В день, когда «Марианна» должна была совершить посадку на Земле, Карл сидел в библиотеке Военно-Космической Академии и зубрил «Матросский минимум этнографии Галактики» — набор обычаев и правил, которые надо знать каждому, кто собрался сходить на берег на разнообразных заселённых людьми планетах.
Задача была непростая: учебник писался в расчёте на людей, выросших в колониях, а учебника для землян в природе не существовало. Общими усилиями старшекурсники ВКА скомпилировали из имеющихся баз данных что-то, что гордо назвали «инверсной этнографией Европы» — описание различий быта Порт-Шамбалы и Европы, ориентированное на восприятие европейца. Но Карл прекрасно понимал, что этот текст имеет уровень студенческой курсовой, а не учебника, написанного ведущим специалистом в вопросе.
Вдруг в библиотеку заглянул Ким:
— Карл, идём в порт, там твой корабль садится.
— А как же учёба?
— Какая нафиг учёба? Первый корабль на нашей захолустной планете за три месяца! Вся Порт-Шамбала соберётся
Карл последовал за Кимом к зданию диспетчерской. У подножия здания располагалась огромная застеклённая терраса, выходящая на ледниковое озеро. Здесь уже собралось довольно много народу. Ким и Карл подошли к Маре, Мишелю и Лауре, стоявшим около одного из закрытых выходов, оборудованных гибким рукавом, вроде как в крупных земных аэропортах.
Через некоторое время кто-то воскликнул: «Летит!»
Над дальним концом озера тянул за собой инверсионный след самолётик, неразличимый на таком расстоянии. Но уже через полминуты он стал вполне различим: бесхвостка по схеме «несущий корпус», без чёткого перехода между корпусом и толстыми крыльями. Ещё немного — корабль плюхнулся в озеро, проглиссировал по нему и наконец приблизился на расстояние, позволяющее оценить его размеры.
Карл ахнул: машина, которая только что на его глазах выполняла в воздухе изящные маневры, вблизи оказалась огромной. В принципе размеры транспорта-тысячетонника были сравнимы с размерами больших пассажирских самолётов. Всего лишь раза в два длиннее трёхсотместного аэробуса. Но вблизи он смотрелся гораздо внушительнее.
«Сюркуф», на котором Карл изучал работу в невесомости и вакууме, подобного впечатления не производил. Корабль, болтающийся на орбите, имеет право быть большим. Но нечто, садящееся на озеро по-самолётному… «Интересно, — подумал Карл, — на что похоже, когда сюда садится ,,Лиддел-Гарт’’ или ещё что-нибудь тысяч на двадцать пять тонн?»
— Оператор пятого выхода, выдвигайте переходной коридор, — прогремела под потолком команда по громкой связи.
Мара откинула крышку с пульта управления выходом и взялась за джойстик. Длинная гофрированная труба начала раздвигаться.
Тем временем корабль приблизился к одетому в бетон берегу у подножия террасы и, выпустив из ниш в обшивке какие-то манипуляторы, ухватился ими за причальные кнехты. Направляемый Марой переходной коридор состыковался с люком на обшивке.
— Пятый коридор, есть контакт, — доложила она. Через несколько секунд: — Есть стягивание… Есть давление.
Люки открылись, и из корабля в переходной коридор двинулись люди. Когда первые несколько человек вышли из коридора на террасу, Мара ухватила за локоть свою ровесницу в форме торгового космофлота и оттащила в сторону.
— Ладка, привет.
— Привет. О, да вы все здесь. Привет, Ким, привет, Мишель.
— А теперь знакомься, — Мара сделала небрежный жест: — Карл Кроппке, кандидат в механики к вам. Карл, а это Лада Пантелеева, третий штурман твоего будущего корабля.
В этот момент толпа встречающих буквально взорвалась вспышками фотоаппаратов и аплодисментами
— Что это такое? — удивился Карл.
— Не что, а кто, — усмехнулась Лада. — Андреа Фаррани встречают.
Около выхода из переходного туннеля стояла невысокая рыжеволосая женщина и махала рукой встречающим. Из толпы выскочили несколько подростков, судя по всему, младшекурсников ВКА, с огромными букетами.
— А кто она такая?
— Ну ты даёшь! — изумилась Лада, но тут же осеклась на полуслове: — Ах да, ты же землянин. У вас тут своя культурная жизнь. А Андреа Фаррани — звезда арктурианской оперы. Её вся Галактика знает. О, — продолжила она, — а вот и мастер. Карл, пойдём, представлю тебя капитану.
Однако капитан «Марианны» как-то мало заинтересовался будущим третьим механиком и тут же спихнул Карла его предполагаемому непосредственному начальству.
Старшим механиком на «Марианне» была женщина, которая показалась Карлу заметно старше его — но насколько? Поди разбери, то ли тридцать, то ли пятьдесят, навскидку не скажешь. Звали ее Алина.
К удивлению Карла, для собеседования она повела его не на корабль, а к столикам небольшого кафе-автомата тут же на причале. Карл назвал бы это кафе открытым, но здесь весь причал был крытой террасой. Скорее это заведение напоминало кафе в каком-нибудь гипермаркете.
Алина попыталась заказать чашечку кофе, но автомат вывернул на экран длиннейшее меню разнообразных сортов, да ещё и с указанием, который какого урожая. Спейсианка слегка растерянно огляделась по сторонам, но никого, кроме Карла, под рукой не было.
— Что значит это многообразие? — наконец поинтересовалась она у него. — Я хочу просто кофе, а мне тут предлагают…
Карл уже был немного знаком с этим кафе-автоматом. Хотя флиттеры к «Сюркуфу» или в Вену обычно вылетали с другой площадки, пару раз ему приходилось что-нибудь здесь перехватывать, ожидая, когда соберётся вахта на орбиту.
— Понимаете, это кафе устроено специально, чтобы похвастаться, чем богата Земля. Поэтому тут двадцать сортов кофе и восемь способов его приготовления. C чаем ещё хуже. Ну вот возьмите, к примеру, «cуматру», двойной капуччино. Пожалуй, это то, что надо для продолжительной беседы.
Себе Карл взял чашку дарджилинга. По его мнению, чай лучше подходил к ситуации.
— Вот ведь колыбель человечества, — продолжала ворчать Алина. — Все не как у людей. На нормальной планете заходишь в портовый кабак, там сидит такой специальный человек, кабатчик, который всё про всех знает — когда кто прилетел, куда кто улетает, где что продают. А тут автомат поставили.
— Автомат — хорошая штука, лишнего не скажет, — подал голос кто-то из проходящих мимо аборигенов Порт-Шамбалы. — Здесь все-таки военная база. Держи мы тут нормального кабатчика, плакал бы режим секретности.
Карл с Алиной расположились за столиком, и началось собеседование. Через полчаса к столику подошёл капитан с большим бокалом пива, уселся сбоку и долго прислушивался к разговору, не вмешиваясь. Ещё через некоторое время, когда Карл уже взмок, пытаясь не ударить в грязь лицом, Алина вдруг повернулась к капитану:
— Руслан, ну как он, по-твоему?
— Он-то нам подойдёт, а вот подойдём ли мы ему?
— А чем вы можете мне не подойти? — удивился Карл.
— Понимаете, молодой человек, вы всю жизнь прожили в городе. Опыта нахождения в одной и той же тесной компании в течение нескольких месяцев у вас нет. А мы в случае чего даже не сможем списать вас на берег раньше, чем через полгода.
— Что ж, я готов рискнуть.
— Мы тоже, — капитан глубоко вздохнул. — Другого механика всё равно взять негде. Выпускника ВКА нам не отдадут, на Марсе сейчас тоже нет никаких кандидатур. А у нас две научные станции в качестве ближайших портов захода.
Капитан оглянулся вокруг и остановил взгляд на своем третьем штурмане, сидевшем за соседним столиком в компании курсантов ВКА.
— Лада, — позвал он, — тебе всё равно через десять минут идти помогать Джилли с разгрузкой. Отведи новобранца на корабль, там Педро как раз консервирует машину. Пусть посмотрит, а заодно и поможет, если что.
Перед тем, как переступить комингс люка и ступить на палубу «Марианны», Лада произнесла загадочным тоном:
— Пожалуйте бриться, вот мой пароход…
Карл озадачено потрогал свои чисто выбритые щеки.
— Это цитата из старинной моряцкой песни, — рассмеялась девушка. — Там дальше было: «Ты с нами поплавай хоть самую малость, а после, товарищ, сердись на Торгфлот8».
После этого она устроила Карлу краткую экскурсию вдоль фюзеляжа «Марианны» — от входного люка, который был почти рядом с пилотажной рубкой, до машинного отделения, расположенного в хвосте.
— А где же жилая палуба? — спросил Карл, когда они уже подошли к люку машинного отделения. Он привык, что на всех кораблях, которые он проектировал, да и на «Сюркуфе» тоже, была кольцеобразная жилая палуба, на которой в полете с помощью центробежной силы создавалась искусственная гравитация.
— Ишь чего захотел — жилую палубу! У нас не фрегат, а торговец-тысячетонник. Пока на орбиту не выйдем, не будет тебе жилой палубы. Она у нас надувная, сейчас сдута и упакована. Зато мы можем садиться не только на воду, но и при особой нужде на полосу. Правда, на нее садиться — на глиссаде семь потов сойдёт
— А где же вы будете жить всё время стоянки?
— В порту, в бордингаузе. Кстати, там и места гораздо больше.
Часом раньше Лада, отправив Карла к начальству, спросила у курсантов:
— А где здесь можно спокойно посидеть с чашечкой кофе?
— Да тут же — вон столики, — ответил Ким. — А чего это ты не носишься колбасой по всяким грузовым делам, корректировке лоций или что там у вас ещё полагается делать третьему штурману?
— Ещё набегаюсь. У меня мой законный пилотский час. Не знаю, как у вас в ВКФ, а у нас в Торгфлоте тот, кто сажал корабль на планету в цивилизованном космопорту, час после посадки честно отдыхает. Я как зацепилась манипуляторами за палы, так сразу сдала «Марианну» старпому Джилли и вперёд, на выход вместе с пассажирами, — Лада отхлебнула из своей чашки. — Скажите, ребята, а чего это в вашей Порт-Шамбале глиссада такая негуманная? Планета как планета, океанов полно, g в районе десяти, а космопорт в каком-то узком озере на высоте, где атмосфера разрежена вдвое. Да ещё и заход с севера на юг. Тормозишься как человек, с запада на восток, а потом делай поворот на девяносто градусов.
— Это у нас ещё самая гуманная глиссада в Солнечной системе, — возразила Лаура. — Ты на Марсе не садилась. Там атмосфера вообще ни фига не держит, и садиться надо на бетон.
— Слушай, ты вообще сажала сюда что-нибудь тяжелее двадцатиместного флиттера?
Лаура отмолчалась. Пока не вступили в строй новые корветы, отрабатывать посадку тяжёлых кораблей на планету четверокурсникам было не на чем. Старик «Сюркуф» попросту не выдержал бы грубого обращения новичков.
— Понимаешь, — разъяснил Мишель, — двадцать лет назад место для военной базы выбиралось из соображений не слишком стеснять землян. Это плоскогорье им нафиг не нужно, а побережья океанов у них заняты практически все.
Карл взялся лично показать будущим коллегам родную Вену. Разумеется, путешествие закончилось в хоригере.
— Что-то молодо вы выглядите, девушка, — с подозрением взглянул на Ладу официант. — У вас айди есть?
Лада прекрасно поняла, что он имеет в виду. Лекцию о странных обычаях Земли, связанных с понятием «совершеннолетие», она прослушала ещё в Порт-Шамбале. Однако и по спейсианским понятиям она получила взрослый статус буквально только что — право несения самостоятельных вахт во время скачка капитан подписал ей уже в Солнечной Системе. А в такой ситуации новоиспечённый судоводитель не может не поприкалываться.
— Ай-ди? А что это такое? Я это, немного не местная, местного сленга не разумею.
— Паспорт у вас есть?
— Passe porte? Портовый пропуск? Нет у меня никакого портового пропуска. Нас на космодроме из корабля без всяких пропусков выпускают.
— Ну хоть какой-то документ. Хотя бы водительские права…
— А, судоводительские права! Это есть, — Лада достала из внутреннего кармана кителя небольшую темно-синюю книжечку.
Официант внимательно изучил этот ранее невиданный документ. Фотография, цветная трёхмерная, вполне соответствует. Выдано Толиманским училищем космофлота. Дата рождения 15 брюмера 180 года. 9 прериаля 201 года присвоена квалификация штурмана межзвёздного плавания. На 8101,7 мегасекунде присвоено право несения самостоятельной скачковой вахты.
— Это по какому же календарю?
— По толиманскому. В земной, извините, пересчитывать не буду. Я, конечно, штурман, но помнить наизусть все правила пересчёта календарей в портах захода не обязана.
— Ладно, судя по этому документу, вам явно больше девятнадцати, так что имеете право пить вино, — официант махнул рукой и удалился.
— И сколько длится год на Толимане? — поинтересовался Карл.
— Двадцать четыре мегасекунды, против земных тридцати одной с половиной.
— А что бы ты ему сказала, если бы была с планеты, где год продолжительнее земного?
— Так бы и сказала. И пусть сам считает. Наверняка собьётся и решит, что право несения самостоятельных вахт — достаточный аргумент, чтобы разрешить пить вино. Не бета-лист же ему показывать.
— А что такое бета-лист?
Лада вытащила из того же кармана небольшую пластиковую карточку. На одной стороне имелось штук шесть ее фотографий — от совсем детской, лет этак трёх, до явно недавней — и ещё оставалась парочка свободных клеток. На другой стороне был список, каждая позиция в котором начиналась словом «Право». У всех позиций в списке, кроме последней, стояла жирная галочка и дата.
Карл вчитался. «Право на самостоятельное передвижение в населённом пункте, 3 вантоза 185 года α Cen», «Право на безнадзорное нахождение в контролируемой среде, 21 фруктидора 185», «Право на распоряжение расходными деньгами, 14 плювиоза 191», «Право на употребление легальных наркотических веществ, 7946,0Мс», «Право на экономическую самостоятельность, 5 жерминаля 198», «Право на занятия сексом, 15 нивоза 199».
Без галочки оставался только один пункт «Право на материнство».
— А почему все даты в годах, а одна в мегасекундах?
— А это зависит от того, где сдан зачёт. Если дома, то ставят дату по местному календарю, если в космосе, то в мегасекундах.
Карл прикинул кое-что в уме.
— Но, послушай, если право на самостоятельное несение вахты ты получила только что, значит, право пить вино — полтораста мегасекунд назад. Сколько ж тебе лет тогда было?
— Смотря по какому календарю, — ухмыльнулась Лада. — Вообще это был возраст подмастерья. А подмастерьем я служила в ВКФ. Там к этому зачету очень легко относятся, поскольку устав очень строгий и больше нормы все равно не употребишь. Но с другой стороны, если на планете родители могут и без зачёта налить ребёнку бокал шампанского, то тут всё строго. А назревало полгигасекунды запуска «Лиддел-Гарта». Вот все тогдашние юнги и получили это право.
— А чего право на материнство не получила?
— Куда торопиться? Найду мужа, соберусь заводить ребёнка, тогда и сдам.
— А почему эта штука называется бета-лист?
— Потому что эту систему, в которой надо сдавать зачёты на подобные гражданские права, после четырёх лет начальной школы три года работать подмастерьем, а потом уже получать профессиональное образование, придумали под Бетой Южной Гидры. Кстати, единственная система из заселённых людьми, где почему-то гордятся греческой буквой в названии. Мы никогда не скажем «Альфа Центавра», только «Толиман». А они с гордостью именуют себя бетанцами.
— Но даты у тебя в документе как раз с греческой буквой.
— А это уже стандарт для документов. Все локальные летоисчисления называются по земным названиям соответствующих звёзд