Дело рук компьютера (сборник)

Томмазо Ландольфи Университетский компьютер

Компьютер был великолепен, просто красавец. Правда, в понятии красоты применительно к нему есть нечто специфическое. Его пульт с многочисленными тумблерами, кнопками, световыми индикаторами располагался вдоль всех стен электронного зала. Во время работы индикаторы непрерывно мигали, и казалось, что светится сплошная красная линия.

Компьютер преподавал историю в американском университете, хотя его познаний хватило бы на целый штат преподавателей академического колледжа. По окончании лекции ему можно было задавать вопросы. Он выгодно отличался от своих собратьев тем, что ему не требовалось никакой инициализации — ни нажатия кнопок, ни введения перфокарт. Стоило негромко, но членораздельно произнести вопрос, как компьютер разражался вспышками контрольных индикаторов, его электронный мозг мгновенно воспринимал и обрабатывал информацию, и он четко выдавал ответ, правда (увы, нельзя этого отрицать!), несколько глуховатым голосом. Ему приходилось выслушивать вопросы на самые разнообразные темы, и он почти всегда удовлетворял любознательность спрашивающего. Он даже отличался определенной житейской мудростью и чуткостью. Беседовал он со всеми, как правило, крайне благожелательно.

Ночью, когда напряженная работа прекращалась, затихали вопросы и умолкали преподаватели, компьютер выключали, а дверь в электронный зал притворяли, чтобы он мог отдохнуть в полном покое.

Однажды некий молодой преподаватель неожиданно забежал в университет ночью (ему не терпелось заглянуть в какой-то фолиант), и вдруг из электронного зала до него донесся негромкий говор. Он решил проверить, уж не померещилось ли ему, пошел по направлению к залу, и речь стала еще яснее. Преподаватель теперь различал еще и приглушенный женский голос. Ночной сторож, видимо, спал в привратницкой. Преподаватель не сумел преодолеть любопытства и осторожно приоткрыл дверь в зал. Свет был выключен, компьютер говорил в темноте. Благодаря красноватому свечению на пульте преподаватель разглядел в центре зала хрупкую девичью фигурку. Она сидела, поставив локти на колени и подперев голову ладонями. Студентам запрещено оставаться в университете позже установленного часа, исключения допустимы лишь для отдельных преподавателей, одержимых жгучей жаждой познания. Беспокоить компьютер в часы отдыха не дозволено никому. Кто же она такая и как сюда попала? Неужели подкупила сторожа? А может, спряталась и выждала, когда закроют зал? Во всяком случае, следовало не доискиваться причин, а немедленно выдворить непрошеную гостью. Она что-то сказала, и ответ компьютера насторожил преподавателя.

— Не говорите глупостей! — упрекнул компьютер. Эту стандартную фразу он выдавал каждый раз, как вопрос оказывался непонятным, плохо сформулированным или касался неизвестной ему темы. Но дело было даже не в этом — стоило девушке заговорить, и молодой преподаватель узнал ее. Это же его студентка! Хрупкое существо с сияющими глазами и слегка отрешенным взглядом и, уж если признаться честно, далеко ему не безразличное. Приехала она издалека, подруг у нее нет, ни в какую спортивную команду она не записалась, повсюду таскает под мышкой том английской поэзии. К преподавателю она иногда обращалась за разъяснениями по программе и тогда слушала его, не отводя глаз и приоткрыв рот. По всем этим причинам преподаватель пренебрег правилами приличия и стал слушать. А те двое продолжали.

— Я хочу наконец признаться тебе… — Почему-то все были с компьютером на «ты», словно с ребенком или домашним животным, хотя он ко всем обращался на «вы». — Я тебя люблю, люблю… Я не из тех, для кого тело важнее души. Я люблю твою сущность, а не форму. Но и корпус твой прекрасен. Пусть у тебя нет человеческих рук и ног, это не имеет ни малейшего значения!

— Не говорите глупостей!

— Разве это глупость? Разве нельзя любить за неистощимый интеллект, за доброту, за высокий полет мысли, за снисходительность к нашим слабостям и невежеству, за мудрость, с которой ты наставляешь нас, за твою неприязнь ко всему вульгарному?

— На всякого мудреца довольно простоты!

Трудно сказать, к чему относилась эта столь неожиданно приведенная поговорка, но девушка откликнулась на нее всерьез:

— Вот именно! Нельзя же лишь абстрактно преклоняться перед качествами, апеллирующими к столь возвышенной стороне нашей натуры! Что может быть более достойно любви и верности?

— Фридрих Одноглазый, герцог Свевии из рода Гогенштауфенов.

— О боже! Я не шучу! Я жажду излечиться от своего недуга! Кто же меня исцелит, если не ты?

— Не говорите глупостей!

— Ты снова… Я понимаю твою прозорливость и человечность. Не сомневайся, я презираю лживые предрассудки. Я же сказала, что люблю тебя. Неужто ты хочешь, чтобы темное, суетное начало восторжествовало и мало-помалу заглушило все лучшее во мне?

— Не говорите глупостей!

— О господи! Ты отгородился от моих слов неприступной стеной! Ты великодушен и боишься, что моя бренная оболочка не вынесет столь пламенного чувства, что наступит день, когда я раскаюсь в своей самозабвенной привязанности. Поверь, любовь моя не столь эфемерна, она не подвержена переменам, которые свойственны другим страстям! Есть ли опора более надежная, чем твои железные руки? Кто поможет мне лучше тебя, кто утолит мою духовную жажду, с кем я буду счастливее, чем с тобой? С кем и когда?

— На Гьяраддаде либо на правом берегу Адды.

— Сколько же можно шутить! Впрочем, я должна бы благодарить тебя за это… Но придет ли время моего исцеления, если ты не поможешь мне? Когда придет это время, о всевышний?

— В 1748 году.

— Послушай! Тебе не дано ходить, я стану твоими ногами! Увезу тебя далеко отсюда, туда, где суетный шум и проза жизни не коснутся нас. Там, счастливые, мы проживем до конца наших дней в умиротворяющем покое и возвышенном созерцании. Отзовись! Нет, хотя бы просто скажи, согласен ли ты, нравится ли тебе такой план?

— Не го…ворите глупостей!

Уже который раз в ответе компьютера слышалось нетипичное для него едва уловимое сомнение. Последний раз у него определенно перехватило дыхание.

— Нет, ты не хочешь понять меня! — отчаивалась она, плача и заламывая руки. — Значит, моя заблудшая, алчущая, чуждая самой себе, слепая душа будет скитаться бесприютно во враждебном мире, преданная тобой, лишенная истинного света родственной души, способной вдохнуть в меня жизнь и, быть может, испить из моего источника?

Далее произошло нечто странное: внутри компьютера словно закипело что-то, индикаторы замигали и на фоне необычного рокота погасли, но он так ничего и не сказал.

События развивались стремительно. Молодой преподаватель поддался внезапному порыву.

— Дорогая моя! — Он решительно вошел, включил свет, поспешил к девушке, взял ее руку в свои. — Синьорина! Ваш рассудок помрачен. Это — безумное наваждение! Кому предназначены ваши слова, каждое из которых я готов выпить поцелуем с ваших губ? Дорогая, простите мою дерзость! Но опомнитесь! Это же робот, бездушная машина… В то время как я…

— Какая низость! — Она вздрогнула и поспешно вытерла слезы. — Подлец! Вы лжете! Уйдите, не мешайте! Вы не смеете отнимать у меня того, что он хочет сказать. Послушай, дорогой мой, признайся, — нежным голосом обратилась она к компьютеру, — любишь ли ты меня? Сможешь ли когда-нибудь полюбить?

Робот опять отчаянно замигал, но не издал ни единого звука.

— Он неисправен, оставьте его! — лихорадочно убеждал молодой преподаватель, пытаясь обнять девушку. — Я так давно… Вы уже поняли, что я люблю вас, поняли? Я — человек, вы для меня лучшая в мире. Взгляните на меня хоть раз и скажите, смею ли я надеяться?

И тут случилось нечто неслыханное: компьютер принялся мигать, рокотать, поскрипывать, хотя никто не задавал ему вопросов. Нестерпимо яркие вспышки все учащались, компьютер угрожающе скрежетал, звуки эти ничуть не походили на его обычные шумы. Он неистовствовал, неуправляемая вакханалия вспышек сопровождалась гулом, перешедшим в громовые раскаты. Компьютер был в ярости и отчаянии, словно человек, потерявший дар речи от сильного стресса или приступа болезни.

— Дорогой мой! Говори же, говори! — взывала к нему девушка, отталкивая ошеломленного преподавателя.

Грохот падал лавиной, когда компьютер внезапно погас, словно одновременно ослеп и лишился голоса.

Девушка бросилась к нему.

— Дорогой мой, ну что же ты? — шептала она. Ужасное подозрение обожгло ее, и она лихорадочно начала щелкать тумблерами и нажимать кнопки. Все напрасно. Компьютер умолк навсегда, он был мертв.

Что ж, ей оставалось лишь прислушаться, сначала безучастно, а со временем все более внимательно к утешениям своего преподавателя.