Не то чтобы в замке я чувствовала себя бесполезной, но все-таки задавалась вопросом: что мне здесь делать? Конечно, я навещала Амалию, а в остальное время… В общем, зачем я здесь, мне было непонятно.
Я обещала Каролине поговорить с Арильдом, но не знала, как к нему подступиться. Он всячески избегал меня. Мы виделись только за обеденным столом, и он смотрел на меня как на пустое место. Когда я обращалась к нему, лицо у него становилось каменным. Он не был со мною груб – этого ему не позволяло воспитание, но отвечал безразличным голосом, как бы давая понять, что я сама ему абсолютно безразлична.
Я не припоминала, чтобы кто-нибудь из нас его обидел. На Софию я тоже не могла пенять: ее здесь не было. Так что все это у меня просто не укладывалось в голове.
Розильда, в отличие от него, была приветлива, как обычно, хотя я понимала, что на душе у нее совсем не легко. Ее спасала живопись, которой она занималась почти все время. Розильда сказала, что я не должна смущаться, я ей совсем не мешаю. Я могу сидеть с ней, когда она рисует, и говорить сколько угодно. Сама она, конечно, отвечать не могла: в руках она держала кисти. Но дело не только в этом. Мыслями она была далеко от меня. Как будто растворилась в своем нарисованном мире.
Ее картины были уже не такими мрачными, как раньше. В последнее время она начала рисовать небо, и в этих картинах была явно заметна борьба между светом и тьмой. Некоторые словно предвещали конец света, но были и такие, на которых небо сияло, словно в раю.
Однажды, когда я зашла к ней, она работала над портретом Леони. Но Леони ей не позировала – Розильда писала ее отчасти по фотографии, которую сделала сама, отчасти по памяти.
Вообще-то она не питала особой приязни к Леони, я это знала, и все же портрет был написан с любовью. Даже притом, что он подчеркивал все то трагическое, что было в Леони. Розильде не нравилось, когда что-либо говорили о ее незаконченных работах, поэтому я рассматривала портрет молча, и он произвел на меня очень тяжелое впечатление. Она заметила это и взяла меня за руку, вопросительно вскинув брови.
– Ты не можешь сделать ее чуть жизнерадостней? – вырвалось у меня.
Но она грустно покачала головой. Это было правдивое изображение. Она достала из кармана блокнот и написала:
«Леони умирает, Берта».
Я смотрела на эти слова и чувствовала, что бледнею.
– С чего ты это взяла?!
«Я поняла это, как только начала ее писать».
– Не выдумывай, Розильда. Она просто не переносит нашего климата. Нам нужно отправить ее домой как можно скорее. Ты слышала, как она кашляет?
Розильда ответила:
«Леони не хочет ехать домой. Она решила для себя, что умрет здесь».
– Она сама тебе это сказала?
«На словах – нет. Но она все для этого делает. Не ест. Не спит. А однажды сказала, что хотела бы умереть у нас, в замке».
– Но ведь они с Арильдом будут жить во Франции!
Розильда покачала головой. «Это София так думает. Они вообще не собираются жениться».
– Откуда ты знаешь? Арильд сказал?
Она не ответила, лишь тяжело вздохнула.
– Мы не можем брать это на свою совесть, Розильда! Мы должны что-то сделать! Немедленно! Нельзя допустить, чтобы это случилось!
Она пожала плечами.
«Что мы можем сделать? Того, кто сам хочет умереть, уже ничем не вылечишь».
Я схватила ее за плечи и стала трясти.
– Очнись, Розильда! Мы обязательно что-нибудь придумаем! Если Леони не хочет жить, значит, есть какая-то причина!
Розильда устало вздохнула, взяла чистую кисть и вернулась к своей картине. Я вышла из комнаты. Я должна была выяснить, почему Леони хочет умереть. Но говорить об этом с ней самой было бы наверняка бесполезно.
Если не быть начеку, то очень скоро попадаешь под мрачное обаяние Замка Роз. Я это испытала на собственном опыте. И Каролина тоже. Это такое чувство, как будто ты очутился в заколдованном мире. Мы с Каролиной смогли из него вырваться. Но мы были гораздо сильнее Леони – мы держались друг за друга.
А у Леони здесь никого не было. Ей нужно было просто помочь.
Все дело в том, что она без ума влюбилась в «моего брата», но собиралась выйти замуж за Арильда, который тоже…
Нет, я была не в силах об этом думать. Ничего удивительного, что Леони хотела уморить себя до смерти. Что еще она могла сделать со своей несчастной жизнью? Одна, в этой чужой стране.
Арильд был единственным, с кем она хоть как-то общалась. Нужно было открыть ему глаза на то, что происходит. Я пошла к нему, постучала в дверь. В комнате его не оказалось, но на обратном пути я столкнулась с ним на лестнице. Лицо у него сделалось неприятным, он хотел пройти мимо, но я загородила дорогу.
– Мне нужно поговорить с тобой, Арильд.
Он отвел взгляд.
– Ты меня все время избегаешь. Почему?
– И ты еще спрашиваешь? Лгунья!
Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти меня, но я снова встала перед ним.
– Ну нет, не пытайся сбежать! Я имею право узнать, почему ты назвал меня лгуньей.
– Неужели так трудно догадаться?
Он снова попытался проскользнуть мимо. Наши взгляды пересеклись.
– Будь добра, пропусти меня! Я не желаю с тобой говорить.
Его голос был таким же ледяным, как и его глаза. Я повернулась и опрометью сбежала с лестницы.
Я так и не узнала, чем же так смертельно его обидела. Если бы я могла это понять… Очевидно, Каролине он выказал такое же презрение. Что же случилось?
Между тем приближался Иванов день. Погода стояла холодная и ветреная, хотя небо было ясным и светило солнце. В замке по-прежнему было сыро и неуютно. Все ходили в теплой, почти что зимней одежде.
Утром Вера сказала, что пришла телеграмма из Лондона. К празднику София не успевала. Для того чтобы уладить свои дела, ей нужна была еще по крайней мере неделя. Она сообщит, когда вернется.
За обедом были только Розильда и я. Арильд поехал прогуляться верхом. Чтобы не видеться со мной, подумала я. Розильда, судя по всему, не знала о нашей ссоре, и я ничего ей не сказала. После обеда мы с ней погуляли и собрали праздничный букет для Амалии.
Расставшись с Розильдой, я отправилась к себе и вдруг в конце коридора увидела Арильда. Я поняла, что он стучался в мою комнату, и окликнула его. Он тотчас оглянулся и подошел ко мне.
– Извини, что я нагрубил тебе, Берта, – сказал он.
Голос у него был слегка резковат, но смотрел он на меня уже совсем иначе. Холода в его взгляде больше не было. Я спросила, не хочет ли он зайти ко мне, поговорить. Он молча кивнул.
Я зажгла лампу, стоявшую на столе. Было еще светло, но начинало смеркаться, и в углах собирались тени. Мы сели за стол друг напротив друга. Он уставился в столешницу, не решаясь заговорить.
– Я ужасно разочарован, – наконец сказал он.
– Это я поняла. Но в ком? Во мне или… в моем брате?
Я прикусила язык, почувствовав, что мне не следовало упоминать «моего брата». Его глаза сразу стал чужими. Враждебными.
– В твоем брате!.. – сказал он, поднимаясь.
Он как будто собирался уйти, но вдруг передумал и принялся мерить комнату быстрыми шагами. Потом остановился и посмотрел на меня взглядом, полным горечи.
– У тебя прекрасное чувство юмора, Берта. Собравшись с силами, я выдержала его взгляд, но ничего не ответила.
Тогда он снова сел за стол и передвинул лампу – так, чтобы она осветила мое лицо, а его осталось в тени.
– А теперь послушай, Берта! Я расскажу тебе об одной шутке, которую я, к сожалению, не могу ни понять, ни достойно оценить, поскольку, увы, не обладаю твоим чувством юмора. – Он явно хотел, чтобы его слова звучали иронически. Искоса взглянул на меня и продолжил: А дело было так, Берта. Примерно год назад в Замок Роз приехали брат и сестра. Молодой человек и юная девушка сразу же завоевали наше доверие – мое и моей сестры. Молодой человек к тому же обладал невероятным обаянием. Однако и у девушки были достоинства, которые произвели на нас большое впечатление. Ее прямота, ее неподкупная преданность, ее честность…
Он осекся и опустил глаза. Говорил он таким тоном, словно читал Амалии сагу.
– Короче говоря, мы ей доверяли. А в ее брата мы оба немного влюбились. Ничего, казалось бы, страшного. Но в моем случае эта влюбленность стала роковой, поскольку мы принадлежали к одному полу, и мои чувства начали принимать запрещенный характер. Сначала я этого не понимал, все было лишь весело и забавно. Но потом до меня вдруг дошел весь ужас моего положения, и в отчаянии я написал письмо его сестре. Ответа я не получил. Впрочем, я его и не ждал. Я специально подчеркнул, что она не обязана отвечать, так что не могу упрекнуть ее в этом. Тогда я понимал ее молчание. Тогда! Но теперь, когда я узнал…
Он снова прервал себя и погрузился в мысли.
– Что ты узнал, Арильд?..
До сих пор он сидел, уткнувшись взглядом в стол. А теперь поднял голову и уставился в потолок.
– Не буду утомлять тебя деталями, Берта. В общем, однажды ранним утром я стоял в комнате у окна. И тут во дворе увидел своего друга. С полотенцем на плече он бежал в сторону озера. Наверное, он хочет окунуться, подумал я и поспешил за ним. Там у берега стояли лодки, и мы могли бы покататься вместе. Утро было великолепным, а мой друг должен был вскоре покинуть замок.
Арильд замолчал, и было видно, что он колеблется. Все это время он говорил словно не о себе, а о ком-то другом, но вдруг ему стало трудно сдерживаться. Он заговорил быстро и сбивчиво.
Он рассказал, как сбежал с пригорка к озеру, но никого не было видно. Он уже собирался крикнуть, позвать его, но тут услышал, как неподалеку кто-то насвистывает. Эту мелодию он знал очень хорошо. И в ту же секунду, всего в нескольких метрах от него, из-за кустов появилась обнаженная фигура. Он поспешил спрятаться. Из своего укрытия он увидел тонкую спину и голову, запрокинутую в звонком смехе. На цыпочках, раскинув руки, изящная фигурка протанцевала к воде, и набежавшие волны накрыли ее, точно русалку.
Это была девушка. Она немного отплыла от берега, но тут же вернулась обратно и неторопливо вышла из воды.
Арильд бросился бежать как ошпаренный. Он пытался убедить себя, что это какая-то незнакомка. Но увы, это было не так. Не прошло и минуты, как он увидел «моего брата Карла», который поднимался на пригорок, напевая ту же мелодию, что и девушка у озера.
Он закончил свой рассказ и грустно вздохнул.
– Значит, мои чувства не были противоестественными. Я влюбился в девушку. Я должен был обрадоваться, но вместо этого лишь почувствовал себя обманутым. Представляю, как вы с ней потешались, каким я вам казался глупым и смешным…
В его голосе не было досады, только печаль. Я едва сдерживала слезы. Его взгляд жег мои опущенные веки, и стыдно мне было так, что не передать. И все же мне удавалось держать себя в руках. Я должна была объяснить ему, почему Каролина выдавала себя за юношу. Эта затея пришла ей в голову перед тем, как мы отправились в Замок Роз. Сначала мы думали, что там нужны две девушки, но, когда узнали, что в замке ждут девушку и юношу, Каролина приняла это решение. Я заверила Арильда, что мы вовсе не хотели обидеть или посмеяться над кем-то. Он долго молчал, а потом сказал – медленно, точно обращаясь к самому себе:
– Каролина… Вот как, стало быть… Мы прожили рядом целый год, а я даже не знал, как ее зовут…
Он еще долго сидел, не проронив ни звука, но передвинул лампу, чтобы она не светила мне в лицо. Потом поднялся и начал снова ходить по комнате, глубоко задумавшись.
– Я больше никогда в жизни никому не поверю, – вдруг воскликнул он с горечью.
Я молчала. Что я могла сказать? Лучше было дать ему выговориться.
Он обещал, что ничего не скажет ни Розильде, ни Леони, и попросил меня ничего не говорить об этом Каролине. Он очень хотел сделать это сам.
– Хуже всего то, что у меня слишком непримиримый характер, – вздохнул он, угрюмо взглянув на меня. – Я не умею прощать.
Но я не верила ему. Непримиримость как-то не вязалась с тем Арильдом, которого я знала.
– Мне очень жаль, – сказала я. Он посмотрел на меня с вызовом.
– И кого же тебе жаль, Берта?
– Тебя, конечно… если ты не умеешь прощать.
– А я и не хочу прощать! Не хочу! Как вы могли так поступить со мной?
Я поднялась и подошла к нему.
– По это касается не только тебя. Мы точно так же поступили с Розильдой. И с Леони. И с Амалией. Да вообще со всеми.
Он посмотрел на меня в упор.
– Я любил Карла, Берта.. И я очень страдал…
– Понимаю. Но Леони тоже страдала. И Розильда, по-своему.
– Но я больше всех!
– Этого ты не можешь знать. А сейчас никто не страдает больше, чем Леони.
Он повернулся ко мне спиной.
– Почему ты ничего не сказала мне, Берта? Ведь все могло быть совсем иначе. Мы с Каролиной могли бы пожениться…
Он снова повернулся ко мне и посмотрел на меня диким взглядом.
– Не надейся, что я смогу простить тебя! Я никогда тебя не прощу!
Он закрыл лицо руками и выбежал из комнаты.
Боже, какой кошмар творился вокруг!
Розильда считала, что Леони умирает!
Арильд разоблачил Каролину и ненавидел нас!
А я-то думала, что мне здесь нечего делать…