Дети пространства

— Анджей, привет, хочешь Луну с неба? — раздался в трубке весёлый голос Мары.

Для Анджея было несколько рановато, семь утра. Но он прекрасно понимал, что девушке, живущей за шесть часовых поясов, сложно дождаться момента, когда в Вене наступит утро.

— Как-то неправильно, — сонно пробурчал он. — Это я должен дарить тебе луну с неба.

— Уж извини, так получилось, что у меня такая возможность есть, а у тебя нет. Короче, тут одна странная компания собралась расконсервировать купол Клавиуса. И везти их Келли, разумеется, припряг меня. Могу прихватить с собой ещё и корреспондента. Заодно побываешь у Вагабова на Лунной базе, которая на самом деле Четвёртый малый купол Клавиуса. В общем, завтра, примерно в это же время, я подбираю европейскую часть компании в венском аэропорту. Приходи и слушай, когда объявят чартерный рейс на Клавиус. Да, это мероприятие примерно на неделю.

Приехав на такси в аэропорт Швехат, почти пустой в это время суток, Анджей столкнулся там со Шварцвассером. Впрочем, нельзя сказать, чтобы это было неожиданно. Рядом с профессором отирался нескладный парень ростом под метр девяносто, которого Анджей, кажется, видел в лаборатории раз-другой, и невысокая рыжая девушка с двумя косичками, которую журналист точно встречал впервые. Парень был представлен ему как Мориц, аспирант Шварцвассера, а девушка — как Линда, представитель заказчика.

— Ганс, вы решили лично поучаствовать в авантюре с Клавиусом? — поинтересовался Анджей.

— А что делать? — вздохнул тот. — У Морица пока недостаточно опыта, чтобы сделать эту работу самостоятельно. Может быть, куда-нибудь в Японию я бы и решился его отправить. Но Клавиус... Почти три секунды задержки радиосигнала, по видеофону уже не поговоришь. Ох, надрать бы Маре уши за эту выходку с Карлом...

— Представляете, герр Краковски, звоню я парню, — вклинилась в разговор Линда. — Допустим, за пару месяцев до того я его послала куда подальше, но всё равно. А мне отвечает механический голос: «Абонент отсутствует в этом мире.» Я в панике. Хорошо, вспомнила фамилию научного руководителя Карла, позвонила герру профессору. Хотя бы выяснила, что «в этом мире» значит не «в живых», а всего лишь «на этой планете». Нет бы она просто послала этого парня, как сделала я. Он в общем-то нормальный, и будучи послан, не навязывается. Но она же пристроила его на какой-то инопланетянский корабль!

— Под крылышко к своей подруге детства, — добавил Анджей. — Кстати, тоже рыжей.

— Что?!! — подскочила Линда. Пришлось Анджею рассказать, как они с Марой провожали «Марианну» в Порт-Шамбале.

— Ну вот, теперь все эти сто мегасекунд буду ревновать, — насупилась Линда.

— Лучше сразу решить, что эта ниточка обрезана, — усмехнулся Анджей. — Бывшие юнги с «Лиддел-Гарта» таких шансов не упускают.

— Вообще они там у себя в Порт-Шамбале какие-то дикие, — наконец удалось вклиниться в беседу Шварцвассеру. — Например, Мара предлагала мне ждать её на берегу Дуная, на Треппельвег, чуть выше Нордбрюкке. Сажать пинассу на Дунай?! Причем выше города там близко подходят горы, а ниже Нордбрюкке — сплошные мосты. Да и вообще пинасса — это вам не флиттер, звуки при полете издаёт довольно громкие. Пока я не напомнил, ей даже не пришло в голову, что пинассу можно сажать и на бетон, а не только на воду. Хотя мы вроде бы собираемся на Луну, а там водоёмов уж точно нет.

В этот момент раздалось объявление по громкой связи: «Пассажирам, вылетающим чартерным рейсом на Клавиус, Луна, просьба подойти к двенадцатой стойке регистрации».

Кроме Шварцвассера, Морица и Линды, на этот рейс собралась садиться пара молодых людей в похожих на форменные куртках с эмблемами Международного института Солнечной системы — видимо, сотрудники Вагабова, решившие воспользоваться внеочередной оказией. И ещё некая бизнес-леди лет пятидесяти, представленная Анджею как миссис Флинт, перед которой Шварцвассер раскланялся с преувеличенным уважением, а Линда вообще постаралась изобразить пай-девочку.

Пассажиров рейса быстро загрузили в автобус и повезли куда-то к далёкой площадке, на которой стоял их сегодняшний транспорт. Больше всего пинасса была похожа на сверхзвуковой бомбардировщик конца XX века: остроносый самолёт со стреловидным крылом, размером вполне соизмеримый с четырёхмоторными аккумуляторными лайнерами, основными обитателями аэропорта. Нижняя часть ее корпуса имела лодочные обводы, но сейчас машина стояла, опираясь на бетон самолётными шасси.

К открытой в борту двери был подан обычный аэродромный трап, на верхней ступеньке которого стоял парнишка в форме ВКА.

— Добро пожаловать на борт пинассы ВКФ Н-229, — приветствовал он пассажиров. — Я второй пилот Джек Летайр.

Внутри помещение, в которое вела дверь, выглядело странно — это был совершенно пустой цилиндрический отсек диаметром с весь фюзеляж, то есть метра четыре, и длиной метра три. У его задней стенки на полу располагались три надувных кресла, и ещё три — на небольшом балкончике, куда вела металлическая лестница.

Когда пассажиры разместились, Джек по очереди подошёл к каждому, проверил, как тот уселся, и, повернув какой-то клапан, поддул внутреннюю часть кресла, чтобы та плотно обхватила человека, после чего скрылся в пилотской кабине.

Сначала Анджей недоумевал, почему кресла так странно размещены, но уже через несколько минут после взлёта понял — когда двигатели включились на полную мощность, и перегрузка вдавила пассажиров в кресла, задняя стенка превратилась в пол. Перегрузка была довольно умеренной и не мешала пассажирам разговаривать.

Миссис Флинт, которая, по мнению Анджея, сохранила бы способность к активному передвижению и при втрое большей перегрузке, поинтересовалась у Шварцвассера, почему салон данного транспортного средства оборудован с такими странными представлениями о комфорте.

— Понимаете ли, в данный момент в системе нет пассажирских разъездных яхт, — ответил профессор. — Поэтому нам предоставили наиболее скоростное судно из тех, которые способны обеспечить воздухом нужное количество пассажиров. Это пинасса, маленький боевой корабль, не способный к самостоятельным межзвёздным скачкам. Он предназначен для сопровождения роёв боевых беспилотников, и в норме его экипаж составляют два человека — пилот и оператор роя. С таким экипажем пинасса способна на многомесячные автономные перелёты. Тогда жилой отсек оборудуется совсем по-другому и к тому же раскручивается, чтобы было хоть какое-то подобие силы тяжести. Но из-за того, что пинасса способна идти с ускорением в течение чуть ли не недели, и в этом случае сила тяжести направлена в хвост, всё это оборудование легко снимаемое и переконфигурируемое.

— А зачем оператору сопровождать рой? — поинтересовалась Линда. — Разве нельзя управлять им по радио?

— Нельзя. Те расстояния от эскадры, на которых обычно действуют пинассы, радиосигнал проходит за десятки минут. За это время тактическая обстановка успевает измениться. Поэтому оператор должен быть не слишком далеко от роя, чтобы руководить им с задержкой не более чем в несколько секунд.

Когда перегрузка кончилась, Анджей выбрался из своего кресла и решил добраться до пилотской кабины, чтобы оказаться рядом с Марой. К его удивлению, невесомости не было, ускорение, хотя и более слабое, чем земная тяжесть, прижимало его ноги к тому, что на аэродроме казалось задней стенкой отсека, а вход в пилотскую кабину маячил где-то над головой. Впрочем, на стенке были вполне удобные скобы.

Проникнув в пилотскую кабину через то, что сейчас можно было назвать люком в полу, Анджей увидел, что Мара и Джек сидят в креслах, куда более хитрых, чем пассажирские. Кресло Джека сохраняло форму противоперегрузочного, голова парня была обращена вверх, к лобовому стеклу кабины, а руки лежали на каких-то манипуляторах, вмонтированных в подлокотники. Мара же подняла спинку своего кресла, так что оно стало больше похоже на обычное, опустила перед собой здоровенный компьютерный дисплей и чего-то на нём делала, напевая себе под нос:

— Мара, тебя можно отвлечь?

— Лучше не надо, — бросила она, не отрываясь от дисплея. — Пояс от тысячи до 36 тысяч километров — самое неприятное место в Солнечной системе. Хуже колец Сатурна. Здесь всё, что было запущено со времён Королёва, не падает и не сгорает в атмосфере, а продолжает летать и ждёт незадачливого навигатора. Поэтому на данном отрезке я не могу полностью доверить пинассу Джеку. Две пары глаз лучше одной. Вот через часик уйдём туда, где мало спутников, будет немножко легче. Да, к сожалению, третье место в кабине не предусмотрено. Поэтому, если не хочешь возвращаться в жилой отсек, садись на пол, иначе закроешь Джеку обзор.

Сидеть на полу и бессмысленно пялиться в звёздный купол над головой Анджею не хотелось, и он спрыгнул в люк. На глазах у изумлённой публики он медленно и торжественно проплыл три метра, успешно приземлился на ноги, сорвав аплодисменты вагабовских ребят, и плюхнулся в своё кресло, сам слегка обалдев от случившегося.

— Где это вы наловчились так двигаться при низкой гравитации? — спросил его Шварцвассер.

— Да нигде. Попробовал — получается.

— Я бы не решился прыгать с такой высоты.

— Положим, с такой высоты я прыгал и на Земле. Но для меня было большой неожиданностью, что всё будет происходить так медленно. Еле успел взять себя в руки. Это лунная гравитация?

— Вряд ли. Скорее всего, Мара выжимает из двигателей всё, что они могут дать в режиме малой тяги. А на пинассах данной серии это два метра на секунду в квадрате. То есть побольше, чем лунные один и шесть десятых.

— И долго может длиться такой режим?

— Намного дольше, чем нам надо. Обычно межпланетные корабли способны лететь в режиме малой тяги не менее суток при разгоне и столько же при торможении. А до Луны по такой траектории часов пять-шесть.

— И что вас понесло на Луну всей компанией? — поинтересовался Анджей.

— Ты для собственного интереса или интервью берёшь?

— Пока для собственного. Мара сказала, что мероприятие на неделю, так что взять интервью у всех вас я ещё успею.

— Тогда рассказываю. Линда — вирусолог из команды Герхарда Вейсмана. Они там придумали что-то такое, что обещает переворот в борьбе с гриппом и ещё в некоторых областях медицины. Но, как обычно, ничто не даётся даром. Короче, испытывать эту штуку внутри биосферы, где живут десять миллиардов людей, Вейсман не решается. Даже на крысах. Поэтому возникла идея работать с этим делом на Луне в изолированном куполе. Вот мы сейчас и хотим разобраться, какие на Луне имеются купола, насколько они изолированы и какие там есть строительные мощности, если вдруг придётся строить специальный купол для испытаний. А миссис Флинт — представительница Фонда Джулио Раске, который готов вложить в эти исследования весьма немалые деньги.

На участии представителя фонда в первой рекогносцировке, как ни странно, настоял Келли Лависко. Сначала он натравил на Вейсмана одного из своих медиков, довольно молодую даму монголоидной внешности, которая, не ограничившись видеофоном, лично прилетела к нему в лабораторию и два часа выжимала его как лимон, выясняя перспективы применения этой технологии в ситуациях, о которых он и помыслить не мог. Потом Келли заявил, что вообще-то, на его взгляд, фонд вкладывает в этот проект такие копейки, что если хочет реального участия в прибылях, пусть участвует не абстрактными деньгами, а живой организаторской работой.

* * *

Минут через сорок Мара спрыгнула из пилотской кабины в жилой отсек, выдвинула непонятно откуда кухонный столик с разнообразной посудой и занялась приготовлением кофе, напевая:

— Мара, ты что-то задумала, — заметил Анджей. — У тебя даже спина выражает коварство и ехидство.

— Ага, — полуобернулась к нему от кофемолки Мара. — Я задумала посадить эту штуку на Луну, не включая большой тяги. Тут малая больше лунного g.

— Ты точно ничего не сожжёшь Вагабову с такой посадкой? — засомневался Шварцвассер.

— А то я не тренировалась ходить в ордере и не знаю, какой длины факел плазменного выхлопа у P-26E. Тут есть маршрут захода, по которому на пути ничего нет.

— А почему на малой тяге больше опасность что-то сжечь, чем на большой? — удивился Анджей.

— На большой тяге у двухрежимного ТЯРД рабочее тело просто нагревается и ускоряется за счёт теплового расширения, — пояснил Шварцвассер. — Поэтому температура выхлопа может быть достаточно невелика. А на малой тяге выбрасывается плазма, разогнанная магнитным полем до ста километров в секунду. Это требует намного больше энергии, но зато очень небольшого расхода вещества. Поэтому на малой тяге можно разгоняться сутками.

— Значит, задача — всего лишь сэкономить несколько тонн воды? — спросил журналист.

— Кстати, вода тоже лишней не будет, — энергично кивнула Мара. — На Луне это не такой распространённый минерал, как на Земле, тем более, что большая часть шахт по её добыче законсервирована. Но вообще в кои-то веки мне в руки попала такая забавная игрушка, как P-26E. Хочется поиграться всласть.

— А Келли тебе уши не оторвёт за такие игры?

— Если мне не оторвёт их Вагабов сразу после посадки, то Келли потом простит.

— А что, Вагабов имеет право драть уши курсантам ВКА?

— Ну ты прям как антиспейсовцы, — рассмеялась Мара. — Можно подумать, мы здесь на самом деле злобные космические оккупанты. Вагабов — начальник Лунной базы и, по факту, всей Луны, потому что других поселений на ней нет. А я всего лишь командир корабля, совершающий посадку на его планету.

— Ладно, — махнул рукой Шварцвассер. — Если что, я как разработчик данной машинки тебя прикрою. Скажу, что это были натурные испытания. Только ты уж постарайся, чтоб не вышло так, как в третьем куплете твоей песенки.

— А что было в третьем куплете? — Анджей продолжал чувствовать, что у Мары и Шварцвассера есть какая-то общая жизнь, куда он не допущен. Ревновать девушку к профессору втрое старше её? Когда сам старше всего лишь вдвое?

— А в третьем куплете там как раз был Клавиус, — сказала Мара и пропела:

Не прерывая разговора, Мара сняла с плитки сразу три джезвы, разлила кофе по чашкам и предложила всем присутствующим.

— А почему такой низкотехнологичный способ приготовления кофе? — поинтересовался Мориц. — Я думал, тут будет какой-нибудь хитрый автомат.

— Во-первых, мне кажется, так вкуснее, — ответила Мара. — Во-вторых, это новая пинасса, у которой пока нет постоянного экипажа. Поэтому тут есть только то, что входит в стандартный комплект оборудования, и то, что притащила на борт я. Естественно, тащить громоздкую кофеварку-автомат мне было лень. Но вообще обычно экипажи соревнуются, у кого более хитрая система для приготовления кофе. Потому кофеварка и не входит в типовой комплект — всё равно пилоты притащат что-нибудь вычурное и нестандартное.

* * *

Часа через два Мара поднялась в пилотскую кабину, а в жилой отсек спрыгнул Джек. Тем временем Шварцвассер рассказывал Морицу и заинтересованно прислушивавшимся Анджею и Линде про особенности вооружения пинассы.

— На протяжении всей военной истории метательное оружие поражает цель той энергией, которая предназначена для его движения. Даже во второй половине XX века, когда особенно увлекались сверхмощными боеголовками, был случай, когда аргентинцы поразили английский эсминец ракетой воздушного базирования, и та не взорвалась. Однако эсминцу это совершенно не помогло — невыработанного топлива маршевого движка ему вполне хватило, чтобы загореться и утонуть. Как бишь та ракета называлась? «Экосекс»? Или «Экстрасенс»?

— «Экосекс» — это не в XX веке, а в XXI, — вмешался в разговор Джек. — Были тогда, между первой и второй космической эрой, такие чудики, которые занимались публичным сексом во всяких музеях и церквях якобы для пропаганды охраны природы, которую тогда зачем-то называли «экология». А как называлась ракета, надо спросить у Мары. Мы на первом курсе по истории военного искусства ещё не дошли до Фолклендского конфликта.

Линда, уже имевшая опыт общения с миссис Флинт, заметила, как напряглась та, услышав, что тринадцатилетний подросток рассуждает о публичном сексе, и решила всех отвлечь:

— Между первой и второй космической эрой? Джек, а расскажи, как вы вообще делите новейшую историю?

— Новейшую — это после братьев Райт? — Джек ненадолго задумался. — Предупреждаю: всеобщую историю в Академии я ещё не учил, она в конце второго курса. Поэтому буду рассказывать по курсу для младшей школы. Значит так, XX век. Сначала был позднеколониальный период. Куча мелких войн — англо-бурская, русско-японская, балканская. Он же вторая техническая революция — телефон, самолёты, автомобили, массовая химическая промышленность. C 1914 года — Первая Мировая война. Ютландский бой. Последнее эскадренное сражение артиллерийских кораблей, он же последний бой, в котором участвовал наследник престола… английского. C 1918 — межвоенный период, двадцатилетнее перемирие по Фошу. В тридцатые — работы Урванцева и Ушакова на Северной Земле. Гражданская война в Испании, первая массированная бомбардировка города. В сороковые — Вторая Мировая. На европейском театре — глубокие прорывы механизированных частей, активное применение фронтовых бомбардировщиков и штурмовой авиации. Критский и арнемский десанты. На азиатском — авианосцы. В конце войны — массовое уничтожение городов стратегической авиацией на обоих театрах. С 1945 по 1961 — холодная война. В процессе развития средств доставки ядерных зарядов создаются космические ракеты. С 1961 по 1972 — первая космическая эра. Первая высадка на Луну. Начало Эпохи, в смысле системы учёта времени, не привязанной к планетам. С 1972 до конца века — Малое Средневековье. Развиваются в основном средства управления людьми, пропаганда, маркетинг и всё такое, и поддерживающие их технологии — компьютерные сети, мобильная связь. Дальше XXI век. Малое Средневековье кончилось в двадцатые годы, когда наконец развились технологии машинного зрения и ориентирования в сложной среде. Началась эпоха обезлюдения промышленности. К середине века она закончилась, и случился кризис безлюдности производств. С 2049 года, когда был основан город Клавиус, куда мы сейчас летим, началась вторая космическая эра, освоение Солнечной системы. Следующий период — Экспансия. Начался в 2074 году со второй межзвёздной экспедиции Игоря Венёва и основания постоянного базового лагеря археологов на Лемурии. Толиманцы могут сколько угодно доказывать, что их систему Венёв посетил первой, но высадка на Мир Толимана состоялась позже, чем на Лемурию. Концом Экспансии считается 2098 год, когда правительство США попыталось установить свою администрацию в системе Арктура. Непонятно, правда, почему США — иранцев и шведов там тогда было куда больше, чем американцев, экспедиция была от упсальского университета, а корабль Венёва приписан к украинскому порту Николаев. Но в любом случае у них не выгорело. С этого момента история колоний и история Земли пошли разными путями… — неожиданно Джек запнулся. — В младшей школе историю Земли от Лемурийского инцидента до Антверпенского договора совсем не учат. А в истории колоний не так уж много событий общегалактической значимости. Обычно выделяют период социальных экспериментов до 2125 года. За это время появилась бетанская система образования, принята Хартия Торгфлота, вообще сформировалась спейсианская культура, какой мы её знаем. Потом период экстенсивного роста до 2188 года, когда была осознана шияарская угроза и создан ВКФ. Потом — освобождение Осануэва, шияарский ультиматум Земле и Антверпенский договор. А дальше уже не история, дальше уже текущая политика, — Джек перевел дух, налил себе чашку чая и уселся на край чьего-то противоперегрузочного кресла.

В этот момент Мара объявила по громкой связи:

— Внимание, пассажиры! Через пять минут будут произведены маневры, сопровождающиеся исчезновением тяготения на жилой палубе. Просьба всем занять противоперегрузочные кресла и зафиксироваться.

Джек сделал вид, что данное объявление его не касается, поскольку он член экипажа, однако извлек откуда-то из ящика кухонного столика крышку и надел на свою чашку.

— Тогда, профессор, может быть, вы расскажете нам, что происходило с космонавтикой на Земле в последние сто лет? — спросила Линда Шварцвассера.

— Да ничего хорошего. Вся Вторая Космическая Эра была большим финансовым пузырем. К сожалению, у нас на Земле до сих пор основной критерий принятия решений — экономическая целесообразность. А освоение космоса не может быть экономически выгодным. Первую космическую эру двигали военные бюджеты двух противостоящих сверхдержав. Вторую — средства, освободившиеся после сворачивания военных бюджетов. И если бы не открытие Карла Ангстрёма, сделавшее возможным колонизацию землеподобных планет в других звёздных системах, скорее всего, к настоящему моменту у Земли не было бы ни одного искусственного космического объекта.

— А научные проекты, вроде нашего? — запротестовала Линда.

— Заметь, мы летим на военном корабле. И научные станции по всей Солнечной системе последние восемнадцать лет снабжаются военным флотом. Мирное применение космоса, вроде спутниковой связи или вашего изолированного биосферного полигона, на Земле окупается только как побочный эффект от военного. Любая космическая колония должна быть самодостаточной, а возить материальные ценности между планетами можно только в виде курьёзов или предметов роскоши. Правда, окупается перевозка людей — в основном поучиться друг у друга. Или что-нибудь поисследовать, — профессор вздохнул. — Сдаётся мне, что без колоний в других звёздных системах вымерли бы не только лунные города, но и марсианская колония. В колониях целеполагание устроено как-то по-другому, там экономическая выгода рассматривается не как цель, а как граничное условие: деятельность не должна разорять. А цель этой деятельности — какая-то совсем нематериальная. Поэтому, имея регулярное сообщение с колониями, марсиане чувствовали себя частью Объединённого человечества, а не отщепенцами, брошенными матерью-Землёй на негостеприимной планете. Ну, чудаки, предпочитающие жить под куполом, а не под открытым небом. Но в колониях все по-своему чудаки. Там это нормально, — Шварцвассер снова невесело усмехнулся. — А база на Луне, куда мы сейчас летим, продолжает функционировать только потому, что Международный Институт Солнечной системы на протяжении XXII века дважды умудрился заменить свой единственный космический корабль на новый, купив его у арктурианцев на Марсе. Хотя, честно говоря, не могу понять, что мешало построить новый самим, пользуясь промышленными мощностями Клавиуса. В первой половине прошлого века на этих заводах было произведено столько интересного оборудования для баз на спутниках планет-гигантов...

Внезапно сила тяжести исчезла, и Шварцвассер замолчал. Казалось, пинасса куда-то обрушивается. У не слишком опытных в космосе пассажиров закружилась голова, и они не обратили внимания на то, что пинасса развернулась на 180°.

Через несколько секунд двигатели вновь заработали, и Мара объявила по громкой связи, что можно выбраться из кресел.

* * *

Через пару часов Мара вызвала Джека в пилотскую кабину — предпосадочные маневры требовали работы обоих членов экипажа. Пассажиры опять заняли свои кресла. Шварцвассер сначала пытался понять, какую именно схему захода придумала Мара, но после пятого маневра с отключением двигателя и разворотом корабля на 90° сбился.

Внезапно ускорение настигло жилой отсек с необычной стороны — со стороны ног. Пинасса качнулась на амортизаторах шасси и встала.

— Вот мы и на Луне, — сказал профессор.

— Откуда вы знаете? — удивился Мориц. — Ускорение примерно такое же, как и при работе двигателя.

— Направление, — пояснил начинающему инженеру более опытный коллега. — Со стороны шасси у пинассы попросту нет двигателей, кроме ориентации. Поэтому, если мы чувствуем ускорение с этой стороны, значит, шасси упираются в планету.

Мара объявила, что можно покинуть кресла. В отсеке через дверь в переборке, которая теперь снова стала стеной, а не потолком, появился Джек уже в легком скафандре, извлёк откуда-то ещё стопку скафандров и стал помогать пассажирам их надевать. Анджей и Шварцвассер справились сами, более того, Шварцвассер даже помог облачиться своему ученику. Анджей хотел было помочь Линде, но пока он возился со своим скафандром, вагабовские ребята уже успели упаковать обеих дам.

В отсек вышла Мара, тоже уже в скафандре, и после короткой проверки стала выпускать пассажиров по одному через присоединенную к двери складную шлюзовую камеру. Пока она проверяла скафандры, Джек уже успел пройти туда и спустить из двери складную лесенку. Через несколько минут все собрались на площадке рядом с кораблём

— А почему нас никто не встречает? — поинтересовалась миссис Флинт.

— Здесь не любят без нужды выходить под открытое небо, — ответила Мара. — Сами доберёмся как-нибудь.

На площадке рядом с пинассой высился огромный трамп-тысячетонник, скособочившись на обломленную левую стойку основного шасси. В районе машинного отделения в его обшивке зияла огромная дыра с торчащими кусками металла, а в передней части фюзеляж был испещрён маленькими дырочками.

— Что это? — спросила Линда.

— Знакомьтесь, это «Индевор», — ответил один из планетологов. — Последний космический корабль, принадлежавший Институту. Стоит здесь с 2208, когда его мимоходом расстреляли шияары.

— Но это же старинный арктурианский межзвёздный торговец! — удивился Мориц. — Вон в пробоину даже видно кусок полюса Ангстрёма.

— Я же только что рассказывал вам, как Институт покупал корабли у арктурианцев, — напомнил Шварцвассер. — Естественно, это скачковый корабль — как бы иначе его пригнали сюда с Авалона?