Над нами плыли низкие серые облака, земля пропиталась водой после прошедшего ливня, и чувствовалось, что дождь скоро пойдет снова. Я стоял с обнаженным окровавленным ножом в руках над телом убитого мною человека.
Нападение было внезапным, коварным, рассчитанным. Нападавшие не сомневались в победе. Мы сосредоточили внимание на бизонах, в шкурах и мясе которых очень нуждались, и ослабили бдительность. Скрип гальки под мокасинами вырвавшегося вперед индейца, да еще резкий крик за какую-то долю секунды до нападения все же предупредили нас. Этого оказалось достаточно. Кеокотаа развернулся, как кошка, быстро, уверенно — и еще один воин лежал на земле перед ним.
Остальные исчезли, скрывшись за рекой. Кеокотаа посмотрел на меня. Я воткнул нож в землю, чтобы вытереть клинок, и вернулся к бизоньей туше.
— Они возвратятся, — сказал он.
— Пусть возвращаются. Нам нужны шкуры.
Освежевать тушу бизона — дело не легкое и не быстрое, тем более что наш самец весил не около тысячи фунтов, как обычно, а, наверное, раза в полтора больше. Мы понимали, что надо уходить, но приближающаяся зима заставляла работать. И мы работали — быстро, время от времени настороженно озираясь.
Мы убили трех воинов и понимали, что коунджерос, злобные, воинственные, конечно, не позволят, чтобы их соплеменники остались неотомщенными.
Мы сняли шкуру сначала с самца, потом с самки. Для еды взяли от самца только язык, но у самки вырезали лучшие куски мяса.
Взвалив тяжелую ношу на плечи, отправились в путь, повернув в сторону от реки на юго-запад, по направлению к горам.
Мы медленно плелись по холмистой, временами труднопроходимой местности. Нам то и дело приходилось пересекать небольшие речки, ручьи. Шкура самца, которую нес я, представляла собой не только тяжелую, но и безобразную ношу.
Несколько раз мы останавливались и оборачивались. Возможность погони зависела от того, насколько далеко был лагерь отряда и окажутся ли там другие воины, когда уцелевшие коунджерос доберутся туда. Горы, к которым мы шли, находились от нас в нескольких часах ходьбы. То место, где река вытекала из каньона, осталось далеко к северу.
Выскобленные и вычищенные шкуры намного легче, но у нас не осталось времени на их обработку. Перед нами вздымался крутой хребет, а к северу от него располагалось несколько изрезанных горных вершин. Мы направлялись к просвету между двумя из них. Пройдя, наверное, около пяти миль, оказались на берегу каменистой реки. Напившись, стали изучать округу.
Как далеко пришлось коунджерос идти за помощью? К этому времени они, вероятно, уже добрались до своего лагеря.
— А что, если у них есть лошади?
Кеокотаа уставился на меня:
— Лошади?
— Они могли захватить их у испанцев. — Я указал рукой на юг. — Там живут испанцы.
Мы слышали о них от индейцев, Кеокотаа тоже. Чероки рассказывали об испанцах, живущих за Далекими Землями.
— Если у них есть лошади, то они скоро будут здесь, -заметил я, думая о том, сколько бы мы выиграли, будь у нас хотя бы одна лошадь. Мы смогли бы погрузить на нее шкуры. Бог не обошел меня силой, но шкура бизона — вещь не из легких.
Следующий привал мы устроили в небольшом ущелье, пробитом в скалах рекой, под нависшим утесом. Кеокотаа вышел, чтобы по возможности замаскировать наше убежище, а я стал варить мясо на маленьком костре.
Мы поели, часок поспали, а затем, когда взошла луна, снова направились к горам. На рассвете они уже начали просматриваться, но были еще далеко. Кеокотаа шел впереди меня.
Нам приходилось часто останавливаться, чтобы отдохнуть, и во время каждой такой остановки мы изучали окружавшую нас местность. Коунджерос пока не появлялись.
— Может, они дальше, чем мы думаем, — предположил Кеокотаа. — Может, им идти далеко-далеко!
Наверное, так оно и было. Группа, напавшая на нас, могла быть воюющим или охотничьим отрядом, ушедшим за много миль от своего лагеря.
Мы видели антилоп, но бизоны больше не встречались. Несколько раз попадались волки, привлеченные запахом кровавых бизоньих шкур, которые мы несли. К тому времени, как солнце поднялось высоко, мы вышли на едва заметную звериную тропу, спускавшуюся с гор, и двинулись по ней.
Добравшись до небольшой плоской возвышенности, мы нашли впадину, где развели костер из сухих веток, не дающих дыма. И, расстелив на плоском, ровном месте шкуры бизонов, начали утомительную работу по выскабливанию их, очистке остатков мяса. Место, на котором мы работали, располагалось за поросшим кустарником утесом, поэтому увидеть нас было невозможно.
Нашему взору открывалась обширная страна, которую видели немногие белые люди и не так уж много индейцев, за исключением немногочисленных племен, живущих в этих краях. До нас доходили слухи, что индейцы живут и в горах, но так ли это на самом деле, никто не знал.
— Апачи! — заметил Кеокотаа. — Много племен! Все плохие!
— Все?
Он пожал плечами. Свой народ он считал Народом с большой буквы, а всех других именовал чужаками. К некоторым он относился терпимо, но большинство находил совершенно бесполезными людьми. Наш отец проявлял терпимость ко всем, и мы, мальчики, воспитывались в таком же духе, принимая всех людей такими, какие они есть, и не полагались ни на кого до тех пор, пока наши знакомые не доказывали, что на них можно положиться.
Мы усиленно потрудились, выскабливая шкуры, а потом сварили бизоньего мяса, поели и внимательно осмотрели равнины, окружавшие нас. Что нужно высматривать, мы знали. Движение заметить нетрудно, но индейцы обычно умеют скрываться и ходят совсем близко. Поэтому нас интересовали те места, где можно спрятаться.
Много раз, глядя прямо на равнину, мы краем глаза засекали какое-то движение — видели волка, койота, а один раз — огромного неуклюжего медведя. Он промелькнул в полумиле от нас.
Индейцы как сквозь землю провалились.
Потом я продолжал скоблить шкуры, а Кеокотаа спал. Расположившись лицом к равнине, я работал и держал в ноле зрения всю территорию, лежавшую передо мной, стараясь, чтобы мои движения, когда я поднимал голову и опускал ее, не были строго периодичными. Ведь часто человек в подобной ситуации поднимает и опускает голову через определенное время, и приближающийся враг может вычислить эти интервалы и вовремя затаиться.
Надо найти Ичакоми. Она где-то здесь, в горах. Я дал слово Ни'кване и не собирался отступать от своего обещания.
Как только я встречу ее и предупрежу о происках Капаты и о болезни Великого Солнца, мы сможем вернуться к своим делам.
К югу от нас виднелись одинаковые, как близнецы, уходящие в небо вершины, к северу тоже. Мы находились там, где Далекие Земли заканчивались стеной гор. Отсюда все реки текли в Миссисипи.
Иногда я переставал скоблить шкуры и просто смотрел на открывшуюся передо мной картину. Мысли мои возвращались к Стреляющему ручью. Существует ли он до сих пор? Наверняка снова туда пришли сенека или тускарора. Устоял ли наш маленький островок цивилизации — без нашего отца? И что с Брайаном и Ноэллой там, за океаном, в Англии, где они набираются ума в каком-то городе, среди других людей. Людей, которых я никогда не знал, в городе, который я никогда не видел.
Но многие ли видели то, что выпало видеть мне? Многие ли пересекали эти равнины, охотились на бизонов в прериях и прошли по неизведанным горам? Такова моя судьба, и я знал об этом с самого начала. Вот она, моя земля!
Другие придут сюда. О, обязательно придут! Будут и такие, как мой отец. Они не успокоятся, пока не обследуют все, что вокруг них. Они изучат эти земли, все опишут и документально зарегистрируют.
Индейцы? Я пожал плечами. Чтобы прокормить всего лишь одного индейца, живущего так, как у них принято, нужно много акров земли. Но придут другие люди. Они вырастят зерно там, где волновалась под ветром трава, разведут сады, стада коров, овец и обеспечат пищей гораздо большую территорию, гораздо большее число людей.
В Европе слишком много людей, которые не имеют земли, слишком много тех, кто хотел бы рискнуть всем, чтобы улучшить свою жизнь, слишком много…
Что-то двигается!
Что-то двигается очень далеко. С моего поста я видел на несколько миль, потому что, идя впереди, мы все время поднимались вверх, и теперь вся земля передо мной опускалась к реке Арканзас и оттуда — к Миссисипи.
Я снова увидел что-то передвигавшееся, не укладывавшееся в обычную схему. Как бы мне пригодилась сейчас подзорная труба, оставленная отцом, который плавал с ней по морю! Я засек ориентиры на местности, так что теперь мог следить за передвижением еле заметного пятна относительно этих точек, и продолжил свою работу со шкурами.
Через некоторое время я снова посмотрел, сфокусировав взгляд на выбранных ориентирах, и через пару минут увидел маленькую группу людей. Сколько? На таком расстоянии я не мог сказать. Если они не изменят направления, то пересекут ту тропу, по которой шли мы.
Сзади меня послышался шорох. Я обернулся. Кеокотаа из-под ладони вглядывался в даль.
— Что ты видишь?
Я показал ему свои ориентиры, и он моментально, быстрее, чем я, разглядел на равнине движущуюся группу.
Несколько минут он наблюдал за ней, потом отвел глаза, затем снова стал смотреть.
— Сколько их? — спросил я.
— Я думаю… десять. Это Ичакоми, — добавил он.
— Ичакоми? Почему ты так уверен?
Он пожал плечами:
— Их там больше десяти. Несколько женщин. Они идут медленно. Они идут по низине.
Я встал и снова посмотрел туда. Я нашел их в ту же секунду. Они двигались по направлению к горам, и, пока мы наблюдали, Кеокотаа определил:
— Они возвращаются. Я думаю, у них что-то не в порядке.
— Возвращаются? Что ты имеешь в виду?
— Видишь? Они далеко. Почему? Если они не собираются домой? И почему они идут обратно к горам? Что-то у них не так.
Это могло быть правдой. Почему в данный момент они шли к горам? Если же…
— Может, они еще не были здесь, — предположил я.
Он опять пожал плечами.
Над нами собрались низкие дождевые облака, но дождь так и не начался. Когда мы снова посмотрели на равнину, то никого не увидели. Наши путешественники, кто бы они ни были, шли вдоль русла реки, что в такую погоду представляло определенную опасность, если только не существовало другой причины, которой они боялись больше.
Может, их отрезал от реки боевой отряд? Или… обнаружил Капата?
Пока я спал, наблюдение вел Кеокотаа. Ночью мы собирались снова идти, чтобы ближе подойти к горам. Во всяком случае, так планировали. Если же перед нами шел отряд Ичакоми, то нам следовало его перехватить.
Я проснулся в сумерках. Кеокотаа складывал шкуры. Собрав пожитки, мы спустились с нашего наблюдательного пункта и нашли тропу, по которой шли. Ничьих следов, кроме оленьих, на ней не оказалось.
Мы остановились, и я посмотрел в сторону гор, куда так мечтал идти. Но если это Ичакоми…
— Коунджерос пойдут искать нас, — сказал я, — и найдут их.
— Это так.
— Подождем, — произнес я, — если они придут к ночи…
— Они придут. Он присел на корточки. — От этой женщины много беспокойства. Лучше смотреть на горы. Искать реки. Нам не нужна эта женщина.
— Я дал слово.
Я уже давно не пил кофе из цикория, и мне очень захотелось его выпить. Но разводить огонь сейчас? Я высказал свои соображения Кеокотаа. Он пожал плечами и начал раскладывать костер.
Когда вода закипела, мы настрогали корень и положили его в котелок. Я обращался с цикорием бережно. Возможно, мы больше не встретим это растение. Может, оно здесь не растет.
Дома мы часто пользовались цикорием, добавляя его в кофе, чтобы растянуть его запасы. Кофе было трудно доставлять на Стреляющий ручей, а мы пили его много.
Отец говорил мне, что в Лондоне есть магазины, в которых люди собираются вместе, чтобы выпить кофе или чаю и побеседовать. Там решаются всякие дела. Но есть и такие, кто считает, что пить кофе — грех. Саким рассказывал, что в Багдаде даже случилось восстание против употребления кофе.
Наш напиток имел отличный вкус. Я пил не спеша, смакуя каждую каплю, сознавая, что вряд ли я скоро буду снова пить его.
Однако надо хорошенько искать здесь цикорий. Кто знает, где он может расти? Семена его на огромные расстояния переносят птицы или ветер, а растение приживается быстро.
Мы услышали шаги, еще никого не видя. Кеокотаа мгновенно слился с темнотой, приготовив стрелу. Я выхватил нож.
Она вышла из мрака — высокая, почти одного роста со мной, стройная. Секунду помолчав, произнесла:
— Я — Ичакоми, Солнце племени начи.
— Я — Джубал Сэкетт, сын Барнабаса.