Глава 8

В следующие два дня Данеска нередко сидела у ложа мужа. Лекари мудрено давили ему на грудь, поили медовым отваром, но, кажется, сами не знали, поможет ли это.

Данеска осталась одна, с одними только советниками, которым, кажется, муж не до конца доверял. То и дело являлись вельможи – просители, требователи, – ей приходилось с ними общаться и при этом не сболтнуть глупость. Когда Ашезир был в сознании, она бегала к нему за советом, но чаще приходилось справляться самой.

И как муж такое выдерживал, да еще находил время и силы на своих наложниц?


К вечеру пришел очередной ли-нессер: возмущался, что его сына избили горожане за то, что тот избил горожанина. Вообще-то жители столицы правильно сделали, но разве можно сказать об этом вельможе, который поддерживал императора? Никак нельзя.

– Виновные будут наказаны, – отделалась Данеска ничего не значащей фразой. Пока ничего не значащей... но неужели придется велеть, чтобы высекли тех горожан? Может, и придется...

Отец, каудихо, ну почему он не научил ее всяким премудростям? Приятно, конечно, быть балованной дочкой, но сейчас это обернулось сложностями.

Или на это отец и рассчитывал? Он же хотел ослабить Шахензи? Да. Он знал, что Ашезир страдает болезнью дыхания? Да. Он не готовил дочь к правлению? Да. Что если намеренно не готовил? Сволочь!

И никто другой ее не готовил, даже ласковая мать-императрица говорила только о традициях и правильном поведении, не более. Теперь же Данеске пришлось заботиться о целой империи – несколько суток стали пыткой. А еще совещания вот уже третий день... Хорошо хоть все разговоры на них сводились к поискам Хинзара, а судьба мальчишки Данеску тревожила.

Ашезир пришел в себя на четвертое утро, когда Данеска только-только проснулась. Он открыл дверь в ее покои и ступил внутрь. Она выскочила из кровати и бросилась к нему, готовая обнять, повиснуть на шее.

Не тут-то было: Ашезир оттолкнул, потом бросил в нее скомканным пергаментом и сказал:

– От братца твоего письмо. Или любовника?

Виэльди вряд ли написал бы о их любви так явно... Значит, нужно возражать. Отец, конечно, ничему не учил, но кое-что она усвоила, просто наблюдая.

– Виэльди? У него все хорошо? – спросила Данеска и тут же нахмурилась. – А что это за бред про любовника?

Ашезир издевательски рассмеялся.

– Брось! Я все знаю о мерзком кровосмешении, – он скривил губы в презрительной гримасе. – И как можно с собственным братом? Отвратительно.

– Он не брат мне! Он… – выпалила Данеска и осеклась, зажав рот ладонью. Ох, поздно зажала...

– Да? – Ашезир прищурился. – И кто же из вас не от семени каудихо? Андио Каммейра подсунул мне девицу непонятно какого происхождения? Или Дикий... Виэльди... жалкий приемыш?

– Замолкни, – прошипела Данеска и впилась ногтями в свои же ладони. – Я еще помню, как твой отец избивал тебя... И как ты его зарезал. А наш отец-каудихо любит нас обоих, тебе о таком только мечтать! И конечно я не скажу, кто из нас не от его семени. Сам гадай!

Ашезир вздохнул, прошел вглубь комнаты и пожал плечами.

– А зачем гадать? Главное, что я знаю: вы с Виэльди... – он многозначительно приподнял брови, – любовники. А в глазах всех вы брат и сестра.

– А я... я то и дело эти твои хрипы-стоны слышу! То ли дверь тонкая, то ли ты не слишком стыдишься!

– И дверь тонкая, и я не стыжусь. Ты мне никогда... – он не закончил фразу и опустил взгляд, как будто смутился. Опять скривил губы, но теперь печально и словно извиняясь. – Извини. Я ведь не ссориться сюда пришел, а наоборот... На самом деле я благодарен Виэльди за послание, очень благодарен… Просто когда прочел, такая ярость нахлынула… Не хотел выплескивать ее на тебя, но как-то само получилось. А пришел к тебе, чтобы спросить, что ты видела или слышала. Уже дверь почти открыл – и тут письмо это. Вот я и обезумел… Ты и твой… не-брат здесь ни при чем.

– Да что за письмо-то?!

– Прочти – поймешь, – он кивнул на валяющийся на полу комок.

Данеска тут же подобрала его, развернула и, наслаждаясь каждой буковкой – ведь их написал Виэльди, – вгляделась в строчки. Увы, наслаждаться пришлось недолго. Слова – четкие, краткие, – разом убили все очарование.

– Наместник давно думал похитить принца, – пробормотала Данеска и, распахнув глаза, уставилась на мужа. – И наместник – бастард прежнего императора... Уж-жасно!

– Более чем ужасно! – Ашезир выхватил у нее послание и с яростью бросил в огонь камина. – Отец даже с той стороны умудрился напакостить! Будто одних отступниц мне мало!

– Что еще за отступницы?

– Ну... – Ашезир поморщился. – Эта история тебе не понравится.

– Все же расскажи.

– Ладно, – он взлохматил волосы, призадумался, потом заговорил: – Помнишь, тебя отравили? Тогда я отправился к ведьмам... отступницам. Они должны были сказать, как тебя спасти. И сказали. Ты же видела карлика во сне-видении?

– Ну…

– Это был я. А Виэльди видела?

– Да...

– И это был я, принял его облик. Думал, ты скорее за братом отправишься в явный мир, чем за мной. А ты набросилась на меня... на него... с поцелуями.

– Так вот как ты узнал! – в ужасе воскликнула Данеска.

– Да. Но не в этом дело... не только в этом, – он рухнул на скамью, будто обессилев. – Платой за твое спасение была моя клятва, что мы с тобой друг друга полюбим. Немыслимо, сама понимаешь, невозможно!

Данеска подскочила к Ашезиру, опустилась на пол и уткнулась подбородком в его колени.

– Ну почему нет? Разве мы обязаны любить друг друга как мужчина и женщина? А разве ты не любишь свою мать, своего брата? А я? Разве не люблю отца, подруг, друзей? – О Виэльди она благоразумно умолчала. – Любовь может быть разной, Ашезир. Вот я к тебе даже привязалась по-своему, хоть ты и гад. А ты? Ведь и ты согревал меня недавно не только потому, что я дочь каудихо и твоя жена? Правда? Мы можем попытаться... полюбить друг друга иной любовью.

– Думаешь? – протянул Ашезир. – Думаешь, это и правда возможно?

– Ну…ведь с Хинзаром я сдружилась, полюбила… И сейчас тревожусь за него… Увы, Виэльди опоздал со своим посланием… Зимнее море так жестоко… Вот он и не успел…

Данеска все еще сидела у ног мужа, прижавшись лицом к его колену, он молчал, будто обдумывал ее слова.

– Вот увидишь, скоро наместник объявится, закрывшись твоим братом! Но хотя бы жизни Хинзара ничего не угрожает! Ну же, милый, приди в себя, подумай – знаю, ты можешь! – она вцепилась пальцами в его плечо. – Ашезир, ну пожалуйста! Очнись! Без тебя так сложно! Я совсем глупая… совсем не знаю, как справляться с Шахензи…

Он наконец посмотрел на нее вдумчиво, потом погладил по голове и рассеянно бросил:

– Верно… О тебе я совсем не подумал... Да и о Шахензи, признаюсь, непростительно забыл.


* * *


Она с такой тревогой и нежностью прижималась к его колену, так волновалась за Хинзара, что Ашезир подумал: вдруг и правда сможет полюбить ее как сестру?

Жена сумасбродная, не слишком красивая, но… хорошая по-своему. Ведь она ни разу не предала его по-настоящему, она помогла прийти в себя, когда он убил отца, и теперь тоже помогает успокоиться.

Ашезир поднял ее за плечи, усадил рядом с собой и, приобняв, сказал:

– Ты права… Просто я очень беспокоюсь о брате… Я так его люблю, ты не поверишь! Может, и не поймешь

Данеска криво усмехнулась, он тут же понял значение этой усмешки и сказал:

– Твоя любовь к Виэльди другая. Неправильная.

– Почему это? Мы не брат с сестрой по крови. Так почему? Потому что я замужем, а он женат? Да, но нас вынудил отец-каудихо. Он всегда делает так, как нужно ему, и других заставляет. Понимаешь?

Нет, Ашезир не понимал и не хотел. Любовь между мужчиной и женщиной? Он знал только страсть. Да, у него были любимые наложницы – но любимые только потому, что ублажали лучше других и нравились внешне. Зачем еще что-то нужно?

Однако, что за ерунда лезет в голову, когда Хинзар в руках отцовского ублюдка? Не нужно обладать особым умом, чтобы понять: наместник сначала использует принца против Ашезира, а потом… потом либо избавится от мальчишки, либо сделает своей игрушкой.

Нельзя этого допустить, нужно приготовить корабли, переправить воинов за море, пусть разгромят Хашарута и…

Переправить множество кораблей через зимнее море? И многие из них дойдут до равнин?

Тьфу, проклятье! Он совсем поглупел. Данеска права: нужно срочно взять себя в руки, думать холодной головой.

А что если Хашарут, вернее его сообщники, держат принца где-то здесь, в Шахензи? Или все-таки рискнули и отправили морем? Ведь и посланник Виэльди как-то умудрился добраться до чужого берега.

Надо бы передать весть талмеридам, ведь им тоже невыгодна власть Хашарута… Можно сделать это через их же посланника. Да, через их – после всего случившегося своим людям как-то боязно доверять.

– Нужно обязательно передать весть талмеридам... – пробормотал Ашезир, совершенно забыв, что Данеска рядом и все слышит.

Она тут же о себе напомнила:

– Через меня передай. Я доберусь до каудихо, мне он сразу поверит и ему совсем не понравятся делишки Хашарута.

– С ума не сходи, – фыркнул Ашезир. – Никуда ты не поедешь. И не думай, будто я не понимаю, что на самом деле ты просто хочешь свидеться с любовником. Может, ты и готова рисковать ради этого своей жизнью, но я твоей – нет.

– Даже ради Хинзара?

Ее лицо приняло хитрое выражение. Похоже, она думала, будто муж по-прежнему взвинчен, не способен мыслить здраво, вот и хотела на этом сыграть. Смешная.

– Забудь, – отмахнулся Ашезир и похлопал ее по плечу. – Отправим обратно посланника, который привез письмо. Он вернется прямиком к Виэльди. А уж твой не-брат, надеюсь, разберется, что дальше делать.

Данеска вскочила и отбросила его руку.

– Нет, меня отправь! Я скучаю по родине! И да, по Виэльди скучаю тоже. Если боишься, что изменю тебе с ним, так отправь со мной еще и парочку своих соглядатаев! И еще я правда хочу помочь, Хинзар мне небезразличен. Ну разве не могу я хоть чем-то помочь?

– Можешь. Тем, что не будешь отвлекать меня на свои бредни, – он понемногу начинал злиться. – Ты знаешь, что такое зимнее море? Нет. А я знаю и не собираюсь подвергать тебя такой опасности.

– Если ты меня отпустишь, – прошептала Данеска, – я буду очень благодарна. А от благодарности до любви недалеко. Задание твоих отступниц будет выполнено по крайней мере наполовину.

– О нет, всего лишь на треть, – рассеянно ответил Ашезир.

– Почему?

Пожалуй, пора уходить из ее покоев, иначе она так и не угомонится со своими мольбами и вопросами. Да что вообще с ней такое? Данеска так решительно, осторожно и разумно себя вела, пока Ашезир был растерян – зато стоило ему прийти в себя, как она превратилась в капризного ребенка.

На вопрос он все-таки ответил:

– Потому что было еще третье задание: я непонятно кому должен как-то передать, чтобы этот непонятно-кто разбудил вашего Ворона. Понятия не имею, что с этим делать… Какой-то бред!

Данеска вскрикнула, побледнела, но тут же на ее лице отразилась совершенно непонятная радость.

– О, милый! – она засмеялась. – Ну так это же замечательно! Потому что я как раз знаю, кому ты должен это передать!

– Вот как? – он округлил глаза. – Я слушаю.

Отвечать она отчего-то не спешила. Обхватила себя руками, навернула несколько кругов по комнате, наконец остановилась напротив Ашезира и заговорила:

– Понимаешь… я до сих пор не знала точно, сон это или посланное богами видение… Теперь, после твоих слов, знаю. Так вот, в видении мне явился дух в образе женщины с серебряными волосами… Она тоже сказала, что нужно разбудить Спящего ворона… И еще сказала, что сделать это может только один человек. И это… это Виэльди! Понимаешь, что это значит?

Ашезир вскочил со скамьи так резко, что едва ее не опрокинул.

– Понимаю, – процедил он. – Это значит, что ты готова на любую ложь и любые уловки, только бы добиться своего. Могла бы выдумать что-нибудь поумнее.

– Но я не выдумываю…

– Ну да, – хмыкнул он. – А я могучий воин, прославивший свое имя в битвах.

– Я не выдумываю! – крикнула она.

– Прекрати. Лучше прекрати, – отчеканил Ашезир. – Иначе я тебя ударю. Клянусь, ударю. – Похоже, Данеска что-то такое уловила в выражении его лица, и отступила на несколько шагов. Он заговорил миролюбивее. – Ну правда, хватит. Ты ведешь себя, как неразумное дитя.

– Ты тоже вел себя так совсем недавно, а я приводила тебя в чувства, – буркнула она.

– Да. Спасибо тебе за это, – он приблизился и погладил ее по руке. Как ни странно, Данеска не отшатнулась. – У нас обоих выдались ужасные дни, мы оба по очереди говорили и думали глупости. Но теперь давай оба станем умными и мудрыми, хорошо? Главное, о чем нам сейчас надо думать – как вернуть Хинзара. А отступницы, невнятные клятвы и твоя любовь к не-брату пока подождут, договорились?

Данеска печально и смиренно кивнула, затем вскинула на него взгляд, в котором все еще плескались остатки недавнего безумия.

– Ладно, я согласна… Мое желание ехать зимой за море и правда было глупым, но… Но я хочу, чтобы ты знал: ту историю о видении и о Виэльди я не выдумала, поверь! Пусть не сейчас, но потом тебе все равно придется передать ему послание о Вороне.

– Передам. – Что ж, если Данеске нравится верить в свой вымысел, пусть верит, только бы к нему не приставала. – А теперь, – Ашезир окинул ее взглядом, – оденься в дневную одежду, подобающую императрице. А я пойду, найду того посланника.

Напоследок он улыбнулся и ушел в свои покои.


* * *


Ашезир не стал медлить: сразу же велел найти посланника-талмерида и пригласить в императорские покои. В советную или тронную залы не позвал, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Талмерид вошел и застыл на пороге. Ашезир вытянул руку, но степняк не поклонился, не поцеловал ее, только глянул в недоумении. Ох уж эти неотесанные дикари!

– Здравия тебе, талмерид, – Ашезир шагнул ему навстречу. – Я желаю, чтобы ты передал мой ответ своему повелителю.

– Повелителю? – посланник закашлялся, встряхнул волосами, звякнул бусинами. – У меня нет повелителя. Есть каудихо, есть рин-каудихо, есть глава моего рода. Так кому передать твое послание, император?

Ох уж эти гордецы-талмериды!

– Ладно-ладно, пусть будет рин-каудихо или каудихо. Кому-то из них нужно передать послание. Сделаешь? Не сейчас, конечно.

– Ну… да, император.

Посланник явно сомневался. Почему?

Долго гадать не пришлось: он еле сдерживался, чтобы не раскашляться – потому, видимо, и не хотел отправляться в обратный путь сразу.

– Как тебя зовут? – спросил Ашезир.

– Сарэнди.

– Так вот, Сарэнди, ты два-три дня проведешь здесь, шахензийские лекари вылечат твои горло и грудь, а потом… Потом ты передашь мое послание рин-каудихо Виэльди или каудихо Андио.

– Да я и так передам, – хмыкнул Сарэнди. – Я не болен.

О, неразумные дикари!

– Я верю, что ты отважен и можешь тотчас отправиться в путь. Однако окажи честь, погости в Империи и во дворце хотя бы пару дней. Моя императрица – Данеска – скучает без родичей.

– Ради императора и императрицы – конечно, – посланник улыбнулся.

– Я благодарен, – Ашезир улыбнулся в ответ. – Позволь, мои подданные проводят тебя в гостевые покои.

Теперь главное, чтобы посланник выздоровел, иначе не доберется до равнинных земель. Только бы лекари справились за пару дней с глубинным кашлем...


* * *


Ашезир устроил посланника и еще раз взял с него обещание, что тот передаст весть своим господам. Скорее всего, он это сделает – если не пропадет в пути. А Данеска еще сама хотела отправиться! Она бы уж точно пропала.

Он вернулся в свои покои, закрыл за собой дверь и решил прилечь на часок – пусть лишь полдень, но после сна лучше думается. Уже двинулся к ложу – и отпрянул, ошарашенный. На его кровати – императорской кровати! – сидела чумазая девчонка в лохмотьях.

Да как откуда она здесь?!

- Ты… ты кто такая? – удивление было настолько велико, что он даже разозлиться не успел. – Как ты сюда проникла? Пошла прочь, оборванка!

– Не-е-ет, не пойду, – противным голосом протянула замарашка и, будто намеренно, поковырялась в носу. – Ты плохой муж! Плохой! Разве не просила тебя жена ее отпустить? А ты отказал! Плохой!

Ашезир наконец оправился от изумления: подлетел к кровати, схватил оборванку за запястье, рванул на себя, но… девчонка даже с места не двинулась.

Нечисть! Ничем иным нельзя объяснить, что она сюда проникла, что оказалась сильнее Ашезира. И все-таки: нельзя давать ей воли.

Он выхватил кинжал и, не раздумывая, пронзил живот девчонки. Та захрипела, на губах выступила кровавая пена, глаза помутнели. Замарашка упала на императорское ложе плашмя, ее руки обхватили рукоятку кинжала в смертельных тисках.

Ашезир приблизился к телу: и чтобы рассмотреть внимательнее, и чтобы сбросить труп на пол. Склонился над оборванкой и…

– А-а-а! – завопил он и отлетел аж к противоположной стене.

– А-а-а! – вторила девчонка. Вскочила на ноги, выдернула кинжал из тела и захныкала: – Никто не любит бедную Ишку! Все ее гонят, камнями бьют, сжигают, кинжалами тыкают… Бедная И-и-ишка!

– Т-ты… к-кто? – только и смог выдавить Ашезир, все еще прижимаясь к стенке.

Вместо ответа девчонка начала прыгать на кровати и хихикать. Ее рана затянулась, успев окрасить алым простыню, а кинжал вообще исчез.

Оборванка скакала чуть не до потолка и верещала:

– Пусти! Пусти! Ее пусти! Все передай!

Удивительно: страха не было, только крайнее изумление, непонимание.

– Пошла прочь, нечисть! – рявкнул Ашезир.

Нечисть не ушла, только сильнее развеселилась.

Опять поковырялась в носу, потом облизала пальцы и, подлетев к Ашезиру, этими обслюнявленными пальцами схватила его за запястье.

– Пусти! – она хихикнула. – Пусти ее!

Ашезир не выдержал: в ужасе бросился к двери, попытался открыть – не вышло.

– Не выйдет, – хихикнула оборванка.

Он заколотил в дверь, но собственных ударов не услышал.

– Не услышишь! – с издевкой взвизгнула девчонка. – Иди ко мне лучше!

Ашезир прижался спиной к двери и выдавил:

– Что тебе нужно?

– Я сказа-а-ала уже, – она скорчила рожицу и принялась сосать большой палец. – Пусти ее!

У Ашезира сердце скакало, будто ретивый жеребец, колотилось, как барабанный бой под ладонями неумелого музыканта. Однако нельзя позволить, чтобы какая-то там нечисть – неужели и впрямь нечисть? – победила. Собрав всю свою волю, он отчеканил:

– Проваливай. Я, император Шахензи, так хочу. Проваливай.

– Хорошо-о-о, – оборванка явно издевалась. – Я уйду – и вернусь. Буду возвращаться до тех пор, пока ты не передашь весть…

Воздух задрожал, фигура Ишки расплылась, а у Ашезира потемнело в глазах. Когда он открыл их, то оборванки уже не было. Зато на простыне темнели кровавые разводы, а на светлом ковре явно отпечатались темные следы детских ног.

Не сон.

Увы, не сон.


В следующий раз Ишка пришла на рассвете. Ашезир уловил вонь – такую, словно оказался в давно не чищенной конюшне или на скотном дворе, – и проснулся. Открыв веки, наткнулся взглядом на бурые, будто присыпанные пылью, глаза. Отодвинувшись, разглядел и лицо: худое, чумазое, с выступающими скулами и потрескавшимися тонкими губами. Спросонья не сразу сообразил, с чем – кем – столкнулся. Сообразив же, вмиг соскочил с кровати и выпалил:

– Опять ты!

– Опять я-я-я… – девчонка зевнула, потянулась. – У тебя така-а-ая мягкая кровать, мне та-а-ак понравилось! Теперь всегда буду приходить к тебе спать. Всегда или… до тех пор, пока ты ее не отпустишь.

Нет уж, он не позволит нечисти управлять собой!

– Ладно, – Ашезир пожал плечами и постарался не выдать испуга. – Я попробую с этим смириться. Главное, навредить мне ты не можешь, иначе давно навредила бы.

– Могу навредить, но не хочу, – захихикала она. – Зачем вредить такому забавному рыжику? Нет-нет, совсем ни к чему. Зато… – она подлетела к нему и обняла так, что он не сумел высвободиться. – Зато я буду к тебе приходить, когда ты с любимицами. Хочешь? Или вот: я буду приходить перед советами – и ты не сможешь на них явиться. Ой, это будет та-а-ак весело, только представь! К тебе будут стучать, а ты не сможешь отозваться… Ой, что подумают! Что ты снова заболел, слабый рыжик… Или что тебе нет дела до империи… Ой-ой, как под тобой трон закачается!

– Уйди! – прорычал Ашезир.

Он оттолкнул девчонку – вернее, она наконец позволила себя оттолкнуть.

Проскакала по комнате, высоко поднимая колени, смахнула со стола склянку с чернилами, кувшин с вином, несколько книг и неисписанные пергаментные листы – теперь они испорчены. Остановившись, снова повернулась к Ашезиру. Ее лицо вдруг показалось взрослым, а глаза посерели и будто засияли.

– Я не думала, что придется самой тебя навещать, – из голоса исчезли глумливые нотки, теперь он звучал серьезно. – Ты должен был все понять из слов жриц-отступниц и твоей жены. Увы, люди такие смешные… Вы придумываете себе богов и чудеса, но стоит чему-то необычному случиться в вашей жизни, так всё отрицаете… Находите иные объяснения, только бы не верить в правду. Но ты… я думала, ты умнее. А ты оказался таким же, как все.

– Да зачем тебе вообще нужно, чтобы Данеска уехала? – может, с нечистью все-таки можно поговорить и… договориться?

– А чтобы она передала свое и твое послания Виэльди.

– Это может сделать посланник…

– Нет-нет, лучше, если Виэльди все услышит, а не прочитает.

– Почему ты сама не скажешь ему, что хочешь?

Ишка скривила губы, словно собиралась захныкать, ее лицо вновь приняло дурашливое выражение.

– Не могу-у-у, не в этом обличье, – она провела руками по своему телу. – Пока не могу, он не готов. А бедная-несчастная Ишка не властна над смертью. Смешно, да? – она и впрямь хихикнула. – Бессмертные не властны над смертью. Поэтому вы его подготовите, а я – приду.

– Что ты задумала?

Ашезир сильнее заволновался. Кто знает, чего ждать от мерзкой твари, вдруг для Виэльди это чревато бедой? Не хотелось бы причинить зло бывшему другу.

– О, ничего плохого! Только хорошее задумала! – она захлопала в ладоши и запрыгала. – Я наоборот всех спасу! Ведь если Виэльди не разбудит Ворона, то очень-очень скоро и лето станет вот таким, – Ишка махнула рукой за окно. – Станет ледяным и белым.

Ашезир больше не знал, что сказать или спросить, тем более не знал, что делать. Словно поняв это, Ишка, протянула:

– Ну ты поду-у-умай. Хорошо-хорошо подумай. И снова жди в гости, – она визгливо расхохоталась и, как в прошлый раз, исчезла, растворившись в воздухе.


* * *


Ишка гуляла по столице – босая, в лохмотьях, изредка она даже вызывала у сердобольных горожан желание обогреть ее и накормить. Конечно, ведь люди думали, что при таком морозе бедное дитя и пару часов не проживет.

Последним из «сердобольных» оказался лавочник, падкий на маленьких девочек. Думал, что наткнулся на легкую добычу – а наткнулся на собственную смерть. Не то чтобы Ишке было дело до нездоровых людских вкусов и желаний, но некрасивый мужичонка, с ног до головы заросший жесткими волосами, ей не понравился, и она запретила ему дышать. Из дома, правда, не ушла. Пусть холод нипочем, а у очага все ж уютнее. Тем более, когда знаешь, что скоро огромная часть суши покроется льдом. Эх, быстрее бы Ворон проснулся!

Можно заставить Виэльди разбудить его пораньше, но для этого придется «открыть взор» – сбросить чужое обличье, вернуть изначальный облик, а вместе с ним и свое истинное могущество. Да только Шаазар не хотела. Личина Ишки ей нравилась. Девчонка была смешной, она так здорово пугала людей, вызывала такое забавное отвращение! Не хотелось переставать ею быть. К тому же она все равно, похоже, опоздала. Вряд ли эту часть мира удастся спасти от вечной зимы – надо было раньше спохватиться, а не играть с людьми, не растягивать удовольствие. Но хотя бы проснется Ворон, уже хорошо. А где Ворон – там нет скуки, сводящей с ума вот уже не один век.

Ишка съела вкусный мясной бульон, найденный в доме лавочника, и выпила кувшин яблочного вина. Чуть подумав, притащила из пристройки солому, разбросала по полу и подожгла. Пусть само жилище каменное, зато внутри все из дерева и перекрытия деревянные. Хорошо разгорится!

Скоро дом заполыхал, а люди засуетились, пытаясь погасить пожар, чтобы не перекинулся на соседние жилища.

Ишка стояла у красиво горящего, восхитительно жаркого пламени и наслаждалась. Его тепло, казалось, согревало даже душу… Если, конечно, у нее есть душа. На этот вопрос Ишка-Шаазар никогда не могла себе ответить.


* * *


Ашезир сдался после четвертой встречи с Ишкой.

В третий раз девчонка, как обещала, явилась, когда он был с наложницей. Та испугалась, закричала, пришлось ее отослать. С этим он смирился, по-прежнему не желая подчиняться нечисти. Но куда уж там! Человеку не дано тягаться с тварями иного мира, если только этот человек не колдун. Хотя Ишка, похоже, и колдунам неподвластна, если заставила отступниц делать то, что ей нужно.

На четвертую встречу девчонка не пустила его на совет. С той стороны двери стучали, звали, но ответов Ашезира не слышали. Девчонка же сидела на столе, болтала ногами и глумливо напевала:

– Бедный-бедный император, на советы не ходил, престол упустил, на плахе голову сложил, лай-ла-ла-а-а, сложил.

– Умолкни!

– Голову сложил, доброй славы не нажил, дурной себя покрыл, да и брата погубил.

– Хорошо, – процедил Ашезир. – Хорошо, ты победила. Я сделаю так, как ты хочешь.

Пусть уж лучше им управляет нечисть – тем более что обещает отстать, когда он послушается, – чем кто-то из ли-нессеров начнет управлять Шахензи. Если император не сможет бывать на советах, то быстро утратит власть, а тогда и Хинзара спасти не получится. Спасти не от трона – от смерти. Отцовский бастард, никаких сомнений, избавится от сводного брата, как только тот станет не нужен.

– Согласен? – Ишка прервала ход его мыслей.

– Я уже ответил: да! Только один вопрос: про Ворона я более-менее понял, но зачем тебе нужно, чтобы мы с Данеской друг друга полюбили?

– Вот еще! Это не мне нужно, а жрицам, – фыркнула девчонка.

– Зачем?

– Не знаю, не спрашивала, – она пожала плечами. – Мне все равно, зачем.

– То есть можно не выполнять это их… желание?

– Можешь не выполнять, если не боишься оказаться у них в плену после смерти.

– А ты… ты ведь можешь сделать так, чтобы не оказался?

– Могу, но не буду. Мне это неинтересно.

Проклятая нечисть!

– Тогда убирайся! Оставь меня в покое!

– Хорошая-добрая-честная Ишка всегда выполняет свои обещания. Я уйду – и не вернусь никогда-никогда, если не обманешь.

– Куда уж мне… – буркнул Ашезир.

Тварь исчезла, а он сразу же толкнул дверь в покои Данески: на совет все равно опоздал на несколько часов, так хоть одно дело решит сейчас, чтобы забыть о нем и не думать.

Жена была у себя, слава Гшарху: сидела за столом и, подперев руками подбородок, читала какую-то книгу.

– Ты все еще хочешь поехать на равнинные земли? – спросил Ашезир.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Почему ты спрашиваешь?

– Отвечай: да или нет?

– Да… – пролепетала она.

– Тогда поедешь.

Данеска вскочила, а в ее глазах засияло такое счастье, будто он сообщил… Вообще-то сложно представить, что такое он мог сообщить, чтобы она так обрадовалась.

Вот бы и его кто-то любил так, как она своего не-брата… С другой стороны, что бы он стал делать с этой любовью? Ну, в первое время было бы приятно, льстило самолюбию… А потом? Потом начало бы тяготить.

– Ты… не лжешь? – спросила Данеска и посмотрела с пугливой надеждой. – Почему ты передумал?

– Много думал, вот и передумал. А теперь присядь. Перед тем, как ты уедешь, нужно серьезно поговорить.

Жена опустилась обратно на табурет и побледнела – будто поняла, что разговор и впрямь будет нешуточным.

Ашезир помолчал, подбирая слова, и наконец заговорил:

– Ты не сможешь вернуться из Талмериды в Шахензи раньше середины весны… А я не настолько наивен, чтобы думать, будто все это время ты или он будете удерживаться от соблазна. И ни один мой соглядатай не сумеет находиться возле тебя круглые сутки… даже если этих соглядатаев будет десяток. Поэтому я хочу отк… – он осекся, не в силах выговорить роковые слова.

– Что ты хочешь? Чего? Какой-нибудь клятвы?

– Если бы я точно знал, что клятва подействует, то потребовал бы ее. Но нет… я не уверен. Я не желаю воспитывать чужих детей.

– И?..

– Постараюсь быть откровенным. Я – император, поэтому не могу отпустить тебя к нему – могу только отречься от тебя, отказаться. Но для этого нужен повод. Я его придумаю, если понадобится, но будет лучше, если ты сама его дашь. Когда будешь там, в Талмериде… то не скрывайся со своим не-братом. Мне об этом «донесут». Я многим рискую сейчас, отправляя тебя на равнины, и рискну потом, отказываясь от императрицы и дочери каудихо. Тебе же грозит всего лишь гнев отца.

– Ну-у… я бы не назвала это «всего лишь».

– Можешь остаться здесь, я буду рад.

Только вот Ишка вряд ли обрадуется, начнет мучить уже тебя, и ты, увы, быстро передумаешь. Нет у нас выхода, нет…

– Я поеду…

– Ты точно поняла, что это значит?

– Да. Не такая уж я глупая. Поняла, что не буду императрицей. Либо сама дам повод, либо ты его придумаешь, потому что не веришь мне... В любом случае, я окажусь виноватой. Вопрос только в том, за дело или…Уж лучше за дело – не так обидно.

Ашезир вскинул брови и в удивлении покачал головой.

– На многое же ты готова ради…

– Да я на все готова! – прервала его Данеска. – Почти на все.

– Тогда решено? Ты едешь на равнины и… никогда не возвращаешься в Шахензи.

– Да… Но, может, ты приедешь? Я ведь…Я буду скучать по тебе.

Впору растрогаться и расплакаться, но сейчас не до того.

– Может быть, приеду. Только помни: ты не просто так уезжаешь – тебе нужно сделать два дела: выяснить, там ли Хинзар, и передать Виэльди наши с тобой… назовем это посланиями.

– Да, конечно, я все сделаю, не сомневайся.

– Не сомневаюсь. А теперь извини, я должен навестить советников. На закате зайду к тебе и… мы обговорим все еще раз.

– Я буду ждать.


* * *


Она уехала через пять дней вместе с посланником-талмеридом. Не под своим обликом и именем, а переодетая под простолюдинку – ни к чему плодить среди подданных лишние слухи и догадки.

А спустя сутки из столицы выехала пышная процессия, сопровождающая «императрицу» в тихую провинцию: степнячка решила отдохнуть от дворцовой суеты. «Императрицей» стала рабыня Илианка: сейчас, зимой, ни у кого не вызывало вопросов, что дочь жарких стран натянула шапку и закрыла шерстяным платком лицо так, что виднелись только глаза.

Авось, невольница не предаст. Данеска верила ей, а девица выглядела искренне огорченной, расставаясь с госпожой. К тому же наверняка ей понравится хоть два-три месяца пожить «повелительницей», а не рабыней. Единственное неудобство – придется постоянно красить волосы в темный: пусть на лицо в провинции Данеску никто не знал, но о черных волосах и глазах могли слышать.

Прощание с женой вышло трогательным. Ашезир даже слегка расчувствовался, Данеска и вовсе прослезилась. Смех да и только! Ну кто бы мог подумать, что так будет? Они ведь не выносили друг друга, когда поженились… Кто знает: может, еще год-два, и полюбили бы друг друга как муж и жена. Она забыла бы своего не-брата, а он наконец узнал, что такое любить, а не просто желать женщину… Увы, у них не было этого времени и уже не будет – мерзкая тварь не позволит.

– Ашезир! – воскликнула Данеска и обняла его. – Я все-все сделаю, чтобы отыскать Хинзара, если он там! И я все сделаю, чтобы помешать отцу, если он вдруг задумает против тебя какую-нибудь гадость!

– Это каудихо-то помешаешь? – он усмехнулся, но по-доброму. – Ты и себя-то от его замыслов не спасла. Но спасибо.

– Ну… это когда было, – она отстранилась и нахмурилась. – Сейчас я если и не умнее, то уж точно упрямее.

– Дитя ты… до сих пор. Правда, иногда на диво сообразительное, – неожиданно для себя он добавил: – Я буду скучать.

– И я очень-очень буду! И… спасибо, что отпустил.

– О, не благодари. Мне пришлось… Та нечисть заставила, я же рассказывал. По своей воле я никогда бы…

– И все равно спасибо! И еще… – выражение ее лица стало просящим. – Не обижай мою Илианку, а? Тебе придется хотя бы раз-два посетить «императрицу» в провинции, я знаю. Но не обижай ее! Обещаешь?

– Да на твою Илианку такое везение свалилось, что…

– Обещай! – прервала Данеска.

– Ладно-ладно, обещаю.

– Нет, лучше клянись!

– Хорошо, клянусь.

Можно подумать, ему больше делать нечего, как обижать рабынь!

Данеска успокоилась, снова обняла и потерлась носом о его плечо. Мило!

Разум смеялся над происходящим, но в глубине души ворочалась печаль. О, великая сила привычки!

Помнится, когда Ашезир уезжал из ненавистного, казалось бы, горного лагеря, то поминутно оглядывался на скалистую долину, в которой провел столько лет, а на глаза наворачивались слезы. Вот и сейчас то же самое: привык он к степнячке, еще как привык. Стоит представить, что смежная комната будет пустовать, и становится неуютно. Зайдя в нее, он не увидит Данеску с книгой, не услышит ее возмущений, болтовни или смеха…

Ашезир прижал ее к себе и сказал:

– Пожалуйста, будь осторожна… Тварь обещала тебя уберечь в пути, но потом… осторожнее. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

– И у тебя…

Он не мог проводить ее ни к выходу в город, ни даже к выходу из замка – комнату покидала не императрица, а освобожденная рабыня, которой позволили вернуться на родину.

Зато на следующий день пришлось провожать до ворот Илианку. К чести рабыни стоило отметить, что она хорошо сыграла роль: шла неторопливо, с достоинством, а рука, положенная на локоть Ашезира, не дрожала, в ней не чувствовалось напряжения. Молодец, девочка!

Когда вернулся, на него обрушилось одиночество. Никого не осталось рядом! Ни Данески, ни брата, а мать-императрица уже давно уехала в старую столицу. Чувство одиночества сменилось острой тревогой. Где Хинзар? Доберется ли Данеска до Талмериды? А вдруг кто-то поймет, что Илианка – не императрица? А как поведет себя каудихо, когда узнает о…

Хватит! Есть только один способ избавиться и от одиночества, и от беспокойных мыслей!

Ашезир выглянул за дверь и велел позвать наложницу.

Загрузка...