Два дня за городом

Тони решил, что на эти выходные необходимо заключить перемирие. Нет, они не ссорились — за два года знакомства у них вообще не было ни одной ссоры. Пожалуй, речь шла даже не о перемирии, а о джентльменском соглашении: Тони обязуется не просить Элеонор выйти за него замуж, приводя ей целый ряд вполне убедительных аргументов в пользу этого решения, а Элеонор обязуется не отказывать ему, приводя целый ряд вполне убедительных аргументов против.

Он позвонил ей за три-четыре дня до отъезда.

— Мне только что разрешили взять небольшой отпуск. Если я надумаю сесть в машину и уехать из Лондона от всей этой мышиной возни куда-нибудь за город, ты поедешь со мной?

Элеонор сидела за столом, заваленном свежеотпечатанными гранками, в ее ежедневнике не осталось ни одной свободной строчки, и она уже битый час пыталась связаться с одним известным писателем, так что приглашение Тони застало ее врасплох.

— О Тони, я даже не знаю. Вряд ли я смогу. То есть…

— Постарайся, — перебил он ее. — Обязательно. Пойди к главному редактору и скажи, что заболела твоя тетка, так что ты едешь к ней, чтобы сидеть рядом и поправлять подушки.

— Все не так просто… — Она сдвинула на лоб очки и оглядела устланный бумагами стол.

— Тогда давай съездим хотя бы на выходные. Выедем в пятницу после работы, а в воскресенье вечером вернемся обратно.

— И куда ты хочешь поехать?

— Я подумывал о юге Франции, но на это двух дней будет мало. Можем съездить в Глостершир. В Брэндон-Мэнор.

— Туда, где ты раньше работал?

— Да. Посмотришь своими глазами на отель, в котором я учился управлять персоналом и поджигать коньяк на заливном из Жаворонковых язычков.

— Я думала, там останавливаются одни миллионеры.

— Миллионеры и сотрудники группы отелей «Треугольник» — а я, как ты знаешь, один из них. Мне дадут большую скидку. Соглашайся, и я позвоню и узнаю, найдется ли у них свободный номер.

— Ты не оставляешь мне выбора.

— Да хотелось бы… Ну же, скажи «да».

Элеонор вздохнула и попыталась поразмыслить над его словами. Это, конечно, было искушение. Начинался май, и она чувствовала, что немного устала. Выходные за городом в покое и тишине пошли бы ей на пользу. Уже распускались листья на деревьях, зеленела на газонах травка, пели птицы. Хорошо бы, чтобы погода была теплая и светило солнце…

— Только если ты не будешь… — начала было она, но сразу осеклась.

Молоденькая секретарша, сидевшая в углу ее кабинета, стала торопливо засовывать письма в конверты, делая вид, что полностью поглощена этим занятием и ничего не слышит.

— Я хочу сказать, мы же едем не для того… — она снова остановилась.

— Нет, — после короткой паузы сказал Тони. — Мы едем не для того, чтобы говорить о свадьбе. Обручальные кольца, свадебные колокола и брачные клятвы на эти дни объявляются табу. Давай просто сбежим ото всех и насладимся обществом друг друга.

Элеонор улыбнулась.

— От такого предложения почти невозможно отказаться.

— Почти?

— Ладно, невозможно.

— Ты сможешь уйти с работы в пятницу в пять часов?

— Да, смогу.

— Уже с вещами, готовая ехать?

— Да. Я соберу вещи в четверг вечером и захвачу чемодан с собой на работу.

— А машина?

— Оставлю на подземной парковке.

Он сказал:

— Я тебя люблю.

— Тони, ты же обещал!

— Что именно? Я только сказал, что не буду уговаривать тебя выйти за меня замуж. А любовь, как мы недавно выяснили, вовсе не влечет за собой брак. — Она чувствовала, что он все равно улыбается. Поняла это по голосу. — Увидимся в пятницу.


Они уже почти приехали. Преодолели долгую дорогу, еле выбрались из города, стоявшего в пробках, потому что все стремились поскорее уехать на уикенд. После городской толчеи сельские виды ласкали взор. День был чудесный, безоблачный и теплый, и в воздухе уже ощущалась близость лета. В Лондоне натягивали тенты над террасами кафе, а в цветочных магазинчиках появились первые розы. За городом признаки приближающегося лета были другие, безыскусные: фруктовые сады в розовой пене цветов, форсайтия в палисадниках перед коттеджами, бархатистые нарциссы на клумбах. Деревеньки и фермы Котсуолда дремали в ласковых закатных лучах, буковые и дубовые рощи отбрасывали тень на домики из золотистого песчаника. Дорога вилась между ними; внезапно деревья расступились и их глазам открылся незабываемый вид на гигантскую долину Ивешем с холмами Малвер-хиллз, утопающими в туманной дымке на горизонте.

— Я готова ехать так дальше и дальше, до Уэльса и даже до самого океана, — сказала Элеонор.

— На самом деле мы почти приехали. Совсем скоро будет Брэндон. — Он немного притормозил, и машина покатила вниз с крутого склона холма, у подножия которого стояла деревенька, сверху казавшаяся совсем игрушечной. Они проехали по мостику над рекой, заросшей камышом, мимо заливных лугов, купы деревьев и оказались у флигеля привратника, за которым начиналась подъездная аллея. Она увидела белую изгородь, лошадей, пасущихся в парке. Вдалеке сверкало озеро, в стороне лежало небольшое, на девять лунок, поле для гольфа. За изгибом дороги их взглядам открылся старый дом: приземистый, солидный, с раскладкой на окнах и островерхой крышей, крытой темной черепицей.

— Как красиво! — воскликнула она.

— Я не стал расписывать его тебе заранее, опасаясь, чтобы ты не разочаровалась.

— Как долго ты здесь проработал?

— Примерно четыре года. Был помощником управляющего, иными словами — мальчиком на побегушках. Правда, всему, что я знаю о гостиничном бизнесе, я научился именно в этих старинных стенах.

— Дом давно используется как отель?

— Семья, которая им владела, продала его сразу после войны. Их единственный сын погиб, а других наследников не было. Бедняги, нелегко им пришлось. С тех пор здесь и находится отель. Сюда обожают приезжать американские туристы и новобрачные. Для них тут есть специальный номер. — Под колесами машины хрустнул гравий — они подъехали к гигантской каменной лестнице перед парадным входом. Тони заглушил мотор, отстегнул ремень и с улыбкой повернулся к Элеонор. — Но ты не беспокойся. Мы не собираемся селиться в нем.

— Я ничего такого и не думала.

— Хотя, на мой взгляд, это очень неплохая идея.

— Тони! — многозначительно произнесла Элеонор. — Ты обещал.

— Обещал не упоминать про номер для новобрачных?

— Обещал не упоминать ни о чем, даже отдаленно связанном со свадьбой.

— Место очень уж романтичное. Боюсь, это будет затруднительно.

— В таком случае тебе придется все три дня непрерывно играть в гольф.

— А ты будешь таскать за мной клюшки?

— Нет, я подыщу себе компанию — еще одну старую деву, и мы будем с ней вязать и болтать обо всем на свете.

Тони рассмеялся.

— У нас получится довольно оригинальный уикенд. — Внезапно он наклонился и поцеловал ее в губы. — Когда ты делаешь вид, что сердишься, я люблю тебя еще больше. А теперь пошли, хватит сидеть в машине. Узнаем, есть ли у них носильщик, который потащит наши сумки.

Они вылезли из машины и по усыпанному гравием двору подошли к парадному крыльцу, над которым нависала мрачноватая арка. Двойные застекленные двери вели в просторный холл с каменным полом. Стены были отделаны деревянными панелями, на верхние этажи вела строгая лестница в елизаветинском стиле. В гигантском камине полыхал огонь, дно камина устилал толстый ковер серой золы. Кроме потрескивания пламени да тиканья напольных часов не было слышно ни звука.

Под лестницей притаилась стойка администратора; за ней спиной к ним стоял мужчина в темном костюме и сортировал почту. Он не услышал, как они вошли, и оглянулся только когда Тони, подойдя к стойке по пушистому ковру, обратился к нему по имени.

— Алистер!

Застигнутый врасплох, мужчина повернул голову. На мгновение он от изумления лишился дара речи, а потом его лицо расплылось в недоверчивой, но одновременно восторженной улыбке.

— Тони!

— Привет, Алистер!

— Дружище, что ты тут делаешь?

— Приехал погостить. Ты что, не видел моей фамилии в книге бронирования?

— Конечно видел. Тэлбот. Но мне и в голову не пришло, что это ты. Номер бронировал портье… — Он дружески похлопал Тони по плечу. — Какой чудесный сюрприз!

Во время их беседы Элеонор стояла у Тони за спиной. Сейчас он отступил в сторону, взял ее за руку и вывел вперед.

— Это Элеонор Крейн.

— Здравствуйте, Элеонор.

— Здравствуйте. — Они пожали руки над до блеска отполированной столешницей стойки.

— Мы с Алистером вместе изучали гостиничный бизнес. В Швейцарии.

— Ты знал, что он работает здесь? — поинтересовалась Элеонор.

— Да, конечно знал. Отчасти еще и поэтому я решил ехать именно сюда.

— А ты, значит, в Лондоне, да? — спросил Алистер.

— Да. В отеле «Корона» на Сент-Джеймс. У меня накопилось несколько дней отпуска, вот я и решил приехать и проверить, как ты тут справляешься. — Он с деланым недовольством огляделся по сторонам. — Выглядит неплохо. Никаких запятнанных скатертей, переполненных пепельниц и музыки по радио. Значит, дела идут?

— Ни одного свободного номера — и так практически круглый год.

— А как люкс для новобрачных — пользуется спросом?

— Да, и на этот уикенд он занят тоже. — Алистер усмехнулся. — Вы имели на него виды?

— Господь с тобой, нет! Только не мы с Элеонор.

Алистер рассмеялся и нажал на кнопку звонка.

— Швейцар сейчас занесет ваши вещи в номер. — Он поднял откидывающийся край стойки и вышел к ним в холл. — Подать вам какие-нибудь напитки?

— Я бы с удовольствием выпила чаю, — ответила Элеонор.

— Я немедленно его вам пришлю.

Элеонор решила, что остановиться в таком отеле — это все равно что приехать погостить в чьей-то усадьбе, но при этом тебе не предлагают помочь с мытьем посуды. Хозяева, которые долгие годы жили в этом доме и любили его, выезжая, оставили не только прекрасную мебель, но еще и удивительную атмосферу, не поддающуюся точному описанию. Казалось, будто они просто ненадолго вышли, но скоро вернутся назад. Особняк был переделан и приспособлен для нужд отеля так мастерски, что нововведения ни в коей мере не нарушили эту атмосферу, а скорее, усилили ее.

Спальни оклеили обоями с рисунком, который как нельзя лучше подходил для таких небольших помещений причудливой формы. Окна с раскладкой и глубокими проемами обрамляли накрахмаленные хлопчатобумажные занавеси, и хотя в каждом номере имелась отдельная современная ванная, старинные ванные в конце извилистых коридоров сохранились тоже — со шкафчиками красного дерева, в которые были встроены раковины с массивными медными кранами.

Нижний этаж был переделан с тем же мастерством. Из просторного общего зала, бывшей парадной гостиной старого дома, застекленные двери вели на террасу, откуда можно было по ступеням спуститься в сад. В столовой, некогда являвшейся большим холлом, сохранился альков с окном высотой до потолка; бар спрятался в одном из нижних помещений, бывшей прачечной или бельевой, и не нарушал торжественную и в то же время домашнюю обстановку отеля.

После приезда Тони успел принять ванну и переодеться к ужину еще до того, как Элеонор наложила макияж. Дожидаясь ее, он присел на краешек кровати; на его лице было написано нетерпение, но выглядел он идеально: высокий, элегантный, в темном блейзере, свежей сорочке и галстуке.

Она сказала:

— Ты дивно пахнешь. Люблю мужчин, от которых вкусно пахнет. Ты весь такой чистенький и аппетитный.

— Может быть и так, но мне срочно надо выпить.

— Тогда спускайся в бар и закажи себе что-нибудь, а я подойду чуть позже. Минут через десять.

Он встал с кровати и вышел из номера. Элеонор осталась одна. Она принялась расчесывать свои длинные светлые волосы, но потом встретилась взглядом со своим отражением в зеркале и плавные движения руки с расческой вдруг прекратились. Она смотрела на себя, но не с удовольствием, а почти что с ненавистью. Она ненавидела девушку, которая сидела перед ней в длинном нарядном пеньюаре, распахнутом до талии, так что видна была красивая округлая грудь в кружевном бюстгальтере.

«Чего ты хочешь? — спрашивала она эту девушку с бледным, без косметики, лицом и длинными волосами, шелковистой волной ниспадающими до плеч. — Чего ты хочешь на самом деле?»

«Я хочу знать, — был ответ. — Знать, что эти отношения не поглотят меня целиком. Что меня будут любить, но не будут мною командовать. Что я буду дарить любовь, но смогу сохранить и что-то свое».

«Ты хочешь иметь все сразу. Нельзя одновременно любоваться пирожным и есть его».

«Я это знаю».

«Тебе надо принять решение. Ты ведешь себя нечестно по отношению к Тони».

«И это я знаю тоже».

«Как было бы здорово, — подумала она, — с кем-нибудь это обсудить. С кем-нибудь, но не с Тони. С кем-то, кто меня поймет». Она медленно подняла руку и снова принялась расчесывать волосы. Потом намазала лицо кремом, нанесла на веки тени. Маленькая спальня со свежевыбеленными стенами и букетами свежих цветов казалась уютной и покойной, как викторианская детская. Как славно, наверное, было растить здесь детей. Наверняка они были очень счастливы в этом доме. Внезапно ей ужасно захотелось вернуться обратно в детство. Чтобы все снова стало ясно и определенно и не надо было принимать решения самой.

Но нет, она уже не ребенок. Она Элеонор Крейн, руководитель отдела детской литературы в издательстве «Паркер и Пассмор», двадцати восьми лет, успешная и состоявшаяся, и ей еще далеко до того возраста, когда можно ностальгически вздыхать по давно прошедшим временам. Она спешно закончила накладывать макияж, побрызгалась духами, сбросила пеньюар и застегнула молнию на простом с виду, но очень изысканном вечернем платье. Сунула ноги в лодочки из мягкой кожи, взяла сумочку, погасила свет и, больше не оглядываясь на свое отражение в зеркале, вышла из комнаты.


Тони дожидался ее в баре: коротал время, сидя у камина, а перед ним на столике стоял стакан виски с содовой и блюдечко с орешками. Она попросила принести ей бокал вина, и он сходил за ним к барной стойке, а потом снова уселся за столик и взял свой стакан.

В баре было довольно много народу; все столики были заняты постояльцами, одетыми с разной степенью торжественности. Некоторые явно приехали на выходные, поиграть в гольф. Было там несколько пожилых одиноких дам, большая компания американцев. Сидела молодежь, заглянувшая поужинать и выпить перед походом в ночной клуб.

Покончив с напитками, Тони и Элеонор встали и по устланному толстым ковром коридору перешли в столовую, где почти не осталось свободных столиков — ужин был в самом разгаре.

— Этот отель когда-нибудь бывает не забит под завязку? — поинтересовалась Элеонор, когда они сделали заказ и дожидались, пока им принесут винную карту.

— Вообще-то нет. Тут всего двадцать номеров, и сезонность не влияет на его работу. Я хочу сказать, когда нельзя поиграть в гольф, постояльцам предлагается масса других развлечений — в любое время года. Можно съездить на экскурсию в Стратфорд, в Уэлс или Бат. Можно осмотреть Бродвей и Котсуолдс. По вечерам в субботу тут устраивают танцы, а на Пасху и Рождество дают балы.

— По-моему, это идеальное место для Рождества.

Винная карта наконец оказалась у них на столе. Тони надел очки в роговой оправе, внимательно ее просмотрел и заказал вино. Когда официант ушел, он снял очки, сложил на груди руки и оперся ими о стол.

— Хочешь сыграть со мной в одну любопытную игру? Угадай, кто из людей, находящихся в этой комнате, остановился в люксе для новобрачных?

В его глазах плясали озорные искорки. Что тут было смешного? Элеонор, озадаченная, обвела взглядом столовую. Может, молодая пара в углу? Нет, они не выглядят настолько обеспеченными. Высокие элегантные мужчина и женщина за столиком у окна? Женщина, напоминающая породистую лошадь, смотрит в пространство, на лице у мужчины застыло выражение отчаянной скуки. Вряд ли они когда-нибудь дойдут до алтаря, что уж говорить о медовом месяце. А как насчет молодых американцев, приехавших поиграть в гольф: загорелой девушки и подтянутого мужчины в темно-красном свитере и клетчатых брюках?..

Она встретилась глазами с Тони.

— Не имею ни малейшего понятия.

Он легонько мотнул головой.

— Та пара возле камина.

Элеонор посмотрела ему через плечо. И увидела их — мужчину и женщину, которые по возрасту могли быть ее родителями, а то и бабкой и дедом. Серебристые седые волосы женщины собраны на затылке в тяжелый узел; мужчина плотный, лысеющий, с усами… На ней было простое, не стесняющее движений платье, на нем темный костюм со строгим галстуком. Обычная пожилая пара. И одновременно необычная, потому что они явно наслаждались взаимной беседой, постоянно смеялись и неотрывно смотрели друг на друга.

Живленная Элеонор перевела взгляд на Тони.

— Ты уверен?

— Да. Уверен. Мистер и миссис Ренвик. Люкс для новобрачных.

— Ты хочешь сказать, они только что поженились?

— Очевидно, да. Ведь медовый месяц обычно бывает после свадьбы.

Элеонор снова поглядела на пару у камина. Женщина что-то рассказывала, мужчина, держа в руке бокал с вином, внимательно ее слушал. Очевидно, она пошутила, потому что он внезапно разразился смехом. Зрелище было завораживающее.

— Может, — сказала Элеонор, — они много лет дружили, а потом ее муж и его жена умерли и они решили пожениться.

— Может быть.

— А может, она так и не вышла замуж и он после смерти жены смог наконец признаться, что всегда был в нее влюблен.

— Может и так.

— Или они встретились во время круиза и он был потрясен тем, как ловко она играет в шаффлборд.

— И это тоже возможно.

— А ты не мог бы разузнать? Мне ужасно интересно!

— Я так и думал, что ты заинтересуешься.

Люкс для новобрачных. Она снова посмотрела на них, очарованная тем, как тепло они общались между собой. Мистер и миссис Ренвик.

— Что, если, — спросил Тони, — глядя на них, ты передумаешь? Или сможешь, наконец, определиться? Касательно наших отношений, я имею в виду…

Элеонор опустила глаза и принялась рассматривать скатерть. Преувеличенно аккуратно, словно это имело бог весть какое значение, поправила лежащий рядом с тарелкой нож. Потом сказала:

— Ты дал мне слово. Не надо нарушать его сейчас.


Вино было подано, опробовано и разлито по бокалам, бутылку официант оставил на столике.

— За что будем пить? — спросил Тони.

— Только не за нас с тобой.

— Тогда за новобрачных. Пожелаем им долгой и счастливой совместной жизни.

— Почему бы нет? — Они выпили, глядя поверх бокалов друг другу в глаза. «Я люблю его, — думала Элеонор. — Доверяю ему. Почему же я не доверяю самой себе?»

Утром после позднего завтрака они отправились на прогулку. День, к счастью, выдался прекрасный. Элеонор надела белые джинсы и рубашку, а поверх нее пуловер. Они осмотрели сады и гигантский десятинный амбар, стоявший неподалеку от дома, а потом нашли укромную ложбинку близ заросших камышом берегов реки, куда не задувал ветер. Трава там была густая и очень зеленая, кое-где уже белели первые ромашки. Они легли на землю и стали смотреть, как редкие облачка плывут по прозрачной небесной голубизне. Они лежали так тихо, что парочка любопытных лебедей подплыла к ним поближе, удивленная появлением незваных гостей в своем тихом уединенном мире.

— Как чудесно, — сказала Элеонор, — быть хозяином всей этой красоты. Расти здесь, принимая ее как должное. А став взрослым, ощущать усадьбу как часть себя. Часть своей жизни и часть своей личности.

— Но и ответственность это налагает нешуточную, — заметил Тони. — Конечно, на тебя работает много людей, но и ты должен думать о них тоже. Когда крестьяне становились старыми, надо было заботиться о том, чтобы у них была крыша над головой, уголь для очага и запасы пищи. Надо было следить за тем, как возделывается земля, в каком состоянии находятся постройки, поддерживать церковь. В старые времена все помещики были очень набожные. Они крепко верили в Бога и старались не разочаровать его.

— Наверняка это была очень приятная семья — владельцы усадьбы. В доме до сих пор такая чудесная атмосфера. Он очень гостеприимный. Тебе нравилось здесь работать?

— Да, — сказал Тони, — но через некоторое время я ощутил, что остановился в развитии и просто плыву по течению. Что мне недостает стимулов к деятельности.

— Разве люди — это недостаточный стимул?

— Для меня нет.

Она сказала:

— Если мы поженимся, не окажется ли, что мы тоже остановились в развитии и плывем по течению?

Тони открыл глаза, поднял голову и с удивлением посмотрел на нее.

— Я думал, мы не должны говорить о свадьбе.

— Похоже, мы все равно только о ней и говорим, пусть и не напрямую. Может, лучше будет нарушить обещание и поговорить в открытую? Мне только не хотелось бы, чтобы мы снова поссорились.

— Нам не обязательно ссориться. Собственно, для этого нет никакого повода. Я хочу жениться, а ты не хочешь выходить замуж. Все очень просто.

— Только не надо выставлять меня холодной и бесчувственной.

— Я знаю, что это не так, и ничего подобного не имею в виду. Слушай… — он приподнялся с земли и оперся на локоть. — Моя дорогая Элеонор, мы знакомы уже два года. Мы доказали сами себе и всему миру, что это не просто страсть или интрижка, которой никогда не перерасти в серьезные отношения. — Он усмехнулся. Даже в самые сложные минуты чувство юмора никогда ему не изменяло. — В конце концов, мы уже не беззаботные юнцы. Я боюсь пропустить самое интересное, как мистер и миссис Ренвик. Я хочу, чтобы мы с тобой жили и старились вместе.

— Я тоже, Тони. Я просто боюсь, что все пойдет не так.

— Ты хочешь сказать, как у моих родителей?

Его мать и отец развелись, когда Тони стукнуло пятнадцать, и с тех пор у каждого была собственная жизнь. Он никогда не обсуждал с Элеонор свои переживания по этому поводу и так и не познакомил ее с родителями.

— Ни один брак не идеален, — продолжал он. — Но это вовсе не значит, что мы повторим ошибки родителей. К тому же у твоих брак был очень счастливый.

— Да, они были счастливы. — Она отвернулась и стала выдергивать из земли травинки. — Но маме было всего пятьдесят, когда умер отец.

Тони положил руку ей на плечо и развернул Элеонор лицом к себе.

— Не обещаю, что буду жить вечно, но я очень постараюсь.

Против своей воли Элеонор улыбнулась.

— Я не сомневаюсь.

— Значит, мы все выяснили. Так сказать, разрядили обстановку. И теперь можем наслаждаться отдыхом.

Он посмотрел на часы.

— Время ланча. Потом я посажу тебя в машину, отвезу в Бродвей и угощу чаем со сливками, а вечером мы наденем свои лучшие наряды и пойдем на танцы. Постараемся произвести впечатление на других постояльцев.


Утром в воскресенье Тони, как и все обычные мужья, решил немного поиграть в гольф и пошел искать себе партнера. Он звал Элеонор с собой, но она отказалась, предпочтя гольфу завтрак в постели и чтение воскресных газет. Примерно в одиннадцать часов она встала, приняла ванну, оделась и вышла на улицу. Погода была солнечная, хотя и не такая теплая, как вчера, поэтому она быстро пошагала по направлению к небольшому павильону, где располагался гольф-клуб. Элеонор собиралась пройтись по полю и отыскать Тони.

Однако дойдя до павильона, Элеонор остановилась: она не знала поля и не могла решить, в каком направлении идти. Она как раз обдумывала, куда направиться, когда голос у нее за спиной произнес: «Доброе утро». Элеонор обернулась и увидела счастливую новобрачную, миссис Ренвик, в твидовой юбке и пушистом свитере, удобно устроившуюся в плетеном кресле на веранде перед павильоном. Она сидела на солнышке, надежно укрытая от ветра.

Элеонор улыбнулась.

— Доброе утро. — Она медленно двинулась по направлению к пожилой даме. — Я думала пройтись по полю, но не знаю, куда идти.

— Мой муж тоже играет в гольф. Думаю, они должны появиться вон оттуда. Я, правда, решила посидеть, а не идти вместе с ними. Почему бы вам не присоединиться ко мне?

Секунду Элеонор колебалась, а потом сдалась. Она пододвинула еще одно плетеное кресло и села рядышком с миссис Ренвик. Вытянула ноги и повернулась к солнцу лицом.

— Как хорошо!

— Гораздо лучше, чем бродить на ветру. Когда ушел ваш муж?

— Пару часов назад. Кстати, он мне не муж.

— О дорогая, извините! Значит, мы ошиблись. Мы решили, что вы женаты и думали даже, что у вас медовый месяц.

Элеонор показалось забавным, что Ренвики обсуждали их с Тони и строили предположения точно так же, как они про них.

— Нет, боюсь, это не так. — Она взглянула на правую руку миссис Ренвик, ожидая увидеть на пальце кольцо с бриллиантом, подаренное на помолвку, и еще одно, новенькое золотое — обручальное. Но никаких бриллиантов не было, а обручальное кольцо на ее морщинистой руке было старое, поцарапанное и истончившееся. Озадаченная, Элеонор нахмурилась, и миссис Ренвик это заметила.

— Что-то не так?

— Нет, ничего. Просто… мы подумали, что это у вас с мужем медовый месяц.

Миссис Ренвик запрокинула голову и рассмеялась совсем молодым жизнерадостным смехом.

— Надо же, какой комплимент! Думаю, вы узнали, что мы остановились в люксе для новобрачных.

— Ну… — Элеонор немного смутилась: можно было подумать, что они специально шпионили. — Просто Тони работает в группе отелей «Треугольник», и они с управляющим старые друзья…

— Ясно. Давайте-ка я все вам объясню. Мы женаты уже сорок лет. Это наша рубиновая свадьба, и муж решил, что выходные в Брэндоне порадуют меня больше, чем праздничный банкет. Видите ли, мы приезжали в Брэндон на медовый месяц, смогли позволить себе только два дня, но дали друг другу слово, что обязательно сюда вернемся. Должна сказать, что отель остался таким же очаровательным, как тогда. — Она опять рассмеялась. — Забавно, что вы приняли нас за новобрачных. Наверное, поверить не могли, что такие старики решились пожениться.

— Нет, — ответила Элеонор, — отнюдь. Глядя на вас, поверить было очень легко. Вы все время разговаривали, смеялись и смотрели друг на друга так, будто только недавно познакомились и сразу же влюбились.

— Еще более приятный комплимент! А мы смотрели на вас. Вчера вечером, когда вы танцевали, муж сказал, что в жизни не видел более красивой пары. — На секунду она заколебалась, а потом продолжила, но уже серьезно. — Вы давно знакомы?

— Да, — сказала Элеонор. — Довольно давно. Уже два года.

Миссис Ренвик обдумала ее слова.

— Да, — рассудительно заметила она. — Достаточно долго. Боюсь, в наше время мужчины сильно испортились. Стремятся получать все выгоды женатой жизни, хотят, чтобы им все приносили на тарелочке, но не торопятся брать на себя обязательства.

Элеонор сказала:

— Нет, это из-за меня. Тони совсем не такой. Он хочет жениться.

Миссис Ренвик умиротворенно улыбнулась.

— Он вас любит, это очевидно.

— Да, — слабым голосом ответила Элеонор. Она смотрела на пожилую леди с добродушным лицом и мудрыми глазами, сидящую в нежарких солнечных лучах. Они не были знакомы, но Элеонор вдруг почувствовала, что может довериться ей.

— Я не знаю, что мне делать.

— Есть какие-то причины, мешающие вам выйти за него замуж?

— Никаких. Я хочу сказать: мы оба свободны и никогда не были в браке. У нас нет никаких других обязательств. Разве что работа.

— И что у вас за работа?

— Тони — управляющий отеля «Корона» на Сент-Джеймс. А я работаю в издательстве.

— Значит, карьера для вас очень важна?

— Да, конечно. Но все же не настолько. Я ведь смогу продолжать работать, даже если выйду замуж. По крайней мере, пока у меня не родится ребенок.

— Возможно, вы просто не чувствуете, что готовы провести с этим мужчиной остаток жизни.

— Но я же этого хочу! Вот что меня пугает. Я боюсь раствориться в другом человеке. Потерять себя. Родители Тони развелись, когда он был еще ребенком. А мои родители всегда были вместе, жили друг для друга. Когда один из них куда-нибудь уезжал, то звонил каждый день. А потом отец умер от инфаркта и мама осталась одна. Ей было всего пятьдесят. Она всегда была таким чудесным человеком, опорой для всей семьи и друзей, а тут просто… превратилась в развалину. Мы думали, что со временем она перестанет горевать, соберется и будет жить дальше, но она так и не оправилась. Со смертью отца ее жизнь остановилась. Я ее очень люблю, но мне горько думать о том, как она тоскует.

— А она знакома с Тони? Он нравится ей?

— Да. Да, знакома, и да, нравится. Ее слегка смущает, что он работает в гостиничном бизнесе. Однажды мы ездили к ней на выходные. Мама немного устала, и Тони вызвался приготовить ужин. Она пришла в ужас. Была возмущена, разочарована. Раскудахталась, как наседка. А потом сказала мне: «Твоему отцу такое и в голову бы не пришло». Она постоянно вспоминает об отце. И это не счастливые воспоминания, нет, она его чуть ли не упрекает за то, что он оставил ее одну.

— Мне очень жаль, — сказала миссис Ренвик. — Я понимаю, как тяжело вам и как грустно ей. Однако, боюсь, все мы не вечны. Мне уже шестьдесят, а мужу семьдесят пять. Глупо было бы притворяться, что у нас еще много времени впереди. По всей вероятности, он скончается раньше и мне придется доживать остаток моих лет одной. Однако у меня останутся дивные воспоминания, да и одиночество никогда меня не страшило. В конце концов, я всегда оставалась отдельной личностью, была сама собой. Я обожаю Арнольда, но мне никогда не хотелось быть с ним постоянно. Вот почему я сейчас сижу тут, а не плетусь за ним следом по полю, мешая забивать мяч в лунки.

— Вам никогда не играли в гольф?

— Боже мой, нет! Никогда не могла попасть по мячу. Но мне повезло, потому что в детстве я выучилась играть на фортепиано. Не настолько хорошо, чтобы стать профессионалом, но я играла в нашем местном оркестре, аккомпанировала в танцклассе — в этом роде. И всегда играла сама для себя. Это было мое увлечение. Так я отдыхала, если чувствовала усталость. Успокаивалась в минуты тревоги. Музыка была со мной всю мою жизнь, и я надеюсь, что так останется до самого конца.

— Моя мама больше не играет на пианино. И садом не занимается, потому что привыкла делать это вместе с отцом.

— Как я уже сказала, мне повезло. Но в жизни есть и другие радости. Одна моя подруга не обладает никакими особыми талантами. Но каждый день после обеда она ходит на прогулку со своей собакой. Одна, в любую погоду. Гуляет целый час и никому не позволяет ходить с ней. Она говорит, что это неоднократно помогало ей остаться в здравом уме.

Элеонор сказала:

— Я знаю, что тоже могла бы так… Только не как мама. Я очень боюсь стать похожей на маму.

Миссис Ренвик смерила ее долгим оценивающим взглядом.

— Вы хотите выйти за этого мужчину?

После секундной паузы Элеонор кивнула головой.

— Так выходите! Вы слишком умны, чтобы позволить себе раствориться в другом человеке, пусть даже таком очаровательном и явно обожающем вас. — Она наклонилась и положила руку на плечо Элеонор. — Но помните: у вас должен быть ваш собственный мир. Независимость. Он будет вас за это уважать еще больше, а ваша семейная жизнь станет более насыщенной и интересной.

— Как ваша, — заметила Элеонор.

— Вы ничего не знаете о моей жизни.

— Вы замужем уже сорок лет, но все еще смеетесь в обществе мужа.

— Вы тоже так хотите? — спросила миссис Ренвик.

Помолчав, Элеонор ответила:

— Да.

— Тогда вперед и без промедления! Хватайте вашего Тони и держитесь за него изо всех сил. Кстати, вот и он — на самом краю поля. Почему бы вам не пойти ему навстречу?

Элеонор посмотрела на поле: по его дальнему краю шли два человека, и одним из них был, несомненно, Тони. Внезапно она почувствовала себя до смешного счастливой.

— Думаю, я так и поступлю.

Она вскочила с кресла, намереваясь сейчас же броситься вперед, но потом остановилась и повернулась обратно к миссис Ренвик. Положила руки ей на плечи, наклонилась и поцеловала в щеку.

— Спасибо вам! — сказала Элеонор.

Оставив миссис Ренвик в ее плетеном кресле, Элеонор сбежала по ступеням веранды и, миновав засыпанную гравием дорожку, двинулась вперед по пружинистому газону. Тони издалека заметил ее и помахал рукой. Она помахала в ответ, а потом бросилась бежать: пускай им предстояло провести остаток жизни вместе, она все равно не хотела терять ни минуты.

Загрузка...