— Доброе утро, доктор! — поздоровалась с вошедшим в вестибюль поликлиники молодая хорошенькая регистраторша.
— Доброе утро, милая! — прогудел в ответ доктор Каспер Мински, широкими шагами направляясь к своему кабинету.
Лицо его расплылось в улыбке настолько широкой, что в густых дебрях седой бороды будто разверзлась внушительных размеров пещера. Утро действительно было добрым, в чистом голубом небе светило яркое солнце, а предрассветный дождь, организованный на часок бюро погоды, наполнил воздух восхитительной свежестью.
Доктор и не предполагал, что две минуты спустя его настроение в корне изменится.
Он окинул взглядом кабинет — все в полном порядке. Настенные часы-календарь показывали точное время и число: 08.53, 12.06.2012. Машины-уборщики сделали свою работу вовремя: на сложном оборудовании кабинета, упрятанном в блестящие яркие ящики, ни пылинки. Техника была самой современной: пульт для диагностирования, сообщавший доктору все необходимое о состоянии здоровья пациента, для чего в кресло пациента были вмонтированы многочисленные детекторы; библиотечный компьютер, дающий доступ ко всем, даже самым новейшим, материалам по медицине; радиофоны, видеоэкраны и телефакс.
По инструкции машины-уборщики никогда не трогали его личные вещи и собранные в двадцати разных странах сувениры, свидетели его вот уже пятидесятилетней деятельности: украшения, безделушки, примитивные медицинские инструменты, искусно выполненные из кости и камня…
Строго говоря, по законам поликлиники он не имел права хранить в кабинете личную коллекцию. Но был слишком стар — как-никак семьдесят пять — и считал, что может сделать себе кое-какие мелкие поблажки.
Довольный тем, что в глаза не лупит солнце, а монорельс прибыл точно по расписанию и до встречи с первым пациентом есть несколько минут, доктор заказал чашечку кофе, мигом появившуюся из отсека обслуживания, а потом включил телефакс и запрограммировал его на «последние известия». Из щели на выходе прибора сразу поползла бумажная лента с новостями со всех концов Земли, с Марса, с орбитальной станции на Венере, с колоний на астероидах, даже с лун далекого Юпитера. Потягивая кофе, доктор начал просматривать текст.
И сразу перестал видеть мир в розовом свете.
Первый же заголовок гласил: назревает серьезный кризис, настолько серьезный, что может вспыхнуть война. Во всяком случае, автор статьи намекал именно на это. Сегодня в шесть утра по лондонскому времени президент Марса, избранный двумя миллионами колонистов Красной планеты, вызвал к себе посла Земли и предложил ему немедленно на ближайшем космоплане покинуть Марс. Марс разрывал с Землей дипломатические отношения. Президент заявил: если с Земли не будет получено официальное извинение, а также пятьдесят миллионов в межпланетной валюте, вслед за послом отправятся все находящиеся на Марсе граждане Земли.
Интересно, подумал доктор Мински, что могло вызвать такой скандал? Ведь колония на Марсе существует уже тридцать лет, и ничего подобного никогда не было.
Он еще два раза перечел информацию телефакса, — уж не пропустил ли он чего? — но ключа к разгадке не нашел. Нет, это просто возмутительно! Он тяжело вздохнул. Жизнь так прекрасна, и не только на Земле, но и во всей Вселенной. И есть возможность всем жить одинаково интересно и насыщенно! Неужели можно терять голову и бросаться столь необдуманными угрозами? Доктор постоянно открывал для себя в жизни что-то новое, радостное, хотя прожил на свете уже три четверти века, да и судьба, забросив его в чужую страну еще ребенком, не всегда была к нему благосклонна.
Он взглянул на часы — без малого девять. Значит, до начала приема есть минута-другая. Может быть, спросить у регистраторши, в чем причина межпланетного кризиса, — она, наверное, знает? Разумеется, можно заказать новости за вчерашний вечер по телефаксу, но тогда придется прочесть по крайней мере две-три страницы текста, куда проще кого-то спросить о случившемся.
Он уже потянулся к переключателю переговорного устройства, но тут что-то щелкнуло и раздался слабый звоночек — так телефакс сообщал о поступлении корреспонденции. Доктор Мински вздохнул и протянул руку к появившемуся в прорези машины бумажному языку. Телефакс, конечно, вещь хорошая, обычная пересылка писем по почте занимает куда больше времени, зато раньше каждое письмо имело собственный облик, индивидуальность. А теперь все унифицировано, все подогнано…
А это еще что такое? Вот уж совсем необычная корреспонденция! Во-первых, прислана по межпланетному лучу, то есть автор послания находится где-то в космосе, в миллионах и миллионах миль отсюда. В углу листа цифровой код — из него следовало, что письмо пришло с Марса.
С Марса?
— Но у меня нет знакомых на Марсе, — вырвалось у доктора.
Что же касается текста… Доктор прочел его дважды, второй раз вслух: уж не мерещится ли ему?
«Большая кляча пасется в поле среди бледно-голубых маков».
Несколько мгновений доктор ошеломленно смотрел на листок, потом его внимание привлек какой-то звук из приемной — он, как всегда, оставил дверь чуть приоткрытой. Этим он давал понять: при острой необходимости пациент может быть принят и до девяти часов.
Сейчас из-за двери доносился плач — плакал мальчик лет пяти или шести.
Отбросив таинственное послание на край стола, доктор вскочил и прошагал к двери. Выглянув, он увидел свою старую пациентку миссис Бауэн и мальчика Тимми. Когда они с мужем узнали, что своих детей им лучше не иметь, то усыновили Тимми.
— Здравствуйте, доктор! — Миссис Бауэн поднялась с кресла. — Извините, что приходится вас беспокоить, но бедняжке Тимми сегодня приснился ужасный сон, поэтому…
— Какие могут быть извинения, миссис Бауэн, — остановил ее доктор, подняв костлявую руку. — Пойдемте в кабинет и посмотрим, чем можно помочь.
Увы, немногим, грустно признался себе доктор Мински, когда за миссис Бауэн и мальчиком закрылась дверь. Когда Тимми подобрали на улице, ему было два с половиной года, но он едва мог произнести свое имя, поэтому узнать, кто его родители, оказалось невозможно. Мистер и миссис Бауэн были добрые, отзывчивые люди, и доктор ни секунды не сомневался, что мучившие мальчика кошмары — не их вина. Но во сне человеческий мозг способен пробудить самые отдаленные уголки памяти, расшевелить глубинные, никогда не возникающие наяву, воспоминания. За день мозг набирает массу новых сведений и впечатлений, ночью же он отдыхает, раскладывая их по полочкам рядом со старыми…
Зазвонил телефон, и доктор машинально посмотрел на экран. Чуть вздрогнув, он так и застыл в своем вращающемся кресле. У него совершенно вылетело из головы непонятное утреннее письмо с Марса. Но сейчас — если верить вспыхнувшим на экране видеофона словам — его вызывала Станция Орбитальной Связи, прямо со спутника, который принимал все сигналы с населенных планет солнечной системы. Вот это да!
Что ж, подумал доктор, наверное, сейчас станет ясно, почему он получил столь загадочное послание. Быстро выглянув в приемную и убедившись, что срочных пациентов нет, он щелкнул переключателем видеофона.
На экране появился молодой человек с изможденным лицом. Под глазами круги, будто не спал ночь.
— Доктор Мински? — спросил он.
— Да, это я.
— Меня зовут Онорио Блаз, я сотрудник Станции Орбитальной Связи. Извините за беспокойство, у меня к вам вопрос: вы недавно получали сообщение из космоса?
— Да, всего несколько минут назад. Вот оно, это послание, у меня на столе. А в чем дело?
— В нем есть смысл?
Доктор Мински удивленно заморгал.
— Говоря откровенно, мистер Блаз, нет. Но почему вы об этом спрашиваете?
— Поверьте, пожалуйста, на слово, доктор, дело очень важное и срочное, я просто не могу тратить время на подробности. Прошу вас, прочтите, что в письме. И откуда оно послано.
Нахмурив густые брови, доктор Мински выполнил просьбу.
— Понятно, — пробормотал Блаз. — Как вы считаете, мог кто-то с Марса послать вам это?
— Нет. У меня вообще нет знакомых на Марсе. Разве туда эмигрировал кто-то из моих пациентов… Но посылать мне оттуда корреспонденции? Не думаю. Ведь межпланетная почта — штука дорогая, верно. Кажется, десять кредитов за слово?
— Двенадцать. Совсем недавно мы подняли цену.
— С какой же стати посылать совершенно бессмысленное письмо незнакомому человеку? Даже своему бывшему доктору?
— Не знаю. — Блаз пожал плечами. — Во всяком случае, ясно, что это бессмыслица. Благодарю вас, доктор. Извините, что…
— Нет, погодите, молодой человек! — взвился Мински, протягивая руку к экрану, словно мог физически удержать изображение Блаза. — Я тоже хочу кое-что узнать! Почему вы вдруг позвонили сюда и спросили, не получал ли я сообщение по межпланетной связи? И что это все-таки за сообщение? Может, это только кажется бессмыслицей. Ну, например, может… это строчка из стихотворения. Или, скажем, какой-то шифр.
— Это не шифр, — возразил Блаз. — Это, извините, код. — Он устало вытер пот со лба. — Разница, в общем, невелика и представляет интерес разве что для экспертов по связи. Впрочем, не знаю, можно ли назвать меня экспертом после того, как уже три дня подряд мы пытаемся распутать этот клубок, а он все растет и растет…
Доктор Мински занимался медициной пятьдесят лет и сейчас безошибочно определил, что человеку по ту сторону экрана необходимо выговориться. Поэтому доктор сочувственно произнес:
— У вас какие-то неприятности?
— Неприятности! Доктор, вы даже наполовину не можете представить того, что сейчас происходит! Мы на грани межпланетной войны — вот что происходит!
— Как? Я прочитал сегодня о кризисе — но неужели это настолько серьезно?
— Сначала это была лишь типичная для президента Марса вспышка гнева, не более. Его тоже можно понять — в сложной ситуации нервы могут подвести любого. Знаете, у них там проблем хватает: то история с этим новым куполом в Сан-Лейк-Сити, то из-за бактерий пропал весь урожай водорослей, да еще зима в прошлом году выдалась ужасная… Вы обо всем этом знаете. — Он неопределенно махнул рукой. — Разумеется, все они там трясутся над своей независимостью, понятно, ведь они добровольно решили эмигрировать, перебраться на планету, не очень годную для людей. В последнюю неделю лучи связи буквально не выдерживали обилия сообщений: умиротворяющих, успокаивающих, смягчающих, примиряющих, — и все-таки грянул гром. Сегодня утром посла Земли в буквальном смысле слова выбросили из кабинета президента, а разве можно проглотить такое молча, тем более столь крупному дипломату?
— Да, но какое отношение это имеет к… — доктор Мински взглянул на лежавшую перед ним бумажку, — к кляче в поле маков?
— Никакого. Но похоже, вся эта кутерьма началась с одного странного послания, отыскать источник которого нам никак не удается. В этом послании — если верить правительству Марса — говорится, что предложение Земли помочь колонистам Марса с их временными трудностями есть не что иное, как часть заговора. Идея заговора проста — восстановить подчинение Марса Земле и отнять у колонистов завоеванную с таким трудом независимость.
— Значит, мое — не единственное послание, смысл которого вам неясен? — с интересом спросил доктор Мински.
— Вы правы. Они идут десятками, а возможно, и сотнями. К счастью, послания, которые мы смогли засечь, так или иначе напоминают полученное вами — это либо обрывки разговора, либо строчки поэзии, либо просто какая-то чепуха. Но их не должно быть вообще, вот ведь в чем дело! Мы здесь, на Станции, осуществляем связь между всеми заселенными планетами солнечной системы, у нас под контролем все межпланетные сигналы. Оборудование у нас новейшее, компьютеры самые современные, наисложнейшие, почти что сами думают, честное слово, они прекрасно справляются с миллионами проходящих через спутник сигналов — и вдруг мне, единственному там человеку, приходится рыться в грудах записей сигналов, пропущенных Станцией за последние десять дней, и искать белиберду, от которой у получателя глаза лезут на лоб. — На лице Блаза появилась безрадостная усмешка, словно этот парадокс, не будь он таким обескураживающим, здорово бы позабавил молодого человека.
— А можете вы привести другие примеры этих сообщений? — спросил доктор Мински.
— Конечно. Чего-чего, а этого добра хватает, — горько ответил Блаз и принялся листать кипу бумаг — за пределами видимости камеры. — Пожалуйста! Вот это получил человек в Нью-Джерси: «Угроза и смерть, огонь и вода, все, что построено, рухнет навсегда». А вот это послано одному чилийцу — текст испанский, конечно, но у меня есть перевод: «Пустынные дороги космоса лежат далеко от дома, но скоро все переменится». Вы когда-нибудь слышали подобную чушь?
— Ну… — Доктор Мински кашлянул. — Слышал, и довольно часто. В конце концов у меня за плечами пятьдесят лет врачебной практики, и на своем веку я повидал немало разных пациентов, приходилось бороться и с горячкой, и с другими болезнями головного мозга. Но дело даже не в этом, насколько я понимаю — сообщения подобного рода вообще не должны проходить через самый современный в солнечной системе центр связи. Впрочем, мне уже ясно, по крайней мере, одно.
Блаз встрепенулся.
— Если у вас есть хоть какие-то соображения, доктор, выкладывайте! Ведь мы за эти дни совсем ошалели и сейчас просто не знаем, где искать.
— Вы сказали, что последнее сообщение было переведено. А не могло случиться…
— Простите, доктор, это мы проверяли, — перебил Блаз. — Первым делом. Переводческие банки нашего главного компьютера работают отлично. Не знаю, вы когда-нибудь пользовались механическим переводчиком?
— Как же, мне часто приходится просматривать работы по медицине, опубликованные на русском, китайском, хинди, суахили, короче, на многих языках.
— Тогда вам известно, что в этом отношении мы значительно продвинулись вперед по сравнению с временами, когда была популярна история о компьютере, которому поручили перевести выражение «ни уму ни сердцу» на китайский и обратно. Помните эту историю?
— Еще бы, я ведь старик. Если не ошибаюсь, в результате получился «бессердечный безумец»?
— Именно. Похоже, такой вот «бессердечный безумец» орудует у нас на Станции и выдает сообщения с липовым обратным адресом, а адресатов выбирает наобум. Одно из таких сообщений чуть не спровоцировало войну, я вам говорил об этом. — Блаз потянул себя за волосы, словно хотел их выдернуть. — Прошу меня извинить, доктор. Надо еще с десяток таких посланий проверить.
— Конечно, извините, что задержал вас, — сказал доктор Мински и отключил связь.
Когда экран погас, доктор просидел несколько минут в сосредоточенном раздумье. Мысли были невеселые. Неужели люди могут быть настолько глупы? Неужели из-за каких-то дурацких, неизвестно кем или чем написанных слов они способны развязать войну? Это, конечно, полнейший абсурд — война между планетой с двухмиллионным населением и Землей, где живут три миллиарда людей, и все же стороны могут причинить друг другу колоссальный, невосполнимый ущерб.
Доктор Мински вдруг сообразил, что так и не узнал, что именно было в послании, столь фатально повлиявшем на президента Марса. А ведь мог это сделать — он определенно почувствовал, что Блазу просто необходимо с кем-то поделиться своими трудностями.
Что касается трудностей… И тут он со стыдом вспомнил, что в соседней комнате его ждут пять человек, и пригласил первого пациента войти.
Утро оказалось легким, как и всегда в летнюю пору. Для докторов самое напряженное время года — зима, зимой вечно приходится иметь дело с обычными болезнями сезона — ангина, грипп, ревматизм, радикального средства от них, увы, пока не придумали. К половине одиннадцатого доктор уже закончил прием и, прежде чем начать обход в клинике, решил просмотреть кое-какую литературу о сновидениях — хотелось предложить маленькому Тимми Бауэну что-нибудь посущественнее успокоительных таблеток. Одно из старомодных убеждений доктора состояло в том, что если дети окружены родительской заботой, подобные медикаменты им не нужны.
Он уже собрался набрать нужный код на библиотечном компьютере, как в голову ему пришла одна мысль. Немного подумав, он прищелкнул пальцами и закодировал компьютер на другую информацию.
Тщательно изучив материалы, переведенные компьютером с четырех языков, доктор заказал кофе и медленно его выпил.
— А почему, собственно, и нет? — сказал он куда-то в пространство. — В таком отчаянном положении все средства хороши!
По видеофону он вызвал регистраторшу. Та появилась на экране, подняв глаза от ленты с новостями, — рядом с ее столом громоздился такой же телефакс, как и в кабинете доктора.
— Доктор! — воскликнула она. — Вы последние новости уже читали? Дела все хуже — собираются возвращать летящие к Марсу корабли!
— Какая нелепость! — воскликнул доктор. — Раз так, прошу вас проявить тем большую оперативность. Пожалуйста, позвоните в больницу доктору Хопкинсу и попросите его сделать за меня обход больных, а потом свяжитесь с доктором Банерджи и выясните, сможет ли он принять моих пациентов во второй половине дня.
Лицо регистраторши выразило нескрываемое удивление, но доктор уже переключил аппарат на другого абонента. На сей раз соединиться оказалось не так просто, пришлось преодолеть настоящий кордон из предварительных вопросов и объяснений, лишь тогда на экране появилось лицо Блаза. Вид у него был еще более изможденный.
— Это вы, доктор Мински, — вздохнул он. — Извините, но у меня нет буквально ни секунды. Положение катастрофически ухудшается!
— Знаю! — рявкнул доктор. — Читал! Ответьте мне быстро на один вопрос. Ваши каналы связи не подвергались в последнее время большим перегрузкам?
— Перегрузкам? Нет, разумеется… в том смысле, что не было никаких аварий или нарушений режима работы. И потом, если бы из-за перегрузки какой-то узел вышел из строя, мы бы немедленно устранили неисправность.
— Но ведь теперь количество пропускаемых вами сигналов возросло? Может быть, даже слишком?
— Еще бы! Спутник гудит, как пчелиный улей!
— Значит, вы приблизились к режиму максимальной нагрузки?
Блаз выглядел озадаченным.
— Естественно. Нам даже пришлось отменить передачу сигналов, не имеющих особой срочности, — так были загружены цепи. Вы меня об этом спрашиваете?
— Да, — удовлетворенно ответил Мински. — Раз так, прошу немедленно кого-нибудь за мной прислать. Кажется, я нащупал ключ к разгадке вашей проблемы. А пока пересортируйте по степени важности сообщения, которые вы все-таки пропускаете. Какие-то сигналы наверняка могут потерпеть час или два — не пропускайте их, нагрузка на оборудование сразу снизится.
Блаз был в явном замешательстве. Он переспросил слабым голосом:
— Доставить вас сюда?
— Почему же нет? Хоть мне и семьдесят пять, но я в прекрасной форме. Здоровья мне не занимать, и я всегда считал, что непременно побываю в космосе.
Блаз внимательно смотрел на него с экрана. Наконец вздохнул и пожал плечами:
— Ладно. В конце концов какая разница: семь бед — один ответ.
— А дурацкие послания вы еще получаете? — спросил доктор Мински.
— Да, черт бы их побрал! После нашего с вами утреннего разговора мы засекли еще целых тринадцать штук.
— Сделайте, как я сказал, и увидите: не успею я добраться до вашего спутника, а эти сообщения уже прекратятся. — Про себя он добавил, не размыкая скрытых под бородой губ: — По крайней мере, должны прекратиться…
Вылета на орбиту он ожидал с некоторой опаской. Путешествие началось в космопорте Гудвин Сэндз и оказалось вовсе не тяжелым — напоминало полет на воздушных лайнерах с бензиновым двигателем, на которых в старые времена доктор летал довольно часто. И уж конечно, куда интереснее было видеть бело-сине-зеленый шар — старую матушку Землю — через иллюминатор космического корабля, чем на экране телевизора. Доктор чувствовал себя отлично, прошлой ночью он как следует выспался и сейчас наслаждался путешествием. Одно, правда, беспокоило: приняло ли к сведению его рекомендации начальство на спутнике связи, выполнили ли его инструкции или просто послали за ним? Во всяком случае, молодой офицер воздушно-космических сил, сопровождавший его с Земли, был, как доктору показалось, удивлен: вот-вот разгорится крупнейший межпланетный кризис, а тут приходится выполнять какое-то нелепое поручение!
Тяжело дыша после непривычного, хотя и занятного маневрирования в состоянии невесомости, доктор из стыковочной камеры проследовал за офицером в приемную Станции. Летевшие с ним пассажиры — судя по обрывкам разговоров, крупные начальники в воздушно-космических силах или видные политические деятели — за время полета не перемолвились с ним ни словом, на уме у них было лишь одно — теперешний кризис. Они, поспешно расталкивая друг друга, ринулись по многочисленным коридорам Станции-спутника и в мгновение ока исчезли, да и сам доктор каким-то образом оказался у двери в конце одного из коридоров.
Ярким, жестким огнем светились лампы дневного света. Доктор почувствовал себя не у дел. И куда девался привезший его офицер? Тут дверь приоткрылась, и на пороге появился Блаз. Выглядел он так, словно на собственных плечах держал все беды людские.
— Доктор Мински. — Он без особого энтузиазма пожал руку доктора. — Пойдемте, пожалуйста, со мной. Мне приказано отвести вас прямо к мистеру Мариво, начальнику Станции, и объяснить, зачем вы здесь. И объяснение должно быть обоснованным и разумным. На меня, наверное, затмение нашло! Ведь за ваш полет мне представили счет в тридцать тысяч!
— Вы хотите сказать, что ваше начальство не приняло мое предложение всерьез? — воскликнул пораженный доктор.
— Всерьез? Вы шутите!
— Так они не снизили нагрузку на ваши компьютеры?
— Путем сортировки сигналов? И не подумали! За всю свою историю спутник не пропускал такого количества сигналов, как сегодня. Чему удивляться — ведь с минуты на минуту может разразиться межпланетный кризис!
— Он и разразится, если вы будете продолжать в том же духе! — вскипел доктор. — А нелепые послания все еще идут?
— Идут, но уже не только на Землю, но и на Марс, Ио, Цереру, да почти повсюду! Сотнями!
— Тогда ведите меня к вашему Мариво — и побыстрее!
Мариво выглядел изнуренным до крайности — еще больше, чем Блаз. На столе перед ним стояло пять телефонов, а все пространство вдоль стен занимали разнообразные ЭВМ связи. Когда Блаз и доктор Мински вошли в кабинет, Мариво разговаривал одновременно по трем телефонам. Он сделал вошедшим сердитый знак рукой — не мешайте!
— Да, генерал! — рычал он в трубку. — Приказ будет отдан сейчас же! Согласен — дальше терпеть невозможно. Они там на Марсе просто с ума сошли! Их поведение непростительно!
— Вы обвиняете колонистов Марса, а виноваты во всем сами! — загремел вдруг доктор Мински, шагнул вперед и с вызовом остановился перед Мариво.
Тот на мгновение остолбенел.
— А вы, черт возьми, кто такой? — спросил он.
— Сэр, это доктор Мински из Лондона, — дрожащим голосом выговорил Блаз. — Вы помните, я…
— Ах вон что. Помню. — Мариво откинулся на спинку кресла и кровожадно заурчал, как тигр, завидевший молодую аппетитную антилопу. — Доктор чего, простите? Медицины, если не ошибаюсь?
— Да, — кивнул доктор Мински.
— А может быть, кибернетики? Или связи? Или хотя бы физики? Нет? Так по какому праву вы считаете возможным отдавать приказания моим сотрудникам? Да, да, приказания? В момент кризиса и грозной опасности вы бог знает зачем прилетели сюда за государственный счет, заняли чье-то место в корабле…
— Да помолчите вы, ради бога! — перебил доктор Мински. — Вы что же, считаете, что если так называемые специалисты вот-вот втянут человечество в войну, то неспециалисты, даже если им известна причина кризиса, должны сидеть сложа руки и ждать, когда их поджарят? — Не дожидаясь приглашения, он сел в кресло у стола.
— Так вам известна причина кризиса?
— Думаю, да. У вас здесь масса сложнейшего оборудования, способного, можно сказать, самостоятельно мыслить, и сейчас ему приходится перерабатывать беспрецедентное количество информации…
— Что тут удивительного, мы же на грани войны! — вспыхнул Мариво.
— Да, но это положение создалось после того, как президента Марса вывели из себя! И я считаю, что его можно понять и извинить! Подождите! — Доктор Мински поднял широкую ладонь, словно пытаясь удержать Мариво в кресле. — Вы же не обнаружили, откуда пришло послание, взбесившее президента Марса, так?
— Так. — Мариво облизнул губы. — И это неудивительно — существуют некоторые… гм… специальные каналы, доступа к которым у нас нет. Необычно другое…
— Масса загадочного происхождения посланий, не имеющих никакого отношения к правительственным. Так? Значит, определенные дипломатические сообщения проходят через вашу систему постоянно. Они, видимо, закодированы… или зашифрованы? — Он с полуулыбкой обернулся к Блазу.
— Разумеется. Они же секретные.
— А ваше компьютерное устройство эти коды и шифры понимает?
— Понимает? Но это чисто антропоморфический… — Что-то в глазах доктора Мински подсказало Мариво: всякие умствования здесь ни к чему. Опустив голову, он заключил: — Да, можно сказать, что компьютер их понимает.
— То есть содержание зашифрованных сообщений компьютеру известно, а вам — нет. Вам известно лишь количество пропускаемых сигналов.
Мариво кивнул.
— Сейчас, когда я вошел, — продолжал доктор, — вы разговаривали с генералом. На случай такого кризиса у военных, наверное, есть — как они называются? — чрезвычайные планы?
— Разумеется!
— Как вы считаете, закодированные сообщения, идущие в последнее время потоком, могут быть как-то связаны с этими планами, например, с обороной Земли на случай нападения из космоса?
— Естественно! И если война действительно начнется, первый удар они нанесут сюда, по спутнику, на котором мы с вами находимся! А я вместо того, чтобы готовить Станцию к эвакуации, сижу и развесив уши слушаю какого-то выжившего из ума старика!
— Между прочим, я еще не кончил! — возвысил голос доктор Мински и, поднявшись с кресла, коршуном навис над Мариво. — И на Землю я собираюсь вернуться с комфортом, не думайте отправить меня срочной бандеролью. В последний раз повторяю: в кризисе виноваты только вы сами! Вы здесь главный? Вот вы и виноваты!
Растопырив пальцы, он запустил их себе в бороду.
— Вам сны хоть иногда снятся, мистер Мариво? — неожиданно спросил доктор.
— При чем тут сны?
— При том! Вы разве не заметили в этих загадочных посланиях одну особенность? Образы в них словно взяты из снов! Не заметили? Блаз! — обернулся он к молодому человеку. — Дайте несколько примеров — может быть, ваш босс тогда меня поймет.
Испуганный и потрясенный, но готовый ухватиться хоть за соломинку, Блаз прикрыл глаза, стараясь вспомнить.
— Ну, например, в одном послании речь шла о космическом «корабле наоборот», расположенном на дне моря, мимо иллюминаторов которого проплывают рыбы. В другом — о скелете, отплясывающем джигу, а еще в одном — о больших водяных часах, которые вместо «тик-так» говорят «кап-кап»…
— Хватит с меня этой идиотской чепухи! — взорвался Мариво. — Я сейчас вызову охрану, и вас отсюда выдворят!
— Как посла Земли с Марса, — добавил доктор Мински. — Вы ведете себя глупее некуда, а выход-то прост — нужно уменьшить количество пропускаемых сигналов, больше ничего. Через несколько часов положение нормализуется.
— Вы не в своем уме!
— Он прав! — Блаз даже пальцами прищелкнул. На него будто снизошло озарение. — Я понял мысль доктора!
— Так объясните, только коротко, — приказал Мариво.
— Хорошо, сэр! Мы везде твердим: наши компьютеры так совершенны, что, по сути, могут самостоятельно мыслить. Но задумывались ли мы, что это значит? Они самостоятельно составляют для себя программы, сами себя инструктируют. Мы собираем их, включаем, а дальше только изредка делаем текущий ремонт. Компьютеры сами знают, как поступить с полученным сообщением. Сами читают адрес, разрабатывают маршрут и передают сообщение — даже исправляют возможные ошибки, которые могут возникнуть, скажем, из-за звездных радиопомех.
Доктор Мински сиял.
— Точно так же, как люди, — пояснил он. — Откровенно говоря, эту мысль мне подсказал мальчик, мой сегодняшний пациент. По ночам его мучают кошмары, а причина — в прошлом ребенка, когда он еще не был усыновлен своими нынешними родителями.
Он повернулся к шефу Станции-спутника:
— Мистер Мариво! Вам, наверное, известно, что сновидения посещают человека только во сне? Во время сна события прошедшего дня как бы сортируются, раскладываются по соответствующим уголкам нашей памяти. Иногда случается так, что событие, которому мы в первый момент не придали большого значения, содержит в себе слишком сильный эмоциональный заряд. И «расклассифицировать» такое событие мозгу не всегда удается. В этом случае человек утром хорошо помнит, что именно ему снилось. А если сон совсем страшный, из-за него вы можете даже проснуться ночью — это значит, что вас мучают кошмары.
Теперь возьмем ваши компьютеры, очень совершенные компьютеры. Они постоянно получают информацию из десятка различных миров и, видимо, тоже должны производить своеобразную сортировку, отделять важное от второстепенного, пересматривать собственные инструкции — чтобы те соответствовали конкретно поставленной задаче.
— Разумеется! Компьютеры выполняют такую работу вот уже двадцать лет. — Мариво машинально пригладил волосы. — Для этого им дается так называемое «время задержки».
— Время задержки? Это некая постоянная величина? И кто ее определил? Конструкторы?
— Конечно. В руководстве по эксплуатации указаны ее пределы, превышать которые нельзя.
— Ага! — Доктор Мински так и подался вперед. — Вот мы, кажется, и нашли! Значит, есть временные пределы, которые обычно превышать нельзя?
— Вы правы! — Блаз все понял. Он шагнул вперед и остановился перед своим боссом. — Сэр, доктор совершенно прав. Мы упустили из виду нечто до ужаса очевидное. Как только появились первые признаки кризиса, количество официальных зашифрованных сигналов тут же возросло, верно? Вы сами недавно сказали, что в случае войны одним из первых нападению подвергнется наш с вами спутник. А компьютер ведь понимает закодированные сообщения, должен понимать, иначе как он убедится, что это не просто помехи? И вот он понял, что ему угрожает смертельная опасность. Если учесть, что при этом он работал в режиме максимальной нагрузки, появление странных сообщений уже не кажется таким противоестественным.
— У вас ясная голова, молодой человек, — похвалил доктор Мински. — «Бессердечный безумец» — используем тот предложенный вами яркий образ — это ваш компьютер, узнавший, что ему угрожает опасность. Ему необходимо больше спать… — Доктор хмыкнул и тут же поправился: — Я хотел сказать, надо увеличить обычное «время задержки», сейчас компьютер просто не успевает понять смысл передаваемых им закодированных сообщений. Иначе говоря, он сейчас страдает галлюцинациями от перенапряжения, как человек, если ему несколько дней подряд не давали спать. А чтобы рассортировать и оценить тревожные сообщения, связанные с его собственной безопасностью, компьютеру, видимо, оставалось только одно — использовать цепи, предназначенные для обновления инструкций и пересмотра собственных программ. Джентльмены, это явление едва не повлекло за собой ужасающие последствия, но тем не менее его следует отнести к разряду исторических. Впервые в истории компьютер заболел самым настоящим воспалением мозга.
Наступила долгая пауза. Вдруг Мариво бросился к телефонам и начал отрывистым голосом отдавать одну команду за другой: временно перекрыть связь на межпланетных линиях, передавать только самые важные кодированные сообщения, обратиться к военным и дипломатическим верхам с просьбой о пересмотре сложившейся ситуации — есть вероятность, что информация, вызвавшая гневную реакцию президента Марса, послана компьютером по ошибке…
Оттащив доктора Мински в сторону, Блаэ с жаром пожал ему руку.
— Доктор! — воскликнул он. — Не знаю, как вам удалось до этого додуматься там, на Земле, — а нам здесь, рядом с этими больными компьютерами ничего подобного и в голову не пришло, — но я уверен, что ваша версия абсолютна верна и… огромное вам спасибо! Весь мир вам скажет спасибо, вот увидите.
Лицо доктора Мински вдруг посуровело.
— Жизнь когда-нибудь обходилась с вами жестоко? — спросил он.
Блаз непонимающе заморгал.
— Как будто нет.
— Но в детстве вы когда-нибудь просыпались с криком среди ночи, потому что вам приснился страшный сон?
— Да, такое бывало. Мать рассказывала. Мне тогда было года четыре, и сам я плохо помню.
— А моих родителей война сделала беженцами. И вот до сорока или даже до сорока пяти лет кошмары не покидали меня. Я просыпался среди ночи в слезах. Сегодня ко мне на прием привели мальчика — его тоже мучают кошмары, и он, конечно, ничего не может объяснить, да это и понятно — психическую травму он получил еще совсем маленьким.
— Не может объяснить, — задумчиво повторил Блаз.
— Именно. Не может объяснить ничего и ваш компьютер. Поделиться своими мыслями ему не дано, а тут вдруг из закодированного официального сообщения он узнает, что Станции грозит нападение и уничтожение. — Доктор Мински пожал плечами. — Тут кого хочешь кошмары замучают!
Снова наступила тишина. Наконец широкая улыбка надвое поделила густую седую бороду доктора.
— Что ж, по крайней мере, я кое-что новое испытал.
— Первый раз слетали в космос? — попробовал угадать Блаз.
— Что? Нет, об этом я как-то забыл. — Доктор Мински усмехнулся. — Просто впервые моим пациентом оказался компьютер.