Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII–XIV вв.)

Глава третья Феодальная земельная собственность

Народы, населявшие территорию Делийского султаната, отличались друг от друга не только этнически, по своему языку, религии, культуре, но и разным уровнем социально-экономического развития. В малодоступных горных и лесных районах жили многочисленные племена и народности, переживавшие различные стадии разложения общинно-родового строя и развития классового общества. Пережитки рабства, связанные главным образом с существованием "неприкасаемых" каст, были сильны во многих частях страны, в частности в двуречье Джамны и Ганга (Дуаб).

Однако господствовавшим социально-экономическим строем был феодальный. Экономическую основу господства феодалов над крестьянами в Делийском султанате, как и во многих других государствах средневековой Индии, составляла феодальная собственность на землю, выступавшая преимущественно в форме государственной собственности. Важнейшая причина ее преобладания заключалась в том, что государство являлось собственником крупных оросительных сооружений, которые без ущерба для их нормального функционирования не могли быть поделены между феодалами. К. Маркс, отмечая огромное значение для сельскохозяйственного производства Индии искусственного орошения, писал, что жители Индии "предоставляют центральному правительству заботу о крупных общественных работах, являющихся основным условием их земледелия и торговли"[227].

Собственность государства выражалась в присвоении определенной доли урожая — ренты-налога, — поступавшей в казну в принципе со всех земель в форме поземельного налога. Привилегия некоторых феодалов на налоговый иммунитет рассматривалась как передача государством отдельному лицу своих прерогатив. Государство в каждый данный период определяло размер и форму поземельного налога, оно прикрепляло крестьян к тяглу, превращая обработку земли в государственную повинность.

Множественная природа собственности на землю в Индии XIII–XVII вв. выражалась в существовании в рамках государственной феодальной собственности различных форм частной собственности.

Часть земель в государстве, известная в источниках Делийского султаната как дивани или халисе[228], действительно принадлежала государственной власти[229] и управлялась чиновниками фиска, в частности специальными интендантами-управляющими, именуемыми в хрониках шихне-йе-халисат[230]. Государству принадлежала также и часть невозделываемых земель, лесов и лугов в некоторых областях султаната. За пользование пастбищными землями деревенские общины были обязаны уплачивать казне определенный налог — чараи[231]. Фонд земель казны мог увеличиваться в результате поднятия целины.

При султане Гийяс уд-дине Балбане для подчинения свободных общин племени мевов, или меватов, обитавших в горных районах и джунглях, примыкавших к столице, было вырублено много лесов. По свидетельству историка Феришты, султан "дал приказ вырубить леса и превратить (земли под ними. — К. А.) в поля и посевы"[232]. Пустующие земли возделывались казной также и в правление султанов Мухаммеда Туглака, Фируз-шаха[233] и др.

Земли султанов, вероятно, были обособлены от земельного фонда казны. По свидетельству Барани, Ала уд-дин имел в своем личном распоряжении два-три округа[234]. О собственных имениях (амлак) султана Фируз-шаха писал его историограф Афиф[235].

Соотношение между землями, находившимися во владении феодалов, и землями, управлявшимися чиновниками фиска, не было постоянным. Фонд земель халисе заметно вырос при Ала уд-дине благодаря значительным земельным конфискациям и резко сократился во второй половине XIV в. в результате многочисленных пожалований феодалам.

Большая часть земель, захваченных в Индии завоевателями и принадлежавших прежде местным феодалам, оказалась распределенной между пришлой знатью. Львиная доля этих земель попала в руки военной верхушки— ханов, маликов, эмиров и пр.

Господствующей формой феодального землевладения или условной феодальной собственности в Делийском султанате XIII–XIV вв. был икта[236]. В индийских источниках (на фарси) владельцы икта известны как мукта (арабская форма причастия). Персидская форма — иктадар[237] ("имеющий икта") — в хрониках XIII–XIV вв. встретилась нам лишь в сочинении Барани. Причем иктадарами Барани называет владельцев лишь мелких пожалований (одна или несколько деревень). Иктадары были обязаны нести службу "конно и оружно" با اسب و ادحى.[238] Феришта, заимствуя из хроники Барани данные о событиях конца XIII в., в частности рассказ об иктадарах Дуаба времен Илтутмыша, называет иктадаров лешкерийян, т. е. рядовыми воинами[239]. Мукта, по свидетельству Барани, как и других более поздних историков, владели крупными пожалованиями, включавшими нередко целые области и округи[240].

Как передают арабские авторы конца XIV в., многие приближенные и должностные лица султанского двора получали огромные земельные пожалования. Так, в распоряжении вазира Мухаммеда Туглака была область, равная Ираку. Некоторые должностные лица имели по нескольку десятков деревень; менее важные из них имели по 1–2 деревни с доходом 20–40 тыс. танка[241].

Если термином "мукта" Барани определял лишь владельцев крупных земельных владений, то термином икта он пользовался для определения и крупного, и мелкого пожалования. Однако в позднейших хрониках мы сталкиваемся с более четким разграничением понятий крупного и мелкого землевладения. В источниках XIV–XV вв. термином "икта" обозначали крупные пожалования, а пожалования воинам, находившимся на службе у султана или феодала, назывались "ваджх". Ваджх в значении пожалования вообще встречается у Барани, Афифа и некоторых более поздних авторов. Но, по-видимому, только во второй половине XIV в. ваджх, не теряя своего первоначального значения пожалования вообще, приобретает терминологическое значение мелкого пожалования воину. Владельца такого пожалования Афиф именует "ваджхдар" ("имеющий пожалование")[242]. Что касается термина "иктадар", то во второй половине XIV в. он, по всей вероятности, почти выходит из употребления.

Обжалование икта формально означало предоставление служилому лицу. права получения определенной доли казенных поступлений с данной территории, иными словами, — определенного довольствия[243]. Эта официальная точка зрения, нашла отражение в обычае определять размер земельного пожалования в цифрах налоговых поступлений феодалу-держателю данной области, округа или деревни. Шихаб уд-дин Ал-Умари приводит длинный перечень размеров, денежного жалованья, получаемого ханами, эмирами, маликами, вазирами и другими военными и гражданскими чинами в дни правления Мухаммеда Туглака[244]. Эти данные о жалованье фактически определяют доход или его. долю с пожалованной территории.

Как отмечает Ал-Умари, "ханы, малики, эмиры и сипахсалары имеют земли, пожалованные им казной (диваном)… В настоящее время, если доход, с этих пожалованных территорий и не превышает пожалованное жалованье, то во всяком случае он (доход) и не меньше его. Некоторые получают сверх пожалованного им дохода вдвое и более"[245]. Назначив Ибн-Батуту казием Дели, Мухаммед Туглак "определил ему жалованье в размере 12 тысяч динаров в год и взамен их пожаловал поля"[246].

В Делийском султанате XIII–XIV вв. иногда действительно практиковалась выплата вознаграждений в форме выделения определенного довольствия из налогов той. или иной области. Ибн-Батута говорит о пожаловании ему зерна, которое он получал по специальной ассигновке через заведующего финансами (вали ал-харадж) области Хазар Амроха[247]. Как передает Афиф, жалованье определенной группе воинов султана Фируз-шаха выплачивалось в виде довольствия из налогов, для получения которого они должны были предъявлять чиновникам фиска специальный документ, так называемый итлак (буквально: отпуск)[248]. В этих случаях пожалованное лицо, не являясь землевладельцем, выступало все же участником феодальной эксплуатации: Следует заметить, что наименование "икта" не распространялось на пожалования такого рода. Владение икта всегда было связано с наделением землей.

Как видим, система оплаты служилых лиц предполагала предоставление им земельного пожалования, доход с которого примерно соответствовал назначенному ему жалованью. Хронисты, как правило, не указывая размера вознаграждения, говорят лишь о пожалованных территориях, называя те или иные деревни и области[249]. Владельцами икта были прежде всего правители областей и другие провинциальные должностные лица, а их семьи нередко жили в этих областях или деревнях. По данным "Табакат-и Насири", султан Насир уд-дин Махмуд до вступления на престол получил от правившего султана икта Бхараича, где и поселился со своей матерью[250]. Фируз-шах предоставил одному из своих приближенных несколько областей и приказал: "Отправляйся в икта и займись делами той местности"[251].

Кроме правителей областей и других должностных лиц провинций, в пожалованных территориях жили нередко воины-ваджхдары. Афиф свидетельствует о возвращении в свои деревни воинов, бывших в походе вместе с султаном Фируз-шахом: "Все простые ваджхдары, состоявшие на службе султана, с радостным сердцем и полные желаний, освободившись от трудов, направились в свои деревни, к своим семьям, которые проживали в этих деревнях"[252].

Данные источников позволяют сделать вывод о том, что правители областей — мукта — в ряде случаев отнюдь не рассматривали свои икта как земли, предоставленные им на короткий срок в кормление, т. е. как объект хищнической эксплуатации. Чувствуя свои позиции в икта весьма прочными, они проявляли нередко заботу об улучшении состояния земледелия, производили в пожалованных им территориях ирригационные работы. Сообщая об этом, хроники приписывают мукта и заботу о "благе" населения. По словам Джузджани, султан Ала уд-дин Масуд-шах пожаловал братьям своего отца города Канауж и Бхараич с областями. "Каждый из них и тех странах проявил достойные примеры как в ведении по предписанию Сунны священной войны (с "неверными". — К. А.), так и в благоустройстве крестьян"[253].

Шамс уд-дин Илтутмыш "город и крепость Мултан (вместе с. — К. А.) его окрестными городками (касабат) и округой (невахи) дал малику Изз уд-дину Кабир-хану Айазу… Кабир-хан ту область взял под свое управление… и благоустроил". Спустя несколько лет ("два или четыре года") он был отозван из Мултана и получил другое пожалование[254]. Возможно, что причиной смещения малика были опасения перед его растущей самостоятельностью.

Гийяс уд-дин Балбан, принадлежавший к числу маликов шамси, еще до вступления на трон получил от правившего тогда султана Насир уд-дина Махмуда в икта область Ханси. По словам историка, взяв эту область в управление, Гийяс уд-дин занялся ее благоустройством; благодаря его справедливости и милостям население области обрело мир, процветание[255]. Джуз-джани говорит также о малике "Сейф уд-дине Айбеке", который проявлял заботу о "благоустройстве всех подвластных ему "округов, икта и областей", крестьяне которых пребывали в спокойствии"[256].

Малик Тадж уд-дин Санджар-и Газалак-хан, получивший от Шамс уд-дина "крепость и город Уч (вместе с. — К. А.) предместьями и округой благоустроил (их. — К. А.) и собрал рассеявшееся население"[257].

По свидетельству Амира Хосроу, Гийяс уд-дин Туглак в бытность свою правителем Дипалпура соорудил "канал от Рави до Джелама"[258]. Правитель Девагири (Феришта пишет "Декана") Кутлуг-хан соорудил водохранилище (хауз)[259]. Как замечает Бриггс, еще в его время (т. е. в первой трети XIX в.) следы этого водохранилища или резервуара, известного как Хауз-и Кутлуг сохранялись на плато Даулатабада[260].

Еще одним доказательством того, что термин "икта" означал владение землей, является эволюция самого термина, которым со временем начали определять пожалованную землю, а также территорию вообще. В ранних источниках по истории Делийского султаната, в частности в "Табакат-и Насири", термин "икта" означал лишь определенную форму пожалования земли. Здесь мы встречаем упоминания о пожаловании "икта города Барана", "икта города и области Бадаун", "икта города Ханси", "икта крепости Табаринда и Лахора"[261] и т. д… Понятия "область", "округ" автор "Табакат-и Насири" передает исключительно термином "вилайет"[262]. Однако уже Амир Хосроу употребляет икта как синоним слов "область", "страна"[263].

В хронике Афифа, написанной на рубеже XIV–XV вв., "икта" употребляется в двояком значении: определенная форма пожалования и сама пожалованная территория, а также как синоним слов "область", "округ". В последнем значении термин "икта" встречается у Афифа в "Тарих-и Фируз-шахи" в паре со словом "паргана" ("округ", "уезд"). Историк говорит о пожаловании Фируз-шахом "областей (иктаат), округов селений, деревень, садов…"[264]. Термин "икта" в значении "область" встречаем и у более поздних историков: Сирхинди, Бадауни, Феришта[265]. Причем Бадауни употребляет икта только в значении "область". Заимствуя, факты по истории Делийского султаната XIII–XIV вв. из сочинений своих предшественников, Бадауни определяет земельные пожалования феодалам исключительно термином "джагир", имевшим широкое хождение в его время, но незнакомым историкам XIII–XIV вв.[266]

В XIV в. и позднее термин "икта" в значении "область" употребляется во многих свидетельствах историков. Афиф передает, что приверженцы султана Фируз-шаха, желая заманить в столицу для расправы над ним бежавшего вазира султана Мухаммеда Туглака, написали о пожаловании ему якобы "области (икта) Самана в качестве инама". В другом месте своего сочинения хронист говорит о пожаловании нескольких областей (иктаат) и округов в инам сипахсалару (военачальнику) султана[267].

В XIII–XIV вв. процесс развития форм частной феодальной собственности шел в основном по линии превращения икта, формально временного и условного держания, владелец которого не был наделен иммунитетными привилегиями, в наследственное и обеленное (свободное от государственных налогов и обложений) владение, хотя еще и обусловленное службой, а также по линии широкого распространения практики пожалования инама формы условного, но наследственного феодального землевладения, владелец которого юридически и фактически пользовался правами налогового, а иногда и административно-судебного иммунитета.

В Делийском султанате разрыв между официальными условиями предоставления икта и практикой держания этого пожалования фиксируется еще в источниках второй половины XIII в. Сравнивая свидетельства Афифа с данными более ранних источников (сочинения Барани, Амир Хосроу, Ибн-Батуты), можно отметить, что во второй половине XIV в. факты превращения икта в Наследственное владение перестают быть случайностью. Так, Дарья-хан унаследовал не только имя и должность своего отца Зафар-хана, но и икта Гуджарата[268]. Вазир султана Мухаммеда Туглака Хан Джехан передал в наследство сыну свои чины и земельные владения.

Тенденция к превращению икта в наследственное владение, укреплению власти феодала над населением и территорией пожалования наталкивалась на политику укрепления центральной власти и государственной собственности на землю, проводившейся султанами.

Барани передает, что султан Гийяс уд-дин Балбан по возвращении из Лахора в столицу обнаружил, что деревни в Дуабе, розданные султаном Шамс уд-дином Илтутмышем в икта 2 тыс. всадников, унаследованы их сыновьями[269]. Сами иктадары либо умерли, либо состарились и в большинстве своем не несли военной службы. Некоторые вместо себя отправляли на службу "конных и оружных гулямов" (рабов), и лишь немногие, да и те кое-как, исполняли свои обязанности. "Те иктадары и их дети, — замечает историограф, — воображали себя маликами и владельцами инамов и утверждали: "султан Шамс уд-дин дал нам эти деревни в инам""[270].

Познакомившись со списком иктадаров времен. Шамс уд-дина, султан Гийяс уд-дин предоставил старым и немощным пенсии (идрар) в размере 40–50 танка; малолетним детям и вдовам назначил определенное довольствие. Деревни же оставлялись лишь тем иктадарам, которые несли службу, соответствующую пожалованиям. Распоряжение шаха вызвало недовольство старых иктадаров времен Шамс уд-дина. Многие из них, находившиеся в Дели, явились к котвалу и просили заступничества перед султаном, ссылаясь на то, что со времени пожалования им деревень истекло более 50 лет. Султан был вынужден отменить приказ и возвратить деревни престарелым иктадарам и их детям[271].

Более последовательную политику против усиления крупных феодалов вел Ала уд-дин Хилджи. Захватив султанский престол в период обострения социальных противоречий и феодальных распрей, Ала уд-дин свирепо подавлял крестьянские и городские волнения, освободительную борьбу народов Индии против чужеземного господства. Основу политики укрепления феодального государства делийских султанов Ала уд-дин видел в организации крупных завоевательных войн на территории Индии, в упрочении государственного землевладения путем частичной конфискации земель у военной знати, мусульманских религиозных учреждений, частных феодальных собственников.

Звеном этой политики была реформа системы оплаты войска и должностных лиц. Ала уд-дин установил воинам вместо земельных пожалований денежное жалованье, выплачиваемое из султанской казны[272]. Ему приписывают слова о неразумности пожалования воинам в ваджх деревень, потому что "в каждой деревне, конечно, есть 200 или 300 жителей, и все эти жители подчинены одному ваджхдару. Не удивительно было бы, если бы несколько ваджхдаров собрались вместе и от большого честолюбия и безнравственности, войдя в согласие между собой, стали замышлять против государства"[273]. Некоторые должностные лица, получавшие при прежних султанах в качестве жалованья икта, при Ала уд-дине также стали получать денежные вознаграждения[274].

Однако, по свидетельству историографа, реформы Ала уд-дина были аннулированы уже его преемником Кутб уд-дином Мубарак-шахом[275]. В последующие два-три десятилетия, в периоды правлений султанов Гийяс уд-дина Туглака и Мухаммеда Туглака, центральная власть не предпринимала серьезных шагов к укреплению государственного землевладения и ослаблению растущего влияния военно-феодальной знати.

Вторая половина XIV в. в истории султаната была временем дальнейшего развития частного феодального землевладения. В сочинении Афифа содержится важное свидетельство о том, что Фируз-шах Туглак узаконил передачу по наследству мелких земельных владений ваджх, предоставляемых воинам, лично участвующим в походах. Заметив, что султан "распределил между воинами деревни, селения и городки", Афиф продолжает: "Когда Фируз-шах дал доходы государства в жалованье войску, он учредил новое правило, согласно которому в случае смерти воина принадлежавшее ему владение (истикамат) утверждалось за его сыном. Если нет сына, за зятем; если нет зятя, за рабом; если и раба нет, то за родственником; если и такового нет, за женой"[276].

Об узаконении принципа наследственности пожалований, "богатства и должности" рассказывает сам Фируз-шах в своем сочинении "Футухат-и Фируз-шахи"[277].

Подобным же образом было узаконено наследование должностей в диван-и везарет (налоговое ведомство)[278]. Принцип наследования должностей, по-видимому, механически распространялся и на земельные владения, получаемые некоторыми высокопоставленными чиновниками фиска в компенсацию за исполняемую службу. Последние, по словам Афифа, ничего не понимая в делах управления, рассматривали свои должности лишь как источник дохода[279]. Несомненно, что упомянутый указ султана лишь. юридически закреплял бытовавший уже принцип наследования условных земельных пожалований, главным образом мелких.

Эволюция икта к наследственному владению привела в конце XIV — первой половине XV в. почти к полному прекращению распределения земельных владений между феодалами.

По. источникам можно проследить, что вступление султанов на престол в XIII–XIV вв. сопровождалось перераспределением чинов и должностей, новым дележом земель между различными феодальными группировками[280]. С конца XIV в. султаны при вступлении на престол, как правило, утверждали за феодалами их должности и земельные владения, полученные при прежних правителях.

"Икта и должности каждого", по словам Сирхинди, утвердил Гийяс уд-дин II Туглак (1388–1389). Ала уд-дин Сикандар-шах Туглак (1394), по свидетельству того же историка, сохранил за каждым ту должность, которую он занимал в правление его отца[281].

Мубарак-шах (1421–1434) из династии Сайидов, "все, что имели в дни правления покойного Хизр-хана эмиры, малики, имамы, сайиды, казни — должность, область (икта), округ, деревню в качестве жалованья, — оставил за ними". Преемник Мубарак-шаха Мухаммед-шах Сайид (1434–1445) также "закрепил за каждым все, что тот имел: должность, область, деревню, довольствие ("нан" — буквально: "хлеб") и жалованье"[282].

В Северной Индии наследственная форма феодального служебного землевладения нашла отражение в существовавшей в XV–XVI вв. земельно-налоговой терминологии, в частности в появлении в источниках этого периода понятия "наследственный джагир". Так, приближенный и историограф Шер-шаха Хасан Али-хан свидетельствует о том, что султан Ибрагим (20-е годы XVI в.) после смерти одного из своих военачальников-афганцев, Хасана, утвердил его джагир за его сыновьями— Фаридом (впоследствии Шер-шахом) и Низамом на условии военной службы. "Фарид в сопровождении своего брата направился в свой джагир-и моуруси (наследственный джагир)"[283].

Дальнейшее развитие икта как феодального института нашло отражение в процессе превращения его во владение, пользовавшееся иммунитетными в налоговом отношении привилегиями. Выше отмечалось, что условия держания икта предполагали присвоение владельцем лишь части ренты-налога, составлявшей в 20–40-х годах XIV в. 1/20–1/10 долю урожая. Мы не располагаем данными о размере доли мукта во второй половине XIV в. Однако нет сомнений, что соотношение, в котором распределялись доходы между казной и мукта, к этому времени значительно изменилось в сторону увеличения доли феодала.

Помимо того что мукта должны были выплачивать, казне часть ренты-налога, они обязаны были делать султану большие подношения. Афиф рассказывает об обычае, согласно которому все мукта, ежегодно являясь ко двору "для целования ног" султана, делали ему в соответствии с размером своего икта подношения, именуемые историком "хидмет"[284]. Мукта передавали в дар правителю дорогих коней, слонов, верблюдов, украшения из золота и серебра, оружие и пр.

Об обязательных подарках султану в виде слитков золота, тканей и пр. со стороны тех, "кто пожалован, налогами с какой-либо деревни", говорит и Ибн-Батута. В его сочинении содержатся неоднократные упоминания об отправлении мукта — правителями областей, "налогов страны и подарков для султана". Но как ни роскошны были дары, они, конечно, не заменяли выплату владельцами "икта доли казны из доходов управляемой ими области[285]. По свидетельству Афифа, Фируз-шах Туглак, учитывая большие расходы мукта, решил "освободить их от хидмета". С этой целью он приказал впредь "устанавливать стоимость подношений, которые делают мукта областей (иктаат), и вычитать эту сумму из доходов (махсул), причитающихся казне с данного икта"[286].

Историк отмечает, что такое правило было установлено Фируз-шахом и оставалось в силе в течение всего периода его правления. В то же время даже слабый правитель, каким был Фируз-шах, пытался контролировать доходы и расходы мукта. Афиф свидетельствует о распоряжении Фируз-шаха всем мукта областей прибыть ко двору с отчетом о своих расходах[287]. "В период правления этого шахиншаха, когда случалась проверка счетов… мукта областей приходили для целования ног шаха. Мукта приводили в диван-и везарет; Здесь изучали его счета и затем докладывали Фируз-шаху и таким образом выявляли баланс. После расспросов и ответов мукта отпускали"[288].

Но другие свидетельства источников позволяют заключить, что правило отчетов мукта нередко нарушалось могущественными феодалами, присваивавшими себе право налогового иммунитета. Сипахсалар, военачальник Фируз-шаха, известный под именем Малика Имад уль-мулька, владел икта Ревари (в Пенджабе). "Чиновники диван-и везарет, — пишет Афиф, — из страха перед упомянутым маликом допускали нерадение в проверке счетов областей (иктаат) и владений (муамалат) малика, и никто не требовал его делопроизводителей к дивану"[289]. Лишь через несколько лет, когда счета были проверены, обнаружился недостаток значительной суммы. Но и это обстоятельство султан оставил без внимания.

Все чаще владельцы икта крайне неохотно расплачивались с казной. Так, Шамс уд-дин Дамагани, занимавший должность наиби-и мукта[290] Гуджарата, "собирал огромные суммы налогов с округов, владений, деревень", но ни единого данга или драхмы не отослал Фируз-шаху[291].

Под давлением обстоятельств центральная власть санкционировала временные или постоянные иммунитетные в налоговом отношении права пожалованных лиц.

Как передает Афиф, султан Фируз-шах предоставил феодалу Айн ул-мульку в икта несколько областей, но Айн ул-мульк воспринял предложение султана без энтузиазма. "Если я лично буду служить в икта, то я хотел бы представлять счета не в диван-и везарет, а непосредственно двору", — сказал он. Тогда его величество ответил: "О ходжа Айн ул-мульк, икта Мултана я исключил из ведения диван-и везарет"[292]. На этом условии Айн ул-мульк принял новое назначение. В этой же связи можно вспомнить следующий рассказ Афифа. После неудачного похода в Тхатта (Синд) султанское войско пришло в Гуджарат, истощенное и обескровленное. По приказу султана каждому воину была выдана денежная ссуда. Одновременно было приказано "написать вазиру Хан Джехану в Дели о том, чтобы деревням ваджхдаров, находившихся в походе вместе с султаном, ни под каким предлогом не чинить беспокойства вплоть до возвращения его величества в столицу, не тревожить их с тем, чтобы дети ваджхдаров пребывали бы в спокойствии в местах своего жительства"[293].

Случаи присвоения владельцами мелких икта прав налогового иммунитета, как нам представляется, имели место еще во второй половине XIII в.[294] Во второй половине XIV в. тенденция к превращению икта в обеленное владение заметно усилилась. Мукта в ряде случаев были правителями пожалованной им области. Являясь как бы представителями центральной власти на местах и одновременно землевладельцами, они сосредоточивали в своих руках большую власть. Укрепление власти феодала над населением в условиях политической децентрализации государства способствовало развитию административно-судебного иммунитета.

Любопытно свидетельство Афифа о проверке приближенным Фируз-шаха, крупнейшим землевладельцем маликом Барбаком, счетов мукта. "Когда мукта прибывал из области, — пишет Афиф, — упомянутый малик приказывал своим должностным лицам проверить его (мукта. — К. А.) счета. Выявив нехватку, они докладывали об этом малику. И малик Барбак приказывал взыскать все сполна, хотя бы не хватало большой суммы— 20, 30 или 100 тысяч танка". Но если оказывалось, что нс хватает нескольких лакхов танка, он приказывал отрубить виновному голову[295].

В источниках первой половины XVI в. нашло отражение дальнейшее развитие феодальных привилегий владельцев служебных пожалований, выражавшееся, в частности, в праве землевладельца собирать или упразднять дополнительные поборы с населения. По свидетельству историографа Шер-шаха Хасан Али-хана, Шер-хан в бытность джагирдаром Монгира, прибыв в эту область, "освободил земледельцев-крестьян от различных поборов, и, кроме земельного налога, ничего не брал"[296].

В то время как в Могольской империи и Сефсвидском Иране преобладало условное ненаследственное феодальное землевладение, а феодалы считались вассалами шахов и получали земельные пожалования непосредственно от центральной власти[297], в Делийском султанате конца XIV в. определенного развития достигает институт вассалитета.

Существование в султанате вассальных отношений между феодалами отрицается некоторыми зарубежными исследователями, в частности Морлендом[298], который н этом вопросе ссылается. на авторитет жившего в XIV в. араба Ал-Умари, систематизировавшего и записавшего сведения, собранные несколькими арабскими путешественниками в Индию[299]. Это мнение разделяет индийский историк Куреши, основываясь на свидетельствах того же Ал-Умари[300].

Тем не менее некоторые данные источников свидетельствуют о существовании поземельной зависимости не только между феодалами и государством, но и между самими феодалами.

Получившие земельное пожалование феодалы должны были содержать определенное число воинов. В этой связи считаем необходимым привести несколько примеров из источников. Султан Гийяс уд-дин Балбан, пожаловав своему сыну Бугра-хану в икту области Самана и Супам с окрестностями, приказал ему отправиться туда "и увеличить жалованье своему старому войску и набрать еще вдвое больше войска, чем он имеет"[301].

Ибн-Батута упоминает об одном "великом малике", находившемся в свите Мухаммеда Туглака; по словам путешественника, "его содержание (нафак) и содержание его рабов и дружины составляло 36 лаков серебряных танка (в тексте динаров) в год"[302]. Султан Фируз-шах назначил Зафар-хану и его воинам в инам четыре лаков танка[303].

Примером того, что мукта должны были содержать определенные военные отряды, может служить следующее свидетельство Барани, излагающего одно из постановлений Гийяс уд-дина Туглака. "Не следует эмиров и маликов, которых Гийяс уд-дин возвысил и (которым он. — К. А.) дал икта и вилайеты, вызывать в диван, как (простых. — К. А.) чиновников, и со всей — строгостью невежливо требовать от них (отчета. — К. А.), как от сборщиков налога (мал); он (султан. — К. А.) сказал им: если хотите, чтобы диван-и везарет не имел к вам каких-либо претензий и чтобы не было унижено ваше достоинство эмира или малика, умерьте свою алчность (во взимании налогов. — К. А.) в икта, дайте кое-что из (доходов) икта вашим должностным лицам и не зарьтесь ни на единый данг из жалованья войска. В вашей власти дать войску что-нибудь или не давать из того, что принадлежит вам. Но вы не можете называться эмиром или маликом, если вы заритесь на толику из того, что выделено войску; эмиру лучше прах съесть, чем (растратить. — К. А.) что-либо из жалованья войска"[304]. Эти слова, как нам представляется, свидетельствуют о том, что "жалованье войска" могло находиться в фактическом распоряжении мукта и составляло определенную часть дохода пожалованных маликам и эмирам икта.

В отдельных случаях не только воины, но и феодалы мукта получали земельные пожалования от более крупных феодалов. В этом отношении характерен рассказ Афифа о малике Ибрагиме, имевшем титул наиб-и бар-бак, сводном брате Фируз-шаха. Султан "пожаловал много областей и владений барбаку, который назначал от себя в эти области и округа мукта"[305]. Из пожалованных султаном икта влиятельные мукта могли делать также земельные дарения другим феодалам. Автор "Табакат-и Насири" Минхадж уд-дин Джузджани, пользовавшийся покровительством Гийяс уд-дина Балбана в бытность его мукта области Ханси (1247–1248 гг.), в небольшом поэтическом сочинении, названном в честь султана "Насири-нама", воспел победы Насир уд-дина Махмуда и Гийяс уд-дина, которые совершили поход против "язычников" крепости Таласандах. За это Минхадж уд-дин получил от Гийяс уд-дина "одну деревню в пределах Ханси — в инам"[306].

Таким образом, во второй половине XIV в. характерным явлением становится передача по наследству крупных держаний икта и мелких держаний ваджх, владельцы которых присваивали или добивались от центральной власти иммунитетных прав. Между феодалами складывались отношения как личной, так и поземельной зависимости.

Другой формой феодального землевладения в Делийском султанате был инам. Инам — термин арабского происхождения; его буквальное значение — "дар", "одаривание". Историки XIII–XIV вв. под инамом часто понимали пожалование в самом широком смысле. В "Табакат-и Насири" упоминаются случаи пожалования в инам денег[307]. "Сто пленных рабов и сто харваров продовольствия в инам" было предоставлено автору "Табакат-и Насири" Джузджани[308]. В этом же значении дара вообще инам употребляется историками более позднего периода — Сирхинди[309] и Феришта[310].

Инамом считалось также пожалование одежды, лошадей, чинов, привилегий. Но в XIII–XIV вв. было известно и другое, специальное значение термина инам как института, неразрывно связанного с землевладением и феодальной эксплуатацией. В источниках по Делийскому султанату первое упоминание инама, как особой формы феодального землевладения, относится, насколько нам известно, к 1247–1250 гг.[311]. Некоторые косвенные данные также позволяют предполагать распространение этого института еще в первой половине XIII в. О случае пожалования земли в инам в начале 90-х годов XIII в. писал Барани[312].

Хотя во второй половине XIII в. прямые свидетельства о пожаловании в инам земли не часты, тем не менее можно утверждать, что уже тогда владение инамом было связано с определенными феодальными привилегиями. Инамы, как земельные пожалования, различались своими размерами. Инамом могли быть деревни или группа деревень, города и целые области. В Делийском султанате инамы предоставлялись военной знати, а также мусульманским религиозным учреждениям, ученым, богословам, поэтам и пр. Известно, что в особых случаях инамом владели ремесленники и сельские общины, однако в использованных нами источниках нет об этом никаких данных. Султан Ала уд-дин пожаловал в инам своему сыну Хизр-хану область и город Читор, переименованный в Хизрабад[313]. Сипахсалар Фируз-шаха получил от него "несколько областей и округов… в качестве инама"[314].

Инамы имели также придворные поэты, ученые, которые считались слугами султана. Сын Гийяс уд-дина Балбана предоставил деревню в инам знаменитому поэту Амиру Хосроу[315]. Две деревни и лакх джиталов (мелкая монета) были пожалованы в инам Тадж уд-дину за помощь сыновьям султана в чтении книги "Адаб ус-салатин"[316]. Четыре деревни в качестве "вечного союргала" получил от султана Ала уд-дина знаменитый историк и государственный деятель государства Хулагуидов Рашид эд-дин, посетивший Индию и благосклонно принятый правителем Дели[317]. Земли мечетей, медресе, суфийских ханека принадлежали им также на правах инама.

Инам являлся наследственной и обеленной формой землевладения. В этом заключалось его основное отличие от икта. Хотя формально инам считался владением, обусловленным службой, но нередко он был безусловной феодальной собственностью. В источниках термин "инам" часто употребляется параллельно с терминами "милю" и "вакф"[318].

Институт инама рассматривался феодальными хронистами, а также современными зарубежными историками исключительно как результат пожалования земли центральной властью, как чисто юридический институт в отрыве от социально-экономического развития страны. Однако сущность инама как формы землевладения заключалась в. том, что она возникла в результате развития феодальных отношений и укрепления феодальной собственности на землю, роста личной власти феодала над населением, что было в то же время связано с ослаблением государственной земельной собственности. Власть султанов была слишком слабой, чтобы препятствовать развитию этого процесса.

Централистские стремления самого могущественного из правителей Дели Ала уд-дина. Хилджи выражались в попытках укрепить государственную собственность на землю. Барани передает, что около 1300 г. султан приказал отобрать в халисе все деревни, которые находились во владении частных лиц на правах милка, инама, вакфа[319]. В результате последовавшей конфискации ни у кого, кpoме маликов, эмиров, сановников и ростовщиков, не осталось золота. В области Дели были упразднены все сколько-нибудь значительные пенсии, инамы, мафруз[320] и вакфы[321]. Однако реформы Ала уд-дина закончились провалом. В этом сказалось реальное соотношение сил между растущим могуществом феодалов и султанской властью.

Мухаммед Туглак вновь стал назначать земельные пожалования в форме инама. В деревне Бхадганв обнаружена персидская надпись, датированная 1328 г. которая гласит: "Эта деревня пожалована в инам рабу двора дворцовому конюшему Санбалу"[322]. О пожаловании Мухаммедом Туглаком инамов феодалам неоднократно говорит и его современник Ибн-Батута[323].

Разновидностью инама были вакфные земли. Под землями вакф (буквально: дар) были известны земельные владения мечетей, медресе, суфийских ханека. Как правило, они пользовались правами налогового иммунитета. Даже такой жестокий завоеватель, как Тимур, захвативший Северо-Западную Индию и Дели (1398–1399), проявлял мягкость в отношении представителей духовенства. По словам одного из его историографов, Гийяс уд-дина Али, сайиды и улемы были освобождены от тяжелой контрибуции, которую Тимур налагал на население завоеванных областей. Для определения иммунитетных привилегий историк употребляет термины "муаф", "мусаллам", "тархан"[324]. Большая часть земельных владений и других богатств духовенства образовалась в результате султанских пожалований. Афиф говорит об обычае при вступлении на престол делать земельные пожертвования религиозным учреждениям, в частности гробницам[325].

В наиболее раннем источнике по Делийскому султанату — "Тарих-и Фахр уд-дин Мубарак-шах" есть упоминание о назначении пенсий представителям суннитского духовенства — "людям науки, фикха и корана, аскетам… дервишам"[326]. Пенсии "святым людям, улемам, шейхам, сайидам" предоставлял также султан Бенгалии Гийяс уд-дин Хилджи[327]. Минхадж уд-дин Сирадж говорит также о пожаловании духовным лицам денег в качестве инама[328]. Тот же автор сообщает, что ему лично было вверено медресе Насириа и поручено управление имениями (амлак) этого медресе[329]. Термин "амлак" мог означать, в частности, земельное владение, но это лишь предположение.

Косвенным свидетельством. наличия у религиозных учреждений земли уже в первые десятилетия существования Делийского султаната может служить упоминание Барани о возвращении султаном Фируз-шахом сайидам, улемам и другим представителям суннитского. духовенства "пенсий и инамов, деревень и земель", предоставленных их предкам 170 лет назад[330], т. е. в начале XIII в., и затем конфискованных.

— В правление Ала уд-дина, пытавшегося конфискацией инамов, милков, вакфов укрепить государственную собственность на землю, был нанесен серьезный удар землевладению религиозных учреждений.

Судя по сообщениям Ибн-Батуты, в 30–40-х годах XIV в. султанская власть проводила политику покровительства землевладению мусульманского духовенства. Путешественник говорит о пожаловании Мухаммедом Туглаком шейхам Рукн уд-дину и Садр уд-дину "ста деревень в качестве инама на прокорм". 30 деревень было пожаловано этим же султаном мазару Кутб уд-дина Айбека[331].

Барани сообщает, что "в первые два-три года правления Фируз-Шаха не проходило Дня, чтобы Диван-и рисалат[332] не предоставлял милостиво высокому престолу прошения сайидов, шейхов, улемов, учащихся, суфиев, служителей мечетей, каландаров хайдарие (суфийско-дервишский орден. — К. А.), правителей областей и маликов, тех, имущество которых было отобрано, бедных, нуждающихся, глубоких старцев и сирот; по милости владыки мира прошение каждого удовлетворялось, согласно их желанию"[333].

Фируз-шах приписывал деревни в качестве вакфа мусульманским благотворительным учреждениям, в частности, основанному им госпиталю, который являлся одновременно странноприимным домом[334].

Суфийские ханека в столице и в области Дели получали от султана, кроме десятков тысяч танка на благотворительные расходы, "на. пенсии и на издержки по накрытию стола для путников, населенные и возделанные деревни". Деревни, земли и сады были предоставлены также семьям известных суфийских шейхов: Фарид уд-дина Ганджшакара, Беха уд-дина Сухраварди, Низам уд-дина Аулийа, Рукн уд-дина, Джемал уд-дина из Уча и некоторых других[335]. Шейх Беха уд-дин оставил в наследство своим сыновьям и внукам "огромные богатства", которые были израсходованы на различные благотворительные нужды[336].

Заслуживает внимания свидетельство о возвращении Фируз-шахом служителям мусульманской церкви конфискованных вакфов, восстановлении заброшенных деревень, принадлежавших гробницам, и прочих "благодеяниях" в отношении высшего суннитского духовенства[337].

На содержание религиозных учреждений, судя по числу их персонала, тратились значительные средства. Например, в гробнице Кутб уд-дина Айбека было 460-служителей. Они делились на "господ и владык" (асхабва арбаб) и слуг (хашийа). Первую группу составляли 150 чтецов корана, 80 слушателей медресе, 8 репетиторов, 1 мударис (преподаватель), 80 суфиев, 1 имам, муэдзины и др.; группа хашийа включала слуг, скороходов, поваров и пр.[338]

Таким образом, реформы Ала уд-дина, предполагавшие укрепление государственной собственности и упразднение некоторых форм частного феодального землевладения, в частности инамов, не пережили его самого.

Инам, как феодальный институт, получил весьма широкое распространение в XIV в., в особенности во второй половине века, т. е. в период превращения икта в фактически наследственное с тенденцией к переходу в иммунитетное пожалование, владелец которого нередко пытался превратить его в безусловное.

Фируз-шах, придя к власти, начал свое правление с возвращения конфискованных прежде земель. Отказ Фируз-шаха, а в значительной степени и его предшественников от попыток укрепления государственной собственности означал признание сложившихся в действительности отношений. Соответствующие постановления Фируз-шаха лишь отражали и фиксировали присвоенные феодалами привилегии.

Некоторые данные источников, как нам представляется, позволяют говорить о фактическом существовании в Делийском султанате института и определенной юридической категории частной и безусловной феодальной собственности на землю, известной в средние века во многих странах Ближнего и Средного Востока под арабским термином "милк", или "мулк".

История этого института в некоторых странах (Иране, Армении, Азербайджане, а также в Средней Азии) неоднократно привлекала к себе внимание востоковедов-медиевистов. Но вопрос о развитии института частной феодальной собственности в средневековой Индии и в особенности в государствах домогольского периода остается фактически неразработанным.

Некоторые зарубежные ученые, исследуя аграрный строй Делийского султаната, ничего не говорят о милке или же не отмечают его как особую форму феодальной собственности. Так, М. Азиз Ахмад не видит разницы между милком и инамом, отождествляет эти два института, именуя их "free grants" ("владения, свободные от обложения налогами"). Другой индийский исследователь — К. М. Ашраф идентифицирует милк с коронными землями "Crown lands or milk"[339].

Тем не менее источники свидетельствуют о существовании в султанате XIII–XIV вв. особой формы феодальной собственности, допускавшей передачу по наследству, продажу и куплю земли с сидевшими на ней крестьянами. Владение этой формой собственности не обусловливалось государственной службой, а было связано с феодальной эксплуатацией[340].

В персоязычных индийских хрониках XIII–XIV вв. частная безусловная феодальная собственность называлась, как и в некоторых других странах Ближнего и Среднего Востока, термином "милк"[341]. Например, Бадауни, повествуя о перенесении Мухаммедом Туглаком столицы из Дели в Даулатабад и переселении туда жителей, пишет: "наследственные имения (или земельные участки — зийа-и моуруси) и земельная собственность (акар-и милки), имущество (асбаб), животные, которых они имели, — все погибло…"[342]. Тот же термин мы встречаем в хрониках Барани и Феришта, говорящих о деревнях, являющихся мулком частных лиц[343].

В этой же связи следует упомянуть надпись от 1323 г. на санскрите и персидском языке на могиле суфийского шейха Баба Арджун-шаха в Петладе (округ Барода). Согласно надписи, некий Хаджи Исмаил Осман Ширази, житель города Камбея, дал в дар мазару шейха 20 куба (земельная мера) земли. Земля находилась в икта Сайида ал-Умара Бадр уд-дина Абу-Бекра, и дар производился с формального согласия последнего[344]. Однако не может быть сомнений, что упомянутые 20 куба земли принадлежали частному лицу Хаджи Исмаилу на правах безусловной собственности и могли им свободно отчуждаться.

Одним из путей образования земель милк было возделывание и орошение целины. Фируз-шах, построив канал протяженностью 80–90 курухов от рек Джамны и Сатледжа, по свидетельству Афифа, запросил улемов и шейхов: "Полагается ли какая-либо привилегия (хакк[345]) за старания человеку, который затратил труд и деньги, чтобы провести воду на пользу селениям и деревням?.."[346] Улемы и шейхи ответили, что "приложившему труд и старателю полагается право за полив (хакк-и шорб)", которое реализовалось в форме присвоения им определенной доли урожая[347].

Данные эпиграфики также показывают неразрывную связь между водовладением и собственностью на орошаемую землю. В упомянутой выше надписи от 1323 г. сообщается о сооружении тем же Хаджи Исмаилом Осг маном колодца, который он вместе с 20 куба земли передал в дар гробнице шейха[348]. Надпись 1405 г. из Манду (Дхар) ставила в известность должностных лиц и крестьян деревни о том, что "двадцать бигха земли… возделанных благодаря (сооружению. — К. А.) колодца, и разбитый на ней сад" принадлежат Гопал Барасу (по-видимому, человеку, возделавшему эту землю) и его потомству[349].

В 1452 г. бахманидский правитель Ахмед-шах утвердил за Маликом-Шабаном и Ариз-ул-мамаликом (представителями феодальной знати (как видно из упоминаемых в надписи титулов) шесть джутваров земли за пределами деревни или местечка Ракхйал (область "великого города" Ахмедабада), "на которой упомянутые малики приказали вырыть колодец"[350].

Весьма интересна надпись 1608 г. из Хандеша, составленная от имени правителя этой области. Она представляет собой постановление, закрепляющее деревню Акар за двумя представителями деревенской верхушки за их "мужество и настойчивость в возделывании и заселении пустующих земель"[351]. В этой же связи можно напомнить надписи от 1586 г. из Гульбарги, 1640 г. из Голконды и многие другие.

Традиционный размер доли владельца милка равнялся 1/10 валового урожая крестьянина. Как передает Ибн-Ватута, ему как новому владельцу деревень, купленных Мухаммедом Туглаком и переданных в вакф гробнице Кутб уд-дина, принадлежала 1/10 доля их дохода[352]. В том же размере было определено улемами и шейхами "право за полив" [353].

Собственники милковых земель платили государству определенный налог. В начале XIII в. Кутб уд-дин Айбек уменьшил размер этого налога с имений мусульманских маликов области Лахор с ⅕ части урожая до 1/10 — 1/20[354]. Приведенное свидетельство источника показывает, что в Делийском султанате с первых же лет его существования нормы владения милковыми землями далеко отошли от норм, устанавливаемых шариатом, согласно которому земли милк (как и ушри) в противоположность хараджным землям (земли, с которых выплачивался государственный налог — харадж) были свободны от каких бы то ни было налогов[355].

Таким образом, мил к сходен с инамом в том отношении, что обе эти формы феодальной собственности являлись наследственными: однако милк в отличие от инама был безусловной формой, не связанной с исполнением государственной службы, и владелец его был наделен правом свободного отчуждения своей земли вплоть до продажи; милковые же земли не были свободны от государственного налога, в то время как владельцы инамов пользовались правами налогового иммунитета.

Следует отметить отсутствие четкости в квалификации некоторых форм феодальной собственности, в частности инама, в известной книге М. Ковалевского. Излагая положения средневекового арабского юриста Ибн-Джама о формах, в которых происходит раздача земли мусульманским верховным правителем (имамом) своим подчиненным, М. Ковалевский именует эти формы тремя разновидностями икта, включая в это понятие инамы, милки и икта[356], т. е. формы феодальной собственности, различные по своему происхождению, характеру, сумме феодальных привилегий у их владельцев.

Многоступенчатость феодального землевладения в Делийском султанате рассматриваемого периода нашла выражение не столько в складывавшихся вассальных отношениях, поземельной и личной зависимости между пришлыми феодалами-мусульманами, сколько в существовании большого числа полузависимых от верхушечного слоя мукта феодалов-индусов, именуемых мусульманскими хронистами заминдарами.

В Северной Индии ко времени завоевания ее мусульманами господствовал феодальный способ производства, сложилось феодальное землевладение с системой феодальной иерархии и эксплуатации[357]. В ряде мелких раджпутских и других государств Северной Индии верховным собственником земли был правитель — князь. Его право верховного собственника также в определенной мере зиждилось на обладании оросительными сооружениями[358]. Государство облагало крестьян феодальными повинностями, которые были для них крайне обременительными, в особенности в засушливые и неурожайные годы. Правители раджпутских княжеств жаловали земли членам своих семей, родственникам и различным представителям феодальной знати[359]. Владение такими землями было связано прежде всего с присвоением части производимого крестьянином продукта. Английский ученый Форбес излагает рассказ одного из индийских хронистов о сыне правителя Мальвы Джаг Деве Пармаре. По приглашению отца он явился в Дхар, будучи очень бедно одет: на голове дешевый тюрбан, а в ушах и на руках не было украшений. На вопрос отца, почему он так бедно одет, Джаг Дев ответил: "Вы пожаловали моей матери одну деревню. Это — содержание для нее, и дело распоряжения им — в ее руках… Мясо и питье, одежда, содержание слуг и служанок, повозок и быков— все это доставляется из налога одной единственной деревни. Даже моя собственная одежда — из налога"[360].

Приведенный рассказ хрониста может быть также свидетельством того, что эксплуатация крестьян не была столь интенсивной, как позднее, и доход с одной деревни покрывал лишь самые скромные расходы пожалованного лица. Возможно, этим (а частично также трудностью реализации предоставленных привилегий из-за частых неурожаев, сопротивления крестьян и т. д.) и объясняется, что феодалы предпочитали денежное вознаграждение из казны земельному пожалованию[361].

В западных и центральных областях Северной Индии, в частности в Раджастхане и Гуджарате, условные пожалования за исполняемую службу назывались патта и грае. Приблизительно к первой трети XVIII в. они превратились в наследственные владения как фактически, так и юридически[362]. Наследственной формой феодальной собственности были бхуми, владельцы которых — потомки старшин древних кланов — не были обязаны службой и передавали свои земли по наследству без санкции верховного правителя. Раджпутские вожди стремились отнять у владельцев бхуми их земли[363]. Однако некоторые из них вплоть до XIX в. оставались владельцами целых деревень, с которых платили небольшой налог[364].

Захватывая новые города и области, султаны обычно отстраняли от управления местных правителей и конфисковали их имущество. Так, правитель Рантхамбхора Хамир Деораджа был казнен, а Рантхамбхор с округой передан Улуг-хану, брату султана Ала уд-дина. Чужеземные военачальники присваивали земли в бывших княжествах: в Девагири, Бароде, Гуджарате и др.[365] Некоторые княжества в процессе завоевания были поставлены в вассальную зависимость от султана. Власть сохранялась у династии местных раджей, обязанных поставлять в султанское войско отряды воинов, посылать дань. Вассалами султана Ала уд-дина были раджи Девагири, Тиланга[366] и др. Местные династы пользовались малейшей слабостью правителей Дели, чтобы возвратить отобранные у них владения. Однако отказ от исполнения вассальной службы приводил часто к превращению вассального княжества в провинцию, управляемую ставленником султана; домениальные земли некоторых князей и других династов включались в земельный фонд казны делийских султанов[367].

Но большинство представителей местного феодалитета и главным образом средние слои и феодализировавшаяся общинная верхушка в завоеванных султанами и управляемых их наместниками областях, как правило, сохраняли свои земельные владения. Так, в Гуджарате при Ала уд-дине обширные пространства земли оставались независимыми. Лишь некоторые из вождей племен, кланов и мелких князьков признавали себя данниками султанов; многие из них оставались совершенно самостоятельными владетелями вплоть до середины XIX в.

По данным Форбеса, ветвь княжеского рода Вагхела сохраняла за собой большую часть Гуджарата на запад от реки Сабхермати; некоторые отпрыски этого рода, как и прежде, владели землями в большей части северных окраин области. Раджпутские кланы владели: парамары — Турсунгхом., ратхоры — Эдуром, джахалы занимали долину между Малым Катчом и Камбейским заливом. Кулы обитали в отдаленных и лесистых местностях Чанвала. На восток от горы Повангарх обитали кали; хенгары прочно сохраняли за собой леса Джунагарха, контролируя большую часть полуострова Катхиавар; наконец, гохилы, пытавшиеся подчинить хенгаров, занимали Того и Пирам, а также прибрежную область, которая по их имени получила название Гохилавар.

Со времени основания Музаффар-шахом (конец XIV в.) в Гуджарате династии независимых от Дели правителей последние проводили политику, направленную на подчинение местных раджпутских вождей и князьков. Многие из них укрывались в своих неприступных горных или лесных естественных крепостях;, только с помощью войска можно было принудить их к выплате дани. Те же, которые не имели в своем распоряжении таких средств обороны и были хуже защищены, в случае отказа от дани, непокорности, по приказу. Ахмед-шаха, преемника Музаффар-шаха, сгонялись со своих земель. Так были изъяты в пользу султанской казны земли "тхакора" (владетеля, старшины) по имени Биола Самунт Сингх, который владел 350 деревнями. А если владетели изъявляли покорность и соглашались на выплату дани, за ними сохранялась часть их наследственных владений.

В начале XV в. при Ахмед-шахе в Гуджарате было большое число независимых раджпутских владений. К ним относились владетель (тхакор) Самунт Сингх, имевший несколько сотен деревень, раджа Сисодиа в Матуре, владевший 66 деревнями. Столицей 350 деревень источник называет Раджпиплу (недалеко от Чампанира). Владетелем ее был раджа-тхакор Харисунгхджи; он скрывался в лесах и боролся против Ахмед-шаха в течение 12 лет. Но в конце концов он получил прощение шаха, который утвердил за ним его "грае". Потомки Харисунгхджи Гохила правили в Раджпипле еще в XIX в.

Форбес передает рассказ о двух братьях из рода Вагхела, которые, восстав, скрывались в лесах и занимались грабежом. Они потеряли свои наследственные владения, поэтому средства их очень скоро иссякли, а войско покинуло братьев. Очутившись в затруднительном положении, они решили примириться с Ахмед-шахом, который пожаловал им 500 деревень.

Хотя шахи Гуджарата постепенно подчиняли себе независимых феодальных владетелей этой области, однако полностью этого сделать им не удалось, и многие из них сохраняли свои позиции неизменными вплоть до XIX в.[368]

Ту же картину мы наблюдаем в Раджастхане[369], Синде[370], Пенджабе[371] и до некоторой степени в наиболее, казалось, прочно завоеванных двуречье Ганга и Джамны, Дели[372] и Тараи[373].

Мелкие и средние феодалы-индусы, представители феодализирующейся общинной верхушки — чаудхри[374], мукаддамы[375], хутэ[376] — в большинстве областей султаната в течение всего XIII в., а в некоторых отдаленных провинциях — ив XIV в. выступали посредниками между казной и крестьянами, так как по старинке продолжали ведать сбором налогов с подвластной им деревни, группы деревень или округа[377]. Хутэ, мукаддамы, чаудхри сохраняли свои земельные владения, которые до начала XIV в. были освобождены от каких бы то ни было платежей в пользу казны[378] и рассматривались султанами как своего рода компенсация за службу по сбору государственных налогов.

Барани приписывает Ала уд-дину следующие слова: "хутэ, мукаддамы, чаудхри ездят на хороших лошадях, носят прекрасную одежду, стреляют из персидских луков, ведут друг с другом войны, охотятся, но ни джитала хараджа, джизии (подушный налог с иноверцев. — К. А.), карай или чараи (налог за выпас скота. — К. А.) не платят. Они самостоятельно взимают с деревень долю хутэ, собираются, пьют вино; многие вовсе не являются в диван (султанское казначейство. — К. А.), не проявляют никакого уважения к моим чиновникам"[379].

Налоговая реформа Ала уд-дина лишала хутэ привилегий; их земли облагались поземельным налогом в размере половины урожая. Барани отмечает, что правило о взимании половинной доли урожая относилось одинаково как к хутэ, так и балахарам[380]. В результате "хутам из привилегии хути не осталось ничего". Несомненно сгущая краски, историограф отмечал, что в домах индусов не стало ни золота, ни серебра, а жены хутэ и мукаддамов нанимались служанками в дома богатых мусульман. При преемниках Ала уд-дина феодалы-индусы вернули, по всей вероятности, часть своих привилегий. Во всяком случае Барани, имея в виду положение Хутэ прй Кутб уд-дине Мубаракё, писал: "Те, кто срывал зеленые колосья, так как не мог достать хлеба, у кого не было платья, и кто так часто подвергался побоям, что не имел даже времени почесать себе руки, теперь носят хорошую одежду, ездят на лошадях и стреляют из лука"[381].

Гийяс уд-дин Туглак, по свидетельству Барани, приказал правителям областей строго следить за тем, чтобы "хутэ и мукаддамы, помимо хараджа султану, не облагали бы крестьян в свою пользу. С посевов и пастбищ хутэ и мукаддамов налоги не взимаются. Надо, чтобы их право тем ограничивалось… Не следует возлагать на хутэ и мукаддамов большие поборы, ибо, если они будут платить столько же, сколько крестьяне, исчезнет польза от того, чтобы быть хутэ и мукаддамом"[382].

Из этого отрывка можно сделать важные выводы о положении хутэ и других мелких феодалов в Делийском султанате в первой половине XIV в. Хутэ и мукаддамы продолжали ведать сбором государственных налогов с населения; их хозяйство, как и до реформ Ала уд-дина, освобождалось от налогов. Хутэ и мукаддамы были устранены от участия в дележе прибавочного продукта… Однако само предписание султана Гийяс уд-дина не допускать хутэ к сбору с крестьян налогов в свою пользу говорит о том, что такая практика в его дни продолжала существовать, несмотря на решительные меры Ала уд-дина. Барани свидетельствует о мягкой политике Фируз-шаха по отношению к хутэ и другим, которые, по словам историка, стали очень богаты в правление этого султана[383].

Привлечение хутэ и других индусских феодалов к сбору государственных налогов исходило из молчаливого признания их реальной власти в индийской деревне, в то же время способствовало дальнейшему укреплению" этой власти.

Обладая значительным авторитетом, освященным к тому же многовековыми традициями, хутэ, мукаддамы и другие индусские феодалы вопреки распоряжениям и реформам султанов, несомненно, выступали эксплуататорами крестьянства. Вследствие этого установление б стране власти чужеземной знати неизбежно привело к усилению феодальной эксплуатации.

В XIII–XIV вв. некоторые индийцы, примкнув к завоевателям, достигали высоких постов. Надпись из Ладиу (Джодхпур) от 1316 г. отмечает, что Ала уд-дин назначил своим казначеем (bhupa dhavadhikarin) некоего индуса по имени Садхара[384].

Султан Насир уд-дин Хосроу-шах был индийцем по происхождению; его в Мальве взял в плен Ала уд-дин. Хосроу перешел в ислам и выдвинулся при делийском дворе[385].

В 1320 г., захватив престол, он устроил страшное избиение тюркской знати. При нем многие индусы "стали военачальниками и правителями". По словам Сирхинди, султан Гийяс уд-дин Туглак, свергший с престола Хосроу-шаха, вошел в историю как освободитель мусульман от ига индусов[386].

Ибн-Батута передает, что в городе Систане (Сахван) жил "кафир из индусов" по имени Ратан, искусный в счетном деле и письме. Он пользовался милостью Мухаммеда Туглака, который назначил Ратана правителем Спида и пожаловал ему в икта город Систан. Ратан имел все те же знаки отличия, что и знатнейшие эмиры, — литавры, знамя и т. д. Находившиеся в Систане мусульманские эмиры составили против него заговор и убили его[387]. Доверенным должностным лицом Мухаммеда Туглака был некий Бхиранраи, начальник крепости Гулбарга[388]. Барани в одном из своих не опубликованных до настоящего времени сочинений писал, что индусы, представители знати, не только владели лошадьми, рабами, носили дорогую одежду, но и имели в своих свитах слуг-мусульман; бедные мусульмане часто просили подаяния у домов богатых индусов. Даже в Дели, столице султана, индусы были в почете, уважении и имели титулы рай, тхакор, саху, маханат, пандит[389].

Некоторые высшие должности в государственно-административном аппарате занимали принявшие ислам индусы часто незнатного происхождения, выдвинувшиеся на службе султанов.

Весьма колоритной фигурой был великий вазир Фируз-шаха Хан-Джехан. По свидетельству Афифа, он принадлежал к знатному индусскому роду из Телинганы. Его настоящее имя — Катту. Приняв ислам, он поступил на службу к султану в качестве помощника вазира и получил в икта Мултан. После смерти Мухаммеда Туглака Хан-Джехан оказал содействие Фируз-шаху в борьбе против других претендентов на престол. Придя к власти, Фируз назначил его своим вазиром и обещал сделать эту должность наследственной. И действительно, после смерти Хан-Джехана вазиром государства стал его сын[390].

В ряде случаев султаны предоставляли местной знати земельные пожалования. Как передает Бадауни, в 1343 г. Мухаммед Туглак "переселил мукаддамов Саманы и Сунама в окрестности Дели, дал им деревни и области, пожаловал роскошные халаты и золотые пояса"[391].

В конце XIV — первой. половине XV в., в период ослабления власти делийских султанов и непрерывных феодальных усобиц, усиливаются позиции местных феодалов. В ряде отпадавших от Дели областей устанавливалась власть как местных феодальных династий, так и независимых мусульманских правителей.

Уже в этот период многие представители местной феодальной знати, принимавшие участие в междоусобицах, судя по их именам, были мусульманами. Историки называют рай Фируза из племени мин, рай Камал уд-дина Мина, рай Давуд Камал Мина[392], Малика Абу аль-Хейра Хохара из племени хохар, или гаккар[393], и др.

Большие пространства земель принадлежали Индуистским храмам, усыпальницам раджей, отдельным брахманам. Феришта, — рассказывая об осаде и взятии Махмудом Газневи известного индуистского храма Сомнатха в Гуджарате, замечает, что этот храм в те времена владел большими богатствами и его посещали толпы паломников из различных частей Индии. Как слышал историк, даже в период упадка храма (очевидно, имеется в виду период жизни самого Феришта, т. е. конец XVI — начало XVII в.) его ежегодно посещали ("посещают") 200–300 тыс. паломников. Различные правители Индостана пожаловали в вакф Сомнатху около 2 тыс. деревень. Доходы этих деревень шли на содержание персонала храма — 2 тыс. брахманов, 500 танцовщиц, 300 музыкантов, 300 цирюльников. Со всех концов страны храм получал драгоценные подарки[394].

Джайнский хронист Мерутунг Ачария, писавший в 1305 г., свидетельствует о пожаловании гуджаратским правителем Сидх Раджем (1094–1143) 12 деревень джайнскому храму Неминатх в Гирнаре и 100 деревень брахманам. Чалу и еще 11 деревень тот же правитель даровал джайскому монаху Дев Сури из секты шветамбаров за победу в религиозном диспуте против своих противников — дигамбаров[395].

Мусульманские хроники содержат, многочисленные данные о необычайном богатстве храмов, об их золотых идолах и накопленной казне, расхищаемой на протяжении десятилетий мусульманскими завоевателями. Нет сомнений, что эти богатства имели своим основным источником земельную собственность и создавались в результате феодальной эксплуатации крестьян.

Источники XIII–XIV вв. не сообщают сведений о землевладении индуистских храмов времени правления делийских султанов. Известно лишь, что в процессе завоевания некоторые храмы разрушались или обращались в мечети. По-видимому, это влекло за собой также и изъятие у храмов земель. Но из более поздних источников видно, что и при Моголах, и вплоть до времен английского завоевания храмы оставались значительными земельными собственниками. Как сообщал, в частности, генерал-губернатор Индии Корнуоллис в 1793 г., мусульманское владычество в Индии практически мало коснулось земельной собственности индуистских храмов[396].

О сохранении привилегий индуистских храмов и брахманов в течение всего XIII и XIV вв. свидетельствует тот факт, что на протяжении этого времени брахманы пользовались правами налогового иммунитета. Как передает историограф Фируз-шаха Афиф, "при прежних султанах джизию от брахманов не получали, так что они всегда были свободны от джизии и никогда никому ее не платили". Собрав ко двору улемов и шейхов, Фируз-шах заявил, что у прежних султанов имели место упущения в обложении брахманов подушным налогом. "Так как брахманы являются ключом к неверию (буквально: "к комнате язычников". — К. А.), джизию следует получать прежде всего с них. Распоряжение султана об обложении брахманов джизией вызвало среди них волнение. Они явились со всех концов Дели в Фирузабад и грозили сжечь себя, если султан не отменит своего решения. Несмотря на это, указ Фируз-шаха остался в силе. Жители Дели уговорили брахманов не приводить в исполнение своих угроз и выразили согласие взять на себя уплату за них джизии". По словам Афифа, "в Дели имелось три ставки джизии — 40, 20 и 10 танка. Брахманы просили султана снизойти до их тяжелого положения и назначить минимальную налоговую ставку. Султан приказал взимать с брахманов джизию в размере 10 танка 50 джиталов"[397]. Как видно, новое постановление Фируз-шаха касалось лишь брахманов столицы и ее области. Трудно сказать, насколько последовательно оно осуществлялось самим султаном. Однако не может быть сомнений, что в конце XIV в., при его преемниках, в период децентрализации и ослабления Делийского государства, храмы и брахманы, как и другие представители феодалов-индусов, восстановили или укрепили свои привилегии.

XIII–XIV века в истории Делийского султаната были временем дальнейшего укрепления экономических и политических позиций феодалов, расширения их привилегий, развития частного феодального землевладения. Икта, являвшийся основной формой феодального землевладения и представлявший собой еще в XIII в. условное, ненаследственное владение, не пользующееся правами налогового иммунитета, к концу XIV — первой половине XV в. превратился в наследственное и частично обеленное владение, хотя еще и обусловленное службой. В связи с этим икта этого времени нередко отождествляется с другим феодальным институтом — инамом, который в Делийском султанате был известен с первой половины XIII в., но получил широкое распространение во второй половине XIV в. Инам как по условиям пожалования, так и практике владения им, вне зависимости от того, был ли он военным леном или вакфом, являлся наследственной и обеленной формой землевладения, однако еще обусловленной службой. Крупным феодальным собственником с конца XIII в. становится высшее суннитское духовенство, религиозные учреждения (мечети, медресе, мазары) и отдельные представители культа.

В условиях развития хозяйства второй половины XIV в. происходит некоторое расширение частной безусловной феодальной собственности — милк; одним из путей образования этой формы землевладения было возделывание целины путем ее обводнения. Вместе с тем начали складываться и достигли некоторого развития вассальные отношения между самими феодалами. Но в XIII–XIV вв. поземельная и личная зависимость складывалась не столько между пришлыми феодалами-мусульманами, сколько между немногочисленным слоем мукта — представителей пришлой знати — и более значительной группой местных феодалов.

Усиление экономических и политических позиций феодалов, в частности наместников областей — мукта, стимулировало их сепаратизм и привело в XV в. к феодальной анархии и распаду Делийского султаната.