Чжоу Цзышу приоткрыл один глаз и искоса взглянул из-под ресниц.

— Минуту назад я бы засомневался, но прямо сейчас я как никогда уверен, что прав…

Он замолчал на полуслове, потому что Вэнь Кэсин предпочёл действие убеждению: просунув руки под колени и плечи Чжоу Цзышу, он приподнял его и передвинул в сторону. После этого захватчик шлёпнулся на освободившееся место и раскинулся как кукушка, занявшая чужое гнездо. Его возня завершилась вздохом, полным глубокого удовлетворения.

Кровать не была тесной. Для одного. Для двоих — не повернуться. Чжоу Цзышу улёгся спиной к Вэнь Кэсину, натянул одеяло поглубже и усиленно старался делать вид, будто не произошло ничего особенного. Но напряжение в нём постепенно нарастало и в конечном итоге Чжоу Цзышу осознал, что тупо пялится в одну точку, а сна не осталось ни в одном глазу.

Вэнь Кэсин, видимо, пытался улечься поудобнее, поэтому безостановочно ёрзал, поворачивался или потягивался. От любого его движения кровать ходила ходуном, как при небольшом землетрясении. Ощущая каждое шевеление Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу раздражался всё сильнее, еле сдерживая желание метким пинком столкнуть соседа на пол.

Наконец Вэнь Кэсин утихомирился. Но едва Чжоу Цзышу заставил себя снова закрыть глаза и абстрагироваться от чужого присутствия рядом, как услышал:

— А-Сюй…

Чжоу Цзышу отказывался реагировать. Позади раздался шорох и шуршание волос по подушке — очевидно, Вэнь Кэсин развернулся к нему лицом. Чжоу Цзышу представил, как этот человек смотрит на его спину, и по позвоночнику щекочущими мурашками расползлось странное ощущение.

Вэнь Кэсин молчал, ожидая ответа. Догадавшись, что Чжоу‌ Цзышу не собирается откликаться, он протянул руку, невесомо положил ладонь ему на талию[358] и снова тихонько позвал:

— А-Сюй…‌

Каждый волосок на теле Чжоу Цзышу встал дыбом. Резко обернувшись, он яростно зашипел:

— Ты собираешься спать или нет? Если нет, выметайся в свою комнату и болтай с демонической марионеткой, сколько влезет!

Вэнь Кэсин лежал на боку, подперев рукой щеку. Гневной отповеди не удалось ни стереть, ни хоть капельку притушить его ослепительную самодовольную улыбку:

— Полно тебе! Я здесь, в твоей постели. А ты собираешься заснуть, не сказав ни слова? Разве ты ещё не догадался, что у меня на твой счёт имеются пикантные намерения?

По мнению Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин достиг недосягаемых вершин бесстыдства. Никогда, ни до ни после, никто не сможет сравниться с ним. Чжоу Цзышу потерял дар речи. Буквально. Рука, покоившаяся на его талии, не двигалась, но он чувствовал лёгкие, почти неощутимые через одежду прикосновения кончиков пальцев. Чжоу Цзышу собрался было спихнуть наглую лапу, но единственный взгляд на сияющее лицо Вэнь Кэсина заставил его передумать — право слово, мёртвая свинья не боится кипятка! Поэтому Чжоу Цзышу снова отвернулся к стене, бросив напоследок:

— Сам справляйся.

Собрав волю в кулак, он вернулся к роли трупа, намереваясь заснуть во что бы то ни стало.

Вэнь Кэсин пытался ещё поприставать, но Чжоу Цзышу продемонстрировал железное терпение и непоколебимую стойкость. В конце концов Вэнь Кэсин сдался и, усмехнувшись, закрыл глаза.

Через какое-то время он внезапно пробудился от дрожи человека рядом и сразу понял, что наступила полночь. Возможно, из-за холодной погоды и тонких одеял, во сне они скатились друг к другу. Чжоу Цзышу, согнувшись в спине, лежал практически в объятиях Вэнь Кэсина.

Давно привыкнув к тому, что сон ускользает от него во второй половине ночи, Чжоу Цзышу проснулся чуть раньше, услышал рядом чужое дыхание и вспомнил, что он не один в постели. Ощутив неловкость положения, Чжоу Цзышу хотел незаметно ускользнуть, но не рассчитал, что действие гвоздей наложится на недавние травмы. В итоге он не смог шевельнуться, пришлось стиснуть зубы и терпеть.

Вэнь Кэсин обеспокоенно заворочался, высвобождая руку, на которой лежал, и прижал ладонь к спине Чжоу Цзышу. Опасаясь действовать наугад, он шёпотом спросил:

— Что с тобой? Больно?

Пытка гвоздями была на пике, поэтому Чжоу Цзышу вместо ответа стиснул пальцами простыни и свернулся в клубок, невольно прижавшись к Вэнь Кэсину ещё теснее. Первый приступ нужно было просто пережить, после этого Чжоу Цзышу мог погрузиться в медитацию и легче перенести следующие волны мучений.

Несмотря на стылость зимней ночи, на висках Чжоу Цзышу выступили капельки пота. Закрыв глаза, он пытался успокоить и выровнять дыхание, но Вэнь Кэсин ясно слышал рваный трепет каждого вдоха. Не говоря ни слова, он развернул Чжоу Цзышу за плечи и притянул к себе в объятия. Одной рукой Вэнь Кэсин уложил его голову себе на грудь, другой рукой нежно гладил по спине, будто успокаивал ребёнка, очутившегося во власти кошмара.

В кои-то веки Чжоу Цзышу не протестовал.

Они оба не спали, оба молчали.

Темнота за окном отказывалась уступать рассвету. Боль так затянулась, а время настолько замедлило свой бег, что… воспоминания об этой ночи навсегда врезались в их память.

Чжоу Цзышу находился в смятении. При свете дня они с Вэнь Кэсином подначивали друг друга и спорили без передышки. Но здесь, во мраке ночи, они цеплялись один за другого так крепко, словно от этого зависели их жизни.

Разве это не было странно?


Примечание к части

∾ «Восьмой день двенадцатого месяца пятьдесят третьего года» — древний китайский календарь делил время на 60-летние циклы. Для полноты даты не хватает указания года эпохи царствования.

∾ До прихода весны — Вэнь Кэсин имеет в виду Праздник весны (Новый год по лунному календарю). То есть он планирует остаться в Поместье марионеток примерно на 20 дней.

∾ «Ты — то же, что я, а я — то же, что ты» — строки из стихотворения поэтессы Гуань Даошэн (管道昇) о близости влюбленных. Следующая строка звучит так: «И с нами — большая любовь». В тексте и примечании используется перевод М. Басманова.

∾ «Положил ладонь ему на талию» — 禄山之爪, или «коготь Лушань» (в оригинале). Имеется в виду генерал Ань Лушань, который случайно поцарапал грудь Ян Гуйфэй. Это было большой проблемой, потому что они боялись, что император Сюань Цзун (муж Ян Гуйфэй) увидит эту отметину.

Том 2. Глава 53. Новогодний пир


Вэнь Кэсин не бросал слов на ветер. Взобравшись на валун, которым была запечатана гробница Лун Цюэ, он поклялся сложить для почтенного мастера самую пышную эпитафию, сколько бы времени это ни заняло. Сказано — сделано. Свет не видывал более роскошной могильной надписи.

Вэнь Кэсин трудился так скрупулезно, словно расшивал шёлк цветами. За день он вырезáл от силы десяток иероглифов, придирчиво изучая со всех сторон каждый штрих. Жизненно важно было выстроить слова по линейке, зарифмовать строки и довести начертание до идеала. Закончив очередной символ, Вэнь Кэсин закладывал руки за спину и подолгу любовался своим творением. Время от времени он одобрительно качал головой, словно читал шедевр Ли Бо[359] или чувствовал себя новым воплощением Ду Фу.[360]

На самом деле эпитафия давным-давно перестала быть таковой, потому что фантазия Вэнь Кэсина отклонилась в дебри на тысячу ли[361] и бесповоротно заплутала. Если бы он составлял контракт на покупку осла, ни единый волос животного не был бы упомянут ни на одной из страниц. Даже снисходительный Чжан Чэнлин вынужден был признать: добрый господин Вэнь так увлёкся творчеством, что совсем позабыл о покойном дедушке Лун Цюэ.

Пока шла работа над эпитафией, Чжоу Цзышу быстро оправлялся от ран, нанесённых марионетками. Он с детства учился выживать в цзянху и с тех пор достаточно закалил тело и дух — где сядешь, там и слезешь. Через пару дней он уже вовсю бегал и прыгал, всё такой же гибкий и легкий. Зажатый между скал задний дворик отлично подходил для тренировок Чжан Чэнлина, и Чжоу Цзышу, не жалея сил, гонял своего юного ученика до седьмого пота. Наскакавшись по крышам и стенам, Чжан Чэнлин валился с ног от усталости, но безропотно терпел страдания. Лишь бы шифу не вспомнил, что пора продолжать путь.

Однако недели шли, а Чжоу Цзышу не спешил трогаться с насиженного места. Вероятно, ждал хорошей погоды. Зима выдалась такой студеной, что холод достиг Шучжуна, и люди брали пример с лесной живности, сберегая силы до тёплых дней. Так промелькнул праздник Двенадцатой Луны,[362] а за ним малый Новый год.[363] Всё это время с утра и до вечера поместье Марионеток ходило ходуном от шума и гама, хотя в огромном доме обитало всего трое жильцов.

Поначалу Вэнь Кэсин старался вести себя смирно и чаще прикусывать язык. Слишком свежа была в памяти та ночь, когда он баюкал в объятиях А-Сюя, сжавшегося в комок испепеляющей боли. Пролежав так до рассвета, Вэнь Кэсин зарёкся драться и спорить с этим несчастным. Он и раньше понимал, что «гвозди семи отверстий» созданы не для радости, но такие нечеловеческие пытки были всё-таки чересчур. Теперь сердце Вэнь Кэсина обмирало перед каждым закатом и обливалось кровью при одном взгляде на Чжоу Цзышу. В такие моменты Вэнь Кэсин начинал носиться с живым человеком, как с фарфоровой куклой. Даром, что эта кукла больше напоминала бесчувственную статую. До такой степени Чжоу Цзышу был безжалостен к себе и равнодушен к еженощной агонии.

Память у него была как у бабочки-однодневки. Стоило забрезжить рассвету, и жизнь начиналась заново. Весь день этот умирающий творил, что хотел, бранил и высмеивал других в свое удовольствие, и всё ему было как с гуся вода. Умывшись поутру, Чжоу Цзышу забывал ночные муки, и за завтраком так бодро орудовал палочками, что за ним было не угнаться. Ни подавленности, ни разбитости — и не скажешь, что он одной ногой в могиле! В результате Вэнь Кэсин вынужден был признать, что некоторые люди просто не созданы для неги, и баловать их себе дороже. Свинья и та была бы благодарнее.

Тем временем повседневные заботы не давали заскучать. Пока в поместье заправлял Лун Сяо, окрестные жители снабжали его всем необходимым раз в месяц. Болезненно подозрительный, зависимый от своих механизмов, Лун Сяо ни разу не появлялся на людях. Вместо него товар забирали марионетки. Теперь не помешало бы заново отладить этот процесс. Припасы заканчивались, а Новый год стоял на пороге.

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин потратили полдня на то, чтобы пристроить к делу бесхозную прислугу. Все это время они ни на миг не прекращали словесное состязание и придумали для ржавой рухляди несметное количество прозвищ, одно другого обиднее. Но в итоге оба были посрамлены. Марионетки наотрез отказались подчиняться сомнительным проходимцам.

Кончилось тем, что Хозяин Долины самолично отправился на поиски пропитания. Поломав голову над картой округи, он отыскал под горой деревню и произвёл на тамошних обывателей неизгладимое впечатление. Крестьянам давно примелькались молчаливые марионетки. Но когда с неба спустился человек из плоти и крови, его приняли за дивное божество, случайно заглянувшее в их захолустье. «Божество» запаслось едой и отбыло в свои чертоги, продемонстрировав великолепный цингун, а озадаченные селяне ещё долго кланялись ему вслед. Таким образом, вопрос с провиантом был улажен, и обитатели поместья Марионеток окунулись в предновогоднюю суету.

Встреча Нового года всегда требовала основательной подготовки. Для простых людей это был главный праздник. Трудясь с утра до ночи, они отказывали себе в хорошей еде и одежде, но продолжали надеяться, что в следующем году будут сыты. Или хотя бы не умрут с голоду. Они надеялись, что год пройдет мирно, и вся семья от мала до велика вновь соберется за праздничным ужином. Они надеялись, надеялись и надеялись… Но из поколения в поколение жизнь этих людей была так тяжела, что разочарования копились как снежный ком. Нужда и горе давно въелись в их кости, и тревога всегда таилась в глубине глаз, даже если не была видна на лицах. Лишь на один день они могли оставить заботы за порогом. Повеселиться вдоволь, зажечь несколько шумных петард и поесть досыта. Не чувствовать себя одинокими и не думать о завтрашнем утре, когда придётся снова затянуть пояса. Они терпели долгие месяцы, чтобы дать себе эту крохотную поблажку. Нельзя было не созвать родных в Новый год, как бы плохо ни шли дела.

Повелитель горы Фэнъя не мог и представить, что будет готовить праздничный пир своими руками. Но он твердо вознамерился устроить достойное торжество, а Чжан Чэнлин и Чжоу Цзышу были равно бесполезны. Один ещё вчера был знатным наследником и теперь, несмотря на рвение, только мешал и путался под ногами. Другой не желал отказываться от господских замашек и всячески отлынивал от работы. В канун торжества Вэнь Кэсин разрывался между делами и только поэтому, не подумав, бросил Чжан Чэнлину:

— Эй, малец, быстренько зарежь того цыпленка и тащи сюда!

Чжан Чэнлин содрогнулся от макушки до пяток. Искоса глянув на свирепого петуха в дальнем углу двора, он трясущимся пальцем указал на себя, а потом на птицу.

— Я должен убить его, старший? Я верно понял?

— Боишься, что он первым тебя заклюет? — усмехнулся Вэнь Кэсин. — Давай шустрее! Курятину надо долго тушить, иначе вкус и аромат будут не те.

Чжан Чэнлин онемевшими руками взял тесак и на цыпочках пересёк двор, подкрадываясь к жертве. Собравшись с духом, он высоко поднял оружие над головой, стиснул зубы, зажмурил глаза, задержал дыхание — и рубанул, что было силы. Петух, разумеется, увернулся. Вытянув шею и угрожающе хлопая крыльями, он издал боевой клич в готовности драться насмерть. Чжан Чэнлин сделал ещё два шага на подгибающихся коленях и попытался схватить птицу. Но петух мигом раскусил его манёвр и кровожадно вонзил клюв в протянутую руку. Как он и рассчитывал, противник лишь притворялся смелым и отступил после первой крови. Почуяв слабину, петух ринулся в атаку. Тут уже стало не разобрать, кто жертва, а кто охотник. Чжан Чэнлин и его пернатый недруг носились кругами по двору, отчаянно кудахча и причитая.

Все это время Чжоу Цзышу сидел на корточках перед кухонной дверью, вертел в зубах соломинку и наслаждался представлением. Не выдержав, Вэнь Кэсин высунулся из кухни и легонько пнул его для пробуждения совести.

— Великий мастер меча, ты ведь не погнушаешься прекратить его страдания?

Чжоу Цзышу оглянулся, молча подняв бровь, когда отчаянный вопль Чжан Чэнлина, казалось, достиг подножья горы:

— Шифу-у-у! Спаси-и-и!

После этого благородный господин Чжоу всё-таки оторвал задницу и послушно выдвинулся на борьбу с цыплёнком. В конце концов, убивать птиц было не труднее, чем людей. На этот раз храбрый куриный воин встретил достойного противника и испустил дух, не успев кукарекнуть последнее слово. В следующее мгновение он уже был ощипан и выпотрошен — выяснилось, что выпускать кишки Чжоу Цзышу тоже умеет. Разделавшись с птицей и ополоснув руки, он меньше чем через минуту вернулся в состояние праздного покоя. Вэнь Кэсин оценил скорость работы, насмешливо отметив про себя, что господин Чжоу заткнёт за пояс любую хранительницу домашнего очага.

— Может, ты и огонь разведёшь? — поддразнил он, нарезая овощи.

Перед печью уныло пылилась марионетка, а значит, люди давно здесь не хозяйничали. Пока Чжоу Цзышу отодвигал с дороги бесполезное чучело, Вэнь Кэсин продолжал развлекать его беседой. Как бы ни был занят господин Вэнь, он никогда не упускал случая подтрунить над кем-нибудь.

— Мало того, что у Лун Сяо был дурной характер, так у него и вкус был дурной! Разве можно доверять приготовление еды бездушным механизмам? Пища обязана пройти через человеческие руки. Теплые чувства — важная составляющая хорошего блюда. Особенно, если чувства самые нежные. Такой вкус ни с чем не спутаешь.

Подмигнув Чжоу Цзышу, он игриво пообещал:

— Погоди до ночи, попробуешь и сам убедишься.

Чжоу Цзышу пропустил мимо ушей обычный поток вздора. Присев перед печью, он несколько минут всматривался в неё, как в заклятого врага, а потом неуверенно поднял щипцы для углей. Это громоздкое приспособление было рассчитано на марионеток и не подходило человеку. Но Чжоу Цзышу сосредоточенно возился с щипцами, перекладывая их из руки в руку и пытаясь разжать. Плита всё это время оставалась холодной. Заскучав в ожидании, Вэнь Кэсин не удержался от очередной шпильки:

— Долго ты будешь хлопать ресницами? — осведомился он через плечо. — Я дождусь огня или нет?

Чжоу Цзышу никогда не трудился растопником, но верно определил, что гореть пока нечему. Притащив дрова, он сложил их в печь и просунул следом голову, выясняя, осталось ли свободное место. Легче было сразу подбросить вторую охапку и больше об этом не вспоминать. Поэтому Чжоу Цзышу добавил столько поленьев, сколько удалось втиснуть, и лишь тогда поджег их. На свою беду. В мгновение ока его объяла клубящаяся чернота, и кухню заволокло мраком. Чжоу Цзышу проворно отскочил к дальней стене и замер в замешательстве, выставив перед собой щипцы. Вэнь Кэсин ахнул и метнулся к печи. Заходясь кашлем, он выгреб половину дров и обернулся.

— Ты что творишь?! Задумал спалить весь дом в честь праздника?

Чжоу Цзышу решительно взял себя в руки и начал доказывать с умным видом, что всему виной сырой воздух и гнилая древесина. Рассуждал он очень складно, но всё равно был с позором изгнан во двор следом за Чжан Чэнлином. Учителю и ученику осталось только сесть друг напротив друга и терпеливо дожидаться кормёжки — больше ничем они помочь не могли. Когда Вэнь Кэсин, наконец, вернулся к стряпне, по его лицу катились крупные слезы — то ли от едкого дыма, то ли от того, каких бестолковых спутников он себе подобрал. Спасать новогодний ужин пришлось в одиночку, и когда всё было готово, на небе уже горели звезды.

Хотя снаружи похолодало, а оконные решетки дребезжали под натиском северо-западного ветра, в доме непогода не ощущалась. От расставленных вокруг стола жаровен поднималось тепло, воздух казался сладким из-за подогретого вина. Чжан Чэнлин подтаскивал ароматные блюда одно за другим и очень боялся споткнуться, так как перед глазами висела лёгкая пелена — от дурманящих запахов или от восторга. Лишившись семьи и крова, мальчик боялся стать нищим бродягой и даже не мечтал встретить Новый год по всем правилам. Но, видимо, у богов были лучшие планы на Чжан Чэнлина. Усевшись на своё место, он поглядывал то на Чжоу Цзышу, то на Вэнь Кэсина и чувствовал, как тает тяжесть на сердце.

Чжоу Цзышу повеселел, едва зайдя в пропитанную винным благоуханием комнату. Первым делом он наполнил свою чашу и поднёс её к носу. Полуприкрыл глаза, наслаждаясь чистым и свежим запахом, и лишь после этого сделал неторопливый глоток. Домашнее вино из ближайшей деревни не отличалось изысканностью. Но дыхание этого вина бодрило, вкус таял на языке, и в холодную ночь оно согревало изнутри все тело сверху донизу.

В столице сейчас яблоку было негде упасть. По случаю Нового года комендантский час отменялся, и нарядная толпа заполняла улицы. Чжоу Цзышу помнил ночные ярмарки, и песни Лунной Девы над серебром реки, и изысканные нектары многолетней выдержки. Но в те дни вездесущий запах румян мешал разобрать аромат напитков, а груз обязанностей делал пресным всё, что попадало на язык. Лишь теперь у него появилось время для простых радостей.

Пока Чжоу Цзышу сидел, замерев над чашей, пара палочек подкладывала в его миску немного того, немного этого. Повернув голову, он окинул удивленным взглядом Вэнь Кэсина, который всегда любил отобрать чужое лакомство, а теперь с тихой заботой проносил лучшие куски мимо своего рта.

— Не забывай про еду, пьянчужка! — ласково улыбнулся Вэнь Кэсин, и Чжоу Цзышу почувствовал, что его легонько дернули за струну в сердце.

Вэнь Кэсин помолчал, размышляя о чем-то своём, и негромко прибавил:

— Кажется, это лучший Новый год из тех, что я помню.

Чжан Чэнлин по-прежнему не понимал толком, что собой представляет господин Вэнь, поэтому мог только растерянно моргать и слушать в оба уха.

— Последние несколько лет праздник был для меня поводом приструнить подхалимов и предателей, — задумчиво продолжил Вэнь Кэсин. — После этого мы с Гу Сян спокойно распивали на двоих чайник вина. Но о чём говорить с Гу Сян? Мы просто отмечали то, что прожили ещё год. Если не можешь веселиться с семьей, нет смысла устраивать торжество. Только тошнее делается, — заключил он, покачав головой.

В глазах Чжан Чэнлина старший Вэнь мгновенно приобрел ореол глубокой трагичности, и взгляд мальчика наполнился сочувствием. Растрогать Чжоу Цзышу было сложнее. Он бросил на Вэнь Кэсина колкий испытующий взгляд и усмехнулся:

— А как же все твои задушевные подруги? То есть друзья. Прости, я оговорился.

В шутку он спрашивал или нет, Вэнь Кэсин лишь безразлично пожал плечами:

— Один платит за то, чтобы не пить в одиночку. Другой раздаривает улыбки каждому встречному, но тело продаёт по лучшим ценам. Где же тут семья и где праздник? А-Сюй, ты напрасно унижаешь себя такими сравнениями, — предупредил он мягко. — Твоя ревность — плохая приправа к хорошему ужину.

У Чжоу Цзышу возникло острейшее желание опрокинуть свою чашу на голову господину Вэню, но рука не поднялась расплескать доброе вино. После тяжелых колебаний он все-таки вылил остатки выпивки себе в глотку, так ничего и не ответив.

Когда восхитительный ужин был съеден и разговоры пошли на убыль, Чжан Чэнлин поспешил на улицу с вязанкой петард. Через минуту двор наполнился треском и вспышками света. Алые искры взлетали ввысь, рассыпались в ночном небе и опадали огненным дождём. Глядя на такую красоту, Чжан Чэнлин вдруг рассмеялся по-детски звонко и безмятежно. Что бы ни случилось в этом году, холода уходили, уступая место весне.

Устроившись на ступенях крыльца, Чжоу Цзышу продолжал наслаждаться вином. Вэнь Кэсин присел рядом, выхватил из его руки чашу и лукаво усмехнулся. Отыскав на фарфоре место, которого Чжоу Цзышу касался губами, он с удовольствием допил вино с того же края и медленно слизнул последние капли, словно не мог насытиться вкусом. Чжоу Цзышу отвернулся, чувствуя, что уши начинают гореть. Тогда Вэнь Кэсин со смехом взял его замёрзшую руку и прижал к своей груди, отогревая ледяные пальцы. Про себя он подумал, что это определённо был лучший Новый год за всю треклятую жизнь.


Примечание к части

∾ Ли Бо (современное произношение Ли Бай) или Ли Тай-бо ( 李白; 李太白; 701-762/763 г.) — китайский поэт времен династии Тан.

∾ Ду Фу (杜甫; 712-770) — один из крупнейших поэтов Китая и выдающийся классик времен династии Тан.

∾ Ли — мера длины, примерно 0,5 км (в древности ок. 400 м).

∾ Лаба (腊八) — 8-й день двенадцатого месяца, день просветления Будды Шакьямуни. Традиционным праздничным угощением является каша Лабачжоу (腊八粥), которая связана с легендой о просветлении.

∾ Малый Новый год — 23/24-й день двенадцатого месяца, относится в контексте к 祭灶节 («праздник жертвоприношения кухонному богу»). В этот день принято убирать дом, подносить пищу и закрашивать рот изображения бога кухни подслащенной жидкостью.

Том 2. Глава 54. Пробуждение


Опустилась ночь.

Весна уже вступила в свои права, и при свете дня воздух наполнялся ароматами просыпающейся природы. Но после заката зима ещё напоминала о себе внезапными заморозками и тонким ледком на реках. У недавно оттаявшего ручья стоял человек в багряной одежде с кроваво-красным родимым пятном на пол-лица. Это был Сунь Дин, Скорбящий Призрак.

Сунь Дин внимательно осматривался вокруг. Одна его рука была отведена в сторону, согнутые пальцы на ней напоминали когтистую птичью лапу. В темноте бросалось в глаза неестественное сверкание ладони, которое никак не могло быть бликом лунного света на коже. Несколько теней отделились от окружающей темноты и бросились к нему. Сунь Дин мгновенно взвился в воздух и вступил в схватку с одетыми в чёрное людьми.

В десятке великих призраков Долины самыми могущественными считались Скорбящий Призрак, Призрак Висельника и Призрак Непостоянства.[364] Это не означало, что остальные не представляли опасности. Просто указанная троица пустила корни в Долине раньше других. За долгие годы интриг, привлечения сторонников и уничтожения противников каждый из них стал влиятельной силой, которую не сбросишь со счетов.

Скорбящий Призрак не являлся непревзойдённым мастером кунг-фу, но его «ладонь ракшасы» была уникальна. В настоящее время в улине Центральных равнин больше никто не владел этой техникой. Поражённые «ладонью ракшасы» погибали, не сделав и трёх шагов. На трупе находили отличительный знак в виде ладони. Даже два знака — удар проходил насквозь, оставляя тёмные отметины на груди и спине. Это было действительно устрашающе.

Несмотря на внезапную ночную засаду, Сунь Дин ничуть не растерялся. Пара его смертоносных ладоней мелькала в воздухе, уничтожая противников, словно жуков. Атакующие явно переоценили свои возможности. Вскоре бой закончился: оставшиеся в живых в панике разбежались. Скорбящий Призрак не стал никого преследовать. Он подошёл к одному из трупов, лежавшему ничком, и задрал на нём рубаху. Увидев маску призрака, вытатуированную на пояснице мертвеца, Сунь Дин криво усмехнулся.

Через полчаса на месте действий появился ещё один человек. Он приблизился к Сунь Дину, наклонился, чтобы рассмотреть татуировку на трупе, и скупо спросил:

— Что произошло?

Скорбящий Призрак спрятал ладони в рукава, окинул прибывшего равнодушным взглядом и холодно отметил:

— Ты опоздал, лао Мэн.

Этот лао Мэн был ни кем иным, как помощником Гу Сян в ту ночь, когда Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин выбирались из пещеры-ловушки. Как и тогда, лао Мэн был одет в простую грубую одежду. При быстрой ходьбе он слегка прихрамывал на левую ногу, но это бросалось в глаза только внимательному наблюдателю. Открытое лицо лао Мэна могло показаться добрым и приветливым, если бы не омрачавшая его в данный момент угрюмость. Переднюю часть его тела закрывал длинный фартук, как у работников скотобойни. Следуя велению Вэнь Кэсина, лао Мэн всё-таки нарядился мясником.

Присев, он перевернул труп, сорвал с него маску коротко вздохнул и поднялся на ноги.

— Один из подчинённых Сюэ Фана! — покачал головой лао Мэн.

Заметив, что Сунь Дин с любопытством рассматривает мясницкий фартук, он сразу пресёк недомолвки:

— Хозяин Долины приказал мне так одеться. Сунь-сюн хочет высказаться по этому поводу?

— Хозяин Долины? — из уст Сунь Дина вырвался презрительный смешок. — Неужели этот неотёсанный юнец, который не произведёт на свет потомков, стоит того, чтобы так пресмыкаться? Ты того и гляди начнёшь заискивать перед ним, как ручная собачонка!

Лао Мэн бесстрастно выслушал желчные колкости. И также бесстрастно уточнил:

— Ты повторишь это в его присутствии?

Веко Сунь Дина дёрнулось от старых воспоминаний, и он недовольно фыркнул. Обдумав вопрос ещё раз, Скорбящий Призрак предпочёл вернуться к ночному нападению:

— Раз это слуга Сюэ Фана, тебе стоит доложить о нем Хозяину Долины. Пусть он узнает, что дерзость Сюэ Фана перешла все границы. Призрак Висельника нарушил закон Долины, уйдя без разрешения, а теперь пытается заставить меня молчать.

Лао Мэн нехотя признался:

— Я не могу связаться с господином. Уже давно…

— А что насчёт этой мелкой девицы, Пурпурного Призрака? — нетерпеливо перебил Сунь Дин.

Лао Мэн покачал головой в знак того, что и её не может найти, а затем спросил:

— Сунь-сюн, думаешь, Сюэ Фан и на этот раз так действует из-за Кристальной брони?

При упоминании Брони глаза Сунь Дина остро вспыхнули, но он быстро отвёл взгляд и невозмутимым тоном предупредил:

— Сюэ Фан весьма амбициозен. Если хочешь моего совета, тебе… и твоему Хозяину Долины нужно действовать крайне осторожно. В противном случае… хм‌…

Лао Мэн помолчал, а затем задал внезапный вопрос:

— Убийство Шэнь Шэня твоих рук дело?

Сунь Дин удивлённо приподнял бровь и слегка отстранился.

— Что я слышу? Ты пытаешься меня прощупать? — уточнил он, наигранно растягивая гласные.

Лао Мэн загадочно улыбнулся и легонько ткнул собеседника пальцем в грудь.

— Сунь-‌сюн‌, поговорим прямо, как здравомыслящие люди,[365] — предложил он, понизив голос. — Нет смысла скрывать, что все хотят Кристальную броню. Помимо Сюэ Фана, наши менее влиятельные призрачные друзья тоже включились в игру. Призрак Сплетника, этот мелкий подлец, осмелился устроить западню в подземной пещере. Он поставил на кон свою жалкую жизнь, чтобы убить Хозяина Долины. Все понимают — тот, кто заполучит Кристальную броню, станет следующим повелителем горы Фэнъя… Если ты не стремишься к этому, почему продолжаешь преследовать ребёнка семьи Чжанов?

Сунь Дин поперхнулся воздухом. Прокашлявшись, он наконец выдавил из себя объяснение:

— Мне нужно, чтобы мальчишка подтвердил виновность Сюэ Фана.

Его собеседник воздержался от комментария и понимающе улыбнулся. Сунь Дин ненавидел эту улыбку лао Мэна. Как и улыбку его сумасшедшего господина, Вэнь Кэсина. Невозможно было определить, какие мысли таятся за таким выражением лица. Но, без сомнения, говорящему было, что скрывать.

—Призрак Непостоянства, — негодующе рыкнул Сунь Дин, — в какие игры ты играешь?

Лао Мэн покачал головой, продолжая улыбаться:

— Сунь-сюн, тебе не стоит беспокоиться о наследнике Чжанов. Он сейчас с Хозяином Долины. Если мальчишка вспомнит что-то важное, господин узнает первым. В данный момент, после смерти Шэнь Шэня и бесследного исчезновения двух фрагментов Брони из поместья Гао, я считаю, нам надо сначала схватить Сюэ Фана, а потом принять решение. Что скажешь?

Сузив глаза, Сунь Дин смерил свирепым взглядом дружелюбное лицо собеседника, неприязненно фыркнул напоследок, развернулся и пошёл прочь.

- - - - -

В это же время в поместье Марионеток, затерянном среди бесчисленных горных вершин Шучжуна, означенный Хозяин Долины Вэнь вёл нешуточную борьбу. За одеяло.

С наступлением весны погода теплела, больше не было нужды согревать друг друга ледяными ночами, и самые поэтичные оправдания из серии «давным-давно потрёпанное одеяло холодно, как железо»[366] потеряли силу. Более того, Чжоу Цзышу специально поручил Чжан Чэнлину прибраться в комнате приставучего нахала по фамилии Вэнь. Это ничего не поменяло: каждый вечер Вэнь Кэсин упрямо пробирался в спальню Чжоу Цзышу. Поначалу он приносил с собой что-нибудь, чтобы укрыться. Но в последнее время мошенник беззастенчиво заявлялся с пустыми руками, претендуя и на место на чужой кровати, и на место под чужим одеялом.

Этот ветхий кусок хлопковой ткани превратился в бесценный трофей. Стороны перебрали все известные приёмы борьбы: от шаолиньской техники Цинна[367] до бросков тайцзи. Наверное, они испробовали каждый стиль, подходящий для ближнего боя. В какой-то момент оба разгорячились так, что одеяло стало лишним. Следует признать, Чжоу Цзышу не был на пике формы. Поэтому после примерно ста обменов атаками он потерпел поражение.

Ужасно гордый собой Вэнь Кэсин одной рукой прижал к подушке чужое запястье, а другой рукой притянул к себе бóльшую половину одеяла. Сверкая радостной улыбкой, он позвал Чжоу Цзышу:

— Ложись поближе, А-Сюй! Я буду обнимать тебя, пока не заснёшь. Уверяю, ты нипочём не замёрзнешь!

Чжоу Цзышу захотелось сбросить наглеца с кровати. Он ответил на предложение пренебрежительным взглядом и усмехнулся:

— Во-первых, ты не надушен. Во-вторых, ты совсем не мягкий. Твоя грудь — это грёбаный ряд острых рёбер — всё равно что обниматься со спинкой кровати! Нет уж, большое спасибо.

Возмущённый подобной оценкой Вэнь Кэсин оскорблённо притянул ладонь Чжоу Цзышу к своей груди:

— Полная ерунда! Мои рёбра вовсе не выпирают. Если не веришь на слово — убедись сам!

Чжоу Цзышу пнул Вэнь Кэсина в голень и отнял руку, тряся ею, будто коснулся чего-то неприятного. Обняв отвоёванное одеяло, Вэнь Кэсин досадливо цокнул языком:

— Ну ты и странный! Я ведь не возражаю против твоих прикосновений, а ты этим пользуешься и тут же строишь из себя ханжу. Объяснить такое поведение можно…

Чжоу Цзышу отказывался слушать этот вздор. Раз он не мог пресечь ситуацию, то, по крайней мере, мог сбежать. В крайнем случае он готов был укрыться в комнате Чжан Чэнлина, приказав мальчишке перебраться спать на пол. С этими мыслями Чжоу Цзышу сел и набросил на плечи плащ.

Однако не успел он встать с кровати, как к его плечу под неестественным углом метнулась чужая рука, до того скрытая одеялом. Чжоу Цзышу ушёл от прикосновения, склонившись набок, но уже в следующий миг перестал чувствовать половину тела и упал. Прямиком в распростёртые объятия. Следом за ним на постель опустилась тыквенная семечка… оружие, которое его сразило. Дерзко улыбаясь, Вэнь Кэсин продолжил нести чушь, склонившись к самому уху Чжоу Цзышу:

— …Объяснить такое поведение можно тем, что человек чувствует стыд из-за тайных похотливых желаний. Видишь, ты уже бросаешься на меня! Разве я не прав?

Чжоу Цзышу растерял все слова. Он совершенно не мог вообразить причину, по которой кто-то, ложась спать, брал с собой семечки, чтобы использовать их в качестве метательного оружия.

Вэнь Кэсин выглядел довольным как кот, объевшийся сметаны. Догадавшись о ходе мыслей Чжоу Цзышу, он добавил:

— Грецкие орехи у меня тоже есть. Хочешь?

При упоминании грецких орехов по коже Чжоу Цзышу пробежали мурашки. Он изобразил широкую улыбку и, внутренне содрогаясь от собственной выходки, нарочито дерзко произнёс:

— Ты так настойчиво хочешь присутствовать при моём сне?[368] Будешь обниматься до утра, или всё же решишься доставить мне удовольствие?

Глаза Вэнь Кэсина засияли. Он уложил Чжоу Цзышу на спину и провёл руками по кромке его нижних одежд, взволнованно повторяя:

— Я не мог просить о большем удовольствии. Я не мог желать большей привилегии…

Воздействие семечки на акупунктурную точку было лёгким. Вэнь Кэсин не хотел всерьёз и надолго обездвиживать Чжоу Цзышу, и тому удалось быстро избавиться от онемения, пока прикосновения становились всё более откровенными.

После побега из столицы Чжоу Цзышу‌ ни с кем не был близок. Как-то не было настроения. Во-первых, из-за гвоздей. Во-вторых, из-за бесконечной череды неприятностей. А сейчас дразнящие касания огненными искрами воспламенили его тело. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Чжоу Цзышу схватил запястье Вэнь Кэсина и выдохнул сквозь зубы:

— Хозяин Долины слишком добр… Но мне… придётся… изв… извиниться… за отказ.

— Забудь о лишней вежливости, — осклабился Вэнь Кэсин. — Но ты неправ, отказ от подарка является признаком неуважения.

Чжоу Цзышу выдавил натянутую улыбку:

— Боюсь, я недостоин столь драгоценного дара, ибо не смогу ответить тем же.[369]

Положение грозило зайти в тупик, но тут из комнаты Чжан Чэнлина раздался громкий крик. Чжоу Цзышу мгновенно сосредоточился, оттолкнул Вэнь Кэсина, вскочил и сорвался с места, на ходу накидывая плащ. Вэнь Кэсин покачал головой, поднёс ладонь к лицу и, прикрыв глаза от наслаждения, глубоко вдохнул опьяняющий запах. Через мгновение он тоже поднялся с кровати и неторопливо проследовал из комнаты.

Чжан Чэнлину всего лишь приснился кошмар. Когда Чжоу Цзышу пинком распахнул дверь и вошёл, он увидел разметавшегося мальчишку с крепко зажмуренными глазами. Взмокший от пота, тот бил по воздуху кулаками и ногами, бормоча что-то невнятное. Чжоу Цзышу потряс Чжан Чэнлина, но тот не проснулся. Тогда Чжоу Цзышу взял запястье мальчика и направил тонкий поток ци. Тело Чжан Чэнлина ещё раз дёрнулось, затем он резко сел, выкрикнул:

— Не убивайте её! — и уставился невидящими глазами в черноту.

Постепенно на лице мальчика, измученного жуткими видениями, появилось выражение лёгкого замешательства. Взгляд Чжан Чэнлина блуждал, пока не остановился на Чжоу Цзышу.

— Шифу…

Чжоу Цзышу погладил его по голове и немного надавил на плечи, укладывая обратно.

— Засыпай.

После этого он сел рядом, прислонился к спинке кровати и закрыл глаза, скрестив руки на груди, словно собирался до рассвета охранять сон Чжан Чэнлина.

Мальчик долго молчал, а затем слегка потянул рукав учителя и тихонько проговорил:

— Шифу, мне снился человек, закутанный в плащ с головы до пят… Он задавал отцу один и тот же вопрос: «Где эта штука?», приставив нож к горлу его второй жены. Это было так… так…

Чжоу Цзышу распахнул глаза, и тут же в приоткрытую дверь вошёл Вэнь Кэсин.

— Как выглядел тот человек? — спросил Вэнь Кэсин на редкость серьёзным тоном. — У него имелись примечательные черты?

Чжан Чэнлин ненадолго задумался, а потом разочарованно покачал головой:

— Во сне всё виделось очень смутно…

Чжоу Цзышу вспомнил, как настойчиво Скорбящий Призрак расспрашивал Чжан Чэнлина о человеке без пальца, и решил повторить вопрос:

— Ты случайно не обратил внимание, у того незнакомца в плаще был полный комплект пальцев на руках?

Чжан Чэнлин снова отрицательно мотнул головой и посмотрел на шифу печальным взором. Чжоу Цзышу вздохнул и ещё раз погладил парнишку по голове:

— Неважно. Спи.

Они так и оставались подле Чжан Чэнлина, один стоя, другой сидя, пока дыхание мальчика не стало размеренным и спокойным. Убедившись, что его ученик хорошо укрыт, Чжоу Цзышу встал и вышел из комнаты вместе с Вэнь Кэсином.

Оказавшись снаружи, Вэнь Кэсин с глубоким вздохом внезапно обнял Чжоу Цзышу со спины и уткнулся лицом в его плечо. Оба долго стояли, не говоря ни слова и совершенно не двигаясь, пока тихий голос Вэнь Кэсина не нарушил уютную тишину, возвращая их в действительность:

— Эти дни походили на чудесный сон… Почему мы должны проснуться так скоро?


Примечание к части

∾ Скорбящий Призрак, Призрак Висельника, Призрак Непостоянства — Учан Гуй (无常鬼): второстепенное божество в китайской мифологии. Учан Гуй обладает изменчивой природой: может выступать как божество удачи, награждая за добрые дела, либо как злобное божество, наказывая за злые поступки. Иногда представляется в виде двух сущностей: Хэй Учан 黑无常 и Бай Учан 白无常 (Чёрное Непостоянство и Белое Непостоянство) — слуги Яньвана, отвечают за сопровождение душ умерших в Диюй.

∾ «Давным-давно потрёпанное одеяло холодно как железо» — строки из стихотворения Ду Фу «Осенний ветер дует все сильней…»: 布衾多年冷似铁.

∾ Техника Цинна — реально существующая техника ушу, борьба с болевыми приёмами, воздействующими на мышцы, суставы или акупунктурные точки, перекрывающими дыхание или кровоток.

∾ «Ты так настойчиво хочешь присутствовать при моём сне?» — 侍寝, или «прислуживать во время сна» — выражение, означающее действия, ожидаемые от наложницы императора, когда она выбрана в качестве спутницы императора на ночь.

∾ «Боюсь, я недостоин столь драгоценного дара…» — в соответствии с китайской культурой дарения, диалог описывает ситуацию, когда человек из-за слишком дорогого подарка попадает в затруднительное положение. Отказ от подарка невежлив, а принятие — неуместно по причине отсутствия возможности вернуть подарок той же ценности в будущем. Словом, Чжоу Цзышу говорит о том, что не сможет вернуть ответную услугу.

Том 3. Глава 55. Подслушивание у стен


Том 3. Шить другому свадебный наряд

Всё как прежде — ручей, и песок, и тропа под уздечкой.Орхидеи свежи, и леса изумрудные вечны.Постарел только странник, который бродил здесь беспечно.

Снова пенье красавиц летит с золочёных ступеней,Тростниковая дудочка вторит ему с упоением.Сладки лёгкие ветры, что мчатся с востока Лояна,Но на западе ветры стихают — и больно, и странно.

Всё немного не так, и кукушку сегодня не слышно.Допивает вино своё странник в закатном затишье.[370]

Три человека верхом на тощих лошадях неспешным шагом плелись по казённой дороге,[371] в сторону городских ворот Восточной столицы,[372] давно потерявшей былое великолепие.

Двое всадников были стройными и красивыми мужчинами, при этом один из них отличался невесомо тонкой фигурой и прозрачной бледностью. Скорее, просто занимая руки, он отстёгивал от пояса кувшин с вином и покачивал взад-вперёд, а отхлёбывал лишь изредка, подолгу смакуя вкус. Казалось, мысли путника витают далеко-далеко, однако по непроницаемому лицу невозможно было угадать, о чём он задумался. Замыкал процессию крепкий и простоватый на вид юноша.

Это была компания Чжоу Цзышу, прибывшая прямиком из Шучжуна.

Пока они тащились по невзрачным окрестностям, Вэнь Кэсин зорко наблюдал, как Чжоу Цзышу прикладывается к вину. Судя по плеску, немаленький кувшин почти опустел, хотя был откупорен совсем недавно. Когда Чжоу Цзышу в очередной раз запрокинул голову для глотка, Вэнь Кэсин не выдержал и остановил его за предплечье:

— Может, хватит уже пить?

Чжоу Цзышу искоса посмотрел в ответ и перехватил кувшин свободной рукой:

— Ты мне жена, чтобы придираться на каждом шагу?

Вэнь Кэсин переместил пальцы с его руки на кувшин и возразил с явным укором:

— Мы делили постель и спали, касаясь кожи друг друга. Или ты уже вдоволь наигрался и теперь собираешься избавиться от меня?

Чжоу Цзышу легко отразил и этот упрёк:

— Скорее хочу избавить тебя от вдовьей доли.

Вэнь Кэсин отказывался сдаваться. Нисколько не заботясь о душевном спокойствии Чжан Чэнлина, ехавшего неподалёку, он с поразительным бесстыдством заявил:

— О, не стоит беспокоиться об этом! Каждую ночь я не могу сомкнуть глаз. Ты позволяешь мне смотреть и прикасаться, но не более. Это ли не вдовья доля, хотя ты ещё жив?

Рука Чжоу Цзышу соскользнула, а Вэнь Кэсин подхватил кувшин и торжествующе улыбнулся.

Чжан Чэнлин ехал за ними и, опустив голову, выискивал на дороге трещину, чтобы зарыться в неё поглубже.

На радостях от успешного похищения выпивки Вэнь Кэсин сделал большой глоток, краем глаза посматривая на Чжоу Цзышу:

— Вино далеко не лучшее. Но вкус… неожиданно приятный. На удивление приятный, — и расплылся в довольной ухмылке.

Чжоу Цзышу заторможенно глядел, как наглец упивается триумфом, а затем резко пришпорил лошадь. Подъехав вплотную, он склонился и прошептал на ухо Вэнь Кэсину:

— Моя прекрасная жёнушка теряет ночной сон, терзаясь от одиночества и неутолённых плотских желаний? Этот муж действительно плохо с тобой обращался и сожалеет об этом. Сегодня, после вечернего омовения, я обязательно навещу супружескую спальню и позабочусь о том, чтобы…

Фантазия Вэнь Кэсина рисовала весьма яркие картины. Увлечённый ими, он невольно потерял связь с реальностью и не сразу заметил, что рука вместо кувшина держит пустоту.

Зеркально повторяя действия Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу бросил на него косой взгляд из-под ресниц. Правда, в его глазах читался скорее блеск озорства, а не многообещающий намёк.

Настала очередь Чжоу Цзышу самодовольно ухмыляться. Он демонстративно покачал кувшином, прежде чем приложился к горлышку и сделал большой глоток. Вдруг он почувствовал, как что-то маленькое и твёрдое проскользнуло в рот. Содрогнувшись, Чжоу Цзышу выплюнул эту штуку на ладонь и чуть не выпрыгнул из седла, увидев кусочек грецкого ореха! Чжоу Цзышу перекосило от отвращения, словно ему в рот попал комок человеческого мозга, а не безобидное ядрышко.

— Чёртов ублюдок! — яростно бросил он Вэнь Кэсину.

Вэнь Кэсин смиренно сложил руки в поклоне:

— Я не заслуживаю такой похвалы, ты превзошёл меня во всём!

Лицо Чжоу Цзышу безо всякой маски приняло землистый оттенок:

— Ты!.. — несомненно блестящий ответ остался невысказанным, поскольку желудок Чжоу Цзышу скрутило от отвращения. Тошнотворный образ крошечных человеческих мозгов отказывался покидать воображение.

Вэнь Кэсин неторопливо подъехал ближе, взял его запястье и размашисто провёл языком по ладони, забирая злополучный орешек.

— Супруг мой, твоему возрасту не подобает придирчивость к еде! Нельзя разбрасываться с трудом добытой пищей, — усмехнулся Вэнь Кэсин, с нескрываемым наслаждением прожевав орех.

Чжоу Цзышу отвернулся, подавляя рвотные позывы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы произнести слабым голосом:

— Я хочу отказаться от жены…[373]

Вэнь Кэсин расхохотался.

Щёки Чжан Чэнлина за это время успели неоднократно сменить цвет с пятнисто-малинового на бледно-зелёный. Наконец он набрался смелости, догнал пару бессовестных шутников и промямлил:

— Ши-шифу, п-почему… почему мы направляемся в Л-лоян?

Бледность ещё не сошла с лица Чжоу Цзышу, зато с язвительностью было всё в порядке:

— Хм, дай-ка подумать… С чего бы нам туда ехать? О, возможно, мы предполагаем выяснить, кто охотится за твоей паршивой шкурой?

Чжан Чэнлин оказался в полнейшем ступоре. Он только и мог, что разинуть рот, похлопать глазами, да выдать откровенно бестолковое:

— А?..

Вэнь Кэсин расслабленно правил лошадью, придерживая поводья одной рукой. Озвучивая свои размышления, второй рукой он потирал подбородок:

— Два разных заказчика по отдельности нанимали отряды скорпионов для убийства ребёнка…

— Я не думаю, что человек в багряных одеждах, Сунь Дин, намеревался убить его, — вмешался Чжоу Цзышу. — Если бы Скорбящий Призрак хотел отнять жизнь бестолкового мальчишки, то не тратил бы время на расспросы.

Обернувшись, Вэнь Кэсин изучающе поглядел на Чжоу Цзышу, словно читал его мысли по лицу.

— Поэтому ты хочешь узнать, кто купил услуги более дорогостоящих скорпионов-смертников? — задумчиво протянул Вэнь Кэсин. — Это означает… Ты намерен отыскать скорпионов. Следовательно, их логово находится в Лояне, я прав?

Чжан Чэнлин посмотрел на Вэнь Кэсина с восторгом. Он считал этого старшего гением, который мог сделать десять выводов из одной фразы, создать полную картину по аналогии и… и… на основании одной гипотезы выстроить три аксиомы![374]

Однако Чжоу Цзышу не впечатлился:

— Красуешься, чтобы показаться умнее этого маленького олуха?

Вэнь Кэсин привык к постоянным колкостям, поэтому пропустил их мимо ушей и продолжил тему:

— Хочешь сказать, ты знаешь, где расположено гнездо Ядовитых скорпионов?

Чжоу Цзышу по привычке потянулся к кувшину на поясе. Он уже поднёс вино к губам и собрался сделать глоток, но вспомнил, что подложил туда подлец Вэнь, и вновь передёрнулся от отвращения. Рука с кувшином бессильно упала. По мнению Чжоу Цзышу, люди, портящие хорошую выпивку, достойны отдельного круга преисподней. Он злобно посмотрел на Вэнь Кэсина и отпустил очередную едкую шпильку:

— Твоё невежество не означает, что я такой же.

Вэнь Кэсин заметил молнии в его глазах и поспешил погасить их лестью:

— Конечно, конечно, само собой разумеется. Господин Чжоу не только выдающийся мастер кунг-фу, он также обладает блестящим умом и множеством знаний. Как может этот скромный простолюдин мечтать сравниться с ним?

Чжоу Цзышу захотелось больно стукнуть находчивого болтуна, поскольку тот начинал снова входить во вкус. Но потом он подумал, что, вероятно, не сможет победить его в драке. И мудро решил вернуться к игнорированию языкастого спутника.

- - - - -

Прибыв в Лоян, они разместились на постоялом дворе, пообедали и разбрелись по комнатам, чтобы отдохнуть с дороги. Когда некоторое время спустя Чжоу Цзышу позвал к себе Чжан Чэнлина, мальчик не почуял подвоха и радостно подбежал к шифу. Вместо приветствия его ожидал удар в плечо — очередной неожиданный урок. Не успев заблокировать атаку, Чжан Чэнлин наклонился и неуклюже прошмыгнул под рукой учителя.

Чжоу Цзышу мрачно отметил, что у мальчишки есть неоспоримый талант: любое движение, каким бы грациозным и красивым оно ни было по задумке, в исполнении Чжан Чэнлина походило на нелепые ослиные кувыркания. Но, несмотря на несуразную пластику, последовательность шагов была выполнена правильно.

Не сходя с места, Чжоу Цзышу повернул ладонь и достал Чжан Чэнлина круговым ударом. Мальчишка удивлённо ойкнул, плюхнулся на спину, извернулся, как земляной червь, и вскочил на ноги. Не успев восстановить равновесие к моменту, когда в него полетела третья атака, Чжан Чэнлин наступил на маленький чайный стол. Тот опасно закачался и с оглушительным грохотом опрокинулся вместе с незадачливым учеником.

Чжан Чэнлин снова оказался на полу, перевернулся на живот, а затем по-жабьи оттолкнулся одновременно руками и ногами, чтобы подпрыгнуть. Вернувшись в вертикальное положение, он сразу же споткнулся и вновь приземлился задницей на пол. Впрочем, это помогло ему избежать последнего размашистого удара Чжоу Цзышу. Перебирая по полу всеми конечностями, Чжан Чэнлин отполз за пределы досягаемости шифу. Следовало отдать должное стараниям мальчика: в его движениях появилась плавность. Они даже органично перетекали одно в другое, «подобно потоку плывущих облаков».

Чжоу Цзышу был так сбит с толку, что из его ноздрей чуть не повалил дым.

— Ты что, нанялся сюда вытирать полы? — осведомился он, указав пальцем на паршивца.

Чжан Чэнлин вскочил на ноги, смущённо потёр нос рукавом и робко объяснил:

— Старший… старший Вэнь сказал, что… любой ход, который может спасти жизнь, хорош. Потому что в настоящем бою невозможно следовать схемам. И что, если я от страха забуду последовательность, мне придётся импровизировать и приспосабливаться…

— ВЭНЬ КЭСИН!!! — в гневе взревел Чжоу Цзышу. — Иди сюда, чума на твою голову! Наглец, ты пытаешься сбить моего ученика с толку своими извращёнными техниками и превратить в себе подобного?

Вэнь Кэсин, как оказалось, увлечённо наблюдал за представлением, прислонившись к дверному косяку и лакомясь орехами из нового мешочка. После гневного крика Чжоу Цзышу он закрыл нижнюю половину лица рукавом[375] и некоторое время молчал, печально глядя в ответ и пытаясь побыстрее прожевать орешки.

— М-мой господин, ты… отвергаешь эту супругу? — наконец произнёс он дрожащим от обиды голосом.

Чжан Чэнлин от души сочувствовал старшему Вэню. Пусть он и не был той невестой, которую можно с гордостью представить семье и друзьям, но с готовкой и бытовыми обязанностями справлялся весьма успешно. Лишённый светской грации, в бою Вэнь Кэсин был грозным противником. Кроме того, он обладал крепким телосложением и не требовал дорогих подарков. Чжан Чэнлин от всего сердца сожалел, что шифу отвергает поистине одарённого человека.

Чжоу Цзышу не хотел участвовать в этом фарсе и развернулся к Чжан Чэнлину:

— Ты! Остаёшься в гостинице. Я отлучусь на несколько дней, чтобы прощупать скорпионов. Жди тут и не высовывайся.

— Шифу, позволь пойти с тобой! — взмолился Чжан Чэнлин.

— Пойти со мной, чтобы что? Путаться под ногами?

Чжан Чэнлин от этих резких слов надулся, но нежелание расставаться пересилило, и он предпринял ещё одну попытку достучаться до строгого наставника:

— Шифу…

Чжоу Цзышу пнул мальчишку под зад:

— Что ещё? Хочешь, чтобы я тебя к груди приложил? Пропади уже! И помни, если по возвращении я не замечу прогресса в твоём паршивом кунг-фу, то переломаю тебе ноги!

Горемычный Чжан Чэнлин уныло поплёлся прочь. По пути мальчик пытался подсчитать, по сколько раз на дню учитель грозится сломать ему ноги, и жалел, что не может превратиться в многоножку.

Увидев, что Чжоу Цзышу направляется к выходу, Вэнь Кэсин метнулся ему наперерез со словами:

— Я! Я пойду с тобой!

Чжоу Цзышу одним прыжком отпрянул от него, указывая пальцем на мешочек с орехами с таким видом, будто в нём притаились пять ядовитых существ и четыре вредителя.[376] Вэнь Кэсин примиряюще улыбнулся, быстро свернул мешочек с лакомством и спрятал его в недрах одежд. Затем он отряхнул руки от оставшихся крошек и последовал за Чжоу Цзышу, больше не возражавшим против его общества.

Добравшись до окраины города, они миновали пышный цветущий сад и через небольшой переулок вышли к гудящему от гомона людских голосов павильону. Вэнь Кэсин осмотрелся, почувствовав хорошо знакомую атмосферу: приглушенное освещение, воздух, напоенный ароматами благовоний, духов и вина… они оказались у входа в бордель. Со странно переменившимся лицом он указал на верхний балкон, где певица играла на цитре.

— Неужели логово Ядовитых скорпионов находится в… таком месте?

— Будет тебе! Можешь перестать притворяться человеком высоких моральных устоев, незапятнанный лотос Вэнь, — с долей ехидства ответил Чжоу Цзышу и переступил порог заведения.

Вэнь Кэсин поспешил оттащить его назад и тихо напомнил:

— Но ведь… у тебя уже есть молодая супруга, которая желает присутствовать при твоём сне…[377]

Чжоу Цзышу подхватил спутника за подбородок и смерил его лицо оценивающим взглядом. Вэнь Кэсин смотрел в ответ глазами, полными нежности. Чжоу Цзышу вздрогнул и выпалил:

— Жёнушка Вэнь, ты слишком меня раздражаешь!

С этими словами он развернулся и нырнул в толпу искателей удовольствий.

— Да как ты смеешь! — проворчал себе под нос Вэнь Кэсин. — Прелюбодействовать у меня на глазах, словно я уже мёртв! Хорошо, ты ещё узнаешь, что такое рык львицы,[378] — он глубоко вдохнул, до отказа наполнив лёгкие воздухом, и открыл рот, собираясь закричать. Но уже через секунду выдохнул и печально покачал головой.

Смирившись со своенравием спутника, Вэнь Кэсин последовал за ним, вполголоса приговаривая:

— Помнить о трёх послушаниях и четырёх добродетелях, три послушания и четыре добродетели… тьфу![379]

Чжоу Цзышу, уверенный, что останется незамеченным, прыгнул на крышу прямо из толпы гостей. Толстяк рядом, с затуманенными от возлияний глазами, почувствовал лёгкое движение воздуха. Немного протрезвев от неожиданного ощущения, он заозирался по сторонам, но не заметил ничего необычного. Вэнь Кэсин присоединился к Чжоу Цзышу, и они невесомо заскользили по черепице многочисленных павильонов весеннего дома.

Вскоре Чжоу Цзышу соскочил вниз, красиво перевернувшись в воздухе, и мягко опустился на траву. Приземлившись рядом, Вэнь Кэсин оглядел небольшой дворик, в котором они оказались. До ушей доносился звон винных кубков, обрывки разговоров и узнаваемые звуки плотских утех. С долей веселья Вэнь Кэсин подумал: «Если ставка скорпионов действительно находится здесь, их аппетиты, должно быть, ненасытны!».

Чжоу Цзышу неслышно шёл впереди, зыбкой тенью прижимаясь к стене. Замирая под каждым окном, он внимательно вслушивался в доносящиеся из комнат звуки. Вэнь Кэсин поразился тому, что кто-то может выглядеть настолько достойно даже во время подслушивания. У одного из окон Чжоу Цзышу показал жестом, что обнаружил искомое.

Вэнь Кэсин попытался собраться и понял секрет: нужно сосредоточиться на скрипе кроватей в комнатах и не обращать внимания на человеческие голоса. Приблизившись, он постарался вплотную приклеиться к Чжоу Цзышу. Таким образом, они вместе принялись внимать страстным женским стонам, доносящимся через окно.


Примечание к части

∾ Казённая дорога — 官道, букв. «Дорога чиновников». Как и римляне, китайцы за счёт государства строили и содержали обширную сеть дорог, по которым можно было перевозить припасы и войска.

∾ Лоян назывался Восточной столицей (Дунду, 东都) во время правления империи Тан (657-907). Это могло бы задать временные рамки истории, если бы не конфликтовало с другими элементами.

∾ «Отказ от жены» (休妻) — в древнем Китае муж мог в одностороннем порядке расторгнуть брачный союз по одной из семи причин (неудача в рождении наследника, излишняя болтливость и др.).

∾ Три идиомы о выдающихся умственных способностях Вэнь Кэсина: 闻一知十, 触类旁通 и 举一反三.

∾ Пять ядовитых существ и четыре вредителя — 五毒四害: первые пять — это скорпион, змея, многоножка, ящерица и жаба, вторые четыре — это крыса, таракан, муха и комар (современная концепция, возникшая в брошюрах, направленных на продвижение санитарии и сельскохозяйственного производства во время Большого скачка (1958-1960 гг.))

∾ «Рык львицы» — 河东狮吼, выражение используется для описания суровой жены, повелевающей мужем.

∾ Три послушаниях и четыре добродетели — 三从四德: согласно конфуцианскому кодексу поведения, все женщины (в т.ч. лёгкого поведения), должны были: слушаться отца до замужества, мужа после замужества, сына после вдовства. Четыре добродетели: нравственность в поведении, сдержанность в речи, приятная внешность и умелость в рукоделии.

Том 3. Глава 56. Чёрные вороны


Чжан Чэнлин ворочался без сна в своей постели. Снаружи шумел ветер. Тени изогнутых ветвей причудливо двигались на оконной бумаге.

В любую другую ночь он назвал бы эту картину «изящный танец ивовых ветвей в серебристом сиянии», но сегодня его настроению была созвучна «демоническая пляска оскаленных мертвецов в призрачном свете».

Чтобы отвлечься, он принял позу для медитаций и начал нараспев повторять мнемонические рифмы, покачивая головой в такт. Старшие относились к этой его привычке скептически.

Вэнь Кэсин считал, что механическое запоминание, даже при правильном понимании каждого слова по отдельности, не имеет ничего общего с реальным осмыслением сути техники.

Шифу был уверен, что техника должна усвоиться сама собой после того, как человек запомнил строки и применил их на практике. Чжоу Цзышу никогда не видел, чтобы кто-нибудь заучивал простую рифму так усердно, будто она была сложнее для понимания, чем Четыре книги и Пять канонов.[380] В его глазах бестолковость Чжан Чэнлина засверкала новыми гранями.

Вскоре блуждающий разум Чжан Чэнлина зацепился за мысль, что после ухода шифу и старшего Вэня он остался на большом постоялом дворе без всякой защиты. Следом пришло предчувствие ужасной беды, окатив волной нервной дрожи. Чжан Чэнлин вскочил, задёрнул полог кровати, лёг обратно в постель и натянул одеяло на голову… словно благодаря этим действиям он оказался в безопасности.

Свернувшись калачиком, мальчик напряжённо прислушивался к каждому шороху, чтобы не проспать возвращение шифу. Правда, он упустил из виду то, что Чжоу Цзышу передвигался совершенно беззвучно. Даже если бы тот вернулся, ученик ничего бы не услышал. Чжан Чэнлин провел в беспокойном ожидании большую часть ночи, но так и не уловил ни единого шевеления. В конце концов его веки слиплись, и он погрузился в сон.

Поутру мальчика разбудил гомон проснувшихся постояльцев. Чжан Чэнлин кубарем скатился с кровати и бросился в комнату Чжоу Цзышу, только чтобы с разочарованием обнаружить холодную заправленную постель. Старшие не возвращались.

В комнату постучался служка гостиницы и пригласил молодого господина на завтрак. Чжан Чэнлину ничего не оставалось, кроме как спуститься в обеденный зал в ужасно подавленном настроении.

Чжан Чэнлин размышлял о своей никчёмности. Уже не ребенок, но юноша, чьи брюки с каждым днём становились короче, а прогресс в обучении застопорился.

Сначала Старший Ли спас ему жизнь, потом он встретил шифу, который сопроводил его в Тайху, где Чжан Чэнлин остановился у дяди Чжао. Последний привёз его в Дунтин, где он снова встретил шифу… Чжан Чэнлин не совершал поступки по своей воле, лишь послушно следовал чужим решениям.

Он рассеянно жевал булочку, впервые серьёзно обдумывая, что делать с собственной жизнью. Как найти свой путь?

Ход бесплодных размышлений прервал шум голосов у входа. Откусив половину булки, Чжан Чэнлин рассеянно обернулся, чтобы посмотреть, что происходит, да так и застыл. Впрочем, остальные постояльцы тоже недвижно замерли.

У дверей стояла примерно дюжина женщин, с ног до головы облачённых в чёрное. Они напоминали стаю ворон, влетевших на порог. Их возраст и внешность нельзя было различить из-за масок — грубо сработанных поделок, неизменных атрибутов ярмарочных лотков, зияющих провалами пустых кукольных улыбок. Однако эти маски вряд ли позабавили бы детей: на белых лицах горели жуткие демонические глаза, а уголки раззявленных губ сочились нарисованной кровью.

Лидер группы холодно приказала подавальщику:

— По тарелке пшеничной лапши с овощами на человека. Ещё раз косо взглянешь, и я вырву твои глаза!

Грубый и хриплый голос исходил злобой и принадлежал, похоже, пожилой женщине. Она окинула взглядом помещение, и все постояльцы поспешили спрятать любопытство, уткнувшись в свои тарелки. Никто не хотел лишних неприятностей, так как дамы не выглядели благожелательными.

Пожилая женщина, разумеется, заняла место во главе стола и властно махнула рукой, разрешая остальным присоединиться.

— Не спускайте глаз с маленькой стервы. Быстро едим и в путь.

Чёрная стая по её команде послушно принялась рассаживаться за столом, не тратя лишних слов. Только тогда Чжан Чэнлин заметил молодую, растрёпанную, несчастного вида девушку, которую подтолкнули грубым пинком. От удивления он чуть не выронил изо рта откушенную булочку: «Это ведь драгоценная дочь героя Гао Чуна, Гао Сяолянь! Как она оказалась в плену этой отвратительной шайки?».

Да, это была Гао Сяолянь, но она не заметила Чжан Чэнлина. Губы девушки были разбиты, она и сейчас боролась, пытаясь освободиться из крепко державших рук, от чего поджившие ранки снова закровоточили. Вдруг Гао Сяолянь вздрогнула от пронзительной боли и замерла — половина её тела потеряла способность двигаться. Одна из стражниц извлекла длинную иглу, которую воткнула в бок пленницы секундой ранее.

— Как думаешь, что лучше сделать в следующий раз… — холодный смешок раздался возле уха Гао Сяолянь, — превратить тебя в парализованную калеку или оставить несколько шрамов на твоих гладких нежных щёчках?

Гао Сяолянь застыла, не осмеливаясь более сопротивляться. Уголки её глаз покраснели, на бледном лице читалась ненависть вперемешку со страхом. Охранница безжалостно ударила её сзади под колени, заставив чуть ли не упасть на лавку, и предупредила:

— Веди себя смирно!

Чжан Чэнлин поспешно склонил голову, притворившись, что ничего не видел. Он старательно отводил взгляд, пока чёрная стая не занялась поглощением лапши. Тогда Чжан Чэнлин украдкой, искоса да исподлобья, решился рассмотреть пленницу.

Гао Сяолянь всегда была добра к нему. Чжан Чэнлин считал её хорошим человеком, благовоспитанной и красивой цзецзе.[381] Увидев, что нежная сестрица щеголяет фингалом под глазом и другими очевидными следами побоев, Чжан Чэнлин решил для себя, что шайка чёрных ворон заслуживает наказания.

Мальчик с надеждой взглянул на дверь: «Почему же шифу и старший Вэнь ещё не вернулись?» — тревожно пронеслось в голове.

Женщины спешили отправиться в дорогу. В отличие от неторопливого, рассеянно жующего Чжан Чэнлина, они в два счёта набили животы, бросили монеты на стол и направились к выходу. Чуда не произошло, Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин не появились.

Чжан Чэнлин больше не мог сидеть сложа руки. Что было странно, ведь в обществе Чжоу Цзышу юноша всегда был трусоватым, бесполезным учеником. Во-первых, для самого нетерпеливого в мире шифу слово «бесполезный» стало одним из любимых эпитетов, когда дело касалось Чжан Чэнлина. Во-вторых, чувствуя защиту и поддержку шифу, Чжан Чэнлин привык полагаться на неё и часто вёл себя как избалованный матерью-наседкой ребенок. При малейших признаках неприятностей всё, что было нужно — это громко крикнуть «Шифу, спаси!». И грозный могущественный шифу, какими бы словами он при этом ни бранил «бесполезного» ученика, тотчас приходил на выручку.

Однако Чжоу Цзышу сейчас не было рядом. Чжан Чэнлин подозвал прислужника, дал ему ряд указаний, а затем, с неведомо откуда взявшимися спокойствием и смелостью, отправился за группой женщин в чёрном.

- - - - -

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин не вернулись, потому что оказались в центре странного стечения обстоятельств.

По мере того, как по другую сторону стены стоны и скрип кровати становились всё необузданнее, Вэнь Кэсин чувствовал всё бóльшую озадаченность. Обычно в весенних домах подобные развлечения происходили в будуарах прелестниц. Эта дева была глухой, или слепой, или совершенной идиоткой, чтобы не замечать гнездо Ядовитых скорпионов по соседству со своим ложем?

Потянув Чжоу Цзышу за руку, Вэнь Кэсин кончиком пальца прочертил на его ладони вопрос: «Чья это комната?».

Чжоу Цзышу замер ненадолго, а затем написал: «Главы скорпионов».

Замешательство Вэнь Кэсина только усилилось. Глава Ядовитых скорпионов разрешал шлюхам развлекать клиентов в своей спальне? Зачем? А может, предводительница скорпионов настолько обеднела, что помимо основной деятельности по организации убийств и поджогов, подрабатывала по ночам, принимая клиентов?

В ужасе от собственных рассуждений, Вэнь Кэсин снова написал на чужой ладони: «Глава скорпионов — блудница?».

Чжоу Цзышу покачал головой, что сбило Вэнь Кэсина с толку ещё сильнее. Он снова прислушался к звукам, на этот раз со всей внимательностью, и обнаружил, что на самом деле в комнате находилось не двое, а трое людей. Пара совокуплялась настолько яростно, что заглушала третьего. Дыхание этого человека было очень лёгким, но Вэнь Кэсин, к своему растущему удивлению и нездоровому восхищению, определил учащённый, сбивающийся ритм вдохов. Глава скорпионов оказался любителем весьма своеобразных удовольствий…

Вэнь Кэсин вывел иероглифы очередного вопроса: «У него не встаёт?».

После продолжительной паузы Чжоу Цзышу веско кивнул. В серебряном свете взошедшей луны его облик источал такую деловитую сосредоточенность, будто благородный господин Чжоу вершил дела государственной важности, а не подглядывал за трахающимися в борделе. Вэнь Кэсин пришел к выводу, что если из всех людей, невозмутимо изображающих серьезность, Чжоу Цзышу может претендовать на второе место, то в мире ещё не родился тот, кто мог бы претендовать на первое.

Спустя довольно долгое время шум в комнате наконец-то начал затихать. Чжоу Цзышу надеялся, что спектакль близится к финалу, и терпеливо ждал, когда актеры покинут сцену. Он никак не рассчитывал услышать, что каркас кровати снова начнет скрипеть, да в гораздо более неистовом ритме.

Чжоу Цзышу страдальчески возвел глаза к небу. Эти ребята вообще собирались останавливаться? Их выносливость была достойна похвалы, но насколько бесстыжими нужно быть, чтобы с энтузиазмом предаваться разврату под взглядом третьего?

Вэнь Кэсин заметил противоречивое выражение лица своего спутника и чуть не рассмеялся вслух.

Из комнаты доносились страстные вскрики, им томным рефреном вторил шум из комнат других павильонов. Под этот чувственный аккомпанемент взгляд Вэнь Кэсина заскользил от профиля Чжоу Цзышу к его шее, изучающе прошёлся вдоль спины, задержался на талии и остановился на бёдрах.

Снаружи им совершенно нечем было заняться, только ждать. Парочка внутри воодушевлённо пошла на второй заход, давая Вэнь Кэсину достаточно времени для непристойных фантазий.

После нескольких секунд пристального рассматривания Вэнь Кэсину надоело сдерживаться. Он протянул руку и положил её на талию Чжоу Цзышу. Тот обернулся, окинул его недовольным взглядом и вопросительно вскинул бровь.

Вэнь Кэсин с совершенно бесхитростной улыбкой приложил палец к губам, призывая хранить молчание. Чжоу Цзышу на это закатил глаза и подумал, что из-за постоянных поддразниваний стал слишком чувствительным к подобным выходкам. Ну притронулся к нему Вэнь Кэсин, что с того? В конце концов, Чжоу Цзышу сам был мужчиной, и можно было поспорить, кто кого использует. Рассудив так, он великодушно опустил веки.

Не встретив возражений по поводу неуместных прикосновений, Вэнь Кэсин, продолжая изображать невинность, медленно вёл руку ниже, изучая изгибы чужого тела. В голове оглушительно билась мысль, что стройная фигура Чжоу Цзышу создана для трепетных ласк. Следом воображение подбросило ещё более волнующий образ: Вэнь Кэсин представил, как смыкает ладони вокруг тонкой талии обнажённого Чжоу Цзышу…

Увлечённость Вэнь Кэсина нельзя было не заметить. Не желая уступать, Чжоу Цзышу дождался протяжного исступленного женского крика из комнаты и отомстил, хорошенько сжав зад своего спутника. Затем он не спеша поднял руку, потёр пальцы, слегка подул на них, словно остужая, искоса посмотрел из-под ресниц и улыбнулся краешком губ.

Зрачки Вэнь Кэсина заполонил угольный мрак. Он притянул Чжоу Цзышу в свои объятия прежде, чем лёгкая улыбка успела исчезнуть, и припал к его губам в пылком поцелуе. Их уста и языки сплелись, но место и время накладывали ограничения: оба боялись сделать лишнее движение и не осмеливались издать ни звука, чтобы не выдать своего присутствия.

Самый первый поцелуй Вэнь Кэсина застиг Чжоу Цзышу врасплох, он не успел тогда среагировать. Во второй раз Чжоу Цзышу был ранен и чувствовал себя паршиво. Сейчас они наконец оказались на равных.

Один в прошлом был исключительным повесой, водил знакомства с бесчисленным множеством цветочных королев мужского пола и считал своим долгом посетить каждый весенний дом под небесами. Второй, живя в столице, никоим образом не был чужд падению нравов и распутным развлечениям, свойственным его социальному кругу. Короче говоря, оба не были новичками в плотских утехах. И когда дело дошло до поцелуя, ветер с востока ни в чём не уступал ветру западному.[382]

Время отбивало свой ход грохотом пульса в висках и рваными вдохами. Кипение страстей в комнате пошло на убыль, когда людям снаружи перестало хватать кислорода и загнанно дышащий Вэнь Кэсин отстранился от такого же задыхающегося Чжоу Цзышу.

Взяв Чжоу Цзышу за руку, Вэнь Кэсин снова приблизился, будто хотел испить дыхание, срывавшееся с чужих губ, и ласково улыбнулся. Он хотел сказать тысячу слов, но в силу обстоятельств хранил молчание.

Шум в комнате стих. В наступившем затишье до них отчетливо донеслась музыка с главного двора. Высокий женский голос пропел:

— «Помню, сливы цвели,Их цветы опадали в Сичжоу…Ветку сливы сломав,Посылаю на север тебе».[383]

Вэнь Кэсин штрих за штрихом вывел на ладони Чжоу Цзышу:

«Хочу, чтоб вечно вы со мною былиИ на меня обиду не таилиИз-за того, что я о вас скучаю».[384]

Чжоу Цзышу бесконечно долго смотрел на него своими бездонными глазами, а затем осторожно, мимолетно сжал пальцы Вэнь Кэсина, отвёл взгляд и отнял руку с еле различимым вздохом.

Из комнаты послышался глубокий мужской голос:

— Достаточно, можете идти.

Вскоре раздался звук шагов и сдвигающейся двери. Воспользовавшись шумом, Чжоу Цзышу лёгкой птицей вспорхнул на крышу, сдвинул черепицу и заглянул внутрь через узкую щель.

Вэнь Кэсин смотрел на свои пальцы, согретые кратким прикосновением. В один миг дуновение прохладного ночного ветра безжалостно рассеяло чужое тепло. Вэнь Кэсин не мог назвать чувство, волной прокатившееся в груди от этой утраты, но улыбка на его губах стала горькой.


Примечание к части

∾ Четыре книги и Пять канонов (四書五經) — основные тексты конфуцианского учения.

∾ Цзецзе (姐姐) — старшая сестра. Обращение к женщине старше говорящего, но одного с ним/ней поколения.

∾ «Восточный ветер сокрушает западный ветер» (东风压倒西风) — характеризует ожесточенное столкновение.

∾ Вэнь Кэсин пишет строки другого стихотворения, подхватывая тему влюбленных на берегу реки из первой песни.

Том 3. Глава 57. Азартный игрок


Примечание к части

Дорогие читатели,

в прошлой главе появился новый персонаж — глава (Ядовитых) скорпионов.

Для того, чтобы не перегружать текст скорпионами, особенно в случаях, когда глава скорпионов взаимодействует со своими скорпионами (вот, видите, что получается), мы решили использовать транскрипцию его прозвания / титула.

В новелле персонаж зовётся Да-Се 大蝎 (dà xiē) — старший / главный скорпион,

не Се Ван 蝎王 (xiē wáng) — князь / владыка скорпионов.

Почему мы не стали использовать привычное «Се Ван»? Потому что это не Се Ван ;)


По мнению Чжоу Цзышу, он двигался беззвучно, и совершенно не ожидал, что человек внизу вскинет голову, без тени смущения посмотрит ему прямо в глаза и улыбнётся. Похоже, тот давно заметил тайного соглядатая.

Застигнутый врасплох, Чжоу Цзышу сначала замер, а после решил, что дальнейшее пребывание на крыше будет совсем уж дурным тоном. Он спрыгнул с кровли на землю, тихо постучал в окно и довольно громко произнёс:

— Приветствуем хозяина дома! Прошу простить этих гостей за прибытие без приглашения.

Рама распахнулась. В окне показался молодой человек с чашкой чая в руке, облачённый в белый халат.[385] Какое-то время его глаза изучали лицо Чжоу Цзышу, после чего переместились на стоявшего рядом Вэнь Кэсина.

— Если господа желали насладиться представлением, они могли просто постучать в дверь и войти. К чему такая скрытность? — губы мужчины растянулись в лукавой улыбке.

Голос хозяина покоев звучал негромко, воздушно, подобно шелесту шёлковой ткани. Он словно опасался говорить громче, чтобы не испугать кого-то в поздний час. Утончённое лицо благородного учёного, узкие монолидные глаза,[386] нос с округлым кончиком и изящными крыльями ноздрей[387] — на первый взгляд мужчина производил впечатление интеллигентного и глубоко порядочного человека. Глядя на него, было сложно предположить, что он и есть тот самый Да-Се, глава Ядовитых скорпионов, волк в овечьей шкуре,[388] чьей безнравственности хватит на восемь жизней вперёд.

Толстокожий Чжоу Цзышу ответил без малейшего признака смущения:

— Покорно благодарим за великодушие, однако это вовсе не обязательно. По правде говоря, мы пришли сюда, чтобы попросить об одолжении.

Да-Се окинул ночных гостей задумчивым взглядом:

— Обычно люди ищут меня в двух случаях. Либо с целью нанять моих деток для убийств и поджогов, либо с целью выяснить, кто их нанял. Судя по вашим навыкам и возможностям, полагаю, господа относятся ко вторым?

— Что верно, то верно, — согласился Чжоу Цзышу.

Глава скорпионов отставил чай в сторону, скрестил руки на груди и оценивающе посмотрел на ночного гостя:

— Что вы можете предложить взамен?

— Вам нужно лишь назвать цену, — без колебаний и самонадеянно кичливо, словно у него за плечами имелось целое состояние, заявил Чжоу Цзышу.

Да-Се на его показную щедрость скривился в усмешке. По его опыту, люди, демонстрировавшие подобную чванливость, либо думали, что в целом мире, включая небеса и землю, нет ничего, что им не под силу приобрести за гору серебра или золота, либо… они не собирались заключать честную сделку. Назови цену, возмутительную настолько, насколько пожелаешь, а я не буду торговаться, не буду пытаться сбить её — я просто не заплачý.

— Согласишься на сделку, даже если ценой будет ночь в моей постели? — медленно протянул Да-Се.

Чжоу Цзышу придирчиво посмотрел на его лицо, затем скользнул взглядом по груди, талии и бёдрам, после чего неохотно согласился:

— Разумеется.

Вэнь Кэсин, который до этого момента стоял молча и с большим удовольствием следил за беседой, немедленно запротестовал:

— Ни в коем случае! Мы уже целую вечность делим одно одеяло, но ты до сих пор ни на что не согласился. Ещё и так легко!

— У тебя есть ответы на мои вопросы? — поинтересовался Чжоу Цзышу.

Вэнь Кэсин поперхнулся воздухом.

Да-Се, напротив, довольно рассмеялся и облизнул губы. Его взгляд злорадно метался от одного мужчины к другому. Потом он достал из кармана небольшую трубку, пару раз встряхнул её и вынул две игральные кости. Держа кубики на ладони, он беззаботно предложил:

— Как насчёт этого? Выиграете партию — я отвечу на один вопрос. Проиграете, и…

— Теперь я понял, почему этот парень так жаден до денег и не брезгует грязными делами! — громко зашептал Вэнь Кэсин, повернувшись к Чжоу Цзышу. — С такой зависимостью от азартных игр неважно, насколько велико состояние, оно всё равно уплывёт сквозь пальцы! Ты слышал поговорку «одно сердце обратилось к азартным играм; два глаза горят красным огнём; три ежедневных приёма пищи теряют вкус; четыре конечности лишаются сил; пять обязанностей отвергаются; шесть родственников игнорируются; семь отверстий источают ярость; восемь направлений слышат крик о займе»...[389]


Чжоу Цзышу наступил ему на ногу. Глава скорпионов просто улыбнулся Вэнь Кэсину:

— В ваших словах есть смысл. Но, если подумать, что есть сама жизнь, как не игра с высокими ставками? Так много людей хотят моей смерти: они выиграют, если я умру. Но если я останусь жив, то каждую секунду бодрствования они проведут как на иголках, терзаясь неведением, в какой момент жнец явится по их души. Не кажется ли вам, что проживать жизнь в мире и покое слишком уж скучно?

Чжоу Цзышу решительно пресёк глубокую дискуссию о смысле жизни:

— Так что будет, если мы проиграем?

Да-Се взглянул на него из-под ресниц и неторопливо пояснил:

— Не стоит беспокоиться. Мне не нужны ни ваши деньги, ни ваши жизни. В случае проигрыша — устроите для меня небольшое представление. Нужно будет показать, как вы ублажаете друг друга перед верным зрителем в моём лице, пока я не удовлетворюсь зрелищем. Советую хорошенько подумать и не брать на себя слишком много. Если проиграете подчистую, выплатить долг будет не так уж просто.

Не раздумывая дважды, Чжоу Цзышу немедля отрезал:

— Увидимся в другой раз.

В то же время Вэнь Кэсин, выглядя так, будто ему не терпелось проиграть, воскликнул:

— На мой взгляд, превосходная ставка!

Чжоу Цзышу предпочёл сделать вид, что не знает этого человека, и с равнодушным видом пошёл прочь.

— Испугался. Ха! Сам же просил назвать любую цену, — бросил ему вслед Да-Се.

— Я уже не молод, к чёрту провокации, — Чжоу Цзышу и не думал останавливаться.

Вэнь Кэсин хитро улыбнулся главе скорпионов:

— Что ж… братец, прошу простить! Мой супруг великолепен во многих аспектах, вот только весьма застенчив. Даже робок, я полагаю…

Не успел он закончить, как Чжоу Цзышу повернулся и безэмоционально спросил у Да-Се:

— Во что играем? Тебе решать.

Успех провокации порой зависит от того, кто её использует.

Глава скорпионов в ответ поднял чашу для игральных костей, на что Чжоу Цзышу скептически усмехнулся:

— Глупые забавы! Мы можем ночь напролёт бросать кости, но так и не определим победителя.

Да-Се задумчиво свёл брови, но уже через мгновение развернулся и направился вглубь комнаты. Вэнь Кэсин с Чжоу Цзышу перемахнули через подоконник и увидели, что тот роется в маленьком мешочке с крошечными иглами толщиной с бычий волос. Чжоу Цзышу недовольно нахмурился — однажды ему уже случалось стать жертвой таких подлых штуковин.

Да-Се достал из мешочка одну иглу и лизнул её кончиком языка:

— Эти ещё не успели покрыть ядом. Почему бы нам не посмотреть, кто сможет съесть их больше?

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин переглянулись. У обоих одновременно промелькнула одна и та же мысль: «Почему с нами нет Е Байи?».

Да-Се прищурился, открыл рот, положил в него иголку, разжевал её на кусочки, словно сухую лапшу, после чего с лёгкостью проглотил. Это выглядело невероятным.

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин вновь переглянулись, на этот раз с тревогой. То, что глава Ядовитых скорпионов обладал железными зубами, оказалось неприятным сюрпризом.

— Итак, молодые господа примут участие в игре или предпочтут раздеться? — с мягкой улыбкой поинтересовался Да-Се.

Вэнь Кэсин, похоже, с превеликим удовольствием выбрал бы второй вариант. Однако Чжоу Цзышу уверенно откупорил свой кувшин, подхватил чашу для вина и наполнил её до краёв. После этого он выбрал две иглы и покрутил их между пальцами, превращая в пыль. Растворив иглы в вине, Чжоу Цзышу поднял взгляд на Да-Се.

Вопреки ожиданиям, тот остался учтив и вежливым жестом предложил сделать ход. Чжоу Цзышу, нахмурившись, опрокинул в себя вино и показал главе скорпионов чистое дно чаши. Наблюдая за тем, с каким спокойствием Чжоу Цзышу проводит эти манипуляции, Вэнь Кэсин подумал, что на вкус вино с иглами должно быть ничем не лучше вина с грецким орехом.

Да-Се снисходительно отметил:

— Братец, не говори, что я не предупреждал: если продолжишь запивать иглы, а не съедать их сухими, как я, в твоём желудке они займут гораздо больше места. Неужто я должен предположить, что господа хотят сыграть вдвоём против меня одного?

Вэнь Кэсин протестующе замахал руками:

— Нет-нет, что вы! Увы, я лишён и столь утончённого вкуса, и столь крепких зубов. А вы двое, пожалуйста, продолжайте.

Усмехнувшись, Чжоу Цзышу неожиданно заявил главе скорпионов:

— Я съел две иглы, а ты только одну. Полагаю, этого достаточно, чтобы засчитать мне победу.

Внезапно, следуя только ему одному известному плану, Чжоу Цзышу с силой ударил открытой ладонью по столу, и все оставшиеся иглы взмыли в воздух. Их холодный блеск замерцал повсюду.

Да-Се почувствовал, как на него устремился поток энергии. Он вскрикнул и машинально пригнулся, чтобы уклониться. Когда же он снова выпрямился, то увидел, что иглы пролетели мимо и вонзились в стену позади. Тончайшие жала вошли в дерево настолько глубоко, что затея с их извлечением вряд ли увенчалась бы успехом.

Вэнь Кэсин не сдержал возгласа одобрения, мысленно отметив, что уловка А-Сюя оказалась невероятно бесстыдной. По правде, она больше подходила Хозяину Долины. Верно говорили в народе: один поёт, другой подпевает.[390]

Главе скорпионов потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и с прежней любезностью поинтересоваться:

— Могу я узнать фамилию уважаемого брата?

— Моя фамилия Чжоу, — ответил Чжоу Цзышу. — Можно без «уважаемого».

— Чжоу-сюн, — кивнул Да-Се, — хорош в боевых искусствах, хорош в тактике, но…

Он вытянул вперёд перевёрнутый кулак и раскрыл пальцы. На ладони поблёскивала тонкая игла. Да-Се поднёс её ко рту и улыбнулся краешком губ:

— Боюсь, в этот раз у нас ничья.

В свою очередь, его противник невозмутимо протянул руку и неторопливо разжал кулак, показывая, что тоже припрятал одну иглу. Чжоу Цзышу не собирался её есть, только приподнял на уровень глаз Да-Се, сравнивая длину игл.

Выражение лица Да-Се переменилось. Только сейчас он увидел, что его собственная иголка стала короче, чем была. Недавний удар каким-то образом расколол её пополам.

Чжоу Цзышу растёр свою иглу в пыль и с улыбкой подвёл итог:

— Две иглы против одной с половиной, что теперь скажешь?

Глава скорпионов свирепо уставился на него в упор. Вэнь Кэсин с Чжоу Цзышу уже приготовились к тому, что он будет протестовать. Но, хотя моральные качества этого парня были более чем сомнительны, его игровой этикет оказался безупречным. После минутной паузы он равнодушно признал себя побеждённым:

— Что ж, хорошо. Любишь играть — умей принимать поражение. О чём вы хотели узнать?

— Кто, помимо Сунь Дина, заплатил за убийство Чжан Чэнлина?

Да-Се на мгновение застыл, ещё раз оглядел гостей, и в его голове словно всё встало на свои места.

— Чжан Чэнлина? О, теперь мне понятно, кто вы такие! Господа, мои люди потеряли ваш след в Дунтине, и вот вы здесь, нашли это место… Вы действительно всеведущи. Прошу, следуйте за мной.

Произнеся эти слова, он поднял спинку кровати. Их взору открылся проход, куда и скользнул глава Ядовитых скорпионов. Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин последовали его примеру и очутились в секретном туннеле.

Сырое, мрачное и зловещее место резко контрастировало с вычурно украшенной комнатой борделя. Да-Се вёл гостей по длинной винтовой лестнице, минуя множество боковых ответвлений. Когда они наконец достигли конца спуска и осмотрелись, то поняли, что оказались в подземных застенках. Со всех сторон доносились приглушённые завывания, в которых смешивалось человеческое с нечеловеческим.

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин насторожились. Да-Се снял со стены факел и остановился перед одной из клеток.

— Господа могут подойти поближе и взглянуть на это создание. Как я полагаю, вы старые знакомые, — на его губах мелькнула призрачная улыбка.

Пока он говорил, из тени появился силуэт мертвенно-бледного существа. Несомненно, его потревожил резкий свет. Существо бросилось на Да-Се, но прутья клетки надёжно преграждали путь. Тварь яростно клацнула зубами и злобно уставилась на человека, не прекращая утробно рычать. Трепещущее сияние факела позволило Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсину подробно рассмотреть запертое чудовище. Монстр был как две капли воды похож на человекоподобных созданий из пещеры «Жёлтого источника», с которыми они столкнулись несколько месяцев назад!

От Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина не укрылся полный нежности взгляд, которым Да-Се одарил своего питомца. Словно это жуткое создание было воплощением неземной красоты!

— Это мои подопечные, — мягко разъяснил глава скорпионов. — Они были рождены обычными человеческими малышами. Как только им исполнился год, их начали принудительно кормить определенными, хм... веществами. Только посмотрите: гигантское тело, каменно-прочная кожа и крепкие как сталь кости! Кровожадные и действительно замечательные дети… Хоть и не всегда послушные. Непослушные, можно сказать. Думаю, яд повредил их мозги. В будущем нужно будет доработать состав.

На лице Вэнь Кэсина не осталось и следа привычной легкомысленной улыбки, когда он спросил севшим голосом:

— Ловушка в пещере — твоих рук дело? А покупателем выступил Призрак Сплетника?

— Верно.

— Чушь! — возразил Вэнь Кэсин. — Я сам убил Сплетника. Кто заплатил за убийц, которые пытались расправиться с Чжан Чэнлином в Дунтине?

— Я лишь сказал, что покупателем был Призрак Сплетника, — тонкая улыбка Да-Се источала яд и мёд. — Но не говорил, что никто не дёргал его за ниточки.

— О, понятно, — вмешался Чжоу Цзышу. — Это будет уже следующий вопрос. Хочешь сказать, чтобы получить ответ, мы должны сыграть ещё раз?

Глава скорпионов отвесил лёгкий поклон:

— Уж прости, Чжоу-сюн.

— Во что будем играть? Назови условия, — нетерпеливо потребовал Чжоу Цзышу.

— Очевидно, такие пустяковые игры, как та, с которой мы начали, не годятся. Мои кунг-фу и находчивость не сравнятся с твоими, Чжоу-сюн. Наверняка я вновь проиграю. Как насчёт того, чтобы определить победителя волей судьбы? Мы поднимемся наверх и отправимся на улицу. Один из вас с повязкой на глазах дойдёт до поворота и коснётся рукой каменного льва.[391] С того момента мы начнём считать проходящих мимо людей. Ставим на то, будет двадцатый прохожий мужчиной или женщиной. Как вам идея?

— Это довольно скучно, разве нет? — не удержался от комментария Вэнь Кэсин. — И я не вижу, как этот вариант может поднять твой шанс на выигрыш.

— Совершенно неважно, во что играть и на что ставить, — спокойно возразил глава скорпионов. — Для меня важен сам факт игры, азарт! Точно так же, как люди едят, когда голодны и пьют воду, когда испытывают жажду, мне нужно играть, чтобы жить… Теперь понятно?

Странности случались всегда, но в этом году — гораздо чаще. Вэнь Кэсин вздохнул и ткнул пальцем в Чжоу Цзышу:

— Пусть угадывает он, чтобы потом не обвинил меня в тайных дурных намерениях.

Чжоу Цзышу испытующе поглядел на Да-Се, но не стал возражать. Вэнь Кэсин какое-то время шарил в недрах своих многослойных одежд, пока не выудил длинный пояс,[392] которым завязал глаза Чжоу Цзышу. Затем Вэнь Кэсин взял слепого за руку и обратился к главе скорпионов:

— После тебя.

Все трое поднялись наверх, вышли за ворота и добрались до выхода из района публичных домов. Со стороны казалось, будто они затеяли жмурки.

— Чжоу-сюн, ты коснёшься льва, просто подняв руку, — заговорил Да-Се. — Но сначала ставка. Уступаю выбор гостям.

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин хором дали ответ:

— Мужчина.

Хотя среди прохожих и мелькали уличные проститутки, мужчин, бродивших в поисках удовольствий, всё же было больше. Поскольку глава Ядовитых скорпионов проявил великодушие, уступив гостям право выбора, отказываться от выпавшего шанса было бы невежливо и глупо.

Как только ставка была озвучена, на лице Да-Се появилось трудно поддающееся описанию возбуждение. Его глаза загорелись, он нетерпеливо облизнул губы и подтвердил выбор:

— Принято.

Чжоу Цзышу дотронулся до статуи, и Да-Се повёл счёт.

— … Восемнадцать… Девятнадцать…

Азарт этого человека был настолько заразителен, что даже Вэнь Кэсин замер от напряжения. Чжоу Цзышу уже давно стянул с глаз повязку и внимательно наблюдал за снующими мимо людьми. Двадцатым оказался человек в длинных одеяниях с забранными в пучок волосами — значит, мужчина!

Губы Чжоу Цзышу медленно растянулись в улыбке. Он уже приготовился произнести речь, но как только двадцатый человек приблизился, его улыбка застыла. Да-Се кинул на гостей торжествующий взгляд и резко шагнул к прохожему, заставив того испуганно вздрогнуть.

— Это весенний квартал,[393] — мягко предупредил глава скорпионов. — Боюсь, гулять по такому району среди ночи совершенно неуместно, молодая госпожа. Вы не хуже меня понимаете драгоценность безупречной репутации для девушки, поэтому, прошу, возвращайтесь к себе.

Бледное лицо «мужчины» зарделось. Да-Се пробормотал короткое извинение в духе «прошу меня простить» и резким движением сорвал с незнакомца шейный платок. Прохожий удивлённо ахнул — «его» горло оказалось гладким и ровным, без малейшего намёка на кадык.

Да-Се обернулся к проигравшим, лучезарно улыбаясь. Спрятав ладони в рукава, он самым беззаботным тоном спросил:

— Ну что, Чжоу-сюн, как тебе такое?


Примечание к части

∾ Белый халат Скорпиона — это «внутренние одежды», которые одеваются вторым слоем поверх нижних штанов и рубашки. Третий слой одежды — это накидка.

∾ Монолидные глаза — без складки на верхнем веке.

∾ Нос Скорпиона по китайской физиогномике называется «свиной желчный пузырь». См. нос Энди Лау. Или Джеки Чана. Но лучше Энди Лау :)

∾ В оригинале Скорпион описывается идиомой «собака в облике человека», т.е. внешность не соответствует поведению.

∾ Громкий шёпот Вэнь Кэсина о зависимости от азарта — «рифма из десяти строк». Такие рифмы, содержащие цифры от 1 до 10 по порядку, используются для облегчения запоминания правил, идиом и проч. Вэнь Кэсин упомянул восемь. Оставшиеся две можно перевести так: «на девять чжанов он увязнет в трясине, в десять раз больше бед привлечёт».

∾ Вариант поговорки «когда муж запевает, жена подпевает» (夫唱妇随). Описывает ситуацию, когда жена во всем соглашается с мужем. Эта же идиома используется для описания счастливого и гармоничного брака. Вэнь Кэсин в своём варианте намеренно опускает гендерные роли.

∾ Длинный пояс — Вэнь Кэсин выуживает 汗巾, что в контексте означает отрез ткани, служащий поясом. Подразумевается, что Вэнь Кэсин снял его с какого-то элемента нижних или внутренних одежд. Переводчик с китайского считает, что со штанов.

∾ Скорпион для обозначения весеннего квартала использует выражение «烟花之地», или «место дыма и цветов».

Том 3. Глава 58. Острые ощущения


Чжоу Цзышу чувствовал отвращение к изменившимся нравам, ни во что не ставящим исконную добродетель. Подумать только, молодая барышня среди ночи гуляет по весеннему кварталу в поисках острых ощущений! Он поднял голову к тёмному небу, пытаясь унять негодование.

— Что касается… — начал было Чжоу Цзышу, но Да-Се хмыкнул и перебил его:

— Учёные мужи настаивают на том, что «всякое обещание должно быть выполнено, а всякое действие — доведено до конца». Люди цзянху сказали бы «слово достойного мужа на вес золота». Даже разбойники с большой дороги знают, что «плевок на обещание забьёт первый гвоздь в крышку гроба». И вот я вижу, что ты, Чжоу-сюн, пытаешься откормиться, глотая собственные слова…

Неугомонный любитель лишних проблем Вэнь Кэсин положил руку на талию Чжоу Цзышу и подлил масла в огонь:

— Точно. Обман, жульничество и другие грязные трюки вполне допустимы. Но отказываться от своего слова — это уже чересчур! Прямо сейчас мне становится почти невыносимо стыдно за то, что я нахожусь в твоём обществе.

Чжоу Цзышу раздражённо смахнул нахальную руку с мыслью: «Так смилуйся уже надо мной и избавь от своей компании!».

Бросив на главу скорпионов испепеляющий взгляд, он развернулся и направился обратно без дальнейших возражений. Лицо Да-Се расслабилось, а на губах заиграла торжествующая улыбка. И странно: хотя он обладал привлекательной внешностью, улыбка меняла её в менее приятную сторону. Немного косой оскал и жёсткая линия губ в сочетании с дерзким влажным взглядом и общей небрежностью движений лишь довершали образ извращённого развратника.

Вэнь Кэсина охватило нехорошее предчувствие. Он посмотрел на силуэт Чжоу Цзышу впереди, оглянулся на главу Ядовитых скорпионов позади и обнаружил, что для представления перед этим зрителем ему самому… потребуется бóльшая подготовка, чем он мог ожидать.

Вскоре оказалось, что Вэнь Кэсин напрасно волновался.

Скрестив руки на груди, Да-Се остановился у входа в комнату, напоенную ароматом благовоний. Слуги уже успели прибраться и сменить простыни на полуприкрытой пологом кровати.

— Господа не желают совершить омовение и переодеться? — заботливо предложил глава скорпионов. — Возможно, вам нужны дополнительные принадлежности, чтобы… добавить остроты ощущениям?

Чжоу Цзышу закатал рукава и ответил тоном закоренелого холостяка:

— Нет нужды в излишней суете. Прикажи принести кисть и тушь.

Да-Се вздёрнул бровь, но секундой позже мягко хлопнул в ладоши. В комнату, мелко семеня ногами, вбежал слуга и согнулся в глубоком поклоне, боясь поднять голову. Да-Се тихим голосом отдал распоряжения, а Чжоу Цзышу внёс уточнения:

— Ещё мне понадобится пачка листов бумаги сюань.[394]

Слуга удалился, а глава скорпионов окинул Чжоу Цзышу подозрительным взглядом:

— Чжоу-‌сюн‌, ты ведь не собираешься снова схитрить?

Чжоу Цзышу по-хозяйски расселся на кровати, скрестил ноги и широко улыбнулся:

— Тебе не надоело днями смотреть на плотские выкрутасы? Подожди немного, и я покажу тебе кое-что новое.

Вэнь Кэсин молча стоял поодаль, готовый подыграть любой затее Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсин полагал, что от него не убудет, если А-Сюй проявит изворотливость и уклонится от выполнения обещания, а этот ненормальный Да-Се не получит ожидаемой забавы. Но если увильнуть не удастся… Ну, как говорится, вышел за петуха — следуй за петухом, вышел за собаку — следуй за собакой.[395] Его долгом как покорного супруга будет смириться и доблестно пожертвовать добродетелью ради помощи своему мужу.

Через минуту слуга принёс кисти, бумагу и тушь. Чжоу Цзышу поднялся на ноги и учтиво обратился к главе скорпионов:

— Прошу, ещё немного терпения.

У Да-Се не было причин торопиться. Он плотно прикрыл дверь, подошёл к чайному столику и принялся разливать чай, наблюдая, как Чжоу Цзышу без колебаний наносит мазки на бумагу.

Уверенная посадка и движения кисти давали основания предположить, что перед ним — искусный живописец. Рука Чжоу Цзышу решительно наносила скупые линии. Пара росчерков — и лист откладывался для просушки, а художник уже творил над следующим.

Вэнь Кэсин не мог уразуметь замысел своего спутника, поэтому подошёл ближе и с любопытством вытянул шею, чтобы понаблюдать за процессом. Чем дольше он смотрел, тем неоднозначнее становилось его лицо, а брови ползли вверх до тех пор, пока это позволяли возможности человеческой мимики.

Вэнь Кэсин был поражён. Полностью и безоговорочно. Примерно в той же степени, как когда впервые увидел настоящее лицо Чжоу Цзышу. Он попытался было сформулировать своё восхищение, но подходящие слова не шли на ум. Единственное, на что он остался способен — возвышаться величавой статуей.

Спустя полчаса Чжоу Цзышу отбросил кисть в сторону. Он израсходовал около дюжины листов, и теперь шедевр был готов предстать на обозрение. Чжоу Цзышу поднял последний лист и легонько подул на ещё влажные чернила. Затем он взял первое творение и хлопком ладони прилепил тонкую рисовую бумагу к стене. Руки его не останавливались до тех пор, пока рисунки не оказались прикреплёнными в ряд по порядку их создания.

Глава Ядовитых скорпионов позеленел. На дюжине драгоценных листов сюаньской бумаги красовалась… серия порнографических рисунков.

В «сценах весеннего дворца» авторства Чжоу Цзышу участвовали две маленькие, до крайности примитивно нарисованные фигурки. Круг поменьше — голова, круг побольше — туловище, и четыре палочки-конечности… хм, нет, пять палочек. Несмотря на незатейливый стиль, позы персонажей были необычайно реалистичными. Начиная с того, как человечки раздевали друг друга, каждый шаг был скрупулёзно проиллюстрирован, ведя внимание зрителя от одного изображения к следующему. При быстром последовательном просматривании сюжетов казалось, что крошечные фигурки двигаются!

Вэнь Кэсин непривычно долго воздерживался от комментариев, прежде чем наконец подобрал подходящие слова и, еле-еле сохраняя серьёзность, заявил:

— А-Сюй, я и представить не мог, что ты обладаешь таким поразительным талантом.

— Право, не стоит похвалы, — категорично возразил Чжоу Цзышу. — Это всего лишь небольшое увлечение, недостойное столь высокой оценки.

Вэнь Кэсин снова не нашёл выражений для пристойного и в то же время честного ответа, но про себя отметил, что кожа А-Сюя становится толще с каждым днём.

Да-Се грохнул чайной пиалой об стол и резко вскочил на ноги. Глава скорпионов был так взбешён, что любезная улыбка медленно обнажила его зубы, превращаясь в оскал.

— Чжоу-сюн, это совершенно несмешная шутка.

Чжоу Цзышу спрятал руки в рукава и неторопливо осведомился:

— Почему же? Я спрашивал, кто заплатил за убийство Чжан Чэнлина, а в ответ получил сведения о человеке, который лишь передал деньги, а не о заказчике. На мой взгляд, это использование лазеек в формулировках. И, раз уж подобный подход оказался допустимым, напомню: наш уговор состоял в том, чтобы мы показали, как ублажаем друг друга… — он сделал паузу, потянулся к стене и постучал костяшками пальцев по рисунку. — Вот, пожалуйста, это мы. Если заметишь несоответствия или расхождения с реальностью, прошу, говори, я приветствую конструктивную критику.

Очевидно, опасаясь, что Да-Се не сможет расшифровать пиктографию, Вэнь Кэсин с энтузиазмом пришёл на помощь:

— Я искренне сожалею об ограниченных художественных способностях моего супруга. Если сходу трудно разобраться в рисунках, позволь объяснить. Видишь маленькую фигурку сверху? Очевидно, это я…

Чжоу Цзышу искоса окатил его холодным взглядом и перебил:

— Люди прибегают к объяснениям, когда лгут. Зачем ты это делаешь?

Да-Се добела сжал кулаки и выплюнул сквозь стиснутые зубы:

— Ты зашёл слишком далеко!

Он не подал ни одного знака, не произнёс ни единой команды, да и отзвуки его гневных слов ещё звенели в воздухе, когда восемь скорпионов в чёрном возникли в углах комнаты, словно соткавшись из теней. Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин не казались удивлёнными, а последний наконец перестал сдерживать смех.

— О, небо! — воскликнул он в непритворном веселье. — Оказывается, мои способности любовника должны были предстать на суд столь широкой публики! Как неловко-то вышло! Господа, вы специально выстроились в круг, чтобы наблюдать с удобством?

Скорпионы не собирались тратить слова попусту и без предупреждения все как один ринулись в атаку. Чжоу Цзышу швырнул им навстречу маленький стол, чтобы иметь возможность отступить, пока противник вновь смыкал ряды. Близилась полночь, в груди Чжоу Цзышу начала ворочаться тупая боль, и не было смысла строить из себя непобедимого мастера. Поскольку мудрый человек всегда знает, когда отступить, он бросил Вэнь Кэсину:

— Оставляю их на тебя, — затем увернулся от атаки одного из нападавших, прыгнул в окно, выбив створки ногами, и был таков. Вэнь Кэсин кривовато усмехнулся — впервые в жизни ему поручили прибрать чужой беспорядок.

Как только Чжоу Цзышу исчез из поля зрения, тактика боя Вэнь Кэсина утратила всякий намёк на милосердие. Он схватил первого попавшегося скорпиона за голову и в мгновение ока лишил его жизненных сил. Глазные яблоки несчастного вылезли из орбит, кожа сморщилась, а тело превратилось в высохшую мумию.

Вэнь Кэсин отбросил труп, посмотрел на свою ладонь и равнодушно хмыкнул.

— Се-сюн, зачем же так злиться на безобидную шутку?

Глава Ядовитых скорпионов вернул самообладание, поднял руку, приказывая подчинённым отступить, и с едва заметной опаской спросил:

— Кто ты?

Вэнь Кэсин неверяще изогнул бровь:

— Разве ты до сих пор не догадался, кто я такой? Не заставляй меня думать, что ты и твоя маленькая шайка совершенно никчёмны!

Уголок глаза Да-Се нервно дёрнулся — похоже, он что-то понял. Вэнь Кэсин понизил голос, будто не хотел, чтобы кто-то их подслушал, и с застывшей на лице усмешкой продолжил:

— Мы оба идём неправедными путями. Зачем чинить друг другу неприятности?

И, развернувшись, направился прочь. Лицо его было совершенно лишено злости или жажды убийства, на губах блуждала улыбка, но вокруг витала такая мощная убийственная аура, что её было невозможно игнорировать. Ни один ядовитый скорпион не осмелился шелохнуться.

Да-Се внезапно окликнул его:

— Разве ты не хочешь узнать, кто нанял отряд самоубийц?

Вэнь Кэсин бросил взгляд через плечо:

— Большое спасибо. Но я разобрался.

С этими словами он выпрыгнул в окно и полетел за Чжоу Цзышу. Через пару мгновений, когда силуэт Вэнь Кэсина уже растворился во мраке ночи, ушей Да-Се коснулся его тихий голос:

— Будь я слишком глуп, чтобы догадаться — думаешь, полчища мелких призраков, жаждущих власти над Долиной, не содрали бы с меня шкуру ещё много лет назад?

- - - - -

Чжоу Цзышу не торопился возвращаться на постоялый двор. По пути он размышлял о покалеченных отравой людях из подземной темницы скорпионов и о Призраке Сплетника.

Очевидно, Призрак Сплетника узнал Вэнь Кэсина ещё в пещере, но не отказался от намерения убить его. Это могло означать гораздо более запутанную интригу, чем представлялось на первый взгляд. Призрак Сплетника не казался особо способным и опытным, чтобы проявлять чрезмерную амбициозность. Кто-то стоял за его действиями.

Но кто?

Сунь Дин в багряных одеждах водил их за нос?

Или, если верить последнему, это был Призрак Висельника Сюэ Фан без одного пальца на руке?

Издалека послышались приближающиеся шаги...

Стояла глубокая ночь. Для дозорных, отбивающих в гонг часы, было слишком поздно. Чжоу Цзышу нырнул в переулок и постарался подавить гвозди «семи отверстий на три осени» с помощью нэйгуна,[396] чтобы те не шевелились слишком активно. Затем он внимательно прислушался к окружающим звукам. Шаги раздавались всё ближе и ближе. Их темп сбивался, но определенно можно было сделать вывод, что человек владел цингуном. По непонятной причине его дыхание было затруднено, как будто… он был ранен?

Прежде чем спасавшийся бегством незнакомец показался из-за угла, Чжоу Цзышу услышал, что кто-то подходит к нему сзади. Выпрямляясь, он сложил пальцы в когти[397] и в развороте нацелил удар в чужое горло. Но остановил руку на полпути. Вэнь Кэсин похлопал себя по груди и с непритворной обидой посмотрел на Чжоу Цзышу, проговорив одними губами:

— Покушение на супруга. Снова!

Чжоу Цзышу убрал руку и отвернулся, продолжив смотреть в том направлении, откуда раздавались шаги.

Силуэт бегущего человека оказался знакомым. Зелёная Лиса Лю Цяньцяо — когда-то она пыталась завлечь Чжоу Цзышу в ловушку из-за Кристальной брони. На этот раз изуродованное шрамом лицо Лисы не было замаскировано. Её одежда находилась в крайне плачевном состоянии, растрёпанные волосы спутались, а по уголкам рта виднелись потёки крови.

Чжоу Цзышу раздосадованно свёл брови к переносице, но не успел вмешаться —рука Вэнь Кэсина протянулась из-за его спины и обхватила за талию, поймав в ловушку.

— Перестань подавлять гвозди, иначе завтра будет больнее, — раздался шёпот возле самого уха. — Давай просто постоим здесь немного и переждём.

Чжоу Цзышу нахмурился ещё больше и собрался возразить:

— Как насчёт…

Вэнь Кэсин шикнул, крепче обняв в ответ. Необычайно тонкая нить ци текла из его ладони, проходясь по меридианам Чжоу Цзышу и помогая стабилизировать течение энергии. Вэнь Кэсин был чрезвычайно аккуратен, опасаясь, что усиление потока разбередит гвозди.

Чжоу Цзышу набрал в грудь воздуха, но передумал что-либо говорить и сопротивляться заботе. Через секунду он расслабился, закрыл глаза и постарался сосредоточиться на выравнивании дыхания. Кто бы ни бежал мимо, ему придётся подождать, пока отступит ночная боль.

- - - - -

Двое мужчин так и не вернулись на постоялый двор. Тем временем Чжан Чэнлин решил не упускать из виду воронью стаю женщин в чёрном.

Подходить к ним слишком близко мальчик не решался. Чтобы его не узнали и не обнаружили, Чжан Чэнлин подобрал с обочины комок липкой грязи, который растёр по лицу. Старательно испачкав одежду, он распустил и взъерошил волосы в спутанные космы, превратившись в неприметного нищего.

После целого дня преследования у Чжан Чэнлина создалось впечатление, что женщины в чёрном могли быть странствующими аскетами — пешие, они держали очень быстрый темп и не делали привалов на отдых. Лишь когда начали сгущаться вечерние сумерки, их группа остановились у небольшого гостевого дома.

Наблюдая издалека, Чжан‌ Чэнлин сочувствовал Гао Сяолянь — выпавшее на её долю испытание, должно быть, приносило благородной девице неописуемые страдания. Постоянно понукаемая жёсткими пинками и рывками, через день или два она могла упасть без сил.

Решение следовать за похитительницами Гао-цзе Чжан Чэнлин принял в приступе храбрости. Испытав кураж однажды, он не мог противостоять второй, ещё более нахальной мысли: спасти деву Гао, выкрав её под покровом темноты!

Когда последняя женщина из группы скрылась за дверью гостевого дома, Чжан Чэнлин щедро измазал руки в грязи и вошёл внутрь, делая вид, что просит подаяние. Побродив по помещению, он покинул здание с горстью медяков в руке, запомнив, в какую комнату втолкнули Гао Сяолянь.

Сев на ступеньки постоялого двора, Чжан Чэнлин обнял худые острые коленки и опустил голову. Он в самом деле выглядел, как оборванный попрошайка, на каких никто не обращает внимания. Несмотря на объявленную эру процветания, детей-побирушек можно было встретить повсеместно.

Чжан Чэнлин проторчал на крыльце до поздней ночи, прежде чем наконец выпрямился, размял онемевшие руки-ноги и приготовился реализовать свой план по спасению юной девы. Пробираясь крадучим шагом по коридорам, он бормотал рифму «облёта девяти дворцов», словно это была магическая мантра, дарящая силу и удачу. Внезапно с потолка упала тёмная тень, застигнув его врасплох.

Это была одна из женщин в чёрном! Не дав ни секунды на обдумывание ситуации и не сказав ни слова, она напала.

Чжан Чэнлин не шибко-то был уверен в своих умениях, но все же он много месяцев обучался у двух великих мастеров кунг-фу. Дни тренировок, помноженные на усердие, сильно его изменили: и не сравнить с бесполезным тюфяком, каким он был раньше! Вместо того, чтобы пойти в лобовое столкновение, мальчик скользким угрём кружил вокруг противницы, успевая при этом атаковать.

Несколько секунд спустя женщина в чёрном, казалось, что-то заметила, издала лёгкое удивлённое хмыканье и исчезла — сгинула прямо перед глазами Чжан Чэнлина!

Даже с достигнутым прогрессом в кунг-фу Чжан Чэнлину недоставало боевого опыта. Он испуганно застыл, озираясь по сторонам в попытке уловить признаки движения. Женщина внезапно материализовалась за его спиной, и Чжан Чэнлин почувствовал, как от шеи по телу расходится онемение.

Чужая рука зажала ему рот: мальчишку похитили.


Примечание к части

∾ Бумаги сюань — бумага высочайшего класса для каллиграфии и живописи. Технология её изготовления внесена в список нематериального культурного наследия Китая.

∾ Вышел за петуха — следуй за петухом, вышел за собаку — следуй за собакой — одна из многочисленных китайских поговорок о том, что женщина должна безропотно принять свою судьбу и всегда слушаться мужа, кем бы он ни был: 嫁鸡随鸡嫁狗随狗. Поговорка интересна тем, что у образов животных в ней есть ещё и второй смысл. Китайские слова «курица» (ji) и «собака» (gou) близки по звучанию словам «нищий» (qi) и «старик» (sou). Истоки поговорки, впрочем, с тем же смыслом, отходят к словам «выйдешь за нищего — следуй за ним, выйдешь за старика — следуй за ним».

∾ Нэйгун (内功, дословно «внутренняя работа») — искусство совершенствования способностей человека. Использует медитации, физические и дыхательные упражнения.

Том 3. Глава 59. Дороги снова пересекаются


Примечание к части

Дорогие друзья! В связи с небольшим, но очень важным и радостным событием для нас - а это первая тысяча лайков! Мы решили опубликовать главу раньше положенного времени, чтобы порадовать вас, а также в знак нашей признательности, за ваши отзывы и за то, что выбираете наш перевод! Спасибо вам большое!


У Чжан Чэнлина осталась всего одна мысль: «Вот и всё, мне конец!»

Пока его опекал Чжоу Цзышу, их дела могли идти хорошо, плохо или как попало — при любой погоде шифу знал, как поступить. Этот человек был рождён для неусыпного бдения и стремительного реагирования. Глупо было состязаться с ним или Вэнь Кэсином в гибкости и быстроте ума, поэтому Чжан Чэнлин с удовольствием оставался несмышлёнышем и не засорял понапрасну голову. Но как только уповать стало не на кого, его котелок начал варить на полную.

Почему кучка одетых в чёрное женщин таскала за собой Гао Сяолянь, хотя она их откровенно бесила? Такая обуза непременно задержит в дороге. Ещё и корми её! Видимо, Гао Сяолянь представляла какую-то ценность, иначе её давно бы отправили на тот свет. В цзянху всегда хватало мерзавцев, готовых убить за здорово живёшь. Но тогда… Тогда и его, Чжан Чэнлина, должны были прихлопнуть на месте! А если взяли живым, то только для получения ценных сведений.

Станут ли его пытать — вот что интересно! Чжан Чэнлин принял твёрдое решение: как бы над ним ни издевались, нельзя называть свое настоящее имя. Это только прибавит проблем при его печальной известности… Но что, если Гао Сяолянь его выдаст?

Обрывки идей хаотично роились в мозгу Чжан Чэнлина, пока незнакомка тащила его из гостевого дома, будто мешок с картошкой. Лишь найдя темный угол за конюшней, женщина перевела дух и поставила пленника на землю. Юный герой вовсю таращил глаза, разрываясь между изумлением и паникой, пока похитительница одну за другой распечатывала его акупунктурные точки. После этого она сдёрнула с лица маску и сердито осведомилась:

— Это ведь ты, Чжан Чэнлин? Маленький недоумок!

Загрузка...