнью. Ты не можешь постоянно оглядываться назад и оплакивать свои детские фантазии.

Самое худшее было даже не то, что мать сказала это вслух, а то, что она обо всем догадалась.

— Я… Я его люблю. По-настоящему.

— Я знаю. Тебе нелегко. Первая любовь всегда мучительна. Но ты должна стиснуть зубы и пройти через это. И так, чтобы никто не догадался, насколько ты задета.

Они немного посидели молча. Потом мать спросила: «Ты меня поняла?» — и Дженни кивнула. Миссис Фэйрберн завела машину, и они тронулись с места.

— Как ты думаешь, он собирается на ней жениться?

— Понятия не имею. Однако, судя по тому, что рассказывала Дафна Фентон, это вполне возможно. Она говорит, что он купил квартиру в Уондсуорте и Роуз выбирает ткани для обивки.

— Ты считаешь, это плохой знак?

— Нет, не плохой. Но довольно прозрачный.

Дженни замолчала. Однако, когда машина въезжала в ворота усадьбы, она вдруг зашевелилась на своем сиденье.

— Возможно, она мне понравится.

— Да, — ответила миссис Фэйрберн. — Очень может быть.

Она действительно попыталась проникнуться симпатией к Роуз. Однако это оказалось нелегко, потому что Дженни действительно когда-то видела Роуз по телевизору в сериале про будни госпиталя, где та исполняла роль медсестры. Даже тогда она показалась Дженни до ужаса занудной: Роуз старательно изображала разные эмоции на своем лице сердечком, а ее поставленный голос слегка дрожал — смотреть на это было для Дженни прямо-таки мучительно.

В жизни Роуз оказалась довольно хорошенькой.

У нее были шелковистые темные волосы, падавшие на плечи свободной волной, а одета она была в платье с заниженной талией, в складках которого поблескивал бисер.

— Фергюс так много о тебе рассказывал, — сообщила она Дженни, когда их познакомили в Инвербрю. — Говорил, вы практически выросли вместе. Твой отец тоже фермер?

— Нет, он управляющий банком в Кригане.

— И ты всю жизнь прожила здесь?

— Родилась и выросла. Даже в школу ходила тут. Эту зиму я провела в Эдинбурге, но с радостью возвратилась домой.

— А тебе не бывает… ну, скучновато… в такой-то глуши?

— Нет.

— А чем ты собираешься заняться?

— Пока не знаю.

— Приезжай в Лондон. Только в Лондоне и стоит жить — я и Ферджи так говорю. Приезжай, и мы за тобой присмотрим, — она взяла Фергюса за руку и потянула к себе. Он в этот момент оживленно беседовал с кем-то еще, однако она буквально оттащила его от собеседника и поставила рядом. — Дорогой, я как раз говорила Дженни, что она должна приехать в Лондон.

Фергюс и Дженни посмотрели друг другу в глаза; Дженни улыбнулась и, к своему удивлению, поняла, что это было совсем нетрудно.

Фергюс сказал:

— Дженни не нравится жить в городе.

Дженни пожала плечами.

— Это дело вкуса.

— Но ты же не можешь остаться здесь навечно, — недоверчиво промолвила Роуз.

— Я собираюсь уехать на лето. — Вообще-то она пока об этом не думала, но тут внезапно осознала, что решение уже принято. — Найду себе работу в Кригане. — Дженни предпочла сменить тему. — Мама рассказала мне про квартиру в Уондсуорте.

— Да… — начал было Фергюс, но Роуз тут же снова вмешалась в разговор:

— Она чудесная! Не слишком большая, но очень светлая. Надо добавить еще пару штрихов, и будет просто идеально.

— А сад там есть? — спросила Дженни.

— Нет. Но есть несколько цветочных ящиков под окнами. Я подумываю посадить в них герани. Настоящие, ярко-красные. Тогда мы сможем представлять, что живем на Майорке или в Греции. Правда, дорогой?

— Как скажешь, — откликнулся Фергюс.

Красные герани… «Боже ты мой, — подумала Дженни, — да он и вправду в нее влюблен». И тут же почувствовала, что не может больше выдержать ни минуты, что ей не под силу смотреть на них. Она выдумала какой-то предлог и отошла. За весь вечер Дженни больше ни словом не перемолвилась с Фергюсом или Роуз.

Однако спрятаться от Фергюса было невозможно; на следующий день он явился, когда она прибирала в летнем павильоне, и позвал ее:

— Дженни!

Она выколачивала пыль из плетеной циновки, и тут Фергюс неожиданно вышел из-за угла, поэтому на мгновение Дженни замерла в растерянности.

— Что тебе нужно? — наконец смогла выдавить она.

— Я пришел с тобой поговорить.

— Очень мило с твоей стороны. А где же Роуз?

— Она осталась дома. Моет голову.

— По-моему, она у нее и без того чистая.

— Дженни, ты можешь меня выслушать?

Она фыркнула и мрачно уставилась на него.

— Смотря что ты хочешь мне сказать.

— Я только хочу, чтобы ты поняла. Поняла, как обстоят дела. Прошу, перестань злиться. Мне важно знать, что мы с тобой по-прежнему друзья и можем говорить о чем угодно. Как раньше.

— Ну, сейчас мы разговариваем, так ведь?

— И мы опять друзья?

— Ну конечно! Друзья навеки! И неважно, как мы обходимся друг с другом.

— И как же я с тобой обошелся?

Она посмотрела на него с упреком и бросила на пол тростниковый коврик.

— Ладно, я понял. Тебе не понравилась Роуз. Давай, признайся, — сказал он.

— Роуз не может мне нравиться или не нравиться. Я ее в первый раз вижу.

— В таком случае, тебе не кажется, что это довольно несправедливо — по отношению к Роуз и ко мне — выносить преждевременные суждения?

— Просто, по-моему, у нас с ней нет ничего общего.

— А я думаю, все дело в ее замечании насчет того, что тебе пора уехать из Кригана.

— Это ее вообще не касается.

Теперь и он пришел в негодование — не меньшее, чем она. Дженни увидела, как напряглись все его мышцы — знакомый знак, — и с удовлетворением подумала, что ей наконец-то удалось вывести Фергюса из себя. Почему-то от этого ей стало легче.

— Дженни, если ты решишь навсегда остаться здесь, то закончишь свою жизнь деревенщиной в твидовой юбке с растянутым задом, у которой на уме одни собаки да рыбалка.

Она повернулась к нему лицом.

— Знаешь что? Лучше уж быть деревенщиной, чем третьесортной актрисулькой с губами бантиком.

Фергюс рассмеялся, только смеялся он над Дженни, а не вместе с ней. А потом безжалостно заметил:

— Похоже, ты ревнуешь. И у тебя всегда был невыносимый характер.

— А ты всегда был ужасным дураком, только я до сих пор этого не понимала.

Фергюс развернулся и пошагал прочь от нее по траве. Дженни смотрела ему в спину и чувствовала, что злость угасает в ней так же быстро, как вспыхнула за минуту до того. Сказанные в запальчивости слова уже нельзя было забрать назад. Их отношения никогда не будут такими, как прежде.

Дженни нашла работу в Кригане — в магазинчике, где продавались свитера с узорами и украшения из гальки, которые покупают туристы. В июле мать сообщила ей, что Фергюс и Роуз помолвлены: свадьба состоится в Лондоне в сентябре в доме родителей Роуз. Скоромное торжество в присутствии нескольких ближайших друзей. И вот сейчас они приехали в Инвербрю и собирались устроить небольшую вечеринку, а Дженни просто не могла найти в себе силы, чтобы туда пойти. После свадьбы, уговаривала она себя, все будет по-другому. Она поедет повидать мир: наймется горничной в какое-нибудь шале во Французских Альпах или поваром на яхту. Дженни почувствовала, что замерзла и проголодалась, а ей еще надо было наловить форели на ужин. Она встала, спустилась по заросшему вереском бережку, отвязала лодку, столкнула ее на воду и принялась грести.

Рыбалка нравилась ей потому, что когда удишь рыбу, ни о чем больше не можешь думать. Она заплыла подальше от берега, опустила весла и позволила течению медленно относить ее назад. Налетевший ветерок шевелил поверхность воды, так что можно было забрасывать удочку.

Она слышала, что по дороге проехала машина, но была слишком поглощена своим занятием, чтобы отвлекаться. Поклевка, еще одна, и вот рыба уже на крючке. Дженни стала осторожно сматывать леску. Вытащила форель из воды и бросила на дно лодки.

И тут знакомый голос у нее за спиной произнес:

— Молодчина!

Раздосадованная тем, что ее отрывают от дела, она подняла голову и заметила несколько удивительных вещей одновременно. Не отдавая себе в этом отчета, она вернулась практически к самому берегу; машина, проезжавшая по дороге, теперь была припаркована у озера, а на полосе гальки совсем близко стоял Фергюс — одинокая фигура у кромки воды — и смотрел на нее.

Его темные волосы растрепались от ветра. На Фергюсе был твидовый пиджак; вельветовые брюки заправлены в зеленые резиновые сапоги. Неподходящий наряд для рыбалки. Лодка покачивалась на волнах, а сидящая в ней Дженни смотрела на Фергюса и гадала, оказался ли он здесь случайно или специально приехал спросить, почему она отказывается прийти на вечеринку, и попытаться ее переубедить. Если он попробует, они обязательно поссорятся и наговорят друг другу кучу обидных вещей. Дженни подумала, что лучше ему было вообще не приезжать.

Фергюс усмехнулся. Потом повторил:

— Молодец! Тащила очень аккуратно. Даже я не справился бы лучше.

Дженни ничего не ответила. Не глядя на него, она закончила сматывать леску, потом насадила на крючок нового червяка. Отложила удочку и только тогда подняла голову.

— Сколько ты тут стоишь?

— Примерно десять минут. — Он сунул руки в карманы пиджака. — Приехал с тобой поговорить. Твоя мама сказала, что ты здесь.

— И о чем ты собрался говорить?

— Дженни, прошу, не надо сердиться. Давай заключим перемирие.

Пожалуй, это бы не помешало.

— Ладно.

— Тогда дай мне залезть в лодку.

Дженни продолжала сидеть неподвижно, но за эти пару минут лодку отнесло еще ближе к берегу, поэтому, пока она колебалась, днище ударилось о гальку. Прежде чем Дженни опомнилась, Фергюс сделал шаг вперед, ухватился за нос лодки, перебросил длинную ногу через борт и оказался рядом с ней.

— А теперь, — сказал он, — дай-ка мне весла.

Выбора у нее не было. Парой ловких гребков он развернул их суденышко и направил его к центру озера. Примерно через десять минут он огляделся по сторонам, решил, что они заплыли достаточно далеко, опустил весла и поднял ворот пиджака, пытаясь защититься от холодного колючего ветра.

— Сейчас мы можем поговорить.

Дженни решила, что настало время ей проявить инициативу.

— Похоже, мама сказала тебе, что я не хочу идти на вечеринку. Думаю, из-за этого ты и пришел.

— Да, из-за этого. И еще из-за нескольких вещей.

Она ожидала, что он продолжит, но Фергюс молчал. Сидя напротив, они смотрели друг другу в глаза. Внезапно оба улыбнулись. И тут же душу Дженни наполнило странное довольство и покой. Тысячу лет она не сидела в одной лодке с Фергюсом посреди озера в окружении знакомых с детства холмов, с перекинутым над головой синим куполом неба. Тысячу лет Фергюс не улыбался ей вот так. Она вдруг почувствовала, что может быть откровенна — с ним и с самой собой.

— Все дело в том, что я просто не хочу идти. Не хочу снова видеть Роуз. Когда вы поженитесь, все будет по-другому. Но сейчас… — Дженни передернула плечами. — Похоже, я трушу, — наконец призналась она.

— Это совсем на тебя не похоже.

— Я сейчас сама не своя. Кажется, будто внутри у меня все перевернулось, встало с ног на голову. Тогда, в летнем домике, ты сказал, что я ревную. Конечно, ты был прав. Наверное, я всегда считала, что ты принадлежишь мне, но я не должна была так думать. Ни один человек не может полностью принадлежать другому. Даже если они поженятся.

— Но и совсем одиноки мы не бываем тоже.

— Все равно, у каждого в душе должен быть уголок, куда другие не допускаются. И мы не можем проникнуть в мысли другого человека.

— Не можем.

— И не можем вечно оставаться детьми. Приходится взрослеть — хочешь ты того или нет.

Он спросил:

— Ты получила ту работу в Кригане?

— Да, но мне придется уйти в октябре, когда магазин закроют на зиму. Я решила, что должна повидать мир. Найти работу, которая будет хорошо оплачиваться и позволит мне уехать подальше отсюда. Например, в Америку или Швейцарию. — Она горько усмехнулась. — Роуз бы меня одобрила.

Фергюс молчал, глядя на нее своими немигающими синими глазами.

— Кстати, а как у нее дела? — вежливо поинтересовалась Дженни.

— Понятия не имею.

Дженни нахмурилась.

— Как это понятия не имеешь? Она же в Инвербрю.

— Ее здесь нет.

— Нет? — Над их головами кружился кроншнеп, издавая протяжные крики; легкие волны с шелестом разбивались о борт. — Но мама сказала…

— Она ошиблась. Моя мать ничего не говорила о том, что Роуз в Инвербрю; просто твоя мама сочла само собой разумеющимся, что она приехала со мной. Свадьба не состоится. Мы отменили помолвку.

— Отменили? Ты серьезно? Но почему мама мне не сказала?

— Она ничего не знает. Я даже своим родителям пока не говорил. Хотел рассказать тебе первой.

По какой-то причине его слова показались Дженни настолько трогательными, что на глаза навернулись слезы.

— Но почему? Почему, Фергюс?

— Ты только что сказала. Ни один человек не может полностью принадлежать другому.

— А ты… ты любил ее?

— Да, любил. Очень сильно. — Почему-то в душе у нее не возникло ни намека на ревность, только жалость к Фергюсу, ведь любви его пришел конец. — Но мужчина женится не только на женщине, но и на том образе жизни, который она ведет, а жизнь Роуз и моя шли, похоже, параллельными путями, как рельсы на железной дороге, не пересекаясь.

— И когда же все случилось?

— Пару недель назад. Вот почему я приехал домой на выходные: хотел сообщить родителям о нашем разрыве и дать маме убедиться, что не терзаюсь от мук разбитого сердца.

— Правда не терзаешься?

— Совсем немного. Не настолько, чтобы показывать другим.

— Роуз тебя любила.

— В каком-то смысле.

Секунду Дженни колебалась, а потом сказала то, что давно хотела сказать.

— Я люблю тебя.

Теперь у Фергюса был такой вид, будто он вот-вот расплачется.

— О Дженни!

— Думаю, ты и так это знал. Всю свою жизнь. Я думала, что никогда не смогу сказать об этом, особенно тебе, но почему-то сейчас мне было несложно. Ты не думай, я не жду от тебя какого-то ответа, просто мне хотелось, чтобы ты знал. Мои слова ничего не меняют. Я все равно собираюсь найти работу, уехать из Кригана… Вырваться в большой мир.

Она улыбнулась, ожидая, что и он улыбнется в ответ, одобряя ее разумные взрослые планы. Но Фергюс не улыбнулся. Он молча смотрел на нее, и Дженни почувствовала, как улыбка сползла у нее с лица. Потом он сказал:

— Не уезжай.

Дженни нахмурилась.

— Но Фергюс, ты же сам мне это советовал. Говорил, что я должна уехать из Кригана, научиться рассчитывать на собственные силы.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала и рассчитывала на собственные силы, — резко выпалил он.

— Тогда на кого же мне рассчитывать?

Абсурдность ее вопроса внезапно поставила все на свои места. Фергюс, застигнутый врасплох, против воли рассмеялся — над ней и над собой.

— А как ты думаешь? Конечно, на меня. Правда заключается в том, что ты была частью моей жизни слишком долго, чтобы сейчас я отпустил тебя за тридевять земель к чужим людям. Позволил нам расстаться. Без тебя я умру со скуки. Мне будет не с кем спорить. Не на кого кричать. Не с кем смеяться.

Дженни обдумала его слова.

— Знаешь, будь у меня хоть крупица гордости, я бы все равно уехала. Не согласилась бы принять тебя после другой девушки.

— Будь у тебя крупица гордости, ты не призналась бы мне в любви.

— Ты все равно знал!

— Я знал только, что ты была в моей жизни задолго до Роуз.

— Так чем же был твой роман с ней?

Фергюс замолчал. Потом задумчиво ответил:

— Возможно, паузой в нашем с тобой разговоре.

— Ох, Фергюс…

— Я думаю… сейчас самый подходящий момент сделать тебе предложение. Мы и так потеряли слишком много времени. Наверное, его надо было сделать давным-давно.

— Нет, — внезапно она заговорила очень рассудительно. — Давным-давно оно оказалось бы преждевременным. Я ведь считала тебя своей собственностью. А вот сейчас знаю, что, как я уже говорила, ни один человек не может полностью принадлежать другому. К тому же, чтобы понять, насколько ты мне дорог, мне надо было тебя потерять.

— Я тоже это понял, — сказал Фергюс. — Очень хорошо, что мы поняли это одновременно.

Сидеть посреди озера было холодно. Дженни невольно поежилась, и Фергюс это заметил.

— Ты замерзла. Я отвезу тебя назад.

Он взялся за весла и, глядя через плечо, развернул лодку.

Внезапно Дженни кое-что вспомнила.

— Но я не могу вернуться вот так, Фергюс! Я поймала всего одну форель, а на ужин надо хотя бы три.

— К черту ужин! Мы идем в ресторан. Я приглашаю родителей, твоих и моих, и мы все едем в «Герб Кригана». Можем даже заказать шампанское и отпраздновать нашу помолвку — если ты согласна.

Они уже плыли назад, к заросшим вереском берегам; лодку покачивала легкая зыбь. Ветер дул в спину. Дженни подняла воротник куртки и спрятала поглубже в карманы озябшие руки. Потом улыбнулась своей единственной любви и сказала:

— Согласна.