Ночь уплыла. Я грустен был недолго.
Весенний воздух чист и несогрет.
Я вспоминаю: до сих пор на Волге
не приходилось мне встречать рассвет.
Еще ничто не предвещает чуда.
Еще прохладно в сумраке дерев.
Но слух уже улавливает чутко
средь шума птиц единственный напев.
То соловей взахлеб встречает солнце!
Оно уже, блестя в листве берез,
играя волжской зыбью полусонной,
слепит глаза до боли и до слез.
Паром скрипучий, нехотя качаясь,
в лучах нежгучих рад бока погреть,
и выцветшие бакены, как чайки,
склонившись набок, силятся взлететь.
В густую синь реки с обрыва глядя,
я мог бы долго над водой стоять,
когда б «Ракета» по зеркальной глади
не пронеслась, кромсая эту гладь.
Разрезанные надвое волною,
кривились баржи, церкви и леса…
Над взорванной внезапно тишиною
раскачивались птичьи голоса.
Но Волга вдаль все звуки уносила
и, величавой плавности полна,
мне силу красоты своей дарила,
той красоты, что в ней отражена…
Полощет Волга солнечные блики
среди лесов, вдоль зелени полей,
и мы за то зовем ее великой,
что вся Россия отразилась в ней.