Джубал Сэкетт

Глава 34

Мои глаза привыкли к темноте. Я знал каждую тень внутри форта и поблизости от него. Сидя в укрытии, я не мог выиграть этот бой. Я взял с собой копье, пистолеты и нож и спустился во двор. Они уже перелезали через стену. «Гостей» оказалось трое. Первого я встретил ударом копья. Он заметил копье слишком поздно, не сумел удержаться и упал прямо на острие, выбив оружие у меня из рук.

Как раз в этот момент я услышал шорох мокасин у себя за спиной, повернулся, и нанес сильный удар ножом. И тут же оказался лицом к лицу с двумя мужчинами. Один из них направил на меня копье. На Стреляющем ручье мне приходилось подолгу фехтовать с отцом и с другими, поэтому я мгновенно отвел ножом острие копья и нанес удар. Человек пошатнулся. Пока мы сражались, другой прорвался к воротам и уже вынимал засов.

Я рванулся к нему, но было уже поздно. Ворота распахнулись — появился всадник! Я выхватил пистолет, выстрелил и опустил вниз, чтобы перезарядить оружие.

Думаю, что их остановил не столько выстрел, сколько наличие огнестрельного оружия.

Своим выстрелом я убил всадника, да иначе и быть не могло: он находился в десяти футах от меня, а мой пистолет имел длинный ствол. Седок упал, а лошадь, зацокав копытами по вымощенному камнями двору, повернула и выбежала за ограду.

Неожиданный выстрел остановил атаку. Я быстро закрыл ворота и задвинул засов, сердце мое отчаянно билось.

Нападавшие, безусловно, были храбрыми воинами, но они не ожидали встретиться с огнестрельным оружием и потеряли двух человек…

Двух?!

Через стену перелезли трое. Одного я пронзил копьем, другого убил ножом. А где же третий, который открыл ворота?

Где он?

Пистолет вернулся в чехол. Выхватывая его в пылу сражения, я выронил нож. Присев на корточки, ощупал землю.

А, вот он! Что делать теперь?

Я был уверен, что неподалеку спрятался враг, который выжидает момент, чтобы убить меня. Наверное, это индеец, один из отряда Гомеса.

Он где-то здесь, в темноте.

На земле не двигаясь лежали трое, включая всадника, в которого я стрелял. Но где же еще один? Если они снова нападут, то я встречусь с ними лицом к лицу, а он ударит сзади.

О чем думали те, за оградой? Они не могли знать, что форт защищает один воин, но то, что им пришлось потерять трех или четырех человек ни у кого не оставляло сомнений. И это были большие потери, но Гомес ценил только свою жизнь, остальных же презирал.

Поджечь форт?

Возможно, он собирался так поступить, но не знал, что Ичакоми нет в крепости и не хотел рисковать жизнью своего трофея.

Притаившись, я рассматривал черные неподвижные тени. Совсем рядом, в теле лежавшего индейца, мое копье, надо вытащить его.

Где же прятался мой враг? Мне была известна каждая тень, каждый укромный уголок, и я проверял их все, стараясь не забыть ни одного.

Минуты тянулись, мои глаза изучали тени. Где же он? Может, прячется за углом дома? Или попал внутрь? Может, он собирается поджечь его или откроет ворота, когда я отвлекусь?

На секунду я ощутил острое чувство паники. Если форт сгорит, нам ни за что не удастся отстроиться вновь до того, как выпадет снег. От одной этой мысли я едва не пошевелился, но вовремя вспомнил, что мой враг высматривает меня так же, как я его. Опыт подсказывал, что в такой ситуации, кто первым шевельнется, тот первым погибнет.

Как там Ичакоми? Что, если они обнаружили пещеру, в которой мы спрятали женщин? Вдруг именно сейчас они увозят мою жену? Я прислушался, но не услышал ни звука.

Если на этот раз все обойдется благополучно, надо начать рыть подземный ход из форта к той пещере. А может, один из ходов пещеры, который мы еще не исследовали, как раз и идет в направлении форта. Мой отец рассказывал, что в старину все замки имели секретные подземные ходы, куда их владельцы скрывались и откуда, в случае осады, получали подмогу.

Снаружи послышался какой-то шум, движение. Что там происходит?

Уж не собрались ли они напасть сразу с нескольких сторон? Взобраться по веревкам, переброшенным через ограду? Или взорвать ворота? Применить лестницы? Или просто перебраться, становясь друг другу на плечи?

Медленно тянулось время. Где сейчас Кеокотаа? Может, его схватили? Я отвергал этот вариант. Кеокотаа в лесу — призрак, тень в ночи. Из всех, кого я знал, никто не умел передвигаться так бесшумно. И я чувствовал, что он где-то неподалеку.

Гомес, вероятно, решал, что ему делать дальше. Он искал Коми если не для себя, то для кого-то в качестве подарка, и за это ему, возможно, посулили повышение в чине.

Зимой ему страшно повезло, он все-таки благополучно вернулся домой, что само по себе выглядело в глазах его командиров немалым достижением. Он «подкопался» под Диего и получил отряд, которым тот командовал. Отступится ли Гомес теперь? Нет, такие не отказываются легко от своих планов.

Сейчас он, вероятно, осмысливал происшедшее и то, что ему удалось разглядеть, когда открылись ворота нашего форта.

Он может догадаться, что я один или все равно что один.

Он знал, что у нас по меньшей мере три женщины.

Его индейцы наверняка шныряли вокруг, наблюдая за нами, да и сам он, побывав в наших пещерах, видел подругу Кеокотаа и женщину из племени понка.

Он хитер и упрям. Как же обмануть его?

Вдоль ограды двигался всадник. Вот он остановился, и я услышал тихий, доверительный голос Гомеса.

— Я знаю, ты слышишь меня, Сэкетт. Отдай мне индейскую девушку, и я уйду. Ты сможешь делать все что угодно. Я могу даже походатайствовать за тебя и достать разрешение на торговлю. Все, что мне нужно, — это индейская девушка. — Он помолчал и, не получив ответа, разозлился. — Не будь дураком! Чего стоит какая-то ничтожная индейская девчонка? Да их кругом десятки — бери сколько хочешь! Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы умереть за нее?

Я не собирался отвечать ему, чтобы не выдать свое местонахождение.

Он ждал, затем заорал:

— Ты, идиот! Еще немного, и я посажу тебя на муравейник!

Атаковать прямо он, видно, не отваживался. Дважды потерпев поражение и потеряв столько людей, он вынужден был сдерживаться, понимая, что его положение становится рискованным. Возвратиться в Санта-Фе с пустыми руками испанец не мог. Злоба и нетерпение Гомеса стоили его подчиненным жизни, и теперь он жаждал победы любой ценой. Поражением не преминут воспользоваться его враги в Санта-Фе.

Мне очень захотелось оказаться рядом с Кеокотаа, наблюдать за происходящим и свободно двигаться. Я же наблюдал только за движением теней в темноте, ничего не предпринимая, потому что не смел даже шелохнуться. Как вооружен мой невидимый враг? Луком и стрелой? Копьем? Ножом? Если у него только нож, это еще не так опасно, но если лук или копье, то он непременно воспользуется ими и на коротком расстоянии вряд ли промахнется.

Гомес, наверное, вернулся в лагерь. Его люди развели костры и готовят пищу. Припасы они, должно быть, привезли с собой. Без них они не смогли бы так настойчиво продолжать атаковать форт или искать Ичакоми.

Учитывает это Кеокотаа? Индейцы, которые во время войны мало зависят от запасов пищи, не склонны думать об уязвимости врага с этой точки зрения. Даже ступив на тропу войны, индеец редко покидает свой вигвам дольше чем на один-два дня. Он мыслит категориями битвы: участвует в бою, а потом отправляется домой. О продолжительных осадах при такой стратегии не может быть и речи по той очевидной причине, что племена не имеют возможности во время войны снабжать свои отряды запасами пищи.

Индеец редко воюет из ненависти или мести, он воюет ради славы — чтобы добыть скальп и одержать победы, которыми сможет потом гордиться. На востоке племена, объединившиеся в союз ирокезов, вели жестокие истребительные войны. Слухи о них дошли до нас еще до того, как ч покинул Стреляющий ручей.

Однако мышление Кеокотаа стало во многом напоминать мышление белого человека. Он слишком долго общался со своим англичанином, а теперь со мной. Я молился о том, чтобы он подумал о лагере наших противников и об их съестных припасах.

Наши женщины имели запас пищи на три дня, ну, если будут экономить, то растянут его еще на пару дней. Голод их, безусловно, не страшил. Трудно найти индейца, которому не приходилось бы испытывать это чувство каждый год в конце зимы, когда снег вот-вот начнет таять, все старательно заготовленные запасы съедены, охотиться трудно, а собирать растения и вовсе еще невозможно.

Веки мои отяжелели, огромных усилий стоило не заснуть. А заснуть — значило бы погибнуть.

Снаружи тоже выжидали. Раньше всегда, где бы ни был, я знал, что неподалеку есть кто-то из Сэкеттов. Ни один Сэкетт никогда не испытывал чувства одиночества. В трудный момент к нему всегда приходил кто-нибудь из семьи. Заботиться друг о друге нас учил отец, это стало нашей второй натурой. Но здесь не было Сэкеттов. Только Кеокотаа и пони.

Я тряс головой, моргал, но глаза почему-то закрывались.

Нет, так сидеть нельзя. Надо двигаться. Я должен уничтожить воина, который подстерегает меня.

Медленно, осторожно, стараясь держаться в глубокой тени, я встал. Моя искалеченная нога болела от неудобного положения, в котором я долго находился. Прислушавшись, я не уловил ни звука. Вокруг лежали глубокие тени. Я осторожно поднял ногу и неслышно шагнул. С неослабным вниманием прислушиваясь к окружающему после каждого шага, я начал обследовать тени.

Ничего…

Я снова продвинулся вперед. И вдруг снаружи неподалеку раздался страшный вопль!

Долгий, протяжный вопль агонизирующего, умирающего человека.

Кто?

Кеокотаа? В это не верилось. Скорее всего, кто-то, кого он встретил. Кеокотаа мог умереть, но, насколько я его знал, он умер бы молча.

Я продолжил свой путь среди теней, крепко сжимая древко копья — мне не хотелось, чтобы его снова выбили у меня из рук.

Что это? В темноте кто-то притаился. Я подобрался ближе, приготовив копье для удара.

Человек сидел, опершись спиной о стену дома, вокруг него что-то темнело. Наклонившись, я увидел, что голова его склонилась к плечу, а глаза широко открыты. Он был мертв.

Мертв? Так это тот, которого я ударил в бою ножом. Он успел добежать до ворот и открыть их, а потом вернулся и умер здесь. Он сидел в луже крови, потому что мой нож распорол ему живот.

Злясь на себя за то, что я так долго прятался от мертвеца, я пошел через двор к воротам. Засов прочно стоял на месте.

Из бойниц в ограде я увидел костры врагов, а в отдалении на фоне предрассветного неба дымки над деревней индейцев пони. Пони отошли и, видимо, не собирались больше участвовать в боях. Я не мог понять почему.

Коми с другими женщинами находились в пещере в полном неведении. Я очень боялся, что они рискнут выйти и выдадут себя.

И я очень скучал по Ичакоми.

В лагере Гомеса шла какая-то суматоха, но я не мог разобрать, что конкретно происходило, но там к чему-то готовились.

Напасть на меня?

Гомес верхом приблизился к форту, но на такое расстояние, где его не могла достать стрела, и крикнул:

— Сэкетт! Мы собираемся напасть на твоих друзей. Уничтожим их и вернемся за тобой. Пусть женщина будет готова. Если отдашь ее сейчас — ты свободен.

Разумеется, он лгал. Человек мстительный, Гомес убил бы меня сразу, как только я оказался бы в его руках. Или выполнил бы свое обещание — привязал бы меня к муравейнику.

— Ты уже потерял людей, — сказал я спокойно, — и потеряешь еще, если нападешь на пони. Вернешься в Санта-Фе с поджатым хвостом как побитая собака.

— Я заполучу ее, — вопил Гомес, — я заполучу эту женщину!

Он повернул лошадь и поехал к своим солдатам, а я стал размышлять, почему он решил предупредить меня о своих намерениях. Солдаты построились. Гомес верхом выехал вперед. Возможно, в Испании, Фландрии и где-то там еще он считался хорошим командиром. Но, собираясь напасть на индейцев, зачем объявлять об этом?

Гомес несколько раз взглянул в мою сторону, и тут я догадался, что он хочет выманить меня из форта, чтобы я пошел на помощь своим индейским друзьям. Это означало, что где-то совсем рядом кто-то ждет момента, когда я выйду из ворот.

Я внимательно осматривал окрестности, вглядываясь в каждый кустик…

Их было двое, двое испанских солдат, которые лежали, выжидая, футах в пятидесяти от ворот.

Один держал в руках мушкет.

На земле индейцев такие люди не могли прожить долго, они слишком плохо укрылись.

Я приготовил лук.