Да, урук-хаи мы!

Глава 18

Награбленного взяли столько, что потом целые караваны несколько дней курсировали туда-сюда, перетаскивая добро из гномьих пещер в деревню. Само собой, устроили большой праздник для всей Орды с поминанием павших и чествованием живых, каждому участнику похода я выдал самодельные памятные знаки из золота, которые отчеканил сам. Думаю, их будут ценить гораздо выше, чем какие бы то ни было трофейные безделушки.

Ну а лично я оставался абсолютно равнодушен к золоту и сокровищам, вывезенным из-под горы, для меня настоящим сокровищем оказались железные слитки, обнаруженные на одном из складов.

Гоблины обшарили город сверху донизу, заглянули буквально под каждый камень. Они переселились из своих пещер и снова заложили проход в опасные коридоры. Я отдал им безраздельную власть над подземными владениями, мне эти затхлые тоннели и залы были совершенно неинтересны.

Раненые потихоньку восстанавливали силы, и даже я в пылу сражения получил несколько новых ран, которых попросту не заметил тогда. Шаманы и их ученики работали, не покладая рук.

А ещё в гномьем городе нашлись запасы продовольствия и целые подземные плантации, на которых бородачи выращивали грибы и какую-то съедобную плесень, так что от голода мы избавлены надолго. Но это, конечно, не значит, что мы останемся зимовать тут, в горах. Наоборот, мы дождёмся, когда все раненые встанут на ноги и сразу двинем в путь.

Но пока мы зализывали раны в своих деревнях, ходили в караулы и дозоры и просто отдыхали. Мастера переделывали гномье оружие на наш манер, благо, арсеналы у бородачей ломились от разнообразных топоров, кирок, копий, мечей, сабель, секир и прочих орудий убийства.

Всё шло своим чередом, почти не требуя моего вмешательства, и я позволил себе несколько дней отдыха и безделья. Орда стала достаточно устойчивой структурой, чтобы продолжать существование просто по инерции. Вот если бы случился какой-то кризис, это могло бы снова расколоть нас на отдельные племена, но пока всё было спокойно и стабильно.

Так что я валялся в тёплом чуме, ел досыта, много спал и терпел заботу Кары, которая занималась лечением моих ранений. О делах я даже не вспоминал. Лежал и прокрастинировал, точно как Илья Муромец. Пока в гости ко мне не заявился Дургуз.

Брат вошёл степенно и церемонно, поклонившись мне, как хану Орды, что случалось довольно редко.

— Мир тебе, вождь, — произнёс он.

— И тебе, Дургуз, — хмыкнул я, приподнимаясь на шкурах.

Дургуз снял шапку, протёр лысину, уселся за низкий стол, поближе к печке. Он был явно чем-то обеспокоен, так что я сразу взял быка за рога.

— Что случилось, брат? — спросил я.

— Один из дальних дозоров пропал, — выдохнул он.

— Так, — хмыкнул я. — Где?

— На западе, за Чёрным Утёсом, — сказал он. — Смена пришла, там никого.

— И что дальше? — спросил я.

— Подождали немного, покричали, поискали, никаких следов, ни крови, ничего, — хмуро доложил брат.

Любопытно, очень любопытно. Может, какой-то мститель из числа гномов?

— Там никаких пещер или подземелий рядом нет? — на всякий случай уточнил я.

— Нет, — покачал головой Дургуз. — Вроде нет.

— Дозоры усилить. Дальние, — приказал я. — Пусть ходят теперь по трое.

С этими словами голову пронзила догадка, и я вскочил на ноги, так резко, что Дургуз и Кара отшатнулись от меня в неподдельном испуге.

— Трое! Их было трое! — прорычал я, сжимая кулаки.

Эльфы, проклятые остроухие, это же их следы заметили тогда! Они пробирались через нашу землю в подземный город, они стояли за всеми вылазками и нападениями, они, как невидимые кукловоды, руководили гномами, натравляя их на наши селения! И пусть даже двоих нам удалось убить во время штурма, один всё-таки выжил. А может быть, и больше. И теперь эта эльфийская мразь строит из себя Рэмбо, вырезая наши дозоры? Я этого так просто не оставлю.

Меня охватила ярость, захотелось крушить и ломать, но я увидел испуганное лицо Кары, напряжённое — Дургуза, и взял себя в руки. Крушить я буду, когда доберусь до этого эльфа.

— Брат, что с тобой? — тихо спросил Дургуз.

— Эльфы, — прорычал я. — Это они…

— Что? Магия? Они что-то с тобой сделали? — забеспокоились и Кара, и Дургуз одновременно, но я махнул рукой, успокаивая обоих.

— Нет. Эльфов было трое, я прикончил двоих. Третий мстит. Это он вырезал наш дозор, — объяснил я, когда наконец сумел успокоиться.

Дургуз нахмурился.

— Скажи охотникам, скажи дозорным, — приказал я. — По одному не ходить, глядеть в оба. Эта мразь может притаиться где угодно.

Брат вдруг принюхался, широко раздувая ноздри, прищурил глаза, очевидно, начиная выискивать эльфов в моём жилище, но здесь из эльфийского была только трофейная сабля в украшенных ножнах.

— Нет, брат, здесь я бы его сам учуял, — сказал я.

Но в чём-то Дургуз был прав, надо бы озаботиться личной охраной, к которой я по-прежнему относился как к назойливой обузе, излишней и ненужной. Я выходил со свитой только тогда, когда без неё было не обойтись. А здесь, у себя дома, я мог сам справиться с любой угрозой, тем более, что Кара в любом случае помогла бы.

— Да, надо усилить посты, — прошипел Дургуз. — Ос-строухие наверняка отправят сюда ещё воинов.

— И мы их постукаем, — заверил я его.

Тот кивнул.

— Постарайтесь выследить этого засланца, — произнёс я. — Если он ускользнёт на свои земли или отправит весточку домой, к нам точно отправятся их войска. Как только узнают, что случилось с гномьим городом.

— Сделаем, — криво ухмыльнулся Дургуз.

А я резко понял, что пора заканчивать с бездельем. Враги не дремлют, и каждая минута на счету, и чем больше времени мы тратим на праздное ничегонеделание, тем сложнее будет их одолеть. Пора высылать разведчиков вниз, в предгорья, а может быть, даже сходить туда самому. Нужно проведать раненых, провести ещё один смотр моего войска, проверить вооружение и припасы, потому как поход вниз будет существенно отличаться от быстрого штурма гномьих шахт, нам будет необходимо наладить снабжение, на одном грабеже мы далеко не уедем. Работы, в общем, непочатый край. А я только и делал последнее время, что прохлаждался и отдыхал. Стало даже немного стыдно за такую свою слабость.

Я встал, оделся, натянул толстый полушубок, огромную меховую шапку. Морозы начали приходить особенно злые. Плевок ещё не застывал на лету, но лишний раз на улицу выходить не хотелось, да и охотники порой возвращались обмороженными. Я только теперь понял, почему у многих орков уши выглядят именно так, словно кто-то их пожевал и выплюнул. Исключительно из-за обморожений.

— Пойдём, Дургуз, — сказал я. — Думаю, надо сходить, проверить остальные дозоры.

Брат заметно приуныл, тащиться по горам и снегу на отдалённые высоты жутко не хотелось, да и мне тоже. Но раз партия и вождь сказали «надо», остальные должны взять под козырёк.

— Или их кто-то уже проверял? — спросил я, давая ему шанс увильнуть.

— Нет, другие никто не проверял, — вздохнул он. — Говорю же, на Чёрный Утёс смена пришла, никого нет, пошли и доложили.

— Значит, заодно пришлём усиление на все посты, — заключил я.

На всякий случай я вооружился, немного перекусил на дорожку, и мы с Дургузом вышли наружу. Мороз тут же принялся щипать лицо, я поёжился, но тут же выпрямился и зашагал по утоптанной снежной тропинке к казармам, где в тепле и уюте бойцы отдыхали после занятий.

Я так и предвкушал их недовольство и ворчание. Ещё бы, в такую погоду никому не хочется отлипать от печки и идти на несколько часов куда-то на дальний пост. Но я ошибся.

Казарма встретила меня спёртым воздухом, в котором витали запахи дыма, крепкого орочьего пота и грязных ног, несмотря на все меры по поддержанию чистоты. Орки удивлённо покосились на нас, повскакивали с насиженных мест, приветствуя своего вождя. Я не стал долго тянуть.

— Нужно усилить посты, особенно дальние. Похоже, у нас на землях завёлся остроухий, — объявил я.

Ответом мне стали яростные вопли и рык, и я понял, что каждый из них готов идти куда угодно и на сколько угодно, лишь бы там была возможность постукать остроухого и отомстить за убитых братьев.