Джин с чердака.Том IV.

Глава 8. Первый скол.

Даже узнав, что Том что-то скрывает, Джинни продолжила вести себя как обычно: она всё так же писала письма семье, всё так же шутила с Золотым Трио под мрачные взгляды слизеринца, который буравил её взглядом, сидя за столом Змеи.

Джинни продолжала жить как ни в чём не бывало, но что-то — словно червь-паразит — ползало под кожей; навязчивый шёпот преследовал её во сне и наяву. В зеркале без чар гламура на неё смотрели уставшие глаза, увитые лопнувшими капиллярами, образуя карту кровавых рек, а под ними синели тени, похожие на пальцы мертвеца, сжимающие череп... Результат недосыпа.

Они с Томом на Рождественских каникулах планировали улизнуть из Хогвартса — точнее, планировал Реддл. Но разве могла Джинни отпустить его одного прямо под нос Волан-де-Морта? Хотя по заверениям Реддла (в которые у неё не было причин сомневаться), Тёмный Лорд перебрался к Малфою и теперь терроризировал белобрысое семейство. И где-то в глубине души Джинни испытывала сладкое злорадство: если раньше, на первом курсе, этот павлин и казался ей вполне нормальным парнем, то со временем она поняла. Он полнейшее ч... Полнейшая задница.

Джинни встряхнула головой, словно мокрая собака, отряхивающаяся от воды. Было бы неплохо, если бы она смогла так же стряхнуть и свои идиотские мысли. Запах воска от пылающих свечей примешивался к металлическому привкусу страха на языке. Стены Выручай-комнаты сжимались в такт учащённому дыханию Джинни; сердце билось о рёбра запертой птицей, отдаваясь в голове звонким эхом.

Реддл перед ней сейчас был куда большей проблемой, как и чёртов паук, которого он увеличил для их «урока». Его рука наставляла её на замершее под чарами создание, и Джинни почти физически ощущала страх мерзкого паука. Реддл придвинулся ближе — его пальцы впились в её талию с хищной грацией паука, обвивающего жертву паутиной. Он сжал ладонь чуть сильнее. От пальцев на талии, что сжимались почти причиняя боль, шёл жар даже сквозь жилетку школьной формы, когда холодный безразличный голос выдавливал из себя соблазнительную сладость — словно змей-искуситель, заставляя её, Джинни, сделать шаг. Перешагнуть линию дозволенного. Нарушить и разрушить их, не оставляя камня на камне.

Что-то внутри бунтовало, сопротивлялось и яростно шептало, что это неправильно (почему-то голосом Грейнджер), чтобы она отдернула руку, прокляла Реддла и с гордо поднятой головой вышла из Выручайки. Но... Она всё так же старалась пересилить себя и найти хоть горстку ненависти и желания убить — хоть и отвратительное, мерзкое, но оттого не менее невинное, беззащитное существо.

Джинни закрыла глаза и вторила искушающему голосу змея; губы, словно чужие, складывались в буквы, когда связки горла сокращались, выдавая звуки смерти. Первый слог сорвался шёпотом, обжигая горло кислотой предательства:

— Авада Кедавра.

И вот зелёная вспышка озарила сквозь закрытые веки. Тело паука обмякло с тихим шуршанием, словно мешок с костями. Но настоящий ужас пришёл после — в тишине. Она не хотела открывать глаза, не хотела признавать, что убила. Но голос её персонального змея шептал, убеждая в том, что это правильно, что так нужно: пожиратели смерти Волан-де-Морт не станут её жалеть, а она должна действовать наверняка. И что, как не смерть, может быть большей гарантией её безопасности?

Абсолютная, незыблемая смерть от Авады.

Джинни прерывисто дышала — как тогда, после второго испытания, когда оказалась на суше. Её лицо, до смерти бледное, блестело бисеринками пота на лбу. Том без всякого отвращения целовал её во влажный висок, прижимаясь к мокрым от пота волосам, и что-то шептал — что-то успокаивающее. А Джинни слышала, чувствовала, как что-то ломалось, трескалось и разлеталось на осколки, вонзаясь в кожу изнутри.

Что-то иррациональное творилось в ней. Что-то новое рождалось — тёмное, грязное, совсем не подходящее ей, реддловское. Она встряхнула головой, рассыпаясь в нервном, истеричном смехе — звучавшем как треск разбитого стекла, — пока ей в глотку силой не влили успокоительное.

Флакон с успокоительным обжёг пищевод, но не смог потушить пожар в грудной клетке.

Его губы касались мочки уха, а дыхание — холодное, как подземелья Слизерина, — бежало по шее мурашками. В его голосе пульсировала двойная мелодия: рациональность профессора и шипящая истерия фанатика, которая, словно яд, проникала в её разум, отравляя его идеями.

Её рука с волшебной палочкой дрожала, будто пытаясь вырваться из невидимых пут. «Должно быть, она была умнее своей глупой хозяйки», — мелькнула мысль.

После «урока» Реддла Джинни почти до самой их вылазки чувствовала себя отвратительно: смотреть, говорить с друзьями, братьями было невыносимо. А Реддл... Том. Один взгляд на него — и под веками снова зелёная вспышка. Невыносимо. Мерзко, противно от самой себя — и проповеди слизеринца мало помогали. Да, она должна быть готова использовать Аваду на пожирателях. Должна... Но всё же это ненормально. Аморально.

Джинни пропустила момент, когда под её ногой пропала ступенька. Она запнулась — нога провалилась в пустоту. На мгновение всё перевернулось: волосы хлестнули по лицу, сумка с книгами загремела, как разбуженная стая сов. Перила впились в ладонь ледяным клыком, вырвав из горла хриплый вскрик.

Она держалась мёртвой хваткой. Подтянувшись, вернула себе вертикальное положение под гул вздохов портретов, что обеспокоенно прильнули к рамам своих картин. Испуганно колотящееся сердце пропустило кульбит, замерло, а затем снова застучало — уже спокойнее. Вспышка адреналина утихла, и Джинни вернула себе равновесие, чувствуя, как ноги немного ослабли. Острая нить боли протянулась от ключицы до локтя — нервный узел, развязанный рывком. Каждое движение отзывалось глухим щелчком, словно кости превратились в деревянные пазлы. «Растянула? Или даже вывихнула...»

Нога... Заклинание высветило трещину в малоберцовой кости — тонкую паутину, напоминающую узоры инея на окне. Но боль пришла позже: сначала холодное онемение, потом волны жара — будто в костный мозг залили расплавленный янтарь.

— Мордред... — прошипела она, вытирая пот со лба тыльной стороной руки. Кровь от прикушенной щеки смешалась со слюной, окрасив зубы в розовый. — Эти проклятые ступени, дракон их подери! Почему их ещё не убрали?!

А если кто-то себе так шею сломает (хотя, конечно, на них же чары, чтоб никто не убился)... Но это не мешало ей всё равно злиться!

Голос Реддла эхом отозвался в полупустом коридоре:

— Джи-инни... — приглушённо звякнув каблуками по мрамору, приторно-сладко протянул он, медленно рассекая пространство чёрным плащом. Скрестив длинные пальцы за спиной, Реддл приближался размеренными шагами, заставляя отражения в витражах дрожать в такт его поступи (или так казалось ей от чувства угрозы, которое сквозило от Тома в этот момент?).

Девушка замерла, вцепившись ладонями в холодные перила. Даже боль ушла на второй план.

— И долго ты ещё собираешься бегать от меня, Имбирёк? — приподняв бровь в театральном недоумении, вкрадчивым голосом продолжил он, намеренно растягивая слова, пока тень от его высокой фигуры полностью не накрыла Джинни.

Судорожно сжав веки, под которыми снова виделась проклятая зелень, Джинни тяжело сглотнула. Пальцы её скользнули по потёртой древесине перил, когда она попыталась сделать шаг назад. Но нога подогнулась, заставив колено предательски дрожать от боли. Прикусив нижнюю губу до белизны, ей снова пришлось вцепиться в опору, бросив затравленный взгляд на Тома — зрачки, расширенные от адреналина, метались между его лицом и тёмным пролётом лестницы.

Закинув голову с видом разочарованного ментора, Том улыбался абсолютно пустой, насквозь искусственной улыбкой. Морщинки у глаз даже не дрогнули, когда его тёмные бездны глаз вспыхнули багрянцем; зрачки сузились, как у хищника, заметив, как Джинни болезненно сморщила лицо, бессознательно прижимая ладонь к ноге, так и не дотягиваясь до места травмы.

— Я сделал это ради тебя, — резко схватив её запястье, сквозь фальшивую улыбку нежно промурлыкал Реддл, заставляя суставы хрустнуть в тисках. Страдальчески вздохнув, он пропустил сквозь пальцы её мягкие волосы — движение напоминало паука, плетущего паутину вокруг попавшейся мухи.

— Авада — это то, что у тебя должно от зубов отскакивать наравне с Протего, — резко дёрнув её голову за прядь, добавил он, наслаждаясь, как девушка бессильно зажмурилась.

Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, Джинни поджала губы. Шея напряглась упрямой линией, когда Том вытащил палочку и, играючи покрутив её между пальцами, взмахнул ею. Нарочито медленно скользнул по повреждённой ноге, намеренно причиняя боль кончиком палочки, прежде чем магия проникла в поврежденные ткани и кости.

— Джинни, запомни: больше никаких детских выходок, — внезапно вцепившись свободной рукой в её подбородок, он до боли вжимал остриё палочки в пострадавшее плечо. Капли пота стекали по вискам девушки, когда исцеляющая магия намеренно замедленными импульсами ухудшала и одновременно вылечивала травму. — Я дал тебе время сейчас, — елейным голосом тянул он, до зубного скрежета Джинни раздражающе, — но после каникул мы займёмся твоей подготовкой всерьёз.

Она кивнула. Кивок получился резким — будто марионетки на нитках. Согласилась, склонив голову так низко, что рыжие пряди скрыли предательски блеснувшие слёзы боли и злости.

Джинни поджала губы, резким движением встряхнув головой, будто отгоняя роящихся ос. Плечи её подались вперёд в немом протесте, когда она отворачивалась, уставившись в пятнистую тень от витражей — смотреть в его глаза, которые сверкали холодным аметистовым блеском, значило признать поражение.

— Будь готова, — бросает Том, резко поджимая губы. Его брови сблизились, образуя глубокую складку между ними: — Завтра мы отправимся в хибару Гонтов. — Уголки рта дёрнулись вниз, будто сама мысль о месте оставила горький привкус.

Крики и возгласы учеников послышались какофонией звуков, смешиваясь в один общий гул. Уроки первокурсников закончились, но на них ни Том, ни Джинни не обратили внимания.

С уст Джинни сорвался вздох облегчения. Веки мягко прикрыли глаза, а пальцы бессознательно разжали складки на юбке.

— Хорошо, Том, но... — Она резко втянула воздух, заставив кончик носа слегка задрожать. Нижняя губа замерла между зубов, образуя бледную полоску на алой поверхности. — Возможно, медальону лучше побыть у меня до того времени?

— Нет! — резко отказал Том. Скулы выступили резче, когда челюсти сомкнулись с едва слышным щелчком. Зрачки сузились до булавочных головок, отражая блик свечи двойным холодным блеском.

Джинни медленно кивнула. Уголки губ непроизвольно задрожали, словно пытаясь сформировать улыбку, которую тут же подавила. Кто-то толкнул её — и она влетела прямо в объятия Реддла. Веки опустились, скрыв влажный блеск радужек, когда пальцы с силой сжали складки его мантии. Всё катится к Мордреду.