Дети теней

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Вернувшись от бабушки домой, я собиралась сразу же отправиться в Замок Роз. Но не получилось: я заболела и несколько дней провалялась в постели с ангиной. Я написала Розильде несколько строчек, объяснив, почему задерживаюсь. Она немедленно ответила длинным письмом, в котором сообщала все последние новости, а их было немало.

София еще не вернулась из Лондона. Со страховой компанией возникли какие-то проволочки, и она не знала, как долго ей придется там пробыть. Это означало, что свадьба Арильда и Леони откладывается. Но об этом никто не жалел. Напротив, все вздохнули с облегчением.

Розильда тем не менее была обеспокоена. По ее мнению, Арильд и Леони вели себя, как будто у них «не все дома». Нежданно-негаданно они обнаружили друг в друге родственную душу. Случилось это, писала Розильда, после того, как они побывали в театре. И она рассказала такое, от чего у меня мгновенно подскочила температура.

В их город приехала театральная труппа Вилландера, и они получили письмо с билетами на одно из представлений. Билетов было три: для Розильды, Арильда и Леони. Кто их послал – было неясно.

Волнуясь от ожидания, они отправились в театр. Давали «Разбойников».

В отличие от меня, она перевидала немало спектаклей, так что угодить ей было непросто. И все же она назвала это представление «блестящим». Актеры играли потрясающе, зрители были в сумасшедшем восторге, и Арильд с Леони тоже.

Карла Моора, трагического героя пьесы, играл молодой актер. Он был восхитителен, считала Розильда. Но она видела разницу между персонажем и человеком, чего другие, похоже, не умели. Арильд и Леони были так очарованы молодым актером, что вели себя как сущие дети. Розильда писала:

«Когда мы ехали домой, они всю дорогу восторгались им, оба заявили, что он похож на твоего брата Карла! Большей нелепости и придумать нельзя! В какой-то момент мне тоже показалось, что голос актера чем-то напоминает голос Карлоса, но разве что чуть-чуть. А в остальном ничего общего. Он гораздо примитивней, в нем нет такой утонченности, как в твоем брате. Он никогда бы не смог сыграть аристократа. Дона Карлоса, например.»

После этого спектакля Арильд и Леони сблизились. Теперь у них был большой общий интерес. Их объединила любовь к «моему брату Карлу». Розильда даже боялась, что и жениться они решили исключительно по этой причине. Хорошо все-таки, что свадьба откладывалась!

Да, Каролина всегда любила рисковать. Разве могла она упустить случай в очередной раз испытать судьбу!

Из письма Розильды следовало, что они до сих пор не получили никаких известий относительно Максимилиама. Еще она сообщала, что Амалия заболела. Она вдруг стала говорить такие странные вещи, точно у нее помутился рассудок. Доктор опасался, что это могло быть кровоизлияние в мозг. Меня это очень расстроило. Только бы все обошлось!

Ужасно, что мне приходилось лежать в постели, когда в замке происходило столько событий. Но температура еще держалась. Я сгорала от нетерпения и не знала, что же мне делать. Могла ли я что-нибудь предпринять?

Если рассуждать как Амалия – и как Каролина, кстати, тоже, – то ничего в жизни не происходит случайно. Значит, в том, что я заболела и осталась дома, был какой-то смысл. Но какой?

Я хорошенько подумала и поняла: ведь здесь, в этом доме живет человек, который играет главную роль в пашей семейной драме. Мой собственный отец. У него и должен быть ключ к разгадке.

Все в доме уже спали. Было поздно – начало первого ночи. Но он наверняка сидел в своей комнате и работал, как обычно.

Я быстро поднялась с постели, натянула халат и осторожно пробралась к папиной комнате. По ночам он держал дверь открытой.

Как я и думала, он сидел за столом, склонившись над бумагами, освещенными лампой под зеленым абажуром. Прежде чем войти, я постояла у двери, разглядывая его.

Стало быть, вот этот мужчина страстно любил мать Каролины, и она отвечала ему такой же безумной любовью. Мой папа… Но, глядя на него, трудно было представить, что он способен на такие сильные чувства.

Может, потому, что он постарел? Ведь прошло много лет.

Из года в год сидел он за этим столом, корпя над своим трактатом. И что такого было в Сведенборге? Почему он так занимал папу?

Я чуть не заплакала, пока смотрела на него: Никто из нас ни в малейшей степени не интересовался тем, что было делом его жизни. Ему не с кем было даже поделиться. И не только это. Он чувствовал, что мы все устали оттого, что он никак не мог закончить свой труд. Знал, как мы смущаемся, когда об этом спрашивают другие.

Стоил ли Эмануэль Сведенборг такого самопожертвования? Когда-нибудь в этом нужно было разобраться.

Папа поднял голову. Он почувствовал, что за ним наблюдают.

– Что случилось, детка? Позвать маму? Тебе стало хуже?

Он подошел ко мне и взял мою руку, чтобы потрогать пульс. А губами легонько прикоснулся к моему виску – проверить, есть ли у меня температура. Он был так заботлив! Я закрыла глаза…

И пока я стояла с закрытыми глазами, я думала о папе и медсестре Иде. Когда-то эти два человека отказались друг от друга. А если бы они этого не сделали, я бы не стояла здесь, и папины губы не прикасались бы к моему виску. Меня бы вообще не было. Я бы просто не родилась. И, возможно, на моем месте стояла бы Каролина. И никто бы и не подумал, что могло быть иначе.

Папа отпустил мою руку и легонько поцеловал в щеку.

– Небольшая температура есть, но она скоро пройдет. Хочешь черносмородинового сока? Он снижает температуру.

– Да, спасибо.

– Сейчас принесу. Подожди пока, посиди в кресле.

Он усадил меня в свое кресло и укутал пледом, который обычно клал себе на колени, сидя за столом долгими холодными ночами, когда в печи уже давно погас огонь.

– Сейчас приду, моя хорошая.

Я откинулась на спинку кресла и млела от удовольствия. Это так чудесно, когда о тебе заботится папа! Я к этому не привыкла: обычно нами занималась мама.

Папа провозился на кухне дольше, чем я ожидала. Сок он налил в красивый графин, взял два стакана, положил на блюдце печенье и принес все это на серебряном подносе. Он постарался, и видно было, что сам доволен.

– Так приятно, что ты заглянула ко мне среди ночи! И спасибо за снимки, которые ты сделала у бабушки. Ты настоящий фотограф.

– Их уже проявили?

– Да, я сегодня получил.

Он выдвинул из стола ящик, достал пачку фотографий, пролистал их и протянул мне.

– Здесь много отличных снимков. Посмотри!

Да, фотографии получились лучше, чем я ожидала. Я просмотрела их одну за другой и, вытащив ту, на которой была бабушка на фоне деревьев и каменная скамейка с моей тенью, показала ее папе.

– Узнаёшь это место?

Он взял фотографию и долго смотрел на нее. Потом положил на стол и сказал:

– Хороший снимок. Но вообще-то нужно стараться, чтобы твоя тень не попадала в кадр.

– Ты когда-то сделал похожий снимок.

– Вполне возможно.

– Я имею в виду – на том же самом месте. С каменной скамейкой. И твоя тень падает на скамейку точно так же, как моя.

– Вот как?.. Тебе ее бабушка показала?

– Да нет. Эта фотография у нас дома, в альбоме. Но там не бабушка возле деревьев – другая женщина. А перед скамейкой стоит маленькая девочка.

Он вспомнил и кивнул. Я спросила:

– Кто на той фотографии, папа?

Он потер глаза и как-то сразу погрустнел.

– Я даже не знал, что эти старые фотографии сохранились. Почему ты спрашиваешь?

– А что тут удивительного… Так все-таки кто они такие?

– Мои знакомые… Это было давно. Зачем тебе знать?

Я рассказала, как мы с бабушкой гуляли по лесу и наткнулись на эту скамейку. И когда я собиралась сфотографировать бабушку, то вдруг вспомнила старую фотографию с тенью и захотела снять похожую.

– Ты не можешь принести сюда альбом, чтобы мы сравнили? – попросила я.

– Конечно.

Он поднялся и пошел за альбомом. Фотография нашлась сразу.

– Смотри, папа! Наши тени лежат одинаково: сначала наискосок по земле, а потом на скамейке.

Он смотрел с интересом, и, пока сравнивал наши фотографии, я рассказывала, что мне тогда почудилось: будто время обратилось вспять, и мы – папа и я – каким-то волшебным образом вдруг оказались в одном и том же мгновении. Наши тени слились в одну, как будто мы вместе стояли у этой скамейки, несмотря на все годы, разделявшие прошлое и настоящее.

Я замолчала. Папа тоже сидел молча. Он смотрел на карточку в альбоме, но не проронил ни звука.

Мою фотографию он положил перед собой.

– На твоей фотографии тень имеет значение, – сказала я.

Он удивленно посмотрел на меня, но промолчал, и я продолжила:

– Если бы тени не было, то здесь были бы только женщина и девочка, и больше ничего. Но из-за того что она как бы присутствует вместе с ними, возникает особый смысл… Мне это сказала Каролина.

– Каролина?

– Да, она много знает о том, как нужно фотографировать. А ты помнишь, кстати, когда ты сделал этот снимок?

Папа молча кивнул.

– Значит, знаешь, кто эта девочка?

– Конечно. Ее зовут Сага.

– Сага?.. А разве Каролиной она себя не называет?

Папа бросил на меня быстрый взгляд.

– Ее мать, во всяком случае, звала ее Сагой. Это бабушка тебе…

Он осекся, и в комнате стало совершенно тихо. Он порывисто вздохнул и пронзительно посмотрел на меня.

– Ты хочешь сказать, что Каролина…

– Да, именно это я и хочу сказать!

От изумления он развел руками.

– Значит, выходит, это… это наша Каролина? Но почему я ничего не знал? Что это за тайны, Берта? Почему бабушка мне ничего не сказала? Это же она прислала ее к нам.

– Каролина не хотела, чтобы тебе говорили.

– Не хотела? Почему?

На это я ответить не могла. Я знала: Каролина хотела, чтобы папа узнал ее сам, без подсказок. Но я чувствовала, что не могу сказать это папе. Каролина сама должна это сделать. Поэтому я лишь покачала головой.

– Детка моя, как же все это глупо.

Папа взял мою руку и погладил ее.

– Ты не узнал ее? Совсем?

Он на секунду задумался, но потом сказал, что нет, не узнал, хотя иногда ему чудилось в ней что-то неуловимо знакомое. Ее присутствие в доме странным образом волновало его, чему он сам удивлялся. Иногда, глядя на нее, он чувствовал что-то, похожее на грусть. Теперь он понял, почему.

– Но мне и в голову не могло прийти, что это дочь Иды.

– Каролина не похожа на свою мать?

– Насколько я помню Иду – нет. Может, и есть какие-то общие черты, из-за которых, наверное, у меня и было такое чувство. Но во всяком случае я не отдавал себе в этом отчета.

Я сказала, что Ида, должно быть, та самая медсестра, которая когда-то спасла ему жизнь, и спросила:

– А мама знает об Иде все? И о ребенке тоже? Папа пристально смотрел мне в глаза. Он не отвел взгляда.

– Мама знает все, – сказал он серьезно. – Все, что вообще можно было знать. Но, разумеется, она не имеет ни малейшего понятия о том, что Каролина – дочь Иды. – Папа еще немного подумал и продолжал: Я не знаю, что тебе об этом известно… что тебе рассказывала бабушка, но я хочу, чтобы ты знала: мы с Идой были сильно и всерьез привязаны друг к другу. Я так и не смог понять, почему она так резко порвала со мной. Все кончилось, как только я вышел из больницы.

– Наверное, она сделала это из-за мамы.

– Нет, вряд ли. В таком случае она подумала бы об этом раньше.

– Может быть, Ида тоже была помолвлена?..

Папа покачал головой.

– Нет, она бы сказала. Мы были откровенны друг с другом.

– Но бабушка говорит, что она была очень застенчивой и скрытной. Она никогда ничего о себе не рассказывала.

– С другими – да. Но не со мной. Я знаю, что она была неразговорчивой, побаивалась людей. Но со мной она была абсолютно открыта. Если бы в ее жизни был другой мужчина, я бы об этом знал.

– Но, папа…

– Что, детка?

– Если все так, как ты говоришь, и другого мужчины действительно не было, то ты – отец Каролины?

Он взял мою руку и вздохнул.

– Да, я мог бы им быть. Но Ида утверждала, что это не я!

Папа устало улыбнулся.

– Ида объяснила мне это. Она не хотела выходить замуж. Так она говорила с самого начала. Но ребенка она хотела иметь. Я, конечно, подумал, что от меня. Но оказалось – нет. Она любила меня и именно поэтому не хотела, чтобы это был мой ребенок. Все стало бы слишком мучительно, поскольку это связало бы ее со мной так, как она того не желала. Поэтому в качестве отца она выбрала друга юности, которому доверяла, но никогда не любила. Так она могла оставаться свободной от чувств и ничем не связанной.

– Странные рассуждения. Я этого не понимаю. Ты в самом деле веришь, что это правда?

– Увы, да. Ида была довольно своеобразной, но сомневаюсь, что она мне врала.

Папа взглянул на меня так, словно просил о помощи.

– Каролина что-нибудь знает? Может, она считает, что я ее отец?

Я покачала головой и опустила глаза. Не хотела выдавать Каролину и рассказывать о ее переживаниях. Папа и не настаивал. Очевидно, он понял. Мы просто молча посидели, размышляя каждый о своем, а потом он сказал:

– Ты, наверное, думаешь, что я никогда не любил маму, если готов был расстаться с ней ради Иды? Верно?

– Не знаю. Может быть…

– Считаешь меня обманщиком?

– Нет, конечно, не считаю. Но мама, наверное, ужасно страдала. Ведь ты ее чуть не бросил.

Я заметила, что его задели мои слова. Он долго сидел молча. Но когда заговорил снова, в его голосе были такая теплота и убедительность, каких не было, когда он говорил об Иде. Тогда его голос звучал грустно.

– Возможно, тебе это покажется странным, но у нас с мамой всегда были, как бы это сказать… простые отношения, в хорошем смысле. Любовь бывает разной, понимаешь? У нас с мамой это нежность, а еще большая, крепкая дружба. Иду я тоже любил и не отрицаю этого, но сомневаюсь, что мы когда-либо смогли бы стать настоящими друзьями. Мы с ней витали в облаках, а жить-то приходится на земле…

– Значит, ты не жалеешь об Иде?

– Не знаю. После каждого человека, которого теряешь в жизни, остается пустота. Ее почти невозможно заполнить. Но я никогда не жалел о том, что остался с мамой, понимаешь?..

– После мамы пустота была бы еще больше?

Он молча кивнул.

– И чернее?

– Да, намного чернее.

Он ласково улыбнулся мне. Мы еще долго сидели, глядя друг другу в глаза, и то, что я прочла в папиных глазах, было искренностью и любовью.