Дарю тебе сердце

Глава 36

Доусон Блейкли в одиночестве сидел в библиотеке в своем большом особняке, расположенном на самом краю обрыва. На коленях у Доусона лежала раскрытая книга, но он не читал: он сидел с закрытыми глазами, откинув голову на подголовник кресла, и лениво раздумывал над вопросом, стоит или не стоит идти обедать. Решив наконец, что не стоит, он улыбнулся и задремал, подумав, перед тем как заснуть: «Кажется, я старею».

Кэтлин постучалась в парадную дверь. Ей открыл Джим, самый старый и преданный слуга Доусона. Увидев, кто пожаловал, слуга расплылся в улыбке.

– Мисс Кэтлин! – радостно воскликнул он и почтительно поклонился. – Входите. Вот уж мистер Доусон удивится! Но уж поди и обрадуется.

– Спасибо, Джим. Значит, твой хозяин дома?

– Да, мэм, он в библиотеке. Сейчас я его позову.

– Не стоит, Джим, не трудись, я сама к нему пойду.

– Хорошо, мисс Кэтлин. Вам принести чего-нибудь? Может, кофе или вина?

– Спасибо, Джим, ничего не нужно.

Кэтлин направилась к библиотеке. Последние лучи заходящего солнца окрасили комнату в красноватый цвет. Подойдя к креслу, Кэтлин присела на скамеечку рядом. Некоторое время она просто сидела и смотрела на красивое лицо спящего. Он казался таким спокойным, умиротворенным, что Кэтлин было даже жаль его будить. Наконец она встала, с улыбкой дотронулась до его щеки и негромко позвала:

– Доусон!

Длинные темные ресницы дрогнули, веки медленно приоткрылись. Увидев Кэтлин, он широко улыбнулся, большая смуглая рука накрыла ее пальцы, касающиеся его щеки.

– Я умер и попал в рай, или ты в самом деле здесь? – медленно произнес Доусон.

Кэтлин рассмеялась:

– Я в самом деле здесь. – Он сделал движение, собираясь встать, но Кэтлин жестом остановила его. – Не вставай, пожалуйста, сиди как сидишь, у тебя такой уютный вид, что мне даже не хотелось тебя будить.

Доусон снова откинулся на спинку кресла, взял руку Кэтлин и поднес ее к губам.

– Если бы ты меня не разбудила, я бы тебя никогда не простил. – Доусон сонно зевнул и тут же извинился: – Прошу прощения. Могу я чем-нибудь помочь, дорогая? У тебя что-то случилось? Давай говори, что от меня требуется, я все сделаю.

– Что требуется? А вот что, Доусон: помолчи немного и дай мне рассказать.

– Извини, дорогая, просто я так рад тебя видеть, что…

– Тс-с. – Кэтлин приложила палец к его губам. – Я говорю серьезно. Доусон, мне нужно сказать тебе кое-что важное, и я хочу, чтобы ты пообещал, что помолчишь и не будешь меня перебивать. Обещаешь? – Доусон кивнул. Кэтлин сложила руки на коленях, вздохнула и продолжила: – Даже не знаю, как начать. Доусон, Ханна, упокой Господи ее душу, перед самой смертью рассказала мне нечто такое, о чем я и не догадывалась. Она пересказала мне содержание разговора, который произошел у тебя с моим отцом в тот день, когда ты приехал в Сан-Суси просить моей руки. – Вглядевшись в лицо Доусона, Кэтлин поняла, что он удивлен. – Видишь ли, в тот день Ханна должна была поехать со мной и с мамой в Натчез, но плохо себя почувствовала и осталась дома. Когда ты пришел, она была у себя. Ханна услышала громкие голоса, встревожилась и спустилась вниз. Представь себе, Доусон, она подслушивала у двери библиотеки и слышала весь ваш разговор, но молчала о нем до последнего дня. Когда Ханна перед самой смертью мне все рассказала, я сначала даже не поверила. Понимаешь, когда ты ушел, я убедила себя, что ты меня не любишь, что я тебе надоела.

– О, Кэтлин, я…

– Прошу тебя, Доусон, дай мне закончить. Ты уехал, ничего не объяснив, и я все эти годы пребывала в уверенности, что ты так и не приходил к отцу просить моей руки. Доусон, я хочу попросить у тебя прощения за все страдания, что мой отец тебе… то есть нам причинил. Сейчас я знаю, что ты любил меня так же сильно, как я тебя, и отец своим отношением оскорбил и глубоко ранил тебя. Но тебе известно, что я очень любила отца, и я могу его простить. Он поступил так, как, ему казалось, будет лучше для меня. Доусон, я хочу, чтобы ты знал: меня не заботит то, что твоя мать носила фамилию Харп, или то, что ты провел первые двадцать лет жизни в Нижнем Натчезе. Я считаю – и хочу, чтобы ты это знал, – что кровь Блейкли и Харпов, которая течет в венах Скотта, для меня ничуть не хуже крови Ховардов и Борегаров. Скотт замечательный ребенок, он очень похож на тебя, и я счастлива, что отцом моего ребенка стал такой красивый, умный и благородный человек, как ты. Вот, пожалуй, почти все, что я собиралась тебе сказать. У меня остался только один вопрос: почему ты не сказал мне правду еще тогда? Почему ты уехал так внезапно, ничего не объяснив? Почему не взял меня с собой? – Кэтлин замолчала и выжидательно посмотрела на него.

Лицо Доусона смягчилось, взгляд потеплел, он усмехнулся.

– Радость моя, это не один вопрос, а целых три.

– Доусон Блейкли, извольте говорить серьезно! – возмущенно воскликнула Кэтлин, но она улыбалась.

– Кэтлин, это же так просто! Я не мог сказать тебе правду, и ты сама поймешь, если задумаешься. Твой отец меня переиграл, у меня не оставалось выбора, Луи Борегар был очень умным человеком. Ты была тогда шестнадцатилетней девочкой и безгранично доверяла отцу. Если бы я обвинил твоего отца во лжи, кому бы ты поверила, мне или ему? А если бы я убил его на дуэли, ты по-прежнему хотела бы стать моей женой? Подумай, Кэтлин, и ты поймешь, что у меня не было выхода. Когда ты была на борту «Моей Дайаны», мне страшно хотелось рассказать тебе все, но я промолчал и занялся с тобой любовью. Ты хотя бы представляешь, чего мне стоило отпустить тебя, какую боль мне причиняла мысль, что ты считаешь меня беспринципным мерзавцем? Мое сердце было разбито, как и твое. – Вспоминая то время, Доусон помрачнел и покачал головой.

– Ты прав. – Кэтлин снова погладила его по щеке. – Бедненький ты мой.

– И вот теперь ты все знаешь, – мягко сказал Доусон. – Но, насколько я понимаю, ты еще не закончила. Минуту назад ты сказала, что это почти все, что ты хотела сказать.

Кэтлин улыбнулась.

– Надеюсь, оставшаяся часть будут приятнее. Доусон, ты все еще меня хочешь? Ты согласен на мне жениться?

– Господи, Кэтлин, и ты еще спрашиваешь? Да я хотел тебя каждую минуту все эти годы! Я мечтаю на тебе жениться с того самого мгновения, когда увидел, как ты проезжаешь по улице в коляске вместе с родителями.

– Доусон, я не хочу тебя обманывать. Я уже говорила, что полюбила Хантера, это правда. Но его больше нет, а у нас с тобой есть общий сын. Признаюсь честно, я не уверена, что смогу испытывать к тебе те же чувства, какие испытывала в шестнадцать лет. Слишком много всего произошло с тех пор. Но если я тебе все еще нужна, я выйду за тебя замуж.

– Кэтлин, дорогая, – с улыбкой сказал Доусон, – если ты выйдешь за меня замуж, тебе даже не обязательно меня любить, моей любви хватит на двоих. – Его улыбка сменилась озорной усмешкой. – Кроме того, радость моя, может, у меня и появилась седина на висках, но кое-какие силенки во мне еще остались. Ставлю восемь против пяти, что мне понадобится всего несколько недель, чтобы ты снова в меня влюбилась.

– Какая самоуверенность! – Кэтлин рассмеялась и погладила пальцами его бакенбарды. – Мне нравится твоя седина. Ты стал еще красивее, чем был в тот вечер, когда я впервые увидела тебя в Сан-Суси, – если, конечно, такое вообще возможно.

– Благодарю. – Доусон встал и помог встать Кэтлин. – А теперь, девочка моя, если ты поднимешься со мной наверх, я прямо сейчас приступлю к осуществлению плана по возвращению твоей любви.

Кэтлин смущенно хихикнула:

– Доусон, ты неисправим!

– Знаю. – Он подмигнул. – Но ведь тебе это нравится, не так ли?

Обнявшись, они медленно поднялись по лестнице. Солнце уже совсем село.

– А знаешь что, – прошептал Доусон, касаясь губами ее волос, – кажется, впервые нам можно не торопиться. В кои-то веки мы можем заниматься любовью медленно, обстоятельно, не спеша, не так, как бывало раньше, когда мы бросались друг на друга с неистовством обреченных. Любовь моя, я уже предвкушаю, как медленно доведу тебя до безумия, прежде чем…

– Доусон, ты забываешь, что у нас есть девятилетний сын. Скотт обещал вернуться домой ровно в девять.

– Об этом я и правда забыл. – Доусон еще ближе привлек ее к себе. – В таком случае, женщина, быстро марш наверх!

– Доусон!

– Я пошутил, – усмехнулся он.

Они медленно поднялись по лестнице и вошли в спальню.

– Раньше мне казалось, что это самая красивая комната, какую мне только доводилось видеть, и сейчас я думаю так же, – сказала Кэтлин, подходя к высокому окну. Из окон открывался вид на речной порт и огни Нижнего Натчеза, вдали виднелись огоньки судов на реке Миссисипи. Кэтлин повернулась спиной к открытому окну и еще раз оглядела комнату. – Здесь все выглядит точно так же, как в тот раз, когда я была здесь впервые. Ты ничего не изменил.

– С той ночи я ни разу не заходил в эту комнату, – признался Доусон, подходя к ней.

Кэтлин подняла на него удивленный взгляд.

– Как, ты не был в своей собственной спальне? Но почему? И где же ты в таком случае спал?

– В ту ночь, когда я впервые привез тебя в свой дом и привел в эту спальню, ты как будто наполнила ее своим присутствием, с тех пор я стал воспринимать эту комнату как нашу общую. И когда я тебя потерял, я просто не мог здесь находиться. Я велел Джиму регулярно прибирать в комнате, но ничего в ней не менять.

Кэтлин улыбнулась и протянула руку к камее, висящей на цепочке у него на шее.

– Доусон, оказывается, ты такой же сентиментальный, как я. Неисправимый романтик.

Доусон рассмеялся:

– А ты в этом сомневалась? – Он поцеловал Кэтлин в щеку, затем отошел от нее, сел на кровать, широко раздвинув колени, и, усмехаясь, позвал: – Иди ко мне.

Кэтлин подошла и встала у него между ног. Доусон обхватил ее за талию, придвинул ближе и крепко зажал ее ноги своими коленями.

– Доусон Блейкли, вы делаете мне больно. Незачем сжимать меня своими ногами, я никуда не денусь, – шутливо возмутилась Кэтлин.

– Прости. – Доусон усмехнулся, но колени все-таки раздвинул. – Я так привык, что ты вечно убегаешь, что теперь мне нелегко освоиться с мыслью, что на этот раз ты меня не бросишь.

– Понимаю, дорогой. Обещаю, что на этот раз ты меня не потеряешь.

Взъерошив его густые темные волосы, Кэтлин наклонилась к нему и поцеловала в губы.

– Дорогая моя, коль скоро этот вопрос решен, я вынужден тебя отчитать.

Брови Кэтлин поползли вверх.

– Это еще за что?

– Мне не нравится твое платье.

Кэтлин оглядела свое платье.

– И чем же, скажи на милость, оно тебя не устраивает? К вашему сведению, мистер Блейкли, это мой лучший наряд.

– Платье красивое, спору нет, и цвет тебе к лицу, но оно слишком открытое. Ты забыла, что я говорил тебе на этот счет?

– Боже правый, да ты совсем не изменился! – расхохоталась Кэтлин.

– В том, что касается тебя, – нисколько.

– Помнится, ты говорил, что я могу носить открытые платья, когда мы встречаемся наедине. Но сейчас мы одни, или я что-то упустила? – Кэтлин сделала вид, что оглядывает комнату.

– И по дороге сюда ты никого не встретила? – спросил Доусон с напускной серьезностью.

– Доусон, у меня теперь не так много платьев, как раньше. Я больше не могу себе позволить выбрасывать старые вещи или сорить деньгами, я…

– Можешь, любовь моя. Ты забыла, что у меня куча денег и я просто сгораю от нетерпения потратить их на тебя. Я буду счастлив купить тебе все, что ты только пожелаешь.

– Все это прекрасно, мой щедрый покровитель, но пока я бы хотела остаться в этом платье, можно?

– Нет, – Доусон дерзко усмехнулся, – нельзя.

Кэтлин уперла руки в бока.

– Это еще почему?

– Потому что хотя оно и открывает посторонним взглядам слишком много твоего прекрасного тела, лично от меня оно слишком много скрывает. Сними его, радость моя.

– Доусон, – прошептала Кэтлин с обольстительной улыбкой, – ты же знаешь, как я избалована. Я не привыкла раздеваться сама, сними его с меня, пожалуйста.

Доусон расхохотался:

– Дорогая, пока я рядом, тебе больше никогда не придется делать это самой.

Его смуглые пальцы легли на застежку платья. Как только он спустил лиф платья с ее плеч, с его красивого лица исчезла улыбка, уступив место выражению любви и желания, темные глаза еще больше потемнели от страсти.

Лежа на боку, Доусон прижимал ее к себе и неторопливо курил сигару. Пожалуй, впервые в жизни он испытывал ощущение столь полного счастья и удовлетворения. Они занимались любовью так, как никогда раньше. Оба действовали неспешно, даже чуточку с ленцой, и это было восхитительно. Раньше, занимаясь с Кэтлин любовью, Доусон не мог отделаться от ощущения скоротечности происходящего. Сейчас на смену ощущению какого-то надрыва, безотлагательной потребности пришла блаженная уверенность, что она будет с ним всегда. Доусон Блейкли чувствовал себя счастливым человеком, чья жизнь состоялась.

Золотоволосая голова его любимой покоилась у него под подбородком, ее спина прижималась к его груди, его рука свободно лежала у нее на талии, и он чувствовал, что наконец обрел рай.

Доусон поцеловал Кэтлин в макушку и тихо спросил:

– Ну что, ты в меня уже влюбилась?

Кэтлин усмехнулась и повернула голову, чтобы видеть его лицо.

– Пока не совсем, но я на пути к этому.

Доусон рассмеялся:

– И ты же обвиняешь меня в сентиментальности!

– Да, знаю, я еще хуже тебя.

– Нет, не хуже. Ты еще не знаешь, что я сделал. – Вспомнив что-то, Доусон рассмеялся.

– Что, Доусон? Расскажи.

– Уж и не знаю, стоит ли рассказывать, мне стыдно за себя. Боюсь, ты сочтешь меня безнадежным дураком.

– Не сочту, честное слово, расскажи.

Доусон затянулся, выпустил дым к потолку и медленно начал:

– Дело в том, что когда я собирался на тебе жениться, я купил тебе обручальное кольцо с бриллиантом в три карата и…

– Ой, Доусон, как мило! И ты хранил это кольцо все эти годы?

– Погоди, дай досказать. Ты не слышала самого плохого. В ту ночь, когда ты пришла ко мне на пароход, я зажал это кольцо в кулаке и выбежал на палубу, чтобы в последний раз посмотреть на тебя. Потом я велел Сэму отчаливать и выбросил кольцо в Миссисипи.

Кэтлин ахнула и прикрыла рот рукой.

– Доусон, какая грустная история! Как ты думаешь, нам удастся его найти?

Доусон снова привлек Кэтлин к себе.

– Не говори глупости, пароход же плыл по реке, одному Богу известно, где лежит это кольцо. Кроме того, я могу купить тебе целую кучу украшений, если они тебе нужны. А эту историю я рассказал только потому, что думал, она покажется тебе забавной.

– Вовсе она не забавная, скорее грустная и трогательная. И мне не нужна куча бриллиантов, я хочу точно такое же кольцо, как то, которое ты выбросил.

– Можешь не сомневаться, девочка моя, оно у тебя будет. Сделаем так, я завтра же пойду и куплю тебе кольцо, затем ровно в три часа дня приду с ним в Сан-Суси. Когда Скотт вернется из школы, я буду у тебя, и мы вместе скажем ему, что решили пожениться. Как тебе нравится такой план?

– Очень нравится. Спасибо, Доусон. – Кэтлин прижалась к нему и устроилась поуютнее. Немного помолчав, она неуверенно проговорила: – Доусон, можно задать тебе один вопрос?

– А что, если я скажу «нельзя», ты промолчишь? – со смешком спросил он.

Кэтлин тоже засмеялась.

– Честно говоря, нет. Я понимаю, это не мое дело и мне не следует спрашивать, но ничего не могу с собой поделать… скажи, когда мы были далеко друг от друга, ты… у тебя… много у тебя было женщин?

Доусон захохотал:

– Ты права, это не твое дело, но я все равно отвечу. – Он посерьезнел. – Любовь моя, я не хочу тебя обманывать, конечно, у меня были другие женщины, и немало, вряд ли я мог бы прожить столько лет как монах. Но мое сердце всегда принадлежало только тебе, Кэтлин, я больше никого никогда не любил, – закончил он и нежно поцеловал ее в губы.

Кэтлин вздохнула:

– Как это ни печально, но мне пора идти.

– Нет, – Доусон обнял ее еще крепче, – я не хочу, чтобы ты уходила.

– Я тоже не хочу, но, как я уже говорила, к девяти часам вернется Скотт. Если меня не окажется дома, он забеспокоится.

– Послушай, а не пора ли мальчику привыкать к самостоятельности?

– Доусон!

– Да шучу я, шучу. – Он разжал руки, и Кэтлин встала.

– Хватит валяться, вставай.

– О, Кэтлин, только не это, не заставляй меня вставать! – дурашливо взмолился Доусон.

– Кажется, кто-то уверял, что мне больше не придется одеваться самой. Какая же короткая у некоторых память! – поддразнила Кэтлин.

Доусон с быстротой молнии вскочил с кровати, натянул брюки, метнулся к стулу и схватил с него платье.

– Ну, долго мне тебя ждать?