Дела и случаи нестарой школьной девы

Июнь 2000 года. Москва

Вечером за Ириной заехал Андрей. Она его не ждала: знала, что задержится — планировалось у них какое-то совещание. Поэтому, когда Ирина, выйдя на крыльцо, увидела его, задумчиво стоявшего, прислонившись к крылу машины, рядом с небрежно брошенным на капот огромным букетом разноцветных тюльпанов, засияла радостно и счастливо.

Она помнила, как полтора года назад у их школы стал появляться Павел. Он приезжал за Златой, а молоденькие — и не только — учительницы бегали смотреть на их любовь. И радовались, и умилялись, и вспоминали о том, как и у них всё начиналось когда-то. Или мечтали вот о таком же чувстве: трогательном, нежном, только-только зарождающемся, похожем на подснежники, проклёвывающиеся из-под рыхлого снега. И Ирина тоже бегала, конечно. И тревожно поглядывала на свою настрадавшуюся подругу и на не знакомого ещё Павла: боялась, а вдруг обидит он Злату. Но зря боялась. Всё у них получилось. И Ирина теперь так радовалась тому, что прошлой зимой к их школе начал приезжать Павел.

И вот теперь на том же самом месте стоял Андрей. Только была не зима, а самое начало лета. И всё вокруг цвело, пело и благоухало…

Забыв о своих принципах, Ирина слетела по ступеням — металлические набойки резво отстучали что-то весёлое и лёгкое — и бросилась к Андрею. Он тоже поспешил навстречу, и они почти столкнулись в калитке. И обнялись, и засмеялись. Все неприятности сразу перестали существовать, и влюблённая, более того, взаимно влюблённая, Ирина ощутила себя абсолютно счастливой. Как, впрочем, и Симонов, который неожиданно для себя решил, что, пожалуй, в тех сериалах, что так самозабвенно смотрят, а потом во время приёма, за что он их всегда гонял, увлечённо обсуждают их медсёстры, есть доля правды. Он себя ощущал сейчас именно таким вот сериальным героем. Неправдоподобно влюблённым. Невероятно счастливым. Умопомрачительно везучим.

А на следующий вечер он снова подумал, что его жизнь, похоже, решила навсегда уйти от реальности и переместиться в плоскость телевизионного мыла. Потому что вечером пятницы, когда он зашивал ногу пьяненькому дядечке, рухнувшему с дерева на штырь металлического забора, ему позвонила рыдающая Злата и, захлёбываясь слезами, заикаясь и подвывая, сообщила, что Ирине в лицо плеснули кислотой.

На мгновение Андрею почудилось, что он оглох и ослеп разом. Потом перед глазами предстало тонкое бледное лицо его невесты. Такое, каким он его в последний раз видел вчера, и каким оно уже никогда не будет. Сердце сжалось до размера кураги. Плохой, грязной да к тому же червивой. Кроме этого вот червя, который грыз, объедал его сердце, ставшее вдруг сухофруктом, он уже не чувствовал ничего.

Внезапно в трубке вместо испуганной Златы он услышал звонкий голос Ирины:

— Андрюша, не слушай её! Она тут просто с ума сошла от ужаса! А со мной всё в порядке. Не волнуйся!

— Ты где сейчас?! — спросил он и сам не услышал своего голоса. Горло не желало слушаться и издавать звуки. Он ударил кулаком в кафельную плитку процедурной — медсестра и пьяненький пациент испуганно замерли — и, напрягая все свои силы, ещё раз повторил:

— Ты где сейчас?

— Я в приёмной у нашей Полины Юрьевны, — Ирина явно хорохорилась, чтобы не напугать его.

— Сиди там и никуда не уходи! Я скоро приеду! Дай мне Злату, пожалуйста.

— Зачем? — она всё прекрасно понимала, конечно, но не хотела, чтобы подруга пугала его.

— Милая, дай трубку Злате. — Андрей говорил мягко, но твёрдо.

Послышался шум короткой борьбы, приглушённый писк, грохот, и, наконец, голос Рябининой, уже почти совсем взявшей себя в руки:

— Я слушаю, Андрей!

— Отобрала у неё трубку? Правильно сделала. Злат, я тебя прошу, просто умоляю, не выпускай ты мою невесту, напрочь утратившую инстинкт самосохранения, никуда, ни на шаг! Пригляди за ней! Ходи за ней по пятам! Я скоро приеду! Что у вас там? Милицию вызвали?

— У нас более-менее. Она, к счастью, почти не пострадала. А вот милицию не вызвали — Иринка не разрешает! Скандал учинила, буквально легла на телефон, а позвонить не дала. Я тебе еле успела набрать, пока она в туалете умывалась. А она вышла, услышала и трубку у меня отняла, а сейчас отдавать не хотела! Я с боем отобрала! А она вырывать пытается!

— Детский сад какой-то! — Симонов не знал, плакать ему или смеяться. — Хорошо. Я приеду и сам вызову. Ещё раз прошу тебя, запри ты её в каком-нибудь тихом безопасном месте! Желательно без окон. Пока её совсем там не изуродовали или жизни не лишили!

Бросив все дела, включая недозашитую ногу пациента, на коллег и схватив свой «катастрофический чемоданчик», как называл его ироничный отец, Симонов помчался к школе. Сердце-курага мучительно ныло, а потрясённый мозг рисовал картины, близкие к апокалиптическим. Вот обезображенное лицо и сожжённые кислотой глаза Ирины. Вот полуразрушенная неведомым изувером школа. На развалинах рыдающая Злата, обнимающая носилки, на которых запихивают в карету скорой помощи умирающую, обезображенную Ирину…

Обзывая себя истериком и психопатом, забыв о профессиональной выдержке, всю дорогу, которая заняла у него рекордно короткое, особенно с учётом вечерних пробок, время Андрей твердил одно:

— Господи, я тебя прошу, пожалей её! Пусть с ней всё будет в порядке! Господи, я тебя очень прошу!

Погода, как на грех, испортилась ещё с ночи. Весь день лил дождь и дул холодный, совсем не июньский ветер. Правда, влюблённому Симонову было всё равно, солнце ли на улице, или полярная ночь, торнадо и цунами вместе взятые. Весь день, как, впрочем, и все дни, прошедшие с исторического вечера, когда он нагло и самоуверенно заявил: «я хочу, чтобы ты стала моей женой» и услышал «да» — он был весел и счастлив, как никогда в жизни. И теперь летел по лужам, забыв об осторожности и удивляясь, как это он не заметил такой осенней погоды раньше.

Зарёванная Злата, всё ещё покрытая красными пятнами от высохших уже слёз, встретила его на крыльце и потащила на второй этаж в кабинет директрисы.

В помещении пахло валериановыми каплями и крепким кофе. Ирины нигде не было. Поздоровавшись, Андрей удивлённо оглянулся.

— Полина Юрьевна, это наш Андрей, Иринин Андрей… Андрей, это наша Полина Юрьевна. Лучший директор на свете.

Оба, хозяйка кабинета и Андрей, тревожно, но доброжелательно улыбнулись. Директриса, похожая на актрису Светлану Крючкову, — такая же милая и располагающая — махнула ему:

— Заходите, Андрей. Вы не возражаете против такого фамильярного обращения?

— Так лучше всего. А уж если на «ты», то совсем хорошо.

— Договорились.

— А где Ирина?

— Вон за той дверью, в комнате отдыха. Мы её отправили немного в себя прийти и с мыслями собраться. Она пока в ванной себя окончательно в порядок приводит и одежду отмывает. А мы с вами давайте обсудим сложившуюся ситуацию. Злата Андреевна, расскажи Андрею, как всё было.

Злата нервно, Андрей впервые видел её в таком состоянии, постучала ноготками по столу и заговорила:

— Мы уже собирались домой, хотели в кафе посидеть, обсудить сценарий выпускного. Надоело уже целыми днями в школе торчать, вот и решили развеяться немного и совместить полезное с приятным. Ирина пошла к себе, я быстро вещи похватала и решила подняться к ней, поторопить. Уже была между третьим и четвёртым этажами, когда услышала вскрик и звук шагов. Испугалась страшно, рванула наверх. Смотрю, дверь в Иринин кабинет нараспашку, в коридоре никого, вещи её на полу разбросаны, а сама она около раковины в лицо водой плещет…

В этот момент дверь комнаты отдыха приотворилась, и в образовавшуюся щель выглянула Ирина. Волосы мокрые, будто купалась, лицо розовое-розовое, тёртое-перетёртое. Но живое, не сожжённое. Моментально профессиональным взглядом оценив целостность кожных покровов, Симонов вскочил так резко, что стул рухнул на пол, обиженно загрохотав. Ирина увидела его и весело подбежала, схватила за руку, подставив для обозрения лицо:

— Вот видишь, я цела и невредима! Злата тебя зря испугала!

Андрей посмотрел на неё, курага в груди стремительно увеличилась в размерах, налилась жизнью и затрепетала, вновь став сердцем: вот она, Ирина, невеста, любимая, живая, не изуродованная, весёлая. Большие серые глаза — встревоженные, но ясные, не пострадавшие. Он вспомнил о руках — она обязательно должна была закрыться руками — схватил её кисти и осмотрел. Небольшая краснота обнаружилась выше запястий.

— Что ты с этим делала?

— Да туда совсем ничего не попало, но на всякий случай промыла 2 % раствором соды, потом 0,5 % раствором нашатыря. Ты не волнуйся, нас в институте этому учили.

— Умница. Всё правильно. Дай-ка я тебе повязки наложу, а то место такое, что травмироваться одеждой может, и задевать будешь при письме или при других делах.

Он говорил это, а сам думал только об одном: цела, слава Богу, цела! Плюнув на присутствие малознакомой директрисы, Симонов, наложив повязки на обе руки невесты, молча обхватил Ирину двумя руками, сильно и отчаянно, будто кто-то пытался отнять у него величайшую драгоценность, без которой жизни нет и быть не может. Постоял так пару секунд, закрыв глаза и задохнувшись от накатившего облегчения. Теперь всё не так страшно, можно и поговорить, обсудить. Андрей усадил Ирину её на стул рядом со своим, хитро улыбнулся довольной директрисе и кивнул:

— Давайте обсуждать ситуацию. Ирин, расскажи ты, как всё вышло. И что, собственно, было.

— Если бы я понимала… Пошла в кабинет за сумкой и плащом кожаным, да вспомнила, что у меня завалялась смешная маска лисы. Ещё старая, картонная. Мне её когда-то бабушка подарила. Я её на работу и принесла. Мы же всё сюда тащим. Плюшкины натуральные! Мало ли что нам пригодиться может? А у нас в сценарии лиса Алиса и кот Базилио есть. Вот я и подумала, что маска моя может понадобиться. Захотела Злату повеселить, нацепила перед зеркалом лисью личину, сверху ещё и очки тёмные надела, они круглые, как у Ролана Быкова в фильме, тоже могли в дело пойти. Так потешно получилось! Для полноты картины решила перчатки натянуть, они случайно у меня ещё с весны в карманах плаща завалялись, и шляпу широкополую, тоже из запасов. Перчатки, правда, не сетчатые да дырявые, как у лисы Алисы в фильме, а кожаные. Зато высокие такие, почти до локтя.

Я перед зеркалом покрутилась, руками помахала, «лап то бу ди дубудай» спела и вышла из кабинета. Заперла дверь, повернулась — а мне в лицо какую-то жидкость плеснули! Я вскрикнула! И тот человек… вернее, та женщина, потому что это точно была женщина, тоже вскрикнула. Я-то от испуга и неожиданности, а она, наверное, увидев такую образину в маске, очках и шляпе.

— Ты узнала, кто это был?

— Да нет! В коридоре свет неяркий, а я в солнцезащитных очках! Да ещё и зажмурилась рефлекторно. А потом, когда поняла, что в меня явно не воду плеснули, рванула промывать, на случай, если всё же что-то попало на кожу. И мне уже не до разглядываний было.

— Тем более, что эта преступница… — все поёжились от прозвучавшего слова. А Злата снова жёстко повторила:

— Преступница, преступница! Я отдаю себе отчёт, что говорю. По-другому не назовёшь, — Злата рвала и метала, — в общем, она убежала сразу. Я ведь близко была, когда вскрики услышала. Ну, максимум мне было один лестничный пролёт преодолеть. А её уже не было. Я потом туалет проверила, все остальные кабинеты были заперты, а ведь у нас, сами знаете, они изнутри не закрываются. То есть особа в них спрятаться не могла…

— Да уж, знаем, — грустно улыбнулась Ирина, вспомнив о своём недолгом, но запоминающемся заточении.

— Так что остаётся только вторая лестница, за актовым залом. Только по ней она могла улизнуть.

— Делаем выводы, — Андрей был вне себя от бешенства и, чтобы как-то взять себя в руки, говорил преувеличенно тихо и спокойно. Ирине, не отводящей от него глаз, даже страшно было видеть его ходуном ходящие желваки. Ещё никогда и никто не переживал из-за неё вот так… по-мужски. Почувствовав её взгляд, он мимолётно улыбнулся ей и с нажимом повторил:

— Делаем выводы. Преступник, а Злата права, надо вещи называть своими именами, — женщина. Во всяком случае, та, что облила тебя кислотой. Не думаю, что в вашей школе действует целая банда, решившая испортить жизнь учительнице химии Ирине Сергеевне Дунаевой. Поэтому давайте остановимся на варианте, что это одна, сегодняшняя, злоумышленница.

Все согласно закивали. Даже Полина Юрьевна, не привыкшая играть вторую скрипку, смотрела на Андрея не как директор школы, а как обыкновенная испуганная женщина на сильного и умного мужчину.

— Как получилось, что не пострадало лицо, я понял. Руки спасли кожаные перчатки. Остальное — кожаный же плащ. А с шеей как?

— А я подбородком держала тетрадь со сценарием. У меня руки были заняты. Вот я её, пока дверь закрывала, и прижала подбородком.

Все невольно засмеялись, представив себе эту картину. Злата покачала головой:

— Да, Ириш, ну кто так делает? Ну что ты за жертва? Не повезло преступнице с тобой. Нормальные люди по школе в маске, шляпе, солнцезащитных очках, да ещё и с журналом, прижатым подбородком, не ходят. А ты — запросто!

— То есть за то, что Ирина цела и невредима, благодарим сейчас неожиданную плохую погоду и творческую увлечённость жертвы, — подвёл итоги Андрей, — какие есть соображения о личности преступницы?

— Андрей, а ты, случайно, никого недавно не бросал? — Полина Юрьевна внимательно, хотя и доброжелательно посмотрела на него. — Может, дело не в Ирише, а в тебе? Ей мстит оставленная тобой женщина? Ну, как счастливой сопернице?

— Полина Юрьевна! — вспыхнула и замахала руками Ирина. — Ну, какая счастливая соперница?! Всё началось, когда мы с Андреем ещё исключительно по имени-отчеству друг к другу обращались! И не знали почти друг друга!..

— Всё? Что всё?! — не понял Андрей. — Это что, не первый случай?

— Да в том-то и дело! — Злата сердито посмотрела на подругу. — Началось всё ещё в марте. На Ирину упала доска, ну, это ты хорошо помнишь, а потом покатилось, как снежный ком. Сначала её заперли в кабинете, а выйти сама она не могла, у нас замки изнутри закрыты заглушками. И просидела бы она в школе все выходные, если бы меня не понесло туалеты проверять.

Про туалеты Андрей не понял, но решил вопросы отложить на потом, догадавшись, что уборные в этой истории играют не главную роль. Поэтому он просто молча кивнул. Злата продолжила, гневно сверкая глазищами:

— Я её отперла. Велела подумать, кому она так могла насолить, но наша добрая душа покумекала, во всём обвинила себя саму и запретила мне искать виновника. Дальше — больше. Стали на Ирину писать анонимные кляузы в вышестоящие инстанции. Не к директору приходить с жалобами и просьбами разобраться, а сразу наверх. Жалоб было… Сколько, Полина Юрьевна?

— Три.

— Три! — гневно повторила Злата. — Спасибо нашей Полине Юрьевне, она Иришку в обиду не дала. Но ведь сам факт! Хотели жизнь Ире испортить. Ох, как хотели! Четыре года она работает, никогда никаких нареканий не было, а тут вдруг посыпались. Я уверена, что это не от родителей наших детей. Мои, например, в смысле, родители детей из моих классов, и прошлых, и нынешнего, Ирину Сергеевну обожают. И дети их тоже.

— Согласна, — кивнула Полина Юрьевна, воспользовавшись паузой, пока злая до нельзя Злата большими шумными глотками пила воду из стоявшего на столе стакана. Вода вообще-то предназначалась пострадавшей Ирине, но та к ней так и не притронулась. — Я тоже считаю, что эти, или эта жалобщица, раз уж мы решили, что говорим о женщине, имела целью не добиться справедливости, а именно насолить.

— Потом пропал журнал Ирининого десятого «Б». А это у нас, в масштабах школы, сродни катастрофе. После, вроде бы затишье было, месяца на два. И вот теперь началось по новой. В понедельник эта записка мнимого самоубийцы, а сегодня…

— Записка кого? — снова не понял ошарашенный Андрей.

— Ир, ты что, ему ничего не рассказывала?! — взвилась Злата.

— Нет, не хотела расстраивать, — виновато пробурчала Ирина. Подруга и жених дружно сверкнули очами и уставились друг на друга.

— Что там с запиской, Злат? Хоть ты мне расскажи, раз уж Ирина меня решила оберегать от всех волнений. Будто я не мужик, а будущая мамочка.

— Ира в четверг получила записку, — Злата порылась в своей сумке, вытащила конверт, а из него листок бумаги и по столу толкнула Андрею.

Симонов прочитал записку и молча вопросительно посмотрел на женщин. Снова ответила Злата:

— У Иры истерика случилась, я её еле успокоила. Мы поговорили и решили, что это точно не писал никто из наших детей, почерки не те. Да и коллеги, вроде бы, не должны быть причастны. То есть опять ничего не понятно. Все предыдущие случаи всё-таки можно отнести к разряду мелких гадостей. Но вот сегодняшнее безобразие уже ни в какие ворота не лезет.

— Ириш, а ты уверена, что в тебя плеснули именно кислотой, а не просто водой или ещё какой безобидной жидкостью? — потрясённый Андрей пытался обдумать все возможные варианты.

Ирина молча встала, сходила в комнату отдыха и вернулась, неся в руках поднос. Она поставила его на стол перед женихом и длинным пинцетом протянула ему маску лисы. Вернее, это он так решил, что именно её. Потому что краска вспучилась, пошла волнами, а кое-где повисла лохмотьями, и понять, кого ранее изображал кусок спрессованного картона, стало невозможно.

— Самое плохое, что кислоту взяли у меня в кабинете. — Покачала головой Ирина.

— А что, для опытов используют концентрированную кислоту?! — поразился Андрей.

— Для опытов почти всегда — нет. Но хранится-то она в концентрированном виде. Кстати, ты же знаешь, что наиболее опасны ожоги как раз разведёнными, а не концентрированными кислотами. Концентрированная же моментально коагуляцию белков вызывает, сразу плотный струп образуется, и ожог не углубляется. А разведённая кислота глубже проникает. Но вряд ли эта женщина, — Ирина не могла произнести «преступница», — знала об этом. Поэтому и плеснула концентрированную.

— Да, ты права на счёт глубины поражения. А почему ты думаешь, что плеснули всё-таки концентрированную?

— Да по тому, что её явно мало было. Как раз столько, сколько пропало. Развели бы — запросто пару раз могли плеснуть. А так она, когда я руками закрылась, попыталась ещё меня облить, да там уже несколько капель всего было.

Андрей мрачно покивал и снова спросил:

— Так где ты её хранила?

— В специальном шкафу под замком и под тягой.

— Тяга — это вентиляция?

— Да.

— Шкаф был взломан?

— Нет. Я бы ещё долго не заметила, если бы специально проверять не полезла, когда поняла, чем меня облили. Учебный год ведь закончился, я шкаф закрыла и благополучно забыла, собиралась после экзаменов всё посмотреть, подсчитать, сколько чего осталось, и решить, что для следующего года понадобится.

— А когда ты в последний раз шкаф открывала, всё было в порядке?

— Абсолютно.

— Понятно, — он посмотрел в пространство, потом снова на Ирину и покачал головой.

— А вот нам ничего не понятно, — Полина Юрьевна тяжело вздохнула, — ещё раз повторюсь, подумай, Андрюш, кого ты бросил.

— Женат я не был, и серьёзных отношений тоже давно не случалось. А для мимолётных, мне кажется, как-то уж всё очень далеко зашло.

— Как знать, как знать… — директриса повернулась в кресле к стеллажам, стоявшим у неё за спиной и, с трудом подняв, положила на стол невероятных размеров фотоальбом. Поманила Симонова пальцем, — иди-ка, Андрей, посмотри на наших учителей, никого знакомого не увидишь?

Андрей подошёл, склонился над альбомом. Полина Юрьевна медленно переворачивала огромные листы. Он внимательно вглядывался в лица, а Ирина и Злата, затаив дыхание, не отводили глаз от него. Просмотрев альбом до конца, Симонов выпрямился и покачал головой:

— Знакомы почти все, я же в школу на собрания хожу. А вот из моей внешкольной жизни здесь никого нет. Так что, думаю, вы ошибаетесь Полина Юрьевна. Дело всё-таки не во мне, а в Ирише… Давайте вызывать милицию.

— Не надо!

— Нет!

— Ни к чему!

Все три женщины, директриса и обе учительницы, вскинулись одновременно. Он недоуменно посмотрел на них.

— Андрей, а вдруг это кто-то из наших коллег, ведь жалко человека! — Полина Юрьевна нервно раскручивала и закручивала простую бело-синюю ручку.

— Андрюш, у нас школа подала документы на грант, представляешь, что будет, если такой вот скандал всплывёт? — Ирина умоляюще заглядывала ему в лицо. — Давайте-ка уж сами как-нибудь. Ничего ведь такого уж страшного не произошло!

Злата просто убито молчала. Андрей сердито глянул на невесту:

— А-а… то есть всё, что здесь творится, попадает в разряд безобидных шалостей? Вы что, тут с ума посходили, что ли, со своими школьными делами и цеховой солидарностью?

— Ну, ведь это и вправду наши школьные дела… — Ирина чуть не плакала.

— А если тебя в следующий раз из-за угла прибьют чем-нибудь? Ну, хоть штативом подходящим, или гирей из спортзала? Мне что делать прикажешь? Похоронить и забыть?! — он был вне себя от бешенства и говорил, с трудом сдерживая эмоции.

Ирина схватила его за руку обеими своими:

— Андрюш, Андрюшенька, я тебе обещаю, что буду предельно осторожна и внимательна.

— Осторожна — это как? Возьмёшь в кабинете НВП — или как там это у вас теперь называется? — костюм химической защиты, напялишь на себя, а сверху ещё бронежилет и каску нацепишь?! И так будешь передвигаться по родной школе и окрестностям? Чтобы тебя в сумасшедший дом определили?! Ириш, ну что ты несёшь?

Все измученно замолчали. Злата накручивала на палец кончик длинной косы, переброшенной через плечо, Полина Юрьевна что-то злобно черкала в толстенном ежедневнике, Ирина просто водила пальцем по ладони Андрея, которую никак не хотела отпускать.

— Андрей прав, — прокашлявшись, нарушила тишину директриса, — обойдёмся без гранта. Переживём. А вот если с тобой что-нибудь случится, Ириш, этого точно перенести не сможем.

Она взяла трубку и стала тыкать пальцем в кнопки телефона.

— Вы куда? — невежливо поинтересовался Андрей.

— Диме Чечелю. Это наш выпускник. Он сейчас старший опер в местном отделении. Попробуем с ним проконсультироваться.

Ирина протестующе замахала руками:

— Не надо, ну, пожалуйста!

— Ладно, Полина Юрьевна, — не выдержал страданий невесты Симонов, — давайте эту героическую девушку послушаем. У меня отгулы накопились, вполне могу недельку поработать бодигардом. Но только, чур, от меня ни на шаг, хорошо?

Ирина обрадовано затрясла головой и заулыбалась. Директриса с сомнением посмотрела на жениха с невестой, потом на телефон, снова на Андрея с Ириной, медленно положила трубку на место и пригорюнилась:

— Ты уверен, что это будет правильно?

— Надеюсь, да.

— Хорошо, давайте так. Только я тебя прошу, просто заклинаю, не оставляй ты её одну, ладно?

— Не буду.

— И ты от Андрея ни на шаг! — Полина Юрьевна грозно помахала в воздухе оттопыренным указательным пальцем и уставилась на Ирину:

— Ладушки?

— Ладушки, — тут же просияла Ирина.

— Ну что ты радуешься? — возмутилась обеспокоенная подруга. — Или у тебя это последствия стресса так проявляются?

— Нет, просто я верю, что всё теперь будет хорошо, раз уж у меня такой охранник появился.

Когда Ирина в сопровождении Андрея покинула кабинет, жизнерадостно напевая: «Куда идёт король — большой секрет, большой секрет. А мы всегда идём ему вослед, величество должны мы уберечь, от всяческих ему ненужных встреч!» — Полина Юрьевна посмотрела на оставшуюся Злату и в изнеможении покачала головой:

— Ничего ведь не боится, авантюристка наша.

— Она влюблена по уши, и это лишает её здравого смысла.

Уже на лестнице лишённая здравого смысла авантюристка грянула: «Ох, рано встаёт охрана!»

Директриса закатила глаза и прошептала:

— Главное, чтобы наше сегодняшнее легкомыслие не стало роковым.

Злата сочувственно посмотрела на неё:

— Я верю в Андрея. Он отличный парень, и Ирину любит. Если он её не убережёт — никто не убережёт.

— О-хо-хонюшки, — пригорюнилась Морозова, — что ж за жизнь-то у нас такая? Вечно то дела, то случаи. Никаких нервов не хватит.

Она открыла ящик стола, вытащила из него изящную чашечку тонкого фарфора, накапала из добытого оттуда же пузырька валерьянки, залила оставшимся в другой чашке давно остывшим кофе и залпом выпила. Поморщилась, занюхала стоявшими на столе в вазе розами, крякнула. Злата невольно рассмеялась.

— Смешно тебе? — смущённо проворчала Полина Юрьевна. — А мне вот плакать хочется. Поживёшь с моё, да в школе поработаешь ещё хотя бы лет десять — сама будешь успокоительное глотать по пять раз на дню. Собачья работа — директорствовать в школе. Врагу не пожелаю. Но и у вас не лучше. А деваться некуда — призвание на хромой козе не объедешь. Вот живу этой школой, будь она неладна!.. Ой, — вдруг опомнилась Морозова. — Ой! Что я говорю-то! Нет-нет-нет! Ладна! Будь она ладна! Совсем из ума выжила старая карга!