Детдом для престарелых убийц

ХОТЕЛ ЖЕНИТЬСЯ, А ПОПАЛ НА ВИСЕЛИЦУ

…Я действительно никогда бы не женился на Асе, размышлял я, стирая с пола грязные отпечатки подошв, после того как Янис со своей братвой отвалили в неизвестном направлении.

Я ведь всегда относился к браку с иронией. Женщина – это могильная плита с твоими инициалами. Хлоп – и не выберешься. Погребенный заживо. Невозможно найти истинную любовь, как и любовную истину, а семейная рутина убивает похлеще шальной пули. Мы живем опутанные паутиной быта, пока эта паутина не врастет в нас до такой степени, что станет нашей второй кровеносной системой.

До женитьбы мы любим женщину просто как женщину. А после женитьбы мы любим ее уже как родину, нас как бы неудержимо рвет на нее. Но в то же время мы постоянно пытаемся с нее эмигрировать куда-нибудь в неизведанные, экзотические страны. Попутешествовать, поностальгировать. И вновь неудержимо рваться на родину!

Мы, как коты, караулим у женской щелки мышку, надеясь, что она там есть. Так мы и сидим всю жизнь в карауле возле этой блядской щели, а потом вдруг выясняем, что ничего там такого, оказывается, и нет. Но поздно. Жизнь прошла, дальше мы сидим у скважины уже по привычке. Один мой знакомый рыбак, фанатик своего дела, женился и перестал ходить на рыбалку. А зачем, говорит. И удочка в тепле, и лунка дома.

– Я запойный, хронический холостяк, – сказал по этому поводу Мотя Строчковский. – А семейная жизнь – это великая сушь. Ни капли свободы.

Семья? Нет. Подружки на более или менее продолжительное время. Иногда меня мучили мысли об одиночестве, но я знал, что это не более чем физиология, анатомия и гигиена, голос крови, это говорили инстинкты, мое животное начало. Но ведь уже две тыщи лет мы победили в себе зверя, разве нет? Я выбросил эти мысли, как старые вещи, подбирайте, кому надо.

Мне нужна была свобода, идеальная свобода, такая, которой можно было бы дышать одному. Секс обуревал меня всегда, он становился моей навязчивой идеей, но опять же, я думаю, это была та сверхэнергия, которую я постоянно в себе чувствовал и которую нужно было направить в правильное русло.

– Какого цвета тебе купить галстук, дорогой? – спросила меня как-то Ася.

– Цвета белой горячки, – невозмутимо ответил я.

Гулявший в ее голове ветер способен был вызвать цунами в океане. Но в то же время если у женщины есть и ум, и красота, то это уже не женщина, а дьяволица.

Дьяволица по имени…

Она писала чудовищно безграмотно, оставляла мне короткие записки с кошмарными ошибками:

Я хотел было (идиот!) заставить ее писать в нашу газетку (не столько из-за денег, сколько хотелось найти ей какое-нибудь занятие).

Вот образец одной ее маленькой заметки о пожаре в соседнем доме:

И еще: я все мог бы ей простить, даже ее безграмотность, но только не это бесконечное лузганье семечек. Она покупала их стаканами у уличных торговок и лузгала, тупо уставившись в одну точку. Человек, любящий лузгать семечки, просто недоумок (бесился я), а эта привычка (так же как жевать резинку) – показатель недоразвитости.

Я пытался заставить ее читать книжки. И она действительно увлеклась французской литературой. Правда, сейчас я не знаю, что ей нравилось больше: французы или французская любовь. Иногда она это объединяла: траханье и чтение, например, Марселя Пруста. Моя елда у нее между ног и книга в ее руках, или наоборот, она все постоянно путала. Как у нее в голове одновременно умещался мой фаллос и Пруст – ума не приложу.

Еще одна интимная подробность: Алена Роб-Грийе она лучше усваивала, когда ее имели сзади. Причем когда ее трахаешь с тыла, становилось непонятно, в какую дырку ее имеешь – и там, и там было одинаково мокро и просторно. Впрочем, для нее это тоже было неважно.

В постели она нежно засовывала палец мне в анус, потом облизывала его и говорила: «Вкусно, хоть на хлеб намазывай…» Ася для меня всегда ассоциировалась с большим теплым влагалищем, где влага и куда нужно вложить.

Иногда мне казалось, что она просто кукла. Я уже говорил, что моей первой женщиной была кукла моей двоюродной сестры Гульнара. Я влюбился в нее и даже пытался заниматься с ней любовью. Так вот, Ася тоже казалась мне заводной куклой.

Однажды ночью, уж не знаю почему, я сигаретой прижег ей руку. Ей-богу. Я был уверен, что она, как кукла, не почувствует боли. Ну в крайнем случае останется оплавленный след в пластмассе. Ан нет. Она оказалась живая. Она устроила мне сцену, называла придурком, кретином, извращенцем и уродом. Но не ушла. И тогда мне дико захотелось узнать: что у куклы бывает внутри? Не сердце ведь там, как у всех нас, и кишки?

Шучу. Шутка – это ядовитый цветок, растущий на могиле какой-нибудь подлинной трагедии.

В конечном счете разных женщин мы любим за одно и то же. Бабы дуры ведь не потому, что они дуры, а потому, что они бабы. Женщина интересна нам своим темным, животным, звериным началом. Умных среди них действительно нет (по крайней мере, если сравнивать женский ум с мужским). А вот всем тем, что не связано с логикой, умом, то есть всем интуитивным, потусторонним они нам действительно интересны и дороги. Ой как дороги.