Вагончик десятичасового фуникулера был набит людьми, как лондонский автобус в час пик. Слегка покачиваясь, он, хотя и с усилием, неуклонно двигался вперед и вверх, в ослепительно яркое небо, высоко над заснеженными склонами и крошечными шале, рассыпанными по долине. Далеко внизу скрылась из виду деревня — домики, магазины, отели на главной улице. Под ними простирались сверкающие снежные поля с редкими купами сосен, отбрасывающих на снег длинные синие тени. Вагончик продолжал взбираться все выше, к горному пику — при одной мысли о нем у Джинни начинала кружиться голова, — ледяной иглой вздымавшемуся в ярко-синее небо.
Гора. Крейслер. Чуть пониже вершины там стояло несколько крепких деревянных построек: станция фуникулера и ресторан. Застекленный фасад ресторана так и сверкал, отражая солнечные блики; над входом плескались на ветру многочисленные флаги. Из деревни и ресторан, и станция фуникулера казались далекими как луна, но сейчас они с каждой секундой становились все ближе.
Джинни нервно сглотнула. Во рту у нее пересохло, желудок скручивало от дурных предчувствий. Зажатая в угол кабинки, она попыталась взглядом отыскать Алистера: при посадке ее оттеснили в противоположный конец от него, Колина и Энн. Правда, она хорошо его видела, потому что Алистер был высокого роста; его красивый профиль четко вырисовывался на фоне окна. Ей хотелось, чтобы он почувствовал ее взгляд и обернулся с ободряющей улыбкой на лице, но он был весь в предвкушении предстоящего спуска с вершины Крейслера назад в деревню.
Прошлым вечером, когда они сидели в баре отеля, она сказала:
— Я не поеду. — В баре устроили танцы, на сцене играли лихие музыканты в тирольских кожаных шортах.
— Ты обязательно должна поехать. В этом же весь смысл отпуска — чтобы мы смогли покататься вместе. Что хорошего топтаться на учебных трассах!
— У меня еще мало опыта.
— Спуск нетрудный. Просто длинный. Мы будем примеряться к твоей скорости.
Это было еще хуже.
— Я не хочу вас задерживать.
— Ты слишком невысокого о себе мнения.
— Я не хочу ехать.
— Ты что, боишься?
Она, конечно же, боялась, но сказала:
— Да нет, просто не хочу все вам испортить.
— Ничего ты не испортишь.
Он, казалось, был полностью уверен в этом — точно так же, как всегда был полностью уверен в себе. У нее сложилось впечатление, что страх Алистеру вообще неведом поэтому он и не может понять других людей, способных бояться.
— Но…
— Не надо больше спорить. Поговорим о чем-нибудь другом. Я хочу пригласить тебя на танец.
Сейчас, зажатая в угол кабины фуникулера, она решила, что он забыл о ее существовании. Джинни вздохнула и повернулась к окну, за которым зияла невероятная, вызывающая тошноту пустота. Далеко-далеко внизу по трассе уже катились лыжники — крошечные создания не больше муравьев оставляли следы лыж на девственном снегу, летя по склонам вниз к деревне. Казалось, в спуске нет ничего сложного, и это было самое ужасное. Джинни думала, что ей ни за что его не преодолеть. Сгибайте колени, — говорил инструктор. — Вес на внешнюю лыжу.
Вес на внешнюю лыжу. Главное не забыть. Вес на внешнюю лыжу. Я смогу это сделать. Я должна. Расслабиться. Согнуть колени. Вес на внешнюю лыжу.
Они были на месте. Только что кабина еще раскачивалась в пустоте, пронизанной солнечными лучами, а в следующее мгновение въехала под тень навеса на верхней станции. Их в последний раз тряхнуло, и фуникулер остановился. Открылись двери, и люди хлынули наружу. Наверху было гораздо холоднее. С ворот станции свисали сосульки, под ногами хрустел подернутый ледком снег. Джинни вылезла из кабинки последней — к этому моменту большинство тех, кто поднимался вместе с ними, уже летели вниз с горы, не желая упускать ни минуты этого драгоценного утра, хотя могли бы немного посидеть в ресторане с чашкой горячего шоколада или бокалом дымящегося глинтвейна.
— Джинни, скорей!
Алистер, Колин и Энн уже надели лыжи и надвинули на глаза очки, всем троим не терпелось начать спуск. Лыжные ботинки казались ей неподъемными, и она с трудом передвигалась в них по снегу. Мороз щипал щеки, легкие царапало от ледяного воздуха.
— Давай, иди сюда, я тебе помогу.
Кое-как она добралась до Алистера и бросила лыжи на снег. Он присел на корточки и застегнул крепления. Лыжи добавили ногам свинцовой тяжести, и Джинни почувствовала себя совсем беспомощной.
— Все в порядке?
Она даже не могла говорить. Колин и Энн, приняв ее молчание за согласие, весело улыбнулись, помахали ей лыжными палками и помчались вниз. Вот они плавно обогнули изгиб трассы, подняв в воздух снежную пыль, и исчезли из виду в бесконечных снежных просторах, расстилавшихся перед ними насколько хватало глаз.
— Просто следуй за мной. Все будет хорошо, — сказал Алистер и скрылся следом за ними.
Просто следуй за мной. То был Алистер, и она могла бы последовать за ним куда угодно, только не вниз с горы. Джинни стояла, хватая ртом воздух. Такое не могло ей привидеться даже в кошмарах. Она тряслась от холода и охватившей ее паники; на секунду Джинни показалось, что ее сейчас стошнит. Однако тошнота прошла, а потом паника утихла тоже, сменившись спокойствием отчаяния.
Она не будет спускаться с Крейслера. Сейчас она снимет лыжи, пойдет в ресторан, сядет за столик и закажет себе кофе или горячий шоколад. Потом, как пожилая дама, сядет на фуникулер и вернется назад, в деревню. Пускай Алистер рассердится — ей уже все равно. Остальные наверняка в ней разочаруются, но и это не имеет значения. Она оказалась безнадежна. Струсила. Ей никогда не научиться кататься, нечего и пробовать. Она сейчас же поедет в Цюрих, сядет на самолет и улетит домой.
Смирившись с этой перспективой, Джинни внезапно ощутила облегчение. Она сняла лыжи, вернулась к ресторану и воткнула их вместе с палками в сугроб. Поднялась по деревянной лестнице и вошла в тяжелые стеклянные двери. Внутри было тепло, пахло смолой и древесной золой, а еще сигарами и кофе. Она заказала чашку кофе и уселась за свободный столик. Кофе, ароматный и согревающий, дымился у нее в руках. Она сняла вязаную шапочку и встряхнула волосами, ощущая себя так, словно сбросила нелепый карнавальный наряд и снова стала сама собой. Покрепче сжав горячую чашку в ладонях, она решила, что должна сосредоточиться на этом моменте покоя и облегчения и не думать о будущем. В первую очередь, об Алистере. О том, что ей суждено его потерять…
— Извините, вы одна?
Вопрос прозвучал словно из ниоткуда. Изумленная, Джинни подняла голову, увидела мужчину, стоящего у ее столика, и после секундного замешательства поняла, что он обращается к ней.
— Да. Одна.
— Не будете возражать, если я к вам присоединюсь?
Она удивилась еще сильнее, но попыталась это скрыть.
— Нет… прошу, садитесь.
Вряд ли незнакомец собирался с ней заигрывать: он был довольно пожилой, явно британского происхождения, очень респектабельный. Что делало его неожиданное появление еще более странным.
У него в руках тоже была чашка с кофе. Он поставил ее на стол, пододвинул себе стул и сел. Она увидела, что у мужчины голубые глаза и проседь в волосах. Из-под темно-синей куртки выглядывал алый ворот свитера. Лицо загорелое, в морщинах, как будто он провел большую часть жизни под открытым небом.
Незнакомец сказал:
— Отличное сегодня утро.
— Да.
— В два часа ночи был снегопад. Довольно сильный. Вы об этом знали?
Она покачала головой.
— Нет. Я не знала.
Он задержал на ней свой немигающий взгляд, а потом произнес:
— Я сидел за столиком у окна и видел, что случилось.
Сердце Джинни упало.
— Я… я не понимаю.
Но, конечно, она прекрасно все поняла.
— Ваши друзья уехали без вас. — Из его уст это прозвучало как обвинение, и Джинни немедленно бросилась на их защиту.
— Они же не специально. Они думали, что я поеду следом.
— И почему вы не поехали?
Она стала лихорадочно перебирать в уме подходящие отговорки. Я люблю кататься в одиночку. Захотелось выпить кофе. Я подожду, пока они снова поднимутся на фуникулере, а потом мы вместе спустимся и пойдем на ланч.
Но лгать человеку с такими глазами было явно бессмысленно. Она ответила:
— Я испугалась.
— Чего?
— Высоты. Спуска. Испугалась показать свою бездарность, испортить всем удовольствие.
— Вы раньше катались на лыжах?
— До этого отпуска — ни разу. Мы здесь уже неделю, и я пока спускалась только по детским трассам с инструктором, пыталась научиться…
— И как, научились?
— Вроде бы. Но у меня, наверное, плохая координация или что-то в этом роде. А может, мне это просто не дано. То есть я могу ехать вниз, выполнять повороты и останавливаться, но я постоянно боюсь упасть и от этого у меня все мышцы сводит, а тогда я, конечно же, падаю. Какой-то замкнутый круг. И еще я боюсь высоты. Подъем на фуникулере приводит меня в ужас.
Незнакомец никак не прокомментировал ее слова.
— А ваши друзья, я полагаю, опытные лыжники?
— Да, они катаются давным-давно. Алистер приезжал сюда еще в детстве с родителями. Он обожает деревню, знает все трассы как свои пять пальцев.
— Алистер ваш возлюбленный?
Она немного смутилась.
— Да.
— Вы поэтому и приехали?
— Да. — Он улыбнулся. Внезапно говорить стало легко — словно поверять свои тайны случайному попутчику, зная, что вы видитесь в первый и последний раз. — Живительно: у нас столько общего, и мы прекрасно понимаем друг друга, и смеемся тем же шуткам… но лыжи! Я всегда знала, что если хочу быть с ним, стать частью его жизни, мне придется научиться кататься, ведь он жить не может без горных лыж. А мне этот спорт всегда не нравился, потому что, как я уже сказала, у меня, похоже, проблемы с координацией. Девочкой я посещала уроки танцев и всегда путала левую и правую ногу. Правда, я надеялась, что с лыжами будет по-другому, что я как-нибудь научусь. Когда Алистер предложил мне поехать с ним, я обрадовалась — хотела доказать ему, что смогу. Думала, мне будет весело… как в рекламе зимних каникул в горах. Ну, вы знаете: кругом снег, и все такие радостные, и кататься на лыжах, вроде бы, не сложнее, чем играть в теннис. Я никак не предполагала, что мне придется карабкаться на горы такой высоты, а потом действительно скатываться с них на лыжах.
— А Алистер знает, как вы к этому относитесь?
— Вряд ли он меня поймет. И я не хочу, чтобы он знал, что мне тут не нравится.
— Но вам не нравится.
— Нет. Ненавижу горы. Даже вечера у меня испорчены, потому что я постоянно думаю о том, что мне предстоит завтра.
— Тогда как вы собираетесь вернуться в деревню, после того как допьете кофе?
— На фуникулере.
— Понятно. — На секунду он задумался, а потом сказал:
— Давайте-ка закажем еще по чашке и немного это обсудим.
Хотя Джинни искренне полагала, что обсуждать тут нечего, мысль о еще одной чашке кофе показалась ей соблазнительной.
— Хорошо.
Он взял их чашки, подошел к бару и вернулся назад с новой порцией кофе. Усевшись за стол, он сказал:
— Знаете, вы удивительно похожи на одну девушку, которую я когда-то знал. У нее были те же черты, и она говорила таким же голосом. И так же сильно боялась.
— И что с ней случилось? — Помешивая кофе, Джинни постаралась придать своим словам шутливый оттенок. — Она спустилась на фуникулере и потом с позором улетела домой? Потому что меня, очевидно, ждет именно это.
— Ей встретился человек, готовый ее выслушать и немного приободрить.
— Но для меня этого мало. Тут понадобится настоящее чудо.
— Вы себя недооцениваете.
— Я страшная трусиха.
— Не стоит этого стесняться. Чтобы делать вещи, которых ты не боишься, никакого мужества не требуется. А вот совершить поступок, который пугает тебя до смерти, — это действительно достойно уважения.
Пока он это говорил, дверь ресторана открылась и в нее вошел какой-то человек. Он обвел глазами зал, а потом двинулся прямо к ним. Остановившись у столика, он с почтением стянул с головы вязаный шлем.
— Герр капитан Мэнли.
— Ганс! Чем я могу помочь?
Мужчина заговорил на немецком, собеседник Джинни отвечал ему на том же языке. Разговор длился не больше минуты, после чего проблема, очевидно, разрешилась. Мужчина поклонился Джинни, попрощался и вышел из ресторана.
— Что случилось? — спросила она.
— Это Ганс, оператор фуникулера. Ваш молодой человек позвонил ему из деревни — хотел узнать, что с вами произошло. Думал, может, вы упали. Ганс разыскивал вас — ваш друг дал ему описание.
— И что вы ему сказали?
— Просил передать вашему другу, чтобы он не беспокоился. Мы скоро спустимся.
— Мы?
— Вы и я. Но не на фуникулере. Мы съедем с Крейслера на лыжах.
— Я не могу.
Он не стал с ней спорить. Вместо этого, помолчав немного, мужчина спросил:
— Вы его любите?
Она никогда всерьез об этом не думала. Но сейчас, когда ей задали прямой вопрос, ответила без колебаний:
— Да.
— И не хотите его потерять?
— Нет.
— Тогда поехали со мной. Прямо сейчас. Прежде чем один из нас передумает.
На улице было по-прежнему холодно, но солнце уже поднялось повыше, и сосульки, свисавшие с балкона ресторана и с ворот станции фуникулера, начали подтаивать и с них побежали капли. Джинни натянула шапку и перчатки, вытащила из сугроба лыжи, застегнула крепления и взяла в руки палки. У ее нового знакомого времени на сборы ушло гораздо меньше, поэтому он подождал ее, а потом они вдвоем двинулись по затоптанному снегу у ресторана к склону, по которому спускалась серебряная лента трассы. Деревня, с такой высоты казавшаяся игрушечной, лежала далеко внизу, в долине, а за ней поднимались в небо горы и еще горы, гряда за грядой; они сверкали на солнце словно стекло.
Она сказала — впервые:
— Как красиво!
— Так наслаждайтесь красотой. Это одно из преимуществ горнолыжного спорта. Можно остановиться и полюбоваться видом. Сегодня волшебный день. Итак, вы готовы?
— Насколько это возможно.
— Тогда стартуем?
— Можно я сначала задам вам один вопрос?
— Какой же?
— Про девушку, о которой вы говорили. Которая тоже боялась. Что с ней произошло?
Мужчина улыбнулся.
— Она вышла за меня замуж, — сказал он, тронулся с места и плавно и неспешно покатился по трассе вниз, аккуратно выполняя повороты.
Джинни глубоко вдохнула, стиснула зубы, оттолкнулась палками и последовала за ним.
Поначалу она двигалась так же скованно и неловко, как раньше, но потом постепенно почувствовала себя увереннее. Три поворота, а она ни разу не упала. Кровь побежала быстрее, тело стало согреваться — она ощущала, как мышцы медленно расслабляются. Солнце светило ей в лицо, а свежий ветер пьянил как игристое вино. Лыжи тихонько шуршали по снегу, а когда она набрала скорость, то на поворотах из-под них стали вылетать облачка снежной пыли.
Ее спутник не торопился: он периодически останавливался и дожидался ее, а потом позволял немного постоять и перевести дыхание. Иногда он предупреждал Джинни об особенностях трассы: «Просвет между деревьями довольно узкий, — говорил он. — Двигайтесь по лыжне, которую оставили до вас, и все будет хорошо». Или: «Здесь трасса огибает обрыв, но поворот не такой опасный, как может показаться».
Рядом с ним спуск казался ей легким, а опасности совсем не пугали. По мере приближения к долине ландшафт начал меняться: они проезжали по мостам, стремительно пролетали через распахнутые ворота ферм.
А потом внезапно, гораздо раньше, чем она ожидала, они оказались на знакомой территории — у старта трассы для новичков, так что оставшаяся часть пути показалась ей детской игрой по сравнению с благополучно преодоленным большим спуском. Джинни стремительно пронеслась по учебной трассе, с которой безуспешно сражалась целых семь дней, и, эффектно подрезав снег, чтобы в воздух поднялась снежная пыль, остановилась, переполненная ощущением легкости, гордясь собой как никогда раньше. Она смогла! Сама спустилась с Крейслера. Она сделала это.
Все было позади. В конце трассы находились лыжная база и небольшое кафе, где она каждый день получала свой утешительный приз — чашку горячего шоколада. Мужчина дожидался ее возле кафе, спокойный и улыбающийся, такой же довольный, как она, и обрадованный ее успехом.
Она подъехала поближе к нему, сдвинула на лоб очки и рассмеялась.
— Я думала, это будет ужасно, а оказалось просто божественно!
— Вы прекрасно справились.
— Я ни разу не упала. Не понимаю, как мне это удалось.
— Вы падали просто потому, что очень нервничали. Больше из-за этого вы падать не будете.
— Даже не знаю, как вас благодарить.
— Ну и не надо. Мне было очень приятно. И, если я не ошибаюсь, вон ваш молодой человек — он идет за вами.
Джинни обернулась и увидела Алистера: он вышел из дверей кафе, спустился по деревянной лестнице и шагал по снегу прямо к ним. На лице его были написаны радость и облегчение, и улыбка любимого стала для Джинни лучшей наградой.
— Ты справилась, дорогая! Молодец! — Он схватил ее в свои медвежьи объятия. — Я смотрел, как ты спускалась по учебной трассе — просто здорово.
Над ее головой он встретился глазами с мужчиной, который так вовремя пришел ей на помощь. Джинни обернулась и увидела, что выражение красивого лица Алистера внезапно изменилось: на нем появилось то же уважительное, почтительное выражение, что и у оператора фуникулера, разыскивавшего ее в ресторане наверху.
— Капитан Мэнли! — Если бы на нем была шапка, он сейчас наверняка бы ее снял. — Я не сразу вас узнал. Мне не говорили, что вы сейчас здесь. — Мужчины пожали друг другу руки. — Как поживаете, сэр?
— Отлично, с учетом того что мне выпало счастье прокатиться с такой очаровательной юной леди. Простите, не знаю вашего имени?
— Алистер Хансен. Еще мальчишкой я всегда следил за тем, как вы выступали. У меня в спальне все стены были завешаны вашими плакатами.
— Что же, очень приятно познакомиться.
— Большое спасибо, что спустились вместе с Джинни.
— Ганс с фуникулерной станции передал нам ваше сообщение.
— Я находился на середине трассы, когда понял, что она не едет за мной, а возвращаться было уже поздно.
— Мы познакомились в ресторане. Она немного замерзла, поэтому зашла выпить кофе. Мы с ней поговорили.
— Я боялся, что она упала. Уже представил себе, как спасатели снимают ее с трассы.
Капитан Мэнли присел на корточки, отстегнул крепления и снял лыжи. Потом забросил их на плечо и выпрямил спину. Широко улыбнулся Алистеру.
— Немного ободрения с вашей стороны, юноша, и она вас не подведет. А сейчас мне пора идти. До свидания, Джинни, и удачи вам!
— До свидания и еще раз спасибо за вашу доброту.
Он похлопал Алистера по плечу.
— Заботьтесь о ней как следует, — сказал капитан Мэнли, а потом развернулся и пошел прочь от них — высокий, величественный, седовласый. Одинокий, несмотря на окружавшую его толпу.
Джинни уже снимала лыжи.
— Кто он? — спросила она.
— Билл Мэнли. Скорее снимай и пойдем выпьем чего-нибудь горячего.
— А кто такой Билл Мэнли?
— Поверить не могу, что ты о нем не слышала! Знаменитый горнолыжник. Один из лучших спортсменов в стране. Когда он закончил соревноваться, то стал тренером олимпийской сборной. Так что, дорогая, ты спускалась с Крейслера с настоящим чемпионом.
— Я не знала. Поняла только, что он очень добрый. Понимаешь, Алистер, я ведь зашла в ресторан не потому, что замерзла. Просто я побоялась ехать за тобой. Думаю, тебе надо это знать.
— Ты должна была сказать мне.
— Я не смогла. Я стояла там и тряслась от ужаса, а потом поняла, что мне никогда не хватит духу сделать первый шаг. Я пошла в ресторан и заказала кофе, а он присел за мой столик и заговорил со мной. Но про себя ничего не рассказал. Совсем ничего. — Она на секунду задумалась. — Кроме того, что он женат.
Алистер забросил ее лыжи себе на плечо, а другой рукой взял Джинни за руку. Вместе они направились к маленькому кафе.
— Да, был, — сказал он. — На чудесной женщине. Я смотрел, как они вместе катались, и думал, что это самая красивая в мире пара. Они всегда улыбались друг другу, смеялись — видно было, что им очень хорошо вместе. И никто другой им не был нужен.
— Ты говоришь так, будто все это в прошлом.
— Так и есть. — Они уже подошли к бревенчатому срубу, и Алистер остановился, чтобы воткнуть ее лыжи в снег. — Она погибла прошлым летом. Утонула. Я прочел об этом в газетах. Они с друзьями ходили на яхте в Грецию, и там произошел несчастный случай… Он был в отчаянии. Наверняка ему сейчас очень одиноко.
Джинни посмотрела на оживленную улицу, по которой он от них ушел, но Билла Мэнли уже поглотила возбужденная толпа в лыжных костюмах, и она, как ни старалась, не смогла его отыскать. Ему сейчас очень одиноко. На мгновение ей показалось, что она вот-вот расплачется. В горле застрял комок, а на глаза набежали непрошеные слезы. Такой добрый человек! Скорее всего, они больше никогда не увидятся, а ведь она так ему обязана. Ей никогда его не забыть.
— Правда, я не думаю, — закончил Алистер, — что он стал бы делиться этим с тобой.
Вы удивительно похожи на одну девушку, которую я когда-то знал.
Входя с Алистером рука об руку в двери кафе, она поняла, что все-таки не заплачет.
— Нет, — покачала головой Джинни. — Он ничего мне не сказал.