В первый день мы сделали три захода, часа по полтора. На следующий прихватили с собой Люцифера: мишеней стало две, а Живчик вооружился взятым напрокат луком и начал по мне постреливать. Платил я мальчонке как свободному нанятому двадцатого уровня, а не пятнадцатого. Способности обалденные, и он умудрялся находить ВСЕ выпущенные мной и им стрелы — мы ни одной не потеряли. Такие таланты надо поощрять!.. Также он изобрел неживую движущуюся мишень, по которой я мог стрелять боевыми стрелами: укрепил на раздобытых где-то салазках набитое соломой чучело типа огородного, и Люцифер таскал это приспособление по зарослям на длинной веревке. В свободные от тренировок часы я изучал эльфийские тактики выслеживания и боя по базе знаний Айка. Вечера просиживал в обеденном зале в компании Руджа. По ночам приходила Мэлори — иногда одна, иногда с эльфийкой.
Конечно, рассуждая здраво, мне не следовало задерживаться в «Сухой гавани». Собственно, я должен был уехать отсюда едва закупившись необходимым. Меня разыскивали — и агенты Хорингера, и тимойцы, и много кто еще, и лучше было бы держаться подальше от тех мест, что станут проверять в первую очередь. Но я изрядно подустал от жизни под открытым небом и череды встрясок в виде регулярных пленений. Считай с самого побега из ополчения не жил нормально. И до него — что, сильно нормальная у меня жизнь была? Нет — в полном смысле нормальная закончилась с попаданием в Версум, а с того дня прошло черт знает сколько времени. В таверне я хотя бы спал спокойно. Регулярно питался. Не ожидал нападения каждую секунду, пока в ограде. А вне ее за мной следили две пары весьма острых глаз — Живчика и Люцифера. Вдоль всего Разбойничьего тракта после инцидента с Иганом и рейда Бдящих в Заброшенный стан шел активный отлов замаскированных под преступников охотников за скальпами и представителей власти. И те, которых не вычислили и не повесили, оказались существенно стеснены в своих действиях.
Ну вот как Гольт. Если он замышлял нечто недоброе, то сделать ничего не мог. И не делал. Правда, он, может, и не замышлял.
— А давай его просто убьем, — предложил Люцифер. — На всякий случай. И не придется думать, опасен он или нет.
Оказывается, мой конь не любил эльфов. А также тех, кто косит под них. Неизвестно за что, но не любил. Впрочем, с таким долгим боевым прошлым, как у него, найдутся причины не любить кого угодно. Хоть всех. Потому что подраться успел тоже со всеми.
— Гольта нельзя просто убить, пока он в таверне, — возразил я. — Вдруг он честный разбойник?
— Ну и что? Его никто не знает, и он никого не знает. Если пришьем — ни одна душа не обеспокоится. Разве что Рудж облегченно вздохнет — не потребуется больше за этим псевдоэльфом следить.
— А удар по репутации? Каждый тут потом будет говорить, что Иван шлепнул того чмыря — помните? — только потому, что его побаивался. Значит, Иван трус. А раз трус, значит, слаб. А раз слаб, надо его тоже шлепнуть… И нафига мне это?
Через четыре дня в «Сухую гавань» заявились друзья Гольта — парень его возраста, то есть лет около тридцати, и две девушки: маленькая блондинка, и другая, высокая, потемнее. Все трое — с остроконечными ушками. Живчик тут же разузнал, как зовут вновь прибывших: Тэсс, Лейла и Киана. В сборе компашка с Каграла выглядела осколком одного из обществ возмужания, которые есть у множества рас, — есть и у эльфов. Молодежь обоих полов имеет право вступать в них сразу после выхода из детского возраста, что охотно и делает — для получения боевого (а втихушку и сексуального) опыта, совместного поиска не слишком опасных приключений недалеко от места жительства, ну и так далее. Полезная в целом штука, особенно если нет одного из родителей или обоих, и позаботиться о воспитании некому. Наставниками в обществах чаще всего бывают благотворители, за чей счет организации и существуют. Где-то советом помогут, кому-то снаряжение прикупят, кого-то отлечат после неудачной вылазки в рассадник монстров вроде Арнаура. Кроме боевых, бывают и торговые общества, и ремесленные, и всякие. Многие повзрослевшие их члены продолжают держаться вместе и после наступления зрелости — теми же мелкими группками, которые у них сложились в глубокой юности, и теми же парами в группках. Свои — уже большие — дела проворачивают, геройствуют, цеха открывают, гильдии создают…
Или выслеживают тех, кто оказался не в ладах с законом, а добровольно сдаться на его милость не намерен. Почему нет? Мало ли кто о чем мечтал в период полового созревания, да замечтался настолько, что решил воплощать фантазии в жизнь. Ведь ловля разбойников не менее романтична, чем разбой.
— А я думал, Гольт врет про друзей, — сказал мне при встрече Рудж. — Долго же он их дожидался.
Мне показалось, распорядитель даже умерил свою подозрительность. Моя, напротив, возросла, и я занялся углубленным изучением эльфийских тактик с учетом возросшего числа потенциальных противников.
На шестой день в таверну во главе нескольких бандюг прибыл Меченый, полностью восстановивший разбойничий уровень и навыки. Он тут же расплатился за оружие и доспехи, которые я ему когда-то одолжил, и спросил:
— Слышал, ты меня дожидаешься?
— Ничего важного, — успокоил его я. — Вроде как отпуск взял себе — кайфую тут, расслабляюсь. Всего лишь хотел повидаться. И еще ты единственный здесь, с кем я могу поговорить совершенно свободно, не боясь быть неправильно понятым.
— Говори! Руки у меня на отдыхе после дел грабительских — только и осталось языком чесать.
— Где тут поблизости есть хорошие места для промысла — чтоб добычи завались, а конкуренции поменьше? — Меченый собрался расхохотаться над моими скромными запросами, но я ему не дал: — Я серьезно. И важнее всего второй пункт. Не хотелось бы в самом начале пересекаться с местными бандами в зонах их приоритетных интересов.
— Это непросто… Хотя!.. Есть одно такое местечко — словно по заказу под твои желания: Южная военная тропа, или просто Тропа. Она проходит даже ближе к Гинкмару, чем Ревский тракт. Ею возвращаются со службы те, кого отправляют на границу с южными варварами. А так как войны в полном понимании там нет, то рыцари занимаются почти исключительно грабежом своего же населения. Иногда напрямую, но чаще хитрят. Обычная уловка такая: какое-то племя идет на нашу сторону в набег — его пропускают через границу, делая вид, что не заметили. Варвары грабят деревню, две, три — и назад. Тут-то их, уставших и отягощенных трофеями, встречают наши доблестные воины. Атаковали, разогнали, добычу забрали себе. Пострадавшим, естественно, не вернули. А некоторые военноначальники поступают еще проще: не мудрствуя лукаво, по-хорошему договариваются с вождями варваров, после чего те ведут своих головорезов уже не в приграничные районы, а поглубже, к богатым городкам и торговым путям. Поворачивают обратно — половину добычи отдают за беспрепятственный проход к себе в пустыни.
— Прибыльный бизнес, — сказал я. — Только шибко уж гнусный.
— Так считаешь не ты один, — ответил Меченый. — Для того и нужна Тропа. По ней защитники оргойских рубежей возвращаются по домам в центральные и северные герцогства, чтобы на дорожных заставах не возникало вопросов, отчего это нищий баронишка, полгода назад ускакавший на юг чуть ли не голым на облезлой кляче, едет назад в добротных доспехах, на породистой лошади, и с целым возом добра. Дворяне, чтоб ты знал, у нас так и служат — по полгода. А полгода им дается на дела в собственных землях.
— Я понял твою мысль. Грабь награбленное!
— Да, именно. Только учти, что воины по Тропе в одиночку не ходят. А как минимум децимами. Чаще же — по две, три и больше. Да и много ли достается простым солдатам? Нападать надо на рыцарей и баронов. Но рыцари тоже сбиваются в отряды, а бароны ездят со свитой. Дошло, в чем трудность промысла там? Низкая конкуренция меж разбойниками потому, что желающих мало. Надо серьезный отряд собирать. А удача тому отряду будет улыбаться не каждый раз: герои юга при защите благоприобретенного имущества храбры и бескомпромиссны. Совсем не как на границе.
Узнав, зачем я настолько прилежно упражняюсь в стрельбе на звук, Меченый предложил помощь. Кажется, он тоже не любил эльфов.
— Поссоримся и перебьем всех! — сказал он. — За них никто не вступится, а мои ребята как раз устали по засадам сидеть и скучают по старой доброй трактирной драке.
— Да ну, — отказался я. — Они могут не пойти на ссору, чего бы мы ни делали. И не хочу я устраивать рубку с погромом на хозяйстве у Мэлори. Не по-дружески это. И за ущерб после платить придется.
— Тогда давай выманим их из «Гавани».
— Если Гольт присматривался тут к тем, за кого можно получить награду, и остановился на мне, стараться особо не придется. Я уеду — они последуют за мной. Только ты не напрягайся особо: сделай вид, будто хочешь выехать за ними следом, чтоб они занервничали и потом оглядывались поминутно, а сам не выезжай. Незачем тебе и твоим парням суетиться.
— Ох, рискуешь ты! Их четверо, уровни от сорок первого до сорок шестого. Вместе мы их легко положили бы, а одного тебя скорее они положат.
— Положат — значит, положат. Похоронишь, если найдешь. Я, знаешь, все больше становлюсь фаталистом, пофигистом и авантюристом. Сейчас хочу с этой эльфийской шайкой разобраться, а немного позже отправлюсь промышлять на Тропу. Спасибо, что про нее рассказал.
Меченый неодобрительно замычал и сменил тему. Вечером я начал собираться в дорогу с намерением выступить утром. И выступил едва рассвело: задерживаться в таверне дальше поводов не находилось. Да и не хотел я их искать — сколько можно отдыхать-то! В седло — и вперед!.. Вскоре последние вырубки вокруг «Сухой гавани» остались позади. В лесу было тихо. На траве лежала густая роса, и за Люцифером оставался хорошо заметный темный след. Он исчезнет задолго до полудня — останутся лишь отпечатки копыт на земле.
— Какой план? — спросил конь.
— Тупой как оглобля, — ответил я. — Гольт со своими раньше обеда за нами не последует, чтоб подозрений не вызвать. Проедем еще немного и устроим засаду. Времени на все хватит: не то что в кустах засесть — замок построить.
— Я давно убедился, что ты не такой самонадеянный дурак, каким иногда кажешься. Но не понимаю, как ты собираешься справиться с четырьмя стрелками, каждый из которых тебя превосходит.
— Вот и Меченый не понимал. Но ему простительно, а тебе нет: ты ведь все обо мне знаешь. Я считай неделю серьезно не напрягался и кормил маной броню. У меня усиленный лук и отравленные стрелы. А еще «берсеркер» — и я его активирую.
— Но ведь «берсеркер» не предназначен для стрельбы из лука!
— Конечно. Но кто сказал, что его нельзя использовать таким образом? Боевой режим — он и есть боевой режим. И даже это не важно. По сути «берсеркер» всего лишь набор качеств и способностей, которые можно на себя временно повесить. Находясь в нем что угодно можно делать — хоть картошку копать. Быстро, эффективно и безумно храбро! Сколько я его ни изучал, так и не обнаружил ограничений на использование. Должно быть, их и нет — кроме чисто психологических и налагаемых целесообразностью. Другие воины применяют «берсеркер» исключительно для рукопашных схваток? Пожалуйста. А я применю для стрельбы. Минуты мне хватит, чтобы с твоей помощью сократить число врагов до двух — трех раненых. Скорее всего, и сам пару стрел поймаю. А дальше пусть боги решают, кто останется раненым, а кто станет мертвым.
Люцифер помолчал, а затем принялся подробно рассказывать о лошадях наших будущих противников. Кобылу Гольта за время совместного пребывания в конюшне он успел изучить чуть не до клеточного строения. Животных Тэсса, Лейлы и Кианы — похуже, поскольку наблюдал за ними не так долго.
— У Гольта оргойская верховая, которая у него недавно. Он часто навещал ее в стойле и сам выгуливал — заметно, что лошадь к нему еще не привыкла. У остальных эльфийские боевые. Наверно, раньше и у Гольта была такая же, но он ее потерял — или в схватке, или конокрады постарались.
— Эльфийские боевые, — повторил я с пренебрежением. — То есть те же верховые, только выращены в лесах.
— Все же получше, — не согласился Люцифер. — Всякая верховая — это универсальная лошадь, пригодная в том числе и к использованию на войне. В коннице любой армии их большинство, потому что разведение и воспитание обходятся дешево. А эльфийцы…
И конь принялся нахваливать «эльфийцев», что не помешало мне остаться при своем мнении. История появления породы сводилась к тому, что эльфы — не первые и не последние — попытались вывести лошадей, которые в полной мере совмещали бы в себе скаковые и боевые качества. Опираясь на свою дружбу с природой и хорошее ее знание, остроухие многого достигли, однако главные ограничения системы обойти не смогли, и маунты у них все равно получились ни то ни се, уступающие как настоящим скакунам, так и чистокровным бойцам вроде Люцифера.
По моим прикидкам, мы успели отдалиться от таверны километра на четыре. Я и так был внимателен, а теперь глядел вокруг во все глаза, стараясь запоминать каждую деталь рельефа и лесной растительности, буквально каждую кочку и каждый куст. Ведь когда попадется подходящее место для засады, нельзя будет вернуться назад, чтобы осмотреться еще раз. Ничто не должно насторожить охотников, когда они пойдут по следам. Ничто и не насторожит их: конь ступает ровно, спокойным шагом, наиболее удобной дорогой. Всадник подремывает, добирая то, на что не хватило времени ночью. Опять к нему нырнула поздним вечером в комнату рыженькая хозяйка заведения…
Ага, хрен там я подремываю. А Мэлори вчера выгнал через два часа, предупредив, чтоб по коридору пробиралась на цыпочках.
Люцифера учить не надо, он свое дело знает. Идет так, словно я полностью положился на его волю и действительно дрыхну в седле…
Впереди и справа замаячило что-то — я не сразу разобрал, что. Лишь подъехав ближе, понял: большое дерево засохло на корню, а потом не выдержало напора бури. Ветви почти все сломались от удара о землю, или еще раньше, зацепившись за соседние деревья, оставив на стволе многочисленные толстые и длинные сучья. Позже и ствол, и сучья оплело вьюнком. У комля торчал мощный трехметровый пень с ощетинившейся острой щепой неровной вершиной. Не за каждым упавшим деревом в лесу можно спрятаться — гнилые насквозь хорошая стрела из хорошего лука пробивает тоже насквозь. Но это дошло почти до каменной твердости в вертикальном положении, а на земле пролежало недолго, и его древесина не успела поддаться жучкам и сырости.
— Здесь! — только и сказал я.
Люцифер не дрогнув проехал мимо. И лишь когда вершина дерева осталась далеко позади, свернул в сторону, возвратился назад, и мы оказались как бы в маленькой естественной крепости. Точнее, за оборонительной линией, от которой могли отступить или назад, или в сторону таверны, или по направлению к Арнауру. И пусть мы не собирались отступать, а готовились к решительной атаке, возможность свободного отхода по трем векторам согревала душу.
Осмотревшись, я спешился, освободил Люцифера от седельных сумок и приступил к подготовке подлого нападения на остроухих братьев по разуму. И на Гольта, конечно. Предстояло расчистить от травы и кустарника полосу метра два шириной вдоль дерева с нашей стороны, чтоб я мог свободно перемещаться по ней. И аккуратно срезать с сучьев лишние плети вьюнка, которые могли помешать стрельбе. Ствол в комле был мне по грудь, так что я легко перепрыгну его в любом месте, особенно разогретый «берсеркером». Главное, не напортачить с плетями. Сам я не сразу догадался, на чем это они так красиво висят гирляндами, — скорее всего, и преследователи не догадаются, пока не окажутся прямо перед деревом, в тридцати шагах от него.
Правда, они не окажутся перед ним сразу все. Это было бы здорово, но враги не простофили. Непосредственно по следу пойдет кто-то один, у кого наилучший навык. Или действительно пойдет, ведя лошадь в поводу, или верхом поедет. Остальные будут следовать за ним верхом, на расстоянии, растянувшись в короткую цепь, прямую или полумесяцем. Видимость на этом участке леса не слишком хорошая и не слишком плохая. Значит, от следопыта до группы окажется тоже шагов тридцать, и по двадцать — между всадниками в группе. Когда полетят стрелы, быстро обойти дерево и атаковать меня сможет только крайний левый. Он — вторая после следопыта цель. Третья — всадник в центре цепи. Четвертая… А вот с ней я уже не успею управиться — хорошо если одну стрелу выпущу.
— Крайним правым придется заняться тебе, — сказал я Люциферу. — Следопыт у нас почти гарантированный труп. Крайний левый — почти гарантированный тяжелораненый. Остальные двое под большим вопросом. Убей хотя бы одного — именно этого правого. Или создай ему столько проблем, чтоб он и думать забыл о нападении на меня или помощи товарищам.
— Сделаю, — ответил конь.
— В каждую лошадь я постараюсь воткнуть хотя бы по одной стреле. Яд лишит их резвости. Но мишеней слишком много, а посему… Нет, хватит. Дальше ничего не обдумываем. Как ты хорошо сказал перед встречей с Эртриксом, нельзя все спланировать. Впрочем, еще мы можем предвидеть и учесть поведение лошадей — как бы ни развернулась схватка, они не запаникуют и не убегут. Даже раненые, даже лишившись седоков. Исключение — кобыла Гольта. Правильно?
— Да. Но и она может защищать всадника. А остальные — не только своих, но и чужих, если группа сплоченная и животные всех давно знают.
— Все-таки в вашем мире по сравнению с нашим очень много предопределенности, — задумчиво сказал я. — В обстановке, в качествах и действиях разумных и неразумных — во всем. Следовательно, много предсказуемости. Хотя даже не знаю, радоваться этому или нет.
— Радоваться! — безапелляционно заявил Люцифер. — Ведь твои собственные качества и действия предопределены в куда меньшей мере. Именно потому, что ты из другого мира, живущего по другим законам. Конечно, это серьезный недостаток, поскольку тебе во многом приходится познавать окружающее как ребенку — с нуля. Но и огромное преимущество.
А ведь верно, подумалось мне. Причем такое преимущество, которого больше ни у кого нет.
— Говорил же — тебе следовало родиться книжником, — сказал я. — Умеешь ты формулировать.
— Ну уж извини — кем родился, тем и родился, — весело ответил Люцифер. — Чертова предопределенность — она виновата.