Познакомился я с Джеком в 1925 году, когда он со своим братом Эдди собственноручно переправлял спиртное из Канады. Джек даже тогда бывал в «Кенморе», и в тот день он, Эдди и еще несколько человек из его «команды» сидели за соседним от меня столиком и говорили об Эле Джолсоне.[7]
Джеку, судя по всему, Джолсон очень нравился; я также был его поклонником и не без интереса слушал, как Джек с удивлением говорит о том, что, с одной стороны, Джолсону нет равных, а с другой — он ни разу не видел ни одного человека, который бы так любовался собой, как Джолсон. Тут я вступил в разговор и произнес целый монолог. «Он поет, насвистывает, танцует, выдает шутки и репризы — и все это эмоционально, от души, — начал я. — Сколько бы он ни репетировал, все его номера — чистый экспромт. Он так органичен, что не способен сделать ни одного фальшивого хода. Все, что он делает, он делает от себя, той своей сутью, которая уже принесла ему миллион, десять, двадцать миллионов — не знаю, сколько. Это-то в нем и подкупает, и народ готов платить сколько угодно. Подкупают даже его проблемы, ибо они придают его выступлениям разнообразие, пафос, и все это проявляется в его голосе. Абсолютно на всем, что он делает, лежит отпечаток таланта. Да, собой он любуется, но это лишь маска, за которой прячется страх, что все увидят, какая он, в сущности, одинокая, несчастная, облезлая, жуткая гиена, — возможно, он считает, что это и есть его истинный образ, однако не может никому в этом признаться, не погубив свою душу».
Джек ценил красноречие, и в течение часа я пил за его счет. На следующий день он позвонил сказать, что посылает мне шесть литровых бутылок виски, и спросил, не могу ли я сделать ему разрешение на ношение пистолета. Шотландское виски я любил и разрешение сделал.
После этого мы не встречались до 1929 года, когда я защищал Джо Виньолу, проходившего по делу об убийстве в клубе «Высший класс». В результате долгих разговоров с Джо, Джеком и другими я составил себе некоторое представление о происшедшем. Началось все с того, что Бенни Шапиро в восьмом раунде нокаутировал Малыша Мэрфи. Джек, всегда болевший за Бенни, поставил в тот вечер на него пять против семи и выиграл две «штуки».
В разговоре со мной Бенни припомнил, как Джек, войдя после боя к нему в раздевалку, сказал:
— Заезжай вечерком в клуб — отпразднуем твою победу.
— У меня встреча, Джек, — сказал Бенни.
— Бери ее с собой.
— Попробую, но может получиться поздно.
— Мы подождем, — сказал Джек.
Герман Цукман торопился к стойке, когда в клуб «Высший класс» вошел Джек со своей тогдашней подружкой, певичкой Элен Уолш. Раньше единоличным владельцем «Высшего класса» был Герман — теперь же клуб принадлежал на паях Герману и Джеку-Брильянту, решившему, что один Герман «не потянет». Находился клуб на Бродвее, недалеко от Пятьдесят четвертой улицы, на третьем этаже; в клубе имелся джаз-банд из шести человек, к которому в тот вечер присоединился и Джо Виньола, певец, официант и вдобавок скрипач.
Все тридцать столиков возле бара были заняты, несмотря на комендантский час, введенный мэром Уокером, который хотел оградить добропорядочных сограждан от рэкетиров, негодного пива и чудовищной выпивки. Метиловый спирт. Денатурат. Чистейший. Импортированный Джеком из подвалов Ньюарка и Бруклина. Пей — не хочу. Бармены трудились не покладая рук, но было их всего двое, Уолтер Рудолф, бармен со стажем и с больной печенью, и Лукас, человек здесь новый, и они не поспевали. Джек, он был в летнем костюме «палм-бич», скинул пиджак, снял белую соломенную шляпу и, закатав рукава рубашки, пришел барменам на выручку, а Элен Уолш подсела к стойке и стала слушать музыку. «Я влюбленный! Я бродячий влюбленный!» — пел Джо Виньола голосом Джона Гилберта и Оливера Харди. Он отыграл на скрипке припев, а затем побежал разносить напитки.
Коротышка Сол Бейкер, швейцар, сидел у дверей с двумя пистолетами в карманах — один в набедренном, другой в нагрудном — и загадочно улыбался входившим. Вооруженный налетчик, он только что вышел из Синг-Синга и был пригрет Джеком-Брильянтом. «Пусть ни один голодный вор не пройдет мимо моей двери». Только не говорите Солу Бейкеру, что у Джека-Брильянта нет сердца, — он вам все равно не поверит.
В конце стойки сидел Чарли Филетти; как вскоре выяснится, Чарли положил недавно в банк двадцать пять тысяч за один день, часть денег, которые ему, на пару с Джеком-Брильянтом, удалось вытрясти у каких-то маклеров, владевших биржевой конторой и промышлявших сомнительными сделками на фондовой бирже.
— Кто победил? — спросил Джека Филетти.
— Бенни. Нокаутом в восьмом раунде. Малыш не скоро очухается.
— Значит, я проиграл три сотни.
— Ты что, ставил на Мэрфи? — Джек так удивился, что перестал разливать выпивку.
— Ты Бенни доверяешь, а я — нет. И не я один. Многим не понравилось, что он слил Карригану.
— Слил?! Слил, говоришь?
— Я говорю то, что слышал. Мне-то самому Бенни нравится.
— Бенни никому не сливает, запомни это.
— Ладно, Джек, не заводись, я повторяю то, что слышал. Про Бенни говорят, что проиграть его заставить можно, а вот выиграть — нет.
— Не знаю, сегодня все было честно. Если б он сливал, я б на него не ставил. Видел бы ты, как он этого Мэрфи молотил. Живого места на нем не оставил. Мэрфи твой — болван. Руки у него — как сосиски. Бенни его живьем съел.
— Я Бенни люблю, — сказал Филетти. — Но пойми меня правильно: последний раз Мэрфи мне приглянулся. В тот вечер он смотрелся неплохо, я сам видел.
— Ты ничего в этом не смыслишь, Чарли. Не надо тебе на боксеров ставить. Не смыслишь, и все тут. Я правильно говорю, Уолтер? Ведь ни черта не смыслит, а?
— Я за бокс не болею, Джек, — сказал Уолтер Рудолф. — Отучился, пока в тюряге сидел. Последний раз был на боксе в двадцать третьем. Бенни Ленард отделал тогда одного парня, уж и не помню кого.
— А ты, друг? — окликнул Джек Лукаса, нового бармена. — Ты на бокс ходишь? Знаешь Бенни Шапиро?
— Вижу его имя в газетах… По правде сказать, мистер Брильянт, я больше насчет бейсбола…
— Ничего-то вы в боксе не смыслите, — вздохнул Джек. Он посмотрел на Элен. — А вот Элен разбирается, правда, крошка? Скажи им, что ты сказала сегодня, когда мы были на боксе.
— Не хочу, Джек. — Она улыбнулась.
— Давай.
— Мне неловко.
— Плевать. Повтори, что ты сказала, и дело с концом.
— Ладно. Я сказала, что у Бенни получается на ринге не хуже, чем у Джека-Брильянта в постели.
Все сидевшие за стойкой рассмеялись — но не раньше, чем рассмеялся сам Джек.
— Раз так, звание чемпиона ему обеспечено, — сказал он.
Атмосфера в клубе царила приподнятая; несмотря на позднее время, уходить никто не собирался. Джек простоял за стойкой сорок минут, и это ему надоело. В свое время он работал барменом, но владелец клуба заниматься такой работой не обязан. Впрочем, иногда — согласитесь? — бывает приятно делать то, что не обязан. Джек надел пиджак и подсел к Элен. Сунул руку под ее распущенные светлые волосы, обхватил ее за шею и поцеловал. Все отвели глаза — когда Джек целовал на людях своих дам, не смотрел никто.
— Джек тут как тут, — сказал он.
— Я рада его видеть, — отозвалась Элен.
В дверях появился Бенни Шапиро, и Джек, вскочив со своего места, пошел ему навстречу и, обняв за плечи, проводил к стойке.
— Я немного опоздал, — сказал Бенни.
— Где твоя девушка?
— Я встречался с мужчиной. Должен был выплатить страховку.
— Страховку?! Ты одерживаешь победу, ломаешь сопернику нос, а потом идешь платить страховку?!
— За отца. Я и без того уже две недели водил агента за нос. Он ждал. А утром бы страховку аннулировал. Я так понимаю: лучше сразу заплатить, пока все не растратил.
— Чего же ты молчал? Кто этот хрен?
— Все в порядке, Джек. Дело улажено.
— Нет, вы на него посмотрите! — провозгласил Джек, обращаясь ко всем присутствующим.
— Я ж говорю, лично мне Бенни всегда нравился, — сказал Филетти.
— Освободи нам столик, Герман, — сказал Джек. — Бенни пришел.
Герман Цукман стоял за стойкой и считал деньги. Он повернулся к Джеку и с изумлением посмотрел на него:
— Ты же видишь, я занят, Джек.
— Освободи столик, говорю.
— Все столы заняты, Джек. Посмотри сам. Мы и так уже человек тридцать завернули. Если не больше.
— Послушай, Герман, рядом со мной сидит будущий чемпион мира по боксу, он пришел к нам в гости — а ты стоишь и несешь невесть что.
Герман спрятал деньги в сейф под стойкой, а затем освободил один из столиков — пересадил две пары за стойку и поставил им бутылку шампанского.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил у Бенни Джек, когда все сели. — Травм нет?
— Нет, обошлось, голова только немного болит.
— А ты меньше о страховке думай. Нашел из-за чего волноваться.
— Может, у него голова болит, потому что его по голове ударили? — предположил Чарли Филетти.
— Ты тоже скажешь, — усмехнулся Джек. — Да Мэрфи так голову Бенни и не нашел. Искал, искал — и не нашел. Он и собственную жопу не найдет — даже с компасом. Зато Бенни голову Мэрфи нашел. И нос тоже.
— Когда ломаешь противнику нос, это приятно? — поинтересовалась Элен.
— Как вам сказать… — задумался Бенни. — Если серьезно, этого даже не замечаешь. Удар как удар. Иногда чувствуешь — что-то твердое, а иногда — нет.
— Ты что ж, хруста не слышишь? Чего тогда стараться, черт возьми! — буркнул Джек.
Филетти засмеялся:
— Джек любит, чтоб хрустело, верно, Джек?
Джек взмахнул рукой, сделав вид, что собирается отвесить Филетти оплеуху.
— Не зря, значит, говорят: «Не подымай носу — споткнешься», — изрек Филетти и опять засмеялся. — Помню, как богатей один из Техаса, дурак дураком, стал Джека по матери ругать. Здоровый малый, под два метра, но Джек с ним церемониться не стал: берет со стола бутылку, об стену — и рраз ему по голове! То-то смеху было, помнишь, Джек? Сукин сын не понял даже, на каком он свете. Сидит и кровь утирает. На следующий день я ему говорю: «Понял теперь, что бывает, если Джека по матушке ругать?» — а он мне: «Я, — говорит, — извиниться хочу». И протягивает «штуку». «Это, — говорит, — чтоб Джек не сердился». Помнишь, Джек?
Джек улыбнулся.
В клуб вошли братья Риганы, Билли и Тим, — их все знали; дюжие ребята с Лоуэр-Уэст-Сайд, они всю жизнь, с тех пор как поняли, что Господь не зря наделил их физической силой, проработали грузчиками в порту. За глаза Билли называли «Омалоном»;[8] кличку эту он приобрел в семнадцатилетнем возрасте, когда в пьяном угаре бросил несколько каменных плит в осыпающийся кирпичный дом, где сам же и жил. Как показал медицинский осмотр, кровоточащими ссадинами и ушибами по всему телу он не отделался — сломал себе оба плеча. Его брат Тим отличался умом несколько более живым; вернувшись из армии в 1919 году, он сделал открытие, что торговать пивом — работа ничуть не более обременительная, чем грузить корабли, к тому же гораздо более прибыльная. В результате этого открытия Том приобрел пивную, всецело положившись на распространенное мнение, согласно которому, чтобы открыть питейное заведение, нужны одна комната, одна бутылка виски и один клиент.
— Шумная компания, — сказала Элен, когда они вошли.
— Это Риганы, — сказал Филетти. — Не повезло.
— Да, ребята крутые, — согласился Джек, — но ничего плохого в них нет.
— У старшего кулак величиной с арбуз, — сказал Бенни.
— Это Билли, — подтвердил Джек. — Малый не промах. Толстоват малость.
Джек помахал Риганам, и Тим Риган помахал ему в ответ.
— Привет, Джек, как жизнь? — спросил он.
— Каким джином поят в этой дыре? — громогласно спросил Билли у Джо Виньолы. Казалось, сейчас обрушится потолок.
Герман Цукман поднял на него глаза. Посетители с интересом разглядывали Риганов.
— Лучшим английским джином, — ответил Виньола. — Прямо с корабля — специально для запойных, вроде вас.
— Скажи лучше: прямо из таза, в котором Джек ноги моет, — процедил Билли.
— Мы здесь «сучком» не поим, — обиделся Виньола. — Наши посетители получают только чистый продукт. Самогон не варим.
— Не варите — значит, крадете, — гнул свое Билли. Он перевел взгляд на Джека. — Правильно я говорю, Джек?
— Раз говоришь, значит, правильно, Билли, — отозвался Джек.
— С такими разговорчиками и нарваться недолго, — буркнул Филетти.
— Брось, — сказал Джек. — Кто слушает пьяного осла-ирландца?
— Три джина, и чтоб отборный был, — внушительно сказал Билли Виньоле. — И поскорей.
— Одна нога здесь, другая там, — сказал Виньола, закатил глаза, уронил поднос, который держал под мышкой, но в последний момент, у самого пола, поймал его, снова уронил, снова поймал, подбросил в воздух и покрутил на указательном пальце левой руки — жонглер, да и только. Все засмеялись. Все — кроме Риганов.
— Неси джин, черт тебя дери, — сказал Билли Риган. — Тоже мне циркач нашелся. Джин давай.
Джек тут же встал, подошел к столику Риганов, ткнул пальцем Билли в плечо и сказал:
— Какой ты, однако, нетерпеливый. В своем кабаке можешь базарить, сколько влезет, а в чужом наберись терпения.
— Темный он, чего с него взять, — сказал Тим Риган. — Сядь, Джек, не обращай на него внимания. Выпей. Это Тедди Карсон из Филадельфии — познакомься. Мы ему про тебя много рассказывали, ты же сам когда-то в Филадельфии жил.
— Приветствую, Джек, — сказал Тедди Карсон, тоже здоровенный детина. Он пожал Джеку руку с такой силой, что хрустнули суставы. — В Филадельфии тебя ребята часто вспоминают. И Дьюк Глисон, и Ловкач Мейсон. Ловкач говорит, что знает тебя с детства.
— Еще б он не знал. Он мне зуб выбил. С тех пор щербатый хожу.
— Да, он говорил.
— Передай ему привет.
— Обязательно передам.
— Присаживайся, Джек, — сказал Тим.
— Да у меня там компания.
— Зови их сюда — чем больше народу, тем лучше.
Когда Джек вернулся к своему столику, к нему подошел Сол Бейкер.
— Поаккуратней с этими ублюдками, Джек. Хочешь, я их выставлю?
— Все нормально, Сол.
Цирковой номер: коротышка Сол Бейкер укрощает трех слонов.
— Что-то этот горластый мне на нервы действует.
— Не бери в голову.
Джек заявил, что хочет выпить с Риганами.
— Подсядем к ним, — сказал он Филетти, Элен и Бенни.
— Очень надо! — вырвалось у Филетти.
— Если что, я их утихомирю. Ребята они шумные, но мне нравятся. А потом, с ними ведь парень из Филадельфии, у нас с ним общие друзья.
Джо Виньола принес наконец выпивку Риганам, и Джек сделал Герману знак сдвинуть столики.
— И это ты называешь джином? — сказал Билли Виньоле, подымая стакан с виски на свет. — Шутки со мной шутить вздумал? Смотри, доиграешься.
— Джин кончился, — сказал Виньола.
— По-моему, ты ищешь ссоры, — сказал Билли.
— Я ищу не ссоры, а джин, — пошутил Виньола и, засмеявшись, направился к стойке.
— Ну и заведение у тебя, Джек, — прорычал Билли. — Отхожее место.
Герман вместе с официантом придвинули столик Джека к столику Риганов, но сам Джек садиться не торопился.
— Вот что я тебе скажу, Билли, — сказал Джек, глядя на него сверху вниз. — По-моему, ты что-то сегодня разошелся. Я уже говорил, тебе не хватает терпения. Я что, неясно выражаюсь?
— Заткни свою вонючую пасть, сколько раз повторять, — сказал Тим брату, и, когда Билли, кивнув, отхлебнул виски, Джек всех усадил и перезнакомил. Чарли Филетти сидел надувшись. Элен же столько выпила, что ей было совершенно безразлично, где сидеть — лишь бы с Джеком. Джек разговорился было с Тедди Карсоном о Филадельфии, но тут вдруг выяснилось, что все забыли про Бенни.
— Послушайте, — сказал Джек, — я хочу выпить за Бенни, человека, который только что одержал победу и претендует на звание чемпиона мира.
— Бенни, говоришь? — заинтересовался Билли. — А дальше?
— Бенни Шапиро, чурбан, — сказал Тим Риган. — Вот он, перед тобой. Боксер. Джек тебя с ним только что познакомил.
— Бенни Шапиро, — вдумчиво повторил Билли. — Имя-то еврейское. — Он помолчал. — Чтоб еврей был боксером — первый раз слышу.
Все посмотрели на Билли, потом на Бенни.
— Вот бегать евреи умеют, этого у них не отнимешь, — продолжал Билли. — Этот ваш Бенни Карригану слил как нечего делать. Против ирландца такой не годится.
— Ты заткнешься сегодня, Билли? — сказал Тим Риган.
— Подумаешь, Мэрфи! — сказал Бенни, обращаясь к Билли. — Сегодня вечером я его по всему рингу размазал.
— Размазал ты! Расскажи кому-нибудь другому, пархатый!
— Заткни пасть, козел сраный, — не выдержал Джек. — Придурок толстожопый!
— Ты хочешь заткнуть мне пасть? Что ж, попробуй. Может, получится.
С этими словами Билли приподнялся со стула, расставив ноги, но тут Джек выплеснул в него остатки выпивки, а пустым стаканом ткнул в лицо. Билли даже глазом не моргнул; он схватил Джека за руку и, как ребенка, притянул к себе.
Услышав, как Джек выругался, Сол Бейкер выхватил из нагрудного кармана пистолет и стал целиться в Билли. Тим Риган схватил Сола за руку и стал отнимать у него пистолет. При виде оружия женщины завизжали и бросились врассыпную, а мужчины начали переворачивать столы и за ними прятаться. Герман Цукман завопил, чтобы оркестр играл погромче, и посетители стали разбегаться под оглушительную музыку «Джаз-ми-блюз». Элен Уолш попятилась в раздевалку, где уже находились Бенни Шапиро, Джо Виньола и еще четверо. Бармены, все как один, нырнули под стойку.
— Значит, заткнуть мне пасть решил? — сказал Билли, толкнув Джека на стулья. — Попробуй, может, получится.
Тиму Ригану удалось наконец вырвать пистолет у Сола Бейкера, и в это время прозвучал первый выстрел. Стрелял Тедди Карсон. Пуля попала Солу в лоб, чуть выше правого глаза, как раз когда он потянулся ко второму пистолету, лежавшему в набедренном кармане.
Вторым выстрелил Чарли Филетти. Пуля царапнула Билли по черепу и сбила с ног. Филетти выстрелил снова и попал в Карсона, который съехал со стула и свалился под стол.
Джек-Брильянт медленно поднялся, не выпуская пистолета из рук, и смерил взглядом единственного противника, который еще оставался стоять с пистолетом Сола в руке. Джек выстрелил Тиму в живот. Когда Тим упал, он выстрелил вверх, пробив дырку в потолке, а затем, третьим выстрелом, угодил Тиму в лоб. Голова Тима дернулась, и Джек выстрелил в него еще дважды; последние же две пули, трижды перекрутив барабан, он выпустил Тиму в пах, после чего подошел к убитому и посмотрел на него сверху вниз.
Билли открыл глаза, приподнялся, увидел, что брат лежит рядом в луже крови, потряс его за руку и пробормотал «Тимбо», но брат не шелохнулся. Джек ударил Билли рукояткой разряженного пистолета по голове, и тот рухнул снова.
— Пошли, Джек. Надо рвать когти, — сказал Чарли Филетти.
Джек поднял голову и увидел, что на него из раздевалки испуганно смотрит Элен. Лица барменов были цвета их фартуков. Все они не сводили глаз с Джека. Филетти схватил его за плечо и потянул за собой. Джек швырнул пистолет на грудь Билли, и он гулко покатился по полу.