Управление выставок и туризма Майами располагалось в высотном здании на Брикелл-авеню, в месте, подобающем статусу чрезвычайно важной организации. Все великолепие его значимости раскрывалось из окон, в прекрасных видах на центр города и небоскребы, Бискейнский залив и соседний стадион «Арена», нередко принимающий наших баскетболистов для истинно сокрушительных поражений.
Чудесный вид, практически открытка, как будто говорящая: «Смотрите, это Майами! Все как мы и обещали!» Впрочем, сегодня видами наслаждалась лишь малая толика служащих управления. Здание походило на гигантский, отделанный дубом улей, который кто-то разворошил палкой. Сотрудников тут вряд ли могло быть очень много, но сновали они туда и сюда столь проворно, так стремительно носились по коридорам, что со стороны казалось, будто в здании беспрерывно мечутся, как обезумевшие частички в бурлящем водовороте, сотни людей.
Дебора добрых две минуты простояла у стойки администратора (адское испытание для ее терпения), пока наконец возле нас не затормозила крупная женщина:
— Что вам нужно?
Дебс тут же схватилась за полицейский жетон.
— Я сержант Морган. Из полиции.
— Боже мой, — пробормотала женщина. — Скажу Анне…
И скрылась за дверью справа от стойки. Дебора обвиняющее уставилась на меня, прошипела «черт!», но тут дверь вновь с шумом распахнулась и к нам выкатилась низенькая дамочка с длинным носом и короткой стрижкой.
— Из полиции?! — возмущенно воскликнула она. Заглянула к нам за спины, потом обратилась к Деборе: — Из полиции нравов, что ли?!
Как ни привыкла Дебора ставить людей на место, с таким обращением, похоже, она столкнулась впервые. Моя сестра даже как будто чуть покраснела, затем, впрочем, сориентировалась и объявила:
— Сержант Морган. У вас имеется для нас информация?
— Некогда мне разводить политкорректность! — воскликнула дамочка. — Мне нужен настоящий полицейский, а не Блондинка в законе!
Дебора прищурилась; очаровательный румянец на ее щеках поблек.
— Если угодно, я могу вернуться с повесткой. Или с ордером на арест за препоны следствию.
Из глубины здания раздался чей-то визг, глухой стук, звон стекла. Дамочка подпрыгнула, пролепетала:
— Боже мой… ну ладно, идемте… — И куда-то понеслась.
Дебора демонстративно вздохнула, оскалилась, и мы отправились следом. Дамочка уже почти скрылась за дверью в самом конце коридора, а когда мы ее нагнали, усаживалась во вращающееся кресло за большим столом в зале для переговоров.
— Садитесь. — Она махнула на другие кресла большущим пультом дистанционного управления и, не дожидаясь, пока мы рассядемся, ткнула пультом в сторону огромного плоского телеэкрана. — Пришло вчера, но мы посмотрели сегодня утром.
Суматошная дамочка взглянула на нас и торопливо добавила:
— И сразу же вам позвонили! — Может быть, она все еще опасалась угрозы Деборы вернуться с ордером? Если так, она прекрасно контролировала свою дрожь.
— Что это? — поинтересовалась Дебора, опускаясь в кресло.
— DVD-диск. Смотрите!
Экран ожил, поморгал на нас замечательно информативными кадрами заставки, предлагающей опции «пауза» и «просмотр», и разразился пронзительным воплем. Дебора непроизвольно подпрыгнула.
Экран осветился, возникло изображение: с неподвижной точки откуда-то сверху мы увидели тело на белой кафельной поверхности. Глаза у тела были огромные, распахнутые и очевидно мертвые. Затем в кадре появился чей-то силуэт, частично скрыв собой мертвое тело. Нам было видно только чью-то спину, затем чью-то руку с пилой. Рука опустилась вниз, раздался визг пилы, врезающейся в плоть.
— Что за черт… — проговорила Дебора.
— Дальше хуже! — сообщила дамочка из управления.
Пила рычала и жужжала, фигура на переднем плане старалась изо всех сил. Затем пила выключилась, фигура уронила ее на кафельный пол, пошарила перед собой и вытянула в кадр ужасную груду поблескивающих влагой кишок. Вывалила их прямо под объектив камеры. А поверх всего этого, как бы выдавленные на куче внутренностей, на экране вспыхнули большие белые буквы: «Новый Майами: пробирает до печенок».
Картинка на мгновение застыла, потом экран погас.
— Подождите, — подсказала дамочка.
Экран снова мигнул, и нам нем засветился иной текст: «Новый Майами Ролик № 2». Мы увидели рассвет на пляже. Играла приятная музыка. Волна плеснула на песок. В кадре возник первый утренний бегун… и застыл как вкопанный. Камера переместилась налицо спортсмена, и нам показали, как паника сменяется подлинным ужасом.
Затем спортсмен бросился наутек, прочь от воды, прямо по песку, к дороге, и скрылся вдали. Камера снова переместилась; на экране возникли мои давешние приятели — счастливая расчлененная парочка, которую недавно обнаружили на пляже в Саут-Бич.
Картинка мгновенно сменилась, и вот уже мы видим первого прибывшего на место полицейского: он отворачивается в сторону, кривится и блюет. Снова резкий переход: лица случайных прохожих; люди в толпе выгибают шеи, чтобы разглядеть получше, — и застывают; еще лица; быстрее, быстрей; на каждом — свое выражение, своя неповторимая гримаса ужаса.
Затем на экране закружилась мозаика стоп-кадров: каждое показанное нам только что лицо, в маленьких квадратиках, в несколько рядов, постепенно заполнивших весь экран совсем как страницу в школьном фотоальбоме: дюжина испуганных физиономий паспортного формата, в три аккуратных рядочка.
И опять засветился текст: «Новый Майами: близок всем и каждому».
Экран погас.
Я просто-таки не знал, что сказать, и, судя по всему, не я один. Хотел было покритиковать мастерство оператора, ну, просто чтобы нарушить неловкое молчание — в конце концов, современному кинозрителю подавай динамику, но атмосфера в переговорной едва ли способствовала конструктивному обсуждению съемочного процесса, так что я промолчал. Дебора скрипела зубами.
Дамочка из управления туризма тоже ничего не говорила и вообще уставилась на прекрасный вид из окна. Наконец она первая начала:
— Мы полагаем, будут и другие ролики. Вы знаете, в новостях объявили про четыре трупа, так что… — Ее передернуло.
Я попытался заглянуть ей через плечо — интересно, что там в окне такого происходит? Но там ничего не было, лишь катер на заливе.
— Прислали вчера? — уточнила Дебора. — Обычной почтой?
— В обычном конверте, с почтовым штемпелем Майами, — сказала дамочка. — Запись на обычном диске, таком же, какими мы сами пользуемся. Их везде продают, во всех канцтоварах, повсюду!
В ее голосе звучало неприкрытое отвращение, а на лице появилось очаровательно человеческое выражение — нечто среднее между озабоченностью и равнодушием; поневоле задумаешься, как это ей удается привлекать людей хоть куда-нибудь, не говоря уж о том, чтобы завлекать миллионы туристов.
И едва эта мысль брякнулась в мой мозг, эхом отозвавшись на мраморе пола, как со Станции Декстер прямо на рельсы вырулил маленький поезд. С минуту я лишь наблюдал, как валит дым из трубы, затем прикрыл глаза и забрался в вагон.
— Что? — нетерпеливо воскликнула Дебора. — Что ты придумал?
Я покачал головой и еще раз повертел эту свою мысль. Дебора громко барабанила по столу пальцами; чуть слышно стукнул отложенный низенькой дамочкой пульт, а поезд наконец разогнался до полной крейсерской скорости, и тогда я открыл глаза и произнес:
— А что, если… кто-то хочет испортить имидж Майами?
— Ты повторяешься! — взорвалась Дебора. — И все равно это глупо! Так не бывает, чтобы кто-то обиделся на целый штат!
— А если не на штат? — не сдавался я. — Если только на тех, кто рекламирует этот штат?
И я красноречиво посмотрел на дамочку за столом напротив.
— На меня? — поразилась та. — Это все против меня?!
Тронутый такой скромностью, я одарил дамочку своей самой теплой фальшивой улыбкой.
— Против вас. Или вашей конторы.
Она нахмурилась, как будто и помыслить не могла, чтобы кто-то захотел напасть на ее контору, а не на нее саму, и с сомнением протянула:
— Ну…
Но Дебора хлопнула по столу и кивнула:
— Конечно! Теперь все понятно! Если вы кого-нибудь уволили и этот кто-то бесится…
— Особенно если этот кто-то с самого начала был слегка бешеный, — добавил я.
— Впрочем, как и большинство творческих людей, — подхватила Дебора. — Итак, кто-то потерял работу, был слегка не в себе, а потом решил отомстить… Мне нужно посмотреть все личные дела в отделе кадров.
Дамочка несколько раз открыла и закрыла рот, потом принялась мотать головой.
— Я не могу их вам показывать!
Дебора смерила собеседницу таким взглядом, что я уже приготовился к перепалке. Но сестра лишь встала и спокойно произнесла:
— Понятно. Идем, Деке.
И направилась к выходу. Я потянулся за ней.
— Что… куда вы? — вскричала дамочка.
— За ордером. И повесткой. — Не дожидаясь ответа, Дебс пошла прочь.
Я наблюдал. Дамочка целых две с половиной секунды думала, что Дебс просто блефует, потом сорвалась с места и помчалась вслед за ней с криками:
— Подождите!
В общем, так оно и вышло. Через несколько минут я оказался в каком-то дальнем кабинете, перед экраном компьютера. Рядом со мной за клавиатурой сидел Ноэль, до нелепости тощий американец гаитянского происхождения, в очках с толстыми стеклами и с ужасными шрамами на лице.
Как-то уж так повелось: когда Деборе нужно делать что-нибудь на компьютере, она всегда призывает на помощь брата, Компьютерного Доку Декстера. Я и впрямь достиг значительных успехов в определенных разделах темного и загадочного искусства компьютерного поиска, поскольку это очень нужное умение для моего скромного и безвредного хобби, которое заключается в поиске плохих парней, просочившихся сквозь щели нашей несовершенной судебной системы, для дальнейшего упакования их на запчасти в несколько аккуратных и компактных пакетов для мусора. Но также верно и то, что в нашем могущественном полицейском управлении имеется несколько компьютерных экспертов, способных столь же быстро справиться с работой, не вызывая никаких вопросов типа: почему обычный лаборант заделался отличным хакером? Когда-нибудь подобные вопросы могут поставить меня в неловкое положение, навести подозрительных людей на всякие ненужные мысли, чего я усиленно стараюсь избегать, особенно на работе, — ведь полицейские славятся чрезмерной подозрительностью.
Впрочем, жаловаться без толку: жалобы привлекают почти такое же внимание, — да и окрестные полицейские привыкли, что мы с Деборой всегда вместе. И в конце концов, разве могу я отказать своей младшей сестренке в помощи? Она же меня поколотит, это все знают!
Тем более что в последнее время она от меня отдалилась, стала какой-то раздражительной, — видимо, пришла пора повысить собственный КЛП — Коэффициент любезности и преданности.
Итак, я изобразил Дисциплинированного Декстера, уселся с Ноэлем, который явно злоупотреблял одеколоном, и мы стали обсуждать, что именно нужно найти.
— Слушай, — заявил Ноэль с сильным креольским акцентом, — я дам список всех уволенных за сколько? За два года?
— Два года — это хорошо, — согласился я. — Если их не слишком много.
Он пожал костлявыми плечами:
— Меньше дюжины. — Ухмыльнулся и добавил: — Гораздо больше народу сбегают от Джоанн сами!
— Давай печатай список, — поторопил я. — Потом проверим личные дела. Может, были жалобы необычные или угрозы.
— А еще, — сообщил он, — мы заказываем кое-что на сторону, другим фирмам, ясно? Иногда они проигрывают тендер — может, тоже бесятся со злости?
— Но ведь можно в следующем тендере участвовать, правильно?
Ноэль снова пожал плечами и едва не проткнул себе уши острыми косточками.
— Наверное… — пробормотал он.
— В общем, если речь не идет об отказе навсегда, если управление не объявляет им, что никогда больше не воспользуется их услугами, то сильно вряд ли.
— Тогда давай я буду смотреть уволенных, — согласился Ноэль и очень скоро распечатал список из неполного десятка имен с последними известными адресами проживания (всего девять человек, если говорить точно).
Едва застрекотал принтер, Дебора, стоявшая у окна, подскочила к нам и облокотилась на спинку моего стула.
— Что у вас? — нетерпеливо спросила она.
Я достал из принтера листок бумаги.
— Может, и ничего… Девять уволенных.
Она выхватила список у меня из рук и уставилась на имена как будто на тайную шифровку.
— Нужно проверить по личным делам, — объяснил я сестре. — Вдруг они угрожали кому-нибудь.
Дебора скрипнула зубами; ей явно не терпелось умчаться на улицу, по первому же адресу из списка, но она понимала, что сэкономит кучу времени, если мы сейчас рассортируем их по важности и поставим кого поинтересней в начало списка.
— Ладно, — нехотя согласилась она. — Только быстрее, поняли?
И мы заторопились пуще прежнего. Мне удалось отсеять двоих, «уволенных» после того, как Бюро иммиграции выслало их из страны. Но в начало списка попало лишь одно имя: Эрнандо Меца, сотрудник, который сделался буйным (да-да, в его личном деле именно так и было записано), после чего его пришлось насильно удалить из здания.
И знаете, что самое замечательное? Этот Эрнандо разрабатывал дизайн рекламных инсталляций в аэропортах и на круизных пристанях.
Инсталляций вроде тех, что мы увидели на пляже и в «Эльфийских садах».
Когда я рассказал об этом Деборе, сестра воскликнула:
— Черт возьми! Он самый! Прямо в цель!
Я тоже был согласен, что имеет смысл встретиться и поболтать с этим типом, но внутренний голос настойчиво шептал мне, что так просто ничего не бывает.
И тут уж как водится: если предчувствуешь неудачу, то скорее всего окажешься прав.