Джо Стил

Эта фраза была самым большим преуменьшением из когда-либо существовавших, пока не найдешь ещё более крупного, чтобы приколоть его булавкой в энтомологическую коллекцию. И, насколько мог судить Чарли, в ближайшее время таких не появится. Два мировых лидера, которых Джо Стил презирал сильнее всех прочих, внезапно, нашли общий язык. Чарли сумел подобрать ещё один вопрос:

- Сколько, по его мнению, осталось Польше?

- Несколько дней, не недель - дней, - ответил Каган. - Поляки утверждают, что будут сражаться. Вопрос в том, насколько успешно у них получится. У них под ружьём много народу - намного больше, чем у нас. Возможно, Гитлер откусил больше, чем способен проглотить. Возможно. - Говорил он так, словно пытался убедить самого себя, но получалось у него неважно.

- Ладно. Спасибо... наверное.

Чарли вернулся к себе в кабинет и написал заявление, в котором осуждал нацистов и "красных" за договор, "очевидно, направленный на государство, расположенное между ними", и в котором выражалась надежда на то, что оставшиеся европейские демократические страны "останутся верны своим декларативным обязательствам".

Когда той же ночью Джо Стил выступил по радио, фразы Чарли он оставил без изменений. Слушая его, Чарли испытал удовлетворение, смешанное со страхом. Джо Стил воспринимался, как врач, стоявший у больничной палаты, и беседовавший с родственниками безнадёжного пациента.

Однако Сара ухмылялась и колотила по кофейному столику Тряпичной Энни*. Чарли следил, чтобы она не стукнула себя ею по голове - девочке не было ещё и полутора лет, она даже толком не умела ходить. Она также не знала, что происходило по ту сторону Атлантики. А даже если бы и знала, ей до этого не было никакого дела.

Немалому числу американцев старшего возраста до этого также не было никакого дела. Они либо сами приехали в Америку, либо это сделали их родители, поэтому они не переживали из-за периодически вспыхивавших в Европе приступов безумия. Очередная война, сколько там прошло времени с предыдущей? Надо быть сумасшедшим, чтобы туда лезть. Не так ли?

Сумасшествие, там, или нет, но неделю спустя Германия вторглась в Польшу на танках, пикирующих бомбардировщиках, с пулемётами и миллионами марширующих мужчин в касках, похожих на ведёрко для угля, и сапогах. Франция и Англия выдвинули ультиматумы, требуя от Гитлера уйти. Сначала первые, а затем и вторые объявили войну.

Однако этим они и ограничились. Они не напали на Германию, как та напала на Польшу. На западной границе Рейха произошло несколько перестрелок. Но, за исключением этого, ничего. Тем временем, спустя всего несколько дней боев на востоке, стало отчетливо ясно, что поляки попытались прыгнуть выше головы. Разбитые при помощи оружия и военной доктрины, которой они даже не пытались ничего противопоставить, они лишь катились назад, либо безнадёжно сопротивлялись. Чарли читал отчёты об атаках танков конными копейщиками.

- Да, я тоже видел, - сказал Винс Скрябин, когда Чарли о них упомянул. - Очень смело, но это же не война, не так ли?

- А как бы тогда вы это назвали? - спросил Чарли.

- Убийство, - ответил Скрябин.

На столе перед ним лежал машинописный лист бумаги с именами людей, обвинённых во вредительстве или иных видах измены. Он лежал вверх ногами, однако Чарли умел читать подобным образом - полезный навык для журналиста. На узких полях возле имён Скрябин написал красным "ВМН".

Чарли изо всех сил постарался не вздрогнуть. "ВМН" означало "высшая мера наказания". Иными словами перед ним лежал список с именами покойников. На скольких ещё листах Скрябин нацарапал эти три зловещие буквы? Чарли не имел ни малейшего понятия, но цифра не могла быть маленькой.

Имя Майка на этом листе он не увидел. Это уже что-то; небольшое что-то, но уже кое-что. Если он это увидел, значит, приговор уже приведён в исполнение. Тогда, не осталось бы ничего, кроме как, либо застрелиться самому, либо приложить все усилия, чтобы застрелить Скрябина, Дж. Эдгара Гувера или Джо Стила.

Ну, хвала Господу, не ему об этом переживать. Переживать ему следовало о новой мировой войне. По сравнению с тем, что случилось с братом, это не казалось столь уж серьёзным делом.

Затем, когда Польша уже повисла на канатах ринга, Троцкий исподтишка набросился на то, что от неё осталось. Его оправдание по своему цинизму, мало отличалось от того, что мог бы придумать Джо Стил. Он просто-напросто объявил о том, что, поскольку Польша погрузилась в хаос, Красная Армия выдвигается для восстановления порядка.

И вместе с Гитлером они разорвали труп страны. Нацистские и "красные" офицеры пожали руки у новой границы (о которой Литвинов и Риббентроп договорились заранее). Британский карикатурист нарисовал, ставшую позднее знаменитой, картинку, на которой Гитлер и Троцкий кланялись друг другу, стоя над телом с надписью "ПОЛЬША". Ухмыляющийся Фюрер говорил: "Грязный жид, полагаю?", на что улыбающийся лидер коммунистов отвечал: "Убийца трудящихся, значит?".

Джо Стил выступил с речью в Национальном пресс-клубе. Нынче всё происходило не как в старые времена. Если президент вам не нравился - если вы настаивали в своих речах, что президент вам не нравится - вы не приходили на банкет при костюме с галстуком или в смокинге. Нет, вы находились где-то далеко на западе, кушали чего попроще и поменьше, и одежда на вас была не столь изысканного покроя.

Либо, если вам повезло ещё меньше, вы уезжали на запад навсегда. Ваше имя появлялось в списке на столе Скрябина, либо Джо Стила, и напротив этого вашего имени рукой помощника или его начальника было написано "ВМН", и ничего больше. Вы уже никогда не вернётесь в землю свободных и на родину храбрых.

Весьма депрессивные мысли во время поедания карамелизованной моркови, картофельного пюре и диетической курочки. Чарли попытался улучшить настроение при помощи бурбона. Немного помогло, даже если за последней добавкой он шёл, пошатываясь.

Генеральный прокурор Вышински объявил Джо Стила. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы обратить на себя внимание репортёров. Если вы не попали в бюрократический список, если над вами нужно устроить суд, именно Вышински вместе со своими ручными прокурорами, являлись теми людьми, кто отправит вас тянуть бечеву вверх по реке.

Все зааплодировали президенту. Все следили за всеми, насколько усердно те аплодируют. Каждый старался хлопать сильнее, чем его сосед. Нельзя просто любить Джо Стила. Нужно, чтобы все видели, чтобы слышали, как ты его любишь.

Президент взобрался на трибуну. У него была неспешная походка вразвалку, более уместная для винодельни, нежели для коридоров власти. Чарли не ожидал слишком многого от речи, пусть даже он и принял участие в её написании. Джо Стил являлся неплохим оратором, но не более этого.

Этим вечером он превзошёл себя. Возможно, всё из-за того, что говорил он от чистого сердца. Да, Чарли знал, что некоторые отрицали наличие у Джо Стила сердца. Порой он и сам примыкал к этим людям. Порой, но не этим вечером. Речь президента осталась в памяти, как "Речь о чуме на оба ваших дома".

- Половина проблем в нашей стране вызвана нацистами. Причиной второй половины являются "красные", - сказал он. - Теперь же они соединились. Они - не лев и ягнёнок. Это два змея. Если бы нам повезло, они бы укусили друг друга за хвосты. Они пожирали бы друг друга, пока от обоих ничего не осталось. Однако мы не столь удачливы, к тому же в этой игре больше игроков, а не только Россия и Германия.

Он остановился, чтобы пыхнуть трубкой. Её он постоянно держал под рукой, даже, когда выступал с речью.

- Второй раз на памяти нашего поколения война рвёт Европу на части. На этот раз, мы не позволим в неё ввязаться. Эта война не стоит ни единой капли крови ни единого американского мальчишки. Ни у одного из них нет никакого оправдания, чтобы мы пошли на эту войну. Нет, джентльмены. Никакого. В Европе осталась лишь ненависть, да алчность. Для Соединённых Штатов, для земли, что все мы так любим, в коварных посягательствах со стороны фанатиков таится величайшая опасность. Мы должны и мы будем усиливать бдительность - и нацисты, и коммунисты попытаются заманить нас в ловушку. Пока мы будем давить их здесь, у себя дома, всё у нас будет хорошо. Пока мы будем держаться в стороне от очередной дурацкой войны в Европе, у нас и там всё будет хорошо.

Он склонил голову и сделал шаг назад. До этой речи о нём складывалось впечатление, как о прагматичном политике. Каким оно станет после неё? Репортёры поняли намёк. Он сказал им то, что они хотели услышать, и справился он отлично. Позднее Чарли решил, что разница здесь была, как между воздушным поцелуем и настоящим.

Рядом с Чарли сидел вашингтонский корреспондент "Лос-Анджелес Таймс".

- Если продолжит так выступать, без проблем переизберётся на третий срок, - сказал он.

Скорее всего, говорил он всерьёз, а не просто заискивал, хотя "Лос-Анджелес Таймс" твёрдо стояла на позициях Джо Стила.

- Не удивлюсь, если вы окажетесь правы, - сказал Чарли.

Он ожидал, что Стил вновь выдвинется и вновь победит. А почему нет-то? На позициях Джо Стила стояла не только "Лос-Анджелес Таймс". Нынче там стояла вся страна.

***

Вести о войне, конечно же, достигли и трудового лагеря. Обрадовались ей немногие. Им было о чём переживать. Приближалась очередная зима в Монтане. Если они не сделают всё возможное, чтобы подготовиться к ней, весны они не увидят.

Парочка бритых, ребят, что провели здесь несколько недель или месяцев, и всё ещё думали о себе, как о свободных людях, попыталась пойти добровольцами в армию. Гбровцы, что управляли лагерем, лишь посмеялись над ними.

- Этот мудак сказал: "С чего вы решили, что в армии нужны вредители?" - возмущённо поведал один из неудавшихся солдат.

Майк слушал. Он ему сочувствовал. Впрочем, в армию записываться он не пошёл. Сначала нужно позаботиться о Проблеме Номер Один. Спустя более, чем два года, его старая куртка стала настолько старой и потрёпанной, что даже самый лучший портной в лагере не мог добиться, чтобы она оставалась единым целым. Впрочем, это ещё не означало, что ему сразу выдадут новую. Подобные вещи вредителям не заменялись. Откуда знать, что они не повредили умышленно эти, старые и изношенные?

Он неделями выполнял поручения сержанта в каптёрке. Он умасливал этого человека так, словно тот был индейкой на День благодарения. Он дал сержанту хорошенько рассмотреть вату, торчащую на локтях его старой куртки и сквозь швы на спине.

И он получил новую куртку. Гбровец буквально швырнул её в лицо Майку, прорычав:

- Нанеси номер спереди и сзади, и пошустрее. Дождись, пока чернила высохнут, чтобы не потекли.

- Всё сделаю! - радостно произнёс Майк. - Спасибо!

И он сделал.

Теперь, ему надо будет ублажать сержанта каптёрки следующие несколько недель в чуть меньшем объёме. Майк будет сбавлять обороты постепенно, настолько, чтобы сержант ничего и не заметил. А, может, и не станет сбавлять. Ботинки тоже изнашивались. Новая пара обуви будет означать, что больше не придётся затыкать дыры тряпками и картоном, чтобы пальцы не мёрзли.

Джон Деннисон где-то сумел разжиться вязаной шапкой вроде тех, что носили вахтенные на флоте. Куртка, штаны, ботинки - всё это являлось частями униформы. Гбровцам было совершенно наплевать, что вы носите на голове. О, если вы будете носить тюрбан, как у Рудольфа Валентино* в "Шейхе", то получите по жопе. Но если не выделываться, вам сделают поблажку.

- Чего я на самом деле хочу, так это русскую меховую шапку с висячими ушами, - сказал Джон. - Но эта ненамного хуже.

- Как по мне, лучше дорожить тем, что есть, - сказал ему Майк. - Если наденешь такую меховую шапку, кто-нибудь из охраны её точно, блин, сопрёт. В ГБР их подобной роскошью не снабжают.

- Хех, - задумчиво произнёс Деннисон. - Что ж, в твоих словах есть смысл. С такой стороны я на это не смотрел.

У зимы имелись некоторые преимущества. Нужник меньше вонял. Мухи и комары пропадали до следующего потепления. Даже блохи раздражали чуть поменьше. Что же до клопов и вшей... Клопам и вшам было плевать на перемены погоды. Они в любом случае до вас доберутся.

Близорукий вредитель при помощи куска обсидиана вырезал из дерева расчёску. Майк выменял её на табак. Работа была превосходной; рукоятка выглядела так, словно её выточили на станке. А зубчики располагались так близко, что можно было не только выдрать из волос вошь, но и сорвать гнид. О лучшем инструменте и мечтать нельзя.

Спустя три дня пользования расчёской, Майк, лёжа на нарах, внезапно разразился смехом.

- Что смешного? - разом, более-менее в унисон, произнесли четверо или пятеро человек. В лагере высоко ценилась любая забава.

Он показал элегантно выполненное изделие из дерева.

- Гляньте! - сказал он. - Сказочный гребешок, как у принцессы!

Пара вредителей выругалась на него. Остальные тоже рассмеялись. Майк продолжал рассматривать резное чудо. Будь он проклят, если это не сказочный гребешок.

В те времена, когда ванны и душевые ещё не были распространены, людям требовались гребешки с мелкими зубцами, чтобы бороться с паразитами, что на них жили. Когда расчёсываешься такой штукой, что ты вычёсываешь? Вшей, вот, что.

Майк поймал одну и раздавил ногтями. Когда он впервые поймал в волосах мелкую бледную тварь, его чуть не вырвало. Нынче от её убийства он испытал лишь удовлетворение. Ну, да, ознакомление породило презрение.

Помимо борьбы с паразитами, в лагере имелись и другие приключения. К примеру, завоз почты. Гбровцы не пропускали внутрь всё, что кто-либо кому-либо писал - совсем наоборот - однако, некоторые письма они привозили. Всегда хочется получить весточку от тех, кого любишь, даже если вымарывания цензора дают понять, что вы не первый, кто видит то, что они написали.

У завоза почты имелась и другая сторона. Это лотерея. В ней, порой, побеждаешь, порой, проигрываешь. Если ублюдок с мешком не называл ваше имя, хорошим тоном считалось развернуться, не показывая своё разочарование. Это как не показывать на предыдущей войне, что вам больно от ранения... или, как полагал Майк, на новой войне. Поскольку письма от Стеллы перестали приходить, Майк к этому привык.

Одним холодным днём - гораздо холоднее, чем он ожидал, с учётом яркого солнца - охранник пролаял:

- Салливан! НЙ24601!

- Здесь! - Майк протолкался сквозь толпу вредителей и протянул руку в рукавице. Гбровец отдал ему конверт, затем выкрикнул очередное имя и номер.

Письмо было от незнакомого Майку человека. Оно лежало в конверте с целлофановым окошком, в каких велась деловая переписка. Обратный адрес гласил: "АК Хоган, Хантер и Гасарх; г.Хум", с адресом не так далеко оттуда, где он жил в те полузабытые дни до отъезда в Монтану.

Майк открыл конверт и развернул письмо. "АК Хоган, Хантер и Гасарх; г.Хум" оказался адвокатской конторой. А письмо оказалось уведомлением о начале бракоразводного процесса. Причиной значилось оставление в бедственных условиях. "С учётом обстоятельств, - заканчивалось письмо, - взыскание алиментов не истребовано". Под напечатанными на машинке строками стояла подпись, кажется, Гасарха.

Майк уставился на лист бумаги. Подобно многим другим жёнам вредителей, Стелла не выдержала. Она решила жить дальше без него. Католическая церковь не признавала развод. А, вот, штат Нью-Йорк признавал, блин. Возможно, Стелла думала о будущем мире, но жила она в настоящем.

- Пиздец, - пробормотал Майк, выпуская облачко пара.

Нет, он оказался не первым, чья жена устала жить на самообеспечении. Он понимал, что и последним он не будет. От этого не становилось легче переживать ощущение боли, потери или предательства. Он смял бумагу и швырнул её через плечо. Она была слишком плотной и толстой, чтобы свернуть сигарету, или пустить её на что-нибудь ещё.

XV

- Я на работу, милая, - сказал Чарли дочери. - Иди ко мне, попрощаемся.

- Не. - Саре едва минуло два года. Она говорила "не" вне зависимости от того, были тому причины, или нет. Затем она подошла, обхватила его руками и поцеловала.

- Хорошо. Теперь моя очередь, - сказала Эсфирь после того как Сара оторвалась от папочки.

- Не, - повторила Сара.

Не обращая на неё внимания, Эсфирь шагнула в объятия Чарли. Они поцеловались. Он посчитал, сколько раз ему повезло, когда держал её в своих объятиях. Одним из таких крупных везений было то, что он не в трудовом лагере. Если бы он был там, ушла бы от него Эсфирь, как Стелла ушла от Майка? Чарли надеялся, что нет, но откуда знать наверняка?

Невзирая ни на что, Стелла и Эсфирь остались подругами.

- Не то, чтобы она его не любила, - пыталась Эсфирь объяснить Чарли. - Его просто нет рядом, его не может быть рядом, и наконец до неё дошло, что она не может больше жить в одиночку и наблюдать, как мир проносится мимо.

Чарли продолжал возмущаться.

- А что насчёт "в болезни и здравии, в богатстве и в бедности"? - спросил он.

- А что насчёт: "владеть и обнимать"? - бросила в ответ Эсфирь. - Она не могла им владеть, не могла его обнимать, уже столько лет. Поэтому она и обратилась к адвокату. Кто знает, когда его выпустят? А если выпустят, как знать, разрешат ли ему вернуться в Нью-Йорк?

Ответить на это ему было нечем. Некоторых вредителей выпустили из трудовых лагерей, но по условиям освобождения они должны были оставаться в безлюдных штатах, в которых находились эти лагеря. Если они нарушат условия и их поймают там, где их быть не должно, они отправятся обратно за колючую проволоку, причём на гораздо больший срок.

Прежде чем выйти за дверь, он крепче обнял Эсфирь. Он надеялся, она не убежит от него, как от гранаты с выдернутым кольцом, если его погрузят на поезд и отправят в прерии или в горы. Ещё он надеялся, что гбровцы никогда не постучат в его дверь посреди ночи. Даже, когда работаешь в Белом Доме, даже, когда почти каждый день общаешься с Джо Стилом, надежда - это лучшее, что у тебя есть.

На углу, где Чарли ждал автобус, стоял пацан в коротких штанах, который продавал газеты.

- Срочно! - кричал пацан. - Нацисты вторглись в Нидерланды! Читайте!

- О, Боже! - произнёс Чарли.

Значит, бутылка всё-таки показала дно. Немцы на одном вздохе хлопнули Данию, да и с Норвегией не имели проблем. Однако Скандинавия шла фоном. Об этом знали все. Основные события будут происходить на западе, там же, где и в прошлый раз. И теперь об этом было объявлено в открытую. Чарли сунул газетчику никель.

- Дай мне одну.

- Держите, мистер. - Пацан протянул ему газету.

Он читал, пока ехал в автобусе, затем и по пути в Белый Дом. Нацисты никогда не дрались в полсилы. Они не только нарушили нейтралитет Бельгии, подобно кайзеру в 1914 году. Они растоптали также и нейтралитет Голландии. И Люксембурга, хотя всем было плевать на Люксембург. Похоже, единственной причиной его существования было получить по шее.

"Люфтваффе" разбомбила к чёртовой матери Голландию, и Францию заодно. Геринг показал, как это будет ещё во время гражданской войны в Испании. Он не унимался во время нападения на Польшу. Не унимался он и сейчас.

А Невилл Чемберлен ушёл с поста премьер-министра Великобритании. Он недооценил Гитлера по вопросу Судетской области. Он утверждал, что немцы опоздали к дележу пирога даже тогда, когда они поглощали Скандинавию. Он "выиграл" вотум доверия с перевесом, намного меньшим, чем реально имелся у "тори" в Палате общин - ему не доверяли даже свои. Теперь он ушёл. Бороться с фюрером предстояло Уинстону Черчиллю.

Чарли отнёс газету в Белый Дом. Увидев её, Стас Микоян ткнул пальцем и сказал:

- У них там всё летит к чертям.

- Похоже, всё к тому идёт, - согласился Чарли. - Гитлер пошёл ва-банк.

- Как и все остальные, - ответил Микоян. - Теперь посмотрим, какие карты в раздаче.

И через месяц они увидели. Итог битвы был решён спустя всего несколько дней, когда немецкие танки и бронетранспортёры прорвали слабую французскую оборону в Арденнах и бросились к Ла-Маншу. Впрочем, это стало ясно только потом. Тогда, в тот момент была очевидна капитуляция Голландии и Бельгии, стремительное отступление французов, и то, что лучшие французские и британские войска оказались окружены и прижаты к морю около Дюнкерка.

Большинству удалось перебраться через Ла-Манш в Англию. По мнению любого, кто не являлся сторонником нацистов, подобное выглядело чудом. Черчилль выступил по "Би-Би-Си", упражняясь в противостоянии Гитлеру в навыке красноречия.

А Джо Стил вызвал Чарли в овальный кабинет над Голубой комнатой. В воздухе, как и всегда, висел запах сладкого трубочного табака.

- Нужно сделать так, чтобы Англия продолжила сражаться, - прямо заявил президент. - Во Франции Гитлер уже добрался до Атлантики. Если падёт и Англия, Америка встанет лицом к лицу с целым континентом под властью диктатора.

- Да, сэр, - ответил Чарли вместо "Рыбак рыбака...". Он понимал, на кого и на что он работал. Он лишь не знал, как на него не работать. Ну, он знал несколько вариантов, но те лекарства были куда хуже болезни.

Джо Стил продолжил с той же прямотой:

- У Англии кончаются деньги, чтобы покупать у нас товары. Сами по себе они от немцев не отобьются. Если мы не дадим им кредит, либо всё, что им нужно сейчас, а переживать об оплате будем потом, они проиграют. Так что напишите мне черновик речи, где будет сказано, что мы будем делать. Я внесу в Конгресс проект, чтобы всё стало законно.

Он бы смог. Конгресс находился у него под тем же крепким пальцем, что и суды. У конгрессменов, которые его разочаровывали, обнаруживались проблемы с законом, либо в их округах начинались скандалы.

Чарли написал речь. Часть её Джо Стил использовал во время выступления по радио. Люди не стали прыгать от радости по поводу очередного шага ближе к войне. Впрочем, они и не жаловались, когда их мог услышать кто-то ещё. Никогда не знаешь, кто мог донести на тебя гбровцам о том, что ты вредитель. Трудовым лагерям постоянно нужно свежее мясо. Законопроект Джо Стила прошёл через Конгресс.

По ту сторону Атлантики Черчилль обратил внимание на новый закон.

- И вновь Америка слишком горда, чтобы сражаться - сказал он. - Однако она не настолько горда, чтобы не помогать сражаться нам. Что ж, справедливо. Дайте нам инструменты и мы закончим дело. Если бы против Адольфа Гитлера выступил Дьявол, я бы взял на себя выступление в его честь перед Палатой общин. Итак, я благодарю Джо Стила.

- Я правильно всё расслышала? - воскликнула Эсфирь после прослушивания речи Черчилля, потрескивавшей на коротких волнах из-за океана. Говорила она так, словно не верила собственным ушам.

- Правильно, ага, потому что я тоже это услышал, - сказал Чарли. - Хотя я бы не стал болтать на этот счёт с друзьями и вообще с кем-нибудь.

Она скорчила гримасу.

- Сама знаю.

- Ладно.

Чарли не стал развивать тему. Ему был нужен коротковолновый приёмник. По работе ему было необходимо получать свежие новости как можно скорее. Иметь такой приёмник и слушать всё, что хочется, не считалось противозаконным. Однако Черчилль был не единственным иностранным лидером, кто отпускал по радиоволнам колкости в адрес Джо Стила. Если начать их повторять, влипнешь в гораздо большее количество неприятностей, чем хочется.

Слушал ли Джо Стил речь премьер-министра? Чарли не имел ни малейшего понятия. Иногда Джо Стил спал посреди дня и работал всю ночь, из-за этого его помощникам и всем, кто был ему необходим для дела, тоже приходилось бодрствовать. Иногда он жил по тому же расписанию, что и все остальные. Этот человек жил по собственным правилам.

Слушал ли президент эту речь или нет, об этой насмешке он узнает. В этом Чарли был уверен. Джо Стил найдёт способ рассчитаться с Черчиллем. В этом Чарли также был уверен.

***

Республиканцы собрались в Филадельфии, чтобы кого-то выдвинуть на президентских выборах. Чарли удивлялся, зачем они этим заморачивались. Они сами, возможно, не знают, что им не победить, но все остальные знали. Пара сенаторов желала сковырнуть Джо Стила. Как и Том Дьюи, молодой губернатор Нью-Йорка. До этого он был воинствующим окружным прокурором. На вкус Чарли, он говорил и выглядел как сотрудник ГБР.

Его не выдвинули. Наверное, решили, что он слишком молод. Возможно, там тоже решили, что он похож на гбровца. Обоих сенаторов также не выдвинули. Республиканцы выбрали "тёмную лошадку", новичка в политике, и в Республиканской партии - по имени Уэнделл Уилки.

- Я был демократом, - заявил Уилки в приветственной речи. - Был, пока Джо Стил не выгнал меня. Он выгнал всех, кто заботился о свободе вне партии. Настала пора выгнать его из Белого Дома! Ещё никто не избирался на третий срок. И никто этого не заслужил. Уж он-то точно. Давайте же объединим нашу страну обратно!

Все республиканцы в зале кричали и хлопали. По радио в гостиной Чарли этот звук был похож на рёв сильного прибоя. Он нисколечко не сомневался, что люди Дж. Эдгара Гувера уже составили досье на каждого делегата и помощника. Есть вероятность, что список с фамилиями этих людей уже лёг на стол Винса Скрябина. Напротив скольких из них Молоток нацарапал "ВМН"?

Через три недели после того, как республиканцы выдвинули Уилки, демократы собрались на чикагском стадионе. Чарли не бывал там со съезда 1932 года. Он гадал, работала ли до сих пор та забегаловка у стадиона. Выяснять он не стал. Также он был чертовски уверен, что не станет напоминать об этом Скрябину.

Теперь всё изменилось. Он работал на Джо Стила, а не писал о его выдвижении. На этом съезде также никакого сражения не будет. Там могли сделать так, как желает Джо Стил. Могли и сделали. Съезд выдвинул его и Джона Нэнса Гарнера на третий срок.

- Благодарю вас, - обратился президент к политикам-демократам (вероятно, у гбровцев и на них имелось досье). - Благодарю вас за доверие. Если бы мир не находился в таком беспорядке, я не стал бы больше выдвигаться. Однако стране нужна опытная рука на руле. Я сделаю всё, чтобы мы продолжили движение в правильном направлении, сделаю всё, чтобы мы оставались в мире с остальным миром.

Ему радостно закричали. Чарли аплодировал вместе с остальными. Нельзя сидеть, словно выхухоль на суку. И настроение было подходящим. Вопрос лишь в том, мог ли Джо Стил, либо кто-нибудь ещё, ему соответствовать.

Уэнделл Уилки колесил по всей стране. Он обладал энергией. Он выступал с речью даже там, где собиралась дюжина человек. Джо Стил вёл свою кампанию далеко не столь усердно. Он говорил людям, что не намерен ввязываться в войну. Он спрашивал людей, хотят ли они сменить коней на переправе.

Лямку за него тянула организация. Вам не скажут голосовать за Джо Стила только в том случае, если вы будете жить в пещере на вершине горы и питаться жуками. Но даже там один из его людей попытается завербовать вас в клуб "ОТШЕЛЬНИКИ ЗА ДЖО СТИЛА".

Чарли писал для Джо Стила такие речи, какие тот от него хотел. Гитлер сделал всё, чтобы президента переизбрали. Яростные авианалёты на Англию и подводные лодки, которые терроризировали морские пути в Атлантике, предостерегали от выбора новичка на высшую должность.

Последние шесть недель перед выборами Дж. Эдгар Гувер ходил в Белый Дом почти каждый день. Возможно, он переговаривался с Джо Стилом по поводу тех грязных делишек, что обделывали внутри страны нацисты и "красные". Возможно, но Чарли так не считал. Каждый раз, когда он встречал начальника ГБР, Дж. Эдгар Гувер улыбался. Хотя лучше подошло бы слово "ухмылялся".

Как и любой другой бульдог, Дж. Эдгар Гувер выглядел так, словно хотел откусить кусок от любого, кто окажется поблизости. Счастливый Дж. Эдгар Гувер вынуждал Чарли гадать, как и почему могло произойти подобное чудо. Также счастливый Дж. Эдгар Гувер пугал его до чёртиков.

После разговора с Гувером Джо Стил также частенько улыбался. Президент гораздо чаще демонстрировал веселье, чем начальник ГБР. Впрочем, ему пришлось бы постараться, чтобы демонстрировать меньше веселья, чем Дж. Эдгар Гувер. Однако улыбающийся Джо Стил, равно как и ухмыляющийся Дж. Эдгар Гувер, заставлял всех гадать, что таилось за этим вздёрнутым ртом.

Те, кто постоянно жил в Вашингтоне, не имели права голосовать за президента. Джо Стил оставался зарегистрирован в Калифорнии. Он сфотографировался, опуская открепительный бюллетень в почтовый ящик, дабы тот дошёл куда надо вовремя.

А потом наступил день выборов. Герберта Гувера Джо Стил разбил в честной борьбе (если не знать, каким образом он добился выдвижения). И с Альфом Лэндоном он особых проблем не испытал. Ему и не надо было.

Чарли предпочёл бы остаться с Эсфирью и Сарой, и слушать результаты по радио. Когда пишешь речи для президента Соединённых Штатов, никому нет дела до твоих предпочтений, особенно в первый вторник после первого понедельника ноября в год, который делится на четыре. Вместо этого он отправился в Белый Дом.

Цветные повара вынесли на подносах ветчину, жареную курицу, батат и пророщенную фасоль. Цветные официанты обслуживали тех, кто обслуживал Джо Стила. В дальнем углу Восточного зала цветной бармен открыл бар.

- Бурбон со льдом, - обратился к нему Чарли.

- Есс'сэ', - с улыбкой ответил бармен.

Это было несложно: не смешивать, не думать. Чарли всё равно оставил ему дайм на чай. Бармен снова улыбнулся. Чарли тоже. Бурбон он использовал в том качестве, в каком рыцари в старину использовали щит - держал опасность на расстоянии.

Разумеется, в Восточном зале сидели калифорнийские друзья Джо Стила. Как и Дж. Эдгар Гувер. И Энди Вышински. Как и многие из тех, кто помогал президенту управлять страной с 1933 года. Все выглядели уверенно.

Затем, когда закрылись участки в восточном часовом поясе и начали поступать результаты, выяснилось, что для этой уверенности были причины. В процентном соотношении Джо Стил выигрывал даже больше, чем против Альфа Лэндона. В 1936 году он набрал более шестидесяти. В этом году, кажется, он побеждал практически два к одному.

- Полагаю, третий срок за ним, - сказал Чарли Стасу Микояну. - Однако Уилки боролся усердно. Я думал, он выступит лучше, чем у него вышло.

Глаза Микояна цвета чёрного кофе прищурились под кустистыми бровями.

- Никогда не угадаешь, правда? - мягко произнёс он. - Поэтому и существуют выборы - чтобы выяснить.

- Ах-ха, - сказал Чарли.

За словами этого умного армянина что-то было, но Чарли не сумел раскопать, что именно. Он принял достаточно бурбона, чтобы укрыться, как от неприятностей, так и от раздумий.

К одиннадцати часам участки на западном побережье также закрылись. Разгром, вызванный Джо Стилом, прокатился по всей стране. Большинство кандидатов в Палату представителей и в Сенат, которые ему нравились, также были довольны.

Незадолго до полуночи он вышел вместе с женой в Восточный зал. Возможно, он работал. Возможно, спал. Никогда не угадаешь. Когда вошли президент и первая леди, все радостно заголосили. Джо Стил махал рукой и кивал, стараясь выглядеть максимально скромно для не самого скромного человека.

Он подошёл к бармену.

- Абрикосовый бренди, Джулиус, - сказал он.

- Сей момент, сэ'. Поздравляю, сэ', - отозвался бармен.

Абрикосовый бренди оставался небольшой частью того наследия, которое Джо Стил позволил себе сохранить. Чарли считал, что эта штука была сделана из добротного растворителя и топлива для огнемёта, однако нужно иметь пищевод из нержавейки, чтобы пить его так, как пил президент.

Бетти Стил попросила Джулиуса налить скотч с содовой. Она, в основном, находилась в Белом Доме; Чарли периодически её встречал. Она была далеко не самой активной первой леди, какой, возможно, могла бы стать Элеонор Рузвельт. Она до сих пор носила маску тихой печали.

Народ заголосил и принялся указывать на радио.

- Уэнделл Уилки признал своё поражение, - заявил ведущий. - Мы только что получили его заявление. Он утверждает, что в некоторых районах определенно имелись нарушения при голосовании, однако он признаёт, что они не могли повлиять на результат. Он шлёт президенту наилучшие пожелания в его руководстве страной в это сложное и опасное время.

- Что ж, большей любезности добиться сложно. - Стас Микоян похоже, находился в настроении, чтобы быть великодушным. Обычно он вёл себя более рафинированно, чем остальные люди, что вместе с Джо Стилом приехали на восток из Калифорнии.

Винс Скрябин, наоборот, услышав заявление Уилки, хохотал, словно гиена, хохотал до тех пор, пока глаза за очками не наполнились слезами. Чарли уставился на него, едва веря своим глазам. Он не мог вспомнить, чтобы Молоток улыбался, хотя он полагал, что должен был. Он был совершенно убеждён в том, что никогда не видел Скрябина смеющимся. Он и представить не мог, чтобы этот тонкошеий бандит вообще мог смеяться.

- Нарушения при голосовании! - смеялся Скрябин. - Ох, божечки мои!

Его полностью поглотило веселье.

Джо Стил и Дж. Эдгар Гувер также сочли это забавным.

- Вы, ведь, знаете, что сказал Босс Твид*? - спросил Джо Стил у главы ГБР.

- Нет. Что же? - предсказуемо ответил ему Гувер.

- "Что вы можете поделать, пока голоса считаю я?", - с большим удовольствием процитировал Джо Стил. Он ткнул себя в грудь большим пальцем. - "А считать у меня получается зашибись!"

И он, и Дж. Эдгар Гувер решили, что это самое смешное, что они когда-либо слышали.

-Ну же, Джо, - произнесла Бетти Стил, однако и сама, при этом, хихикала.

Чарли тоже смеялся вместе со всеми, кто оказался достаточно близко, чтобы услышать разговор президента и главы ГБР. Босс Твид мёртв уже чёрт знает сколько. Любой, кто повторит шутку Джо Стила за пределами этого помещения, в скором времени закончит свои дни точно так же.

Чарли подошёл к замершему в ожидании бармену.

- Налей-ка мне ещё бурбона, Джулиус, - сказал он. - Может, в этот раз нальёшь двойную порцию?

- Будет, сэ', - ответил Джулиус.

Чарли проглотил выпивку, затем ещё одну двойную порцию, а за ней ещё одну. Неважно, как сильно он напился, не важно, что наутро он чувствовал себя пропихнутым сквозь иголочное ушко, слова Джо Стила он забыть не смог.

***

Очередной ствол дерева хрустнул, накренился и упал, приземлившись в снег в нескольких сантиметрах от того места, куда, по мнению Майка, он должен был упасть. С того момента, как его упекли в этот лагерь, Майк стал толковым лесорубом. Он этого не планировал, но пришлось. Как и во всём остальном, регулярная практика решала многое, если не всё.

Разумеется, работа бок о бок с Джоном Деннисоном более трёх лет, также шла на пользу. Человек с номером ВЙ232 спереди и сзади на куртке подошёл и встал рядом с Майком и какое-то время наслаждался видом упавшего дерева, прежде чем начать обрубать с него ветви.

- Хорошая работа, - произнёс Деннисон.

- Спасибо. - Майк ухмыльнулся.

Похвала от плотника ценилась выше похвалы от всех остальных, поскольку он никогда не позволял её себе, если не было повода.

Однако Деннисон не закончил. Едва шевеля губами, цедя слова так, чтобы охрана его не услышала, он произнёс:

- Поможешь сегодня пустить по пизде перекличку, лады?

- Да, ну? - отозвался Майк тем же способом. Способ тюремных переговоров также был одной из тех вещей, каких он не знал до того, как его вывезли из Нью-Йорка. Но он узнал. Как и в случае с умением валить деревья, куда нужно, он преуспел и в этом.

- Ага. - Джон не кивнул.

Он не делал ничего такого, что могло бы привлечь внимание охраны к нему или Майку. Охрана всё же не особо смотрела в их сторону. Они только что срубили дерево. То есть, очевидно работали. Ублюдки с "Томми-ганами" доверяли им не менее, чем остальным. А вот бритые, ребята, которые не понимали, как оно тут всё работает, и до сих пор чувствовали во рту привкус свободы - они были по-настоящему опасными. Ну или охранникам так казалось.

- Ладушки, - ответил Майк, по-прежнему, не раскрывая рта.

Он подошёл к верхушке дерева и принялся обрубать ветки и разделывать ствол на отрезки, более удобные для работы. Когда бригада выполнила дневной урок, Майк с Джоном впряглись в постромки и потащили сани, полные древесины, обратно в лагерь.

Обычное место Майка во время переклички было в третьем ряду, седьмым слева. Однако, после того, как гбровец с планшетом прошёл мимо, он мог сделать шаг назад в предыдущий ряд. После того, как лагерь какое-то время работал без сбоев, для охраны перекличка превращалась в рутину. Они не напрягали извилины сверх необходимого.

Майк стоял позади своего обычного места, склонив голову. Он принялся делать вид, будто почёсывает грудь, чтобы скрыть номер от охранника. Пока идёт перекличка, следует стоять по стойке "смирно", но у всех всегда было, что почесать. Вертухаи уже давно перестали переживать по этому поводу.

Он не стал оглядываться, чтобы посмотреть, как другие вредители саботировали перекличку. Не стал он и оглядываться, чтобы посмотреть, кого не хватает. Из него не вытянуть того, чего он не знает, как бы долго его ни томили в штрафном изоляторе.

В нужный момент Майк шагнул на своё место. Следы на снегу какое-то время будут выдавать его, но недолго. Как только все вокруг начнут двигаться, следы сотрутся.

- Разойтись на ужин! - выкрикнул главный гбровец.

Какую бы уловку ни задумали вредители, в этот раз она сработала. Но она вскроется. Вся толпа истрёпанных, грязных, тощих людей, шагавшая по снегу в сторону кухни, понимала это. Ну, по крайней мере, это понимали все вредители, которые были в курсе, что происходит.

Настало время утренней переклички. Каждый отвечал на своё имя и номер, выкрикиваемые охранником. Являлся ли кричащий хозяином того или иного имени и номера... этого Майк не знал. Ни Джон, ни кто бы то ни было, ещё не просили его кричать за отсутствующего, который не мог крикнуть сам.

Однако утренняя перекличка пошла не так. Почему, Майк не знал. Насколько он мог понять, никто не заметил его передвижения со своего места на чужое. Тем не менее, главный охранник, в конце концов, произнёс:

- Давай, ещё раз.

В его голосе звучало отвращение в адрес как своих людей, так и заключённых. Для вредителей мысль о том, что гбровцы не способны досчитать до двадцати одного, не забравшись к себе в штаны, являлась аксиомой. Умным людям подобная работа не нужна. Неумные люди, которые оказывались в лагере, попадали сюда с полосами на спинах.

- Не шевелиться, мудачьё! - выкрикнул охранник, когда пересчёт возобновился.

Он пнул кого-то, кто начал двигаться слишком рано. Не желая получить ботинком в живот, Майк замер на месте.

Остальные вредители, которые играли в игры, видимо, поступили точно так же, поскольку в конце переклички главный охранник хлопнул себя ладонью по лбу в театральном жесте неверия и отчаяния.

- Ёб вашу мать! - проревел он. - Нам не хватает четверых пиздюков! Четверых! И один Бог знает, когда эти куски говна сбежали!

Этим утром они остались без завтрака. Вместо еды они получили допрос. Майк неоднократно произнёс: "Я не знаю".

- Я не знал, что кто-то пропал до тех пор, пока перекличка не сорвалась, - говорил он.

- Пожалуйста, можно мне что-нибудь съесть? Я голоден, - говорил он.

- Ты лживый мешок говна, вот, кто!

Допрашивавший Майка гбровец, ударил его по лицу. Но сделал он так только раз, раскрытой ладонью - это была пощёчина, а не удар. Сей факт сказал Майку, что охрана его ни в чём не подозревает. Этот парень бил его на общих основаниях.

Его на два дня отправили в штрафной изолятор. Ему давали хлеб и воду - не очень много хлеба. Одеяло ему не дали. Майк свернулся калачиком, дрожа и надеясь, что не замёрзнет насмерть.

Спустя три дня после его возвращения в барак N17, гбровцы притащили двоих живых вредителей и один труп.

- Вот, что с вами станет, если попытаетесь убежать от заслуженного наказания, - произнёс комендант лагеря.

Затем охранники принялись избивать двоих выживших до полусмерти, пока остальные вредители стояли, слушали и смотрели. После избиения, тех, кого охранники вернули в лагерь, не отправили в лазарет. Нет, они отправились в штрафной барак, на срок более двух дней. Если они выживут и вернутся, значит, всё хорошо. Если нет, охранники не потеряют из-за них ни минуты сна.

Однако сбежали четверо. Гбровцы смогли взять только троих. Майк цеплялся за эту мысль, словно утопающий, который попал в кораблекрушение в открытом море и цеплялся за кусок доски. Возможно, четвёртый вредитель стал мёртвым куском мороженного мяса где-то в суровых горах Монтаны. Возможно, в данный момент, рыси и пумы обгладывают плоть с его костей.

Впрочем, возможно, он убежал. Из трудового лагеря сбежали четверо. Одного до сих пор недосчитывались. Возможно, он свободен. Возможно, в данный момент он на пути в Огайо. Либо всё ещё находится в Монтане, прячется у симпатичной сестры владельца ранчо.

Майк надеялся на это. И он знал, что среди вредителей, он такой не один.

***

Когда 1940 год сменился 1941-м, война, похоже, взяла паузу, чтобы перевести дыхание. Нацисты продолжали бомбить Британию и торпедировать каждый встречный корабль, однако, становилось очевидно, что в ближайшее время свастика не будет развеваться над Букингемским дворцом. Королевские ВВС еженощно совершали авианалёты на Германию. Геббельс вопил по поводу лётчиков-террористов, словно телёнок, которому прижгли круп клеймом. И всё же "Люфтваффе" не удалось сломить волю лондонцев к сопротивлению. Также выглядело очевидным, что британским бомбардировщикам не удалось напугать берлинцев достаточно сильно, чтобы они оставили Гитлера.

После третьей инаугурации Джо Стила Чарли снова напился. Даже в подпитии он знал, что не стоит говорить то, что думаешь. Если бы он на следующее утро явился в Белый Дом с похмелья, помощники президента, да и сам президент, решили бы, что он чересчур радостно праздновал, а не по какой-то ещё причине.

На домашнем фронте Эсфирь приучила Сару к горшку.

- Слава Богу! - произнёс Чарли. - Если я больше ни разу в жизни не увижу грязный подгузник, скучать по этому зрелищу я не буду.

Он зажал нос.

Жена загадочно посмотрела на него.

- А ты не планируешь когда-нибудь в ближайшее время завести ещё одного ребёнка? - спросила она.

- Эм, - произнёс Чарли, затем повторил: "Эм". Понимая, что уже вляпался, он добавил: - Ну, наверное, хочу. Но я всё ещё не люблю подгузники.

- Никто не любит подгузники, за исключением тех, кто их шьёт, и компаний, которые их стирают, - сказала Эсфирь. - Но они нужны. Никому не нравится, когда детки писаются и какаются повсюду.

- Это уж точно, детка, - согласился Чарли - безопасное решение, решил он.

- Я бы не хотела, чтобы у меня было двое детей одновременно в подгузниках, - сказала Эсфирь. - От этого любой рехнётся. Но, к тому времени, когда у меня появится ещё один, Саре уже будет четыре. Возможно, ей даже будет больше четырёх, если не получится снять мяч с первой же подачи.

- "Снять мяч"? - переспросил Чарли. - Ты хочешь завести ещё одного ребёнка или подписать контракт с "Сенаторз"?

Эсфирь скорчила жуткую гримасу, и он понадеялся, что она его простит.

Ей не удалось снять мяч, как это случилось тогда, когда они зачинали Сару. Маленькой девочке исполнилось три. Во внешнем мире Германия таскала из огня каштаны для Муссолини, вторгнувшись в Югославию и Грецию. В североафриканской пустыне немецкий африканский корпус также помогал итальянцам не утонуть против англичан.

На Дальнем востоке Япония откусила изрядный кусок от Китая. Годом ранее япошки захватили аэродромы и военно-морские базы в северной части французского Индокитая - побеждённая Франция находилась не в том положении, чтобы им возражать. Теперь же они давили на режим Виши, чтобы им позволили захватить весь регион.

Черчилль не хотел, чтобы они так поступали. Это усилит давление на Британскую Малайю и Сингапур. Джо Стилу всё это тоже не нравилось. Индокитай слишком близко к Филиппинам, которые принадлежали США. Дуглас МакАртур оказался единственным среди высших офицеров, которого не задела чистка Джо Стила 1930х. К тому моменту он уже находился на Филиппинах, помогал местным строить собственную армию с того самого дня, когда они получили независимость. Местные власти присвоили ему звание фельдмаршала. Он являлся единственным американцем в истории, кто носил это звание, пусть даже оно не было ему присвоено собственными вооружёнными силами.

Когда Джо Стилу что-нибудь не нравилось, он что-нибудь делал. В этот раз он вызвал Чарли к себе в кабинет.

- Я намерен прекратить продавать Японии нефть и металлолом*. Всё это они используют против Китая. Не успеем моргнуть, они и против нас воспользуются. Ещё я намерен заморозить японские счета в Соединённых Штатах. Они должны понять, что я не стану уступать им дорогу, по которой они идут.

- Да, сэр. - Чарли задумался, затем спросил: - Разве мы не окажемся в шаге от объявления войны?

- Намного дальше. - Джо Стил пыхнул трубкой. Более по этому поводу он ничего сказал. Он сказал другое: - Когда я буду излагать эту новость, я хочу максимально подсластить пилюлю. Я не хочу, чтобы Тодзё злился сильнее, чем мне нужно, и я не хочу, чтобы американцы слишком горячились и беспокоились по этому поводу. Так, что напишите мне черновик, который следует в этом направлении. Хочу, чтобы к завтрашнему дню всё было готово.

Вместо того, чтобы издать вопль отчаяния, Чарли кивнул.

- Я всё сделаю.

Проработав в газете столько времени, он привык к самым невозможным срокам. А Джо Стил частенько ставил такие сроки, чтобы проверить людей. Он запоминал, когда вы в них укладывались. И запоминал, когда не укладывались. Один раз мячик можно было прозевать. При повторном нарушении, в Белом Доме вы не задержитесь.

И вновь Чарли оказался не единственным, кто работал над изложением мыслей Джо Стила. Он это знал. Но ни Винс Скрябин, ни Лазар Каган вообще не разбирались в подслащивании чего-либо. Микоян умел - Чарли и сам это признавал. В то же время, он ожидал, что президент использует большие отрывки из того, что он написал.

Джо Стил так и поступил. Даже, когда он говорил мягко, вы могли заметить большую дубинку в его руках. В этом он старался походить на Теодора Рузвельта. В некоторых других моментах, возможно, чуть меньше.

Речь, и вой, который из-за неё подняла Япония, не сходила с передовиц четыре дня. Нынче в газетах практически не печатали то, что могло бы вызвать недовольство у гбровцев. Впрочем, речь Джо Стила они игнорировать не могли, равно как и международную реакцию на неё.

На пятый день, все от штата Вашингтон до Флориды позабыли о ней. В этот день Гитлер вторгся в Россию. Джо Стил вызвал высшее военное командование, чтобы выслушать их мнение по поводу новой грандиозной войны. Джордж Маршалл уже стал трёхзвёздным генералом, а не полковником, заседающим в военном трибунале.

Хоть их знакомство и было опосредованным, Чарли ухватил этого невозмутимого генерала за пуговицу.

- Каковы, по вашему мнению, шансы Троцкого? - спросил он.

- Скажу вам то же самое, что и президенту, - ответил Маршалл.

Разумеется, он был бы сумасшедшим, если бы сказал Чарли нечто иное. Если это станет известно Джо Стилу, долго звёзды у него на погонах не задержатся. Он продолжил:

- Очень удивлюсь, если русские продержатся шесть недель.

- Ладно, - сказал Чарли.

Эти же слова он слышал от экспертов по географическим картам (и гадателей на кофейной гуще) менее высокого ранга.

Маршалл покачал головой.

- Нет, не ладно. Если Гитлер захватит всё от Атлантики до Урала, он станет смертельной угрозой для всего мира. Как сказал президент: "Я хочу видеть трупы немцев, плывущие вниз по реке, каждый - на плоту из трёх трупов русских".

- Хех, - произнёс Чарли.

Ну, да, похоже на Джо Стила. Как и он сам, чувство юмора у него было мрачным. И всё же, либо он не шутил вообще, либо шутил в квадрате. А ещё он ненавидел Троцкого точно так же как и Гитлера.

Шесть недель спустя "красные" всё ещё сражались. Они отдали много земли и потеряли множество народу, но не поплыли пузом кверху, как французы. Они продолжали биться. Чарли предположил, что Маршалл был удивлён. Да наверняка так оно и было.

XVI

Примерно через месяц после того, как нацисты набросились на "красных", в Северную Америку прибыл Уинстон Черчилль пошушукаться с Джо Стилом. Он прилетел из Англии на Ньюфаундленд, затем морем прибыл в Портленд, штат Мэн, на эсминце Королевских ВМС.

Винс Скрябин изобразил по этому поводу горькое удовлетворение.

- Черчилль хотел, чтобы Джо Стил приехал на Ньюфаундленд или в Канаду, - сказал он Чарли. - Мы отказали. Это он просит подаяния со шляпой в руке. Если ему от нас что-то нужно, то пусть, блин, сам приезжает и кривляется*.

- Как по мне, что одно, что другое - одинаково, - ответил Чарли.

Дипломатия напомнила ему отношения на детской игровой площадке. Дети помладше делали то, что говорили дети постарше. Время от времени вспыхивали драки. Проблема в том, что не было учителя, который разнял бы их и всыпал горячих придурку, который устроил бучу.

- Вы когда-нибудь бывали в Портленде? - спросил Скрябин.

- Бывал в том, что в Орегоне. Не думаю, что бывал в том, что в Мэне, - ответил Чарли.

- Тогда, пакуйте чемодан. Босс хочет взять вас с собой, - сказал Скрябин. - Захватите свитер, а то и два. Какое-то время мы пробудем в океане, а там даже посреди лета отнюдь не жарко.

Когда он собирался, Эсфирь сказала:

- Я смогу послать тебе телеграмму, пока ты будешь там?

- Не уверен, что оно того стоит, - ответил Чарли. - Там будут вроде как секретные переговоры, знаешь? А что такое? До моего возвращения не подождёт?

- Ну, у меня задержка уже больше недели, - сказала она. - Я пока не уверена, но есть такое чувство, если понимаешь, о чём я.

- Отлично!

Он крепко обнял её, пока она не запищала. Он знал, что не проявил должного энтузиазма, когда она завела разговор о втором ребёнке. Чарли изо всех сил постарался не совершить ту же ошибку дважды.

- Не думаю, что это хорошо, что они таскают тебя всюду с собой, - сказала Эсфирь.

- Да, я тоже. - Чарли кивнул. - Но это значит - я надеюсь, что это значит - что они, наконец, начали мне доверять.

Чарли всегда боялся, что Джо Стил предложил ему работу в Белом Доме не в последнюю очередь, чтобы приглядывать за ним. Майк достаточно сильно разозлил администрацию, чтобы его бросили в тот проклятый трудовой лагерь. Не удивительно, что они решили, будто Чарли станет ещё одним опасным персонажем. И, конечно же, девять лет назад Чарли прошёл мимо Винса Скрябина, когда Молоток говорил кому-то с кем-то разобраться этой ночью, потому что завтра будет поздно.

Даже сейчас он не знал, действительно ли Скрябин организовал безвременную кончину губернатора Рузвельта. За все эти годы он ни разу не напоминал Скрябину об этом. Держать рот на замке, в данном случае, было сродни выплате премий за страхование жизни. Скрябин мог рассмеяться - не то, чтобы он был особым весельчаком - и сказать, что Чарли рехнулся. А мог и не рассмеяться. Если с Франклином Д. Рузвельтом произошёл несчастный случай, то же самое могло произойти и с Чарли.

По пути на поезде до Портленда Чарли держал рот на замке. Ни в дороге, ни по прибытии никаких несчастных случаев с ним не происходило. Президент и его свита путешествовали в большем комфорте, нежели стрингер "АП", отправляющийся освещать суд или взрыв элеватора.

Они взошли на борт эсминца ВМС США, который отправился на встречу с боевым кораблём Королевских ВМС. Оба судна создавали занятный контраст. Британский корабль был выкрашен в чуть более тёмный серый цвет, чем его американский товарищ. Однако это был в большей степени боевой корабль, нежели американский эсминец. Всё, не имевшее жизненно важного значения, было демонтировано. Матросы и офицеры Королевских ВМС были одеты в сильно поношенную форму. Выражение их лиц говорило о том, что они и сами поизносились. Они разглядывали не бывавших в бою американских матросов и официальных лиц с лёгким, а временами и не совсем лёгким, презрением.

Розовощёкий и пухлолицый Черчилль был похож на драчливого курящего сигары младенца. Он и его советники встретились с Джо Стилом и его помощниками в офицерской кают-компании.

- Вы проделали долгий путь, - произнёс Джо Стил, когда молчаливый стюард разнёс выпивку - на кораблях Королевских ВМС сухого закона не существовало. - Чем я могу вам помочь?

- Со своей стороны вы делаете для меня всё возможное, - ответил премьер-министр. В личном общении его голос оказался ещё более звучным, чем по радио. - Теперь же я хочу, мне необходимо, чтобы то же самое вы сделали для Троцкого и России.

Джо Стил поморщился.

- Я знал, что вы это скажете. Если бы я хотел, я бы уже давно так поступил.

- Хотите вы или нет, но вам необходимо это сделать, - сказал Черчилль. - Троцкий может сколько угодно болтать насчёт мировой революции, но это всего лишь болтовня. Коммунистическая Россия - это государство, с которым другие государства могут иметь дело.

-Тьфу! - воскликнул Джо Стил.

У Соединённых Штатов не было посольства в Москве, как и у "красных" не было своего посольства в Вашингтоне. Керенский сбежал из Парижа незадолго до того, как по его улицам промаршировали нацисты. Нынче он жил в Нью-Йорке. США до сих пор не признали и его. По глубочайшему убеждению американских дипломатов, территория, размером в одну шестую части суши, была пустым местом на карте.

- Но, вы должны, - произнёс Черчилль так, словно президент произнёс всё это вслух, а не издал звук отвращения. - Как я и сказал, мы можем вести дела с Россией. Не хорошо, да и не гладко, но можем. Гитлеровская Германия, с другой стороны, вообще не государство. Это раковая опухоль на теле мировой политики. Если её не вырезать, она распространится повсюду. Именно так и действует рак. Нет нужды любить Троцкого, чтобы понимать, что из этих двоих, Гитлер наиболее опасен.

- Тьфу! - повторил Джо Стил. Но этот раз он добавил нормальные слова: - Он превратил свою страну в тюрьму.

Черчилль взглянул на него.

- А вы свою, разве нет?

В какой-то миг Чарли решил, что Джо Стил сейчас выйдет из офицерской кают-компании, сойдёт с эсминца Королевских ВМС, и уйдёт подальше от всего, что напоминало бы дружбу с Англией. Никто в Соединённых Штатах не разговаривал подобным образом с Джо Стилом. Никто в нынешние времена не разговаривал с ним подобным образом, особенно, когда об этом могли пронюхать гбровцы.

Президент тяжело глянул на премьер-министра. Этот взгляд говорил о том, что ничто не может быть забыто, и прощено. Однако ответ Джо Стила прозвучал довольно спокойно:

- Те, кто сидят в моих лагерях, сидят заслуженно. В этот и заключается разница между мной и Троцким.

- Ну, может, вы и правы. - Судя по тону Черчилля, он не поверил ему, ни единому слову. И всё же, он продолжил: - И заверяю вас, что я прав насчёт помощи Троцкому и России. Гитлер может в любом случае одержать победу в этой битве. Но, если вы можете, что-нибудь сделать, чтобы не дать ему победить - это следует делать. Нет, вы должны.

- Вы не в том положении, чтобы указывать мне, что делать, - сказал Джо Стил.

- Из-за того, что ваша страна больше и богаче моей, хотите сказать? - Черчилль умудрился произнести эту фразу так, словно это не имело никакого значения. - Если хотите придерживаться этого пути, можете сделать хуже, чем прислушаться ко мне. Понимание Америкой международной повестки прискорбно ограничено тем, что ваши берега успешно охраняют широкие океаны - и Королевские ВМС. Британия же участвовала в этой повестке и создавала её веками. Я и моя страна имеем больше опыта, чем вы и ваша страна. Всё, что я говорю вам сейчас, проистекает из этого опыта.

Он разговаривал с Джо Стилом так, как мужчина разговаривает с мальчиком. Так в Соединённых Штатах тоже никто не поступал. Взгляд президента говорил о том, что он от этого не в восторге. Однако он не стал говорить премьер-министру, куда идти.

- Отужинайте со мной на моём корабле. Детали этого вопроса обсудим там, - сказал он.

- Если только мне будет позволено взять с собой освежающие напитки, - произнёс Уинстон Черчилль. - Знаете ли, я осведомлён об абстенционистских порядках на вашем флоте.

- Да, вам будет позволено. - Теперь Джо Стил, похоже, развеселился. - Если пожелаете, можете даже попробовать абрикосового бренди из Калифорнии.

Черчилль улыбнулся.

- Я об этом подумаю. Как верховный главнокомандующий, вы можете не только писать правила, но и нарушать их по собственному желанию.

Возможно, он говорил о доставке на корабль ВМС США абрикосового бренди, а, возможно, и нет.

По возвращении на американский эсминец, Джо Стил занял офицерскую кают-компанию вместе со своими помощниками.

- Он до сих пор считает Англию величайшей страной в мире, - прорычал президент. - Может, не здесь, а здесь. - Он постучал себя указательным пальцем сначала по лбу, затем по груди.

- Высокомерный ублюдок, - сказал Винс Скрябин.

- Да, так и есть. Без этого в политике далеко не уйдёшь, - сказал Джо Стил. - Высокомерный или нет, но он прав? Достаточно ли опасна для Соединённых Штатов нацистская Германия, чтобы мы помогали России оставаться в деле?

- Троцкий застелил кровать. Затем затащил в неё Гитлера, - сказал Стас Микоян. - Он заслужил всё, что с ним происходит.

- Согласен. - Винс Скрябин кивнул.

Лазар Каган промолчал. Троцкий и толпа коммунистов, что правили Россией, были евреями. Джо Стилу это могло быть известно, а с учётом того, как нацисты их преследовали, мнение Кагана не будет объективным.

"Говорите, либо молчите во имя мира", - подумал Чарли. Однако никакого мира не было. Шла война, которая оказалась крупнее той, что с надеждой назвали "войной, которая покончит со всеми войнами". Набрав воздуха в грудь, он произнёс:

- Я считаю, нужно помочь России. Если Германия захватит Россию, затем она раздавит Англию. После этого всей ширины океана будет недостаточно, чтобы удержать их подальше от нас.

Джо Стил пыхтел трубкой. Винс Скрябин бросил на Чарли взгляд, похожий на тот, каким президент наградил премьер-министра. Скрябин тоже умел ничего не забывать.

Тем же вечером Черчилль отметил, насколько чистым, отмытым и новым всё выглядело на американском эсминце. Он как бы говорил: "Мы воюем, а вы - нет". Он в том же стиле похвалил ростбиф, что не помешало ему съесть три порции. Виски и президентский бренди улучшили блюдо.

Кают-компания заполнилась дымом трубки, сигары и сигарет. Джо Стил ни слова не сказал о России. Он изо всех сил старался сделать свою позицию загадкой, завёрнутой в головоломку, окутанную тайной. Черчилль также принадлежал к тем людям, которые не говорят всего, что думают, однако, его советники начали ёрзать. Как и Чарли. Он надеялся, что никто этого не заметил.

Наконец, Черчилль взял быка за рога:

- Вы что-нибудь решили по поводу Троцкого?

- Я ещё двадцать лет назад всё решил по поводу Троцкого, и ничего из того, что вы сказали, не смогло изменить моего мнения, - ответил Джо Стил. Он дождался, пока Черчилль не осел в кресле, затем продолжил: - Но я отправлю ему игрушки для стрельбы по немцам. Вы убедили меня в этом, вы, и один из моих людей. - Он кивнул в сторону Чарли.

Этот кивок вызвал со стороны Черчилля серьёзное отношение к Чарли.

- Замечательно, - произнёс он. - В вашей администрации есть здравомыслящие люди.

- Что ж, надеюсь на это, - сказал Джо Стил.

Чарли знал, что это означало. Если помощь русским пойдёт на пользу, лавры за это получит президент. Ему они и будут положены, поскольку именно он принял решение. Но если всё пойдёт плохо, вина за это ляжет на плечи Чарли.

Если, к примеру, из-за этого Гитлер объявит войну США, Чарли предстоит узнать гораздо больше, чем ему хочется, о рубке деревьев, рытье канав, или их закапывании. Либо его пристегнут к бомбе и сбросят на Германию. Чарли рассчитывал уйти из этого мира шумно, но не настолько.

***

Джо Стил ни слова не сказал по поводу перемены своего отношения к России. Он просто начал втихую поставлять Троцкому самолёты, оружие, грузовики, телефонный кабель, высокооктановое топливо и всё, чего желало крошечное сердце Красного царя. У русских до сих пор не было посольства в Вашингтоне. Зато оно имелось в Оттаве, откуда они и вели дела с американцами.

Игры Джо Стила в секретность долго не продлились. Троцкий был не прочь промолчать о товарах, которые он получал. Пока он их получал, молчание являлось невеликой ценой. Однако Уинстон Черчилль кричал об этих новостях, словно городской глашатай. Он хотел, чтобы весь мир узнал о том, что Соединённые Штаты ненавидели нацистов ещё больше, чем "красных". Он хотел, чтобы весь мир знал, что и он тоже поспособствовал с организацией этой помощи.

Гитлер, предсказуемо, вопил, как резаный. Он визжал, что США нарушили нейтралитет, никогда его не придерживались, да и не могли придерживаться. Он вопил о том, что Соединёнными Штатами правили евреи и недочеловеки. Он пообещал сделать с еврейским капитализмом в Америке то же самое, что он делал с еврейским большевизмом в России.

Впрочем, к облегчению Чарли, войну он не объявил. Германские подлодки били торпедами по американским торговым судам в Атлантике, и несколько из них потопили, но они так уже давно поступали. Война? Лишь неофициально. Всё оставалось неофициально, даже, когда американский эсминец затопил нацистскую подлодку, и когда другая подлодка снесла корму американскому лёгкому крейсеру, убив две дюжины матросов.

Чарли гадал, не окажется ли помощь США России слишком малой, слишком запоздалой. Немецкие армии осадили Ленинград на севере и Севастополь на юге. Они захватили Киев. Они захватили Смоленск, о котором Чарли никогда не слышал, пока название города не появилось в военных сводках, но который, как выяснилось, являлся главным укреплённым пунктом, защищавшим Москву.

Лето перетекло в осень. У Эсфири началось утреннее недомогание, связанное с новым ребёнком, точно так же, как это было с Сарой. Сара начала учить алфавит. У неё были деревянные кубики с буквами и цифрами, и она постоянно с ними играла.

Осень в России означала дожди. За пределами крупных городов дороги в России оставались всего лишь грунтовками. Когда шёл дождь, они превращались в грязь. В ней вязли немецкие танки, мотоциклы и пехотинцы. Аккуратные немцы привыкли к аккуратным, отлично уложенным дорогам. Без них справлялись они неважно.

Если на Дальнем востоке и шли дожди, Японию они не волновали. Япошки продолжали колошматить Китай. Они завершили оккупацию французского Индокитая. Это взбесило Уинстона Черчилля, поскольку британские колонии на юго-востоке оказывались в пределах досягаемости их бомбардировщиков.

Джо Стил обзывал нехорошими словами Японию столько же, сколько Гитлер обзывал США. Япошки уделяли этому едва ли больше внимания, чем Америка. Ближе к зиме генерал Тодзё, наконец, отправил в Вашингтон министра иностранных дел Курусу с целью выяснить, могли ли две страны о чём-нибудь договориться.

Курусу знал, чего хотел. Он хотел разморозить японские счета в Америке. Ещё он хотел, чтобы Соединённые Штаты снова начали продавать Японии сырьё. Джо Стил поинтересовался у него, освободит ли Япония Китай, если США так поступят.

В отличие от переговоров с Черчиллем, на эту встречу Чарли не позвали. Этот факт не разбил ему сердце. О происходящем он узнавал от Винса Скрябина.

- Этот узкоглазый прямо заявил, что они не отступят, - сообщил Скрябин. - Сказал, Америка стала империей, какой была Россия, какой была Англия, и теперь настал черёд Японии ею стать, если ей хватит сил, а ей хватит. Он считает, что столь же хорош, как и белый человек, вот, как он считает. - Судя по тому, как Скрябин закатил глаза, он этого мнения не разделял.

- Ага, Япония весьма сильна, пока у них есть наш металлолом и наша нефть, - сказал Чарли. - Но, что будет, когда нефть у них закончится?

- Всё, что у них есть на двигательной тяге, остановится, вот, что. - Скрябин говорил так, словно с нетерпением ожидал именно этого. - Как говорят большие шишки в военном министерстве, они и года не протянут на своих запасах.

Чарли тоже слышал такое, но не стал этого показывать: чем большим дурачком ты себя изображаешь, тем интереснее вещи начинают рассказывать люди.

- Сколько времени прошло с тех пор, как президент наложил на них эмбарго? - спросил он.

И вновь, он знал ответ, но пускай Молоток немного насладится своим превосходством.

- Всего где-то пять месяцев, - ответил Скрябин. - Так что они уже должны начать чувствовать удушье. Обещаю, когда этот дурак Курусу приедет сюда в следующий раз, он будет петь в другом тоне.

- Конечно, будет.

У Чарли были примерно такие же сложности в отношении к Востоку, что и у Скрябина. Ему нравилась китайская еда, но он так и не нашёл в Вашингтоне местечка, где ему понравилось бы так же, как в "Хоп Синге" в Вилидж. Всё это было слишком далеко. Он не больше, чем Молоток считал, что азиаты заслуживают того, чтобы встать на равных с белыми. Сама мысль об этом казалась слишком глупой, чтобы высказывать её вслух. Как, на самом деле, и для большинства жителей Востока.

***

Одним прохладным воскресным утром, Чарли, Эсфирь и Сара отправились позавтракать вафлями в одно заведение неподалёку от их дома. Эсфирь заказала вафли и отрезала немножко для Сары. Чарли заказал блинчики и пласт нарезанного бекона. Один ломтик бекона он отдал дочери. У Сары он сразу исчез.

Когда они вернулись домой, Чарли почитал газеты, послонялся по квартире, пока, наконец, не включил по радио игру "Редскинс"-"Иглс"*. Если "Редскинс" выиграют, они закончат на третьем месте в восточном дивизионе со счётом игр 6-5. Если проиграют, то закончат опять-таки на третьем месте, но со счётом 5-6. У "Иглс", команды, что им противостояла, было всего две победы за год. Чарли предположил, что у них весьма высокие шансы сделать 500*.

Невзирая на отстойное положение в игровой таблице, "Иглс" очень быстро повели в счёте. Мяч был у "Редскинс", когда трансляция на мгновение прервалась. Едва Чарли успел повернуть голову в сторону приёмника, как передача возобновилась.

- Мы прерываем нашу трансляцию для срочного сообщения! - заговорил другой ведущий, тот, что сидел в радиостудии. - Из Белого Дома сообщают, что японские самолёты неожиданно разбомбили американскую базу флота в Перл-Харборе, Гавайи. Потери, предположительно, очень высокие. Это всё, что известно на данный момент. Сейчас мы возвращаемся к ранее запланированной программе передач.

Снова пошёл репортаж с футбольной игры.

- О, Господи! - воскликнула Эсфирь.

- Я бы и сам лучше не сказал, - проговорил Чарли.

За время сообщения "Редскинс" взяли первый даун*, однако, Чарли уже было не до них. Он задумался, когда ещё наступит время, когда ему будет хоть какое-то дело до всяких глупостей, вроде футбола или бейсбола. Чарли схватил ботинки и надел их.

- Наверное, мне пора в Белый Дом.

Зазвонил телефон. Эсфирь взяла трубку.

- Алло? - сказала она, затем: - Да, он здесь.

Она передала трубку Чарли, беззвучно проартикулировав одними губами: "Микоян".

Он кивнул.

- Здравствуйте, Стас, - произнёс он.

- Вы срочно нужны здесь, - без предисловий заявил Микоян.

- Уже бегу. Только что услышал новости, - ответил Чарли. - Похоже, весь ад обрушился на нас.

В смешке Микояна явно звучало что-то от висельника.

- Сейчас везде неспокойно. Мы пока об этом не объявляли, но япошки напали и на Филиппины. Там тоже дела идут неважно.

- Счастливый день! - воскликнул Чарли.

- Раз уж вы об этом упомянули, - произнёс Микоян. - Нет.

- Ясно, - сказал Чарли. - Зайду к вам, как только смогу.

Он повесил трубку. Затем вызвал такси. Ему не хотелось впустую тратить сорок пять минут, стоя на углу в ожидании автобуса. По воскресеньям они ходили не так часто. Он поцеловал Эсфирь и Сару, которой не было никакого дела до Перл-Харбора, и поспешил на улицу.

- Япошки умом тронулись. - Такой фразой поприветствовал его водитель.

- Слышал, - ответил Чарли. - Отвези меня в Белый Дом. Жми педаль.

Он не стал тратить время и повязывать галстук. Его коричневый клетчатый пиджак не сочетался с серыми брюками. Но именно его он вытащил из шкафа, вот и всё.

Однако, по всей видимости, в его голосе слышалась некая властность, поскольку водитель произнёс:

- Будет сделано, мистер.

Он коснулся лакированного кожаного козырька, практически, отсалютовав ему, и "Шеви" рванул вперёд от обочины.

Чарли дал водителю доллар, и не стал дожидаться сдачи, хотя плата за проезд составила всего шестьдесят центов. На лужайке у Белого Дома стояли журналисты, с надеждой ожидая свежих новостей. Когда они заметили Чарли, то набросились на него, словно муравьи на забытый на пикнике сэндвич. Он защищался от них обеими руками.

- Я знаю не больше вашего, парни, - говорил он. - Я с женой и дочкой футбол слушал. У меня воскресный выходной, по крайней мере, я сам так думал. Как только услышал новости, так решил, что лучше ехать сюда.

Кое-кто записал его слова. Спичрайтер Белого Дома Чарли Салливан был человеком, который создавал новости, а не сообщал о них. Чарли знал, что это так, но сей факт до сих пор казался ему ненормальным.

Он пробрался сквозь толпу в Белый Дом.

- В полдевятого у нас заседание правительства, - сказал Винс Скрябин. К девяти присоединятся несколько сенаторов и конгрессменов.

- Хорошо, - ответил Чарли.

Он предположил, что большинство решение могло быть принято ещё до встречи. За исключением, пожалуй, Энди Вышински, члены правительства Джо Стила были теми, кто командовали своими подчинёнными, но не формировали политику. Джо Стил считал, что формирование политики - это его компетенция, и ничья иная.

- Разумеется, мы объявим Японии войну, - сказал Скрябин. - Боссу потребуется речь, с которой он выступит перед Конгрессом перед самым объявлением. Можете начинать над ней думать.

- Усёк, - сказал Чарли.

Строго говоря, он уже начал думать над речью. Однако демонстрировать сей факт Скрябину, в большей или меньшей степени, являлось одним из глупейших поступков, какие можно совершить в Белом Доме. Нравится он вам или нет, но этот неприятный коротышка являлся правой рукой Джо Стила, и несколькими пальцами на левой.

- Мы знаем что-нибудь сверх того, что передали по радио и написали в газетах? - спросил Чарли.

- Немногое, - ответил Скрябин. - На Гавайях всё плохо, на Филиппинах тоже не очень хорошо. А, я только что узнал, что япошки начали бомбить англичан в Малайе, а японские наземные войска перешли малайскую границу с Сиамом. Пошли ва-банк.

- Беда не приходит одна, - сказал Чарли.

Рот Скрябина искривился, хотя по усам движения заметно не было. Это движение оказалось ближе к улыбке, чем Чарли мог предположить.

Джо Стил встретился с неофициальными помощниками (как, порой, их называли в народе, там, где не могло слышать ГБР - Пыточный Клуб) перед заседанием правительства. Выглядел он невесело.

- На Гавайях нас застали со спущенными штанами, - прорычал он. - Я хочу, чтобы сюда отозвали на допрос адмирала и генерала, что там командовали. Они не должны были играть в одну калитку.

- Я с этим разберусь, босс, - сказал Лазар Каган.

Чарли задумался, увидит ли ещё кто-либо этих офицеров после того, как с ними поработают следователи Джо Стила. Ему не хотелось бы оказаться на их месте.

- Итак, мы, наконец-то, воюем, - произнёс президент. - Не мы её начали, но мы её завершим. К тому моменту как мы разберёмся с япошками, от домов на их островах камня на камне не останется.

На заседании правительства всё было то же самое, только в большем масштабе. Чарли сидел в стороне и слушал. Когда он слышал понравившуюся ему фразу, он заносил её в черновик, который передаст президенту. Каган негромко разговаривал с военным министром и министром военно-морского флота. Никто из них не выглядел взволнованным тем, что говорил им помощник Джо Стила, однако оба они кивали.

Чарли припозднился, дописывая черновик речи, в которой Джо Стил попросит объединённую сессию Конгресса объявить войну Японии. Когда президент выступит с этой речью, её услышат миллионы по всей стране. Они могли его не любить, Джо Стил являлся одним из наименее любимых людей, каких знавал Чарли. Однако, когда на страну, которой он управлял, нападает иноземный враг, кто не выступит в его поддержку?

Зал Палаты представителей заполнялся сенаторами и депутатами, явившимися на совместное заседание. Чарли счёл себя везунчиком, заполучив местечко на галёрке для посетителей. Не каждый день становишься свидетелем того, как творится история.

Яростный рёв, с которым обе палаты приветствовали Джо Стила, и то, как они повскакали с мест, хлопая в ладоши, ещё до того как спикер Палаты представителей объявил его, дали Чарли понять, что с объявлением войны проблем не возникнет. Он их и не ожидал, но всегда приятно осознать собственную правоту.

- Члены Конгресса Соединённых Штатов, граждане Америки, вчера Японская империя без предупреждения атаковала Перл-Харбор и Филиппины, - произнёс президент. - Этот акт подлого предательства никогда не будет забыт. Вследствие этого, я прошу Конгресс объявить о том, что Соединённые Штаты и Японская империя находятся в состоянии войны.

Снова рёв. Снова радостные крики. Джо Стил продолжил:

- Над нашей страной нависла смертельная опасность. Вероломные вооруженные японские атаки продолжаются. Нет никаких сомнений в том, что кратковременный военный успех Японской империи - всего лишь эпизод. Война с Японией не может считаться обыкновенной. Это не только лишь война между двумя армиями и флотами, это также великая война между американским народом и императорскими силами японцев. Это война за свободу, в которой мы будем не одиноки. Наши силы многочисленны. Высокомерный враг вскоре убедится в этом на собственном опыте. Плечом к плечу с армией и флотом США против агрессора встают тысячи рабочих, общественных фермеров и учёных. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Для противодействия врагу, столь подло напавшему на нашу страну, создаётся Национальный комитет обороны, в чьи руки будет вложена вся мощь государства. Комитет призывает весь народ сплотиться вокруг партии Джефферсона, Джексона и Уилсона, вокруг правительства США, чтобы самоотверженно поддержать армию и флот США, сокрушить врага и одержать победу. Вперёд!

И они двинулись вперёд. Два депутата и один сенатор проголосовали против объявления войны. Казалось, нигде не было единодушия, но в этот раз это почти удалось.

Когда Чарли вернулся в Белый Дом, его встретил Стас Микоян с осунувшимся лицом.

- Япошки только что разнесли на земле наши самолёты на аэродроме Кларк, неподалёку от Манилы, - произнёс Микоян.

- Погодите, - сказал Чарли. - Сегодня? - Микоян кивнул. - Через день после начала войны? На земле? Врасплох? - Микоян снова кивнул. Чарли нашёлся с ещё одним вопросом. - Как же так-то, хосподи?

- Этого я не знаю, - ответил армянин. - Босс тоже не знает, он сам только что услышал. Но он желает знать. Как считаете, у него найдётся пара занятных вопросов к генералу МакАртуру?

- Я бы не удивился, - сказал Чарли.

Дуглас МакАртур находился в пяти тысячах миль от американского западного побережья. Крупная военно-морская база между западным побережьем и Филиппинами только что была разнесена к чёртовой матери. По мнению Чарли всё складывалось так, что МакАртур находился в большей безопасности, сражаясь с япошками там, где он находился сейчас, чем, если бы вернулся домой и отвечал на вопросы Джо Стила.

***

Спустя три дня после того, как Соединённые Штаты объявили войну Японии, Германия объявила войну Соединённым штатам, выполнив, и перевыполнив, свои союзнические обязательства. Чарли считал, что Гитлер оказал Джо Стилу услугу. Президент не объявлял войну нацистам, хоть ВМС США и германские подлодки уже месяцами перестреливались друг с другом. Фюрер всё сделал за него.

Ещё через три дня в Вашингтон прибыли адмирал Киммел и генерал Шорт. Хазбенд Киммел выглядел привлекательно в мундире с золотыми полосками на рукавах. Уолтера Шорта Чарли помнил ещё с тех времен, когда тот заседал в военном трибунале. Теперь же он и Киммел оказались по другую сторону судебного производства.

Судьи задавали адмиралу и генералу вполне очевидные вопросы. Почему никто не обнаружил японский флот до того, как с их авианосцев начали взлетать самолёты? Почему на взлётных полосах стояло так много американских самолётов, буквально крыло к крылу? Почему ни один из них не поднялся в небо после того, как власти осознали, что война началась?

- Мы обследовали зоны, где, по нашему мнению, противник мог появиться вероятнее всего, - говорил адмирал Киммел. - Наши патрули на западном и юго-западном направлении проводились чётко и тщательно.

- Однако ни один самолёт не летал на север, в том направлении, откуда на самом деле прилетели япошки? - спросил судья.

- Никак нет, сэр, - мрачно ответил Киммел. - Мы не ожидали их появления с севера Тихого океана. Мы считали, что погода и волнение моря в это время года слишком опасны для любой инициативы японцев.

- Вы ошиблись, не так ли?

- Похоже, что так, сэр. - Голос Хазбенда Киммела звучал ещё мрачнее.

- Я приказал выставить самолёты более компактно с целью избежать саботажа, - ответил Уолтер Шорт на заданный ему вопрос. - Примерно каждый третий житель Оаху* - япошка. Многие из них продолжают хранить верность тому месту, откуда они прибыли, а не тому, где живут сейчас.

- Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев во время вражеского нападения? - спросил судья.

- Мне это неизвестно, - неохотно ответил Уолтер Шорт.

- Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев перед вражеским нападением?

- Мне это неизвестно.

- Имелись ли случаи саботажа со стороны гавайских японцев после вражеского нападения?

- Мне это неизвестно.

Чарли гадал, зачем он присутствовал на трибунале. Он загодя знал, что произойдёт. Киммел и Шорт, может, и не знали, но такова уж их судьба. Никому, кто вращался вокруг Белого Дома и видел, в каком настроении находился Джо Стил, не требовался хрустальный шар, чтобы увидеть, что будет дальше.

А Чарли уже бывал на трибуналах. Соединённые Штаты - светская страна. Тут никогда не было ничего похожего на старинные испанские аутодафе. Эти трибуналы, с заранее написанными вердиктами, были очень на них похожи.

Преступная небрежность. Невыполнение служебных обязанностей. Пренебрежение должностными обязанностями. Во время прошлой войны, во время любой войны, подобные обвинения подорвали бы карьеру любого офицера, даже если бы их не удалось доказать. Судьям потребовалось лишь несколько минут, чтобы объявить обоих мужчин виновными и вынести меру наказания - смертная казнь путём расстрела.

Невзирая ни на что, Уолтер Шорт был ошеломлён.

- Что? Вы не можете так поступить! - выкрикнул он.

Адмирал Киммел понурил голову. Он-то прекрасно знал, что могли. Может, он и не ожидал этого, но допускал такую вероятность.

- Вынося вам приговор, мы тем самым напоминаем другим офицерам, состоящим на службе Соединённых Штатов, о том, что они должны всегда и при любых обстоятельствах выполнять служебные обязанности, - заявил тот судья, что объявлял приговор.

- Pour encourager les autres*, - пробормотал Киммел.

- Прошу прощения? - переспросил судья. - Я не говорю по-французски.

- Не важно, - ответил адмирал Киммел.

Чарли был уверен, что он прав. Скорее всего, судья никогда не слышал об адмирале Бинге*. Вероятнее всего, он и о Вольтере никогда не слышал.

- Это возмутительно! - Уолтер Шорт определенно был возмущён. - Я буду обжаловать это... эту пародию на правосудие!

Строго говоря, именно так оно и было. И всё же, Чарли был уверен, что апелляция генерала Шорта не принесёт тому ни цента выгоды. Судья этого не говорил, по крайней мере, не такими словами.

- Да, у вас есть право на обжалование, - сказал он. - Президент лично ознакомится с материалами заседания и вынесет своё решение по всем апелляциям по этому делу.

- Ох, - тихим голосом произнёс Шорт.

Реальность внезапно обрушилась на его голову, подобно жёлудю, а может, всему небу, рухнувшему на Цыплёнка Цыпу*. Он не смог бы избавиться от обвинений за Перл-Харбор. Заслужил он их или нет, но они на него обрушились. Хазбенд Киммел додумался до этого раньше.

В итоге, апелляцию подали оба. Киммел, должно быть, решил, что терять ему больше нечего, и кто мог его в этом винить? И добиваться ему было нечего. Как и Уолтеру Шорту. Джо Стил отклонил обе апелляции и оставил приговор трибунала без изменений.

Чарли не ходил смотреть на казнь. В этот раз никто не платил ему за то, чтобы он смотрел на человеческую смерть. Когда он ходил, его тошнило. Да, некоторые умирали храбрее других. Но, что это решало? И храбрые и не очень храбрые, в итоге, оказывались одинаково мертвы.

До Белого Дома дошёл слух, что и Киммел и Шорт приняли смерть отважнее многих.

- Я расстрелял их не за трусость, - сказал Джо Стил. - Я расстрелял их за глупость - намного более серьёзный просчёт для офицера.

Его трубка посылала дымовые сигналы. Ни Чарли, ни кто бы то ни было из других помощников президента, не нашёл, что на это ответить.

XVII

Майк приближался к административному зданию лагеря с трепетом. "Нет, мать вашу. Я писатель, забудь о причудливых словечках, - думал он. - Я приближаюсь к этому месту со страхом". Как и у любого другого вредителя, у него имелись свои резоны держаться как можно дальше от административного здания. Там полно гбровцев, и никто в здравом уме не захочет иметь никаких дел с этими ублюдками.

Под ботинками хрустел снег. Воздух, которым он дышал, щипал ноздри. Майк выдохнул облако пара. Было чертовски холодно. И темно. Лагерь находился на широте Бангора, штат Мэн, что далеко на север от Нью-Йорка, к циклам которого он привык. С приближением зимы, ночь обрушивалась рано и оставалась надолго.

Ничего удивительного в том, что административное здание находилось рядом со штрафным бараком. Ребятам из ГБР было необходимо приглядывать за теми невезучими дураками, которых они замариновали. Также, не было ничего удивительного в том, что в административном здании, в отличие от всего остального лагеря (не считая прожекторов на сторожевых вышках), имелось электричество. Внутри пыхтел бензиновый генератор. Его звук был похож на тарахтящий вхолостую двигатель грузовика.

Когда Майк вышел из тьмы под луч света лампы над входом, охранник в меховой шапке нахмурился и вскинул "Томми-ган".

- Ты кто? Чего хочешь? - резким и полным подозрительности голосом спросил он.

- Салливан, Майкл, НЙ24601, сэр. Семнадцатый барак. - Майк назвался именно так, как положено вредителю. Он выдохнул облачко пара и продолжил: - Хочу просить разрешения записаться в армию, сэр.

- О, Боже! Ещё один!

Однако охранник не сказал ему проваливать, как было до того, как япошки напали на Перл-Харбор. Нынче Соединённые Штаты были на военном положении. Вредителю, который записался в армию, вряд ли будет легче, чем тому, кто отбывал свой срок в лагере. Конечно, в этих местах с вами может случиться масса гадких вещей. Однако если вы не пытаетесь убежать, либо охранники не озвереют, вас, скорее всего, не застрелят. Японские и немецкие солдаты могут оказаться менее вежливыми.

- Так точно, сэр. - Майк стоял на месте и ждал. Ближе он не подходил. Подобный поступок может вызвать у сукиного сына подозрения в том, что этот человек опасен. Этого Майк не хотел. О, нет.

Спустя несколько секунд, гбровец дёрнул "Томми-ганом" в сторону двери.

- Ну, тогда, проходи, - хрипло произнёс он. От его дыхания тоже шёл пар. - Там составляют такой, типа список мудаков. Если хочешь вписать туда своё имя, то можешь. Тебе нужен парень по имени Лопатински. Кабинет 127, как зайдёшь - налево по коридору.

- Благодарю вас, сэр! - Майк знал об этом от других вредителей, тех, что уже внесли свои имена в список. Однако охранников нужно подмазывать. Если не станешь, будешь расплачиваться. Иногда, расплачиваться приходится, даже если подмазываешь.

Прежде чем впустить Майка внутрь, гбровец охлопал его. У него был нож, он его сделал из куска большой банки из-под кукурузы, и тщательно заточил о гранит. Такие имелись у большинства вредителей. Их использовали более как инструмент, нежели как оружие. Впрочем, Майк позаботился о том, чтобы спрятать нож в своём жалком, набитом опилками матрасе, перед тем, как идти сюда. Без разницы, насколько эти ножи распространены, они вне закона.

Внутри здания его окутала жара и яркий свет. Майк расстегнул куртку, чего не делал с ранней осени, за исключением еженедельного "скраба" с дезинфицирующим мылом. Восемь месяцев в году вредители дрожали. Но не гбровцы. Для них всё было легче.

Алоиз Лопатински был уорент-офицером*. Не сержантом. Не лейтенантом. Ни то ни сё. У него имелась специальность, которая делала его полезным, но ему недоставало общей значимости, чтобы ему присвоили полноценное офицерское звание. Пока Майк стоял в дверном проёме кабинета N127 и ждал, пока его заметят, этот человек печатал какой-то рапорт с примечательной скоростью.

Долго ждать не пришлось. Лопатински поднял взгляд и сказал:

- Ты кто такой? Чего надо? - Не "Чего хочешь?" - занятный вариант, особенно, в исполнении гбровца.

- Салливан, Майкл, НЙ24601, сэр. Семнадцатый барак, - повторил Майк всё тот же ритуал. Затем добавил: - Джонси на улице сказал, это к вам надо обратиться, чтобы записаться в армию.

- В данный момент, никто ни из одного лагеря в армию не пойдёт. В смысле - ни один вредитель, несколько охранников отсюда уже записались, - произнёс уорент-офицер. - Я здесь занимаюсь тем, что составляю список тех, кто пожелает вызваться добровольцем, если и когда это будет разрешено.

- Хорошо, значит, это мне и нужно. - Майк снова повторил свои данные Лопатински. Гбровец занёс их в список. Затем Майк произнёс: - У меня срок от пяти до десяти. Я попал сюда в 1937 году, значит, через несколько месяцев меня могут выпустить.

- А ты ранняя пташка, да? - заметил Лопатински.

- Ну, типа того, - не без гордости ответил Майк. Он был ранней пташкой по сравнению с каким-нибудь Джоном Деннисоном, однако, после него сюда попало намного больше вредителей. Он продолжил: - Если меня на самом деле выпустят следующим летом, тогда я могу сразу отправиться в армию?

- Вопрос интересный. Насчёт ответа я не уверен. Разумеется, ты тоже не знаешь, выпустят ли тебя по нижнему порогу срока. Но, если тебя выпустят, а война всё ещё будет продолжаться... я не знаю, какими будут условия твоего освобождения. Не знаю я и того, сможешь ли ты пойти добровольцем. Можешь попытаться, и узнаешь, что будет.

- Ладно. Так и сделаю, как будет возможность. Если будет возможность. - Майк поколебался, прежде чем добавить. - Спасибо.

Он часто говорил это слово в адрес охранников. Им, впрочем, было без разницы; он всего лишь вредитель, который пытался подмазать шестерёнки. Произносить это слово от чистого сердца было труднее.

- Не за что, - ответил Лопатински. - А теперь, дуй обратно в барак. На улице холодно, мне это известно.

"А вот здесь не холодно", - подумал Майк. Однако сие саркастическое замечание он оставил при себе. Насколько он мог судить, Лопатински просто не хотел, чтобы он замёрз.

Майк коротко кивнул и вышел. Напоминание о том, что даже гбровец мог оказаться порядочным человеком, было одной из наиболее тревожных мыслей, что беспокоили его в последнее время.

***

Армия и флот США годами знали о том, что, возможно, им придётся сражаться с Японией. Как и любая другая армия мира, они разрабатывали всякие планы на будущее. Любой, даже генералы и адмиралы, видел, что Филиппины, пусть под американским управлением, но находящиеся вблизи потенциального противника, являлись территорией, которую япошки постараются захватить, как можно скорее.

В удержании цепи островов не было ни практического смысла, ни возможности, особенно, при наличии относительно небольшого американского гарнизона, и, пусть и более крупных, но слабее обученных местных филиппинских сил. Следовательно, план состоял в том, чтобы большинство американцев и, как можно больше местных, закрепились на Батаанском полуострове и держались там столько, сколько получится.

Удерживаясь там, они не давали япошкам использовать прекрасную гавань Манилы. И, если бы всё пошло по плану, они бы держались, пока Тихоокеанский флот несся бы во весь опор с Гавайев, чтобы встретиться с японским флотом в морском сражении, по сравнению с которым, Ютландский бой* будет выглядеть сражением игрушечных лодочек в ванне.

Но всё шло не по плану. Тихоокеанский флот уже не придёт. Слишком большая его часть лежала на дне бухты Перл-Харбора. Солдаты, что удерживали Батаанский полуостров, по-прежнему, не отдавали Японии гавань Манилы. Но на помощь им никто не придёт. Рано или поздно им придётся выбросить полотенце*.

Тем временем, что американцы, что филиппинцы сражались отважно. Они удерживали японцев неделю за неделей, месяц за месяцем. Они взяли прозвище, которое носили с некоей извращённой гордостью - Боевые Ублюдки Батаана. Один репортёр написал про них лимерик, один из немногих, что был составлен как надо*:

Мы - боевые ублюдки Батаана

Нет дяди Сэма и папани с мамой

Ни тёти, дяди, брата иль родни

Без лекарей, без самолётов и без пушек

И всем на нас насрать!

Последняя строка, как хорошо знал Чарли, являлась неправдой. Джо Стилу не было насрать ни на тех, кто сражается на Филиппинах, ни на то, что могла означать потеря островов. Однако существовала разница между "не насрать" и возможностью что-то реально по этому поводу сделать.

Эта разница была подкреплена, когда в середине февраля англичане сдали япошкам Сингапур. Желание держаться - это одно. Возможность держаться - это уже другое. Джо Стил принялся заваливать Дугласа МакАртура сообщениями, убеждая того покинуть Батаан и вернуться в Вашингтон для консультаций по поводу его дальнейшего назначения.

Чарли полировал и сглаживал речи президента настолько, насколько мог. Джо Стил злился на далёкого генерала, и это было заметно по всему, что выходило из-под его пера. Несмотря на все сглаживания, МакАртур уклонялся от ответа. Одно из его сообщений гласило: "Я бы хотел разделить судьбу гарнизона. Я знаком с ситуацией на Филиппинах, если для выполнения столь тонкой операции не будет выбран подходящий момент, всё может, внезапно, пойти прахом"*.

- Он не хочет возвращаться, - сказал Чарли Лазару Кагану после прочтения этого сообщения.

Каган взглянул на него, как всегда, не выражая никаких эмоций.

- А вы бы вернулись?

Чарли вспомнил о судьбе Шорта и Киммела и принуждённо помотал головой.

Наконец, Джо Стил перестал размениваться на мелочи и приказал МакАртуру покинуть Батаан, отправиться в Австралию, а из Австралии, как можно скорее, ехать в Вашингтон. МакАртур продолжал колебаться. Джо Стил приказал Джорджу Маршаллу телеграфировать американскому командующему на Филиппинах с напоминанием о том, что отказ от выполнения приказа приводит к трибуналу.

Эта уловка сработала. На торпедном катере МакАртура, его семью и прихлебателей вывезли с полуострова на остров Минданао, который также находился в процессе сдачи япошкам. Из Австралии прилетели три "В-17", которые сели на грунтовой полосе, чтобы забрать генерала и его товарищей в безопасное место.

Объездными путями МакАртура доставили в Гонолулу. Прежде чем улететь в Сан-Диего, он бросил венок в маслянистые воды Перл-Харбора. В Сан-Диего солдаты, матросы, морпехи и гражданские встретили его, как героя, и посадили на поезд через всю страну. Он выступал с речами на доброй половине станций, через которые проезжал, ведя себя, скорее, как политик, нежели как военный.

К тому моменту, когда он добрался до Вашингтона, уже вовсю правила весна. Когда поезд прибыл, Чарли находился на Юнион-Стейшн, вместе с Винсом Скрябиным и Стасом Микояном.

Вместе с ними на перроне стоял взвод солдат. Вокруг не было ни обычных горожан, ни журналистов.

- Надеюсь, всё пройдёт не совсем плохо, - сказал Чарли Микояну, когда поезд остановился.

- Я тоже, - ответил армянин. - Но всё будет именно так.

Скрябин отмахнулся от этих переживаний.

- Он не получит ничего, чего не заслуживал бы, - произнёс Молоток.

Как и Джо Стил, он никогда не терзался сомнениями на виду у всех.

Открылась дверь пульмановского вагона. Цветной носильщик поставил лестницу с тремя деревянными ступенями, дабы облегчить спуск с вагона на перрон. Затем негр отступил в сторону и в металлическом дверном проёме появился Дуглас МакАртур.

Он был высокий худой и приметный. Мундир свободно висел на нём. Судя по тому, как он огляделся, он ожидал, как минимум, духовой оркестр, и, возможно, парадной процессии, осыпаемой ленточками. Когда он заметил, что ничего этого не получит, в уголке его рта дёрнулась трубка. Он осмотрел солдат. Они не целились в него, однако, было заметно, что готовы были сделать это в любую секунду.

- Это что, по-вашему, комитет по встрече? - спросил он, в голосе его явно звучало нежелание слышать ответ.

Из строя вышел молодой щеголеватый капитан.

- Вы - Дуглас МакАртур? - официальным тоном спросил он.

Он не обратился к МакАртуру по званию. Он не добавил "сэр". Не отсалютовал.

- Ты ж знаешь, кто я, сынок, - грубо бросил МакАртур. - А ты кто такой нахер?

- Я - капитан Лоуренс Ливермор*, - ответил молодой офицер. - Вы арестованы. Обвинение - неспособность должным образом защитить Филиппинские острова, поскольку бомбардировщики, находящиеся под вашим командованием, были застигнуты на земле японской авиацией и уничтожены через день после начала боевых действий на Гавайях. Также вы обвиняетесь в халатности и пренебрежении исполнением служебного долга. Мне приказано представить вас перед военным трибуналом, который будет расследовать это дело.

МакАртур уставился на него.

- Пошёл на хуй. Слышал? Шёл ты на хуй, мелкий обмудок! И трибунал твой может на хуй идти. Меня расстреляют - вот, к чему ты ведёшь. А, и Джо Стил также может валить на хуй, с кактусом в очке.

Кто бы ни выбирал капитана Ливермора, выбрали его, в том числе, и потому, что тот не дрогнул. Он даже не покраснел, когда МакАртур крыл его матом. Он лишь обернулся к своим людям и кивнул. Первый ряд опустился на одно колено и прицелился во внезапно впавшего в немилость генерала. Те, что стояли за ними, также прицелились поверх голов.

- Либо вы тихо идёте с нами, - произнёс Ливермор, - либо нам придётся отмывать перрон перед тем, как вновь пустить его в дело.

Никто никогда не обвинял МакАртура в недостатке мужества. Его рука дёрнулась к поясу. Однако на полпути он вспомнил, что не носил личного оружия. Рука опустилась обратно на бедро. Он взглянул на потолок - и небо над ним - и, подобно Чарльзу Коглину, произнёс:

- Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят.

- Вы - не Он, - сказал капитан Ливермор. - Последний шанс. Предстаньте перед трибуналом... либо не представайте перед трибуналом.

Чарли решил, что МакАртур захочет быть убитым прямо на железнодорожном вокзале. Однако плечи генерала поникли.

- Предстану я перед вашим долбанным трибуналом, - произнёс он. - Только семью оставьте в покое, слышите?

Его увели. Капитан Ливермор ни словом не обмолвился по поводу судьбы его семьи.

Трибунал прошёл быстро и чётко. Самолёты оставались на земле и через день после Перл-Харбора? Японцы разрушили самолёты прежде, чем они сумели взлететь? Ни один вопрос не вызывал сомнений.

МакАртур не потрудился обжаловать приговор у Джо Стила. Когда предлагаешь кому-то отыметь себя кактусом, особых симпатий можно не ждать. Как слышал Чарли, МакАртур умер достойно.

На следующий день после казни Джо Стил выступил по радио.

- Я понимаю, что всё это может показаться жёстким. Я понимаю, что всё это может показаться жестоким, - говорил он. - Если вы скажете мне, что Дуглас МакАртур был храбрым человеком, я с вами соглашусь. Но он совершил ту же глупейшую ошибку, что и генерал Шорт и адмирал Киммел. Их ошибка стоила нам катастрофы Перл-Харбора. Его ошибка будет стоить нам Филиппин. Мы не победим в каждой битве. Я это понимаю. Но мы не должны проигрывать в битвах из-за того, что мы глупее наших врагов. Подобные провалы недопустимы. Именно поэтому Дуглас МакАртур мёртв.

Слушая эту речь вместе с беременной на поздней стадии женой, Чарли гадал, что было бы, если бы Джо Стил уделял меньше внимания Гитлеру, который не мог дотянуться до американских бойцов, и больше внимания уделял Тодзё, который мог и дотягивался. В одном Чарли был уверен: никто не потащит Джо Стила в трибунал, дабы тот ответил за свои ошибки.

Нет, он был уверен кое в чём ещё. Он ни с кем не мог поделиться этой мыслью, даже с Эсфирью. Держать язык за зубами для кого угодно являлось одной из самых трудных задач. Он с ней справлялся.

***

Один из будущих отцов ходил туда-сюда, держа руки за спиной, словно сбежал из мультипликационного фильма. Каждый раз, когда он проходил мимо, Чарли хотелось поставить ему подножку. Он не стал этого делать. Он притворился, будто читает журнал. Он курил сигарету за сигаретой. В родильной палате Эсфирь проходила через все те мучения, через которые проходит женщина, рожая ребёнка. А он застрял здесь, ждёт.

В помещение вошёл доктор. Все мужчины уставились на него. Спрятавшись за маской, он мог быть чьим угодно акушером.

- Мистер Лефевр? - сказал он.

Все, за исключением расхаживающего парня, поникли.

- Я Лефев, - поправил он. Врач произнёс его фамилию, как "Лё-Февр". - Как там Милли?

- Ваша супруга в порядке, мистер Лефев, - ответил доктор. - Если хотите, пройдёмте со мной, можете с ней повидаться. Поздравляю!

Лефев ушёл с ним. Остальные мужчины в комнате ожидания вернулись к ожиданию. Хотя бы никто больше не расхаживал туда-сюда. Десять минут спустя, дверь вновь открылась, но это оказался очередной обеспокоенный будущий папаша. Прошёл час. Вошёл ещё один доктор.

- Мистер Салливан?

Чарли вскочил на ноги.

- Это я!

С фамилией Салливан ошибиться нельзя.

- У вас мальчик, мистер Салливан. Полноценные восемь фунтов*. Мазл тов*! - Доктор не был ирландцем.

- Спасибо.

В кармане пиджака Чарли лежали сигары "Уайт Оул". Он предложил одну доктору и по одной каждому из присутствующих в комнате ожидания. Черчилль курил сигары, но он бы отрезал себе язык после пробы "Уайт Оул", а то и заранее. "Блин", - подумал Чарли. Он бы прикупил ещё и гаванских, но потом рассудил, что ему лучше приберечь их на возвращение в Белый Дом.

- Идёмте со мной, и сможете повидаться с женой и новорождённым сыном, - сказал доктор.

Эсфирь выглядела такой же измученной, как и в прошлый раз, хотя сейчас всё прошло немного быстрее. Кожа ребёнка была забавного цвета, а голова необычной формы. Чарли не встревожился; Сара выглядела точно так же. Он поцеловал Эсфирь в потный лоб.

- Как ты? - спросил он.

Она помотала головой.

- Ты успел заметить номер того грузовика?

Чарли снова посмотрел на ребёнка.

- Какой здоровяк.

- На выходе он точно казался здоровым, - сказала Эсфирь.

Она погладила крошечные пряди волос на макушке малыша.

- Патрик Дэвид Салливан.

Ему дали имя дедушки Чарли по отцу и дедушки Эсфири по матери.

- Когда меня отсюда выгонят, позвоню миссис Триандос и скажу ей, чтобы она передала Саре, что у неё теперь есть младший братик.

У семьи, что жила через коридор, имелось двое своих детей, и они приглядывали за Сарой, пока Чарли не вернётся.

Патрик - или лучше, Пэт? - начал кричать. То был один из тех криков, в стиле: "что, мать вашу, происходит?", издаваемых новорожденными. Мир был странным местом, даже когда поживёшь в нём какое-то время. Когда в него только прибыл, вообще не понимаешь, что происходит; или почему.

- Держи. Заткнись и пей молоко.

Эсфирь приложила ребёнка к груди. Может, он и знал ещё немного, но он знал, как добиваться хороших вещей. Эсфирь год выкармливала Сару. Сейчас она намеревалась поступить точно так же. Неважно, что там говорили компании-производители детского питания, так гораздо дешевле и проще, чем с бутылочками и смесями.

- Сын, - мечтательно произнёс Чарли.

Не то, чтобы Сара не была прекрасна. Была. Мальчики и девочки отличаются, мать вашу. Занимаются разными делами. Мыслят по-разному. Если бы не различия между мальчиками и девочками, в этом старом мире было бы меньше смысла, разве, нет?

- Как позвонишь Айрин, расскажи нашим семьям, - сказала Эсфирь.

- Думаю, обожду, пока не доберусь до дома. Выйдет гораздо дешевле, чем из телефонной будки.

- О. - Эсфирь задумалась, затем кивнула. - Ну, ладно. Имеет смысл. Можешь также уведомить и Белый Дом. - Она рассмеялась. - Когда я выходила за тебя, то и подумать не могла, что буду говорить подобные вещи после рождения ребёнка.

- Жизнь не то, что ты от неё ожидаешь, - сказал Чарли. - Жизнь - это то, что происходит с тобой, пока ты пытаешься понять, что ты от неё ждёшь.

- Звучит неплохо. А смысл в этом есть? - Эсфирь зевнула. - Я так измотана, что мне плевать, есть тут смысл или нет. Иди, звони миссис Триандос. Если Младший позволит, буду спать тут всю неделю. В смысле, как съем что-нибудь. Умираю от голода. Рождение ребёнка - это тяжёлый труд. Не зря же его называют трудом. Уж поверь, не зря.

Глядя на неё, бледную и вымотавшуюся, Чарли не знал, что ещё мог сделать, кроме как поверить ей. Он поцеловал её, затем поцеловал и Патрика Дэвида Салливана. У новорожденных был ни на что больше в мире непохожий запах свежей выпечки. Чарли расстроился, когда Сара утратила этот запах и начала пахнуть, как обыкновенный ребёнок. И, вот, он снова появился, аромат, который говорил о том, что в мире появилось нечто новое.

В фойе внизу стояли телефонные будки (Чарли задумался, почему бы не заменить их телефонными кроватками, что свидетельствовало о том, насколько же он устал). Он позвонил Айрин Триандос. Когда он сообщил ей новость, она завизжала. Затем она позвала к телефону Сару.

- Пап? - сказала Сара.

- Привет, милая. У тебя будет братик. Мамочка родила мальчика.

- Мальчик! Братик! - Сара сообщила миссис Триандос, которая уже была в курсе.

Разговор с маленькими детьми по телефону - это всегда приключение. Когда Сара вновь обратила внимание на голос в ухе, Чарли спросил:

- Помнишь, какое имя мы придумали, если родится мальчик?

- Конечно, помню, глупенький! Патрик Дэвид Салливан.

- Именно. Значит, твоего братика будут звать Патрик.

- Патрик братик! Братик Патрик!

Сара пока ещё с трудом понимала, как всё устроено. Очень скоро она выяснит, что младшие братья существовали для того, чтобы сводить старших родственников с ума. Чарли сам был младшим братом. И он отлично справлялся. Он был уверен, что Патрик пойдёт по его стопам.

***

Если зимние ночи в Монтане растягивались, подобно тянучке, летние ночи были, вообще, едва заметны. По крайней мере, так казалось Майку. Солнце скрылось за Скалистыми горами. В следующий миг оно появлялось на другой стороне неба.

С небольшим удивлением, а может, и не с небольшим, он осознал, насколько привык к режиму закатов и восходов в этих местах, и к режиму лагерной жизни. Именно здесь он и жил, здесь и работал последние пять лет. Он отбыл свой срок. По крайней мере, так ему казалось. Не, конечно, судья по административным делам влепил ему от пяти до десяти, но разве пяти лет не будет достаточно для кого угодно?

Несколько человек с такими же сроками выходили после пяти лет. Майк сам видел, как это бывает. Гбровцы выдали им одежду без номеров и двадцать баксов, затем посадили на автобус до Ливингстона, как правило, с предписанием оставаться в пределах Скалистых гор и штатов Среднего запада. Он не знал, что будет, если вернуться, скажем, в Нью-Хэмпшир, и тебя там поймают. Вероятнее всего, получишь новый срок, причём длиннее.

Не было похоже, чтобы Майка собирались выпускать. Джон Деннисон тоже никуда не делся. Деннисон управлялся в лагере лучше всех, кого знал Майк, включая себя самого. Что бы ни случилось, ему это было по барабану. Он знал, как тут всё работает. Ему это не нравилось - а кому понравилось бы? - но он справлялся.

То, что одни отсюда выходили, это ещё не означало, что не заходили другие. В нынешние времена лагеря были полны бритых японо-американского происхождения. Джо Стил приказал арестовать всех японцев, проживающих на материковой части США. Женские лагеря также существовали. Они, наверняка, тоже были переполнены темноволосыми узкоглазыми людьми. С япошками гбровцы обращались особенно жёстко. Они винили их в разжигании войны. Почему бы и нет? Откровенно говоря, Джо Стил поступал точно так же. Майк гадал, сколько япошек выпустят на свободу, если вообще выпустят хоть кого-нибудь.

Ещё ему было интересно, выпустят ли его. Любопытство добавило ему смелости снова навестить административное здание. Он убедил себя, что худшее, что с ним могут сделать, это отказать. Насколько ему станет хуже, если ему откажут? Вообще-то, худшее, что с ним могли сделать, это как следует его вздрючить и на несколько недель засунуть в карцер, но он предпочёл не задумываться о подобных вещах.

Сержант достал его дело и начал изучать.

- Ну, дело у тебя не такое уж и плохое, к тому же, ты довольно рано подал заявку на вступление в армию, - сказал он. - Ещё одно очко в твою пользу. Посмотрим, что скажет капитан Блэр.

- Хорошо. Давайте.

Майк понял, что его, хотя бы ещё не вычеркнули. А вот не загоняет ли он себя ещё глубже - это ещё предстояло выяснить.

Капитан Блэр носил повязку на правом глазе. Майк предположил, что перед ним ветеран Великой войны, нет, с началом новой войны, предыдущую стали называть Первой Мировой войной. Он низко склонился над бумагами, чтобы их прочесть, что означало, что оставшийся его глаз был близоруким.

- Вообще-то, тебе положено мотать полную десятку. Точнее, как минимум, полную десятку, - сказал он. - Сержант Сандерс не заметил спецшифра*. Но, если пожелаешь, у тебя есть способ выбраться из лагеря.

- Рассказывайте, - произнёс Майк.

- Мы можем отвезти тебя в Ливингстон, прямиком на призывной пункт. Сможешь записаться добровольцем на всё время войны. Служить будешь в так называемой штрафной бригаде. В них набирают лагерников и разжалованных офицеров, дабы они вернули себе доброе имя. Посылают их в самые горячие места. Так будет продолжаться до самого конца войны. Если выживешь, тебя освободят. Если нет, ну, значит, нет.

- О, - произнёс Майк, затем добавил: - Вы ведь говорите всерьёз?

- Будто ты не знал, какой будет счёт, ещё до начала игры, - ответил на это Блэр. - Можешь рискнуть, и шансы у тебя невелики. - Он коснулся повязки, чтобы подчеркнуть свои слова. - Либо можешь остаться здесь надолго. Видать, ты кого-то очень сильно задел.

- Я задел Джо Стила, - с гордостью произнёс Майк.

- Я такой херни от всех вредителей слышал. Но, тебе почти поверил. Ну, так, что?

Джон Деннисон остался бы. Деннисон и остался. Майку не хотелось ещё пять, или десять лет провести здесь. Он прикинул и понял, что находится здесь дольше, чем проработал на "Пост". Он не сможет представить себе жизнь за колючей проволокой и не рубить лес, не говоря о том, чтобы жить ею. Всё ли возможное сделают они, чтобы убить его, если он пойдёт в армию? Его и здесь убивают, только медленно.

- Отправляйте меня в Ливингстон, - сказал он.

- Поедешь утром, после переклички и завтрака, - сказал капитан Блэр. - Веришь, нет, но я от души желаю тебе удачи. Я пытался вернуться на действительную военную службу, но меня не взяли. Англичашки не постеснялись взять адмирала Нельсона, хоть у того не было глаза и руки. Впрочем, времена нынче иные. Для настоящей войны я не гожусь. Поэтому и застрял здесь.

"Вместо этого, воюя с американцами", - подумал Майк. Вслух он этого не произнёс. Блэр был честен с ним, честнее, чем кто бы то ни было. Вслух же он сказал:

- Спасибо. - И прозвучало это столь же невероятно, как когда он зимой разговаривал с Лопатински.

***

Чарли получил от Майка открытку, в которой сообщалось, что тот записался в армию. "Самое тяжелое, что мне теперь придётся запоминать новый номер, - писал брат. - Слишком долго я был НЙ24601. Но теперь я стал кем-то другим".

Чарли не знал, хорошая это новость или плохая. В прошлый раз Майк не ходил за море. Вместо этого он работал на заводе по производству патронов. В трудовом лагере он находился в относительной безопасности. В армии нет. С другой стороны, власть имущие, скорее отпустят его из армии, чем выпустят из лагеря.

В остальном мире громыхала война. Чарли помнил адмирала Спрюэнса с тех времен, когда тот заседал в военном трибунале. Тогда он ещё не был адмиралом. Сейчас же его корабли разгромили япошек у Мидуэя - очередное местечко, о котором Чарли слыхом не слыхивал, пока оно не попал на страницы газет.

В России немцы не могли наступать по всей протяжённости растянутого фронта, как было годом ранее. Они давили на юге и оборонялись на севере и в центре. Строго говоря, их продвижение имело целью Кавказ и нефтяные месторождения за ним. У немцев всегда были сложности с нефтью - им её не хватало. Если они смогут захватить месторождения русских, то помогут себе и навредят "красным".

Ростов-на-Дону пал. Немцы уже захватывали его в 1941 году, но Красной Армии тогда удалось его отбить. Теперь же они в нём закрепились и продвигались дальше. Троцкий приказал своим отступающим войскам: "Ни шагу назад!". Что с приказом, что без него, но русские продолжали отступать.

Нацисты не могли просто взобраться на Кавказ. Таким образом, они оставили бы незащищённым протяжённый северный фланг. Им требовалось захватить больше южных русских земель. На Волге стоял город, который до революции назывался Царицын. "Красные" не могли оставить столь реакционное название. Теперь это Троцкийград - город Троцкого.

Когда на него с неба молотом обрушилась "Люфтваффе", погибло около 40000 человек. В разрушенный город по степи вошли танки и пехота. Они ворвались в него. Однако русские защищали Троцкийград квартал за кварталом, завод за заводом, дом за домом, комнату за комнатой. Гитлер выяснил, что войти в город намного проще, чем выгнать оттуда всех "красных".

Гитлер считал, что очень быстро выведет Россию из войны. Что ж, генерал Маршалл считал точно так же. Тогда неправы оказались все. Теперь же фюрер оказался втянут в более крупную войну, чем ему хотелось бы. Строго говоря, он ввязался в намного более крупную войну, чем все те, что он развязывал раньше. К вермахту в России присоединились румыны, венгры, итальянцы, словаки, даже дивизия испанцев.

Впрочем, солдаты вермахта были лучше оснащены и лучше подготовлены, чем их союзники (то, что румыны и венгры ненавидели друг друга гораздо сильнее, чем русских, тоже не помогло). В конце того года Красная Армия в двух местах прорвалась через иностранных лакеев Гитлера, и отрезала крупную немецкую группировку, продолжавшуюся сражаться в Троцкийграде.

Даже Джо Стил заявил:

- Я высоко оцениваю храбрость и стойкость русской армии. Её удар нанёс нацистам серьёзный урон.

Винс Скрябин в разговоре с Чарли оказался более циничен:

- Интересно, сколько генералов расстрелял Троцкий, прежде чем, они начали действовать, как надо. Больше, чем мы - это я могу гарантировать.

- Пожалуй, вы правы, - сказал Чарли.

Если бы он сказал, что Скрябин неправ, его бы расстреляли, либо, как минимум, отправили в трудовой лагерь. Он не говорил того, во что не верил. Возможно, Троцкий был более безжалостен, чем Джо Стил, да и во власти он находился дольше. Чарли добавил:

- Интересно, сколько теперь расстреляет Гитлер, раз уж дела у немцев идут не ахти.