Перед возобновлением заседания Чарли досталось не самое удачное место. Другие журналисты либо ели быстрее, либо вообще пропустили обед. Зато он очень быстро добрался до телефона. Жаловаться было не на что.
Ровно в два часа капитан Спрюэнс ударом молотка возобновил процесс.
- Мы достигли решения по этому делу, - объявил он. - Подсудимые готовы его выслушать?
Если хоть один из четверых членов Верховного суда и не был готов, виду он не подал.
- Очень хорошо, - продолжил Спрюэнс. - В силу сделанных ранее сегодня признаний, а также в силу имеющихся доказательств, доказательств, которые подсудимые не стали опротестовывать, мы признаём этих людей виновными в измене Соединённым Штатам Америки. - Он повернулся к армейским офицерам, сидящим по левую руку от него. - Это наше единогласное решение, джентльмены?
- Так точно, - хором отозвались полковник Маршалл и майоры Брэдли и Эйзенхауэр.
- Кроме того, - сказал Спрюэнс. - Мы приговариваем подсудимых к смертной казни через расстрел. - Уиллис ван Девантер обмяк в кресле, остальные сидели неподвижно. Капитан Спрюэнс вновь взглянул на офицеров. - Это наше единогласное решение, джентльмены?
- Так точно, - вместе ответили они.
Левин вскочил на ноги.
- Этот кенгуриный суд*, и никак иначе! Мы опротестуем решение!
- Где? В Верховном суде? - Энди Вышински за столом обвинения заливался смехом. Адвокат из АСГС уставился на него, выпучив глаза. Вышинский решил добавить масла в огонь: - Или подадите жалобу президенту?
Как же он смеялся!
Он смеялся до тех пор, пока капитан Спрюэнс не застучал молотком.
- Господин генеральный прокурор, ваше поведение неуместно.
- Виноват, сэр. - В голосе Вышински не слышалось вины. И виноватым он не выглядел. Но ржать в открытую он прекратил.
Солдаты, матросы и маршалы США увели изменников прочь. Журналисты поспешили диктовать статьи. Чарли гадал, сколько изданий выйдут с заголовком из одного слова: "СМЕРТЬ!".
Ему было интересно также ещё кое-что. Но это не имело значения, по крайней мере, особого значения. Если обвиняемые признались в том, в чём их обвиняли, и если нельзя доказать, что их к этому принудили силой, что тогда делать? Мало что, по крайней мере, Чарли вариантов не видел. А вопросы, на которые невозможно найти хороший ответ лучше всего оставить без ответа вовсе.
***
- Угомонись, Майк. - В голосе Стеллы звучал страх. - Если не успокоишься, тебя хватит удар.
- Господи, да хоть бы кого удар и хватил, - яростно произнёс Майк. - Их пытали. Точно пытали - никто в здравом уме в таких вещах не признается. Готов спорить, им напихали резиновых шлангов, и касторки с водой, пока из носа не польётся. Не обязательно оставлять отметины, когда хочешь кому-нибудь навредить так сильно, чтобы он сделал всё, что скажешь. Спроси Муссолини... ой, без обид.
Стелла Морандини произнесла какую-то гневную тираду насчёт il Duce на языке, что впитала с молоком матери. Затем она вновь заговорила по-английски:
- Но ты же знаешь, что даже здесь, в Виллидж, многие считают "четвёрку верховных судей" виновными во всех грехах.
Майк об этом знал. Эта мысль вызывала у него депрессию, если не невроз.
- Знаешь, что это доказывает? - спросил он.
- Что? - поинтересовалась Стелла, хоть и понимала, что должна была знать.
- Что большинство людей - тупые имбецилы, вот, что. - Майк сделал вид, будто выдёргивает у себя волосы на голове. - Ааа!.. - Что мне сейчас нужно, так это уйти в шестидневный запой и так надраться, что не смогу сорвать на ком-нибудь злобу. - Он направился на кухню в поисках чего-нибудь выпить. В его квартире всё находилось на расстоянии нескольких шагов.
- Погоди, - сказала Стелла.
- Зачем? Что может быть лучше, чем надраться в хлам?
Майк не считал, что у неё найдётся ответ, но она начала раздеваться. Он замер, пересматривая своё решение. Занятие любовью, может, и не ввергнет его на шесть дней в забытье, но, зато, после него не появится желание поскорее сдохнуть. Торопясь присоединиться к ней, он оторвал пуговицу на рубашке.
Его кровать была разновидностью Прокрустова ложа, поэтому, вместо того, чтобы убрать с дороги стул и стол, они довольствовались диваном. Всё ещё сидя на нём после кульминации и уткнув лицо ему в плечо, Стелла спросила:
- Доволен теперь?
- В некотором роде, конечно. - Он похлопал её пониже спины. - В остальном, не очень. В стране до сих пор бардак.
- И что ты можешь с ним сделать?
- Я делал всё, что мог, и погляди, куда меня это привело, - ответил Майк. - Произошедшее сегодня подмывает меня выйти на улицу и начать швырять бомбы в полицейские участки. Тогда и меня вздёрнут за госизмену.
- Тогда мне не стоит возвращать тебе штаны, - ответила Стелла с серьёзностью. - Ты не сможешь пойти швырять бомбы без штанов.
- Ты права. Тогда меня точно арестуют. - Майк рассмеялся. Оставалось либо смеяться, либо оттолкнуть Стеллу и начать биться головой о стену. На такой шум соседи начнут жаловаться. К тому же, Стелла была, безусловно, лучшим из того, что с ним происходило. Не пора ли задуматься, что со всем этим делать?
- Милая, - сказал он. - Хочешь за меня замуж?
Её глаза расширились.
- Что это навело тебя на такие мысли?
- Надеюсь, брожение мозгов в голове. Ну так, как?
- Конечно, - сказала она. - Мать в обморок упадёт, знаешь ли. Она всегда была уверена, что ты никогда мне этого не предложишь. Она решила, что я нужна тебе только для забавы. "Он - мужик, - говорит она. - А ты знаешь, что мужикам нужно только одна вещь"Торопясь присоединиться к ней, он оторвал пуговицу на рубашке.
Его кровать была разновидностью Прокрустова ложа, поэтому, вместо того, чтобы убрать с дороги стул и стол, они довольствовались диваном. Всё ещё сидя на нём после кульминации и уткнув лицо ему в плечо, Стелла спросила:
- Доволен теперь?
- В некотором роде, конечно. - Он похлопал её пониже спины. - В остальном, не очень. В стране до сих пор бардак.
- И что ты можешь с ним сделать?
- Я делал всё, что мог, и погляди, куда меня это привело, - ответил Майк. - Произошедшее сегодня подмывает меня выйти на улицу и начать швырять бомбы в полицейские участки. Тогда и меня вздёрнут за госизмену.
- Тогда мне не стоит возвращать тебе штаны, - ответила Стелла с серьёзностью. - Ты не сможешь пойти швырять бомбы без штанов.
- Ты права. Тогда меня точно арестуют. - Майк рассмеялся. Оставалось либо смеяться, либо оттолкнуть Стеллу и начать биться головой о стену. На такой шум соседи начнут жаловаться. К тому же, Стелла была, безусловно, лучшим из того, что с ним происходило. Не пора ли задуматься, что со всем этим делать?
- Милая, - сказал он. - Хочешь за меня замуж?
Её глаза расширились.
- Что это навело тебя на такие мысли?
- Надеюсь, брожение мозгов в голове. Ну так, как?
- Конечно, - сказала она. - Мать в обморок упадёт, знаешь ли. Она всегда была уверена, что ты никогда мне этого не предложишь. Она решила, что я нужна тебе только для забавы. "Он - мужик, - говорит она. - А ты знаешь, что мужикам нужно только одно".
- Ты никогда не была нужна мне только для забавы, и это не единственная вещь, ради которой ты нужна мне, - сказал Майк. Затем он испортил свои потуги на добродетель, снова похлопав её. - Хотя это чертовски приятно, не так ли?
- Я бы не оказалась в столь компрометирующем положении, если бы так не считала.
- Ты себя не компрометируешь, дорогая. Ты сотрудничала. А это другое.
- И, что будем делать, когда свяжем себя узами брака? Будем и дальше жить счастливо, как в сказках?
- Мы будем жить настолько счастливо, насколько нам позволит Джо Стил, - сказал Майк.
Стелла пихнула его в рёбра. Он посчитал, что заслужил это, хотя совершенно не шутил.
VIII
Поскольку ни Левину, ни АСГС ничего лучшего на ум не пришло, они решили обжаловать смертный приговор "четвёрке верховных судей" у Джо Стила. Левин также опубликовал своё письмо в газетах. В нём он просил президента пощадить жизни "преданных государственных служащих, чьё несогласие с ним по ряду пунктов было, возможно, ошибочно принято за неприятие государственной политики".
Указывая на письмо в "Вашингтон Пост", Эсфирь сказала Чарли:
- Думаешь, от этого будет какая-нибудь польза?
Он вздохнул и покачал головой.
- Неа. Могла быть, если бы они просто продолжали принимать решения, которые ему не нравятся. Но, вся эта история с госизменой... Он не похож на того, кто так просто их отпустит.
- Ой, перестань! - сказала она. - Как ты можешь этому верить? Как вообще хоть кто-то может этому верить?
- Я тебе так скажу: я не знаю, чему верить, - ответил Чарли. - Майк тоже считает, что всё это - чушь. Но его там не было. А я был. Призналась бы ты в чём-то столь же ужасном и неизбежно ведущем к смертному приговору, о чём тебе прекрасно известно, если бы ты этого не делала... хотя бы часть из этого?
- Видишь? Даже тебе трудно всё это переварить. - К облегчению Чарли, жена не стала давить сильнее. Вместо этого, она вновь указала на газету и сказала: - Как считаешь, что Джо Стил намерен с этим делать?
- Я думаю, он ничего не будет делать, пока весь бардак в Луизиане не стихнет, и лишь Богу известно, сколько это продлится, - ответил Чарли.
Исходя из признания Джорджа Сазерленда, генеральный прокурор Вышински получил ордер на арест отца Коглина и Хьюи Лонга. Священник-подстрекатель смиренно отправился под стражу, демонстрируя собравшимся вокруг мичиганской радиостудии журналистам закованные в наручники руки, и процитировав двадцать третий псалом: "Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня"*.
Прозвучало очень мило. Но за решёткой он, всё равно, остался. Ни один судья не выпустит его под залог или выдаст предписание о habeas corpus. Когда-нибудь Джо Стил и Энди Вышински пошлют его под суд или отправят под трибунал. Пока же...
Пока же Хьюи Лонг изо всех сил поднимал бучу. В отличие от отца Коглина, Царь-рыба не стал сидеть на месте и ждать, пока его осудят. Едва он услышал о том, как Сазерленд назвал его имя, он бросился в национальный аэропорт Вашингтона, зафрахтовал "Форд Тримотор" и вылетел в Батон-Руж.
Там его никто не арестовал. В Луизиане перед Царём-рыбой преклонялись даже федеральные власти. Именно из Луизианы Лонг бросил вызов Джо Стилу и остальным сорока семи штатам.
- Если этот лживый бесчестный дурак, засевший в Белом Доме хочет новой "войны с агрессией янки", он её получит! - ревел сенатор. - Он может выстрелить первым, но американский народ выстрелит последним - в него лично! Все, кто против Джо Стила должны быть со мной!
Чего он не осознавал, так это того, что, когда речь заходила о выборе между ним и президентом, большинство населения за пределами Луизианы стояло за Джо Стила. Да, Джо Стил был холоден и хитёр. Это было известно всем. Но большинство людей считало, что у него была голова на плечах. За пределами Луизианы Хьюи Лонг считался кем-то средним между шутом и буйнопомешанным психопатом.
Когда Джо Стил выступал по радио, говорил он здравые вещи.
- Никто не собирается начинать новую Гражданскую войну, - сказал он. У него имелось своё название недавних неприятностей, как у Хьюи Лонга имелось своё. То, которым воспользовался Джо Стил, было более распространено среди американцев. Он продолжил: - Но законам нужно подчиняться. На арест сенатора Лонга выдан ордер. Он будет применён в самое скорое время.
Следующее выступление Царя-рыбы по радио заключалось в выкрикивании одной фразы: "Не поймаешь! Не поймаешь! Ня-ня-ня!". Чарли слушал его выступление и неохотно кивал в восхищении.
- А он дерзкий, не отнять.
- Лучшее, что он может сделать - это выставить Джо Стила на посмешище, - сказала Эсфирь. - Тогда никому не захочется, чтобы правительство применяло силу.
Чарли считал точно так же.
Хьюи Лонг колесил по Луизиане и выступал с речами. Ему было нужно поддерживать всех в тонусе - если против него выступит его собственный штат, значит, его песенка спета. Путешествовал он с таким количеством охраны, которого хватило бы, чтобы начать маленькую войну. Против федеральных сил они бы не выстояли, но всякую шушеру разогнали. И они совершенно точно держали Луизиану в тонусе.
Всё это не пошло на пользу сенатору, когда тот выступал около городской ратуши Александрии. Снайпер, сидевший, минимум в полумиле оттуда, сделал всего один выстрел. Пуля калибром .30-06 вошла Царю-рыбе в левое ухо и вылетела, вынеся с собой половину мозгов. Умер он раньше, чем упал на мостовую.
Его телохранители сошли с ума. Часть из них побежала в том направлении, откуда был сделан выстрел. Другие начали стрелять в ту же сторону. Третья часть, в припадке горя, ужаса и ярости разрядила револьверы в толпу, которая собралась послушать Лонга. В результате стрельбы и последовавшей давки погибли двадцать человек, включая одиннадцать женщин и восьмилетнюю девочку.
Убийцу никто не поймал. Через несколько дней за обедом Луи Паппас заметил Чарли:
- Мой брат - комендор-сержант в морской пехоте.
- Правда? - произнёс Чарли с полным ртом ветчины с сыром.
- Ага. . В 1918 году он был во Франции, правда, тогда он был всего лишь рядовым первого класса. Он говорит, что знает кучу ребят из Корпуса, способных сделать то, что сделал тот парень в Луизиане*.
- Да, ну? - сказал Чарли. Фотограф кивнул. Чарли продолжил: - Он утверждает, что билет на тот свет Хьюи выписал кто-то из отставников?
- Не. С чего ему такое говорить? Его там не было. - Луи ел ливерную колбасу с луком: бутерброд, от которого даже скунсы поджали бы хвост. - Просто так может быть.
- Как это так? - спросил Чарли. Затем он обратился к бармену. - Эй, можно мне ещё колы, пожалуйста?
***
Майк понимал, почему Стэн усадил его на поезд до Батон-Руж освещать похороны Хьюи Лонга. Он - репортёр, имевший репутацию противника Джо Стила. Если бы он пошёл в своей теме дальше, то это была бы уже лишь вишенка на торте, а нужен был новый торт. Джо Стил со своими подельниками уже с трудом его терпели. "Я - расходный материал", - не без гордости подумал Майк.
Похороны напомнили ему ни много ни мало, как в тех же банановых республиках провожали мёртвых военных диктаторов. Весь Батон-Руж был задрапирован чёрной тканью. Флаги США были приспущены. Иногда они висели вверх ногами - старый, очень старый морской сигнал о бедствии.
Возле Капитолия штата выстроилась очередь из порядка пары сотен тысяч одетых в чёрное людей, чтобы проститься с телом Лонга. Новенький Капитолий построили в бытность Царя-рыбы губернатором Луизианы. Старый, готический кошмар, будто сошедший со страниц романа сэра Вальтера Скотта стоял пустым и заброшенным в нескольких кварталах южнее и чуть западнее у самого берега Миссисипи. Вместе с другими журналистами Майк преодолел сорок восемь ступенек - по одной для каждого штата с надписью его названия и даты вступления - и прошёл через пятнадцатиметровые бронзовые двери в ротонду.
Гроб с Лонгом стоял в самом центре ротонды. Он был двуслойным, бронза поверх меди и имел стеклянную крышку, чтобы люди могли рассмотреть одетое в смокинг тело. Подушки, на которых покоилась голова Лонга, были аккуратно сложены с правой стороны, дабы никто не мог разглядеть разбитую правую часть его головы.
Скорбящие шли нескончаемым потоком, богатые и бедные, мужчины и женщины, белые и даже несколько негров. У некоторых был такой вид, словно они считали, что появление здесь пойдёт им на пользу. Немало человек были искренне опечалены кончиной своего эксцентричного лидера.
Как минимум четверо скорбящих обратились к журналистам со словами: "Это сделал Джо Стил". Майк ничуть не удивился бы такому раскладу, но для доказательства своих слов им нужно было взять стрелка. Пока что этого не случилось. Дух ленивости и напыщенности в Луизиане вынуждал Майка сомневаться, что они вообще смогут его поймать.
Похоронную церемонию вёл проповедник геенны огненной, серы и проклятий.
- Нас лишили солнца нашего! Нас лишили луны нашей! Вашингтон украл звёзды с неба нашего! - провозглашал этот человек. - Господь да покарает тех, кто подло убил его и кто замыслил его убийство! Они падут в озеро огненной лавы, где будут жариться вечно! Хьюи Лонг будет смотреть на них с небес и смеяться над их страданиями. Он будет смеяться, ибо он будет переведён в края блаженства!
- Верно, отец! - выкрикнули из толпы, словно дело происходило на бдении в церкви методистов-катальцев*.
- Усатому змию в Белом Доме не спастись, ибо слово Господне право и все дела Его верны, - продолжал священник. На это он получил ещё больше откликов, а от злого глухого ворчания волосы на затылке Майка становились дыбом. - Нет, не избежать ему суда Божьего за лживые обвинения в адрес льва Луизианы, которые и привели к смерти сенатора Лонга. Кровь на его руках, кровь, говорю я вам!
Майк отстраненно подумал, каким образом змий - пусть даже усатый - в Саду Эдемском, мог иметь руки, окровавленные или нет. Проповедник продолжал прямо обвинять Джо Стила в организации убийства Хьюи Лонга. Было ли это вызвано расчётом или страхом? Была ли хоть какая-то разница?
Кое-кто в толпе не был столь сдержан.
- Повесим этого сукиного сына прямо в Белом Доме! - возопил один человек, его слова тут же подхватили остальные и превратили в лозунг. Майк никогда прежде не видел, чтобы похороны превращались в бунт, и надеялся сохранить свои записи неповреждёнными.
Царя-рыбу похоронили на лужайке напротив Капитолия. Цветов было столько, что хватило бы на проведение Парада роз* и ещё половина останется. Делая запись о наиболее примечательных цветочных конструкциях, Майк задумался, во сколько всё это обошлось. Определенно, сотни тысяч, если не миллионы. А пришли деньги напрямую из карманов жителей охваченной Депрессией Луизианы.
Чтобы передать статью пришлось ждать до полуночи. В Батон-Руж не имелось достаточного количества телеграфных и телефонных проводов, чтобы обеспечить нужды всех журналистов, что напали на городок. Отправив статью в Нью-Йорк, Майк нашёл для себя три порции крепкой выпивки - что не составило трудности* - и отправился спать.
Единственной причиной, почему у него не сложилось ощущение возвращения из-за границы, было то, что восточный поезд из Луизианы не останавливался для проверки паспортов и багажа. "И всё-таки, нет, это другая страна", - подумал Майк. С тем же успехом он мог побывать на иной планете.
На Пенн-стейшн его встретила Стелла.
- Как прошло? - спросила она.
Майк задумался над её вопросом.
- Скажу тебе так, - наконец, произнёс он. - После поездки на эти похороны мне стало неудобно от того, что я против Джо Стила. В смысле, неудобно от того, в какой компании мне приходится быть.
- Достаточно неудобно, чтобы остановиться?
Майк снова задумался. Затем покачал головой.
- Не, это грязная работа, но кто-то же должен ей заниматься. И кто-то должен делать её как следует, потому что они-то точно не успокоятся.
***
Джо Стил никак не комментировал смерть Хьюи Лонга до тех самых пор, пока сенатора от Луизианы не опустили на два метра под землю.
- Я сожалею о гибели сенатора Лонга от рук другого человека. Министерство юстиции будет тесно сотрудничать с властями Луизианы в поисках убийцы сенатора и предании его заслуженному правосудию. Со времен Линкольна нам известно, что таким убийствам не место в политической системе США.
- Сначала Рузвельт, теперь Лонг и он такое говорит? - воскликнула Эсфирь.
- Говорит, - устало произнёс Чарли. Они уже затрагивали эту тему. - Мы точно не знаем, что именно произошло в тот раз.
- Мне тебе на пальцах разъяснить? - спросила жена.
- Ты... - Чарли умолк.
Замолчал он, потому что Джо Стил снова начал говорить. Президент взял более продолжительную паузу, чем обычно делал профессиональный радиоведущий; вероятно, он набивал трубку.
- Я также сожалею о скоропостижной кончине сенатора Лонга ещё и потому, что он уже не сможет ответить на выдвинутые против него обвинения. Он получил бы слушания, которые он заслуживал.
- А это ещё, что значит? - сказала Эсфирь.
Чарли зашипел на неё - президент ещё не закончил.
- Вам также известно, что я получил просьбу о помиловании "четвёрки верховных судей", признанных виновными в госизмене в пользу нацистов. Я не жестокий человек...
- Ха! - перебила Эсфирь.
-... однако я считаю, что не могу выполнить эту просьбу. Если бы я поступил иначе, другие вдохновились бы на заговоры против Америки. Приговор, который трибунал нашёл соответствующим их преступлениям, будет приведён в исполнение завтра утром. Я надеюсь, мне больше не придётся одобрять подобные приговоры, но я продолжу исполнять свой конституционный долг по защите и охране Соединённых Штатов. Спасибо вам, и доброй ночи.
- Завтра утром, - проговорила Эсфирь. - Со смертью Хьюи, тратить время даром он не станет, да?
- "Добро б удар и делу бы конец, и с плеч долой, минуты бы не медлил"*. - Чарли много читал Шекспира. Не только потому, что ему нравилось, но ещё и потому, что он считал, будто это отразится на его навыках письма.
Эсфирь продолжила цитату:
- "Когда б вся трудность заключалась в том, чтоб скрыть следы и чтоб достичь удачи, я б здесь, на этой отмели времен, пожертвовал загробным воздаяньем". - Видя его смущённое выражение лица, она хихикнула и добавила: - Я играла леди Макбет в выпускном классе школы. Я и на идише могу процитировать. Ну, какую-то часть.
Не успел Чарли ответить, как зазвонил телефон. Когда он снял трубку, на том конце провода был Лазар Каган. На долю секунды Чарли задумался, мог ли Каган прочесть "Макбет" на идише. Доверенный человек Джо Стила произнёс:
- Вы хотите завтра присутствовать на казни?
Это последнее, чего хотел бы Чарли. Но он всё равно ответил "да". Это часть истории. Даже Аарона Бёрра приговорили не за госизмену. Каган рассказал, где расстрельный взвод исполнит свою работу: по ту сторону реки Потомак в Арлингтоне, между вашингтонским аэропортом и птичьим заповедником Рочес Ран. Если вы хотели устроить нечто подобное рядом со столицей, лучшего места не найти. Аэропорт не сильно загружен, а в заповеднике мог оказаться лишь случайный наблюдатель за птицами, высматривающий уток и цапель.
Чарли не понравилась идея выходить в пять утра. С его точки зрения, подручные Джо Стила восприняли фразу "расстрел на рассвете" слишком буквально. И всё же, подкрепившись тремя чашками дрянного кофе, он прибыл вовремя. Сыграть в такт для журналиста было не менее важно, чем для актёра.
Перед вбитыми в мягкий грунт столбами стояли в ожидании четыре отделения солдат. Чарли пообщался со старшим лейтенантом, что ими командовал.
- Одна винтовка в каждом отделении заряжена холостыми, - объяснял молодой офицер. - Парни могут думать, что лично никого не убили, если пожелают.
Через несколько минут подъехал грузовик с выкрашенными в хаки бортами. Солдаты вывели четверых обвиненных в измене и расставили их у каждого столба. Они предложили каждому завязать глаза; Батлер отказался. Затем они прицепили к грубым хлопковым тюремным робам белые бумажные круги.
- Отделения, на позиции! - резко бросил лейтенант.
Солдаты выполнили приказ. Всё происходило словно в кино.
- Товсь... Цельсь... Пли! - Винтовки взревели, озарившись пламенем. МакРейнольдс издал булькающий хрип. Остальные упали молча.
Лейтенант подождал пару минут, затем проверил пульс МакРейнольдса.
- Умер. Хорошо, - произнёс он. - Иначе мне пришлось бы его добить.
Он убрал "45-й" в кобуру. Следом он проверил остальных судей. Те также были мертвы. Солдаты, что выводили их, завернули мёртвые тела в половинки водонепроницаемого палаточного полотна и погрузили обратно в грузовик.
- Что с ними будет дальше? - спросил Чарли.
- Отправят семьям для погребения, - ответил лейтенант. Полагаю, от них потребуют провести все церемонии скромно, частным порядком. Что будет, если семьи не подчинятся, я не знаю.
- Благодарю. - Чарли записал ответ. - А что вы лично чувствуете от того, что обязаны находиться здесь этим утром?
- Сэр, я выполняю свою работу. Именно так и нужно смотреть на происходящее, так ведь? Мне отдают приказы. Я их выполняю. Завтра займусь чем-нибудь другим.
***
Как Майк был свидетелем на свадьбе Чарли, так и Чарли был свидетелем на свадьбе Майка. Вместе с двумя сёстрами и кузиной Стеллы, Эсфирь стала подружкой невесты. Как Майк поведал Чарли, родители Стеллы ворчали насчёт подружки-еврейки на католической свадьбе, но ему со Стеллой удалось их уговорить. Чарли не стал рассказывать об этом Эсфири, а родители Стеллы вели себя с ней вежливо, если не сказать, тепло. Для них же лучше. Если бы они сказали что-нибудь насчёт её вероисповедания, она взорвалась бы, словно бомба.
Праздник проходил в зале Рыцарей Колумба*, что неподалёку от церкви. Поскольку счета оплачивали родители Стеллы, еда на столе была итальянской. Как и оркестр. Один из трубачей и саксофонист выглядели, будто бандиты с большой дороги. Поскольку Чарли был свидетелем брата, а не журналистом, с расспросами к ним он лезть не стал. По крайней мере, дал понять, что не полезет.
Он поднял за Майка и Стеллу бокал кьянти.
- Здоровья, богатства, долгих лет, счастья, детишек! - провозгласил он. С такими вещами ошибиться невозможно. Все поддержали тост и выпили.
После того как Стелла размазала по лицу Майка кусок праздничного торта, он подошёл к Чарли и сказал:
- Ну и какие, по-твоему, у нас перспективы?
Его щёки горели. Он уже крепко принял на грудь и не только итальянского красного вина.
- Э, у тебя есть работа и милая девушка, - ответил ему Чарли. - Так что ты на голову выше многих из присутствующих.
- Пока не предстану перед очередным сраным трибуналом за измену, - сказал Майк.
- Майк... Сейчас не время и не место, - сказал Чарли.
- Все так говорят. Все постоянно так говорят, блин, - прорычал Майк. - И все продолжат так говорить, пока мы не погрязнем в тех же проблемах и окажемся под прицелом, как те бедолаги в Италии, Германии или России.
Чарли держал в руке бокал с вином. Ему захотелось вылить его на разгорячённую голову брата, но тогда начнутся разговоры. Вместо того, чтобы устраивать неприятности, он произнёс:
- Господи Боже, Майк, ничего подобного не будет.
- Не будет, да? Спроси об этом Рузвельта. И Хьюи Лонга. Хьюи был сумасшедшим, как и те, кому он нравился, а это кое-что о нём говорит. Но, чем всё для него кончилось в итоге? Могилой на лужайке напротив его вычурного, дорогущего громадного капитолия.
- Нас всех в итоге ждёт могила, - тихо произнёс Чарли.
- Да-да. - Майк говорил нетерпеливо и был пьян в хлам. - Но хотелось бы оказаться там позже, а не раньше. Джо Стилу захотелось отправить Лонга туда пораньше, и теперь Царь-рыба лежит в холодной, холодной земле.
- Того, кто стрелял в Лонга до сих пор не нашли. - У Чарли возникло чувство, что он повторяет те же слова, что говорил Эсфири.
- Штурмовики Хьюи и луизианские копы даже жопу свою двумя руками найти не способны, - скривив губы, произнёс Майк. - А когда Джо Стил и министерство юстиции приезжают туда придать им ускорения, думаешь, кто-нибудь рискнёт указать пальцем на большого вождя в Белом Доме? - Он издал горький смешок, достаточно громкий, чтобы на него обратили внимание окружающие.
- Я думаю, Майк, что это твоя свадьба. Ты должен больше внимания уделять Стелле и меньше внимания Стилу.
- Да похер, Чарли, никто не хочет обращать внимание на то, что Стил вытворяет со страной. Все смотрят в другую сторону, потому что ситуация в экономике немного лучше, чем была после обвала. Не хорошая, а немного лучше. А Стил захватывает власть то здесь, то там, и очень скоро он будет держать в своих руках все нити. И, когда он будет за них дёргать, остальные будут плясать.
- Так, почему бы не тебе не пойти потанцевать безо всяких нитей? Как я уже говорил, ты здесь именно за этим. Если хочешь гоняться за Джо Стилом, когда вернёшься из медового месяца - полный вперёд. Пока же, наслаждайся. Dum vivimus, vivamus!
- "Живи, пока живёшь". Удачи! - сказал Майк, затем ухмыльнулся. - Мне порой интересно, что случилось с сестрой Марией Игнацией*.
- Надеюсь, ничего хорошего, - сказал Чарли.
Крупная крепкая упорная монахиня была настолько старой, что латынь могла быть для неё родным языком. Она всегда ходила с линейкой и вколотила знание языка в головы и кисти рук обоим братьям.
- А у которой были усы? У сестры Бернадетт? - спросил Майк.
- Не, у сестры Сюзанны. - Чарли был рад обсудить старых учителей.
Когда речь заходила о Джо Стиле, у брата натурально срывало крышу. Всё, что могло отвлечь его от президента, Чарли считал хорошим делом.
Когда чуть позже Чарли вышел на танцпол станцевать с Эсфирью, та спросила:
- Что происходит? Майк как будто завёлся от чего-то.
- Может, слегка. - Если Чарли и преуменьшал ради жены, он преуменьшал и ради себя. - Но мне удалось его успокоить.
В последнем он был уверен. Майк танцевал со Стеллой и выглядел вполне довольным.
- Снова политика? - спросила Эсфирь.
- Ага. Его мнение о Джо Стиле схоже с твоим, только хуже. Ну, ты в курсе.
Чарли казалось, что ему удалось отвлечь Эсфирь, но его жена была сделана из более крепкой породы.
- Есть отличие, - сказала она.
- В чём?
- Что я делаю, если мне не нравится президент? Разговариваю с тобой. Если он не нравится Майку, Майк пишет о нём статью и об этом узнают тысячи, если не миллионы людей. Об этом узнаёт Джо Стил и его люди.
- Они могут об этом узнать, но что они могут с этим сделать? В нашей стране пресса пока ещё свободна, - сказал Чарли.
Эсфирь не ответила. Она позволила ему самому вообразить всё, что мог сделать человек, которому не нравится деятельность какого-то конкретного репортёра. Он был уверен, что вообразил всё гораздо хуже, чем она могла высказать. У Чарли воображение всегда было сильнее, чем ему было бы полезно.
Поэтому, подобно человеку с зажигалкой, он его просто погасил. Порой проще воспринимать мир таким, каким ты его видишь и не беспокоиться насчёт лунного света, химер, привидений и упырей, шебуршащихся в ночи. Даже будь они реальны, поделать с ними ничего нельзя. Майк и Стелла этой ночью будут шебуршать в ночи. Чарли мог надеяться, что с этого они получат массу удовольствия. Мог и надеялся.
Майк, похоже, тоже играл сам с собой в те же самые умственные игры. За всё время праздника он больше не заговаривал о Джо Стиле. Он смеялся, шутил и выглядел как человек, который отлично проводит время на собственной свадьбе. Даже если это было не так, он не позволил никому заметить. Если повезёт, он и себе не даст этого заметить.
Стелла, кажется, тоже отлично проводила время. Однако когда Чарли с ней танцевал, она прошептала ему в ухо:
- Не позволяй Майку совершить что-нибудь безумное, хорошо?
- И как же мне его остановить? - прошептал в ответ Чарли. - И с чего мне из-за этого переживать? Не забывай, ты теперь ему жена, а не подружка.
- Это не означает, что я разбираюсь в газетах. А ты разбираешься. Он должен воспринимать тебя всерьёз.
Чарли громко рассмеялся прямо посреди танцпола.
- Я его младший брат. Он с самого моего рождения не воспринимает меня всерьёз. Если думаешь, что сейчас начнёт, прости, но тебе не повезло.
- Я вышла за него. Поэтому я счастлива. И хочу ещё какое-то время побыть счастливой, если понимаешь, о чём я.
- Конечно. - Чарли не стал развивать тему.
Все хотят какое-то время побыть счастливыми. Если тебе просто хочется стать счастливым, это не значит, что ты получишь счастье. Мало кому вообще получалось получить его. Но эта тема не из тех, на которые стоит указывать невесте в день её свадьбы. Высока вероятность, что вскоре она сама всё поймёт.
***
Энди Вышински приказал привезти отца Коглина в Вашингтон, дабы тот предстал перед военным трибуналом. Он назначил слушания в фойе здания Окружного суда, там же, где встретила свою судьбу "четвёрка верховных судей".
Во время пресс-конференции Вышински сказал:
- Я бы хотел, чтобы он не совал нос в политику, вот и всё. Я и сам католик. Многие из вас об этом в курсе. Мне претит сама мысль о том, что священник может предать свою страну. Ему следовало бы заниматься божьими делами. Именно для этого и нужны священники. Когда же он начал вмешиваться в дела кесаревы, тут у него и возникли проблемы.
- Когда во время выборов отец Коглин его поддержал, Джо Стил был не против, - сказал Уолтер Липпман. - Не был он против и, когда тот поддержал некоторые его ранние проекты.
Генеральный прокурор дёрнул кустистой бровью. Однако ответил он вполне спокойно:
- Президент также не был бы против, если бы отец Коглин агитировал за Герберта Гувера.
- Неужели? - произнёс Липпман. Чарли подумал о том же самом. Джо Стилу хотелось, чтобы люди были за него, а не топили против.
Однако Вышински ответил "Нет", и говорил он со всей серьёзностью.
- Герберт Гувер - американец, - продолжал он. - Законопослушный американец. Он не из тех, кто бросится в объятия заокеанских тиранов. А отец Коглин - из таких. Именно это мы и продемонстрируем на предстоящем трибунале.
- Он признается, как призналась "четвёрка верховных судей"? - спросил журналист.
- Понятия не имею, - ответил Вышински. - Если признается, дело пройдёт проще. Если нет, мы представим членам военного трибунала все необходимые доказательства.
- А если его оправдают? - не унималась "акула пера".
Обе брови Энди Вышински поползли на лоб. Насколько мог судить Чарли, такая вероятность никогда не приходила ему на ум. Впрочем, он пожал плечами и ответил максимально обтекаемо:
- Если оправдают - так тому и быть, вот и всё. Я считаю, это будет позором, поскольку отец Коглин уже показал, что он враг всего, за что стоят США. Но я не выигрывал все дела в Чикаго, и не уверен, что выиграю здесь.
Трибунал возглавлял прилизанный армейский полковник по имени Уолтер Шорт. Компанию ему составляли капитан ВМС Холси и майор армейских ВВС Карл Спаатс (сам он произносил свою фамилию "Спотс", а не "Спаатс"), а также старший лейтенант армейских ВВС с примечательным именем Натан Бедфорд Форрест Третий. Лишь брови этого человека напоминали Чарли о его предке-конфедерате.
Чарли и Луи проявили здравомыслие, явившись в здание Окружного суда пораньше. Давка была не столь сильной, чем во время слушаний по делу "четвёрки верховных судей". Коглин не был государственным деятелем, и это было не первое слушание.
Одним из защитников отца Коглина был адвокат из АСГС по фамилии Левин. На нем снова был надет чудовищный пиджак и красный галстук-бабочка в синюю крапинку, по сравнению с которым пиджак казался вполне нормальным. Его напарник, одетый в пиджак в тёмно-серую полоску, белую рубашку и с неброским тёмно-бордовым галстуком, повязанным в четыре руки, рядом с ним был практически невидим.
Сидевший за столом обвинения Энди Вышински выглядел самым расслабленным человеком в здании. Он курил сигарету, бросил шутку, от которой его помощник поморщился, и весь мир его совершенно не интересовал. Если он не был готов к тому, что мог сказать или сделать отец Коглин, виду он не подавал.
Ровно в десять часов полковник Шорт ударом молотка призвал к порядку.
- Закрыть двери, - пролаял он военным полицейским и береговым патрульным, стоявшим у входа. - Давайте покончим с этим, чем скорее, тем лучше. - Он указал на маршалов, стоявших в дальнем углу вестибюля. - Приведите подсудимого, ребята.
Он был из тех офицеров, которые не нравились Чарли с первого взгляда. У него были поджатые губы, он слишком много лил бриолина на редеющие волосы и, в отличие от капитана Спрюэнса на предыдущем трибунале, на нём стояла печать поклонника рутинного подхода ко всему.
Ввели закованного в наручники отца Коглина. Ему было за сорок, на его лице была нарисована вся карта Ирландии. За очками в проволочной оправе прятались ярко-голубые глаза. На голове у него была копна торчащих волос, практически грива. Вместо рясы священника он был одет в тюремную робу.
- Назовите своё имя для протокола, - сказал ему Шорт.
- Я Чарльз Эдвин Коглин, сэр.
- Итак, мистер Коглин...
- Я бы предпочёл, чтобы ко мне обращались отец Коглин, сэр.
- Итак, мистер Коглин, - с кислой миной повторил Уолтер Шорт, - вы обвиняетесь в связях с иностранными государствами с целью ослабить и разрушить Соединённые Штаты Америки, и делали это за деньги - иными словами, в преступлении под названием "государственная измена". Что вы можете ответить на эти обвинения, мистер Коглин?
Левин склонился к священнику. Вероятно, он был убеждён в том, что юридическая помощь нужна каждому, потому что Коглин разглагольствовал насчёт подлых алчных евреев-банкиров с тем же вкусом, с каким он распинал Джо Стила. Левину не хотелось, чтобы священник сознавался в выдвинутых обвинениях. Ему хотелось сражаться.
Голосом, едва слышным даже через микрофон отец Коглин произнёс:
- Ради блага тех, кто доверился мне, я прихожу к выводу, что у меня нет иных вариантов, кроме как признать себя виновным, сэр. Я молю трибунал о снисхождении к моим грехам, судить которые может лишь всемогущий Господь.
По вестибюлю пронёсся вздох. Он не был похож на изумление, которое вызвало признание вины "четвёркой верховных судей". Уолтер Шорт столь же энергично воспользовался молотком. Он спросил отца Коглина, является ли его признание добровольным, не принуждали ли его, и хорошо ли с ним обращались за решеткой. На все вопросы Коглин дал ожидаемый ответ.
- Тогда, ладно. - Полковник Шорт казался довольным собой, и тем, как развивается ситуация. Он обратился к другим офицерам. - Мы выслушали признание подсудимого. Нам известны обвинения против него. Есть ли необходимость в трате времени на обсуждение приговора?
Холси и Спаатс хранили молчание. Форрест сказал:
- Есть лишь одно наказание за его деяния - такое, которое гарантирует, что он никогда подобного не совершит.
- Хорошо сказано, лейтенант, хорошо сказано. - Шорт вновь оглядел коллег-судей. - Считает ли кто-нибудь, что он заслуживает меньшего, чем высшая мера? - Если кто-то и считал, он промолчал об этом. Шорт вновь обратился к священнику-радиоведущему: - За государственную измену, в которой вы признались перед данным трибуналом, вы приговариваетесь к смерти путём расстрела, время и место которого будет назначено генеральным прокурором, либо президентом.
Коглин изобразил кивок.
- Мы подадим апелляцию! - выкрикнул Левин.
- Ваше право, - неохотно признал Уолтер Шорт.
- Удачи, - хихикнув, вставил Вышински.
Верховный суд вернулся к работе с четырьмя новыми судьями, назначенными Джо Стилом. Газеты, которым президент не нравился, уже обозвали их "машинками для штампования бумаг". Вряд ли они станут кусать руку, которая способна их арестовать.
- Мы будем обжаловать, - сказал Левин. - Правда должна выйти наружу.
- Правда уже вышла наружу, её признал мистер Коглин, - сказал Шорт. - Посему работа сего трибунала завершена. Заседание окончено.
Он вновь воспользовался молотком.
- Сегодня они справились лучше, - сказал Луи. - Сегодня нам не придётся торопиться с обедом.
- Ага, - сказал Чарли.
До священника ему не было дела. Совершил ли Коглин то, в чём признался - уже совсем другой вопрос. Если Чарли не мог тем или иным способом доказать обратное, что же ему было делать? Следовать решению трибунала, может, и не самый храбрый поступок, зато самый безопасный. Именно так Чарли и писал свои статьи.
Левин обжаловал приговор. Верховный суд также играл осторожно. Он отказал в апелляции, заявив, что не в его юрисдикции рассматривать дела военного трибунала. Неустрашимый Левин попросил Джо Стила о помиловании. Как Чарли и ожидал, президент выступил по радио, сказав, что не может даровать помилование. Чарли не ожидал, что Джо Стил вновь станет цитировать Линкольна, но тот именно так и поступил:
- Должен ли я расстрелять простодушного дезертира, и не тронуть волос с головы коварного агитатора, который побуждает его дезертировать?
Весьма хороший вопрос.
Никакая политическая нестабильность не отложила путь отца Коглина на эшафот. Через несколько дней после отказа Джо Стила в помиловании, Чарли вновь позвонил Каган. На следующее утро, зевая, несмотря на кофе, он отправился в Арлингтон, на открытую поляну около птичьего заповедника Рочес Ран. В этот раз в землю был вкопан только один столб. Лишь одно отделение солдат стояло в ожидании.
Коглин умер по-мужски. Он отказался от повязки. Там, где Джо Стил цитировал Линкольна, он процитировал Евангелие от Луки:
- Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят, - произнёс он, кивая в сторону солдат со "Спрингфилдами".
Разумеется, ничего это не изменило. Те, кто привели Коглина, привязали его к столбу. Командовавший расстрельным взводом лейтенант приказал солдатам занять позиции. Он начал отдавать уже знакомые Чарли приказы:
- Товсь... Цельсь...
Вероятно, храбрость оставила отца Коглина под конец, поскольку он начал бормотать "Славься, Дево Мария".
- Ave...
- Пли! - рявкнул лейтенант и разом пролаяли винтовки. Коглин умолк навеки. Демонстрируя знание латыни, молодой офицер добавил:
- Ave atque vale*.
Именно эти слова использовал Чарли для заголовка, растянувшегося на всю полосу: "ЗДРАВСТВУЙ И БА-БАХ".
IX
Некоторые законопроекты, которые проходят через Конгресс, вызывают у людей подозрения ещё до того, как они будут полностью приняты. Иные проходят, как есть, под изначальными названиями, и никто понятия не имеет, о чём они, пока они не начнут действовать. Порой люди не до конца осознают, о чём эти законы на самом деле, и спустя годы после того, как они начинают действовать. Четырнадцатая поправка* к Конституции была одной из таких заложенных бомб.
Другим подобным - опять же, может, в меньшем масштабе, а может, и нет - было предложение Джо Стила под безобидным и даже вызывающим зевоту названием "Законопроект о трудоустройстве на реконструкции инфраструктуры штатов, пострадавших от природных бедствий во время недавнего экономического спада". Оно позволяло федеральному правительству набирать заключённых из местных тюрем, тюрем штатов и федеральных пенитенциарных учреждений, и принуждать их к работам на Среднем западе, в Скалистых горах, строительству дорог, мостов, плотин, каналов и много чего ещё, что кому-то вздумается построить*.
Закон прошёл через Палату представителей раньше, чем Майк вообще смог его заметить. И даже в этом случае он не обратил бы на него внимания, если бы не прочёл статью в "Нью-Йорк Таймс". Колумнист, похоже, имел двойственное мнение по поводу этого закона: "Ни у кого нет сомнений в том, что между Оклахомой и Ютой требуется перестроить и восстановить очень многое, - писал он. - Срединную Америку разорили не только бури, породившие "пыльный котел"*. Тем не менее, в то время как вся страна считает южанских каторжан* явлением отвратительным, мы не можем не задаться вопросом о целесообразности создания федеральных каторжан в столь обширном регионе. Не будет ли для всех нас лучше стремиться сократить степень применения подобной формы наказания, а не расширять её?".
Майк отнёс экземпляр "Таймс" редактору.
- Как так вышло, что мы ничего с этим не сделали? - спросил он.
Стэн пробежал колонку глазами.
- Как вышло? Я скажу тебе, как. Потому что до сего момента я об этом ничего не слышал. Иди, пробегись по тексту этого закона и выясни, о чём он. А как выяснишь, о чём он на самом деле, тогда поймём, что с ним делать, и надо ли вообще что-либо делать.
- Лады. - По убеждению Майка, любой повод сходить в общественную библиотеку Нью-Йорка считался оправданным. Каждый раз, поднимаясь по ступенькам между двух больших библиотечных львов, он чувствовал себя умнее. Это чувство не означало, что он действительно становился умнее, но оно ему нравилось.
Он слышал, что в день громадное центральное здание на Пятой авеню посещало около 11000 человек. Библиотечный фонд был крупнейшим в мире, не считая Библиотеки Конгресса. Майк знал, где, полка на полке, обитали отчёты Конгресса. Он пролистывал оглавления последних бюллетеней, пока не нашёл нужный закон.
И действительно, он был написан на канцелярите, диалекте, считавшем себя разновидностью английского, но на самом деле являвшемся неким гораздо более деградировавшим языком. Чтобы разобраться, Майку пришлось уподобиться золотоискателям. Он перерыл тонны грязи, жижи и гравия, но всё же, добыл несколько прекрасных самородков. Блокнот на пружинке заполнялся рядами строк.
Вернув бюллетень обратно на полку, Майк покачал головой. Он заплатил ещё один цент за поездку на метро до офиса "Пост" на Уэст-стрит. Семнадцатиэтажная гора желтого в крапинку кирпича напоминала ему собственное лицо по утрам, когда он собирался побриться.
- Ну? - спросил Стэн, когда Майк вернулся в офис.
- Ну, - произнёс тот. - Тебе известен немецкий лагерь под названием Дахау, куда Гитлер швыряет всех, кто, так уж вышло, ему не по нраву?
- Лично не бывал. Но наслышан о нём, - сказал Стэн. - И что?
- А то, что, если Джо Стил возьмёт этот закон и будет им пользоваться максимально долго, он сможет понастроить по всему Среднему западу столько лагерей, сколько пожелает. Он сможет вытаскивать людей из тюрем и отправлять их на работы. Я не нашёл в законе ничего, что ограничивало бы его в сроках их работы. Возможно, это упоминание там есть - я пролистывал закон довольно бегло. Но, если оно там есть, я его не заметил.
- Насколько ты в этом уверен? - спросил Стэн.
- О, где-то на девяносто пять процентов, - ответил Майк. - Это одна из тех вещей, которая сразу бросится в глаза, как только обретёт силу закона.
- Тогда, ладно. Пиши, и мы опубликуем. Может, Сенат к нам прислушается, а может, мы как хомячки, крутим свои колесики впустую. Но если мы не встанем и не покажем людям, что происходит, они, считай, получат, что заслужили.
Майк колотил по клавишам изо всех сил. Как и брат, печатал он двумя указательными пальцами. И, опять же, как и брат, он был быстр и точен, как и все, кто владел слепым набором. Его заголовок гласил: "ЗЕМЛЯ СВОБОДНЫХ И РОДИНА ТРУДОВЫХ ЛАГЕРЕЙ?"
Стэн внёс в него лишь одно изменение - он превратил вопросительный знак в восклицательный. Больше правок в статью он не вносил. К двусмысленной заметке из "Нью-Йорк Таймс" особой привязки не имелось. "Пост" обладала своей репутацией, но двусмысленность среди её качеств не числилась.
- Чего я на самом деле хочу, так это того, чтобы о законе говорили люди, вроде Уилла Роджерса и Уолтера Уинчелла*, - говорил Майк. - Если они сумеют заставить народ взбеситься или рассмеяться, закон не пройдёт.
- Надейся, чтобы не прошёл, - ответил на это Стэн. - Никто пока не разорился, делая ставки на уровень интеллекта американского народа...
- Спасибо вам, Г. Л. Менкен*, - перебил его Майк.
-... и это в двойной степени верно по отношению к Сенату, - невозмутимо закончил фразу Стэн. - Ну, мы всё ещё в деле. Возможно, вся страна, наконец, возьмётся за ум и в следующем году выпнет Джо Стила.
- Возможно. - Майк изо всех сил постарался говорить так, будто он тоже в это верит. Но у него было дурное предчувствие, что даже всех его усилий окажется недостаточно.
***
Чарли вымучивал статью о "Дочерях американской революции"*, когда на его столе зазвонил телефон. Не без облегчения он потянулся к аппарату. В том, что он сейчас писал, было столько же творчества, сколько в заливке бетоном нового тротуара. В это занятие было вовлечено очень мало мозговых извилин. Подходило любое оправдание, чтобы сделать перерыв.
- Чарли Салливан, - сказал он.
- Скрябин, Белый Дом, - послышался в ухе резкий голос. - Живо сюда.
- Уже бегу, - ответил Чарли.
Скрябин повесил трубку. Даже щелчок прозвучал резко. Чарли задумался, почему подчинился настолько автоматически, но ненадолго. Винс Скрябин никогда не говорил весело, но столь раздраженно, как сейчас, говорил он редко. На Пенсильвания-авеню кому-то отдавили мозоль. Чарли не знал, было ли это как-то связано с Майком, но у него возникло ощущение, что могло. Майк не мог сопротивляться своему желанию пострелять из мелкашки по Белому Дому. Когда-нибудь Белый Дом выстрелит в ответ. Понаблюдав в недавнем времени работу расстрельного взвода, Чарли изо всех сил надеялся, что произойдёт это не в буквальном смысле слова.
- Что-то готовится? - спросили из-за другого стола, когда Чарли схватил федору.
- Что-то в Белом Доме, - ответил он. - Пока не знаю. Выясню, когда туда доберусь.
Охранники на входе его ждали.
- Скрябин сказал, что вы придёте, - сказал один.
Если Молоток и хотел его впечатлить, то справился он на "отлично". Чарли даже увидел клерка, вышедшего и проследовавшего впереди него.
- Идите прямо к нему в кабинет. Он вас ждёт.
Скрябин там и был. У него на столе лежал позавчерашний выпуск "Нью-Йорк Пост". Скрябин ударил маленьким бледным кулачком по статье, озаглавленной "ЗЕМЛЯ СВОБОДНЫХ И РОДИНА ТРУДОВЫХ ЛАГЕРЕЙ!".
- Что вы на это скажете? - бросил он.
- Что ещё не читал, - логично, по его мнению, ответил Чарли.
- Ну, так, взгляните. И скажите, почему ваш брат искажает всё, что пытается сделать Джо Стил.
Чарли прочёл статью. Как и большинство жителей Вашингтона, на законопроект он не обратил внимания. Равно как и не заметил статью в "Нью-Йорк Таймс", о которой упоминал Майк. Закончив, он поднял взгляд и спросил Скрябина:
- Хорошо, и какова ваша версия?
- Она проста. - Скрябин развёл руки в стороны. Хоть кожа на них и была бледной, с тыльной стороны, руки были покрыты чёрными курчавыми волосами. А на лице у него уже наметилась вечерняя щетина, хотя на часах была ещё половина одиннадцатого. - У нас по тюрьмам всей страны за решёткой сидят тысячи и тысячи молодых крепких мужчин. И женщин тоже. И чем они заняты? Сидят и едят себе в голову*. С этим законом мы можем применить их труд на общественно значимых объектах. А ваш брат повернул всё так, будто мы пытаемся превратить их в кучу галерных рабов, или вроде того. - Его взгляд утверждал, что, отчасти - по большей части - в этом была вина Чарли.
- Эй, во-первых, я не сторож своему брату, - сказал Чарли.
- А кто-то должен быть, - сказал Скрябин.
- А, во-вторых, как по мне, в его словах есть здравый смысл, - продолжил Чарли. Помощник Джо Стила поливал его из глаз лучами смерти и разрушения. Но Чарли всё же гнул своё: - Допустим, вы спёрли пару бейсбольных перчаток и следующие шестьдесят дней проведёте в окружной тюрьме. Если Майк прав, вот это позволит послать вас хрен знает куда работать в поте лица до тех пор, пока это кому-то будет нужно.
- Да, если, - презрительно бросил Скрябин. - Но положение о соразмерности включено в закон вне зависимости от того, потрудился ли ваш брат его заметить или нет.
- Хорошо. Достаньте экземпляр и дайте его мне, - сказал Чарли.
Винс Скрябин одарил его очередным убийственным взглядом. Затем Молоток открыл тумбочку, достал из неё экземпляр - он был практически такой же толстый, как и остренькое бандитское чтиво, какое можно купить в любом газетном ларьке - и пролистал его. Спустя пару минут, он торжествующе крякнул, и указал на параграф в середине страницы.
- Вот.
Чарли прочёл. Канцелярит был ядрёным даже по вашингтонским стандартам. Однако там было указано, ну, или Чарли решил, что указано, что никто не может быть привлечён к работам на федеральных объектах сверх условий первоначального приговора, при условии, что человек не нарушил внутренний распорядок места заключения, в котором он находился.
- А с этим что? - спросил Чарли, указывая.
- А что с этим? - вопросом на вопрос ответил Скрябин. - Если продолжаете нарушать правила, вы заслуживаете дополнительного наказания. Будьте благоразумны, Салливан. Это муха. А ваш дурак-братец решил раздуть из неё слона. Но это всего лишь муха*.
Майк был задирой. Чарли это знал. При этом, дураком он не был. Если он видел где-то вероятность, эта вероятность там имелась. Обернётся ли она реальностью, уже другой вопрос. Пытаясь сменить тему, Чарли спросил:
- От меня-то вы чего хотите?
- Уместен будет материал, указывающий на положительные стороны данного законопроекта, - сказал Скрябин. - Те места действительно нуждаются в восстановлении. Как в этом вообще можно сомневаться? Это способ решить всё с минимальными затратами. Это даже сможет перевоспитать преступников. По крайней мере, удержит их от новых неприятностей. Я спрашиваю вас: где в этом зло?
- Раз, вы всё так поворачиваете... - медленно произнёс Чарли.
- Именно так я и поворачиваю. Как и законопроект, - ответил на это Скрябин. - Это способен заметить любой, кто не относится к нам с пристрастием.
- Почему именно я должен этим заняться? - спросил Чарли.
Подобная статья, вышедшая из-под его пера, лишь создаст между ним и Майком большую напряжённость. Мало её между ними?
Однако Винс Скрябин произнёс:
- Отчасти, чтобы показать всему миру, что хоть кто-то в клане Салливанов может быть благоразумным человеком и не видеть несуществующих вещей, словно какой-нибудь забулдыга с белой горячкой.
Майк не видел того, что не существует вовсе. Чарли знал его слишком хорошо, чтобы поверить этому хоть на минуту. Он мог видеть то, что, может быть, существует. Любой бы мог; воображение - это часть человеческого естества. То, что Чарли видел ясно и прямо сейчас, это дверь, захлопывающаяся перед ним и разбивающая ему нос, если он отправит подручного Джо Стила пойти далеко и надолго. Если он не станет там и тут делать администрации одолжений, то не должен ждать, что получит их в ответ. Как и любое другое место человеческого обитания, Вашингтон жил по такому бартеру.
Чарли вздохнул. Он потянул время, закуривая сигарету (трубка Джо Стила подошла бы лучше). Выпустил дым. Выдержав максимально возможную паузу, он пробормотал:
- Я займусь этим.
Он журналист, а не герой.
Будь Винс Скрябин настоящим политиком, он облизывал бы Чарли до тех пор, пока тот не почувствовал бы себя расположенным, ну или типа того, к тому, что он видел себя вынужденным сделать. Однако Молоток был помощником. Ему не было нужды беспокоиться об избрании. Он был колючим, а не скользким. Он соизволил кивнуть Чарли.
- Ладно. Хорошо. - Он бросил ему "Пост". - Заберите это с собой. Если газета останется здесь, воспользуюсь ей в уборной.
- Рад видеть, что вы столь же обаятельны, как и прежде, - сказал Чарли, и ощутил небольшое удовлетворение о того, что оставил что оставил последнее слово за собой.
Он написал статью. Там, где Майк мазал законопроект чёрным, Чарли выбрал пастельные тона. Он писал о разрухе, вызванной "пыльным котлом", писал о запустении в тех штатах, где законопроект будет действовать, о том, как всем им требовались рабочие руки. Он говорил о том, как преступники своим трудом будут искупать долг перед обществом. Он насыпал столько сахара, что будь он диабетиком, ему потребовался бы укол инсулина.
Чарли гадал, не намазал ли слишком жирно, не решат ли в Белом Доме, что он поёт им осанны слишком громко. Ещё он задумался, действительно ли всё это сделал он. Человека можно одинаково оскорбить, как назвав его милашкой, так и обозвав сукиным сыном.
Однако его статья была перепечатана в газетах от Бангора до Сан-Диего. Через несколько дней после этого ему позвонили из Белого Дома прямо домой. На этот раз это оказался не Скрябин. Это был Стас Микоян.
- Отличная работа, Чарли! - сказал армянин. - Количество телеграмм и писем в Сенат относительно законопроекта равняется четырём в поддержку к одному против.
- Неужели? - произнёс Чарли. - Откуда вы знаете?
Микоян рассмеялся.
- Есть способы. Уж вы поверьте.
Он не рассказал, что это за способы. Неужели Джо Стилу докладывали из кабинета каждого сенатора? Неужели у президента есть шпионы в почтовом отделении Капитолия? Неужели в офисе "Вестерн Юнион"* кто-то учитывает каждую телеграмму, что проходит через них? Чарли с трудом мог в подобное поверить, но ему было и сложно не поверить Микояну. Винс Скрябин, без сомнений, соврал бы, не меняясь в лице. Микоян же был более расположен к искренности.
Это значит... что? Допустим, вы из того меньшинства, которому не нравится законопроект Джо Стила. Станет ли коп или агент министерства юстиции стучаться в вашу дверь или хватать прямо на улице? Чарли покачал головой. Это Америка, а не какая-то жалкая страна за далёким морем. Тут подобное невозможно.
- Короче, - мягко и добродушно продолжил Микоян. - Джо Стил доволен тем, что вы сделали. Он просил передать вам благодарность, что я и делаю. Увидимся.
- Что это такое было? - спросила Эсфирь, когда Чарли повесил трубку.
- Это было из Белого Дома, Микоян. - Если в голосе Чарли слышалось изумление, что ж, так оно и было. - Джо Стилу понравилась моя статья.
- Это хорошо или плохо?
- Хрен знает. - Чарли отправился на кухню и налил себе кое-чего крепкого.
Спустя неделю, законопроект по восстановлению Среднего запада прошёл Сенат. Джо Стил своей подписью дал ему силу закона. Чарли оказался среди журналистов, которых он пригласил на церемонию подписания. Пока Джо Стил ставил свою размашистую подпись, по правую руку от него стоял Дж. Эдгар Гувер. Гувер выглядел даже более обрадованным этим законом, чем его босс. Вид счастливого Гувера заставил Чарли усомниться в том, правильно ли он поступил.
***
Роялисты не покинули Францию ни после Великой французской революции, ни во времена Наполеона, ни даже после Третьей революции*. Роялисты до сих пор существовали во Франции, убеждённые, что династия Бурбонов должна править страной из Версаля. Народ говорил о роялистах, что те ничему не научились и ничего не поняли.
В Америке роялистов не было - ну, за исключением тех, кто поклонялся кинозвёздам и бейсболистам, сделавшим хоум-ран. Однако никто, даже эти поклонники, не желал видеть кинозвезду на посту президента. Это не означало, что в США не было тех, кто ничему не научился и ничего не понял. По эту сторону Атлантики таких людей называли республиканцами.
Едва на горизонте забрезжили выборы 1936 года, Республиканская партия, видимо, решила притвориться, будто первого срока Джо Стила никогда не существовало. "Слонов", вероятно, следовало назвать страусами, настолько уверенно они прятали головы в песок. Когда в марте Гитлер ввёл войска рейхсвера в Рейнскую область, никто из лидирующих кандидатов Республиканской партии не сказал об этом ни слова. В конце-то концов, всё это происходило на далёкой планете под названием Европа.
Джо Стил высказался. Чарли это отметил. В отличие от большинства политиканов-республиканцев, Джо Стил не происходил из семьи потомственных американцев. Сюда приехали его родители. Старый свет, по-прежнему, кое-что значил для него, равно как и для миллионов его соотечественников.
- Этими действиями Адольф Гитлер расторг Локарнские договорённости*, - заявил он в радиообращении. - Никто не принуждал Германию их заключать. Она сделала это по доброй воле. Германские и французские солдаты смотрят друг на друга, стоя по берегам Рейна с винтовками в руках. Если бы Франция сделала свой ход, она бы опрокинула Гитлера. Соединённые Штаты поддержали бы её всеми мерами, за исключением военных. Боюсь, теперь уже слишком поздно.
Фюрер, находясь по другую сторону Атлантики, показывал президенту фигу. Насколько Чарли было известно, процессом наслаждались оба. Они могли обзываться друг на друга, сколько душе угодно. Достать никто никого не мог.
- Джо Стил ничего не понимает в народной воле и национальном самоопределении, - ревел Гитлер. - Ещё никто не говорил ему, что он не имеет права укреплять свои границы.
- Добрым соседям не нужны укрепления, - возражал Джо Стил. - Наша граница с Канадой тянется на три тысячи миль без единого укрепления с обеих сторон. Для мира доверие значит больше, нежели бетон и пушки.
Всё это пролетало мимо ушей республиканцев. Они хотели перевернуть календарь обратно в 1931 год (строго говоря, они хотели вернуть его в 1928 год, во времена процветания, но никто, кажется, не знал, как это сделать). В одной из своих статей о состоянии Республиканской партии, Чарли процитировал мистера Дули*, остряка рубежа веков: "Риспубликанцы дали пендаля, ик! А щаз, когда вы проиграли, мы на вас дажж плевать не будем. Пррсто падайдите и палучите пендаля ишшо сильней, ик!".
Насчёт этих строк ему позвонил хихикающий Стас Микоян. Также он получил своего рода ответ от Уэстбрука Пеглера. Колумнист "Чикаго Трибьюн" поддержал Джо Стила в его борьбе с Гувером в 1932 году, но вскоре скис. Ему не нравилось ничего из того, что делал президент. Он швырнул в лицо Чарли, а заодно и Джо Стилу, другую цитату мистера Дули: "Человек, шо желаит за год выучить омара летать, содицца в дурку, бо шызоид, но человек, кто ришыл, шо выборрами можно сдел-блгл-лать ангилов из людёв, зовёцца "рыформатыр" и гуляит на свободе".
Прочитав статью Пеглера, Чарли непроизвольно рассмеялся, несмотря на то, что адресована она была ему. Эсфирь тоже посмеялась, когда он показал статью ей.
- Он тебя уел, Чарли, - сказала она, чего Чарли никак не мог отрицать. Затем она добавила: - Спорим, Джо Стил сочтёт её забавной.
- Неа. - Чарли покачал головой. - Микоян мог бы. Но Джо Стил и Скрябин вообще никогда не смеются.
Он отправился в Кливленд, посмотреть, кого республиканцы изберут участником гонки за президентское кресло. Герберт Гувер жаждал крови Джо Стила. Но неважно, насколько чёрной была метка у республиканцев, её было недостаточно. В первом голосовании выдвинули губернатора Канзаса Альфреда Лэндона. В напарники делегаты выдвинули ему чикагского газетного издателя Фрэнка Нокса (он издавал "Дэйли ньюз", а не "Трибьюн").
Лэндону было крепко за сорок лет. Выглядел он лучше Джо Стила; он мог быть проповедником или школьным учителем. Он желал всем добра. Чарли это видел. Гувер тоже желал всем добра. И к чему его это привело? С его именем ассоциировались трущобы и вчистую проигранные выборы.
- Я - человек от народа, - говорил он в приветственной речи. - Кто-то должен его защищать, поскольку Джо Стил обратился против него. Когда я был мальчиком, движение популистов* родилось в Канзасе. Если желаете, можете считать меня популистом.
Чарли эта речь понравилась. Цитата из Аброза Бирса* вероятно, могла оказаться забавнее цитаты из мистера Дули. Уже покойный, но далеко не забытый Бирс определял популиста, как "ископаемого патриота раннего сельскохозяйственного периода, найденного в красном стеатите*, что является базовой породой в Канзасе; характеризуется необычайно крупными ушами, которые, по утверждениям некоторых натуралистов, дают ему возможность летать, хотя профессора Морс и Уитни в своих исследованиях независимо друг от друга пришли к гениальному выводу, что, если бы он обладал этой способностью, то переместился бы куда-нибудь в другое место. В красочном описании того периода, фрагменты которого дошли и до наших времён, он упоминается как "Канзасская напасть".
Он всего лишь хотел повеселиться, использовав цитату из "Словаря дьявола". Однако порой, выражение прилипает. Порой, люди делают его прилипчивым, если считают, что это пойдёт им во благо. После того, как демократы объединились, чтобы снова выдвинуть Джо Стила и Джона Нэнса Гарнера, они тоже начали называть Альфа Лэндона "Канзасской напастью". Каждая политическая рекламка, вплоть до проездных билетов, использовала эту фразу.
- Коли я - "Канзасская напасть", тогда Джо Стил - напасть для всей страны, - заявил Лэндон. Он с гордостью носил на лацкане канзасский подсолнух. Но энтузиазма он вызывал не больше, чем овсянка на обезжиренном молоке. Его кампания подпрыгивала и чихала, но подняться и полететь она так и не смогла.
"Литературный дайджест" организовал опрос. Там предположили, что Лэндон возьмёт в два раза больше голосов выборщиков, чем Джо Стил. Чарли поинтересовался у Стаса Микояна, что тот об этом думает.
- Мы не за книжки голосуем, - ответил хитрый армянин*.
В день выборов люди заполнили избирательные участки. Едва участки начали закрываться, как стало очевидно, что "Литературный дайджест" не дотянулся до реальных результатов и трёхметровой палкой. В своё время Джо Стил обрушился на Герберта Гувера подобно оползню. В тот раз так говорили все. Из-за этого сочинителям заголовков пришлось придумывать новое слово, чтобы описать то, что он сделал с Альфом Лэндоном. Слово "лавина" оказалось одним из наиболее используемых.
Именно лавиной это и было. Джо Стил победил в сорока шести из сорока восьми штатов. "Куда Мэн, туда и Вермонт"* - пошутил один газетчик. Джо Стил получил более шестидесяти процентов во всенародном голосовании. Сидя у него на хвосте, демократы получили ещё больше сенаторов и депутатов, чем у них было раньше.
На Рождество Чарли и Эсфирь отправились в Нью-Йорк навестить семью и друзей. Ханука закончилась шестнадцатого числа, но мать Эсфири приготовила им латкес*. Чарли обожал латкес. Единственной проблемой было...
- Божечки, кажется, я проглотил шар для боулинга, - произнёс он, когда они выкатились из квартиры Иштвана и Магды Полгар.
- Шар для боулинга, приправленный луком, - сказала Эсфирь.
Чарли рыгнул.
- И это тоже, ага.
У Полгаров он мог не беспокоиться ни о чём, кроме переедания и изжоги. Когда они с Эсфирью отправились на обед с Майком и Стеллой, всё оказалось сложнее.
- Ну, что, твой дружок заполучил ещё четыре года - сказал Майк, едва они успели рассесться в стейк-хаусе. - Похоже, вы способны почти всегда одурачить большинство населения.
- Майк, на этот счёт я скажу тебе две вещи, - ответил Чарли. - Первое: Джо Стил мне не дружок. Просто, я работаю в Вашингтоне, поэтому много пишу о политике.
- Ты присосался к этим калифорнийским бандитам, вот, чем ты занят, - сказал Майк.
Чарли вскинул руки, сдерживая гнев.
- Второе: мы приехали сюда, чтобы повидаться с людьми, которые нам важны...
- Которых мы любим, - вставила Эсфирь.
- Которых мы любим. - Чарли кивнул. - Верно. Мы ехали сюда не для того, чтобы пререкаться о политике. Это совсем не весело. Ладно?
Майк хмурился. Чарли гадал, не пропустил ли он пару-тройку рюмок перед тем как пойти сюда. Стелла коснулась руки Майка. Тот начал было её стряхивать, но передумал. С чем-то похожим на серьёзное усилие, Майк кивнул.
- Ладно, Чарли. Поступим по-твоему. Ради старых добрых времён.
- Ради старых добрых времён, - радостно согласился Чарли. Он не желал ссориться с братом, особенно на публике. Он приехал в Нью-Йорк хорошо провести время, а не скандалить.
Он взял стейк на косточке. Эсфирь выбрала нью-йоркский стрип. Они отрезали по кусочку и передали друг другу. Майк и Стелла поступили точно так же с выбранным им филе и выбранной ею телячьей отбивной. У брака есть свои преимущества. Когда идёшь есть вместе, можешь за раз попробовать два разных блюда.
Однако, не считая еды, обед не задался. Чарли разок вздохнул, когда после прощаний, рукопожатий и объятий, они вернулись в отель.
- Несмотря на то, что мы о нём не упоминали, слон по-прежнему оставался в комнате, - сказал он.
- Все слоны лежат на спинах, задрав ноги кверху, - сказал Эсфирь.
Он скорчил ей мину.
- Ты поняла, о чём я. Он решил, я продался. Может, он не сказал об этом вслух, но он так считает. А ещё мне кажется, его бесит Джо Стил, ему не нравится ничего, что делает этот человек. А он сделал кое-что хорошее, чёрт подери.
- Может, кое-что, - задумчиво произнесла Эсфирь. - Но за всё нужно платить. И теперь у нас есть ещё четыре года, чтобы выяснить, насколько высокой окажется цена.
***
В народе говорят, что март врывается, словно лев. Если март врывается, словно лев, тогда 20 января, врывается, как... что? Наверное, как Tyrannosaurus rex. Двадцатая поправка передвинула день инаугурации на шесть недель назад, но погоду она передвинуть не могла.
Строго говоря, погода была самой мерзкой, какая только могла быть в Вашингтоне. Почти четверть миллиона человек прибыла в столицу государства, чтобы посмотреть, как Джо Стил приносит присягу на своём посту во второй раз, и почти обо всех них Чарли мог сказать, что они пожалели, что не остались дома. Несколько тысяч скопились на Юнион-Стейшн и дальше никуда не пошли. Возможно, это были самые везучие, либо самые смышлёные.
Было холодно. Было сыро. Было мерзко. Дождь начался ещё до рассвета и не прекращался весь день. Утром дождевые капли начали замерзать и превращаться в мокрый снег. К полудню градусник поднялся выше нуля - на целый градус выше нуля. Дрожа в пальто и под зонтом, Чарли желал поскорее оказаться дома в постели. Как можно скорее.
Джо Стил явился на церемонию так, словно на улице было двадцать три градуса, и на небе ни облачка. Джо Стил, насколько мог судить Чарли, всегда, несмотря ни на что, шёл вперёд с чётким планом действий. Если на его пути становились люди, он шёл сквозь них, или поверх через них. Если на его пути становилась погода, он её игнорировал.
Всё это означало, что Чарльз Эванс Хьюз также должен был явиться на церемонию. Председателю Верховного суда было за семьдесят. Глядя на капли воды, стекающие с его носа и бороды, Чарли надеялся, что этот бедный старик не сляжет с пневмонией и не помрёт. Разве, не случалось нечто подобное с кем-то из прежних президентов? С Уильямом Генри Гаррисоном*? Ему казалось, что да, но без проверки он не мог быть в этом уверен. С другой стороны, мог ли Джо Стил надеяться, что Хьюз помрёт от пневмонии, дабы он мог подобрать более сговорчивую замену? Чарли решил про себя, что такая мысль скорее пришла бы в голову Майку.
Президент принял присягу примерно в двадцать минут двенадцатого. Дождь полил ещё сильнее, чем прежде. Агент Секретной службы держал зонт над головой Джо Стила. Ещё один держал зонт над микрофоном. Чарли наблюдал за всем этим с некоторым опасением. А по такой погоде микрофон тебя не закоротит?
Президента это не волновало. А если и волновало, Джо Стил этого не показывал. Не показывать свои тревоги было одной из его сильных сторон. Неподалёку от Чарли стояли Лазар Каган и Стас Микоян и выглядели они жалко. Даже Скрябин, возможно, хотел оказаться где-то в другом месте, хотя его лицо оставалось почти таким же непроницаемым, как и у босса.
- Мы завершили первый Четырёхлетний План. Мы продолжим с новым Четырёхлетним Планом. - Джо Стил сделал свою программу такой же неумолимой, как и он сам. - Первый план заложил фундамент движению вперёд по восстановлению нашей страны. Теперь на этом фундаменте мы будем строить. Могущественные люди, которые обрели своё могущество путём уловок и хитрости пытались меня остановить, но они проиграли. Люди видят их ложь. Мы пойдём вперёд, и там нас ждут лучшие дни.
Он замолчал в ожидании аплодисментов. Он их получил, но они вышли прохладными и приглушёнными. Все вокруг слишком промокли, чтобы демонстрировать энтузиазм, а постоянный дождь топил звук хлопков.
- Я буду работать без отдыха, чтобы обеспечить безопасность нашей великой страны, как внутри неё, так и за рубежом, - сказал президент. - Никаким вредителям не будет позволено встать на пути прогресса, либо саботировать его. Никакому иноземному врагу не будет позволено бросить нам вызов. Мы бросаем вызов и "красным" и фашистам. Ни одна из этих зараз не достигнет наших берегов!
Очередная пауза для аплодисментов. Снова сырые хлопки. Чарли решил, что инаугурационная речь будет хорошо читаться, но никто, возможно, за исключением Джипси Роуз Ли*, не сумеет возбудить эту толпу, а сама Джипси Роуз Ли, скорее всего, замёрзнет насмерть, если явится сюда в том, что она обычно носит.
Джо Стил шёл дальше. Он обещал рабочие места. Он обещал еду. Он обещал плотины, шоссе и каналы. Он обещал боевые корабли на море, боевые самолёты в небе и танки на земле. Микрофон не ударил его током. Чарли не знал почему, но этого не случилось.
Закончив речь, Джо Стил остался на трибуне на открытом воздухе, наблюдая, как мимо проходят солдаты, танки и парадные оркестры. В этот раз никто не держал зонт над его головой. На нём была лишь знакомая твидовая кепка. Согласно программке, в небе должны появиться бомбардировщики, но эту часть пришлось отменить. Никто бы не увидел самолёты сквозь тёмный толстый слой облаков.
Когда он возвращался в Белый Дом, то ехал от Национальной Аллеи в той же машине с открытым верхом. Чарли тоже находился в открытой машине, в восьми или десяти автомобилях позади президентского. Люди, выстроившиеся вдоль улицы, махали ему и другим дрожащим промокшим журналистам, сочтя их какими-то важными чиновниками. Пара человек махала им в ответ. У Чарли сил на это не было.
Агенты Секретной службы торопили репортёров заходить в Белый Дом. Проходя мимо президентской машины, Чарли заметил, что на полу пассажирского отделения набралось с пару сантиметров воды. Видимо, часть всего этого досталась и тому, кто там ехал.
Цветные повара и слуги раздали горячий кофе, чай и закуски. Негр-бармен в смокинге ожидал заказов посерьёзнее. Если он не разбогател от чаевых, что оставляли ему благодарные джентльмены от прессы, значит, они были ещё большими нищебродами, чем о них думали.
- Буду жить, - произнёс Чарли, покончив с чашкой кофе и рюмкой бурбона.
- Я должен выбраться из этих промокших шмоток и залезть в сухой мартини, - бессовестно процитировал кинореплику другой журналист.
Чарли размышлял над ещё одной порцией бурбона - в качестве антифриза, разумеется - когда к нему подошёл Лазар Каган. Коренастый еврей надел сухой пиджак, но рубашка под ним всё ещё липла к телу.
- Президент хотел бы поговорить с вами пару минут, - сказал он.
- Правда? - Чарли гадал, в насколько крупные неприятности влип. Джо Стил был не самым общительным президентом, из тех, что возглавляли страну. Он редко говорил ради просто разговора.
Каган провёл Чарли из комнаты для прессы в кабинет президента, овальное помещение над Голубой комнатой. Джо Стил сидел за массивным столом, сделанным из калифорнийского красного дерева с гранитной столешницей. Президент энергично пыхтел трубкой. Пока мимо шли солдаты и музыканты, ему приходилось обходиться без неё. На улице никто не смог бы её прикурить.
- Здравствуйте, Салливан, - сказал Джо Стил, голос у него был дружелюбный, а глаза, как всегда, полуприкрыты.
- Господин президент, - осторожно произнёс Чарли. Он решил добавить: - Удачи вам на новом сроке, сэр.
- Благодарю. Вообще, я благодарю вас дважды. Вы немного поспособствовали с "Канзасской напастью".
- Вообще-то, это не моё. Я просто взял цитату и использовал.
"Лучше сам ему всё расскажу", - подумал Чарли.
- О, да. - Джо Стил кивнул. Пусть и в расслабленном состоянии и куря, но он излучал угрозу, как даже притушенный огонь излучает жар. - Но вы её взяли, и она прилипла к Лэндону, словно репей. Один из самых лёгких способов одолеть человека - это заставить его выглядеть нелепо.
- Да, сэр. - Как и любой другой репортёр, Чарли об этом знал. Но репортёры не делали так, чтобы это звучало, как диагноз, как поступил Джо Стил.
Президент подался вперёд в сторону Чарли.
- Да, я должен вам благодарность, в некоторой степени. Впрочем, вашего брата я не благодарю. - На мгновение огонь оказался не притушен, и опасность вырвалась наружу.
Сглотнув, Чарли сказал:
- Господин президент, я не знаю, что могу с этим поделать.
- Не знаете? Очень плохо.
Джо Стил сделал лёгкое едва заметное движение левой ладонью. Чарли покинул кабинет. Ну или, если хотите начистоту, Чарли позорно бежал.
Х
Даже не самому общительному президенту приходилось общаться. Этого требовала современная политика. Если всё время оставаться в Вашингтоне, люди начнут о тебе забывать. А если вспомнят, то могут решить, будто ты прячешься не без причины. Радио и кинохроника немного помогали, но всего они сделать не могли. Настоящим людям необходимо видеть настоящего президента, в противном случае, он перестанет быть настоящим.
Именно поэтому Джо Стил сел в поезд из Вашингтона до Чаттануги, дабы отпраздновать завершение строительства одной из плотин, что снизит затопляемость долины реки Теннеси и даст электричество миллионам жителей по соседству. Чарли оказался среди репортёров, приглашённых путешествовать вместе с ним. В те дни президент замечал Чарли. Как в случае с тем парнем, которого облили смолой, изваляли в перьях и выпнули из города на первом поезде, Чарли предпочёл бы пойти пешком, чем получить такое внимание.
Он играл в покер и бридж с другими репортёрами в вагоне, а также с Микояном и Скрябиным. Микоян лучше играл в бридж, чем в покер. Винс Скрябин был докой в обеих играх - его невыразительное лицо подходило для любых занятий.
- Правительство мало вам платит? - проворчал Чарли, когда Молоток сыграл "малый шлем"* на бубях.
- Когда речь заходит о таких вещах, как деньги или власть, разве применимо слово "мало"? - отозвался Скрябин.
Не имея ничего сказать достойного в ответ, Чарли решил промолчать.
Помимо карт, время убивала книга "Унесённые ветром". Чарли сопротивлялся ей с прошлого лета, когда она вышла, хотя Эсфирь, вместе со всей страной, сходила по ней с ума. Однако путешествие поездом, и тем более - на Юг, не оставило ему никаких оправданий. Нет, мало, что лучше хорошей толстой книги поможет забыться под стук колёс. В отличие от колоды карт, после покупки книга ваших денег больше не потребует.
Вот, он и продолжал перелистывать страницы. Он продолжал бы их перелистывать и сидя в гостиной в мягком кресле-качалке. Он понимал, почему все вокруг проглатывали эту книгу за один присест.
Ну, почти все. Он ужинал в вагоне-ресторане, сидя за столом напротив Стаса Микояна. Он ел швейцарский стейк*, который мог быть и хуже, но, впрочем, мог быть и получше. Когда цветной официант унёс его тарелку на подносе, Чарли сказал:
- Интересно, что он думает об "Унесённых ветром"?
- Я видел, как вы её читали, - сказал Микоян. - Я прочёл её от корки до корки в том году, когда после выборов смог немного освободиться. Писать она умеет - на этот счёт двух мнений быть не может.
- Она, конечно, умеет. Но, что, по вашему мнению, думают об этой книге негры?
Микоян ответил вопросом на вопрос:
- А, что вы думали бы, будь вы негром?
Чарли обдумал этот вопрос.
- Полагаю, я бы ударил Маргарет Митчелл прямо по морде, только после этого меня бы вздёрнули.
- Да, вздёрнули бы, - произнёс Микоян... печально? - Когда я приехал из Калифорнии, сегрегация в Вашингтоне стала для меня откровением. И, поскольку вы из Нью-Йорка, думаю, то и для вас тоже.
- Ну, ладно, это странно, - сказал Чарли. - После Гражданской войны, на Юге поняли, что им придётся освободить негров, но не позволили им стать равными. И на этой точке мы находимся с тех пор.
- Да, находимся, - сказал Микоян. - А останемся ли мы там же после всего - это уже другой вопрос.
- Вы говорите за Джо Стила?- спросил Чарли, навострив уши. Он не мог придумать ничего, что могло бы стоить президенту значительной части его огромного политического влияния. Впрочем, попытка добиться равноправия для негров на "глубоком Юге" могла бы и сработать в этом направлении.
- Нет, всего лишь за Анастаса Микояна. - Помощник Джо Стила спешно покачал головой. - Не забывайте, я армянин. В Армении мой народ находился у турок на положении ниггеров. Это было неправильно тогда, неправильно и сейчас. Армяне, негры, евреи - не должно быть никакой разницы. Все мы - люди. И все заслуживаем одинакового обращения.
- От меня вы возражений не дождётесь, - сказал Чарли.
- Знаете, именно это привлекает людей в "красных", - продолжал Микоян. - Если бы они следовали принципу "от каждого по способностям, каждому по потребностям", у них что-нибудь и вышло бы. Но они ему не следуют, не более, чем нацисты. Это одна из причин, почему Джо Стил так ненавидит Ленина и Троцкого. Они лишь нашли для себя новое оправдание своей тирании. Вместо того делать так во имя одного народа, как Гитлер, они заявляют, что делают так ради всего человечества...
-...и в конечном итоге, им приходится делать так ради всего человечества, - закончил за него Чарли.
Микоян коротко улыбнулся.
- Именно так. Делают.
- А что насчёт тех, кто заявляет, будто Джо Стил поступает с США именно так, как Ленин и Троцкий поступили с Россией? - поинтересовался Чарли.
- Эти люди - куски говна, вот, что, - сказал Стас Микоян.
Вероятно, Чарли моргнул, потому что армянин выдавил горькую усмешку.
- Простите. Я выразился достаточно понятно для вас?
- О, вполне достаточно.
На кончике языка Чарли, словно на краю трамплина в бассейне, прыгали другие вопросы: о Франклине Рузвельте, о Хьюи Лонге, о Верховном суде, об отце Коглине. Да, они прыгали туда-сюда, но не срывались с него. В бассейне под этим трамплином не было воды, ни единой капли. Вы ударитесь о бетонное дно, и разобьётесь, а оно нет.
***
Со своими ста двадцатью тысячами населения, Чаттануга произвела на Чарли впечатление захолустья. В общем-то, Вашингтон также производил на него впечатление захолустья. Когда растёшь в Нью-Йорке, единственное место в мире, не производящее впечатление захолустья - это Лондон. То, что большинство населения Чаттануги говорило, как южане - коими они и являлись - никак не помогало справиться с этой захолустностью.
Джо Стил остановился в отеле "Роуд Хаус", что в паре кварталов от Юнион-Стейшн. Чарли решил, что если бы Юг победил в Гражданской войне, вокзал назывался бы Конфедерат-Стейшн. Отель был построен во время бума середины 1920х. Вестибюль был обшит панелями из орехового дерева, дабы продемонстрировать шикарность отеля. Здание было двенадцать этажей в высоту, что делало его одним из самых высоких в Чаттануге. Натуральное захолустье.
Ресторан оказался приличным, и, на удивление, дешёвым. Чарли заказал осетра, которого никогда прежде не пробовал.
- Прямичком оттудова с реки Теннеси, сэ' - произнёс официант. - И мощнецки хорош.
Вкус был рыбным, но он не был похож на ту рыбу, что Чарли приходилось есть прежде. Вряд ли он назвал бы его "мощнецки хорошим", но блюдо оказалось весьма неплохим.
Кортеж отвёз президента, его помощников и журналистов, что освещали его дела, к Мемориальному концертному залу солдат и моряков, где он должен был выступить. Долго кортежу ехать не пришлось - концертный зал находился всего в четырёх кварталах к северо-востоку от отеля. Но всё равно, на тротуарах стояли люди, собравшиеся посмотреть на проезд президента. Стоял погожий весенний день, непохожий на тот ужас, с которого начинался второй срок Джо Стила.
То тут, то там, какой-нибудь мужчина, или женщина, а чаще ребёнок, размахивал американским флажком. Большая часть жиденькой толпы выглядела дружелюбно, хотя, один мужик выкрикнул вслед машине президента: "Кто убил Хьюи Лонга?". Чарли заметил, как к нему подбежал коп и пихнул его. Машина, в которой сидел Чарли, не позволила рассмотреть, что случилось, если вообще случилось, с этим горлопаном.
Концертный зал занимал целый городской квартал. Не Мэддисон Сквер Гарден, конечно, но и маленьким он не был - главный зал мог вместить более пяти тысяч человек. Да и заполнился он быстро. Не каждый день в Чаттанугу приезжает президент. Чарли задумался, приезжал ли президент в Чаттанугу чаще, чем раз в десятилетие.
Вместе с прочими журналистами он разместился на сцене. Их посадили в стороне и затемнили, дабы народ мог смотреть на человека у трибуны, а не на них. Чарли заметил низенькую, широкую деревянную приступку за трибуной. Толпа её не заметит, но так Джо Стил будет выглядеть выше, чем на самом деле. Он тихо хихикнул. Журналисты подмечали такие вещи, но обычно не писали о них. Политики должны хранить кое-какие тайны.
Репортёры также забавлялись, наблюдая за теми, кто смотрел на президента. Корреспондент "Вашингтон Пост-Хералд" из президентского пула, пихнул Чарли и прошептал:
- Глянь на того солдатика в первом ряду. Он так взволнован, что сейчас в штаны надует.
Он тоже глянул. То был молодой офицер - капитан, решил Чарли, глядя, как отсвечивал свет лампы от серебряных плашек на его плечах. Он ёрзал так, словно в штаны ему запустили ворох муравьёв. Глаза его были так широко открыты, будто он проглотил восемнадцать чашек кофе. Даже с немалого расстояния Чарли мог разглядеть белки вокруг радужки его глаз.
- А ведь Джо Стила всё ещё нет, - прошептал в ответ Чарли. - Может, он эпилептик какой-нибудь, или типа того, и готовится устроить нам представление.
- Это немного оживит обстановку, не так ли? - сказал парень из "Таймс-Хералд".
- Да буду рад если хоть что-нибудь сможет, - ответил Чарли. Он присутствовал при слишком многих речах.
Появился мэр Чаттануги, дабы поприветствовать собравшихся и президента. Вышел инженер, руководивший местной плотиной, который рассказал, какой же прекрасной она была. К сожалению, говорил он, как инженер и был настолько зануден, что мог заменить собой снотворное. Когда он остановился, народ облегчённо захлопал.
Вышел конгрессмен Сэм МакРейнольдс, который много лет представлял Чаттанугу и третий округ Теннеси. Он никак не был связан - Чарли проверил - с бывшим судьёй Джеймсом МакРейнольдсом; тот почтенный человек был родом из Кентукки. Только садист заставил бы брата или кузена казнённого им человека представлять его толпе.
Конгрессмен МакРейнольдс объявил Джо Стила.
- Он уделяет внимание Теннеси! - воскликнул МакРейнольдс так, словно объявлял о чуде Господнем. - Он уделяет внимание маленьким гражданам, забытым гражданам Теннеси. И, вот он - президент Соединённых Штатов Джо Стил!
Он так надсаживался, будто объявлял о выступлении Бинга Кросби*, или какого-нибудь другого популярного певца. И толпа отвечала ему, как будто так оно и было. Тот армейский капитан набил на ладонях синяки, хлопая ими. Впрочем, на трибуну вышел никакой не прилизанный, симпатичный и весёлый певец. Это был просто Джо Стил, ястребиное лицо, густые усы, чёрный костюм, который мог быть снят с вешалки где-нибудь в "Сирс"*.
Он оглядел аудиторию из-за трибуны. Чарли видел лежащие перед ним листы с речью, которые сидящие в зале видеть не могли. Джо Стил поднял руку. Аплодисменты стихли.
- Благодарю, - произнёс президент. - Спасибо вам большое. Приятно видеть такое напоминание, что люди переживают за меня, пускай в газетах пишут иначе. - Он вызвал несколько смешков. Подобное сухое колючее остроумие было единственным, каким он мог похвастаться. - Также очень приятно прибыть в Чаттанугу, потому что...
- Я покажу, что люди о тебе думают, кровавый ты сукин сын! - провизжал армейский капитан.
Он вскочил на ноги, выдернул из кобуры служебный пистолет и открыл стрельбу.
Чарли показалось, что "45-й" успел пролаять дважды, прежде чем агенты Секретной службы открыли ответный огонь. Он был уверен, что капитан смог выстрелить ещё раз уже после того, как его самого подстрелили. На груди его мундира проступили красные пятна. Он завалился на спину и выстрелил в последний раз, в потолок.
Несколько человек из толпы, что находились рядом с ним, также кричали, истекая кровью. Чарли понятия не имел, ни сколько агентов Секретной службы пытались пристрелить неудавшегося убийцу, ни сколько пуль они при этом выпустили. Очевидно было одно: не все пули попали в того, кому они предназначались. Пуля, выпущенная нервным торопливым стрелком, могла улететь куда угодно.
Джо Стил опустился на колено позади трибуны.
- Господи Иисусе! - воскликнул парень из "Таймс-Хералд". - Если этот ублюдок его убил, президентом станет Джон Нэнс Гарнер, и тогда помоги нам всем Господь!
Чарли едва его слышал. От стрельбы его парализовало. Ему даже не хватило ума лечь на сцене, сделав из себя мишень поменьше - у него не было боевых рефлексов, выдрессированных во время Великой войны, поскольку он прибыл во Францию уже после прекращения боёв. Он просто сидел на месте и таращился, как все остальные. Теперь же он вскочил и подбежал к Джо Стилу.
Президент прижимал обе ладони к левой стороне груди. Чарли заметил, что между его пальцами по рубашке текла кровь. Спустя мгновение он и сам ощутил её горячий металлический запах.
- Господин президент, вы в порядке? - проблеял он классический идиотский вопрос.
К его удивлению, Джо Стил кивнул.
- Да, либо мне так кажется. Пуля меня задела и отскочила от ребра. Оно, вероятно, сломано, но если я не ошибаюсь совсем сильно, внутрь она не прошла.
- Ну, хвала небесам! - сказал Чарли. - Разрешите взглянуть?
Джо Стил, морщась, убрал руки. Действительно, на рубашке был продолговатый порез, а не круглая дырка. Чарли расстегнул пару пуговиц и задрал майку президента. Ниже и слева от левого соска Джо Стила виднелся кровоточащий порез, однако волосатая грудь пробита не была.
- Того мудака, что в меня стрелял, достали? - спросил он - возможно, не самые достойные президента слова, зато произнесены они были от чистого сердца.
- Да, сэр. В нём дырок больше, чем в дуршлаге, - ответил Чарли. - Несколько человек рядом тоже задело.
Джо Стил отмахнулся от этих слов, как от чего-то незначительного.
- Он мёртв? Очень плохо. Живым он мог бы отвечать на вопросы. - Чарли не хотелось бы отвечать на вопросы того рода, которые горели в президентских глазах.
Кто-то схватил Чарли сзади и отшвырнул в сторону. Он приземлился на копчик о навощённые доски сцены. Больно было жутко - он увидел звёздочки перед глазами. Однако он придавил готовый вырваться наружу крик. Во-первых, сотрудник Секретной службы, который отшвырнул его в сторону, всего лишь выполнял свою работу. Во-вторых, он здесь был далеко не самый тяжело раненый.
- В зале есть доктор? - выкрикнул агент возле Джо Стила.
Несколько врачей там было. Оглядываясь, Чарли увидел, как они делали всё, что могли для раненых возле убийцы. По зову на сцену запрыгнул мужчина с прилизанным чубчиком и поспешил к помощнику президента.
- Глянь-ка сюда, - сказал один агент Секретной службы другому. - Глянь на эти, как их там, хромированные штуки для усиления или украшения, или хер его знает, для чего. - Он указал на трибуну. - В неё попала пуля и ушла в сторону. Иначе она могла бы попасть боссу прямо в грудь.
- Так бы всё и было, это уж точно, блин. Никому не захочется словить "45-ю", во фронт, - ответил его приятель.
- Кто стрелял в президента? - спросил Чарли.
Похоже, они вспомнили, что он находился рядом.
- Пока не имеем понятия, - сказал один. - Но мы выясним, и выясним, кто за ним стоял. О, да. Уж, не сомневайся.
***
Новость о попытке убийства разлетелась кричащими заголовками по всей стране - да, что уж, по всему миру. Также она стала причиной самого крупномасштабного расследования после похищения Линдберга. Дж. Эдгар Гувер ежедневно выплёвывал прессе крупицы фактов, ну или того, что он сам называл фактами.
Ни у кого не было сомнений в том, что убийцу звали капитан Роланд Лоуренс Саут из Сан-Антонио. Ему был тридцать один год, выпускник Вест-Пойнта*, получивший вторые плашки всего за несколько дней до своей судьбоносной и роковой встречи с Джо Стилом. В военной академии он проявил себя очень хорошо. Люди говорили, что он был готовым генералом, ну или мог бы быть им, если бы его не начало затягивать в политику.
Гувер вгрызался в дело, подобно старательному бобру. Он перемолачивал дерево слухов за деревом, чтобы добыть щепки фактов, одну за другой. И щепки эти вели вверх по цепочке командования. Как и многие другие люди с блестящим будущим впереди, Роланд Саут завёл высокопоставленных друзей. Множество офицеров с более высоким званием были знакомы с ним лично либо были в курсе, кто он такой.
По общим отзывам, капитан Саут не стеснялся высказывать свои мысли относительно Джо Стила. Никто из его друзей с высокими званиями не стал докладывать о подобном выражении мнения.
- Это тревожит, - говорил Дж. Эдгар Гувер. - Очень тревожит. Эти люди заявляют, что не стали на него доносить, потому что считали все эти разговоры простой болтовнёй и даже вообразить не могли, что он достанет оружие и попытается убить президента. Но вы задумайтесь - не могли ли они молчать, потому что были согласны с ним?
Джо Стил вышел в эфир, чтобы заявить:
- Граждане Америки, я хочу, чтобы вы собственными ушами услышали, что я жив и в добром здравии. Рентген показал, что пуля, выпущенная капитаном Саутом, повредила ребро. Охотно в это верю. Когда я кашляю, оно жутко болит. Однако доктора утверждают, что через шесть недель я полностью восстановлюсь. Капитан Роланд Лоуренс Саут - всего-навсего очередной вредитель, который попытался засунуть палку в колёса Америки на пути к прогрессу.
- Он дважды за минуту назвал его "капитан Саут", - сказала Эсфирь, когда они с Чарли слушали президента, сидя у себя в квартире. - Он хочет, чтобы люди запомнили, что он из армии.
- Угу. - Чарли кивнул. - Ещё он и его люди уже упоминали о вредителях, но сейчас он вроде как сделал на этом акцент.
Тем временем, Джо Стил продолжал:
- Мы уже встречали множество вредителей в высших эшелонах. Вредители развращали работу Верховного суда, пока мы всё не исправили. Хотя сенатор Лонг и был убит, не успев предстать перед судом, все доказательства указывают на то, что он тоже являлся вредителем. Отец Чарльз Коглин вредил учению церкви, пытаясь разрушить американский образ жизни. И эта попытка меня убить демонстрирует, что вредители могут окопаться в высших эшелонах армии. Сила, которая должна защищать нашу обожаемую страну, может повернуться против нас.
- Ого, - произнесла Эсфирь.
- Это уж точно - "ого", - согласился с ней Чарли. - Похоже, кто-то намерен бросить перчатку.
Так и было.
- Мы должны добраться до самой сути, - сказал президент. - Мы должны быть уверены, что наши суды, наши законодатели и наши солдаты будут исполнять свой долг, как положено. Я назначил мистера Дж. Эдгара Гувера главой нового Государственного Бюро Расследований - сокращённо, ГБР, дабы он расследовал случаи вредительства и вырывал их с корнем, когда найдёт.
- Вау, - произнёс Чарли.
Его жена выразилась несколько иначе:
- Охохонюшки!
- Не все случаи вредительства происходят на высоком уровне. Нам об этом известно, - продолжал Джо Стил. - Торговец, который обвешивает покупателей, фермер, который разбавляет молоко водой перед продажей, журналист, который распространяет антиамериканскую ложь, автопроизводители, чьи машины разваливаются всего через неделю после того, как выедут за пределы автосалона. Разве все они - не вредители? Разумеется, вредители. У ГБР будут все полномочия, чтобы ими заняться.
- Охохонюшки, - повторила Эсфирь. - У Гитлера есть Гиммлер, у Троцкого есть Ягода, а теперь у Джо Стила появился Дж. Эдгар Гувер.
- Не думаю, что всё настолько плохо. Надеюсь, что нет. - Однако разум Чарли был похож на гнездо галок. Ему пришла на ум последняя строчка из рассказа Эдгара Аллана По: "И Красная Смерть безгранично властвовала над всем".
Как обычно, его жена оказалась более прагматичной.
- Он говорил о репортёрах, Чарли. Он их выделил. Если ты напишешь статью, которая ему не понравится, не схватит ли тебя кто-нибудь из этого новоявленного сверхмодного ГБР, не вручит ли тебе лопату и отправит рыть канал через Вайоминг?
- Я... надеюсь, нет, - медленно произнёс Чарли. Несколько секунд он покусывал внутреннюю часть нижней губы. - Всё же, позвоню завтра утром в Белый Дом и выясню, что происходит.
- Хорошо. Я сама хотела тебе об этом сказать, - проговорила Эсфирь. - Рада, что ты сам всё сообразил.
- Да, дорогая, - сказал Чарли, что в устах мужа никогда не являлось неверным ответом.
***
Когда Чарли прибыл в Белый Дом, он попросил о встрече с Винсом Скрябиным. Он ожидал самого худшего, и что именно Молоток расстреляет его с двух рук. Однако его перевели на Лазара Кагана. Администратор сказал:
- Мне жаль, мистер Салливан, однако мистер Скрябин в данный момент полностью занят другими делами.
Эта фраза являлась более вежливым аналогом фразы "Возвращайся к своим газетёнкам", однако, столь же бесполезным. Каган оказался чуть более полезен, нежели "Возвращайся к своим газетёнкам", но не сильно. Почёсывая двойной подбородок, он произнёс:
- С моей точки зрения, Чарли, лично вам беспокоиться не о чем.
Чарли не был уверен, хорошие это новости или плохие.
- Я здесь не только ради себя. Вокруг меня целая толпа народу. И, насколько я помню, Первую поправку* пока никто не отменял.
- Господи, никто и не говорит об её отмене. - Каган развёл в стороны пухлые руки, апеллируя к разуму. Затем он погрозил пальцем под носом у Чарли. - Но и нельзя в переполненном зале кричать "Пожар!". Держите эту мысль в уме.
- Да, да. Но кто-то может заявить, что президент неправ, либо он несёт чепуху, и не кричать, при этом, "Пожар!". За такое нельзя тащить в тюрьму, особенно после "Законов об иностранцах и подстрекателях"*.
- Мы боремся с вредителями везде, где найдём, - заявил Каган, что могло означать всё, что угодно. - Нынче политика жёстче, чем игра в футбол. Если будем проявлять слабость, то проиграем.
- Политика всегда была жёстче футбола, - сказал Чарли. - И я объясню почему - в политике больше денег.
Он выждал. Никакой реакции от Лазара Кагана он не дождался. Когда он решил, что и не дождётся, то решил зайти с иной стороны:
- Чем сейчас занят Винс Скрябин?
- В смысле, что оказалось важнее встречи с вами? - Каган хмыкнул, довольный, что заставил Чарли завилять. - По факту, он налаживает работу с Дж. Эдгаром Гувером. Мы намерены навести порядок в собственном доме.
- В доме, то есть, в Вашингтоне, или речь обо всей стране? - спросил Чарли.
- Наведи порядок в Вашингтоне, но оставь страну такой, какая она есть, и через два года, в Вашингтоне снова начнётся бардак, - сказал Каган. - Наведи порядок в стране и в Вашингтоне всё будет спокойно, потому что народ сам выберет наилучших своих слуг.
- Удачи! - выпалил Чарли.
- Благодарю. - Голос Лазара Кагана звучал спокойно, счастливо и уверенно. Он говорил настолько спокойно, счастливо и уверенно, что Чарли усомнился, не случались ли у него приступы безумия.
Также он говорил настолько спокойно, счастливо и уверенно, что Чарли максимально поспешно вышел из его кабинета. Затем он мухой полетел к ближайшему питейному заведению. Обычно он не пил до обеда, но где-то солнце уже всяко клонилось к закату. После речи Джо Стила и недолгого разговора с Каганом, ему требовалось жидкое обезболивающее.
Он уже бывал в этой забегаловке. И с Джоном Нэнсом Гарнером здесь тоже встречался. Насколько помнил Чарли, вице-президент, что тогда, что сейчас, сидел на том же барном стуле. Возможно, Гарнер даже был одет в тот же костюм, впрочем, сигарета, что дымилась у него меж пальцев, вероятно, отличалась от той, что он курил во время первого срока Джо Стила. У Чарли не имелось доказательств тому, что с тех пор он вставал с этого стула.
Когда Чарли заказал двойной бурбон, Гарнер приподнял бровь.
- Собираетесь стать взрослым мальчиком, Салливан? - растягивая слова, произнёс он.
Чарли решил не вестись на подколку.
- Сегодня надо, - ответил он. Когда бармен ему налил, он отсалютовал стаканом. - В жопу репортёров и прочих пустозвонов! - провозгласил он и напиток пошёл вниз по трубе. Как и положено взрослому мальчику, он не закашлялся.
- За это я выпью. - Джон Нэнс Гарнер подтвердил слова действием. - Разумеется, я за что угодно выпью, блин. В этом вице-президент хорош - пить за что угодно, блин. Позволяет забыть о работе на председательстве в Сенате, скажу я вам.
- Ой, не знаю. - Бурбон ударил Чарли чисто "Луисвилль Слаггер"*. - Совсем недавно вы чуть было не получили самую высокую работу.
- Не. - Гарнер презрительно тряхнул головой. - Никакой тупорылый бесполезный армейский говнюк не сможет выписать Джо Стилу билет на тот свет, пусть даже он родом из Сан-Антонио. Джо Стил останется президентом столько, сколько пожелает, либо, пока сам Дьявол не захочет утащить его назад в ад.
- Назад в ад? - Интересное построение фразы.
- Ад, Фресно, без разницы.
Сколько и насколько крепко уже пьёт вице-президент? Достаточно долго, чтобы начать забывать грамматику. Он ткнул в Чарли жёлтым от никотина указательным пальцем.
- Я знаю, что с тобой не так. Ты послушал радио, и пришёл сюда заливать свой страх.
- Раз уж вы упомянули, - сказал Чарли. - Да.
- Сумасшедшая работка, не так ли?
- Страшная работка.
- Суть вот в чём. - Джон Нэнс Гарнер заговорил так, как будто Чарли ничего не говорил. - Джо Стил намерен делать всё, что пожелает, и никто не сумеет его остановить или, хотя бы, всерьёз задержать. Ты всё видишь, ничего не можешь изменить, поэтому вливаешься в общий поток, и всё в порядке. Я сейчас в порядке - всё хорошо. А начнёшь с ним бодаться, никакого счастливого конца своей сказке не жди.
Он поднял указательный палец, чтобы без слов заказать ещё выпить.
- Вы ведь во всём разобрались, не так ли? - поинтересовался Чарли.
- Джо Стил со всем разобрался, - ответил Гарнер.
Он принялся за свежий бурбон. Чарли тоже поднял указательный палец. Одного двойного бурбона ему было недостаточно, не этим утром.
***
Стояло лето. Под солнцем, среди влажности, Вашингтон ощущался так, будто Господь закатал его в скороварку. Где-то на юге гремели грозы. Но даже дождь не мог удалить всю влагу из воздуха.
Бейсбольные "Сенаторз" увязли в провальном сезоне. Они были не на последнем месте, куда их определила молва, но и дальше они не двигались. Пару лет назад они вернули Баки Харриса, чтобы тот ими управлял, но не помогло. Будучи совсем молоденьким менеджером в двадцатые, он привёл их к двум чемпионствам. Какой бы магией он тогда ни воспользовался, она исчезла, подобно быстро растущему фондовому рынку.
У сенаторов, которые свои игры проводили в Капитолии, год также не задался. Время от времени, Джо Стил вносил какой-нибудь законопроект, ужесточавший наказание за одно, или объявлявший федеральным другое преступление. Сенаторы и депутаты проводили их в темпе джиги, один за другим. Джо Стил своей подписью придавал им силу законов. Судья нижней инстанции, объявивший пару из них неконституционными, закончил в инвалидной коляске, парализованный ниже пояса после страшной автомобильной аварии. Пока он лежал в больнице, Энди Вышински подал апелляцию на его решения, и окружной суд их отменил. Дела двигались дальше.
Чарли и Эсфирь завели разговор о детях. Чарли был убеждён, что пользоваться резинками - грех. Это его не останавливало; зато было в чём исповедоваться. В церковь он ходил не так часто, как хотелось бы его матери. Если бы он ходил туда так регулярно, как хотелось Бриджит Салливан, на другие дела у него не осталось бы времени.
Лето было сезоном, скудным на новости. Японцы откусили немалый кусок от Китая, но кого увлечёт убийство одних узкоглазых другими узкоглазыми? В Америке уж точно никого. Гитлер орал на Австрию, а ещё на Чехословакию, за то, как в Судетах обращались с местными немцами, но кто по эту сторону Атлантики знал, и кому было дело, где эти Судеты, если только оттуда не была родом ваша бабуля?
А потом рано утром зазвонил телефон Чарли, настолько рано, что звонок застал его за кофе и тремя хорошими, ну или выше среднего, яйцами от Эсфири. Эсфирь тоже оделась для работы - она управляла стадом идиотов, учившихся на дегенератов, по крайней мере, с её слов.
- Что за нафиг? - сказал Чарли. Либо в мире что-то не так, либо ошиблись номером. Угрюмо надеясь, что ошиблись, он снял трубку и пролаял: - Салливан.
- Здравствуйте, Салливан. Стас Микоян. - Нет, не ошиблись. - Если в десять часов утра появитесь около здания министерства юстиции, то увидите кое-что, достойное статьи.
- Да, ну? Где-то конкретно, или там везде? - ответил Чарли, лишь с долей шутки.
Штаб министерства юстиции вырос на Пенсильвания-авеню, в полудюжине кварталов от Белого Дома, в начале президентского срока Джо Стила. Здание было гигантским. Если бы птицы склевали все крошки, что вы рассыпали по пути, обратной дороги из него вы бы не нашли.
- Отправляйтесь в выставочный центр ГБР, кабинет 5633, - сказал Микоян. - Я слышал, мистер Гувер желает кое-что выставить.
- Типа, чего?
- То, о чём стоит рассказать, - ответил армянин и повесил трубку.
Чарли выругался и ударил своей трубкой о рычаг. Эсфирь охнула и рассмеялась одновременно.
- Что случилось? - спросила она.
Чарли рассказал, закончив фразой:
- Он знает, что я должен явиться, жалкий как-его-там. Скорее всего, там окажется какой-нибудь самогонщик из Калифорнии, или свинокрад из Оклахомы.
- Ну, времени, чтобы позавтракать тебе хватит, - сказала Эсфирь.
Само собой, Чарли отправился к министерству юстиции, выпив достаточно кофе, чтобы веки не смыкались. Он совсем не удивился, когда по пути в кабинет 5633 столкнулся с Луи Паппасом.
- Кто тебя выдернул? - спросил он.
- Кто-то из Белого Дома позвонил в "АП", - ответил фотограф. - Значит, что-то будет и им нужны снимки.
Сверившись с часами, Чарли произнёс:
- Чем бы это ни было, узнаем через пятнадцать минут.
- Зашибись. - Если Луи и был возбуждён, держался он неплохо.
По сравнению с ним, Дж. Эдгар Гувер выглядел настолько бодро, насколько может выглядеть коренастый мужчина. Он поглядывал на собственные часы, стремясь начать секунда в секунду. То ли его часы отставали, то ли часы Чарли спешили, но начал Гувер в 10:02 по часовому поясу Чарли.
- Причина, по которой мы вас, ребятки, собрали, - обратился Гувер к репортёрам, ерзавшим на складных стульях - заключается в том, что ГБР желает объявить о крупнейшей и наиважнейшей серии арестов в американской истории. - Он указал на группу мужчин с "Томми-ганами". Насколько Чарли мог судить, Гувер любил отдавать приказы вооружённым людям.
Его подручные вывели десять-двенадцать человек среднего возраста и старше. Трое носили тёмно-синюю одежду, остальные были одеты в хаки. Эта одежда, видимо, являлась формой, однако никаких знаков различия, украшений или эмблем на ней не было.
- Это, - зловещим тоном произнёс Гувер, - кое-какие высокопоставленные генералы армии США и адмиралы военно-морского флота. Их мы арестовали прошедшей ночью и этим утром. Обвинение - измена, а именно, сговор с иностранной державой с целью убийства президента Соединённых Штатов. В ближайшее время мы ожидаем продолжения арестов среди военных. Обвиняемые предстанут перед военным трибуналом. Наказание за данное обвинение - смертная казнь.
- Это как-то связано с капитаном Саутом? - спросил Чарли.
- Именно, - произнёс Дж. Эдгар Гувер, пока Луи и остальные фотографы снимали опальных офицеров. Другие репортёры начали выкрикивать вопросы. Гувер поднял отлично наманикюренную кисть. - В данный момент я больше ничего не желаю комментировать. Я бы сказал, что аресты сами за себя говорят. Мне совсем не хотелось приводить вас сюда по столь неприятному и позорному поводу, но страна должна это увидеть.
- Как-то весело вы этого не хотите, - пробормотал Луи уголком рта. - Вы отлично проводите время.
Гувер снова сделал жест своим бойцам. Те отконвоировали генералов и адмиралов из большой комнаты обратно туда, где они содержались. Журналисты побежали к телефонам. Если бы кто-нибудь засёк время, рекорд в спринте Джесси Оуэнса*, поставленный годом ранее в Берлине, не удержался бы.
В этот раз Чарли пришлось ждать своей очереди к телефону. Пауза позволила ему гораздо лучше сформулировать статью в голове. Он не был настолько шокирован, как, когда в измене обвинили "четвёрку верховных судей", или, когда настал черёд Хьюи Лонга и отца Коглина. Когда что-то происходит раз за разом, оно теряет свою силу шокировать.
Но, что армия и флот будут делать без своих высших командующих? Чем бы оно ни было, как вооружённые силы будут справляться? В одном Чарли был уверен - Джо Стил об этом переживать не будет. Президент хотел, чтобы люди были верны лишь ему, и ему было плевать на то, какими способами эта верность достигается.
Из телефонной будки вышел журналист. Чарли локтями пробил себе путь к ней. Он сунул в аппарат несколько монет, дождался ответа, и принялся надиктовывать.
XI
Майк Салливан сунул полдоллара в окошко билетной кассы.
- Два, пожалуйста, - сказал он.
Девушка бросила монетку в кассовый аппарат и протянула два зеленых билета.
- Приятного просмотра, - вяло проговорила она.
- Не знаю насчёт просмотра, но кондиционер - это приятно, - сказала Стелла.
Нью-Йорк изнемогал от зноя, однако в руке она держала свитер. Кондиционирование пришло лишь с двумя режимами работы: совсем не работает или, ну, очень холодно. Золотой середины не существовало.
- Я тоже не уверен насчёт просмотра. - Майк также держал свитер. - Посмотрим, как оно, и всё.
Показывали боксёрскую драму "Кид Галахад" с Богартом, Бетт Дэвис, Эдвардом Г. Робинсоном и новым актёром по имени Уэйн Моррис в главной роли. Несмотря на крепкий актёрский состав, уже вышедший в прокат фильм пока ещё большой шумихи не создал*.
Подросток с нелепыми усами "под Дэвида Нивена"* взял у них билеты и разорвал напополам. Майк взял в буфете попкорн, тянучки "Гуд-энд-Пленти" и содовую. Попкорн и тянучки плохо сочетались друг с другом, но какая, блин, разница? Они тоже не во всём подходили друг другу.
Они со Стеллой вошли внутрь и нашли свои места. Пока они натягивали свитера, то по очереди передавали туда-сюда упаковки с закусками. Ну, точно, кондиционер работал на всю катушку. Женщина, сидевшая в паре кресел от Стеллы, не подумала прихватить с собой теплую одежду. Она дрожала, а её зубы стучали, словно кастаньеты.
Лампы в зале погасли. Проектор запустил магию экрана. Майк думал о подобных фильмах с тех самых пор, как был ребёнком в коротких штанишках, и к тому же маленьким ребёнком в коротких штанишках. Кино не просто больше жизни, оно лучше жизни.
Даже поход на показ фильмов, о которых забываешь через пять минут после остановки плёнки, казался интереснее потного мира за пределами кинотеатра. Затем пошла кинохроника. Япошки пёрли напролом по горам трупов китайцев. В Испании сцепились националисты и лоялисты: Гитлер и Муссолини дрались с Троцким через посредников.
- И к новостям поближе к дому... - прогремел диктор.
На экране снова появились офицеры, задержанные за участие в заговоре против Джо Стила, ну или за то, что Джо Стил и Дж. Эдгар Гувер считали заговором против президента.
- Уже казнена первая группа предателей-военных, - произнёс диктор, бесстыдно радуясь произошедшему. - Против всех, кто замышляет заговор против Америки, будут и далее применяться суровые меры наказания.
Появился титр с названием города: ФИЛАДЕЛЬФИЯ. На кадрах кинохроники сотрудники ГБР грузили в автозаки и пару грузовиков, явно позаимствованных у армии, невесёлых, небритых, плохо одетых людей - в основном, простых работяг, не подполковников и не бригадных генералов.
- Облава на вредителей продолжается и в гражданской сфере, - сказал диктор. - После надлежащей судебной проработки, эти люди будут трудиться на восстановлении жизни страны.
- "Проработки"? - Майк скорчил гримасу, шёпотом повторяя это слово Стелле. - Звучит так, словно их перекрутят на колбасу, да?
- Тише, - прошептала та в ответ.
Майк умолк, но довольным он не был даже и близко. "Проработаны в судебном порядке" выглядело гораздо ближе к истине, нежели "осуждены". Дела людей, обвинённых во вредительстве, редко доходили до суда. Они представали перед судьёй - зачастую перед парнем в образе судьи по гражданским делам - который не занимался ничем иным, кроме вредителей. Мужчины (и женщины тоже) получали из рук гражданских судей проштампованные бумаги и отправлялись отбывать срок куда-нибудь в Нью-Мексико, Колорадо или Монтану.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги