Девиантный рыцарь

Глава 22 ЭММИ

В тот момент, когда я прихожу в себя на следующее утро и понимаю, что меня не держат крепко, как перед тем, как я заснула, я протягиваю руку, пытаясь найти его. Только меня встречает холодная, пустая кровать.

— Черт, — выдыхаю я, перекатываясь на кровать, подавляя разочарование, которое угрожает поглотить меня.

Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Если бы я не помнила, как его губы касались моих, я бы сказала, что все это мне приснилось.

Но я знаю, что это не так.

Поднося палец к своим все еще опухшим от поцелуя губам, я помню каждую секунду.

То, как он так нежно прижимался ко мне, слова, которые он шептал мне на ухо, говоря мне, что я заслуживаю большего, чем то, что дала мне мама, что я стою большего.

Было странно слышать эти слова из его уст. И не только потому, что я не думаю, что я когда-либо слышала, чтобы кто-нибудь говорил мне это раньше, но они так расходились со всем, что он когда-либо говорил мне.

Какая-то часть меня не хочет верить, что он имел в виду их, но потом я вспоминаю взгляд его сверкающих зеленых глаз, и у меня болит в груди.

Он имел в виду их.

Я просто… Я просто не понимаю перемен.

Это ударило меня по голове, но я была бессильна, кроме как принять его слова, его прикосновения, его поцелуй.

Вот почему сегодня утром так больно, что он ушел.

Как будто все это было плодом моего воображения.

Я тянусь к своему телефону, и мое сердце падает в груди в ту секунду, когда я бужу его и нахожу сообщение от него.

Я скриплю зубами от его требований, но не могу отрицать, что мои бедра не сжимаются при мысли о возвращении в его квартиру. Хотя, перечитывая это снова, все, что я вижу, это то, что его сегодня здесь не будет. Я не должна быть разочарована, но…

Я делаю глубокий вдох. Что, черт возьми, этот засранец со мной делает?

Я ненавижу его. Я не должна хотеть, чтобы он был рядом со мной.

Или, по крайней мере… Я должна его ненавидеть.

В нем есть все, что мне не нравится в парнях. Все мои недостатки в одном сексуальном, подтянутом, грязном пакете.

— Ах, — жалуюсь я, закрывая лицо руками.

Он пробирается под мою кожу, и я боюсь, что мне это может действительно понравиться.

Мне требуется больше времени, чем следовало бы, чтобы придумать ответ.

Как бы отчаянно я ни хотела согласиться встретиться с ним завтра вечером, я также не хочу быть той девушкой.

Это ложь. У меня абсолютно ничего не запланировано, хотя я уверена, что могла бы, если бы попросила Калли или Стеллу что-нибудь сделать.

Желание захлестывает меня от его тона. Мне кажется, что его глубокий голос произносит слова в моих ушах, и моя кожа покрывается мурашками.

— Черт возьми, Чирилло, — бормочу я себе под нос.

Я кладу телефон, готовый встать, чтобы посмотреть, что принесет день, но он снова загорается, когда я встаю.

Я не открываю сообщение, чтобы показать, что я его прочитал, просто чтобы вывести его из себя, потому что я знаю, что его контролирующая, одержимая задница возненавидит это.

С самодовольной ухмылкой, играющей на моих губах, я направляюсь в ванную, хотя в ту секунду, когда я оказываюсь в дверях, все, что я вижу, это то, как он прижимает меня к стене, пытаясь поцелуем прогнать мою печаль.

Черт. Прошлой ночью я была жалкой.

Мысленно я подтягиваю свои трусики для большой девочки и запихиваю всю свою боль и уныние на маму обратно в стальное хранилище, которому оно принадлежит.

Я говорю себе, что это было просто потому, что было Рождество. Это сделало меня такой сентиментальной и жалкой. Сегодня, при суровом свете дня, я знаю, что мне лучше без ее испорченности токсичности в моей жизни. Мне лучше без поместья Ловелл и придурков, которыми я была окружена, портящих мое существование.

Но даже зная все это, глубоко внутри меня все еще живет маленькая девочка, которая просто хочет свою маму. И я боюсь, что это никогда не пройдет.

Или, может быть, мне просто нужно понять, что она больше не хочет меня. Или что она мертва.

Если бы у меня был шанс попрощаться, в какой бы форме это ни было, возможно, все это было бы проще.

Качая головой, я снимаю с себя рубашку Тео и снова вхожу в душ, но это далеко не так приятно, как когда его глаза были сфокусированы на моем теле.

— Святое дерьмо, Титч. Что, черт возьми, ты делаешь? — Я визжу, крепче обхватывая полотенце вокруг тела. — Что, если бы я была голой?

Он слегка бледнеет, но его прищуренные, злые глаза не отрываются от моих.

— Я думаю, нам нужно немного поболтать, — холодно заявляет он.

Мое сердце падает, кровь стынет в жилах.

Есть пара вещей, о которых он мог бы захотеть поговорить со мной, которые могут вызвать этот взгляд в его глазах, и ни одна из них не хороша.

— Есть ли шанс, что я могу быть одета для этого? — язвлю я.

— Я подожду, — говорит он, откидываясь на спинку стула, на котором обычно сидит другой, более молодой, сексуальный, плохой мальчик.

Раздраженно хватаю из чемодана одежду, которую так и не удосужилась распаковать, и топаю обратно в ванную.

Мои руки дрожат, когда я одеваюсь, и я ругаю себя за то, что я такая слабачка.

Но если Титч знает о Тео, Микки, клубе…

У меня сводит живот.

Черт. Он определенно что-то знает.

Я думала, что у Микки я в безопасности. Титч, возможно, провел много лет, тренируясь там и сражаясь в Кольце, но теперь он оставил все это позади. Он собирается стать гребаным отцом, он ни за что не должен быть рядом с подпольными боями ММА.

Я просто надеялась, что это будет означать, что там я буду в безопасности.

Там я в безопасности. Ребята там знают, кто я, и им и в голову не придет тронуть меня пальцем.

Но Титч — единственный, кто донесет моему отцу.

Черт.

Блядь.

Я не тороплюсь готовиться, зная, что это будет испытанием его терпения. Я накладываю макияж, как будто надеваю броню, и когда я, наконец, подхожу к двери, моя голова высоко поднята, а плечи расправлены.

— Ты знаешь, что это такое, верно? — спрашивает Титч еще до того, как я успеваю его увидеть.

Когда я вхожу в комнату, я обнаруживаю, что у него в руке рубашка, которая была на мне, его палец постукивает по логотипу на левой стороне груди.

— Герб Чирилло. Я не идиотка, Титч. Я точно знаю, с кем я хожу в школу. Кто мои друзья.

Он кивает, впитывая мои слова.

Его молчание заставляет меня нервничать больше, чем следовало бы.

— Хочешь сказать мне, почему я первым делом увидел Тео Чирилло, выходящего из этого самого домика сегодня утром, когда встал отлить? — Его глаза удерживают мои, когда он произносит слова, от которых мир уходит у меня из-под ног.

— Эм…

— Или ты хотела попытаться дать мне вескую причину, почему я не должен говорить твоему отцу?

Мои губы приоткрываются, но я не могу найти аргумента.

— Это не то, на что похоже, — наконец говорю я, съеживаясь от того, насколько банально это звучит.

— О, конечно. Ты собираешься попытаться сказать мне, что ты тайком пригласила его поиграть в Монополию?

— Нет, я этого не делала. Но я также не приглашала его сюда заниматься сексом. — Если подумать, я вообще не просила его приходить сюда, но я не собираюсь попадать в такую ситуацию с Титчем. Это достаточно плохо.

— Я не вчера родился, Эм. Мальчики-подростки проникают в комнаты девочек только с одной целью.

Уперев руки в бедра, я делаю ему свое лучшее лицо скучающей сучки, что, по общему признанию, не сложно, потому что это почти мое обычное лицо.

— Обычно я бы согласилась с тобой. Но читай по моим губам, — говорю я, указывая на свой рот. — Я не спала с ним. Я с ним не спала.

Он смотрит мне в глаза, ища ложь, которой там совсем нет.

— Тогда почему он был здесь, и почему он почувствовал необходимость улизнуть?

Я вздыхаю.

— Ты встречался с моим отцом, верно?

— Черт, Эмми, — вздыхает Титч, проводя рукой по лицу.

— Ты могла бы привлечь внимание любого мальчика в той школе, но это должен был быть он, не так ли?

Я пожимаю плечами. — Поверь мне, это было не намеренно. — Я опускаюсь на край своей кровати.

— Ты хоть представляешь, во что ты сейчас ввязываешься?

Горький смех срывается с моих губ.

— Я в курсе. Более чем осведомлена. Но дедушка, клуб и Чирилло в основном в хороших отношениях.

— Клуб? — спрашивает он, заметив, как небрежно я упомянула об этом.

— Да, гребаный клуб. Что из этого?

Его кулаки сжимаются, когда он слышит все мои невысказанные слова.

— Твой отец собирается убить тебя, Эмми.

— При всем моем уважении, Титч, ты понятия не имеешь, о чем говоришь и на что похожа моя жизнь.

— Разве нет? — Спрашивает он, отодвигаясь на край стула.

— Я знаю, что я делаю, я обещаю.

— Ты в эпицентре гребаного MC и мафии, Эм. Мне жаль, но ты ни за что на свете не знаешь, что делаешь прямо сейчас.

— Может быть, и нет. Но это моя жизнь. Мне нужно совершать ошибки, ты так не думаешь?

— Если он причинит тебе боль…

— Он этого не сделает, — говорю я с уверенностью, которой, конечно, не чувствую.

— Я хочу доверять тебе, Эмми. Ты умная молодая женщина, но если ты в конечном итоге пострадаешь, тогда…

— Это будет не твоя вина, Титч. Она будет моей.

Он кивает, протягивая руку назад, чтобы потереть шею, когда противоречивое выражение появляется на его лице.

— Позволь мне помочь тебе.

— П-помочь мне? — Спрашиваю я, мои брови сходятся вместе.

— Да. Позволь мне обучить тебя, показать тебе, как защитить себя, если худшее…

— Я уже позаботилась об этом. Ксандер тренировал меня, — говорю я, прекрасно зная, что Титч знает, кто он такой. Он дрался с ним, избил его несколько месяцев назад.

— Господи, блядь, Иисус Христос, Эм.

Я пододвигаюсь ближе к тому месту, где он сидит, удерживая его взгляд.

— Я ценю твою заботу, Титч. И я знаю, как сильно ты хочешь пойти с этим к моему отцу, но, пожалуйста… Я просто… Я просто пытаюсь понять, кто я такая, откуда я родом. Я просто пытаюсь понять ту часть моей жизни, которую он скрывал от меня. Я не присоединяюсь к МС. Я не собираюсь становиться одной из их клубных шлюх. Я просто… узнаю об этой стороне своей жизни. Конечно, ты можешь это понять.

Его челюсть подергивается, когда он смотрит на меня в ответ.

— Ты играешь с очень опасными людьми, Эмми.

— Меня защищают некоторые очень опасные люди, — говорю я, переворачивая его слова. — Никто не прикоснется ко мне. Я Рэмси, — гордо заявляю я.

— Черт. Твой отец собирается убить нас обоих.

Я улыбаюсь ему. — Спасибо, — шепчу я.

— Если кто-нибудь даст тебе какое-нибудь дерьмо, если тебе что-нибудь понадобится… Если этому маленькому сопляку понадобится надрать его задницу, ты позвонишь мне, да?

— Конечно.

— И когда твой старик узнает об этом, держи мое гребаное имя подальше от этого.

— Конечно.

Он встает, кивая мне, хотя по жесткому выражению его лица я могу сказать, что он не в восторге от всего этого.

— Я понимаю, что тебе нужно найти себя, Эмми. Я понимаю. Но если я услышу, что у тебя какие-то неприятности, я встану рядом с твоим отцом и сделаю все необходимое, чтобы убедиться, что ты в безопасности.

Он у двери, его пальцы сжимают ручку, когда я нахожу несколько слов.

— О ком ты здесь на самом деле беспокоишься? Тео и Чирилло, или Дедушка и клуб?

— Твой отец.

И с этими словами он ушел.

— Черт, — выдыхаю я, падая обратно на кровать со страхом, скручивающимся в моем животе.

Если Титч пойдет прямо туда и расскажет папе, мне крышка. Он никогда больше не выпустит меня из дома и, вероятно, заколотит окно моей спальни.

Остальная часть нашего отпуска прошла хорошо — ну, до тех пор, пока я не забуду о обеспокоенных взглядах, которые Титч бросал на меня всякий раз, когда мы находились в одной комнате. Мы расслаблялись, ели, пили, спорили за настольными играми… Почти как в любой обычной семье. Только мужчины в моей жизни полны ругательств и покрыты татуировками. Черт возьми, как и большинство женщин.

Я почти все время была на взводе. Каждый раз, когда папа заговаривал со мной или Пайпер задавала мне вопрос, я ждала, что они потребуют ответов о том, чем я занималась в последнее время.

Но по прошествии нескольких часов я начала понимать, что Титч сдержал свое слово. По крайней мере, на данный момент.

Только когда мы паковали машины, чтобы уехать в пятницу утром, кто-то из нас снова заговорил об этом.

— Спасибо, — сказала я, когда мы оказались одни у багажника его машины.

— Я помню, каково это было — быть в твоем возрасте и пытаться найти свое место в жизни. Только не заставляй меня сожалеть о том, что я доверился тебе.

— Я не буду, — пообещала я, чертовски надеясь, что это то, что я смогу сдержать.

Он одарил меня грустной, обеспокоенной улыбкой и оставил меня там.

Я была благодарна. Моя голова и так была в беспорядке после ночи, когда я почти не спала. Разрываясь между беспокойством о том, что он собирается делать с моим секретом, и отсутствием ночного посетителя, я обнаружила, что ворочаюсь с боку на бок почти до восхода солнца.

Я так и не ответила на сообщение Тео, и он так и не отправил другое — чему я не очень рада, но, думаю, вряд ли могу жаловаться.

Движение машины в конце концов убаюкивает меня на обратном пути в город, и когда я открываю глаза, то обнаруживаю, что мы притормаживаем перед папиным домом.

— Дом, милый дом, — говорит он, улыбаясь своей новоиспеченной жене.

— Вы двое так счастливы, что это вызывает отвращение.

— Ну, я думаю, это хорошо, что тебе не придется терпеть нас несколько дней, а? — Говорит папа со злым блеском в глазах, когда он практически трахает Пайпер глазами.

Если бы я не была так рада за них, меня бы просто вырвало на заднее сиденье его машины.

Волнение охватывает меня, когда я думаю о папином свадебном/рождественском подарке от Пайпер. Новый год в Лас-Вегасе. Лучше этого ничего не бывает. К тому же, дом в моем полном распоряжении.

Они направляются внутрь, чтобы переупаковать вещи, а затем направляются прямо в отель сегодня вечером, готовые к вылету первым делом утром. После того, как они окружали меня в течение последних нескольких дней, я не могу дождаться тишины, даже если это означает провести Новый год без кого-либо из моих родителей. По крайней мере, у меня будут мои друзья. С надеждой.

Папа уже предупредил меня о том, чтобы я не устраивала шумную вечеринку, но серьезно, дети, с которыми я хожу в школу, все живут в пентхаусах и особняках — какого черта кому-то понадобилось устраивать вечеринку здесь?

— Мир и покой, — вздыхаю я. — Не могу дождаться.

Папины глаза встречаются с моими в зеркале заднего вида, когда он нажимает на ручной тормоз.

— Я буду вести себя хорошо, я обещаю.

— Я знаю, — говорит он с мягкостью в голосе, которой обычно нет. — Я горжусь тобой, ты же знаешь это, верно?

Я улыбаюсь в ответ, когда мой желудок сжимается в узел. — Спасибо, папа.