Дай мне шанс

Глава 2

Поднявшись из-за грубо сколоченного стола, за которым он работал, Том Чамберс вынул пиво из холодильника, стоявшего в углу затененной комнаты, потом подошел к окну. На узкой улочке было тихо, только двое ребятишек пинали проколотый мяч возле грязной канавы с размокшим мусором.

Звуки музыки, больше похожие на какофонию, протяжный гул машин, доносившийся с близлежащих улиц, пропитывали битком набитые людьми лабиринты гетто. Здесь стены жирно измазаны надписями, окна и двери постоянно закрыты, а дух насилия витает в воздухе.

Приезд сюда мог для Тома Чамберса с легкостью оказаться последним поступком в его жизни. Безумнее было только решение, которое он принял три года назад, — оно-то теперь и определяет сюжетную линию его пути. Он приехал в город, где Рейчел, женщина, которую он любил, погибла из-за его собственной глупости и высокомерия.

Скользнув поверх крыш, глаза Тома прошлись по видневшимся вдали серым стенам Кастильо-де-Сан-Фелипе. Теперь этот форт посещали туристы, тревожа призраки прошлого. Когда-то засевшие там испанцы окончательно разбили англичан, а совсем недавно зашедший в один из казематов охранник объявил о страшной находке — мертвой женщине.

Тело Рейчел.

Невыносимый огонь по-прежнему жег его грудь, когда он возвращался памятью в тот день. Он знал уже, что сделали с ней, — они послали фотографии, не скрывшие ни единой отвратительной, унизительной детали. Чего не было на снимках, так это лиц похитителей. А лицо, которое можно было разглядеть, было не ее лицо — распухшее, изуродованное, сведенное судорогой боли; он похоронил память о нем глубоко внутри себя и с тех пор нес в себе ее боль. Но Боже, как он тосковал без нее! Как до сих пор он хотел ее! Как горько ему было, что стрелки часов невозможно повернуть назад.

Когда они встретились, Рейчел была редактором отдела по правам человека в Новом Орлеане. Через несколько недель она встала из-за письменного стола и отправилась «в поле», чтобы применить журналистские навыки за пределами редакционных стен, ограничивающих ее свободу.

Воспоминания снова зажали сердце Тома Чамберса в тиски боли. Несмотря на ставни, сырость и влажность тихонько вползали в дом, тело его взмокло от пота. Он поднес пиво к губам и машинально пил, оно вливалось внутрь, быстро заполняя желудок. Возвращение сюда, призраки прошлого, стремление бередить незажившие раны — это, конечно, сумасшествие, но он всегда знал, что однажды так произойдет.

Том направился обратно к столу, где лежали ноутбук, 9-миллиметровый автоматический пистолет и стопка газет. Он пытался собрать о Рейчел все, используя любую возможность, чтобы соединить разрозненные черты в картины заключительных ужасов ее жизни, тем самым растравляя свою печаль и наказывая себя. Целью его собственной миссии в Колумбии было стремление вывести на чистую воду семейство Галеано и правительственных чиновников, которыми оно, по сути, управляло. Рейчел же пыталась привлечь внимание мировой общественности к тому, что происходит с детьми, теми, которых называли одноразовыми или отходами человечества. Хотя ее похищение не афишировали, оно, как и ее смерть, получило огромный резонанс, заголовки газет во всем мире пестрели ее именем. За неделю до смерти она занималась своей темой, и теперь Чамберс не мог забыть о том, что так волновало ее тогда.

Впервые это показала ему Рейчел. Он только что добрался до отеля «Каса Медина» в Боготе, прилетев с севера страны, где провел несколько дней. Она ждала его, и как только он вошел в комнату, сунула ему в руки машинописные страницы. Это ему в ней тоже нравилось — страсть, с какой она делала свою работу. Речь шла о приглашении, разосланном по почте по всему округу Лос-Мартирес в Боготе, в кем сообщалось о начале новой кампании «социальной зачистки»:

ПРОМЫШЛЕННИКИ, БИЗНЕСМЕНЫ, ГРУППЫ ГРАЖДАН И ОБЩЕСТВО ОКРУГА ЛОС-МАРТИРЕС В ЦЕЛОМ ПРИГЛАШАЮТСЯ НА ПОХОРОНЫ ПРЕСТУПНИКОВ, ОРУДУЮЩИХ В ЭТОЙ ЧАСТИ СТОЛИЦЫ, КОТОРЫЕ НАЧНУТСЯ СЕГОДНЯ И ПРОДОЛЖАТСЯ ДО ПОЛНОГО ИСТРЕБЛЕНИЯ.

Он вспомнил ее гнев и огорчение, когда она требовала объяснить, почему виновные уходят от наказания и почему это никого не волнует.

— Неужели, черт побери, эта тема не заслуживает первой полосы? — кричала она, и ее карие глаза яростно сверкали. — Если они не американцы, не евреи, не французы, не британцы, то и за людей не считаются? И ты, Том Чамберс, мог бы оказать мне здесь поддержку. Один Бог знает, как она мне нужна!

— Эй, у тебя она есть, — заверил он. — И еще у тебя есть шанс напечататься. Я слышал, ты получила первую полосу в «Нью-Йорк таймс» в завтрашнем номере. Ты знаешь?

От такой новости она умолкла и посмотрела на Тома в изумлении, потом глаза ее засияли.

— Ты дурачишь меня? — все же спросила она подозрительно.

— Позвони им. Сегодня вечером редактор на месте. Я говорил с ним по дороге сюда.

— И уговорил его, — с упреком сказала она.

— Нет, это ты его уговорила. Точнее, твой материал! Это великие новости, дорогая! Ты станешь известна в Лондоне, Париже, Торонто, ты заработаешь имя.

Она взглянула на него, глаза пылали, потом появилась улыбка, по которой он понял, как сильно ей хочется поверить ему.

Рейчел отвернулась, а он встал у нее за спиной, обнял и привлек к себе. Он знал, как близко к сердцу она принимает те трагедии, о которых пишет, и как старается выставить на всеобщее обозрение несправедливость и коррупцию.

Через некоторое время Чамберс ощутил ее напряженность. Рейчел подняла голову, и они одновременно посмотрели на свое отражение в затемненном стекле. Ее гладкая смуглая кожа, точно так же как и неумная страсть, указывала на происхождение: у Рейчел были американские и креольские корни. Густые волосы черного дерева, подрезанные покороче скорее для удобства, чем ради стиля, увеличивали ее глаза и подчеркивали огонь, горевший в них. Но взгляд все равно оставался уязвимым. Ее скулы, высокие и гордые, королевский росчерк ноздрей, яркая наполненность губ, изящная чувственность тела все сильнее захватывали его в плен, Чамберс не мог этого отрицать.

Подняв руку, она коснулась его глаз, которые видели множество трагедий и страданий — он всю жизнь боролся с несправедливостью. Она любила его больше всего на свете и знала, насколько он предан бедным людям, как переживает из-за их мучений. Он единственный, перед кем Рейчел могла излить свою ярость и беспокойство, будучи уверена, что ее поймут. Он всегда оказывался рядом в моменты безнадежности и бессилия, его меткое слово и злой юмор способны были рассмешить ее даже в самые тяжкие минуты.

— Я говорил и с Франсиско, — добавил он. — Он пытался связаться с тобой и сообщить, что готов предоставить тебе внутреннюю полосу в завтрашнем номере «Эль-Темпо». С материалом за твоей подписью, если хочешь.

Ее темные глаза сузились.

— Почему бы мне не хотеть этого?

Том молчал.

— О Боже! — простонала Рейчел, когда до нее дошло.

Он кивнул.

Она замотала головой в отчаянии:

— Эта страна не христианская, это варварская страна.

— Поэтому я и хочу, чтобы тебя здесь не было к концу недели, — сказал он.

— Что-то случилось? — тревожно спросила она.

— Со мной пару дней назад связались представители картеля «Кали», — сообщил он. — Обещают помочь выйти на одного человека, который не намерен возвращаться в ряды «Толима». Утром я лечу в Кали. Я хочу, чтобы в следующий четверг ты встретила меня в Картахене. Если у этого парня есть что-то стоящее, то я попробую получить это сразу. Если нет, я подумал, что мы могли бы провести некоторое время вместе, только ты и я.

Она склонила голову набок, его предложение явно заинтересовало ее, глаза загорелись.

— И что мы будем делать? — поддразнила она.

Он взялся за пуговицы ее рубашки и начал расстегивать.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он.

Она не мешала ему, и когда ее рубашка упала на пол, обвила руками его шею.

— Я мечтала о тебе вчера вечером, — призналась она.

Его брови поднялись.

— Ты хотела вот этого? — улыбаясь, поинтересовался Том. — Ты мне расскажешь?

Ее глаза затуманились, когда его губы оказались очень близко к ее рту.

— Это было ужасно странно, даже извращенно, — предупредила она.

— Я готов даже от звука твоего голоса, — сообщил он. — Так что мы делаем?

Встав на цыпочки, она прошептала ему в ухо.

Его глаза на мгновение расширились, потом он крепко привлек ее к себе.

— Пришло время воплотить мечту.

Воспоминания об их последнем вечере были слишком болезненны. Страсть сопровождала их, но не была главной. Были сумасшедший смех, безумие, невероятная близость и нежность. А теперь жить с постоянной тяжестью вины за то, что такого больше никогда не случится. А все потому, что когда происходило самое страшное, он был в Кали и думал только о том, как бы поскорее забить последний гвоздь в гроб Эрнана Галеано! Гроб, который был уже заказан.

Сообщение, полученное им, не оставляло времени для сомнений: гринго должен отказаться от расследования, связанного с деятельностью некоторых колумбийских бизнесменов и политических деятелей, и убираться из страны немедленно. Вот тогда-то Чамберс и совершил самую большую ошибку.

Оглядываясь назад — на недели, месяцы, годы, — Том никак не мог понять, почему он не сделал того, что они требовали, и не убрался тотчас, немедленно. Нельзя это объяснить тем, что он остался ради материала, он мог напечатать его позже, после того как выпустят Рейчел. Но все пошло не так. И когда Чамберс доехал до аэропорта и повторно соединился со связным Галеано, насилие уже свершилось, и через два дня тело Рейчел было обнаружено в форте Сан-Фелипе.

Так почему же, о Господи, он не сделал так, как ему было велено, он ведь лучше всех знал, сколь мала для наркобаронов цена человеческой жизни? Ответ один: высокомерное ослепление и глупость. Том считал, что если Рейчел американка, да еще женщина, то они не посмеют причинить ей вред, Какой дурак! Самодовольный сумасшедший! Конечно, видит Бог, он заслужил свои муки, он заслужил жить с ними до могилы, не зная ни дня отдыха или просвета.

— Эй, парень, пришло время закрыть лавку и пойти развлечься!

Чамберс нахмурился. Он настолько глубоко погрузился в воспоминания о Рейчел, что машинально взял телефонную трубку и едва понял: от него ждут ответа.

— Пако, — узнал он своего друга.

— Давай приходи ко мне в кафе. Я заказываю тебе блинчики с мясом. Думаю, ты проголодался.

В животе Чамберса заурчало — моментальный ответ на своевременное предложение Пако.

— Дай мне час времени, — сказал он.

Кафе находилось недалеко, в старом городе, но в такую жару он горел желанием сначала принять душ, Кроме того, он не мог выйти из комнаты, не позаботившись о своей работе — заметках и набросках сценария. Ноутбук он оставит на хранение у Лиобы, душевной и по-матерински заботливой женщины, которая жила через холл. Дискету с записью файла он брал с собой всякий раз, когда куда-нибудь отправлялся.

— Есть новости, мой друг, — сказал Пако, когда Том присел к нему за столик в шумном кафе. Музыкальный автомат пульсировал тяжелым, быстрым ритмом, полупьяная пара в ярких шортах и соломенных сомбреро раскачивалась и кружилась, поощряемая горластыми друзьями.

Чамберс наблюдал за ними и ждал, когда Пако снова заговорит.

— Сегодня позвонили из «Санта-Клары». Кто-то тебя ищет.

Том почувствовал, как участился пульс.

— И кто это? — спросил он, поднимая кружку с пивом. Кроме Майкла Маккена, он никому не говорил, что едет сюда, а тот не пытался бы связаться с ним в «Санта-Кларе».

— Не знаю. Но сам факт говорит о том, что тебя либо засекли, либо подозревают о твоем присутствии.

Том сделал добрый глоток и прошелся взглядом по увитым цветами балконам, висящим на беленых торцах домов. Покрытые красной черепицей крыши нещадно прокалились за день. Жаркую неподвижность неба нарушал лишь полет случайной птицы или самолета, чертившего на синем полотне белую полосу. Ничего подозрительного.

— Сколько времени ты еще намерен пробыть здесь? — спросил Пако.

— Неделю, а может, две.

— Как продвигается работа?

— Продвигается. Ты знаешь, где свидетель, который вызвался дать показания?

— Да-да, — кивнул Пако, — я нашел его приятеля. Нам сообщат.

Чамберс выгнул бровь:

— Значит, им известно, что я сейчас в городе.

— Но я плачу ему, чтобы он держал рот на замке, — возразил Пако.

— А может, Эрнан Галеано заплатил ему больше?

— Нет-нет, Галеано в тюрьме. Благодаря тебе это дерьмо арестовано и заперто.

— Кончай, Пако, ты не такой наивный. Галеано может сидеть за решеткой, но он все равно управляет оттуда всем и всеми. Мы оба отлично знаем, что из-за награды, объявленной за мою голову, я здесь популярнее Симона Боливара. Галеано ожидал моего возвращения, и наверняка этот твой парень уже послал ему весточку.

— Я думаю, — сказал Пако, — тебе надо съехать с квартиры. Очень может быть, что там небезопасно.

Том молча смотрел на него.

— Я знаю, ты подозреваешь меня, мой друг, — произнес Пако, — и ты прав. Ты должен подозревать каждого. Галеано ужасно хочет заполучить тебя, он тратит кучу денег, чтобы тебя найти. Забудем о свидетеле и его друге. Есть другие. Я найду их и заставлю заговорить. Я приведу их к тебе прежде, чем у них появится шанс шепнуть словечко людям Галеано. После того как ты поговоришь с ними, ты исчезнешь. Согласен? Мы найдем тебе место, полно таких мест. Ты должен продолжать действовать. — Пако встал и бросил несколько монет на стол. — Я приеду за тобой утром, как только рассветет. Подготовься к отъезду.

Том проводил его взглядом, допил пиво, встал из-за стола и отправился домой. Во время этой двадцатиминутной прогулки он чувствовал, что за ним следят, но, оглянувшись, никого не обнаружил. Он не придавал слишком большого значения этим своим чувствам. Он знал за собой такое, и его это не слишком тревожило.

Забрав у Лиобы бумаги и ноутбук, он пересек холл, вошел в свою квартиру и закрыл за собой дверь. Он не собирался никуда выходить сегодня вечером.

На следующее утро, когда золотой шар солнца начал вставать над далеким горизонтом, Пако уже поднимался по истертой лестнице. Тишина. Только улицы понемногу пробуждались к жизни, да вопли младенца раздавались где-то в глубине квартала. Он остановился у двери, оглядел холл и поднял руку, чтобы постучать. Едва его кулак прикоснулся к дереву, дверь открылась. Пако отпрянул, достал пистолет и вжался в стену. Он ждал и слушал, почти не дыша.

Он сделал шаг вперед, толкнул дверь, раскрывая ее шире, окликнул Тома.

Во рту стало сухо, сердце билось тяжело. Напрягшись, он вытянул руку с пистолетом и быстро вошел, готовый выстрелить в любую секунду.

В комнате пусто. Он заглянул в ванную. В зеркале отражалась голая стена, облицованная белой плиткой. На кровати явно спали. На плите стояла кастрюлька с холодным кофе. Никаких признаков борьбы или спешки заметно не было. Но все исчезло — Том, его компьютер, бумаги и одежда.

На полу, возле кровати, Пако заметил что-то белое и наклонился, чтобы поднять. Письмо Чамберсу на адрес вашингтонской квартиры. Много длинных страниц, аккуратно сложенных в надорванный синий конверт. Пако вытащил их и начал читать. Он понял, от кого это письмо, не заглядывая в конец. До возвращения в Колумбию Чамберс был в Бразилии вместе с англичанкой по имени Мичелл Роу. Пако знал о ней, Том сам рассказывал. Между ними не было никакого романа. Единственной их целью было разоблачить одного бразильца — главаря банды наемных убийц, устроившего собственную тюрьму, где пытали детей улиц.

Это дело скорее касалось Мичелл Роу, чем Чамберса, и письмо подтверждало это. Но сейчас Пако интересовало другое: куда, черт побери, делся Том?

Прислушиваясь к шагам в холле, он быстро засунул письмо под куртку и повернулся лицом к двери. Как он и ожидал, шаги замерли, и двое мужчин осторожно заглянули в комнату.

— Он уже убрался, — резко бросил Пако.

— Куда? — спросил тот, что пониже ростом.

— Не знаю, — ответил Пако. — Может, к черту.