ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Я проковыляла до кухни. Прижалась лбом к холодному окну, и увидела лишь, как машина, в которой сидел Искандер, зло дернулась, и покатилась по дороге…

Сердце застонало от боли, и слезы — очередным горячим потоком — хлынули из моих глаз.

Машина уже давно уехала, а я, захлебываясь от горечи и слез, продолжала стоять возле окна…

Сколько так я пробыла — не знаю. Ноги мои заныли, голова закружилась, и я, нехотя, отлипла от окна и побрела в комнату.

Все тут теперь казалось мне чужим. Стены, словно укоряя, сдавливали со всех сторон. Обессиленная, я рухнула лицом в диван. Скомкала под своими пальцами подушку, уткнулась в неё, и закричала…

Весь мой хрупкий мир рухнул, как карточный домик. Я ненавидела в тот миг и тетю Веру, и Искандера, но больше всего на свете — себя.

Я чувствовала себя обманутой и позволившей себя обмануть, наивной, эгоистичной, глупой…

Но больше всего — нелюбимой.

Не достойной любви.

…Следующим утром я едва не проспала.

Впрочем, неудивительно, учитывая, что этой ночью я почти не смыкала глаз, и заснула только под утро.

До последнего, я ждала, что Искандер придет ко мне. Как одержимая, прислушивалась к шуму, и как тогда, мне слышались его шаги…

И сердце, замирая от ожидания любимого, ныло и умоляло, чтобы это случилось.

Но Искандер не пришел. А это значило одно. Он сделал свой выбор.

Могла ли я укорять его за это? Ведь Искандер не любил меня, и неслучившаяся встреча еще больше укрепила это понимание в моем сердце.

Насильно мил не будешь.

Простая истина, которую мне нужно было принять.

Ощущая гул в голове, я сделала себе нехитрый завтрак.

Чай и кусок хлеба. Печеньки и прочая, богатая начинка холодильника (привезенные продукты тогда, братьями Искандера) не лезли в горло.

Не могла их засунуть в себя!

Кое-как привела себя в порядок. Хотя, глядя на себя в зеркало, я понимала, что до слова «порядок» мне далеко. Распухшее лицо, синие тени под глазами, и больной взгляд…

Я выглядела ужасно, а чувствовала себя еще хуже.

Но даже несмотря на это, понимала — надо идти на занятия. Не потому что я так сильно любила их, нет. Чувствовала — стоит засесть тут, в одиночестве, и боль разорвет мне сердце.

Я и так задыхалась этой ночью от неё…

Не позволяя себе замедлиться и снова погрузиться в страдания, я быстро переоделась и поспешила на занятия.

Холод и серость — отзеркаливая мой внутренний мир, повисли в воздухе. Когда же пойдет снег? Хотелось бы его чистоты, и чтобы на душе так же было — чисто и светло.

До института я добралась без приключений. Быстро забежала, сдала куртку в гардеробную, и — бегом наверх.

— О, Лиза, доброе утро, а я уж думала, что ты опять прихворала, — с улыбкой приветствовала меня Зоя Павловна.

Она так тепло посмотрела, что мне захотелось броситься ей на грудь, чтобы получить утешение. Но, разумеется, я так делать не стала.

— Здравствуйте, Зоя Павловна. Немного задержалась, простите, — произнесла я и села за свободную парту.

Зоя Павловна кивнула, и, как ни в чем не бывало, начала урок.

Вот только когда все занятия закончились, она, окинув меня настороженным взглядом, попросила остаться.

Как и в прошлый раз, Зоя Павловна закрыла дверь. Села напротив. Вздохнула — так, что большая грудь, как на волнах, качнулась, и спросила:

— Лиза, дорогая, на тебе лица нет. Что случилось?

— Ничего, — я попыталась улыбнуться, но мои губы лишь дрогнули, — ничего такого.

— Рассказывай! — Зоя Павловна накрыла пухлой рукой мою ладонь. — А руки-то какие ледянющие! Что случилось? Говори, не мучай ни себя, ни меня! Ты знаешь, что дальше этого класса разговор не уйдет.

Я вздохнула. Зоя Павловна смерила меня задумчивым взглядом.

— Кто-то умер?

— Я, наверное, чуток умерла, — силясь не разреветься, прошептала я.

— Лиза, ты что, кто тебя обидел?

Зоя Павловна встала из-за стола и обняла меня за голову. Это стало последней каплей.

— Я, я одна во всем виновата… — разрыдалась я, и все, что бурлило внутри меня, хлынуло наружу.

Зоя Павловна с поразительной мудростью слушала меня. Лишних вопросов не задавала, но лицо её, как зеркало, отражало все те эмоции, что творились у неё в душе.

Я видела, что она понимала меня, и это было то, в чем я так нуждалась.

Не было у меня ни мамы, ни старшей сестры, ни мудрой бабушки, которой я могла бы поведать о боли.

Когда я закончила свой рассказ, то чувствовала себя так, словно вытрясла всю душу. Усталость и какая-то опустошенность охватили меня. Не было сил даже пошевелиться.

— Чего-то ты совсем заледенела. Погоди-ка, — Зоя Павловна взяла свою сумку. Порылась в ней и достала открытую плитку шоколада.

— На вот, поешь, — зашуршав фольгой, Зоя Павловна разломила шоколадку.

Я несмело взяла дольку и положила себе в рот. Сладко. Вкусно. Жаль только, что горечи это не убавляло…

— Ты, Лиза, с горяча не решай все, — тихо начала Зоя Павловна.

— Да я уже решила, — я сдавленно улыбнулась, — сказала, что не поеду с ним.

Зоя Павловна тоже взяла дольку и запихнула её себе в рот.

— Когда он уезжает?

— Сегодня, если еще не уехал, — я вздохнула. — Зоя Павловна, неужели всегда так?

— Как? — она внимательно посмотрела на меня.

— Так больно? — выдохнула я.

— Лиза, дорогая моя, — в глазах Зои Павловны стояли слезы, — когда любишь — всегда больно. Потому что сердце-то чувствует. И самую большую боль приносят те, кого мы больше всего на свете любим.

— Я не знаю, что мне делать. Я запуталась. И в квартире той больше жить не могу. А к отцу с бабушкой не вернусь.

— Переезжай ко мне, — Зоя Павловна кивнула, — я серьезно. Места хватит. Ты сама знаешь, ты мне как дочка.

— Я так не могу, — я вымученно улыбнулась, — нехорошо так.

— Нехорошо оставлять человека в беде. Ты, давай, подумай. Но я тебя поддерживаю. Туда, к бабке и отцу лучше не возвращайся. А то, не дай Бог, кто-то из них устроит беду, и ты там сгинешь… Нет, Лиза, не иди к ним! Подумай сегодня, а завтра придешь на занятия, скажешь. Я тебе унывать не дам. Буду обучать кулинарным азам. Кто знает, может, мы с тобой еще ресторан свой откроем?

Зоя Павловна, как всегда, пыталась найти во всем хорошее, только в этот раз я не испытывала энтузиазма от её слов.

— Я подумаю, — пообещала я. — Но сейчас пойду туда, на квартиру. Посплю. Подумаю.

Говорила, а признаться не могла. Я хотела скорее вернуться на квартиру лишь по одной причине.

Надеялась, что Искандер приедет попрощаться…

Все еще надеялась, не смотря ни на что.

— Хорошо, Лиза. Договорились. Еда дома есть?

— Да, — не совсем уверенная, что смогу что-то съесть сегодня, ответила я.

Попрощавшись с Зоей Павловной, я вышла на улицу.

Холодный воздух пах снегом, но его, как и прежде, не было. Серость, царившая кругом, настроения не прибавляла.

Ничего.

Все временно.

Стиснув зубы, я пошла по дорожке. Завернула за угол и едва не налетела на Аленку.

— Алена? — я непонимающе посмотрела на подругу.

Лицо её было в какой-то боевой раскраске. Густо подведенные глаза, темная, почти черная помада…

И сама она смотрела на меня…

Враждебно.

Не иначе, как тетя Вера поведала ей о своей любви к Искандеру.

— Я, — Аленка обернулась, махнула рукой, и из кустов вышел долговязый, наголо обритый парень, и двинулся в нашу сторону.

Черная куртка, военные штаны и высокие берцы, которые с каким-то грохотом шли по дорожке…

Скинхед.

Голову мою обожгла страшная догадка.

— Вань, это она, — с безумной улыбкой протянула Аленка, — она спала с нерусским.

По светлому лицу Вани пробежалась улыбка, полная предвкушения.

— Надо наказать, чтобы не путалась со всякими хачами, — пробасил он и протянул в мою сторону лапища.

Я дернулась в сторону, но Аленка толкнула меня прямо к скинхеду.

— Что, сучка, понравилось тебе? — обдавая мое лицо пивной вонью, вопросил он.

Напуганная, я не могла сказать и слова.

Только смотрела расширенными от ужаса глазами в чужое лицо, и видела монстра, жаждущего причинить мне страдания.

— Давай, Ваня, — подначивала Аленка, — накажи эту шлюху.

Чужие пальцы схватили меня за правую руку и дернули с такой силой, что я закричала от боли. На фоне моего крика раздался хруст.

Все закружилось у меня перед глазами, и я почувствовала, как стала оседать на землю.

Ваня-скинхед замахнулся, чтобы ударить меня ногой, я сжалась, готовясь к мучительной боли, но крики Зои Павловны остановили этот ужас.

— Вы что делаете?! Алексей Иванович! Звони в милицию и скорую!

Загрузка...