День бумеранга

Глава 24

Положение в стране продолжало ухудшаться: фондовый рынок камнем шел вниз, цены летели вверх, инфляция достигла 18 %. Последний фактор на фоне экономического спада, продолжавшегося шесть кварталов подряд, означал стагфляцию. Министерство финансов со страшной скоростью печатало деньги, а между тем доллар подешевел за полгода на 40 %. Тем временем Федеральный резервный банк объявил об очередном повышении основной ставки – до 14 %. И среди этих ужасающих экономических новостей конгресс твердокаменно (иные говорили: величественно) отказывался уменьшать федеральные расходы, из-за чего годичный дефицит ожидался в размере 1,1 триллиона.

Ситуация на международной арене была хоть куда. Американские и мексиканские войска перестреливались наугад через границу, поскольку Мексика, ссылаясь на destino manifesto,[79] провозгласила политику свободной эмиграции. На северных рубежах тоже было тревожно. После того как США объявили эмбарго на канадский лес, бумагу, гипс и пиво, разбойные отряды канадской конной полиции стали терроризировать американских транспортировщиков на американской стороне границы. Из Персидского залива, который никогда не был для Дяди Сэма спокойным местом, американские военные суда блокировали выход, чтобы поднять цену на аляскинскую сырую нефть (смелый поступок, ничего не скажешь, инициаторами которого были конгрессмены от Аляски, пользующиеся теперь непропорционально большим влиянием на Капитолии). Между тем маленькая, но мощная так называемая «гео-группировка» шумно ратовала за американскую военную интервенцию на Таити, на Тайване, в Ташкенте, в Тибете и во всех прочих местах, чье название начинается с буквы Т.

Среди этой суматохи президент Пичем вплотную занялся подготовкой к новым выборам. По всему выходило, что битва будет тяжелая. Самый лучший пока что вариант девиза кампании, который сумела родить его команда, был таким: «Он старается изо всех сил».

Ранди и Касс работали в комиссии по «восхождению». Касс – увлеченно, Ранди – превозмогая смертельную скуку, по крайней мере поначалу. Для него это было всего-навсего необходимым. барьером на пути к должности вице-президента. Он провел в Вашингтоне достаточно времени, чтобы прекрасно понимать: президентская комиссия – орган, как правило, маловажный, нечто вроде червеобразного отростка государственной слепой кишки.

Всякий раз одно и то же. В комиссию включаются важные шишки, с тем чтобы, используя все имеющиеся средства, изучить вопрос во всей сложности, добраться до его корня и отчитаться на высшем государственном уровне. Проходит шесть месяцев, девять, время от времени в вечерних новостях появляются пятнадцатисекундные сюжеты, где члены комиссии жестко критикуют людей, дающих в ней показания, за увиливание от ответа, а те возражают – мол, говорю все как на духу (как же, как же). Наконец приходит срок – и комиссия представляет отчет. День или два пресса активно жует событие и рассказывает о выводах: что в стране кончается молибден; или что ее вот-вот заполонят вирусы, передающиеся от гусей; или что грязные, отвратительные арабы, сколь бы умеренных взглядов они ни придерживались, не имеют права владеть американскими морскими портами; или что правительство не выработало чрезвычайного плана действий на случай падения в Тихий океан астероида размером со штат Род-Айленд; или что ЦРУ прозевало холодную войну, Корейскую войну, Вьетнамскую войну, захват американского посольства в Тегеране, события на острове Гренада, аферу «Иран-контрас», иракское вторжение в Кувейт, боснийские дела, теракт против корабля «Коул», 11 сентября, операцию «Свобода Ираку», операцию «Опять двадцать пять, вашу мать» и так далее; или что на самом деле не было никаких причин для ракетного удара по Папуа–Новой Гвинее.

Эти откровения, само собой, вызывают отклик: кто огорченно щелкает языком, кто чешет репу, а кто и руки ломает из-за того, что на столь важные проблемы правительство по-прежнему реагирует неверно или вовсе не реагирует. Участников комиссии официально благодарят за прилежные труды, им дарят именные пресс-папье с неправильным средним инициалом. Президент и члены правительства, ответственные за данное направление, обязуются «самым серьезным образом» рассмотреть рекомендации комиссии (то есть не рассматривать вообще) и со спокойной душой продолжают закрывать глаза на серьезнейшие проблемы.

Спустя полгода бывший член комиссии печатает на страничке публицистики «Нью-Йорк таймс» полную обиды и хорошо аргументированную статью, где заявляет, что ни по одной из рекомендаций не было совершено ни малейших действий. В ответ младший пресс-секретарь Белого дома выступает с полным обиды и не очень хорошо аргументированным опровержением. Мол, в результате «прекрасной работы» комиссии был принят целый ряд мер, деталей которых он, однако, сейчас не может раскрыть. Более того, необходимо дальнейшее изучение вопроса, который поистине имеет жизненно важное значение не только для Америки, но и для всего мира. И на этом ставится точка.

Но с комиссией по «восхождению» дело обстояло несколько иначе. Ее заседания приковывали к себе пристальное внимание. Один обозреватель назвал ее реалити-шоу нового типа, где голосованием решается вопрос не об изгнании с острова, а о настоящем убийстве.

Плюсы и минусы «восхождения», которое вначале было умозрительной «мета-проблемой», теперь яростно обсуждались в прямом телеэфире на глазах у миллионов американцев. Члены комиссии – в прошлом большей частью мало кому известные вашингтонские лоббисты – ныне стали знаменитостями, и прежде всего, конечно, Рандольф К.Джепперсон, Кассандра Девайн и ее вечный противник его преподобие Гидеон Пейн. По мере развития этих борцовских противостояний взгляд публики на «восхождение» менялся. Все больше сенаторов переходило в лагерь его сторонников – и вместе с тем позиция противников ужесточалась. Удивительно, но факт: 38 % американцев теперь поддерживало план, главным пунктом которого была легальная эвтаназия в обмен на громадные налоговые льготы и субсидии. Стали появляться плакаты: «ДЯДЯ СЭМ ХОЧЕТ УГРОБИТЬ ТЕБЯ!»

– Слово предоставляется Фогго Фаркеру, председателю экономического совета при президенте, – объявил Ранди. – Доброе утро, мистер Фаркер. Комиссия попросила вас изучить экономическое воздействие обсуждаемого плана на финансы страны.

– Да, и я это сделал.

– К каким выводам вы пришли?

Мистер Фаркер достал большую папку с документами, которые по мере его выступления высвечивались на экране.

– Так называемые бэби-бумеры, – сказал он, – насчитывают примерно семьдесят семь миллионов человек, родившихся между тысяча девятьсот сорок шестым и тысяча девятьсот шестьдесят четвертым годами. При той скорости, с какой они сейчас выходят на пенсию и изымают средства из систем соцобеспечения и медицинского обслуживания, наша оценка, – на экране появилась серия гистограмм, выдержанных в багровых тонах, – такова: ресурсы соцобеспечения истощатся примерно через два с половиной месяца.

– Считая от нынешнего дня?

– Да. От полудня.

– Не слишком радужная перспектива.

– Да, сенатор, совсем не радужная. Но таковы цифры. Они лгать не умеют.

– Подсчитали ли вы, что будет в том случае, если «восхождение» станет федеральным законом?

– Да, подсчитал по запросу комиссии.

– И каковы результаты?

На экране возникли новые гистограммы, на этот раз черные.

– Согласно нашим прикидкам, в случае, если двадцать пять процентов вышедших на пенсию бумеров согласятся на «восхождение» в семидесятилетнем возрасте…

Представитель АББА перебил его:

– Они, безусловно, будут иметь право сделать это в семьдесят пять.

Касс закатила глаза.

– Да, – согласился мистер Фаркер, – хотя это, конечно, существенно уменьшит экономию для казны. Экономия для системы соцобеспечения в случае «восхождения» в семьдесят лет составит… примерно восемнадцать триллионов долларов за семнадцать лет.

– Получается, – сказал Ранди, – что каждый процент бумеров, соглашающихся на «восхождение», сбережет для бюджета страны примерно трилллион долларов.

– Приблизительно так.

– Уважаемый председатель… – вмешался Гидеон.

– Я еще не кончил задавать вопросы специалисту, ваше преподобие. Вы получите слово чуть позже. Заранее благодарю за выдержку. – Ранди вновь обратился к экономисту. – Неплохой выигрыш для казны, не правда ли?

– Да. Разумеется, итоговый выигрыш будет меньше из-за льгот, предлагаемых законопроектом в обмен на «восхождение», – таких, как отмена налога на наследство, бесплатная медицина и прочее. Эти льготы, – мистер Фаркер посмотрел туда, где сидели бумерские лоббисты, – имеют тенденцию к разрастанию по мере продвижения законопроекта. Так или иначе, общий эффект «восхождения» будет иметь для финансов страны важное, решающее значение.

– Иначе говоря, система соцобеспечения будет спасена?

– Именно так. Несомненно. Система соцобеспечения станет платежеспособной, чего не было уже очень давно. Надеюсь, вы понимаете, уважаемый председатель, что я не даю оценку предложению как таковому. Я всего-навсего цифровик.

По залу прошелестел тихий смех.

– Спасибо за цифры, мистер Фаркер. Вам слово, ваше преподобие Гидеон Пейн.

– Мистер Фаркер, у вас есть ученая степень по экономике? – спросил Гидеон.

Ранди, наклонившись к микрофону, сказал:

– Мистер Фаркер – один из крупнейших экономистов страны, главный экономический советник президента. Не может быть, чтобы у него не было…

– Я не хотел никого обидеть, сенатор Джепперсон. Просто, поскольку страна находится в ужасающем экономическом положении, я решил поинтересоваться.

Новая волна ухмылок.

– Мы здесь не для того собрались, ваше преподобие, чтобы нападать на выступающих, – сказал председатель. – Есть у вас еще вопросы?

– Сенатор, я хорошо понимаю назначение этого досточтимого органа. Простите меня за прямоту, мистер Фаркер. Но мы, если уж на то пошло, собрались здесь для того, чтобы изучить серьезнейшую проблему.

– Я это понимаю, сэр.

– Итак, вы утверждаете, мистер Фаркер, что эта… гм… схема дает… окончательное решение проблемы соцобеспечения?

Смущенный, неловкий шелест голосов по всему залу.

Касс это предвидела. Несколько дней назад Терри сказал ей и Ранди:

– Рано или поздно он обзовет нас нацистами.

– Ваше преподобие! – возмутился, багровея, Фогго Фаркер. – Конечно же, я этого не говорил.

– Но подразумевали. Вы сказали, что это окончательно решит проблему.

– Мистер Пейн, – вмешалась Касс, ни за что не желавшая называть его «преподобием». – Почему вы сравниваете мистера Фаркера с Адольфом Гитлером?

– Я всего-навсего стараюсь объяснить, в какую бездну нравственной деградации вы, мисс Девайн, хотите нас бросить.

– Здесь у нас не Ванзейская конференция,[80] мистер Пейн. Речь здесь не идет об истреблении шести миллионов евреев, цыган, гомосексуалистов, католических священников и душевнобольных. Речь идет о добровольной программе, посредством которой американцы, столкнувшись с вопиющей безответственностью федерального правительства, могут ради собственных детей избрать альтруистический, благородный выход.

– Ваше собственное благородство, мисс Девайн, просто изумляет.

– Уважаемый председатель, разрешите задать вопрос мистеру Фаркеру.

– Пожалуйста.

– Мистер Фаркер, – сказала Касс. – Правда ли, что семья вашей жены эмигрировала из Польши в тридцатые годы?

– Правда.

– И почему это произошло?

– Будучи евреями, они бежали от нацистских преследований.

– Им удалось спастись?

– Живым выбрался только мой тесть.

– Благодарю вас, мистер Фаркер, – сказала Касс. – Простите, что заставила вас про это вспомнить. Я возмещу мистеру Пейну потраченное время.

Это был хороший момент для «восхожденцев». В последующие дни на лице у Гидеона Пейна виднелись красные пятна. Причиной, по общему мнению, послужило кровоизлияние. Но одно событие помешало Касс праздновать победу.

Полиция штата Огайо арестовала двадцатидевятилетнего Артура Кламма – малорослого, толстенького, пухлолицего сотрудника платного интерната для престарелых «Братская помощь» – и обвинила в том, что за полгода он отправил на тот свет тридцать шесть подопечных. Самозваный ангел-мститель не удостоился бы такого внимания прессы, не будь стены его неубранной квартиры оклеены фотографиями и интервью Кассандры Девайн. Изучение его компьютера показало, что кэш его сетевого поисковика битком набит страницами из блога КАССАНДРА и связанных с ним сайтов.

Во время допроса в полиции Кламм не проявил никакого раскаяния в содеянном и, по словам проводившего допрос сержанта, многократно и без смущения называл свои жертвы «сморчками» и «ресурсопожирателями».

Узнав о произошедшем, Гидеон Пейн возвел глаза к небу и произнес вслух:

– Воистину справедлив Ты и щедр, о Господи.

Терри Таккер отреагировал иначе: с губ слетело короткое грубое словцо.

Касс, хотя ее реакция была более благопристойной, тоже, мягко говоря, не обрадовалась.

Они с Терри дозвонились до Ранди по мобильному. Он ехал в Хайаннис на мероприятие по сбору средств.

– Ах ты, черт, – сказал Ранди. – И как мы теперь будем выглядеть?

– Мы не для того вам позвонили, – заметил Терри, – чтобы сообщить о пиаровском триумфе.

– Постарайтесь изолировать меня, – сказал Ранди.

– Узнаю молодца, – пробормотала Касс. – Первым прыгает в спасательную шлюпку.

– Что? – спросил Ранди.

– Это я к Терри обратилась. Похвалила твою нравственную отвагу.

– Этот мерзавец Кламм как-нибудь с тобой связан?

– А как же. Мы с ним не один год занимались сексом по телефону.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

– Конечно, мы никак не связаны, кретин.

– Тогда с какой стати он превратил свою квартиру в храм, посвященный тебе?

– Ранди, – сказал Терри. – Джон Хинкли стрелял в Рональда Рейгана, чтобы произвести впечатление на Джоди Фостер. Но актриса, судя по всему, осталась к нему равнодушна.

После довольно долгой паузы Ранди спросил:

– Это и будет наша линия?

– Нет, – ответил Терри. – Нам нужно выдумать что-нибудь получше. Мы будем держать вас в курсе. Удачи в сборе средств.

Терри нажал отбой и обратился к Касс:

– И этого человека мы хотим сделать реальным кандидатом в президенты?

– Вождь есть вождь, – отозвалась Касс. – Он вселяет в тебя желание заслонить его своим телом.

– Ладно, бог с ним. Наша забота – пиар.