Дети Спящего Ворона. Книга 1

Глава 11

Пока Данеска и Ашезир готовились к брачному обряду, отец привел Виэльди к императору. Тот принял их в своих покоях. Поднялся с кресла, шагнул навстречу, раскинув руки, и воскликнул:

– Каммейра, да тебя не узнать! Ну вылитый шахензиец! Ты теперь всегда так будешь одеваться?

– Только сегодня, – усмехнулся каудихо. – В честь свадьбы дочери, раз уж она станет шахензийской принцессой.

Он приблизился к императору, опустился на одно колено и со словами «приветствую, божественный» припал к его руке. Непривычно видеть отца в такой позе…

Поднявшись, он указал на Виэльди.

– Хочу представить моего сына и наследника – рин-каудихо Виэльди Каммейра.

Император перевел на него взгляд, благожелательно кивнул и вытянул руку. Виэльди коснулся губами сухих горячих пальцев.

– Я счастлив лицезреть тебя, божественный, – сказал он, затем встал и сделал шаг назад.

– А я рад познакомиться с сыном доблестного каудихо, уверен, он воспитал достойного преемника. Надеюсь, ты будешь таким же верным союзником Империи, как твой отец.

– Так и будет, божественный.

– Каммейра, у тебя замечательный сын! – воскликнул император.

– Да, – отец кивнул, затем прищурился и добавил: – Он будущий я.

В ответ правитель Шахензи растянул губы в улыбке, отчего они стали еще тоньше, кожа на скулах собралась в складки, но взгляд остался холодным, въедливым. Неудивительно: каудихо и император терпеть друг друга не могут, но вынуждены до поры до времени притворяться чуть ли не лучшими друзьями.

Император опустился в кресло, а им указал на широкую скамью неподалеку. Дальше два отца обсуждали грядущую свадьбу, а еще Андио Каммейра рассказал о восстании в Нирском княжестве.

– О, как жаль, что те земли пострадали… – протянул император. – И поселенцев жаль, и ваших погибших воинов. Хвала талмеридам, что подавили мятеж, спасли и княжество, и шахензийский городок. И моя великая благодарность тебе, Виэльди, ты и впрямь достойный сын своего отца, – он глянул на него, склонил голову, затем снова повернулся к каудихо. – Я велю Хашаруту, чтобы направил туда больше воинов.

– О, нет нужды! – отмахнулся каудихо. – Наместник уже все сделал, к тому же мы оставили там отряд талмеридов…

Зачем отец это сказал? В Нирских землях остались талмериды, это правда, но воинов-имперцев Хашарут туда не отправлял – наместник и сам только от каудихо узнал, что восстание было серьезным, причем выяснил подробности, уже находясь на корабле. Любопытно…

Выйдя от императора, Виэльди думал отправиться в предоставленные ему покои, приготовиться к торжеству, которого так не хотелось, но отец остановил.

– Ты ведь еще не видел здешний сад! – сказал он. – Идем, я покажу, там очень красиво.

– Я ви… – начал Виэльди и осекся. Ясно же, отец просто желает о чем-то поговорить так, чтобы их никто не слышал. – Да, конечно, с удовольствием.

Каудихо повел его между деревьев, кустов, статуй и фонтанчиков туда, где сад больше напоминал рощу, а дороги превращались в тропинки. Спустившись по белой лестнице к небольшому пруду, окруженному пожелтелыми кленами, Андио Каммейра остановился. Положил руку Виэльди на плечо, наклонился к его уху и сказал по-талмеридски:

– Тебе нужно уехать завтра же утром.

– Почему такая спешка?

– Потому что наместник, как я понял, тоже медлить не хочет. Я, конечно, всеми силами постараюсь его задержать… Тем более нам с ним лучше вернуться на равнинные земли одновременно – и одновременно явиться к тебе. Я все сделаю, чтобы так и вышло, но вдруг не получится? Он обмолвился, что хочет просить императора, чтобы тот позволил отбыть из столицы раньше, чем закончатся девять дней празднества. А предлогом, скорее всего, должно было послужить это восстание… Теперь не послужит, но вдруг наместник выдумает что-то еще?

Ага, так вот зачем каудихо солгал императору!

– Отец, а ты не думаешь, что твой обман вскроется, как только Хашарут поговорит с правителем?

– Нет. Наместнику я заранее сказал, будто император сильно гневался, что мятеж зашел так далеко. Заодно намекнул, что выгородил его перед божественным. Хашарут изобразил благодарность. Не думаю, что теперь он осмелится оправдывать свой отъезд восстанием. Но он может найти другой повод, вот что меня волнует… Он словно чует, что Адальгар вот-вот от него ускользнет. Поэтому тебе и нужно поторопиться. Возьмешь с собой десяток людей, отправишься в старую столицу, к ли-нессеру Шираю, он посадит вас на первый корабль, отбывающий на равнины. С ним я уже обо всем договорился.

И когда отец все успевает?

– Зачем брать людей, привлекать лишнее внимание, если на той стороне должны быть талмериды? Ты сам говорил, что они станут поджидать меня у порта.

– А ты подумай, – Андио Каммейра постучал пальцем по виску. – Ну?

Виэльди пожал плечами.

– На всякий случай? Вдруг что-то непредвиденное случится?

– Подумай лучше.

– Хм… Будет подозрительно, если я уеду один?

– Разумеется. Так что ты уедешь не один, более того, уедешь открыто, а перед этим попрощаешься с императором и вельможами. А повод простой – ты мой наследник, тебе нужно учиться править самому, обходиться без моих советов: это твое испытание. Время, пока меня нет в Талмериде, подходит лучше всего. Думаю, даже император с этим не поспорит – по крайней мере, на словах. Конечно, моего доверия ты не оправдаешь… но ведь я об этом еще не знаю.

– Я понял. А если и наместник найдет повод убраться отсюда раньше времени? Если у тебя не выйдет его задержать? Как тогда ты сможешь уехать одновременно с ним? Что придумаешь?

Андио Каммейра передернул плечами и поморщился.

– Сам об этом беспокоюсь. Не знаю даже… Может, ты якобы проболтаешься одному из сопровождающих тебя воинов… а он окажется верным мне, покинет тебя, вернется в столицу, доложит о твоей… задумке. Но это лишь мысль. Надо думать еще… Но я придумаю, не сомневайся.

– Не сомневаюсь…

– Идем обратно, – сказал отец. – На сад мы посмотрели. Вот все здесь красиво, жаль, что цветов совсем нет, не то что у нас в степи.

– Совсем нет?

– Ну, в столице они цветут до середины лета, а дальше только в цветочных лавках и найдешь – туда их привозят из южных провинций.

Последние отцовские слова натолкнули Виэльди на мысль подарить Данеске цветы. Холодная сырая Империя так для нее непривычна после жаркой степи! А скоро и зима придет… Пусть хоть цветы напоминают о родных просторах… и о нем, о Виэльди.

Насколько неудачной была эта затея, он понял, лишь когда протянул Данеске алые пионы: в любимых глазах всколыхнулась такая боль, что он почувствовал себя последним мерзавцем.

Уже через день Виэльди был в порту старой столицы. Торговое судно готовилось отплывать на равнинные земли, но садиться на него пока было рано, так что и он, и остальные талмериды бродили по побережью, от скуки наблюдая за бурлящим жизнью побережьем: моряки и рыбаки, торговцы и попрошайки, воры и шлюхи – кого здесь только не было!

Кто-то потянул Виэльди за рукав, и он обернулся. Позади стояла девчонка-оборванка лет десяти, кривила губы и гнусавила:

– Да-а-ай монетку, а я тебе все про тебя расскажу.

– Ну что ты можешь рассказать? – ухмыльнулся Виэльди, однако монетку все же дал.

– Много могу! – она облизала почернелые от грязи пальцы: – Ты с одной свадьбы сразу на другую едешь, вот что я знаю!

Откуда?! Может, совпадение? Сболтнула, что первое в голову пришло, и случайно угадала. Он промолчал, только хмыкнул, а девчонка продолжила:

– Я много чего знаю, – девчонка прищурилась и ткнула в него чумазым пальцем. – Ишка много чего видит, много чего чует. Четыре крови в тебе чую. Одна от матери, две от отцов, а четверта-а-ая… – она хихикнула. – Четвертая самая сильная и самая опасная. Кровь смерти, знаешь? Кровь смерти, кровь смерти! – девчонка запрыгала вокруг него, только успевай поворачиваться, потом махнула рукой, крикнула: – Спасибо за монетку! – и ускакала, скрывшись за спинами людей.

Виэльди помотал головой, пытаясь оправиться от изумления и как-то осознать услышанное: списать болтовню нищенки на обычное попрошайничество было непросто. Откуда-то бродяжка знала и о двух свадьбах, и о крови одной матери и двух отцов в его жилах. Но что же это за «кровь смерти»?

По спине прополз холодок, Виэльди поежился, но отнюдь не из-за сырости и прохлады: это слова девчонки отозвались в душе глубокой тревогой. Да что там тревогой – они по-настоящему испугали! А ведь он никогда не считал себя впечатлительным, тем более пугливым... Да что же за напасть такая?

* * *

Для Джефранки дни слились в один бесконечный, заполненный непроглядной мглой, безнадежностью. Не хватало сил даже на отчаяние – она едва их находила и на то, чтобы просто встать с кровати и одеться. При этом ночами почти не спала, ворочалась с боку на бок, а когда все-таки удавалось ненадолго погрузиться в сон, то скоро вскакивала, испуганная очередным кошмаром. Днем, наоборот, одолевала сонливость. Есть не хотелось, Джефранка с трудом заставляла себя хоть что-то проглотить, и то лишь потому, что Лакор смотрел с беспокойством, видя ее исхудалое лицо, а Руниса начинала причитать.

Сколько же дней прошло после того ужаса? Сколько их еще пройдет, прежде чем чудовище вернется и завладеет ею полностью?

Стоя на балконе башни, Джефранка вдыхала свежий по осени воздух, смотрела на темное море, лижущее прибрежные скалы, и наконец-то почти ни о чем не думала – в голове была блаженная пустота.

– Моя княжна, хорошо, что я тебя нашел! – раздалось позади.

Джефранка дернулась и обернулась. Лакор. Ну что ему нужно? За последнее время он должен был понять, что рассказывать о делах в княжестве, тем более советоваться с ней бесполезно: смысл слов едва достигает сознания.

– Что?.. – пробормотала она. – Что случилось?..

– К берегу пристал имперский корабль. С него сошли торговцы, а еще воины. Эти поехали вдоль побережья, а потом повернули и… теперь движутся сюда. Пока только это мне донесли. Но вот-вот прискачет следующий посланец и скажет точнее, что это за воины и что им надо. – Он вдруг замер и вскрикнул: – Княжна! Что ты делаешь?!

Что делает? Да ничего… Совсем ничего. Зато на душе какая-то легкость, и почти счастье, и больше никаких бед…

Рывок за рукав, за волосы – а! больно!

Возглас:

– Ты что творишь?! С ума сошла?!

Наверное, сошла… Но почему советник кричит, почему на его лице ужас? И почему… почему ее нога перекинута через бортик балкона? А внизу – головокружительная высота, смотреть страшно, ноги немеют, руки немеют, как и язык.

– Л-лакор, – задрожав всем телом, прошептала Джефранка, – держи меня, н-не отпускай…

Он рванул ее на себя так сильно, что щиколотка оцарапалась о камень, затем прижал к себе и погладил по плечу.

– Княжна… Моя княжна, что же ты делаешь?

– Не знаю… Я сама не поняла… как там оказалась.

– Бедная моя княжна, – советник стиснул ее руку, затем отстранился.

Какой он хороший! Ведь точно в нее влюблен, но никогда, ни разу не позволил себе лишнего – зато всегда оберегал. Жаль, от наместника не уберег… это было не в его силах. И сейчас не убережет.

– Это же он приехал, да? – упавшим голосом спросила Джефранка. – Точно он…

– Не знаю. Может, и нет. Подождем следующего вестника.

Какой смысл ждать и надеяться? Ясно, что это наместник, больше некому.

Как совладать с собой? Как не потерять разум и не броситься с самой высокой башни?

Вернувшись в свои покои, Джефранка, не раздеваясь, забралась в кровать, закуталась в покрывало и сомкнула веки. Не уснула, конечно, всего лишь попыталась ни о чем не думать, но и это не удалось. Вот-вот явится наместник, вот-вот вынудит ее пройти с ним через брачный обряд, а потом… потом будет измываться над ней, как в тот раз или даже хуже.

Ну зачем она княжна, почему не простолюдинка?

Кто-то постучал в дверь – наверное, Лакор. Джефранка не откликнулась: пусть он думает, будто она спит. Стук повторился. Нет, она не станет отвечать: если явился наместник, то и так ворвется в ее покои, не взирая ни на что.

Стук все не утихал, потом отворилась смежная дверь, вошла Руниса и, дотронувшись до руки, сказала:

– Моя княжна, там советник. Говорит, что у него важное известие.

Ну конечно, важное и страшное – Джефранка даже не сомневалась!

– Ладно, – выдохнула она и выбралась из кровати. – Пусть войдет.

Она разгладила платье, вздернула подбородок: не покажет страха, ни за что не покажет! Лакор сегодня и так стащил ее, перепуганную, с бортика балкона, незачем волновать его снова.

Руниса распахнула дверь, впустила советника и удалилась.

– Моя княжна, – заговорил Лакор. – Приехал второй посланник, он сказал, что явились…

Джефранка была уверена, что выдержит это известие, но ошиблась. Голова закружилась, в глазах потемнело, ноги подкосились, окончания фразы она не расслышала – голос советника доносился до ушей, но смысл слов ускользал. Она бы упала, но Лакор ее удержал, похлопал по щеке и почти крикнул:

– Княжна! Княжна, эти воины – талмериды! Не имперцы – талмериды.

Силы вернулись. Она дернулась в руках советника, затем выпрямилась и пробормотала:

– Талмериды? Не может быть… Андио Каммейра?

– Нет. Его сын.

– Сын? – тупо переспросила Джефранка, еще не до конца придя в себя.

Что за сын? Ах да, тот, со шрамом… Виэльди. Зачем он здесь? Сказать, что каудихо отказывается на ней жениться? Это она уже и так поняла. Или… что если вместо Каммейра-отца ее мужем станет Каммейра-сын?

…Духи, боги, великий Ворон, пусть будет так! Пусть я стану женой кого угодно, лишь бы не наместника! Ну пожалуйста!

Джефранка приняла рин-каудихо в смежных со своими покоях, но в этот раз за ее спиной стояли два стражника: она не повторит прежней ошибки, ведь неизвестно, с чем этот Виэльди пожаловал, вдруг он такой же подлый, как Хашарут?

Талмерид шагнул вглубь комнаты, держа в руках какую-то шкатулку, а его лицо было усталым и равнодушным.

– Я рад тебя видеть, прекрасная княжна, – сказал он.

У Джефранки чуть не остановилось сердце: почти теми же словами ее приветствовал наместник.

– Добро пожаловать, рин-каудихо, – выдавила она. – Что привело тебя в Адальгар?

– Твоя красота меня покорила, и я буду счастлив сделать тебя своей женой. А это мой дар тебе, если согласишься принять, – он протянул шкатулку, откинул крышку: внутри засверкали драгоценные камни, оправленные в золото.

Да не нужно всего этого! Она и без них, без подарков… Кажется, готова прямо сейчас броситься ему на шею, расцеловать, расплакаться, а потом говорить, говорить на разные лады «спасибо»!

Конечно, ничего такого она не сделала. Приняла дар и сказала:

– Я знаю, что ты сильный и богатый воин, и твое предложение делает мне честь. Я буду рада выйти за тебя замуж.

Еще как рада!

Спасена! Спасена!

Виэльди Каммейра улыбнулся и спросил:

– Я счастлив. Можем ли мы устроить свадьбу в ближайшее время? Как можно быстрее?

– Хоть завтра, если обойдемся без большого торжества… Если тебе оно не нужно…

– Оно мне не нужно. Поэтому… завтра?

– Да! Пусть будет так.

* * *

В полдень следующего дня Джефранка с нежданным и, одновременно, долгожданным женихом оседлали коней и в сопровождении советника, знатных воинов и талмеридов поехали к каменному кругу неподалеку от города. К жрецам еще вчера отправили посланников, так что к обряду все было готово. Конечно, больших торжеств не будет, никак не успеть, но это неважно. В конце концов, для адальгарцев можно устроить праздник позже, через несколько дней.

Посреди круга уже полыхал высокий костер, над ним огненной мошкарой взвивались искры, рвался к небу сухой горький дым. Два жреца в длиннополых бурых одеяниях колотили в бубны, а верховный шагнул навстречу спешившимся Джефранке и Виэльди, встал между ними и, взяв за руки, повел к огню. Остальные – и жрецы, и воины, – запели гимн:

Слава тебе, Великий Ворон,

Черный, подобно ночи без звезд,

Спящий, и во сне защищающий нас,

Спящий, и летящий над миром.

Твое большое крыло укрывает нас и оберегает

Ото льдов вершин и льдов глубин.

Ты спишь, Великий, но ты проснешься,

И дашь своим детям процветание,

И богатствами земли одаришь их…

Верховный жрец обвил запястья Джефранки и Виэльди вьюном, соединяя их, затем слегка подтолкнул в спины. Что будет дальше, она отлично знала, не единожды видела свадебные обряды, Виэльди, судя по всему, тоже догадывался: наверное, талмеридские и адальгарские брачные традиции похожи.

Девять кругов рука об руку вокруг костра, потом остановиться, снова повернуться к жрецу. Он сделает надрез на их ладонях, соберет капли крови в медное блюдо, смешает их с молоком и, сказав нужные слова, выплеснет в огонь. Затем вложит в ее рот зернышко, пожелает плодородия чреву, после этого ей и Виэльди останется лишь обменяться браслетами – и можно ехать на площадь, где при народе их увенчают княжескими венцами.

Когда витой браслет сомкнулся на запястье, сердце Джефранки заколотилось от радости так сильно, что, казалось, его неистовый стук слышен всем, уж тем более стоящему рядом жениху… нет, уже мужу.

Спасена!

На площади собрался недоумевающий народ – глашатаи с утра объявили, что княжна выходит замуж за рин-каудихо талмеридов. Конечно, люди были в растерянности, ведь такие важные новости принято оглашать заранее, а тут сообщили на рассвете, а к вечеру уже состоялось венчание на престол.

Восхваления раздавались робко, будто неуверенно, лепестки цветов и зерно летели изредка, в основном же по толпе прокатывался изумленный ропот. Не только потому, что на трон так неожиданно взошел новый князь, причем во время траура, но и потому, что он был талмеридом, а значит, почти врагом.

Ладно, люди привыкнут, должны привыкнуть, если Виэльди не станет лютовать и мучить их, разорять новыми податями. Лишь бы и правда не стал, а то мало ли: от предателей-талмеридов всего можно ожидать.

Ну что Джефранка знает о своем муже? Ни-че-го. Ни по дороге на обряд, ни по пути на площадь они почти не говорили: так, перебрасывались ничего не значащими фразами. Пока что Виэльди казался спокойным, разумным и незлым, но неизвестно, как он поведет себя дальше, став властителем Адальгара и ее, Джефранки, властителем…

Скромный для такого события пир оказался еще и не очень веселым, несмотря на игру музыкантов и мужские пляски с факелами. Вельможам явно было не по себе, когда приходилось поздравлять Виэльди, желать ему долгих лет и величать князем.

Джефранка ушла к себе около полуночи, муж-талмерид еще оставался на пиру и беседовал с Лакором: расспрашивал его о княжестве, как она слышала краем уха. Что ж, хорошо уже то, что он сразу начал интересоваться делами страны, которой собрался править…

Но что дальше? Ведь это еще не окончание дня: муж должен будет явиться к Джефранке и… стать настоящим мужем. Как страшно! Может, сегодня не придет? Может, подождет до завтра? Хоть бы не пришел, не пришел, не пришел…

Твердя это, как заклинание, Джефранка тем не менее переоделась в короткую полупрозрачную тунику из белого шелка, забралась в кровать, по шею натянула одеяло и замерла, не отводя взгляда от входной двери. Сколько времени так просидела, неясно. Вроде бы долго или, может, лишь казалось, что долго?

Наконец она почти расслабилась, уверовав, что сегодня талмерид не явится, уже хотела погасить лампу и свечи, но тут дверь дернулась и отворилась. В покои вступил Виэльди.

Нет! Только не это!

Каким он будет? Что если таким же, как…

Перед глазами всплыла глумливая ухмылка наместника, в ушах раздались его насмешки, и будто наяву Джефранка ощутила омерзительно-влажные руки на своих бедрах...

И сейчас снова ее коснется мужчина… Вдруг он будет таким же грубым, вдруг так же, хохоча, начнет измываться над ней, терзать тело?

Руки задрожали, в груди похолодело, к горлу подкатил ужас. Еще чуть-чуть, и она взвизгнет, бросится прочь, как и тогда…

Талмерид стянул рубаху, бросил на пол… сейчас он снимет и штаны…

Джефранка не могла заставить себя смотреть на это и отвернулась, даже зажмурилась. Как же страшно! Страшно и противно!

Заслышав шаги, она все-таки приоткрыла глаза и покосилась на талмерида. Штаны он все же не снял… Но это пока.

Приблизившись, степняк потянул на себя одеяло, за которое она судорожно цеплялась, и вырвал его из ее рук. Тяжелая мужская ладонь легла на плечо и… Джефранка не выдержала: вскрикнула, вскочила с кровати, отпрянула к стене и почти вжалась в нее.

– Не подходи! Не трогай! Не смей! – в голосе прорывались истеричные нотки, к глазам подкатили слезы, а дрожали уже не только руки – все тело.

Если он к ней прикоснется, она умрет! Может, получится потерять сознание? Пусть он овладеет бесчувственным телом, и она ничего не будет помнить…

Талмерид оторопел, его лицо выражало недоумение и растерянность.

– Эй, ладно-ладно, я тебя не трогаю, – словно в подтверждение этих слов, он отступил на шаг, вскинул руки вверх. – И не трону, если ты не желаешь. Правда, мне казалось, ты сама хотела выйти замуж… не за наместника. Или тебе был нужен именно мой отец? Но тогда зачем согласилась на… меня?

Он по-прежнему не делал попыток приблизиться, и к ней понемногу начал возвращаться разум. Лед вершин и глубин! Наверное, этому Виэльди она кажется полной дурой!

Нужно бы что-то ответить, но язык не слушается.

Виэльди смотрел выжидающе, затем уголок его рта дрогнул в усмешке.

- Ладно, я не мужчина твоей мечты. Но неужели я настолько ужасен?

– Д-да… То есть нет! Я сама желала этого брака, но я… Прости, сама не знаю, что со мной… Я… Конечно, я готова, я сейчас... Извини. Я просто глупая…

– Эй, успокойся… – сказал он и шагнул к ней. – Я не причиню тебе вреда, обещаю. Пожалуйста, не бойся.

Он медленно вытянул руку и, едва касаясь, провел пальцами по волосам Джефранки. Она вздрогнула, сжалась и напряглась так сильно, что, кажется, мышцы окаменели.

Нужно сделать над собой усилие, нужно суметь, нужно не вспоминать о том ужасе, ведь сейчас перед ней не наместник…

Превозмогая себя, Джефранка подняла руку и положила на плечо талмерида – при этом все-таки не выдержала и зажмурилась.

Он не делал попыток облапить ее, только стоял, гладил по волосам и на удивление теплым голосом приговаривал:

– Все хорошо, ты не глупая, тебе просто страшно, я понимаю… Не надо, не бойся, я буду осторожным, я постараюсь не сделать тебе больно, я же не зверь. Иди ко мне...

Он мягким движением притянул ее к себе, провел по спине ладонью, коснулся губами макушки – и замер, только перебирал ее волосы и щекотал шею.

Из груди Джефранки с шумом вырвался воздух, а ноги задрожали уже не от напряжения – от расслабления. Объятия талмерида вдруг показались такими уютными, в них было до того спокойно, что впервые за долгое время в душе воцарилось умиротворение: будто ничего плохого никогда не случится, будто все беды обойдут стороной, будто она защищена навсегда, навеки.

Виэльди подхватил ее на руки и отнес на кровать, и Джефранка больше не сопротивлялась и почти не боялась. Не испугалась она, и когда он снял с нее тунику и заскользил губами по шее, груди, животу. Так ласково, так нежно... Потом он приспустил штаны и, щекоча внутреннюю сторону ее бедер кончиками пальцев, почти незаметно для самой Джефранки развел ее ноги в стороны.

Только когда мужская плоть проникла внутрь, когда задвигалась в ней, Джефранка снова сжалась от ужаса. Неудивительно, что Виэльди это почувствовал. Сразу остановился и, поцеловав выемку между ключицами, прошептал:

– Не бойся, не надо… – и снова задвигался.

Он проникал глубоко, но делал это так осторожно и неторопливо, что испуг ушел.

И кто сказал, что талмериды грубы и любят брать женщин насильно? Может, остальные степняки и правда такие, но не Виэльди. Не Виэльди…

Лишь в последнюю минуту он крепче сжал ее бедра, тяжестью своего тела вдавил ее в кровать, шумно задышал и несколько раз дернулся. Это оказалось неприятно, но скоро он приподнялся на локтях и, поцеловав ее в лоб, веки, щеки, улегся рядом и приобнял.

Некоторое время они лежали молча, затем Виэльди сказал:

– Ты так сильно боялась.. Меня боялась? Потому что я талмерид?

– Что? Нет... Ты злишься на меня?

- Не злюсь, – ответил он. – Всего лишь удивлен.

Он так и не ушел из ее покоев, из ее кровати: закрыл глаза и, кажется, уснул. А вот Джефранка еще долго пролежала без сна, боясь шелохнуться, боясь выскользнуть из-под руки мужа, потревожить его, разбудить. Но как же нынешняя бессонница отличалась от многих предыдущих! Это была хорошая бессонница, заполненная радостью и легким страхом: что если свадьба, пир и брачная ночь лишь пригрезились? Не хотелось засыпать еще и из-за этого – из-за боязни проснуться и обнаружить, что все было не по-настоящему…

* * *

– Ты знал, что распроклятый Каммейра собирался завладеть Адальгаром? – прорычал отец.

Император в ярости ходил по покоям и взирал так, словно это Ашезир виновен в случившемся. Понять бы еще, что именно случилось...

– Как? – спросил он. – Каммейра напал на княжество?

– Ты что, совсем дурак?! – отец побарабанил пальцем по голове Ашезира. – На такую наглость даже Каммейра не отважился бы! Зато он заключил брачный союз!

– Когда успел? – удивился Ашезир. – Он же только два дня назад уехал.

– Зато сыночек давно улизнул – он-то и успел жениться, чтоб его черви сожрали. Почему ты ничего не знал?! Разве я не велел тебе выспросить у степнячки все, что связано с талмеридами? А? Ты выспрашивал, или только в постели с ней кувыркался?!

Так... Сейчас гнев отца изольется на него, как и всегда. Император может быть терпеливым и благожелательным с кем угодно, только не с сыном.

– Божественный, я ее расспрашивал, но о свадьбе Виэльди она ничего не говорила. Наверное, сама не знала. Я не думаю, чтобы отец или брат делились с ней своими задумками.

– Да ты вообще ни о чем не думаешь, поганец! У тебя для этого ума не хватает!

Император схватил его запястье и выкрутил – сустав пронзила острая боль, еще чуть-чуть, и отец сломает ему руку. Ашезир едва удержался от крика, но в последний момент закусил губу, чтобы вторая боль хоть слегка заглушила первую.

Наконец император разжал пальцы и отошел от него, слава богам. Выплеснув злость, он всегда немного успокаивался, жаль, что ненадолго. Сейчас главное, чтобы снова не разъярился, а значит, лучше молчать.

– У Каммейры точно есть здесь доносчики, – проворчал отец. – Значит, степнячка через них будет докладывать папочке обо всем, что увидит или услышит. Нам нужно, чтобы она боялась это делать... чтобы тебя боялась. Постарайся уж. Пусть ужаснется. Только по лицу не бей.

Император свихнулся? Зачем превращать ее в еще большего врага? Да и что она может донести? На советах не бывает, из своих покоев выходит редко, почти ни с кем не общается. Скорее всего, отец просто до того зол на каудихо, что решил отыграться на его дочери…

– Божественный, но ведь тогда талмеридка тем более станет докладывать Каммейре о... - Его прервала оплеуха. А ведь знал, что нужно молчать, но слова все равно вырвались.

– Так пусть она тебя боится больше, чем любит отца! А не справишься – я сам ее научу.

– Я понял, божественный, и сделаю, как ты велишь, – Ашезир склонил голову и, хоть знал, что это опасно, добавил: – Но ведь Каммейра рано или поздно узнает, как обращаются с его дочерью.

– После того, как он завладел княжеством, пусть и через сына, какое-то время не посмеет возмущаться.

Похоже, император готов отвечать на вопросы – такой удачей стоит воспользоваться.

Ашезир упал на колени и сказал:

– Божественный, прости мою наглость и глупость, но... я правда не понимаю. Если мой брак с талмеридкой все равно не способен примирить вас с Каммейрой, то зачем он понадобился?

– Пф-ф, ты и впрямь глуп. Он понадобился ради полуталмерида, который будет и моим внуком, и внуком каудихо. Каммейра не вечен, а если он останется без единственного наследника... Правда, считается, что эти дикари правителей выбирают, но я или твой брат, когда повзрослеет, это изменим. – Снова отец проговорился, что собирается оставить корону не Ашезиру, а младшему принцу... Император помолчал добавил: – Я бы сам женился на этой Данеске, но нельзя: мое положение намного выше, чем ее. Все-таки я император.

...Ну да, рассказывай! Просто ты уже ничего не можешь, потому и из-за моих «шлюх» вечно бесишься!

– Благодарю, что объяснил, божественный, – выдохнул Ашезир, но с колен не поднялся: нужно ждать позволения.

Хорошо, что в этот раз не пришлось стоять в такой позе долго – иногда император любил этим помучить, но сейчас с презрением бросил:

– Встань уже, хватит пресмыкаться.

– Как пожелаешь, божественный, – он поднялся. – Я могу идти?

– Да, ступай. Надеюсь, ты запомнил, как отныне вести себя с женой?

– Конечно: я запомнил, и я не забуду.

Ашезир поклонился и вышел из императорских покоев.

Оказавшись у себя, прижался лбом к стене и ударил в нее кулаком. Не тем – вот проклятье! Левая рука и так ныла после отцовской хватки, а он ее лишний раз потревожил.

Ладно, это все неважно, сейчас главное понять, что делать с женой. Бить ее он и не подумает: во-первых, он не такой, как отец, во-вторых, превращать ее во врага точно не стоит. Император зря считает, что запуганный человек обязательно сделается безвредным. По-разному случается: некоторые могут стать осторожными, скрытными и терпеливыми.

Отец уже совершил ошибку, воспитав своего будущего убийцу, но Ашезир подобной глупости не допустит: ни к чему постоянно опасаться, что жена подсыплет яд или кому-нибудь заплатит за смерть мужа.

Да только как ей объяснить, что от нее требуется? Беседовать с Данеской вообще сложно – она его явно не выносит, а тут придется говорить начистоту... ну, почти начистоту. Однако попытаться, конечно, стоит: главное, придумать, с чего начать.

* * *

Данеска сидела на кровати, поджав под себя ноги, и пыталась читать свиток, где была записана шахензийская легенда. Получалось не очень, большую часть слов она не распознавала – все-таки чужой язык. Данеска понимала устную речь имперцев, умела изъясняться сама, но с трудом разбирала их письмо. Но раз уж ей предстоит здесь жить, то надо научиться. К тому же это занятие хоть как-то помогает отвлечься от мыслей и заодно скрасить скуку.

В смежную дверь два раза постучали, и вошел Ашезир. Да больше и некому оттуда появиться. Что ему надо? Сейчас же не вечер. Да и вечерами он приходит через раз, что, конечно, радует... хотя немного и оскорбляет. В родной Талмериде, пожалуй, не нашлось бы мужчины, не признающего ее соблазнительной, а этот задохлик смотрит так, будто она не женщина вовсе! По-быстрому исполняет свой долг и, пожелав спокойной ночи, уходит. Нет, вообще это хорошо, но... как-то обидно, что ли? Вот если бы он так поступал лишь потому, что видел, как ей неприятен, тогда другое дело...

– Здравствуй, – сказала Данеска, отложила свиток и спустила ноги с кровати.

На обычно холодном лице принца сейчас угадывалась тревога. На приветствие он не ответил, зато пододвинул табурет и уселся напротив нее. Да что ему надо-то?!

– Скажи, – начал он, – ты знала, что твой брат собирался жениться и – женился? – Данеску будто чем-то тяжелым по голове ударили, сердце пронзила ледяная игла и, растаяв, сковала холодом все тело. Ашезир же продолжил: – На адальгарской княжне. Теперь он не только рин-каудихо, но и князь. Ты знала об этом?

На смену холоду пришел жар, словно вместо крови по венам бежала расплавленная сталь, выжигая и тело, и душу. На лбу выступил пот.

Виэльди! Женился! На той красивой надменной княжне! И он ласкал ее, целовал, говорил нежные слова? Конечно же, он это делал... Он же Виэльди, а не Ашезир.

Не заплакать, только бы не заплакать! Не при наследнике!

Получается, предатель дождался, пока она уедет в Империю, выйдет замуж – и сразу сам женился! Интересно, как давно негодяй это решил? Наверное, с нетерпением ждал, когда она исчезнет из Талмериды! И при этом оказался настолько подлым, что держал ее на руках на корабле... затем подарил те мерзкие пионы... Сейчас кажется, что они источали не благоухание – яд. Правильно принц их выбросил! Жаль, она сама этого не сделала!

Данеска вскочила на ноги, Ашезир поднялся вслед за ней и спросил вроде бы даже с участием:

– Эй, что с тобой? На первый вопрос можешь не отвечать: я уже понял, что ты не знала. Но почему ты такая... не знаю... испуганная? Ты словно не рада за брата...

Всего лишь «не рада»?! О нет, она его убить готова! И его, и эту княжну-змеюку!

– Мне просто не нравится княжна... – пробормотала Данеска. – Не понравилась сразу, как я ее увидела, – тут она все-таки не выдержала и выпалила: – Высокомерная сука!

– О, тебе виднее, я с ней не знаком. Но ладно, оставим это: я пришел поговорить о другом, – он выжидающе замолк.

Поговорить? Ну какие сейчас могут быть разговоры, когда она еле сдерживается, чтобы не смести со стола все шкатулки и канделябры, чтобы не закричать и не расплакаться?

– Давай потом... Завтра... – прошептала Данеска.

– Нет, – отрезал принц. – Сейчас. Это важно, и время не терпит. Не знаю, что тебя так сильно огорчило, но постарайся взять себя в руки.

Да... она постарается, как бы сложно это ни было. Должна это сделать хотя бы потому, что ее поведение в глазах Ашезира, наверное, выглядит слишком странным...

– Ладно, – выдохнула Данеска и села на ложе. – Я слушаю.

Принц опустился на табурет и уставился на нее.

– Скажи: ты умеешь притворяться?

– Могу, когда надо. К чему твой вопрос?

– Сейчас объясню. Завтра, когда будешь на людях – ну или хотя бы во время трапез, – смотри на меня затравленным взглядом, а еще как будто украдкой потирай плечо.

– Что? Зачем?

Принц отвернулся, помолчал, затем снова впился в нее взглядом и, шумно вздохнув, пояснил:

– Потому что отец-император хочет, чтобы я тебя... побил. И завтра он должен думать, будто я исполнил этот его приказ. А иначе и тебе, и мне придется худо. Он сказал, что если не я... он сам это сделает. И он сделает, поверь. Он зол на твоего брата, а заодно на каудихо не меньше, чем ты... Скорее, даже больше. Он не упустит случая отомстить с твоей помощью, а заодно и тебя запугать.

Данеска смотрела на Ашезира, распахнув глаза и открыв рот. Его слова казались каким-то бредом.

– Что такое ты говоришь? Это… – она недоверчиво усмехнулась. – Да ты врешь. Только непонятно, зачем. Император не станет меня трогать. Все-таки я дочь каудихо… К тому же он кажется очень даже миролюбивым…

Ашезир вскочил с места так порывисто, что едва не опрокинул табурет, а на холеном лице наконец-то отразились настоящие эмоции.

– Да что ты знаешь о моем отце? Ничего! Вот, смотри! – он приподнял низ рукава, обнажая запястье: там багровели следы от пальцев. – Это все он. А иногда подобные отметины «украшают» и другие части тела. А ведь я ему родной сын. Так неужели думаешь, что он пожалеет дочь врага-союзника?

– Ну, мой отец тоже несколько раз замахивался на меня плетью… – Данеска все еще не спешила верить принцу.

– Несколько раз? – хмыкнул тот. – Тебе повезло.

– Ладно, хорошо, пусть так. Но… – она глянула на Ашезира с вызовом. – И что же тебе, интересно, мешает и правда меня… это… побить? Я же тебе все равно не нравлюсь. Так откуда такое беспокойство?

– Не нравишься, да. А ты меня и вовсе, кажется, ненавидишь, хоть я и не понимаю, за что, – он искривил губы в ухмылке. – Вроде ничего плохого тебе не делал.

Не делал? А как же эти несколько ночей, когда брал ее, словно вещь? А выброшенные цветы? Ну да… отлично, что он их выбросил – но это лишь сейчас стало понятно. А еще он…

…Что «еще он»? Хлипкий и не слишком красивый? Так это не его вина… Наверное…

Стоило признать: Данеска испытывала к Ашезиру неприязнь задолго до того, как вообще его узнала.

– Тебе нужно назвать более весомые причины, по которым я не желаю тебя бить? – он склонился над ней и поднял ее лицо за подбородок. – Что, одного моего нежелания недостаточно? Хорошо, вот тебе еще причины: я не хочу, чтобы твой отец был мне врагом. И чтобы ты была мне врагом, я тоже не хочу. Так подойдет?

– Да… – выдохнула Данеска. – И первой причины было достаточно, просто…

Да просто она не в себе! Подумать только: наследник сейчас чуть ли не уговаривал, чтобы она согласилась избежать унизительной участи… Да о чем она вообще думала? Конечно, может, он все-таки лжет, может, придумал несуществующую угрозу ради каких-то своих целей. Но каких? Нет, не похожи его слова на вранье…

– Я все сделаю, как ты сказал, – пообещала она, и принц выпустил ее подбородок и отстранился. – Я умею притворяться, даже если сейчас тебе так не кажется.

– Я до безумия рад это слышать, – однако в интонации не слышалось ни безумия, ни радости, ни даже облегчения: спокойный такой, равнодушный голос. – И еще: все-таки нам придется однажды решить, кем мы друг другу будем: врагами, союзниками или, может, друзьями? Подумай об этом.

Она подумает… Потом, когда вволю наплачется из-за очередного предательства Виэльди.