Джубал Сэкетт

Глава 17

Девушка была молоденькая и довольно хорошенькая. Более того, она совсем не выглядела так, будто ее привели насильно.

— Где ты ее нашел?

— Она пряталась.

— От тебя?

— Не от меня. Она не видела меня. Она ачо, апачи ее украли из деревни во время набега. Она убежала и спряталась. Я увидел ее, сказал: «Идем!» Вот она здесь.

— Я вижу, что она здесь. — Девушка придвинулась к нему поближе. — Она хочет вернуться к своим?

Задав свой вопрос, я понял, как глупо он прозвучал. Если и был среди нас кто-то, вполне довольный своим положением, так это индейская девушка.

— Твои проблемы, Кеокотаа! — развел я руками. — Главное, чтобы она не сбежала и не привела их к нам.

— Она не сбежит, — ответил он, я поверил ему и, прихрамывая, вышел из пещеры.

С покрытых снегом гор тянуло холодом. Я надеялся, что до наступления настоящих холодов у нас есть еще несколько дней. В основном мы подготовились к зиме. У нас имелись бизоньи шкуры, мясо и надежное укрытие.

Что-то зашевелилось возле кустарника, растущего неподалеку от ручья. Я притаился, выжидая. Снова движение. Вот это да! Детеныш бизонихи!

Я обратился к Кеокотаа:

— Бизоненок пришел. Скажи им, чтобы они его не убивали.

— Они знают. Я хорошо поговорил с ними.

Несколько раз, находясь поблизости от бизоненка, я заговаривал с ним. Однажды даже прикоснулся к нему, но он убежал, правда, не слишком быстро, и я понял, что бедняга очень одинок. Когда я шел вдоль реки, он сопровождал меня на расстоянии, не отставая. Однажды, когда подруга Кеокотаа приготовила жареный хлеб, я протянул кусочек бизоненку. Он понюхал его, потом выдернул его у меня из рук и съел. Постепенно мы подружились.

Густой снег выпал ночью — мягкий, бесшумный и очень белый. Скоро он стал очень глубоким. Начи расположились у своих костров, мы — у своего. Но днем я вышел и после долгого препирательства и уговоров привел в пещеру бизоненка. Однако он не захотел остаться и убежал наружу, в снег.

— Ему нравится снег, — улыбнулся Кеокотаа. — Животные любят снег.

— Скажи им, чтобы они не охотились у выхода в долину, — попросил я Кеокотаа. — Там не должно быть следов.

Дни тянулись медленно. Иногда я беседовал с начи или с Кеокотаа и его подругой.

Она рассказала нам, что ее народ охотится к юго-востоку от нас. Откуда они пришли, она не знала. Но там было очень хорошо. «Там», «здесь» — в общем-то, для нее не имело значения, так как она всегда находилась где-то. Ее дедушка жил далеко отсюда, а отец — еще дальше.

Когда появлялась возможность, я вызывал ее на разговор, и если она сознавала, что Кеокотаа одобряет наши беседы, болтала довольно охотно. Постепенно вырисовывалась ее история. Она принадлежала маленькому мигрирующему племени, в течение многих лет переселявшемуся с места на место. Часто ее сородичи подолгу задерживались в каком-то определенном районе, а затем покидали его, изгнанные другим племенем или из-за засухи, или недостатка дичи. Их воины совершали набеги или сами подвергались нападению.

Ичакоми редко появлялась на людях. Она держалась отчужденно, хотя пару раз я заметил, как она смотрит в нашу сторону. Я передал ей слова Ни'кваны, так что моя миссия окончилась. Иногда она разговаривала с Кеокотаа и с его индианкой Ачо.

Следов Капаты и коунджерос поблизости не было. Правда, все старались держаться подальше от выхода из долины, чтобы не оставлять знаков своего присутствия. Мы жгли крохотные костры, а когда ветер дул вдоль ручья и мог, подхватив дым, понести его в степь, вообще не разжигали их. Тем не менее я чувствовал, что встреча с врагами — вопрос времени.

Несмотря на ранний снег, осины еще не сбросили листву и стекали золотой рекой по склонам гор. Однажды я стоял у ручья, любуясь редкой красотой поздней осени. Вдруг рядом оказалась Ичакоми. Одетая в наряд из белой оленьей кожи, расшитой бисером с помощью иглы дикобраза, она была так хороша, что, посмотрев на нее, никто бы не остался равнодушным.

— Ты очень красива! — Эти слова вырвались у меня непроизвольно.

Девушка повернула голову и взглянула на меня прямо и холодно.

— Что значит «красива»?

Ее вопрос лишил меня дара речи. Как объяснить красоту?

— Осина в золоте — красиво, — показал я. — Восход солнца — красиво.

— Я похожа на осину?

— Да. — Ох, зачем я только затеял этот разговор! — Ты стройна, и на тебя приятно смотреть.

Она снова взглянула на меня:

— Ты ухаживаешь за мной?

Прямой вопрос застал меня врасплох.

— Ну, не совсем. Я…

— Это ничего не значит, — резко сказала она. — Я — Солнце. А ты — ничто, незнакомец.

— Для тебя я — ничто, а для себя я — что-то.

Она пожала плечами, но не ушла.

— Что случится, если тебя не будет дома, когда Великое Солнце умрет? — спросил я.

Она несколько минут молчала, но мне показалось, что этот вопрос ее также беспокоил.

— Кто-то другой займет его место, пока я не вернусь.

— Женщина может управлять?

— Такое уже случалось.

— Часто?

— Нет, по-моему, всего один раз.

— Эти равнины огромны, и на них очень холодно. Здесь бывают страшные ураганы и метели, я доставлю тебя домой…

— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня доставляли. Когда захочу, уйду сама. — Она провела рукой вокруг. — Хорошее место.

Легкий ветерок шевелил золотое убранство осин; несколько листьев упало на снег, как горсть золотых монет. Красные листья молодых дубков упрямо держались на ветках, неподвластные такому слабому порыву. Река бежала между берегами, тонкая пленочка прибрежного льда снова медленно превращалась в воду.

— Ты нашла место, которое искала?

Она колебалась.

— Нет. Я нашла место, где река выходит из гор. Хорошее место. — Она посмотрела вокруг. — Это тоже хорошее место. — Ичакоми взглянула на меня. — Оно ваше?

— Мы нашли его, Кеокотаа и я. Оно твое, если хочешь.

— Если это не твое, ты не можешь отдавать его. — Она вздернула подбородок. — Земля принадлежит Великому Солнцу. Оно живет там, где хочет.

— Место, где вы живете, очень хорошее, — сказал я, — жаль оставлять его.

Она пожала плечами.

— Мы не оставим его. Я пошла искать новое место, потому что так захотел Великое Солнце. Но не думаю, что на прежнем месте жить опасно.

— К вам приходило торговое судно?

— Не торговое судно. Лодка с людьми. Они останавливались у нас. Они обменяли несколько вещей. И ушли. — Она пожала плечами. — Это ничего не значит.

Несколько минут мы молчали, потом я сказал:

— Будут перемены. Придут белые люди, и придут не для того, чтобы уйти. Кто-то останется. Они не верят в Великое Солнце. Их образ жизни иной. Некоторые ваши люди станут торговать. Другие изменятся.

— Они не изменятся. Наш образ жизни лучший. Наш народ знает это.

Я не соглашался:

— В Виргинии и Каролине обосновались англичане. Во Флориде — испанцы. Племена, жившие рядом с ними, изменились. Они нападали на англичан и испанцев из-за того, что хотели иметь вещи, которые не могли купить. Общаясь с белыми, многие индейцы уже не желают жить по-прежнему.

— Начи не изменятся.

Я долго не решался, потом все же произнес:

— Боюсь, что у тех, кто не меняется, нет будущего. Когда нет новых идей, общество распадается, умирает. Чужеземцы приходят разными путями…

— В нашей деревне есть чужеземцы и нет никаких перемен.

— Я видел у одного из твоих молодых воинов стальной нож, нож белого человека. Это перемена. Разве другие не хотят иметь такие ножи и иглы?

— Мы не нуждаемся в них.

— Нужда и желание не связаны между собой. Люди часто мечтают о том, в чем не нуждаются. А разве счастье определяется только тем, в чем мы нуждаемся? В течение многих лет, — спокойно продолжал я, — жизнь в деревнях разных племен ничем не отличалась. Ни у кого никаких новых идей. Вы знали, что находится вокруг вас. Оружие ваших воинов оставалось тем же, как у воинов соседей. Но вот у некоторых племен появились ружья. Останется все по-прежнему? На севере голландцы и англичане продали огнестрельное оружие ирокезам, и ирокезы…

— Я не знаю ирокезов.

— Говорят, что несколько племен объединились и воюют вместе. Одно из них — сенека. Теперь оно начало уничтожать племена, которые живут рядом с ним. А племя крик — ваши соседи? У них тоже есть ружья. Ходят слухи, что они больше не настроены дружелюбно по отношению к вам.

Она молчала, и я понял, что Ичакоми задумалась над моими словами. Ей не понравилось, что я сказал, но она размышляла над новой информацией. С осины снова посыпались листья, несколько золотистых пластинок упали ей на волосы, образовав как бы маленькую диадему. Я отвернулся.

Нашел время мечтать о женской красоте! Перед тобой горы, которые ты должен перейти, прикрикнул я на себя.

— Вы живете у большой реки, — продолжил я нашу беседу, а люди всегда искали большие реки, потому что они ведут к морю и дают возможность торговать с другими народами. Чужаки придут и на вашу реку, и их будет гораздо больше, чем вас, и они придут со своим оружием и со своими желаниями и законами. Они ничего не знают о Великом Солнце, и им до него нет никакого дела. У них своя вера, свои правила жизни, и вам придется защищать себя и землю, на которой стоят ваши вигвамы, когда путем переговоров, а когда и с оружием в руках.

Спустя минуту она произнесла:

— Я не могу поверить твоим словам. Человек, которого ты назвал Де Сото, и его Люди Огня приходили и ушли, и ничего не случилось. Великое Солнце сказал, что они уйдут и будут забыты. Так и произошло. До нас дошли слухи о других Людях Огня, одетых в железные рубашки, которые придут в Далекие Земли, и они тоже уйдут.

— Придут другие, которые не захотят уйти. Сначала они будут искать золото и жемчуг, но затем захотят иметь землю. Ваш народ должен быть готов к этому.

Она покачала головой:

— Ничего не изменится. Ничего никогда не менялось.

Ну что я мог сказать? Она говорила на основании своего собственного опыта и того, что помнили их старики. Года сменялись годами, дни — днями, все ритуалы сезонов свершались, и все оставалось без перемен.

Но как же «достучаться» до нее?

— Ичакоми, твой народ не всегда жил здесь. Разве вы не находили старые могилы, древние каменные инструменты, непохожие на наши наконечники стрел?

— И что?

— Те, кто ушел до вас, тоже не ждали перемен, но они произошли. Разве лист на дереве знает, что придет зима? Разве этот лист знает, что он упадет и погибнет среди других листьев под снегом? Если ваш народ хочет выжить, он должен быть готов ко всему. Ты пришла сюда, потому что кое-кто из ваших мудрецов понял, что надо искать новый дом. Но и новый дом — не решение проблемы. Когда они придут, здесь перевернется все, не останется ни одного забытого уголка.

Посмотри на меня — я здесь. Почему? Потому что хотел увидеть, узнать, понять. Меня очень интересовало, что за страна лежит за Великой рекой и какие они, большие равнины. Я даже решил перейти горы, у подножия которых мы находимся. Мне иногда кажется, что я пришел в этот мир, чтобы открыть красоту самых уединенных уголков земли. Мой отец был таким же. Почему он покинул свой дом в Кембриджшире? Почему пересек океан, чтобы попасть в такую далекую страну? Почему, имея дом на Стреляющем Ручье, он так мечтал перейти через голубые горы? Не знаю, но что-то гонит нас вперед, в дальние страны. Едва ли я останусь здесь. Когда человек проплыл по самым длинным рекам, взошел на самые высокие горы и пересек самые обширные пустыни, у него еще остаются звезды.

— Звезды?

— Саким, мой старый учитель, говорил мне, что некоторые мудрецы в Индии и Китае считают, что звезды — это такие же солнца, как наше, и что где-то есть другие миры. Кто знает, правда это или нет? Но думаешь, людей оставит равнодушными такая проблема? Когда-нибудь они найдут дорогу к звездам и получат ответы на свои вопросы.

Она удивленно смотрела на меня:

— Ты странно говоришь. Почему ты не удовлетворен тем, что имеешь?

— В самой человеческой натуре заложено удивляться, стремиться к чему-то. И слава Богу, что это так. Через желание знать мы и приходим к знаниям.

Я замолчал, взволнованный собственным монологом. Как долго их мир оставался нетронутым, как они постепенно привыкли к тому, что имели, к тому, что их окружало. В Европе все происходило иначе. Многочисленные гавани и порты стали не только воротами для товаров, но и для совершенно новых идей. Люди знакомились, общались и изменялись. Усиление миграции жителей Европы, Азии и Африки формировало новые обычаи, новый образ жизни. Все это шло не плавно. Были войны и беспорядки, но и они несли перемены.

Мы молча стояли рядом. Я — погруженный в свои мысли, она — в свои, река бежала у наших ног. Откуда-то появились низкие серые облака, которые остановились над безмолвной долиной, окруженной холмами и горами. Медленно закружились крупные редкие снежинки, тонкая, нежная пелена повисла над утренней землей.

— Пора идти, — сказал я.

Она повернулась, какое-то мгновение смотрела на меня, но ничего не сказала. Мы пошли обратно вместе, потом она свернула в свою пещеру, а я — в свою.

Прошло несколько дней. Я охотился и обследовал горы в западном направлении. Так я нашел еще одну долину, расположенную выше нашей, куда мы могли отступить, если потребуется. Подыскав укромное местечко, я на всякий случай натаскал туда дров. Такой уж у меня характер — заранее готовиться к возможным, хотя и необязательным трудностям. Теперь, если бы нам пришлось покинуть пещеры, мы уже имели укрытие и дрова для костра. Уходя, я наметил ориентиры и сделал другие заметки, которые можно было найти даже ночью.

Мне понравилась та, верхняя долина, и я рассказал о ней Кеокотаа, сообщив и о пещере, и о топливе.

— Наверное, есть места и получше, но это, по крайней мере, вполне подходящее, — заключил я.

Где-то рядом находился Капата — я не верил, что он отступит. Неподалеку зимовали и коунджерос, но снег продолжал падать, и это вселяло надежду, что они не обнаружат наше пристанище.

В тот день я стал впервые ставить капканы на пушного зверя. Если я когда-нибудь вернусь к цивилизованной жизни, мне понадобятся деньги, а самый надежный источник денег — пушнина. Но мех нам требовался и сейчас. Я опасался, что зима будет долгой.

Кеокотаа охотился каждый день и всегда возвращался с добычей. Чаще всего он ходил один, иногда с кем-нибудь из начи.

Однажды ночью, сидя у костра, он вдруг сообщил:

— Они ищут нас.

Пораженный, я уставился на него:

— Кто?

Он пожал плечами:

— Коунджерос. Капата. Точно не знаю. Кто-то.

— Ты видел следы? В долине?

— Нет, за пределами долины. Я ходил за гору. В деревьях… Среди деревьев, — поправился он, — пять мужчин искали следы.

Похоже, объявился Капата. Едва ли коунджерос полагали, что мы еще здесь, но Капата знал наверняка.

Конечно, новость не прозвучала как гром с ясного неба. Мы понимали, что он ищет нас.

На третий день с начала снегопада я подошел к выходу из пещеры и выглянул наружу. Было бело и тихо. Снег уже не валил, но ветки деревьев опустились под его тяжестью, и, куда ни посмотришь, мир везде стал белым-белым. Я вернулся в пещеру. Кеокотаа спал.

Внезапно мне остро захотелось взять в руки книгу. Я так давно не читал! Может ли человек разучиться читать? Вопрос взволновал меня. От нечего делать я проверил наши запасы мяса. Его хватит надолго, но все равно при возможности охотиться необходимо. Вот бы повстречаться с паснутой, зверем с хоботом, о котором говорил Кеокотаа. Такой длинношерстный слон мог наверное обеспечить нас мясом до самой весны.

Эта мысль позабавила меня. Слоны, о которых я слышал, водились в Индии и Африке, то есть там, где большую часть года очень тепло. Вряд ли слон выжил бы зимой в этой стране, но вообще-то я недостаточно знал о животных, чтобы делать какие-то выводы.

Я стоял у входа в пещеру и оглядывал долину. Но снег пошел снова, и в его круговерти потонули все окрестности.

Не подняться ли нам в долину, расположенную выше? Скоро наступят холода, а топлива у нас не так уж много. Мясо можно взять с собой…

Ичакоми стояла в двух шагах от меня. Она вытянула руку и поймала снежинку. Упав на ладонь, снежинка исчезла. Девушка даже вскрикнула от удивления:

— Она пропала!

— Снежинки иногда быстро тают.

Она взглянула на меня:

— Ты видел снег?

— Его много в горах, а однажды мы охотились далеко на севере. Там снег. Мы вернулись домой.

— Он будет лежать?

— Несколько месяцев. Пять или шесть, — предположил я. — Одни годы холоднее других.

— Это место не подходит для моего народа, — сказала она, — он не примет его.

— Они научатся жить здесь, к тому же тут много дичи. — Я указал на холмы, расположенные на западе. — Они могут затеряться в горах. Там очень красиво.

— Я пойду назад, — решила она.

— А я, вероятно, пойду на запад. А то останусь здесь, на краю равнины.

До сих пор такой вариант мне даже не приходил в голову, но тут я решил, что останусь. Найду место где-то у подножия гор и останусь.

Для меня, который всегда мечтал путешествовать, такой поворот получался странным. Глупая мысль! Она, конечно, уйдет. Я не сомневался в этом. Однако мысль не покидала меня.

— Здесь? — Она посмотрела вокруг. — Но ты один! Здесь никого не будет!

Я пожал плечами:

— Мне часто приходится жить одному. Это в моем характере.

— Но тебе понадобится женщина!

— В свое время найду. — Я улыбнулся. — Может, даже из племени коунджерос. Или ачо, как у Кеокотаа. — Глаза ее стали холодны. Она взглянула на меня и отвернулась. — Мужчинам-индейцам женщины нужны для того, чтобы обрабатывать шкуры. После охоты у них много работы, но я привык все делать сам. Во время этого путешествия я сам шил себе мокасины, а потребуется — сошью и гетры, и куртку. А женюсь я только ради любви.

— Любовь? Что такое любовь?

Это было то, о чем я ничего не знал, но о чем много думал.

Слишком много для мужчины, который не собирался иметь дело с женщиной… пока.

— Понимаешь, между мужчиной и женщиной бывает что-то такое, что трудно объяснить… чувства… Общие интересы… совместные путешествия… это…

Внезапно объявился Кеокотаа.

— Кто-то идет! — сказал он.

Встав между деревьями, я увидел их.

Двое мужчин стояли у ручья и смотрели в нашу сторону.