Далекие странники (перевод новеллы)

— Брат Фэн, — голос главы Гао был строг, — не следует разбрасываться необоснованными обвинениями! Они могут обернуться ненужным кровопролитием. Пусть сначала уберут тела. После этого мы перейдём в более удобное место для обсуждения осталь…

Ему не дали договорить. Вопросы посыпались сразу со всех сторон:

— Глава Гао, почему вы желаете вести разговоры за закрытыми дверями? Вы пытаетесь что-то скрыть?

— Поскольку все собрались здесь, отчего бы не разобраться в деле прямо сейчас?

— Если распространение домыслов о происшествии прекратится, неужели это не пойдёт ребёнку во благо?

Чжан Чэнлин поднял смертельно бледное лицо с расфокусированным взглядом. Мальчику казалось, что все смотрят на него, говорят о нем и указывают на него, желая получить объяснения. Но он ничего не знал.

Чжоу Цзышу привык сливаться с окружением и быть незаметным. Но увидев беспомощное лицо Чжан Чэнлина, он ощутил жгучую злость. Так и хотелось растолкать толпу, схватить парнишку и утащить его подальше от всей этой грязи. Но разве такой импульсивный поступок вязался с характером бывшего главы Тяньчуана? Тщательно планировать любое действие, думать дважды, учитывать каждую мелочь, оставаться в тени, не привлекать внимание — вот что въелось в его кости. Сам Император хвалил Чжоу Цзышу за растущие с годами осторожность и расчётливость…

… Однако старик Е Байи снова бросил бы, что он просто прячется под маской.

Примечание к части

∾ Страдать одной болезнью (同病相怜) — идиома, описывающая сочувствие к общим обстоятельствам.

∾ «…подобен мерцающему пламени свечи, что скоро погаснет» (昙花一现) — идиома, описывающая нечто недолговечное.

∾ «Прохлада приходит… Есть сегодня вино — так сегодня пьяней» — первые три строки стихотворения авторские, иллюстрируют оплакивание ранней смерти красавицы. Силин — отсылка к известной поэтессе, куртизанке Су Сяосяо (V век н.э.), чья могила там находится. Су Сяосяо умерла молодой, страдая от смертельной болезни, что перекликается с настроением главы. Четвертая строка «今朝有酒今朝醉» — из стихотворения «В самоутешение» поэта Ло Инь. Используется как идиома в значении «жить сегодняшним днём».

∾ Смертники (死士) — лит. «солдат смерти».

∾ Три головы и шесть рук (三头六臂) — дословный перевод идиомы, означает человека с экстраординарными способностями.

∾ Демоны — гуй (鬼), в китайской мифологии — демон, дух умершего, призрак.

Том 2. Глава 31. Прорыв

Чжоу Цзышу спиной почувствовал чей-то пронзительный взгляд. Обернувшись, он увидел в толпе неподалёку Е Байи, чему, собственно, не удивился. Старый обжора ни словом, ни жестом не показал, что они знакомы, даже не кивнул в знак приветствия. Е Байи просто пялился на него, не моргая, с неизменной безмятежностью. С такой же миной этот истукан возвещал о неотвратимости скорой гибели Чжоу Цзышу.

«Верно, — подумал Чжоу Цзышу, — моя смерть не за горами. И я всегда вёл себя как трусливая черепаха, прячущая голову при малейшей опасности. Неужели в данный момент необходимо соблюдать прежнюю осторожность? Или готовить почву для далеко идущих планов, сплетая хитроумную интригу? Разве жизнь, в которой чувства ни разу не возобладали над разумом, не заслуживает лишь унылого сожаления?»

Чжоу Цзышу внезапно ощутил неодолимый порыв вырваться из панциря и стать наглым ублюдком.^[208]

И вот в воздухе раздался сухой смешок. Этот тихий звук должен был потонуть в окружающем шуме, но, усиленный неизвестной техникой, он перекрыл гомон толпы.

Худощавый, неприметный, болезненного вида мужчина выступил вперёд и мягко поинтересовался:

— Господа, существует ли причина, по которой вы мучаете ребёнка прилюдным допросом?

Глаза Чжан Чэнлина прояснились, а губы беззвучно прошептали: «Шифу!».

Гао Чуну потребовалось время, чтобы сообразить, кто перед ним, хотя Цао Вэйнин по прибытии представил этого человека и хорошо о нём отзывался. После недолгой заминки глава Гао сложил руки в приветствии:

— Чжоу-сюнди.^[209]

Хозяин поместья был удивлён и озадачен. Невзрачный гость обладал мощной аурой, характерной для опытных мастеров кунг-фу, и Гао Чун понимал, что должен был обратить на него внимание. Но почему-то при первой встрече он не заметил в этом Чжоу ничего особенного. Даже сейчас глава Гао с трудом вспомнил его фамилию, но не имя. По позвоночнику Железного Судьи пробежала дрожь.

Чжоу Цзышу поманил рукой Чжан Чэнлина:

— Иди-ка сюда, паршивец.

Чжан Чэнлин бросился к нему с распростёртыми объятиями, будто к родному отцу.

Скрипучий голос Фэн Сяофэна снова резанул по ушам:

— Ты кто такой вообще?

Приобняв мальчика за плечи, Чжоу Цзышу смерил неугомонного задиру пренебрежительным взглядом и насмешливо протянул:

— Коротышка, неужели не узнаёшь папочку?^[210]

Фэн Сяофэн зашипел от ярости. На сей раз Гаошань-ну не стал дожидаться команды и с низким рёвом ринулся на обидчика. Связь между Горой и Духом Земли была поистине необычной: каждого, кто осмеливался зацепить Фэн Сяофэна, Гаошань-ну расценивал в качестве заклятого врага, убившего его собственного отца. Гора был настолько огромным, что от его шагов содрогались стены. Вращая гасилом с гирей^[211] больше человеческой головы, он надвигался подобно цунами, намереваясь размолоть обидчика в фарш.

Чжоу Цзышу в мгновение ока испарился оттуда, где стоял, заодно прихватив Чжан Чэнлина, и молот-метеор впустую расколол каменную плиту, проделав в ней глубокую выбоину. Гао Чун внимательно наблюдал за происходящим и сразу сделал вывод, что цингун этого Чжоу достиг высочайшего уровня — немыслимая скорость, да ещё с дополнительной ношей!

Промахнувшись, Гаошань-ну недовольно зарычал, снова раскрутил молот и запустил его горизонтально полу. Гиря со свистом поднялась в воздух, но Чжоу Цзышу рассчитал траекторию и провёл контратаку. Подпрыгнув, он оттолкнулся носком сапога от цепи и, используя полученный импульс, ударил по приближавшейся гире. Неизвестно, сколько силы он вложил в этот удар, но когда все осознали происходящее, молот уже летел обратно в своего хозяина.

Гаошань-ну не отличался проворством и не успел бы увернуться, даже если бы на кону стояла его жизнь. В отчаянии Гора крепко обхватил голову рукам, готовясь встретить оружие плечом. Когда гиря врезалась в него, гигант оглушительно взвыл и, отлетев далеко назад, тяжело рухнул на пол.

Фэн Сяофэн заверещал, словно это его приложили молотом. Забыв обо всём, он кинулся к пострадавшему товарищу и начал осматривать рану. Гаошань-ну остался жив только благодаря своей огромной массе. Покалеченное плечо было почти раздроблено, но этот крепкий орешек даже не потерял сознание. Свернувшись в огромный клубок, Гора безмолвно смотрел на коротышку полными боли глазами.

Фэн Сяофэн вскинул голову и обернулся с пылающим ненавистью взглядом. Чжоу Цзышу оставался спокойным, как озёрная гладь:

— Он хотел забрать мою жизнь, но его жизнь мне не нужна, — объяснил он, подтянув к себе Чжан Чэнлина. — Пойдём отсюда.

— Постойте!

Вперёд выступил Юй Цюфэн, глава школы Хуашань. Его примеру молча последовали лидеры остальных крупных школ. Юй Цюфэн сложил руки в небрежном приветствии, окатил Чжоу Цзышу неприязненным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Незнакомый господин, вот так уводить ребёнка на глазах у всех — это немного непочтительно, не находите? Неужели вы желаете оскорбить собравшихся здесь героев цзянху?

— И каким образом, по мнению главы Хуашань, мне следует поступить? — равнодушно уточнил Чжоу Цзышу.

— Ступайте куда хотите, — предложил Юй Цюфэн, — но сперва заставьте мальчика рассказать, почему на него охотятся убийцы. Имеет ли семья Чжанов отношение к Кристальной броне? Если имеет, то в чьих руках сейчас находится их фрагмент?

Натянуто улыбнувшись, Чжоу Цзышу оглядел ожесточённую и разгневанную толпу с Юй Цюфэном во главе, наклонился к Чжан Чэнлину и поинтересовался:

— Ты знаешь, о чём речь?

Чжан Чэнлин поджал губы и покачал головой.

— Хочешь ответить на его вопросы? — предложил Чжоу Цзышу.

Не говоря ни слова, Чжан Чэнлин вцепился в одежду шифу. Тот кивнул и повернулся к Юй Цюфэну:

— Мастер Юй, видите ли, у вас могут быть вопросы, но мальчик вправе отказаться на них отвечать. Будет лучше, если наши пути разойдутся здесь и сейчас, и мы попрощаемся друг с другом на неопределённый срок. Вы согласны?

Не дожидаясь ответа, Чжоу Цзышу подтянул к себе Чжан Чэнлина и развернулся, намереваясь покинуть помещение. В этот момент глава школы Цаншань Хуан Даожэнь,^[212] стоявший позади Юй Цюфэна, презрительно усмехнулся:

— Этот юнец слишком самонадеян! — и проявил инициативу в создании проблем, бросившись наперерез Чжоу Цзышу.

Жёлтый Даос обладал весьма непритязательной внешностью. Его яйцевидное, обожжённое солнцем лицо походило на тёмный сморщенный финик или сушёную дыню. Обычно он настолько старательно прятался за элегантным Юй Цюфэном и его неизменным веером, что это оставляло простор для сомнений в истинных намерениях даоса. Сейчас Хуан Даожэнь впервые вышел из тени главы Хуашань и открыто занёс руку для удара. Его атакующий рывок напоминал полёт гигантской картошки.

Чжоу Цзышу ухмыльнулся. По сути, Хуан Даожэнь угадал — он был самонадеянным и не испытывал к скопищу мелких кудахтающих склочников ничего, кроме презрения. Не отпуская руки Чжан Чэнлина, Чжоу Цзышу встретил выпад даоса размытым вихрем контратак. Спустя пару мгновений Хуан Даожэнь вскрикнул от боли, отступил на несколько неуверенных шагов, сплюнул полный рот крови и тяжёлым кулём упал на задницу.

Картошка подвяла. Испуганные возгласы «Шифу!», «Старший!» и «Глава!» слились в неразборчивый гвалт. Глаза Юй Цюфэна налились кровью.

— Откуда взялись столь бесчестные техники? — злобно выкрикнул глава Хуашань. — Должно быть, этот отступник заодно с призраками Долины! Не дайте ему сбежать!

Понял, что не одолеет в бою, так решил спустить всех собак! Уголки губ Чжоу Цзышу дёрнулись. Он не собирался понапрасну тратить время, поэтому крепко прижал к себе Чжан Чэнлина и двинулся прочь.

Поместье Гао уподобилось бурлящему котлу. Одни, как заикавшийся от волнения Цао Вэйнин, защищали беглецов. Другие, в том числе Гао Чун и Чжао Цзин, хранили молчание и держали свою точку зрения при себе. Третьи — глупцы, науськанные Юй Цюфэном — ничего не понимали, но вопили и орали, как на базаре.

В мгновение ока Чжоу Цзышу и Чжан Чэнлин выскользнули из шумного зала. Продвигаясь к воротам, Чжоу Цзышу лавировал среди толпы, словно неуловимая тень, время от времени раскидывая тех, кто вставал на пути. Из-за Кристальной брони эти шавки кидались на мальчишку в его руках, как на сахарную косточку. Даже Юй Цюфэн, подрастеряв благородный лоск и сложив веер, перевоплотился в бешеного пса. Оскалив зубы, он упрямо крутился вокруг Чжоу Цзышу, будто приставшая рыбья чешуя, которая никак не хочет отлипнуть. Это раздосадовало Чжоу Цзышу до глубины души. Он застыл как вкопанный и развернулся, собираясь проучить настырного преследователя.

Внезапно по земле скользнула извилистая тень, а в следующий миг хлёсткий удар кнута рассёк воздух перед Юй Цюфэном. В ноздри ударил тяжелый запах алкоголя, и Чжоу Цзышу переключил внимание на нового участника сцены.

Упавшим с неба человеком оказался тот, кто минувшей ночью стремительно исчез за пеленой дождя, не соизволив попрощаться, — взлохмаченный, красноглазый и пропахший вином Вэнь Кэсин. Его движения приобрели характерную захмелевшим людям разболтанность, а поступь стала нетвёрдой. Обернувшись, Вэнь Кэсин попытался через плечо послать Чжоу Цзышу обольстительную улыбку. К сожалению, жест, задуманный как соблазнительный, испортила пьяная икота.

— А-Сюй, ух… уходи первым! Я разберусь с ним… с ними… — пробормотал он, запинаясь и чуть ли не падая на каждом шагу.

Хотя Вэнь Кэсина мотало из стороны в сторону, словно лист на ветру, он благополучно увернулся от всех атак главы школы Хуашань, вихляя то влево, то вправо и продолжая будто бы наугад махать хлыстом. «Так уж получилось», что хлыст обвился вокруг голени Юй Цюфэна и сбил его с ног. На глазах у изумлённых зевак утончённый глава Юй совершенно неэлегантно рухнул носом в землю.

Протерев глаза, Вэнь Кэсин подошёл ближе заплетающимися шагами, похожими на кренделя танца Янгэ,^[213] склонился над униженным Юй Цюфэном, помахал рукой перед его лицом и пробормотал, тяжело ворочая языком:

— Эй, ты! Двух… двухголовый! Ты… тоже перебрал с выпивкой? Зачем по земле ползаешь?

Чжоу Цзышу, наблюдая за этой сценой, поборол желание закатить глаза. Теперь у господина Вэня стало на одного непримиримого врага больше. Точнее, на целую школу Хуашань.

Тем не менее Чжоу Цзышу был искренне признателен Вэнь Кэсину за помощь. Воспользовавшись отвлекающим манёвром, он подхватил Чжан Чэнлина и был таков. У ворот Чжоу Цзышу отвязал двух лошадей и проворно закинул мальчишку на одну, а сам запрыгнул на вторую. Вздымая клубы дорожной пыли, они пустились в галоп и быстро оставили поместье Гао позади.

Увы, Чжан Чэнлин оказался паршивым наездником (он был паршивым практически во всем). Не успели они покинуть Дунтин, как мальчик начал отставать, опасно болтаясь в седле. Чжоу Цзышу мог только вздохнуть про себя. Он знал, что Чжан Чэнлин был неотёсанным брёвнышком, поэтому не ожидал от юного спутника внезапных талантов. Проскакав ещё несколько ли, они остановились возле заброшенного подворья. Чжоу Цзышу прогнал лошадей и помог Чжан Чэнлину перепрыгнуть стену. Подростку, которого с ночи мучили расспросами, был необходим отдых.

Чуть погодя кто-то выбил ворота в запустелую усадьбу. Чжан Чэнлину и без этого враги мерещились за каждым кустом. Мальчишка вздрагивал от малейшего шороха, а от оглушительного грохота он подскочил как ужаленный. Но тревога оказалась ложной — во двор ввалился Вэнь Кэсин.

Сначала Чжан Чэнлин подумал, что этот старший только притворяется захмелевшим. Но при ближайшем рассмотрении стало очевидно — Вэнь Кэсин надрался до того, что не отличал правую руку от левой. Он прошёл несколько вихляющих, спотыкающихся шагов, кружа, словно безголовая муха, а затем с глухим стуком упал на колени прямо перед Чжоу Цзышу. Потеряв равновесие, Вэнь Кэсин качнулся вперёд и ничком шлёпнулся на землю.

Чжоу Цзышу поспешил приподнять его голову — мало ли, вдруг расшибся? Лицо Вэнь Кэсина раскраснелось от обилия выпитого, но синяков или ссадин заметно не было. Вэнь Кэсин даже улыбнулся Чжоу Цзышу — самой идиотской улыбкой — и протянул обе руки, чтобы обнять его колени. Вцепившись в свою награду мёртвой хваткой, Вэнь Кэсин перекатился на бок и улёгся поудобнее, используя чужие ноги как подушку.

— Ты свалился в чан с выпивкой? — не утерпел Чжоу Цзышу.

Заплетающимся языком Вэнь Кэсин протянул:

— Угу, вчера я нашёл вино… Винный погреб… Заночевал там. Выпил… больше десяти кувшинов… Т-такое блаженство!

Он действительно не на шутку перебрал и, начав смеяться, не мог остановиться. Крепко держась за ноги Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин уткнулся лицом в его бедро, продолжая повторять «блаженство» снова и снова.

Не находя слов, Чжоу Цзышу наблюдал за постепенно затихающим Вэнь Кэсином, который повернул растрёпанную голову, прижался щекой к его коленям и заснул мёртвым сном среди бела дня.

Чжоу Цзышу пришёл к выводу, что этот человек располагает бездной свободного времени, которое не жаль тратить на глупости.^[214]

Примечание к части

∾ «Вырваться из панциря...» — в оригинале выше используется устойчивое выражение, обозначающее трусливого человека: черепаха, которая втягивает голову (缩头乌龟). А в этом месте используется сленговая фраза, которая переводится как «наглый ублюдок»: черепаха с мягким панцирем (王八). Китайское название главы: «Вырваться из скорлупы» отсылает к трансформации Чжоу Цзышу.

∾ -сюнди — 兄弟 (xiōngdì), младший брат, уважительное обращение к младшему мужчине.

∾ «Не узнаёшь папочку?» — откровенно грубое обращение, в контексте которого «папа» означает «я имел твою мать».

∾ Люсинчуй (流星錘) — «молот-метеор», китайское гасило. Металлический ударный груз, закреплённый на верёвке или цепи длиной от 3 до 6 м. Форма ударного груза может быть любой. Существуют парные «метеоры» с грузами на обоих концах верёвки. Визуализация: https://youtu.be/5VpyMOwuatQ.

∾ Хуан Даожэнь — это не имя, а прозвание. В тексте будут использоваться оба варианта — и транскрипция, и адаптированный перевод. «黄道人» дословно: последователь жёлтого пути (дао), адаптированный перевод — Жёлтый Даос. Жёлтый цвет, помимо положительных значений, символизирует непристойность, неприличие, поэтому прозвание весьма двусмысленно.

∾ Танец Янгэ — 秧歌步, или «шаги Янгэ». Популярный народный танец Северо-Восточного Китая.

∾ «…обладает бездной свободного времени...» — в оригинале Чжоу Цзышу решил, что Вэнь Кэсин сыт. Отсылка к поговорке «На сытый желудок легко наделать глупостей». Хорошо питаться — значит быть богатым и иметь досуг.

Том 2. Глава 32. Жун Сюань

Вот так эта троица ускользнула из гущи событий.^[215] Поместье Гао тем временем потонуло в хаосе.^[216]

Цао Вэйнин продолжал возмущаться недостойным поведением школы Хуашань, но Мо Хуайкун одёрнул его за рукав и отрывисто приказал:

— Умолкни. Сейчас же.

Цао Вэйнин хотел спросить шишу, как может тот потворствовать силам зла, когда Мо Хуайкун указал на Юй Цюфэна:

— Разве не видишь? Этот хлыщ вот-вот удавится от позора! Не лезь в то, что тебя не касается. Заткни свой дырявый рот и наблюдай с подобающим достоинством.

Цао Вэйнин с достоинством заткнулся и пару минут послушно глазел по сторонам, но вскоре не удержался и, понизив голос, обратился к наставнику:

— Шишу, вы сказали, что глава Гао и глава Чжао слишком легко позволили Чжоу-сюну похитить наследника клана Чжанов. Почему они так поступили?

Мо Хуайкун просверлил ученика колючим ястребиным взглядом и прошипел сквозь зубы:

— Твои мозги собаки съели?

Цао Вэйнин давно привык к брани шишу. Нисколько не смутившись, он искренне ждал от старшего разъяснений, но тот лишь скривился и отвернулся. Цао Вэйнина осенило догадкой гораздо позже, тогда он понял, что его мозги и впрямь пошли псам на обед. Ясное дело — даже шишу не знал ответа!

В разгар неразберихи прибыл настоятель Шаолиня Ци Му в сопровождении мужчины средних лет. Последний был худощав, одет в тёмное, резкие морщины обрамляли его сурово поджатые губы, а острые брови над ясными глазами расчерчивали лоб подобно двум мечам. Было очевидно, что прибыл незаурядный мастер, с которым шутки плохи.

Чтобы прекратить всеобщий галдёж и утихомирить спорщиков, настоятелю Ци Му пришлось применить «Рёв льва».^[217] Менее опытные из собравшихся чуть не потеряли сознание от мощного звука. Воцарилась тишина. Узнав мужчину позади Ци Му, Гао Чун и Чжао Цзин поднялись для приветствия. Глава Чжао первым раскрыл личность сурового гостя, воскликнув:

— Шэнь-шисюн!^[218]

Цао Вэйнин услышал, что Мо Хуайкун удивлённо хмыкнул, и воспользовался поводом задать вопрос:

— Шишу, кто это?

— Это Шэнь Шэнь,^[219] — нахмурился Мо Хуайкун. — Обычно глава Шэнь, словно нежная девица, не выходит из дома. Видать, боится загореть. Странно, что он рискнул белизной кожи и приехал в Дунтин.

Цао Вэйнин прежде не слышал об этом мастере, и отреагировал бессмысленным «А-а…». Глупая физиономия младшего разозлила Мо Хуайкуна, поэтому он всё-таки снизошёл до объяснения:

— В пятёрку великих кланов цзянху входили Чжаны из Цзяннани, Чжао из Тайху, Гао из Дунтина, Шэни из Шучжуна и Лу с гор Тайхана.^[220] До наших дней авторитет сохранили только Гао Чун и Чжао Цзин. Клан Чжанов сократился до одного ребёнка, клан Шэней давно отрешился от дел цзянху, клан Лу канул в небытие. Увы, расцвет пяти кланов остался в прошлом, а молодое поколение о них и знать не знает.

Цао Вэйнин пересчитал на пальцах и нашёл несоответствие:

— Шишу, включая наследника Чжанов, сюда съехались главы четырех кланов из названных вами. Где же пятый? Разве он не обязан участвовать в собрании?

Мо Хуайкун начал терять терпение.

— Поскольку глава Лу не накопил достаточно добродетелей в прошлой жизни, в этой жизни он заболел и умер молодым, не оставив наследника. Своё поместье с горсткой юных учеников глава Лу поручил заботам великого мастера Хуа Фанлина,^[221] с которым был дружен. Хуа Фанлин — тот самый глава школы Тайшань, недавно погибший при загадочных обстоятельствах. Здесь находится его преемник, Хуа Цинсун. Итак, считать ли Хуа Цинсуна представителем клана Лу? Дерьмо собачье!^[222] Ты задаёшь столько вопросов, потому что и в самом деле ни хрена не понимаешь. Не говори никому, что я твой шишу, не позорь меня!

Вышеупомянутый Шэнь Шэнь вполголоса обменялся несколькими фразами с настоятелем Ци Му. Настоятель вздохнул, пробормотал имя Будды и кивнул. Тогда Шэнь Шэнь взял у одного из своих учеников шкатулку, из которой извлёк небольшой шёлковый свёрток. Едва он размотал ткань, кто-то ахнул и воскликнул:

— Кристальная броня!

Цао Вэйнин вытянул шею, чтобы получше рассмотреть изделие из изящно обработанного кристалла. Размером не больше ладони, оно переливалось в солнечных лучах многоцветием радуги. Кто мог подумать, что такая крошечная вещица вызовет свирепую бурю!

Юй Цюфэн сглотнул, дёрнув кадыком, и сдавленно прошептал:

— Неужели это один из пяти фрагментов Кристальной брони?

— Да, это он, — подтвердил Шэнь Шэнь и выжидательно повернулся к Гао Чуну.

Гао Чун долго безмолвствовал с нечитаемым выражением лица, прежде чем велел Дэн Куаню:

— В моём кабинете на книжной полке слева от двери есть потайное отделение — в третьем ряду, за «Записками о правилах благопристойности».^[223] Открой и принеси то, что внутри.

Озадаченный странным приказом, Дэн Куань послушно удалился, чтобы вскорости вернуться с похожей шкатулкой. Гао Чун поставил её рядом с принесённой Шэнь Шэнем и открыл. Всеобщему обозрению предстали два фрагмента легендарной Кристальной брони.

— В сложившейся ситуации я чувствую себя обязанным дать объяснения, — взял слово Гао Чун. — Кристальная броня действительно состоит из пяти частей. С давних пор мы пятеро хранили по одной. Покойный Лу-сюн доверил свой фрагмент великому мастеру Хуа из школы Тайшань… Никто и представить не мог, что кусок брони станет причиной его трагической гибели!

— Амитабха! — вступил настоятель Ци Му. — Этот старик немного знает о том, что произошло.

Все тут же воззрились на белобородого, благожелательного шаолиньского монаха, который неспешно продолжил:

— Интересно, сколькие из присутствующих друзей помнят бедствие, постигшее улинь^[224] тридцать лет назад?

От этих слов многие пожилые мастера встревожились. Даже Е Байи, до того безучастно наблюдавший за толпой, поднял взгляд на Ци Му.

- - - - -

В то самое время Чжоу Цзышу тоже рассказывал давние истории совершенно несведущему Чжан Чэнлину. Рядом мертвецким сном спал Вэнь Кэсин, вцепившись в рукав Чжоу Цзышу, которому удалось спихнуть его голову со своих колен, но не разжать стальную хватку. Раскинув руки и ноги, Вэнь Кэсин разметался на земле в крайне неподобающей позе.

Когда Цао Вэйнин вломился к нему этим утром, Чжоу Цзышу не успел позавтракать. Пришлось завернуть еду на потом, чтобы не запихиваться в спешке. Сейчас этот запас пригодился Чжан Чэнлину, который с аппетитом поглощал несостоявшийся завтрак своего шифу.

— У меня очень приблизительное представление о событиях тридцатилетней давности, — предупредил Чжоу Цзышу. — Твой отец был ещё молод, когда в цзянху появился гений боевых искусств по имени Жун Сюань.^[225] В стране четырёх морей^[226] мало кто мог соперничать с ним в технике обращения с длинным мечом.^[227] Жун Сюань любил путешествовать и в странствиях обзавёлся многочисленными друзьями из числа героев. Именно так он сблизился с молодым поколением пяти великих кланов. Теперь их мало кто помнит, но ты наследник Чжанов, и должен был что-то слышать, верно?

Поднеся ко рту димсам,^[228] Чжан Чэнлин кивнул, но недоумённо отметил:

— Вот только отец никогда не упоминал этого человека.

— Не только твой отец. В цзянху имя Жун Сюаня под запретом последние тридцать лет, — вздохнул Чжоу Цзышу. — Жун Сюань был женат на невероятно красивой и талантливой девушке из Долины целителей…

Он внезапно прервался и бросил взгляд на спящего Вэнь Кэсина: «Тоже родом из Долины целителей… Совпадение?».

Чжан Чэнлин смотрел на шифу во все глаза, ожидая продолжения. Делиться с мальчишкой собственными подозрениями не имело смысла, поэтому Чжоу Цзышу просто повёл рассказ дальше:

— Супруги нежно любили друг друга, их союз был заключён на небесах. Кто знал, что вскоре возлюбленную Жун Сюаня убьют…

— Почему? — опешил Чжан Чэнлин.

Чжоу Цзышу улыбнулся детской наивности. Разве для убийства непременно нужна причина? Тем не менее он призадумался и постарался объяснить:

— Обладание драгоценным нефритом и невиновного превращает в виновного.^[229] Жун Сюаня называли невиданным и непревзойдённым мастером меча. Я глубоко сожалею, что не наблюдал воочию его технику, по слухам, способную раскалывать горы и разделять моря… Жун Сюаню ещё не исполнилось тридцати, когда он основал собственную школу, написав легендарный труд «Меч Фэншань».^[230] Книга делилась на два тома. Первый разъяснял ключевые элементы кунг-фу,^[231] второй — движения меча. Второй том — собственное творение Жун Сюаня. А первый, говорят, он создал, вдохновившись древними тайными свитками, на которые случайно наткнулся в странствиях. Знаешь… На самом деле слов «непревзойдённый мастер» уже достаточно, чтобы люди сходили с ума от зависти и замышляли недоброе.

— И что случилось дальше? — затаил дыхание Чжан Чэнлин.

— После смерти жены Жун Сюань обезумел от горя, его сердце ожесточилось. Охваченный пламенем навязчивых идей, он будто бы ступил на тёмный путь^[232] и начал убивать невинных. В качестве последней надежды пять кланов обратились к хранителям Знаков чести, чтобы объединить силы улиня и одолеть Жун Сюаня… Если посчитать, больше тридцати лет прошло с тех пор, как собрание героев созывалось в последний раз. Тогда Жун Сюань бежал к хребту Цинчжу и укрылся на горе Фэнъя,^[233] где его настигли преследователи под предводительством пяти великих кланов. В жестоком противостоянии погибло множество людей. Говорят, по ночам предсмертные крики несчастных до сих пор отзываются эхом в тех скалах. Кто мог предположить подобное: близкие друзья, что делили радости и невзгоды,^[234] направят друг против друга мечи в кровопролитной битве?

Возможно, в этом мире дружба всегда была такой непостоянной?

Чжоу Цзышу помолчал несколько мгновений, потом кивнул и продолжил:

— И да, гора Фэнъя — это Долина призраков. По сей день никто не знает, почему призраки встали на сторону Жун Сюаня. После нескольких дней и ночей безжалостного сражения Жун Сюань покончил с собой. Половина героев улиня погибла, пять кланов так и не вернулись к былому величию. Долина призраков также понесла значительные потери. Тогда и было установлено правило, согласно которому призракам запрещено покидать Долину. Только благодаря этому запрету на последующие тридцать лет в цзянху установился хрупкий мир.

Чжоу Цзышу нахмурился. Он знал об этих событиях понаслышке и рассказывал, не добавляя собственных предположений. К счастью, Чжан Чэнлин не отличался смекалкой и не заметил неувязок. Но история явно оставляла вопросы.

Например, что именно произошло на горе Фэнъя?

Как на самом деле погибла жена Жун Сюаня?

Как мог гений, которому было уготовано стать величайшим мастером поколения, объединиться с призраками?

Время похоронило подробности, но сколько из тех тайн до сих пор боялись дневного света?^[235]

Все участники кровавого столкновения либо умерли, либо молчали как мёртвые. Даже Тяньчуан не смог докопаться до сути событий. Теперь Чжоу Цзышу был почти уверен, что… Кристальная броня — наследие давней битвы у горы Фэнъя.

Вечером ему, наконец, удалось вызволить свой рукав из цепких пальцев Вэнь Кэсина. Чжоу Цзышу ушёл в лес, вернулся с дичью и зажарил её на костре. За ужином он праздно подумал, что в одиночку мог странствовать где угодно, но бестолковый наследник Чжанов стал помехой. Однако Чжоу Цзышу не собирался давить на мальчика — пусть выберет путь самостоятельно.

Наступила ночь, а Вэнь Кэсин всё ещё спал пьяным сном, лежа на земле, как бесформенный мешок. Чжоу Цзышу успел научить Чжан Чэнлина нескольким мнемоническим рифмам и велел мальчику их уяснить, а сам присел отдохнуть у стены ветхого дома, прикрыл глаза и не заметил, как задремал.

Очнулся он от прикосновений. Чья-то рука поблуждала по накидке Чжоу Цзышу, нащупала завязки и принялась их распутывать. Чжоу Цзышу схватил запястье бесстыдника и открыл глаза.

Вэнь Кэсин успел наполовину протрезветь. Будучи пойманным, он не выказал ни малейшего намёка на смущение и объяснил, сверкнув улыбкой:

— Мне просто захотелось увидеть пресловутые гвозди «семи отверстий на три осени». Клянусь, я не собирался делать ничего предосудительного!

Этот человек являлся живым воплощением поговорки «оправдание есть прикрытие, а прикрытие есть проступок».

Одна рука Вэнь Кэсина была перехвачена за запястье, второй он упёрся в землю, нависая над Чжоу Цзышу. Поскольку Чжан Чэнлин спал, они дышали и говорили на грани слышимости. В окружающей темноте сцена имела довольно неоднозначный вид. Внезапно Вэнь Кэсин подался ближе, стянул с себя плащ^[236] и обернул им Чжоу Цзышу.

— А-Сюй, — шепнул он, заправив выбившуюся прядь волос Чжоу Цзышу за ухо. — Скажи, Чжоу Сюй — твоё настоящее имя?

— Вэнь-сюн, ты издеваешься? — Чжоу Цзышу стряхнул с себя чужую руку и отпихнул её обладателя. — Можно подумать, Вэнь Кэсин — твоё настоящее имя!

Вэнь Кэсин изогнул бровь и ласково спросил:

— Как же меня зовут, по-твоему?

Прошло несколько мгновений, прежде чем Чжоу Цзышу выдохнул:

— Вэнь-сюн, ты действительно Вэнь? Почему-то мне кажется, что на самом деле твоя фамилия Жун.

Примечание к части

∾ «Троица… ускользнула из гущи событий» — 拍屁股就走 (отряхнуть задницу и уйти) в значении «бросить то, за что несёшь ответственность» (идиома).

∾ «Поместье… потонуло в хаосе» — «спуталось в клубок», цитата из книги «Горячий ветер» Лу Синя (魯迅).

∾ «Рёв льва» — 少林狮吼功, техника из «72 секретных навыков Шаолиня». Крик Сиддхартхи Гаутамы при рождении.

∾ (Шэнь)-шисюн — 世兄 обращение к другу семьи.

∾ Шэнь Шэнь — 沈慎, «осторожное погружение», омофон «тётушки» (嬸嬸).

∾ Шучжун — «蜀中», относился к древнему государству Шу в современной Сычуани.

∾ Хуа Фанлин — 华房龄 (из богатого дома).

∾ «Записки о правилах благопристойности» — «礼记» (Ли Цзи), один из канонов конфуцианства.

∾ Улинь — 武林 (воинский лес), сообщество людей, владеющих боевыми искусствами. Часть цзянху.

∾ Жун Сюань — 容炫, наделённый блистательностью.

∾ Длинный меч — 长剑, чанцзянь — обоюдоострый полутора- или двуручный прямой клинок длиной 1,5 м.

∾ Страна четырёх морей — «四海», Китай.

∾ 匹夫 无罪 , 怀 璧 其罪 — тот, кто обладает чем-то бесценным и вызывает в людях зависть (идиома).

∾ «Меч Фэншань» — 封山剑, меч с Заповедной горы.

∾ Ключевые элементы кунг-фу — метод сердца кунг-фу (武功心法). Текст о медитации, контроле разума, дыхания и т.д.

∾ Тёмный путь — 走火入魔. Описание опасной ошибки в практике кунг-фу, а также одержимости.

∾ Хребет Цинчжу и гора Фэнъя — 青竹岭 (Зелёный бамбуковый хребет); 风崖山 (гора Ветровых утёсов).

∾ «Близкие друзья…» — 穿一条裤子 (носили одну пару штанов) — задушевные приятели/подельники.

Том 2. Глава 33. Хозяин Долины призраков

Вэнь Кэсин медленно отодвинулся назад, скрестил ноги, задумчиво постучал пальцами по коленям и одарил Чжоу Цзышу сложным взглядом. После затянувшегося молчания он негромко заговорил:

— Нет. Моя фамилия не Жун. Жаль, я никогда не сталкивался с этим человеком, иначе непременно убил бы его собственными руками.

Чжоу Цзышу не выглядел удивлённым. Он выдержал паузу, тщательно взвешивая услышанное, а затем осторожно произнёс:

— О, похоже мои догадки оказались ошибочны. Я полагал… полагал, что нынешний Хозяин Долины призраков^[237] — потомок рода Жун.

Между двумя мужчинами, сидевшими вплотную друг к другу, повисла гробовая тишина. Всё, что слышалось в окружающей темноте — мерное сопение Чжан Чэнлина.

Прошло немало долгих, заполненных безмолвием минут, прежде чем губы Вэнь Кэсина медленно изогнулись — без намёка на его обычную нагловатую, бестолковую улыбку.

На сей раз смешливые морщинки не обрамляли антрацитово-чёрные глаза, отражавшие едва заметный свет, а взгляд стал ледяным и колким.

— Неужели? — неискреннюю ухмылку дополнил лёгкий излом длинной брови.

Казалось, Чжоу Цзышу даже не шевелил губами, когда отвечал еле слышным, но на удивление чётким и быстрым шёпотом:

— Скорбящий Призрак потратился на найм скорпионов, чтобы выманить и расспросить наследника Чжанов, а не убить. Сунь Дину важно было знать, заметил ли мальчишка в ночь нападения на родное поместье человека без пальца. Насколько мне известно, у Висельника Сюэ Фана как раз не хватает одного. Однако после столкновения с наёмниками в заброшенном храме я понял, что они непохожи на призраков Долины.

— И как ты пришёл к этому выводу? — теперь Вэнь Кэсин убедительно изображал очарованного рассказом слушателя.

Чжоу Цзышу кривовато усмехнулся:

— Я доставил мелкого паршивца в Тайху целым и невредимым, со всеми дарованными природой конечностями, и ни один волос не упал с его головы. Будь я настолько талантлив, чтобы в одиночку отбиться от лап полчища призраков, стал бы я тут с тобой разговоры разговаривать? Я давно повелевал бы улинем!

В глазах Вэнь Кэсина взметнулось пламя:

— Прошу, оставь лишнюю скромность.

— Итак, зачем Сунь Дин столь упорно преследовал ребёнка? — невозмутимо продолжил Чжоу Цзышу. — Я подобрал единственное объяснение: кто бы ни стоял за истреблением Чжанов, этому человеку помогает некий призрак. По собственному почину и ради личной выгоды. А Сунь Дин подозревает… или хочет, чтобы другие подозревали Сюэ Фана. Знаешь, что ещё любопытно? В храме один из убитых Гу Сян наёмников на последнем издыхании произнёс слово «пурпурный». Пурпурный что или кто? Дай угадаю… Пурпурный Призрак, верно?^[238]

— Верно, — не стал отпираться Вэнь Кэсин. — Мы шли за вами всю дорогу до Тайху, а потом до Дунтина. Наше присутствие в Цзяннани и последующие внезапные появления были слишком подозрительными, чтобы сойти за случайности. Вдобавок я убил мелкого призрака в пещере из боязни, что он раскроет мою личность… Я правильно следую за ходом твоих мыслей?

— Сообразить было несложно, Вэнь-сюн, — согласился Чжоу Цзышу. — В цзянху трудно найти людей, о которых я знаю недостаточно, чтобы сходу определить, с кем имею дело. Если не рассматривать обитателей Наньцзяна^[239] и Северной пустыни,^[240] я могу по пальцам одной руки перечесть оставшихся. Мы провели с тобой много дней бок о бок. Я был бы круглым дураком, если бы до сих пор тебя не вычислил.

Вэнь Кэсин какое-то время молчал, ничего не опровергая и не подтверждая, затем благодушно рассмеялся и согласно кивнул:

— Ты и правда слишком много знаешь, Чжоу… Ваша Светлость Чжоу, он же командир Тяньчуана?

— Хозяин Долины призраков слишком учтив, — улыбнулся Чжоу Цзышу. — Сейчас я всего лишь неприметная сорная трава.^[241]

Как только Вэнь Кэсин прямо назвал гвозди «семи отверстий на три осени», не осталось сомнений, что он связал Чжоу Цзышу со шпионской сетью императора.

Наконец, оба прекратили ходить вокруг да около.

В этот момент Вэнь Кэсин перестал быть легкомысленным болтуном и праздным ценителем мужской красоты, а Чжоу Цзышу — хамоватым бродягой, безголосо распевающим народные песенки. Таинственный повелитель горы Фэнъя и не менее загадочный основатель Тяньчуана молча сидели друг напротив друга в заброшенном дворе. Их взаимное созерцание очень походило на оценивание сил противника. К сожалению, единственный свидетель этого немого противостояния спал сном младенца.

Бросив взгляд на Чжан Чэнлина, Чжоу Цзышу понизил голос до еле различимого:

— Хозяин Долины, ты давно следишь за этим ребёнком. Что надеешься у него узнать? Возможно… мальчик должен подсказать тебе, который из призраков нарушил закон Долины и приложил руку к нападению на клан Чжанов?

Вэнь Кэсин тихо улыбнулся и задал встречный вопрос:

— Скажи на милость, с чего ты взял, что я слежу именно за мальчиком?

— А за кем ещё? Или, хочешь сказать, всё это время ты преследовал меня? — отшутился Чжоу Цзышу.

К ласковой улыбке Вэнь Кэсина добавился тёплый взор — так глубоко влюблённый человек мог любоваться избранником. Чжоу Цзышу почувствовал себя настолько неуютно, что покрылся мурашками. После долгого разглядывания Вэнь Кэсин наконец прошептал:

— Не кажется ли тебе, А-Сюй, что чем ближе мы знакомимся, тем идеальнее друг другу подходим?

— Не кажется, — решительно обрубил Чжоу Цзышу.

Лицо Вэнь Кэсина не дрогнуло, всё так же излучая спокойную нежность. Пока он продолжал очарованно смотреть на Чжоу Цзышу, тот ощутил, что вдогонку к мурашкам волосы на голове чуть приподнялись у корней. С некоторой тревогой в голосе он уточнил:

— Вэнь-сюн, ты перепутал лекарства? Или переборщил с практикой кунг-фу и страдаешь от искажения ци?

Вэнь Кэсин взял его руку за пальцы, огладил тыльную сторону ладони, склонился и запечатлел на ней нежный поцелуй.

— А сам как думаешь?

Мурашки Чжоу Цзышу перешли в дрожь, и он отдёрнул руку как ошпаренный. Тёплое, влажное прикосновение чужих губ и пытливый пристальный взгляд из темноты сплелись во что-то необъяснимое. Чжоу Цзышу всерьёз начинал верить, что у Вэнь Кэсина помутнение рассудка, и в весьма тяжёлой форме.

— Аппетит Вэнь-сюна выше всяких похвал, — улыбка Чжоу Цзышу выглядела опасливой и слегка натянутой.

— Прошу, не льсти мне так откровенно! — бесстыдство Вэнь Кэсина не знало границ. — Я ощущаю столь сильный голод, только когда смотрю на тебя. Подскажи, что же с этим делать?

Не дав Чжоу Цзышу вставить хотя бы пару слов, Вэнь Кэсин переключился на дикую бессмыслицу:

— Много лет назад я видел труп на обочине. Его волосы сбились в беспорядочный комок, а одежда перепачкалась настолько, что угадать первоначальный цвет было невозможно. Окровавленное лицо с отрезанным носом стало совсем неузнаваемым. Копье пронзило тело насквозь через грудь и торчало между лопаток. Когда я подошёл, чтобы взглянуть ближе, то только по этой паре лопаток и смог понять, что при жизни тот человек был невероятно красив! Угадаешь, что было дальше?

Чжоу Цзышу сделал глубокий вдох, собираясь ответить, но Вэнь Кэсин снова его опередил:

— Я научился судить о красоте людей по их лопаткам и за всю жизнь ни разу не ошибся. Поэтому, А-Сюй, сними свою бесполезную маску! Позволь мне целовать и обнимать тебя, пока я не утолю свой голод. Красивых людей так мало! При желании можно перебрать их всех. Я стремился познать каждого красавца под небесами, но ни к одному не привязывался. Если ты покажешь своё истинное лицо и согласишься провести со мной ночь, кто знает, что будет? Возможно, буря моей страсти разожжёт пламя твоего желания, а наутро я первый обо всём забуду и оставлю тебя в покое. Ну а пока то, как ты ведёшь себя… заставляет меня мечтать о том, чтобы остаться с тобой до конца дней.

После такого заявления поток слов, которым Чжоу Цзышу собирался остудить пыл сумасшедшего, мгновенно испарился, и он уставился на Вэнь Кэсина в неподдельном ужасе. Последний захихикал, по-ребячески раскачиваясь взад-вперёд, и указал пальцем на Чжоу Цзышу.

— Попался! — поддразнил Вэнь Кэсин. — Сознайся, я напугал тебя до смерти!

— Твою мать! — с чувством выпалил Чжоу Цзышу и осёкся, глубоко задумавшись о чем-то.

— Забудь, — сказал он, похлопав собеседника по плечу. — И прими мои соболезнования.

Вэнь Кэсин ошарашенно замер и заикаясь пробормотал:

— Т-ты о чём?

Но Чжоу Цзышу лишь прислонился к стене и прикрыл глаза, намереваясь, наконец, отдохнуть.

Зачем человеку хранить в памяти труп, увиденный много лет назад? Помнить до малейших подробностей, как выглядели волосы, лицо и одежда? Видимо, Вэнь Кэсин множество раз воскрешал в мыслях эту картину, пока каждая деталь намертво не отпечаталась в его сознании. Снова и снова пересказывая страшное воспоминание в беспечной манере, как что-то незначащее и не причиняющее боли, он боялся однажды забыть, как выглядел дорогой покойник.

Чжоу Цзышу сам не знал, почему понимал чувства Вэнь Кэсина, как собственные. Пусть они совершенно случайно встретились в океане людей, похоже, способность угадывать мысли друг друга была дарована обоим с рождения.

- - - - -

Наутро Чжоу Цзышу покинул заброшенный двор в сопровождении Чжан Чэнлина и непрошенной тени по фамилии Вэнь.

Чжоу Цзышу хотел узнать, как продвигается дело, о котором он в прошлый раз говорил с приказчиком меняльной лавки, а для этого пришлось вернуться в Дунтин.

Новые сведения требовались для лучшего владения ситуацией, а также просвещения Чжан Чэнлина, который против воли увяз в этой ситуации по уши. Мелкому болванчику было полезно занять голову чем-то, помимо слепого заучивания рифм и последовательностей боевых техник.

Чжан Чэнлин быстро обнаружил, что обучение у шифу-бродяги (которого, однако, он сам себе выбрал) было мучительным. Наставник только и делал, что декламировал наизусть бесконечные рифмы для описания очерёдности движений. Неизвестно, что было труднее — понять эти тексты или запомнить.

В любом случае, шифу не заботило, усвоил Чжан Чэнлин урок или нет. По мнению Чжоу Цзышу, единожды услышав наставление, человек считался «обученным». Другими словами, его метод в полной мере иллюстрировал поговорку «мастер подводит к двери, остальное зависит от ученика».

Однако Чжан Чэнлину казалось, что порог у двери, к которой его подвёл Чжоу-шифу, немного выше обычного. Примерно на высоту горной вершины. Продираясь сквозь густой туман неочевидных смыслов и облака запутанных формулировок, мозг мальчишки превращался в комок липкой каши. Закатив глаза к небу, Чжан Чэнлин с бесконечными запинками зубрил мудрёные строки. В конце концов Чжоу Цзышу не сдержался и дал ему подзатыльник, не в силах и дальше любоваться глупым видом горе-ученика.

— Ты рифмы повторяешь или дух испускаешь?!

Чжан Чэнлин понимал, что он не семи пядей во лбу, поэтому не посмел перечить наставнику, но посмотрел в ответ полными отчаяния глазами.

— Что такое? — осведомился Чжоу Цзышу.

— Шифу, я не понимаю.

Чжоу Цзышу сделал глубокий вдох — раз уж его звали «шифу», стоило проявить снисхождение. Следуя этой логике, он с усилием скрыл досаду и спокойно, с завидным, как ему виделось, терпением, уточнил:

— Что именно ты не понял?

Чжан Чэнлин робко посмотрел в ответ, а потом потупился и сокрушённо пробормотал:

— Всё…

Чжоу Цзышу молча отвёл взгляд, стоически сдерживаясь, но в конце концов не вытерпел и гаркнул:

— Малой, эта штуковина у тебя на плечах — голова или ночной горшок?!

До этого момента Вэнь Кэсин наслаждался сценой со стороны, но тут решил вмешаться и уладить конфликт, взяв на себя роль доброго отца в противовес суровой матери. Чрезвычайно довольный собой и воодушевлённый свежей идеей, он весело обратился к Чжоу Цзышу:

— Ну хватит, право дело! Даже самый способный ребёнок отупеет от твоих нотаций. У тебя вообще есть опыт обучения детей?

— Есть, и немалый, — резко отрезал Чжоу Цзышу. — Я в одиночку обучил своего шиди.^[242]

Вэнь Кэсин удивлённо округлил глаза:

— Что же ты делал, когда твой шиди не мог запомнить текст, или не понимал его суть, или путал последовательность движений?

Столько воды утекло с тех пор… Чжоу Цзышу свёл брови к переносице, восстанавливая в памяти события давно минувших дней.

— Я заставлял его переписать правила из «Основ практики ци» нашей школы триста раз, — ответ прозвучал спустя некоторое время. — Если он ошибался в последовательности боевых стоек, я назначал дополнительные тренировки. Если он продолжал путаться, то практиковался вместо ужина. Если он даже и тогда не мог усвоить урок, значит оставался без сна. Я приказывал запереть на ночь покои шиди и велел ему упражняться в снегу до тех пор, пока он самостоятельно не усвоит урок.

Чжан Чэнлин и Вэнь Кэсин содрогнулись от представленной картины. Последний немного помолчал и тяжко вздохнул:

— Твоему шиди… очень повезло, что он выжил после подобного обучения!

Чжоу Цзышу застыл.

— Не очень-то ему повезло, он давно мёртв.

Оба спутника уставились на него в упор, но болезненная желтоватая маска Чжоу Цзышу не выдавала никаких чувств. Грубовато потрепав Чжан Чэнлина по голове, его шифу прибавил чуть севшим голосом:

— Прояви усердие. Ты должен уметь постоять за себя, если хочешь выжить.

Сразу после этих слов он бесцеремонно спихнул ученика на попечение Вэнь Кэсина.

— Я ухожу повидаться со старым другом. Присмотри за мальцом, — вскользь распорядился Чжоу Цзышу, прежде чем раствориться в толпе.

Чжан Чэнлин и Вэнь Кэсин недоуменно воззрились друг на друга. После внезапного перерыва в разговоре Вэнь Кэсин проникновенно обратился к мальчику:

— Знаешь, твой шифу совершенно прав — тебе нужно усердно заниматься... Ай, забудь об этом! Давай немного отвлечёмся, пока его нет, ладно? Я доскажу тебе историю Красного Мальчика.

Юный лентяй мгновенно просиял, и Вэнь Кэсин направился к ближайшей таверне, на ходу продолжая сказку:

— Итак, как он мог справиться с полчищем демонов-предателей? Красный Мальчик долго ломал голову, перебирая множество идей, пока в конце концов не нашёл решение. Всё, что ему требовалось — одно волшебное средство…

Пока первый сочинял небылицы, а второй внимал им, восторженно развесив уши, прогулка казалась обоим на удивление приятной. Они почти достигли дверей таверны, когда позади громом среди ясного неба раздался женский голос:

— Господи-и-ин! Господин, наконец-то я вас нашла!

Вэнь Кэсин и Чжан Чэнлин замерли, оглянулись и увидели, как к ним на всех парáх несётся Гу Сян. Что странно, за ней хвостиком следовал Цао Вэйнин.

Вэнь Кэсин был удивлён тем, что эти двое оказались вместе, но прежде, чем он успел открыть рот и задать вопрос, Гу Сян разразилась безудержным словесным потоком, напоминавшим стук сыплющейся на пол чечевицы.

— Господин! После того как вы исчезли прошлой ночью, я вас всюду искала, но не могла сыскать! К счастью, я наткнулась на Цао-дагэ,^[243] и он мне объяснил, что вы с Чжоу Сюем сбежали, прихватив вот этого мальчишку. Цао-дагэ тут же вызвался пойти со мной и помочь с поисками.

Цао Вэйнин робко возразил с наиглупейшей улыбкой:

—Нет-нет, госпожа! Это вы оказали мне честь, позволив сопровождать вас. Жаль, что я не мог сделать больше...

Гу Сян оставила без внимания его любезности и продолжила тараторить:

— Господин, Цао-дагэ не только благороден, но и прекрасно образован! Вы только послушайте, как он стихи читает…

Вэнь Кэсин сделал вид, что не знает этих двоих, и потащил Чжан Чэнлина в таверну.

Примечание к части

∾ Хозяин Долины призраков — в оригинале «鬼主 (guǐzhǔ)» — владыка/ повелитель призраков.

∾ Пурпурный Призрак — Цзы Ша (紫煞 — Zǐ Shā) — демоны/ злобные духи; по фэн-шую — тёмная, вредоносная энергия.

∾ Наньцзян — 南疆, досл. южные рубежи, южное пограничье.

∾ Северная пустыня — 北漠, геогр. Великая пустыня, пустыня Гоби; досл. «северная пустыня».

∾ «Сейчас я всего лишь неприметная сорная трава» — 草民 (травяные корни) в значении «простолюдин». Отсылка к стихотворению Ли Бо «Перед отъездом в столицу прощаюсь в Наньлине с сыном».

∾ Шиди — 师弟, младший брат по школе.

∾ (Цао)-дагэ — старший брат (大哥) — вежливое и, для девушки, лестное обращение к молодому мужчине примерно того же возраста.

Том 2. Глава 34. Искушение

Когда Чжоу Цзышу вновь переступил порог меняльной лавки, его вышел поприветствовать человек, которого он в прошлый раз там не застал. Этот мужчина обладал плотным телосложением и приятной наружностью; его доброжелательное лицо с тонкими бровями, узкими глазами и пухлым носом немного походило на пышную маньтоу,^[244] только вынутую из пара. Приказчик, почтительно склонившись, следовал в двух шагах позади.

Приблизившись к Чжоу Цзышу, владелец меняльных лавок на мгновение замер, а затем осторожно спросил:

— Вы… Чжоу-гунцзы?^[245]

— Пинъань, ты меня уже не узнаёшь? — рассмеялся тот.

Сун Пинъань, по слухам, когда-то служил управляющим в поместье принца Наньнина. После «смерти» господина Пинъань на небольшие сбережения начал собственное дело. За несколько лет его скромная меняльная лавка превратилась в прибыльное предприятие. Конторы открылись по всей стране, а их глава стал неуловим, круглый год путешествуя от одной до другой. Клиенты Сун Пинъаня знали его как проницательного и отзывчивого человека. Отзывчивость — редкое качество в профессии — обеспечила ему отличную репутацию и процветание.

Заметно взволнованный визитом гостя, Сун Пинъань велел приказчику закрыться пораньше и отпустить работников, а затем предложил Чжоу Цзышу сесть.

— Этот покорный слуга был в районе Янчжоу, когда получил весть о вас, и тотчас поспешил сюда. Надеюсь, подчинённые оказали вам достойный приём? Мой господин все эти годы вас вспоминает! — Сун Пинъань понизил голос, прежде чем продолжить свою речь: — Позвольте выразить глубокую признательность за то, что скрыли побег моего господина из столицы! Мы наслаждаемся мирными годами исключительно по вашей милости.

Чжоу Цзышу с улыбкой отпил чай.

— Прошу, не стоит благодарности, я не приложил особых усилий. Как поживает Седьмой Лорд? Всё хорошо, я надеюсь? — поинтересовался он вслух, а про себя подумал: «Исчезновение твоего господина было единственным способом обрести покой! Удрал бы он раньше, раньше бы и мирные годы наступили».

— О, у него всё превосходно! — просиял Сун Пинъань. — Действительно превосходно, вашими заботами. Этот недостойный слуга написал ему, как только узнал о вашем визите, и вчера получил ответ. В нём говорится, что господин и Великий Шаман направляются сюда, и если не через десять дней, так через две недели…

От такого известия по обычно бесстрастному лицу Чжоу Цзышу прошла лёгкая судорога. «На Центральных равнинах улиня и так царит хаос, только этого баламута не хватало! Неужели звёзды в этом году обещали собрать все бедствия в одном месте?», — подумал он, прежде чем вежливо ответить:

— Я не смею беспокоить Седьмого Лорда и Великого Шамана.

— Уверяю, никакого беспокойства! — замахал руками Сун Пинъань. — Господин затосковал от долгой праздности в Наньцзяне, и для него это прекрасный повод развеяться. Кроме того, мой господин переживает о том, что ещё не выполнил обещание найти вам невесту.

Чжоу Цзышу прошибло пóтом, и он поспешил возразить:

— Это была ничего не значащая шутка, пустая шутка…

Как нарочно в его памяти всплыла минувшая ночь и невозмутимое «остаться с тобой до конца дней» Вэнь Кэсина. От этого воспоминания Чжоу Цзышу почувствовал себя так неуютно, словно стул под ним оброс гвоздями.

После обмена несколькими любезными банальностями, Сун Пинъань, наконец, перешёл к главной теме:

— Этот слуга поручил своим подчинённым собрать сведения по интересующему вас вопросу. В последние несколько дней появились кое-какие новости. Знаете ли вы, что человек по имени Шэнь Шэнь объявился в Дунтине вместе с настоятелем Шаолиньского монастыря? Этот Шэнь Шэнь привёз с собой фрагмент Кристальной брони.

— Шэнь Шэнь, глава клана Шэнь из Шучжуна? — быстро уточнил Чжоу Цзышу.

— Именно, — подтвердил Сун Пинъань. — Он долгое время не участвовал в делах цзянху. Но после резни в клане Чжанов не смог остаться в стороне.

Картина в голове Чжоу Цзышу наконец прояснилась:

— Теперь я понимаю. Клан Лу из Тайхана не оставил наследников. Несколько посредственных учеников покойного главы Лу были переданы в школу Тайшань великому мастеру Хуа Фанлину. Если добавить клан Чжанов к общему счету… Возможно ли, что пять кланов всё это время хранили по фрагменту Кристальной брони?

— Чжоу-гунцзы действительно способен по одному факту сделать десять выводов, — уважительно отметил Сун Пинъань. — После появления Шэнь Шэня Гао Чун признал, что также владеет фрагментом брони, и поведал подробности о ней. Приходилось ли вам слышать о книгах «Руководство Инь Ян», «Меч Фэншань» или «Дхарма Люхэ»?^[246]

Чжоу Цзышу слегка нахмурился и кивнул:

— Я мало слышал о «Руководстве Инь Ян» и не уверен в его существовании. По слухам, эта священная реликвия из Долины Целителей хранит секреты воскрешения мёртвых и лечения всех недугов. «Меч Фэншань» был написан несравненным мастером Жун Сюанем, сошедшим на тёмный путь лет тридцать назад. Второй том посвящён технике меча, а первый содержит идеи из древнего свитка «Дхарма Люхэ». Многие части Дхармы были утеряны, её текст сложен для понимания, а при толковании легко ошибиться. Описанная в этой книге техника грозит искажением ци, но одновременно открывает путь к овладению непревзойдённой силой… Если верить слухам. Хотите сказать, Кристальная броня — ключ к местонахождению наследия Жун Сюаня?

— Совершенно верно! — подхватил Сун Пинъань. — По словам героя Гао, Жун Сюаня настигло искажение ци — из-за горя от утраты жены, но не только. Жун Сюань ошибся в трактовании «Дхармы Люхэ», и попытки продвинуться в кунг-фу привели его к опасному безумию. После гибели Жун Сюаня лидеры кланов нашли Кристальную броню и догадались, что она ведёт к означенным редким книгам и другим реликвиям, собранным Жун Сюанем в его странствиях. Любому, кто практикует кунг-фу, было бы тяжело устоять перед искушением приобщиться к этим опасным, но могущественным знаниям. Поэтому оставлять Броню в целости было нельзя. Главы пяти сильнейших на то время кланов приняли решение разделить Кристальную броню на пять частей и хранить фрагменты в строжайшей тайне, чтобы предотвратить возвращение тёмных техник в цзянху.

Чжоу Цзышу стал ещё мрачнее, а затем медленно кивнул:

— Слова Гао Чуна — от и до.

— Прошу простить этого покорного слугу, его возможности ограничены, — стыдливо покраснел Сун Пинъань.

Чжоу Цзышу с улыбкой покачал головой:

— Ни Тяньчуан, ни поместье «Времена года» так и не приблизились к разгадке тех событий. Было бы несправедливо ожидать большего от дельцá. Вы и так очень помогли мне. Однако если пять фрагментов хранились в пяти кланах, где находится фрагмент Чжао? Чжао Цзин не делал заявлений по этому поводу?

— Глава Чжао поклялся, что принадлежавший ему фрагмент украден неизвестными, — объяснил Сун Пинъань. — После этого заявления среди героев поднялся шум и чудом не начался бунт. Юй Цюфэн, глава ордена Хуашань, утверждал, что Чжао Цзин присвоил фрагмент Чжанов. Судя по вчерашнему докладу моего подчинённого, Чжао Цзин и Юй Цзюфэн чуть не подрались.

Чжоу Цзышу вспомнил о фрагменте брони, который он нашёл в пещере-ловушке: скорее всего, тот осколок принадлежал Чжао Цзину. А украл его либо Юй Тяньцзе, либо Му Юньгэ, и оба не дожили до утра. Подобно богомолу, ловящему цикаду, эти двое не заметили позади себя чижа.^[247] Карауливший их призрак воспользовался ситуацией и присвоил фрагмент брони, но сам вскоре был убит Вэнь Кэсином. У Вэнь Кэсина бесценный осколок снова был украден, на этот раз Девятипалым Лисом Фан Бучжи. Фан Бучжи тоже недолго протянул, владея таким сокровищем, и погиб от ладони Скорбящего Призрака…

Чжоу Цзышу почувствовал, как огромный камень ворочается в груди, а во рту появляется горький вкус желчи. Могло ли положение стать ещё запутаннее?

Прощаясь с Сун Пинъанем, он не ощущал облегчения. Версии событий Гао Чуна нельзя было слепо доверять. В прошлом Чжоу Цзышу обрабатывал огромное количество информации, всесторонне проверяя её на достоверность и не оставляя намёка на неточность, — доклады императору должны были содержать только надёжные сведения. Поэтому скептическое отношение к услышанному и готовность отказаться от неверных выводов стали его второй натурой.

- - - - -

Войдя в таверну и подняв взгляд, Чжоу Цзышу сразу заметил на втором этаже Вэнь Кэсина, Чжан Чэнлина, Гу Сян и Цао Вэйнина. Удивившись, что эти четверо каким-то образом оказались вместе, он обратил внимание на страдальческие лица Вэнь Кэсина и Чжан Чэнлина. Эти двое сидели по разным углам стола с таким видом, будто пришли на похороны. Немного озадаченный переменой их настроения, Чжоу Цзышу поднялся по лестнице и уже собирался окликнуть собравшихся, когда услыхал разглагольствования Цао Вэйнина:

— Больше всего меня беспокоят закулисные распри уважаемых кланов. Дружеские связи рушатся из-за этой Кристальной брони, совсем как в истории о двух сливах, убивших трёх генералов.^[248] Боюсь, улинь постигнет катастрофа и мы увидим «реку трупов»,^[249] описанную в знаменитом изречении…

— Реку чего? — не поняла столь же наивная, сколь и невежественная Гу Сян.

Цао Вэйнин терпеливо разъяснил:

— Однажды в сновидении уже пожилой Лао Цзы^[250] оказался в неизвестной далёкой стране. Он стоял на берегу широкой реки и видел мертвецов, проплывающих по течению мимо. Опечаленный трагическим зрелищем, он сказал…

Гу Сян широко распахнула глаза и восхищённо воскликнула:

— Господин, Цао-дагэ так образован, он даже цитирует философские книжки!

Чжоу Цзышу с запозданием понял причину, по которой Чжан Чэнлин и Вэнь Кэсин сидели с такими похоронными лицами. Не сбавляя темпа, он резко развернулся в сторону выхода. К сожалению, ему не удалось скрыться от зорких глаз и острого языка подлеца Вэня. Будучи идеальным олицетворением человека, который, погибая, желает утянуть за собой побольше невинных жертв, тот оживлённо окликнул почти улизнувшего Чжоу Цзышу:

— А-Сюй! Ты куда это? Мы давно тебя заждались! Скорее, присоединяйся.

«Проклятый повелитель призраков Вэнь, побери тебя чума в восьми жизнях, полных горестей!»^[251] — выругался про себя Чжоу Цзышу.

Совершенно счастливый Вэнь Кэсин выдвинул стул, приглашая его сесть.

— Вот, — сказал он, заботливо наполнив чашу Чжоу Цзышу, — скорее попробуй местное вино! Традиционное, ничего особенного, но неплохое.

Не говоря ни слова, Чжоу Цзышу попытался донести своё негодование выразительным взглядом. Они смотрели друг на друга долгую минуту, прежде чем Вэнь Кэсин лукаво произнёс:

— Хм, посреди бела дня?..

Увидев эту сцену, Гу Сян быстро прикрыла руками глаза Чжан Чэнлину и раздражённо пробормотала:

— Небеса, от такого даже собака ослепнет!

Красный от смущения Цао Вэйнин начал запинаться:

— Д-д-дева Гу, не нужно завидовать глубоким чувствам Чжоу-сюна и Вэнь-сюна! Вы прекрасны, словно цветок, и я уверен… уверен, есть кто-то… кто втайне восхищён вами…

Гу Сян моргнула и округлила глаза в бесхитростном любопытстве:

— Да? В самом деле? А кто?

Цао Вэйнин оцепенел, не сводя с неё глуповатого взгляда, а затем уклонился от ответа:

— Дева Гу, м-м-могу я тоже называть вас А-Сян?

Чжоу Цзышу полностью посвятил себя изучению содержимого чаши, мысленно приговаривая: «Ничего не вижу, ничего не слышу…».^[252] Он чувствовал себя как на иголках в этой мучительной, неловкой до тошноты ситуации и тщетно пытался распробовать вино онемевшим языком.

В этот момент двери таверны распахнулись, впуская новую посетительницу. Переступившая порог женщина обвела помещение отстранённым взглядом, и многоголосый шум стих в один миг. Даже разносчик поражённо уставился на незнакомку и застыл деревянной статуей. Заметив это, вошедшая послала ему лёгкую улыбку. Тарелки с громким стуком выпали из рук бедолаги.

Женщина была настолько хороша собой, что большинство гостей заведения одновременно сочли её самой пленительной красавицей, какую им посчастливилось лицезреть в жизни. Даже Гу Сян ошеломлённо потянула Цао Вейнина за рукав и зашептала:

— Только глянь на неё! Небожительница, скажи?

Цао Вэйнин, вопреки ожиданиям, бросил на женщину лишь один незаинтересованный взгляд и снова обернулся к Гу Сян.

— У той госпожи слишком хитрые бегающие глаза, — возразил он. — В книгах по физиогномике такие называют «персиковыми», это верный признак коварной натуры. Она ни в коем случае не сравнится с… с…

Конец фразы Цао Вэйнин договорил так тихо, что Гу Сян, поглощённая рассматриванием дивной красавицы, не расслышала. Вэнь Кэсин, однако, захихикал. Он подумал, что Цао Вэйнин сам не обладает особой живостью и сообразительностью, потому и относится с предубеждением к людям, чей взгляд «бегает». Гу Сян всегда глядела прямо, не отводя глаз, чем и покорила беднягу.

Тем временем красавица обвела персиковыми очами помещение таверны и поднялась на второй этаж. Направляясь к их компании, она остановила томный влажный взор на Чжоу Цзышу и, плавно приблизившись, изящно поклонилась ему, ни на кого больше не глянув.

— Желает ли господин угостить меня вином?

Незнакомка распространяла сладостное благоухание и вся была подобна божественному персиковому цветку, потрясающему своим совершенством. Но, прежде чем Чжоу Цзышу успел ответить, из-за его спины вылетела рука, ограждая от женщины. Без малейшего стеснения другой рукой Вэнь Кэсин молниеносно выудил из одежд Чжоу Цзышу кошелёк и на глазах у всех спрятал у себя за пазухой. А затем невозмутимо ответил красавице:

— Боюсь, что нет.

Примечание к части

∾ Маньтоу — паровая пампушка, булочка из дрожжевого теста, приготовленная на пару.

∾ Гунцзы (公子) — молодой господин, букв. «сын дворянина» «сын общества».

∾ Люхэ (六 合) — шесть гармоний.

∾ Богомол ловит цикаду, не замечая позади чижа — «螳螂捕蝉，黄雀在后», пословица о человеке, который видит быструю выгоду, не замечая бóльшей опасности.

∾ «История о двух сливах, убивших трёх генералов» — Цао Вэйнин перепутал сливу с персиком. Отсылка к «二桃杀三士» — «Два персика, убившие трех генералов» из «Весны и осени Учителя Яня» (V–IV вв. до н.э.).

∾ «Река трупов» — отсылка к «逝者如斯夫», или «Всё уходит, как эти воды, всякий день и всякая ночь» — известная цитата Конфуция. Цао Вэйнин неверно истолковывает «逝者» — «вещи, которые проходят» (т.е. «течение времени» в контексте) как «трупы».

∾ «Однажды в сновидении уже пожилой Лао Цзы...» — Цао Вэйнин приписывает Лао Цзы перевранную цитату Конфуция.

∾ «Проклятый повелитель призраков Вэнь...» — первоначальное оскорбление: «презренная чума восьми поколений». 瘟 (wēn) — «чума», омофон фамилии Вэнь Кэсина.

∾ «Ничего не вижу, ничего не слышу…» — отсылка не к пословице о трёх обезьянах, а к наставлению Конфуция о самоограничении: «非礼勿视，非礼勿听，非礼勿言，非礼勿动», или «не видеть того, что не положено, не слышать того, что не положено, не говорить того, что не положено, не трогать того, что не положено».

* — Пример персиковых глаз: https://bit.ly/3EGajRD

Том 2. Глава 35. Зелёная Лиса

Чжоу Цзышу обернулся, рассматривая возникшую перед ним красавицу.

— Госпожа, этот скромный человек знаком с вами? — выражение его лица стало нежным, а в голосе появилась мягкость.

Красавица засмеялась.

— Вы не захотите угощать меня выпивкой только потому, что мы не знакомы?

— Отчего же? — улыбнулся Чжоу Цзышу. — Если того пожелает ваша душа, я не только вином готов вас угостить, но и кровью и плотью. Подавальщик! Принеси кувшин лучшего вина.

Чжоу Цзышу поднял глаза на злющего Вэнь Кэсина и, мгновение поколебавшись, добавил:

— Запиши на его счёт.

Гу Сян впервые в жизни увидела, как на лице её господина расцветают всевозможные оттенки красного, и сразу почувствовала, что трапеза того стоила.

Красавица расхохоталась, трепеща, словно цветок на весеннем ветерке. Как будто серебряные жемчужины зазвенели о дно нефритовой чаши. Музыка Цинь Суна Зачаровывающего растеряла бы всё пленительное колдовство, состязаясь с этим грудным смехом.

Вскоре принесли вино, и Чжоу Цзышу вежливо предложил:

— Прошу, угощайтесь, госпожа.

Незнакомка коснулась его плеча лёгкими, как лепестки, пальчиками, и ласково шепнула:

— Не волнуйтесь. Я уйду, как только допью.

Чжоу Цзышу разочарованно охнул, и на его лице отразилось разочарование.

— За этим столом действительно нет лишнего места, — скептично отметил Вэнь Кэсин.

Красавица искоса глянула на него и быстро осушила свою чашу. Даже это движение покоряло изяществом — ни единого изъяна в манерах! Зрачки Чжоу Цзышу были прикованы к чудной незнакомке, словно он не хотел упустить ни единого её жеста. Женщина поставила чашу на стол и чуть наклонилась, нежно проведя кончиками ногтей по его щеке.

— Мне пора. Пойдёте со мной?

Не проронив ни слова и даже не оглянувшись на своих спутников, Чжоу Цзышу поднялся и последовал за чаровницей.

Раздался хруст — это переломились надвое палочки для еды в руках Вэнь Кэсина. Гу Сян и Чжан Чэнлин опустили головы ниже, привычно делая вид, что ничего не замечают. Но Цао Вэйнин кипел от праведного гнева. Он задыхался, разевая рот, как вытащенная из воды рыба, и указывал пальцем вслед быстро сговорившейся парочке.

— Это такая… Такая несправедливость! — наконец подобрал слова Цао Вэйнин. — Чувства Вэнь-сюна к Чжоу-сюну так глубоки и чисты! Почему же Чжоу-сюн предпочёл… предпочёл красоту?

Цао Вэйнин снова растерял слова и умолк, сообразив, что ляпнул не то. Вообще-то, он собирался сказать: «предпочёл братским узам красивую женщину», но так вышло бы ещё хуже.

Как бы то ни было, Цао Вэйнин проявил сочувствие, и Вэнь Кэсин живо повернулся к нему. В кои-то веки глупый мальчишка не раздражал его своей болтовнёй. Казалось, Вэнь Кэсин был растроган до слёз. Гу Сян прикусила язык и держалась из последних сил.

Цао Вэйнин немного подумал и прервал молчание:

— Нет. Наверняка всё не так просто, как могло показаться, — заявил он уверенно. — Вот дела! Выходит, я сболтнул лишнего… Вэнь-сюн, пожалуйста, забудьте, что я сказал! Чжоу-сюн не такой человек. Уверен, у него была веская причина или какой-нибудь план, иначе он бы не опустился до столь скандального поведения. Прошу, не поймите его неправильно.

— Верно-верно. Не поймите неправильно, господин, — всё-таки влезла Гу Сян. — Разве вы не заметили, что пятки Чжоу Сюя указывали только на вас, когда он уходил? Очевидно же, его уволокли против воли!

На этот раз даже Цао Вэйнин уловил сарказм. Однако он был слишком смущен и только беспомощно моргал, глядя на девушку.

— Сестрица Гу, лучше помолчи, — вмешался более решительный Чжан Чэнлин.

Но молчание не могло унять тревогу Вэнь Кэсина. Кончилось тем, что он поднялся и, не простившись, отправился за Чжоу Цзышу.

Оставшейся троице пришлось довольствоваться обществом друг друга. Какое-то время они в смятении переглядывались, не зная, как продолжить разговор. Наконец Гу Сян судорожно сглотнула и тоненько пискнула:

— Ну вот. Теперь мой господин в полном отчаянии.

Цао Вэйнин покачал головой и произнёс со вздохом:

—«Стоит ветру и дождю подняться в ночи, кто знает, сколько слёз прольётся…»^[253] С древних времён любовь наносила самые тяжкие раны, но что тут поделаешь?

Чжан Чэнлин подумал: «Да уж, добавить нечего». А раз добавить было нечего, он опустил голову, чтобы наконец-то поесть спокойно.

- - - - -

Незнакомка вела Чжоу Цзышу узкими переулками, сворачивая то вправо, то влево, пока они не оказались во внутреннем дворе какого-то дома, окружённого голыми сливовыми деревьями. Как только женщина толкнула входную дверь, изнутри повеяло насыщенным ароматом пряных благовоний. Приподняв занавеску из длинных нитей бисера, красавица прислонилась к косяку:

— Не заглянете?

Проследив за её взором, Чжоу Цзышу начал рассматривать внутреннее убранство комнаты. Смутно виднелись очертания кровати и зелёной шёлковой ширмы, комод в углу и длинное женское платье, висевшее рядом с большим бронзовым зеркалом. Коробочка с румянами была открыта, косметика находилась в полном беспорядке. Вот она — легендарная и манящая «страна нежности»!^[254]

Чжоу Цзышу покачал головой с улыбкой сожаления:

— Этот скромный человек неопрятен и не посмеет в таком виде войти в дом прекрасной госпожи.

— Поздновато вспоминать о благовоспитанности, не находите? — рассмеялась женщина. — Неужели не зайдёте, даже если я буду настаивать?

Чжоу Цзышу снова улыбнулся и опустил голову, разглядывая свою обувь.

— Да простит меня госпожа. Даже запасись я двойной храбростью, не осмелился бы ступить в покои, где горят благовония «Красный курган». Боюсь, выйти получится только в виде трупа.

У красавицы слегка дёрнулся уголок рта, но она быстро взяла себя в руки и улыбнулась.

— Что, если и так? Вы пошли со мной, значит были готовы к неожиданностям, так зачем отступать в конце? Разве у мужчин нет поговорки: «Умри под пионом, и даже твой призрак обернётся сердцеедом»?^[255]

— Всё верно. Но когда есть выбор, я предпочту жизнь, — ответил Чжоу Цзышу. — Чем дольше мы живём, тем больше возможностей «лечь под пион», не так ли? К тому же, я не столь обаятелен, чтобы вы вдруг выделили меня из толпы и одарили своей благосклонностью. Вы ведь не настаиваете на свадьбе со мной? Этот скромный человек знает своё место. А госпожа явно завышает мне цену. Не будем отнимать друг у друга время и перейдем сразу к делу. Что вам нужно? Вдруг наше… недоразумение можно разрешить мирным путем?

Красавица некоторое время смотрела на него, нервно закусив губу, и наконец выпалила:

— А кого мне было выбирать?! В вашей компании, если не девчонка, то глупец, который по уши влюблён в эту девчонку, или наивный ребёнок. А четвёртый… — она сделала паузу. — Четвёртый вовсе не проявил ко мне интереса! С того момента, как я подошла к вашему столу, этот блаженный смотрел только на тебя убогого. Где такое видано? Одним словом, ты был единственным подходящим мужчиной. Если не тебя, то кого я могла увести?

Чжоу Цзышу закашлялся, сразу пожалев о своём вопросе.

— Если госпожа охотится за Кристальной бронёй, то может с чистой совестью возвращаться в таверну, — объяснил он. — У меня нет осколка семьи Чжанов. Однако я слышал, что герои Гао и Шэнь показали вчера свои фрагменты брони. Если хотите, можете нанести им визит и расспросить.

Женщина слегка прищурилась и отпустила занавес, бусины на нём мелодично звякнули.

— Так или иначе, я заполучу Кристальную броню, в чьих бы руках она ни была, — предупредила незнакомка, оставив неудавшуюся игру. — Говоришь, у тебя её нет, но почему я должна в это верить? Все мужчины любят приврать!

Не опровергая, но и не подтверждая её слова, Чжоу Цзышу прислонился к сливовому дереву у входа. Некоторое время он умиротворённо смотрел на красавицу, а затем сообщил с ноткой искреннего сочувствия:

— Госпожа, мне довелось повстречать многих женщин, в том числе очень красивых, но без вашего очарования и изящества. Одних ваших манер достаточно, чтобы вас выделить, понимаете?

Изначально это был комплимент, но по неведомой причине улыбка исчезла с лица незнакомки, и голос ей изменил.

— Что ты такое сказал?! — пронзительно вскрикнула женщина.

Чжоу Цзышу покачал головой и по-доброму пояснил:

— Я лишь сказал, что госпожа и так прекрасна. Даже если ваш истинный облик непримечателен, присущую вам грацию трудно скрыть. Зачем так одержимо гнаться за внешней привлекательностью, желая скрыть телесное несовершенство? Мой друг однажды сказал, что внешность человека определяется небесами и каждый выглядит так, как должен. Любое изменение будет мешать, как соринка в глазу. Из того, что я вижу, искусство перевоплощения у вас на высоком уровне. Но оно всё равно нарушает врождённую гармонию.

Лицо прекрасной девы приобрело ледяной оттенок.

— Ты пошёл за мной, чтобы унизить?

— У этого скромного человека не было подобных намерений, — ещё мягче заверил Чжоу Цзышу.

Простой обыватель ничего не заподозрил бы, но профессионалы в области маскировки знали бездну уловок. Чжоу Цзышу привык наблюдать за людьми. Один взгляд — и он мог сказать, что эта женщина обладала грациозностью и элегантностью, но была старше, чем выглядела. Однако упругость её кожи и нежность румянца казались настолько естественными, что не придерёшься. Из всех существующих в мире техник только одна достигла такого уровня — несравненное искусство, которому обучали в поместье «Времена года». Но каким образом незнакомка могла почерпнуть эти тайные знания?

— Что ж, позволь тебе кое-что показать, — усмехнулась она.

Достав маленький пузырёк с жидкостью, женщина смочила носовой платок и принялась вытирать лицо. Краски на изысканной картине начали тускнеть, а нежные черты расплылись. Через мгновение с прекрасной девы была сорвана обманная маска — тонкая и прозрачная, как легендарная «разрисованная кожа».^[256]

Чжоу Цзышу сосредоточенно задержал дыхание. Незнакомка не родилась дурнушкой. Она не ослепляла красотой, как того хотела, но определённо считалась бы миловидной. Если бы не зловещий бугристый шрам от ожога на её левой щеке. В этот момент Чжоу Цзышу понял, кто перед ним, и слова сами собой сорвались с его губ:

— Зелёная Лиса Лю Цяньцяо?^[257]

Встреча с Зелёной Лисой не сулила ничего хорошего. Ходили слухи, что она владеет тысячью личин и тысячью способов обольщения. Лю Цяньцяо любила обращаться красавицей, соблазнять мужчин и досуха высасывать их жизненную энергию.^[258] Зелёная Лиса стала причиной множества трагических происшествий, однако арсенал её обличий был слишком велик, чтобы эту плутовку можно было поймать с поличным.

— Понял теперь, зачем мне Кристальная броня? — ухмыльнулась Лю Цяньцяо.

— Вы ищете не «Меч Фэншань», а «Руководство Инь Ян», — чуть подумав, кивнул Чжоу Цзышу.

У Лю Цяньцяо имелось множество лиц, и все фальшивые. Как многие женщины, она хотела гордиться собственной внешностью, а не скрывать её всю жизнь. Любая блёклая простушка могла натворить всякого, лишь бы стать красавицей. Что уж говорить о Зелёной Лисе! Но если человек в погоне за совершенной маскировкой меняет тысячи обличий так, что забывает своё настоящее имя и предаёт своё сердце, разве это не безумие?

— Ни у меня, ни у моих спутников нет и не было фрагмента Кристальной брони Чжанов, — повторил Чжоу Цзышу.

На губах Лю Цяньцяо всё ещё играла прохладная улыбка, когда она без лишних слов выхватила кинжал и попыталась пырнуть своего гостя. Чжоу Цзышу развернулся и уклонился от выпада. Он уже согнул пальцы, чтобы схватить предплечье Лю Цяньцяо, когда её нежное запястье внезапно ощетинилось кольцом острых светящихся синих шипов. Вслед за этим из рукава Зеленой Лисы вырвалось облако густого тумана. Чжоу Цзышу поспешно отдёрнул пальцы и, задержав дыхание, отскочил к калитке.

— Поживем — увидим! — бросила Лю Цяньцяо, прежде чем сгинуть в густой дымке.

Чжоу Цзышу удручённо покачал головой — лиха беда начало! Сегодня Зелёная Лиса, а кто явится завтра? Чжан Чэнлин был подлинной ходячей катастрофой. Неудивительно, что два старых хитреца — Гао Чун и Чжао Цзин — были не против избавиться от такого сокровища, лишь бы кто взял.

Стоило Чжоу Цзышу шагнуть в пустынный переулок, как чья-то рука стремительно метнулась к его плечу. Чжоу Цзышу рефлекторно ушёл от атаки и рубанул в ответ ребром ладони. Приняв на себя всю силу удара, противник сдавленно охнул и повис на Чжоу Цзышу, жалобно скуля:

— Мужеубийца!

Чжоу Цзышу отпихнул его, скрестил на груди руки и нахмурился.

— Хозяин Долины Вэнь, как погляжу, ты опять забыл принять лекарства?

Вэнь Кэсин прижал ладонь к рёбрам, будто все они были сломаны.

— Ты ушёл непонятно с кем! Прямо у меня на глазах! — простонал он, кривясь от боли. — Как ты смеешь с ней уединяться? Да ещё в таком гнусном месте! Молодой мужчина и незамужняя женщина… с глазу на глаз… средь бела дня…

В ответ на его безутешные причитания Чжоу Цзышу, не подумав, выпалил:

— Решительно не понимаю, почему бы и тебе не провести этот день в борделе?

Едва договорив, он чуть не проглотил язык от досады, но слово — не воробей. Видимо, Чжоу Цзышу был слишком зол, раз выразился так опрометчиво. Вэнь Кэсин аж задохнулся и на мгновение оцепенел. Потом на лице «хорошего человека» медленно проявился хищный оскал, и он без намека на смущение подошел к Чжоу Цзышу вплотную.

— Не знаешь, а говоришь, — попрекнул его Вэнь Кэсин, прижавшись теснее. — Я ни к кому не прикасался с тех пор, как решил следовать за тобой.

— Искренне благодарен за столь глубокую преданность, — фальшиво просиял Чжоу Цзышу. — Жаль, не могу сказать, что я решил следовать за тобой, Хозяин Долины.

Вэнь Кэсин задумался и, видимо, счёл замечание справедливым.

— Идёт, — согласился он. — Ты волен путаться, с кем попало, а я волен тебя преследовать. Нет худа без добра — я хоть через стенку подслушаю, как ты предаёшься страсти!

— Хозяин Долины Вэнь, тебе известно, как пишется слово «бесстыжий»? — полюбопытствовал Чжоу Цзышу.

Вэнь Кэсин не церемонился с ответом.

— Когда приходит время для бесстыдства, нужно быть бесстыжим!

Чжоу Цзышу опустил голову, изо всех сил пытаясь расслабить сжатый кулак. Без толку — все его пять пальцев, как неразлучные братья, тянулись друг к другу, подрагивая от желания врезать по наглой физиономии Вэнь Кэсина.

С большим трудом Чжоу Цзышу заставил себя отвести взгляд и поплёлся обратно, кипя от гнева. Про свой кошелек с деньгами он даже не вспомнил.

Примечание к части

∾ Цао Вэйнин неверно цитирует строки из «Весеннего утра» Мэн Хаожаня. Это стихотворение учат дети в 7 лет, поэтому ошибка вопиющая. Правильная цитата: 夜来风雨声，眼泪流多少, дословный перевод: «Стоит ветру и дождю подняться в ночи, кто знает, сколько цветов опадёт».

∾ «Страна нежности» — завуалированный намек. Относится к императрице Чжао Фэйянь, которая славилась красотой и умением покорять мужские сердца, а также хитростью и жестокостью в дворцовых интригах.

∾ Пион подразумевает женщину. Разговорная фраза, означающая, что мужчина умирает от секса с женщиной, но не жалеет об этом ни секунды.

∾ «Разрисованная кожа» (画皮) — отсылка к истории Пу Сунлина о торговце, который привёл красивую женщину домой и только тогда понял, что она демон-сердцеед под маской из красивой человеческой кожи.

∾ Зелёная Лиса Лю Цяньцяо. Лю Цяньцяо — это не имя, а прозвище, которое в переводе означает «ива с тысячью навыками». Лиса — отсылка к хули-цзин, т.е. лиса как метафора в значении «обольстительница, искусительница». В оригинале — «Зелёная Яо» (хули-цзин также являются оборотнями яо).

∾ Досуха высасывать жизненную энергию мужчин — другими словами, заниматься безудержным сексом до самой смерти мужчины, под жизненной энергией ян тут подразумевается сперма.

Том 2. Глава 36. Без сожалений

У дверей старик просил милостыню. Прислужники таверны не прогоняли его, видимо, по доброте душевной. Лицо и тело бедолаги покрывала сплошная сеть морщин, хлопковая одежда висела лохмотьями, жидкие волосы неопрятно растрепались. На коленях, сложив руки в мольбе, нищий непрерывно кланялся прохожим. Рядом стояла треснувшая чаша для подаяний.

Чжан Чэнлин наблюдал за стариком, пытаясь игнорировать звон в ушах от цитирований Цао Вэйнина:

— Как говорят, «аромат хризантем раскрывается в лютый мороз...»!^[259]

— Цао-дагэ, это звучит немного странно: хризантемы зацветают осенью, когда ещё не так холодно, — засомневалась Гу Сян.

— Большинство поэтов вздыхают о том, о чём не стоит вздыхать, и не приносят обществу никакой пользы. Эти лодыри безвылазно сидят в библиотеках, воспевая ветер и луну. Готов поспорить, вы не найдете среди них ни одного крестьянина! Не удивлюсь, если они не знают, в какое время года цветут хризантемы.

— Ага! Просто сборище книжных червей, которые ничего не смыслят в жизни! А-ха-ха…

Рассуждения Цао Вэйнина и Гу Сян о тонкостях поэзии могли любого свести с ума. Чжан Чэнлин вынужденно слушал их уже несколько часов и наконец не выдержал. Он достал из-за пазухи кошель, спустился со второго этажа обеденного зала и подал нищему несколько медяков.

— Благодетель! Спасибо, благодетель! Да пребудет с тобой благословение и защита Гуаньинь, премилосердной и сострадательной, — поклонился старик.

Чжан Чэнлин с трудом выдавил в ответ улыбку. Если уж на то пошло, его отец был настоящим благодетелем, которого Небеса благословляли и защищали всю жизнь. Кроме одной ночи, когда боги слишком увлеклись пиршеством в заоблачных чертогах, забыв присмотреть за ним.

И отец погиб.

Выходит, хорошие люди вынуждены полагаться на защиту небес, а плохие могут жить своей злой жизнью, как им заблагорассудится. Забавно получалось, не правда ли?

Мальчик сел на ступеньки и принялся рассеянно повторять до сих пор непонятные рифмы, которым научил его Чжоу Цзышу. Он выглядел как маленький монах, читающий священные сутры. Однако мысли его блуждали. Беспокоясь о том, что учитель пропал так надолго, Чжан Чэнлин мысленно сокрушался: «Шифу по возвращении первым делом отругает меня! И почему я такой глупый?»

Чжан Чэнлин в последнее время переживал скачок роста. Когда мальчик прибыл в Тайху, Чжао Цзин заказал ему у портного новую одежду. Но за несколько месяцев Чжан Чэнлин успел вырасти из неё: штанины брюк были на пару цуней^[260] короче подобающей длины и смешно болтались над худыми голыми лодыжками. Чжан Чэнлин бездумно закатал и раскатал обратно край штанины. «Я ведь не специально… Я хотел бы быть умным! Тогда бы я освоил кунг-фу быстрее и отомстил за свою семью раньше!».

Чжан Чэнлин вспомнил, как учитель кунг-фу жаловался на его способности. «Прошу вас, проявите снисхождение, — с извиняющейся улыбкой отвечал на это отец, гладя сына по голове. — Подобно тому, как на одной руке все пальцы разные, люди не могут быть одинаково талантливы. Мой мальчик в младенчестве перенёс тяжёлую лихорадку, оттого развивается немного медленнее. Но он по-прежнему хороший ребёнок. Мы не ожидаем, что он станет прославленным воином. Будет достаточно, если он просто сможет позаботиться о себе».

Кроме правителей, вершащих историю, миру требовались торговцы и простолюдины, выполняющие повседневные дела. Чжан Чэнлин считал, что ему следовало родиться разносчиком или посыльным. Но небеса не позволили ему вести спокойное и размеренное существование, теперь наследнику клана Чжанов полагалось стать кем-то вроде шифу или дяди Чжао. Вот только как не погибнуть на этом пути?

Многие вещи были непонятны его юному разуму: рифмы, которым учил шифу; техника владения мечом, которую показал мастер Вэнь; собственная судьба. Ещё меньше Чжан Чэнлин понимал, по какому пути следовать дальше. «Если я не смогу выжить, то просто умру», — эта мысль появилась внезапно и глаза мальчишки защипало от навернувшихся слез. Но затем он вспомнил суровое лицо и слова шифу: «Ты мужчина или хочешь, чтобы на дорогу текла не только дождевая вода?» — и сдержал плач.

Глубоко погружённый во внутренние противоречия Чжан Чэнлин ничего не замечал вокруг. Меж тем окутанный чёрной вуалью музыкант, игравший в таверне, начал медленно приближаться, нежно перебирая струны лютни…

- - - - -

Воздух между Вэнь Кэсином и Чжоу Цзышу гудел от напряжения. Первый следовал за вторым к выходу из узкого переулка, когда поблизости раздался испуганный женский крик. Чжоу Цзышу остановился.

Перед ними вспыхнул белый силуэт, и Зелёная Лиса Лю Цяньцяо мешком упала на землю. Перекатившись в сторону, она попыталась подняться, но, по-видимому, была обездвижена воздействием на акупунктурные точки, и не смогла встать.

Человеком, который бесцеремонно разбрасывался людьми, был не кто иной, как старый обжора Е Байи. Указав на беспомощную женщину, он спросил Чжоу Цзышу:

— Знаешь эту полоумную уродину?

Слова прицельно ударили по слабому месту Лю Цяньцяо, и её взгляд на Е Байи уподобился тысяче отравленных ножей. Чжоу Цзышу тут же подумал, что чудачества Е Байи обусловлены его одинокой холостяцкой жизнью. Скорее свинья отрастит крылья и воспарит в небеса, чем найдётся женщина, готовая вытерпеть такой дрянной норов.

Вэнь Кэсин догнал Чжоу Цзышу и схватил за руку, а затем загородил собой, не спуская яростных глаз с Е Байи:

— Опять ты?

По неизвестной причине Хозяин Долины Вэнь питал к старику Е исключительную враждебность, немного похожую на звериный инстинкт, из-за которого собака щерится, защищая еду.

— Почему ты преследуешь нас, словно злобный призрак? — осведомился Вэнь Кэсин.

Как ни странно, терпимость Е Байи к Вэнь Кэсину, напротив, заметно возросла после обещания последнего покончить со старым монстром лет через десять. Е Байи просто отмахнулся, указал на Лю Цяньцяо и равнодушно объяснил:

— Я преследовал вора. И я его почти настиг, когда эта сумасшедшая выскочила из ниоткуда, преградив мне путь без всякой причины. Из-за неё я упустил того, за кем гнался.

Чжоу Цзышу посмотрел на Лю Цяньцяо, лежавшую на земле, и его лицо стало озадаченным:

— Вора? Отшельник Е так отрешился от земных дел, что записался в простые стражники и ловит грабителей? Что за вор такой исключительный?

— В ночь после вашего ухода поместье Гао ограбили, — ответил Е Байи. — Догадаешься, что было украдено?

Вэнь Кэсин и Чжоу Цзышу изумлённо переглянулись. Это кто же исхитрился обчистить самого Железного Судью, окружённого толпой охраны?

Е Байи бросил взгляд на Чжоу Цзышу и предостерёг:

— Будь осторожен, ребёнок. Шэнь Шэнь мёртв.

Каким бы смекалистым ни был Чжоу Цзышу, он ненадолго задумался, ища взаимосвязь между собой и покойным главой Шэнь. Но не успел Чжоу Цзышу раскрыть рот, как Вэнь Кэсин спросил вместо него:

— А мы тут при чём?

Вместо ответа Е Байи посмотрел куда-то мимо них, и между его бровей пролегла складка — невероятно, но этот каменный будда нахмурился!

За спинами Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина раздался холодный смешок.

— Разумеется, вы при чём! В день вашего поспешного ухода глава Гао получил записку. В ней говорилось: «Обменяйте Кристальную броню на жизнь Чжан Чэнлина». Переживая о сыне старого друга, глава Шэнь немедленно помчался на поиски отправителя. Когда мы нашли Шэнь Шэня, он уже не дышал, а в руке сжимал записку с теми же словами. Следом поместье Гао ограбили. Скажете, это не имеет к вам никакого отношения?

По беспорядочному топоту сзади Чжоу Цзышу понял, что набежала куча народу. С нехорошим предчувствием он обернулся и увидел говорившего — это был Хуан Даожэнь, глава школы Цаншань. Тот самый, которого Чжоу Цзышу отправил в красочный полёт посреди поместья Гао. Хуан Даожэнь выглядел необычайно самодовольно; в сочетании с крысоподобными чертами лица, он напоминал гигантского грызуна с гордо распушённым хвостом. Кулаки Чжоу Цзышу тут же зачесались от желания отправить его полетать ещё разок.

В нескольких шагах позади Хуан Даожэня стоял Юй Цюфэн со спокойным, как водная гладь, лицом и таким же голосом:

— Мастер Чжоу, могли бы вы объяснить, что случилось с мальчиком после того, как вы скрылись от пристального внимания публики? Где он сейчас?

Как в поговорке «осенние дожди встречают холода», после той дождливой ночи в Дунтине температура опустилась почти до мороза. Тем не менее глава ордена Хуашань с видом полного безразличия к мирским заботам, не переставая, обмахивался веером. Глава Юй, без сомнения, чувствовал себя одиноким героем, противостоящим вселенскому злу. Толпа освободила вокруг него пустое пространство — никому не хотелось терпеть потоки ледяного воздуха, исходящие от Железного веера.^[261] Допрашивая Чжоу Цзышу, Юй Цюфэн произносил каждое слово так, словно старался цапнуть.

Чжоу Цзышу опустил голову и усмехнулся.

— Итак, — подытожил он, — все собравшиеся думают, что я не только похитил Чжан Чэнлина ради Кристальной брони клана Чжанов, но также держу его в заложниках, чтобы обменять на два фрагмента брони из поместья Гао?

— А как иначе?! — выкрикнул Хуан Даожэнь.

— Моя ошибка, — Чжоу Цзышу закатил глаза, легонько вздохнул и покачал головой. — Как я мог хоть на миг представить, что в свиной голове заведётся человеческая мысль…

— Признание своих недостатков — величайшая добродетель,^[262] — ободрил его Вэнь Кэсин.

— Ты! — Хуан Даожэнь собирался броситься в атаку, но Юй Цюфэн, с громким щелчком закрыв веер, преградил ему путь рукой и продолжил разговор с Чжоу Цзышу:

— Может быть, господин Чжоу объяснит своё присутствие в этом месте? Мы все поспешили сюда вслед за молодым мастером Е, так как преследовали вора, который рыскал по поместью Гао, а потом сбежал. Странно, что похититель исчез на том самом месте, где мы наткнулись на вас двоих и…

Он посмотрел вниз и встретился взглядом с лежащей на земле Лю Цяньцяо. Женщина вздрогнула, будто её обдало холодной водой, а Юй Цюфэн ухмыльнулся:

— Не может быть! Легендарная Зелёная Лиса Лю Цяньцяо, не так ли? Тысячеликая, непредсказуемая и неуловимая. Увидеть… истинный облик этой особы — поистине удача трёх жизней!

Как только слова «Зелёная Лиса Лю Цяньцяо» слетели с губ Юй Цюфэна, на лицах собравшихся за его спиной героев отразились удивление, отвращение и презрение. Репутация этой женщины, казалось, валялась сейчас на земле вместе с хозяйкой. Лю Цяньцяо до сих пор не могла встать на ноги, хотя и пыталась перебороть обездвиженность изо всех сил. Её лицо раскраснелось, а шрам на левой щеке пульсировал лиловым, став ещё более устрашающим.

Вдруг Чжоу Цзышу вспомнил, как она вошла в таверну и мгновенно привлекла восхищённые взгляды своей сказочной грацией. Понимая, что Зелёная Лиса не заслуживает сострадания, он всё же ощутил в душе смутное сочувствие.

Неужели внешность настолько важна?

Лю Цяньцяо посмотрела на Юй Цюфэна и открыла рот, собираясь ответить. Губы Зелёной Лисы дважды дрогнули, но она так и не произнесла ни слова.

— Он не грабил поместье, — внезапно вмешался Е Байи, кивнув на Чжоу Цзышу.

Юй Цюфэн снисходительно усмехнулся:

— Мастер Е ещё молод и долгое время провёл на горе Чанмин, потому не подозревает о двуличии и коварстве людей. Поскольку господин Чжоу утверждает, что не имеет отношения к происшествию, я хотел бы поинтересоваться, осмелится ли он снять одежду и продемонстрировать отсутствие на пояснице татуировки маски призрака?

Вэнь Кэсин мгновенно взбеленился:

— Что? Даже если он разденется, то не для тебя! Кем, чёрт возьми, ты себя возомнил?

Юй Цюфэн проигнорировал его, сосредоточив внимание на Чжоу Цзышу:

— Господин Чжоу, вы отказываетесь? Неужели вы стыдитесь чего-то, что нельзя показать людям?

Стыдится ли он чего-то? Ситуация была забавной до слёз. На пояснице Чжоу Цзышу не было татуировки. Зато в груди сидели семь гвоздей! Как и маску призрака, их определённо нельзя было «показать людям».

В итоге он рассмеялся.

«Чего мне стыдиться? — весело подумал Чжоу Цзышу. — При предыдущем императоре я запустил цепочку событий, уничтоживших шайку Второго принца; я извёл паразитов, отравлявших двор подлыми интригами. А когда северные варвары вторглись на Центральные равнины и окружили столицу, я удерживал городские ворота Чэнву,^[263] не отступив ни на шаг перед лицом смерти. Если сейчас народ Дацина оправляется от бедствий и войн; если земли возрождаются в мире достаточно прочном, чтобы люди могли спокойно дожить до старости; если герои цзянху наслаждаются собачьей грызнёй за неимением худших проблем — кто, как не я, выполнил грязную работу за кулисами и привёл вас к хвалёной золотой эре? Пусть я был жесток. Пусть я убивал. Но сегодня, даже с искалеченным телом, которому недолго осталось, я могу совершать достойные поступки и копить добродетели. От начала и до конца моя совесть чиста, я не нахожу в своём сердце никаких сожалений. А раз так, чего мне стыдиться?»

После этих размышлений Чжоу Цзышу взглянул на Юй Цюфэна и с лёгким сердцем произнёс:

— Совершенно верно. Кем, чёрт возьми, ты себя возомнил?

Примечание к части

∾ Цао Вэйнин снова ошибается и путает хризантемы со сливами, цветущими ранней весной. 梅花香自苦寒来 — аромат сливы исходит от лютых морозов. Идиома со значением, близким к «без боли нет результата».

∾ Железный веер Юй Цюфэна — отсылка к железному вееру принцессы из «Путешествия на Запад». Параллель с женским персонажем явно саркастическая.

∾ «Нет большей добродетели, чем признать свои недостатки и исправить их» (知错能改，善莫大焉) — цитата из Цзо Жуаня, произнесённая придворным чиновником Ши Цзи после наказания цзиньского князя Лина за массовые убийства.

∾ 程武门 — «ворота военного правления». Планирование городов в соответствии с установленными принципами, включающими космологию и то, что сегодня известно как фэн-шуй, является древней традицией. Самые ранние записи о планах с крепостными воротами датируются третьим веком до нашей эры. Архетипический город представляет собой площадь, окруженную городскими стенами, с воротами на каждой стороне.

Том 2. Глава 37. Балаган

Примечание к части

Хотелось бы выразить большую благодарность всем, кто идёт по этой истории вместе с нами, читает, оставляет комментарии и благодарит! Нам безумно приятно, и мы рады стараться для вас, потому что видим — наш труд интересен не только нам, но и вам тоже! В самое сердце! ❤️

За последнее десятилетие, которое Чжоу Цзышу прожил то ли человеком, то ли тенью, его сердце ожесточилось, научившись не поддаваться панике и сомнениям. В пятнадцать лет на плечи Чжоу Цзышу пала ответственность за поместье «Времена года», в восемнадцать случайная встреча с наследным принцем Хэлянь И пробудила в нём юношеское рвение, в двадцать три он основал Тяньчуан. Он достиг всего, чего мог достигнуть. Даже если имя Чжоу Цзышу не упомянуто в летописях, горы и реки были свидетелями его заслуг.

Закончив обмен любезностями с Юй Цюфэном, Чжоу Цзышу окинул толпу колким ледяным взглядом и приподнял уголки губ в улыбке, больше напоминавшей оскал.

Хуан Даожэнь внутренне заколебался, и его охватило внезапное желание отступить. Но покосившись на чопорного Юй Цюфэна, Жёлтый Даос решил ещё немного постоять на своём, чтобы не выглядеть трусом.

В глубине души Хуан Даожэнь всегда считал Юй Цюфэна, как и его погибшего отпрыска, бесполезными декорациями. Никакой сути — одна видимость! В отношениях с другими крупными школами эти смазливые бездельники могли полагаться лишь на былую славу своего приходящего в упадок поместья. Адепты Цаншань и Хуашань издавна поддерживали братские отношения, поэтому Хуан Даожэнь помогал бездарным отцу и сыну — исключительно по доброте душевной. Жёлтому Даосу нравилось выставлять себя благородным человеком, ценящим дружеские узы, он даже немного жалел Юй Цюфэна. И уж конечно никак не мог сбежать с поля боя на глазах у изнеженного приятеля.

Обведя воинственным взглядом толпу сторонников, Хуан Даожэнь мысленно успокоил себя: «Нас много. Даже если каждый наступит на этого проходимца по разу, от него мокрого места не останется!».

— Нечего любезничать с кем попало! Поймаем его, допросим, тогда и поговорим! — гаркнул Жёлтый Даос, храбрясь на публику.

Его крик взорвался петардой прямо над ухом Юй Цюфэна. Тот поморщился от резкого звука, чинно кивнул и рассеянно обмахнулся веером с изображением великолепного пейзажа.

Юй Цюфэна, в свою очередь, удручала необходимость выступать одним фронтом с таким грубияном, как Хуан Даожэнь. Жёлтый Даос и внешне был неказист, и вёл себя, как неотёсанный босяк. По мнению утончённого главы ордена Хуашань, даже мясник, рубящий свинину на рынке, обладал большим изяществом, чем Хуан Даожэнь. Вдобавок, скудоумный глава ордена Цаншань считал себя пупом земли и из кожи вон лез, лишь бы попасть в центр внимания. Например, вопил так, что в деревне за десять ли отсюда горшки падали с полок.

Юй Цюфэн смотрел на Чжоу Цзышу с застывшей улыбкой, делая вид, что не знаком с Хуан Даожэнем. Когда бы ни ослабление школы Хуашань, ни сложности с поиском союзников, разве стал бы он якшаться с вульгарным главой Цаншань? Если этот жёлтый дурак готов взять на себя ответственность, Юй Цюфэн милостиво уступит ему дорогу! Поскольку боевые умения дерзкого незнакомца могли неприятно удивить, а ученик Древнего Монаха ещё не обозначил свою позицию, Юй Цюфэн счел за благо прощупать почву руками Хуан Даожэня.

И вот тут случилась досадная заминка. Издав боевой клич, Хуан Даожэнь решил, что сделал достаточно, и дальше Юй Цюфэн справится без него — поведёт всех в бой, чтобы смести с дороги врагов. Жёлтый Даос не спешил мараться лично и с удовольствием понаблюдал бы за расправой со стороны. Но Юй Цюфэн продолжал молча обмахиваться веером, ожидая, что именно Хуан Даожэнь возглавит атаку. Ничего не понимающая толпа застыла в недоумении, никто и не подумал двинуться с места.

В заполненном десятками людей узком переулке воцарилась мертвая тишина.

За всю жизнь Вэнь Кэсин не видел более нелепого зрелища. Смеяться, когда весело, плакать, когда грустно, или хулиганить просто потому, что напало вдохновение — Вэнь Кэсин всегда решал сам, чего ему больше хочется. Приличия и уместность не имели значения. Вот и сейчас Вэнь Кэсину вздумалось освистать^[264] Хуан Даожэня с его бесплатным цирком, потому что хохот накатил сам собой.

— Вы что, в ролях запутались?! — потешался Вэнь Кэсин. — Как можно объявлять спектакль, не вызубрив реплики? Пошли вон со сцены, шуты гороховые! Кыш-кыш, чаевых не будет!

Оценив начало представления, Е Байи бросил короткое:

— Позорище, — и пошёл прочь, не оглянувшись на Лю Цяньцяо. Вскоре его белоснежная фигура растаяла вдали как облако.

Ситуация и в самом деле походила на балаган, чем дальше, тем больше. У Чжоу Цзышу не было желания развлекать толпу. Он хотел уже скромно удалиться, но тут Жёлтый Даос, наконец, решился атаковать.

— А ну стой, мерзавец! — завопил Хуан Даожэнь, погнавшись за Чжоу Цзышу. — От меня не уйдёшь!

Его противник спокойно продолжил путь, только выпрямил спину, внезапно став выше Хуан Даожэня.

— Катись отсюда! — бросил Чжоу Цзышу, даже не оглянувшись.

Взмахом длинных рукавов он отправил два мощных вихря энергии. С невероятной точностью один поразил плечо нападавшего, другой — колено. Хуан Даожэнь, как послушный сын, беспрекословно откатился в сторону.

Вэнь Кэсин сложился пополам и упёрся рукой в стену, задыхаясь от смеха. Он с радостью обнаружил, что Чжоу Сюй не только хорош собой, но и обладает особым чувством юмора! Это было ужас как занимательно. Но тут комедия чуть не обернулась для Вэнь Кэсина трагедией. Пока всеобщее внимание было приковано к Чжоу Цзышу, Юй Цюфэн надумал взять реванш. Его длинный меч со свистом вылетел из ножен и без предупреждения устремился к шее Вэнь Кэсина.

Всё это время Юй Цюфэн только притворялся, будто ему есть дело до Чжоу Цзышу, а сам украдкой наблюдал за Вэнь Кэсином. Глава ордена Хуашань не простил бы человека, который заставил его принародно упасть лицом в грязь, даже если бы господин Вэнь давно обратился в пепел. Юй Цюфэн просто не чувствовал бы себя мужчиной, если бы не попытался отомстить за оскорбление! На самом деле глава Юй напрасно так сокрушался. Даже до позорного падения ни один дурак в этом мире не считал его за достойного человека, и месть обидчику тут не помогла бы.

Вэнь Кэсин рефлекторно оттолкнулся ладонью от стены и резко прогнулся назад, спасаясь от бешеного шквала ударов — каждый яростнее предыдущего. Он был весьма озадачен таким напором. В день, когда они с боем забирали Чжан Чэнлина из поместья Гао, Вэнь Кэсин был так пьян, что себя не помнил. Конфуз, приключившийся с Юй Цюфэном, попросту выпал из его памяти. Но даже если бы Вэнь Кэсин не забыл, как стегнул кнутом главу ордена Хуашань и заставил его пропахать носом землю, ничего бы не изменилось. Вэнь Кэсин прекрасно видел, что Юй Цюфэн не нежная девица, которой надо беречь лицо и блюсти достоинство. Ну упал? И что с того?

Продолжая уворачиваться от ударов, Вэнь Кэсин искренне недоумевал, почему утончённый глава Юй кидается на «невинных» прохожих? Юй Цюфэн как будто настиг негодяя, соблазнившего его жену! Вэнь Кэсину даже стало немного обидно: мужчины, как правило, не брали в жёны других мужчин. Значит, достойное объяснение отпадало.

Не торопясь атаковать в ответ, Вэнь Кэсин ловко отскочил назад и улучил момент, чтобы уточнить:

— Ты почему так взъярился?

— Нечестивцы несут зло своими подлыми уловками! — с холодной свирепостью усмехнулся Юй Цюфэн. — Ради народа цзянху я обязан вытравить скверну. Нет нужды что-либо объяснять, просто сдохни!

Вэнь Кэсин крутанулся в сторону, в очередной раз избежав удара, и резко замер. Склонив голову набок, он вытянул вперёд руку и сжал двумя пальцами меч Юй Цюфэна.

— Вытравить? — усмехнулся Вэнь Кэсин. — Прошу меня простить, но я не портовая крыса. А ты, любезный крысолов, будь добр, спустись с небес!

Вэнь Кэсин так и не шелохнулся, но под его пальцами меч Юй Цюфэна раскололся надвое.

В мире боевых искусств уничтожение чужого оружия считалось преступлением, по тяжести не уступавшим убийству родителей или похищению супруги. Глаза Юй Цюфэна моментально налились кровью. Оттолкнувшись ладонью от груди Вэнь Кэсина, глава ордена Хуашань подпрыгнул, чтобы ударить противника ногой в промежность. Движения благородного главы были такими стремительными, словно он жизнь положил на отработку одного этого приёма. В этот момент Хуан Даожэнь снова прокувыркался мимо как перекати-поле. Прочие герои, внезапно вспомнив, для чего собрались, бросились надоедать Чжоу Цзышу. Из-за суматохи никто не заметил, что глава ордена Хуашань даёт чуть в стороне сольное представление под названием «Дразнящий дурной удар».^[265]

Странные события случались во все времена, но этот год бил рекорды. Блокируя подлую атаку, Вэнь Кэсин приподнял колено и встретил им голень Юй Цюфэна. Послышался треск ломающейся кости, и в тот же миг ладони противников соприкоснулись. Юй Цюфэн почувствовал приливную волну смертоносной ци, но было слишком поздно. Он уже не мог оторвать руку, а шквал атакующей энергии, словно цунами, разлился по его меридианам, перегружая их до предела.

Юй Цюфэн в панике вскинул взгляд и увидел, что обычно легкомысленное, с бесшабашной улыбкой лицо Вэнь Кэсина стало зловещим. Словно за невесомой мишурой скрывался тёмный, отчуждённый и безучастный демон, убивавший без малейшего промедления и сожаления.

Вдруг в воздухе раздался пронзительный женский визг. Вместе с порывом свирепого ветра в Вэнь Кэсина полетели светящиеся синим иглы. Рефлекторно отпустив Юй Цюфэна, Вэнь Кэсин выставил перед собой ладонь — тонкие длинные иголки осыпались на землю, но поток убийственной ци Вэнь Кэсина понёсся дальше. Не успев увернуться, женщина встретила удар грудью и отлетела, врезавшись в стену.

Только тогда Вэнь Кэсин разглядел, что это была Лю Цяньцяо. Незаметно для всех Зелёная Лиса разблокировала свои акупунктурные точки и решила напасть исподтишка. Изумлённое лицо Вэнь Кэсина через мгновение озарилось догадкой.

— А-Сюй, ты смотри, что делается! — крикнул он через улицу. — Эти двое любовники, как пить дать. Налицо супружеское предательство!

Чжоу Цзышу не представлял, что тут можно ответить. Развернувшись, он пинками отогнал от себя особенно настырного искателя смерти, подхватил на руки Лю Цяньцяо и лишь тогда отрывисто бросил Вэнь Кэсину:

— Пойдём уже, хватит паясничать.

Вэнь Кэсин согласно хмыкнул и без малейшего возражения последовал за ним.

С их уровнем цингуна Дунтин в мгновение ока скрылся позади. Когда они оказались достаточно далеко, а самые ярые преследователи давно сбились со следа, Чжоу Цзышу наконец остановился. Уложив едва живую Лю Цяньцяо под дерево, он запечатал несколько акупунктурных точек на теле женщины.

Вэнь Кэсин скрестил руки на груди и усмехнулся:

— Отлично! Ты угробил нашу репутацию, похитив беззащитную деву. Из-за тебя нас будут считать злодеями.

Немного поразмыслив, он милостиво прибавил:

— Ну и ладно. Мы ведь вместе не до первого дождя! К тому же, у меня и так была дрянная репутация. Ты — мой. Поэтому, к добру или к худу, нам остаётся только держаться друг друга. Верно я рассуждаю?

Чжоу Цзышу продолжил молча проверять состояние «беззащитной девы». Достав из кармана пузырёк с лекарством, он поскорее вложил пилюлю в рот обессилевшей Лю Цяньцао. Сработает или нет, это уж как повезёт — травмы у неё были серьёзные.

— Лао Вэнь,^[266] рот дан человеку, чтобы есть или говорить по делу, — вздохнул Чжоу Цзышу. — Ты чуть не убил эту женщину. Можешь хотя бы не трещать мне под руку?

Услышав столь близкое обращение, Вэнь Кэсин возликовал. Остальные слова он великодушно пропустил мимо ушей, списав их на неумение кое-кого проявлять нежность. Что ж, «милые бранятся — только тешатся»!

Лю Цяньцяо приподнялась на локтях, но закашлялась и чуть не упала снова. Гневно зыркнув на Чжоу Цзышу, Зелёная Лиса прохрипела:

— Зачем… ты играешь в добряка?

Чжоу Цзышу проигнорировал её возмущение и присел рядом на корточки.

— Позволь узнать, где ты научилась навыку маскировки?

Лю Цяньцяо не ожидала, что это будет первый вопрос. Она немного помолчала в растерянности, потом сердито сплюнула и выпалила:

— Для себя интересуешься?

Ответ прозвучал дерзко, несмотря на то, что смерть уже заглянула в глаза Лю Цяньцяо.

— Госпожа Лю, вы меняли обличия, чтобы раздобыть Кристальную броню ради Юй Цюфэна, не правда ли? — мягко вмешался Вэнь Кэсин. — Позвольте дать вам совет: не бойтесь быть уродливой или глупой, но бойтесь быть слепой. Как вас угораздило влюбиться в такое ничтожество, как глава Юй? Или вы не поняли, как он нашёл нас? И почему Е Байи в погоне за вором свернул именно в тот переулок? Ответьте, кто мог ввести вас в заблуждение, заставив думать, что сбежавший человек в чёрном — это Юй Цюфэн, чтобы вы напали на Е Байи? И наконец, кто раскрыл вашу личность перед всеми? Вас использовали, как живой щит, глупая!

Своими словами он разорвал на кусочки «юные девичьи надежды» взрослой женщины. Удар был гораздо серьёзнее и больнее брошенной фразы Е Байи про уродину. Останься у Лю Цяньцяо капля сил, чтобы двигаться, она бы загрызла Вэнь Кэсина насмерть!

— Заткнись уже, — тихо велел ему Чжоу Цзышу.

Получив приказ, Вэнь Кэсин сжал губы так плотно, что от них осталась только тонкая линия.

Чжоу Цзышу попробовал прикинуть возраст Лю Цяньцяо и вдруг спросил:

— Ты не встречала в детстве безбрового человека? Он был ранен, и ты носила ему еду в укрытие.

Однажды его шифу Цинь Хуайчжан, тогдашний глава поместья «Времена года», жестоко пострадал от врагов и спасался от преследования в заброшенной лачуге. По соседству жила девчушка со шрамом на щеке, которая тайком его подкармливала, пока опасность не миновала. Не имея при себе даже мелкой монеты, глава школы в благодарность обучил девочку нескольким техникам маскировки, чтобы внешний изъян не омрачил её судьбу. Конечно, Цинь Хуайчжан и подумать не мог, как это в будущем навредит Лю Цяньцяо.

Хотя она ничего не ответила, на лице Зелёной Лисы промелькнуло замешательство, и Чжоу Цзышу понял, что угадал. Он опустил голову, задумался на мгновение, а затем поставил рядом с женщиной пузырёк с целебными пилюлями и предупредил:

— Теперь всё зависит только от тебя.

На этом они расстались с Лю Цяньцяо. Чжоу Цзышу пошёл прочь, больше не вспоминая о Зелёной Лисе. Вэнь Кэсин последовал за ним, продолжая радоваться лёгкому потеплению в их отношениях.

— Эта особа хотела тебя окрутить и убить, А-Сюй, — приговаривал он оживлённо. — Но ты всё равно так добр к ней, что…

Он умолк на вдохе, когда Чжоу Цзышу извлёк из-за пазухи ещё один пузырёк и начал растирать по лицу его содержимое. Сначала ничего не происходило, но после нескольких движений цвет кожи постепенно начал меняться.

Вэнь Кэсин затаил дыхание и перестал моргать. Его глаза распахивались всё шире и шире, пока…

Примечание к части

∾ Освистывание зрелища или исполнителя (喝倒彩). В традиционных уличных постановках происходит активное взаимодействие между актерами и зрителями — от аплодисментов и возгласов до освистывания по ходу представления. Зрители могут давать чаевые, бросая деньги на сцену.

∾ «Дразнящий дурной удар» (撩阴脚) — это реальное название, нечестный прием.

∾ Лао Вэнь. Здесь «лао» — старина, дружеское обращение между давно знающими друг друга друзьями.

Том 2. Глава 38. Засада

Постепенно восковой желтовато-зелёный оттенок кожи Чжоу Цзышу исчезал. Казалось, с нижней челюсти он удалил целый кусок маскировочной плоти, обнажив точёный контур подбородка.

Вэнь Кэсин невольно затаил дыхание, наблюдая, как ловкие пальцы снимают обманную личину.

Этот человек не походил ни на милого румяного щёголя из Лояна, ни на ярко накрашенного музыканта из Дунтина.^[267] Мужественные черты Чжоу Цзышу напоминали графический чёрно-белый рисунок, лишённый красок. Бледные худые щёки; тонкая линия бескровных губ; рельефные брови; густые ресницы, обрамляющие поразительно тёмные, словно густая тушь, глаза.^[268]

Да, «тёмные, как самая густая тушь» — в тот момент это было единственное описание, какое смог придумать Вэнь Кэсин. В этих глазах клубился сгустившийся чёрный цвет и лишь под определённым углом мелькал приглушённый блеск.

Вэнь Кэсин поймал себя на мысли, что Чжоу Цзышу выглядит в точности так, как должен. Если бы тот носил маску всю оставшуюся жизнь, Вэнь Кэсин представлял бы его настоящего именно таким. Первый взгляд на истинный облик спутника лишь подтвердил мысленный образ, словно… он знал его очень, очень давно.

Вэнь Кэсин невольно сглотнул.

— А-Сюй…

— …Хммм?

Избавляясь от последних следов маскировки, Чжоу Цзышу погрузился в раздумья. Лицо бродяги стало настолько привычным, что воспринималось почти как собственное. Было немного странно снимать его. Изначально Чжоу Цзышу намеревался унести это обличье с собой в могилу, но кто думал, что череда неприятностей спутает карты? Перспектива смены масок каждые два дня весьма удручала.

Вэнь Кэсин облизнул уголок губ и хрипло спросил:

— Я… Я упоминал ранее, что на самом деле мне нравятся мужчины?

Ответный косой взгляд ясно говорил: «Без шуток, был ли у меня шанс не заметить?». Опомнившись, Чжоу Цзышу выудил из одежд ещё одну маску и бросил её Вэнь Кэсину: