Джуди. Или история моих перемещений

Глава 23. Я хочу остаться с тобой

Вокруг темнота. Я чувствую, как раскачиваюсь и медленно падаю, словно осенний листок на ветру.

Тихий голос зовет меня. Не понять, принадлежит он мужчине, женщине или ребенку. Кажется, что всем сразу. Это что-то большее, чем просто человеческий голос.

— Лео! Лео! Ты слышишь меня? — звучит ото всюду и одновременно ниоткуда.

— Лео, я рядом.

Я вожу руками вокруг себя, стараясь нащупать хоть что-нибудь, за что можно ухватиться, зацепиться, удержаться. Но не нахожу ничего, кроме пустоты.

— Лео, вернись же! — кто-то слезно просит, хватает меня за плечи, встряхивает.

И наконец мне удается увидеть свет. И в этом свете такое знакомое, родное лицо.

Очнувшись на кровати в собственной комнате, первой я вижу ее — мою Джуди, мне хочется вскочить, обнять ее, прижать к себе. Но тело еще слишком слабо, словно еще не проснулось, будто душа еще не проникла во все клетки, только вернувшись из того мира. Поэтому я шепчу:

— Джуди, это правда ты?

— Лео, ты вернулся, ты смог! Ты справился сам! Без меня! — восклицает любимая и сама бросается ко мне в объятия.

Чувствительность возвращается в тело слишком медленно.

— Почему я чувствую такую сильную слабость? Сколько меня не было.

— Ты не просыпался два дня. Это очень плохой знак Я уже боялась, что… — она запнулась. — Ты потерял много сил, но главное — ты здесь. Не бойся, здесь энергия восстановится за несколько минут. Я хотела помочь, но он не позволил…

— Не могу поверить, что ты рядом, — собрав все силы, прижимаю ее к себе и вдыхаю пьянящий аромат ее волос.

Наполняюсь им. Сейчас она пахнет ландышем, земляникой и, кажется, сладкой выпечкой.

— Я здесь, с тобой. И это все благодаря тебе. Это только твоя заслуга.

А аромат все усиливается, словно она только что вышла из булочной с букетом весенних цветов.

— Почему ты пахнешь едой? — говорю с усмешкой. — Будешь много есть — потолстеешь.

— И ты тогда меня разлюбишь?

— Ни за что на свете, — тепло улыбаюсь я.

А энергии становится все больше, она с новой силой по организму разливается. Мне хочется смеяться, танцевать, скакать от радости. Это из-за Джуди?

— Мы всегда так пахнем, когда нестерпимо счастливы…

— Кто «мы»? Что здесь вообще происходит? Тот странный разговор в мэрии. Я все слышал. Ты ведь была там?

Она опускает глаза.

— Только не вздумай врать, я знаю, что была.

— Не знаю, могу ли тебе сказать…

— Почему?

— Последствия могут быть непредсказуемыми.

— Ты должна рассказать! После всего, что произошло, молчать уже не получится. Все, что случилось никак не назовешь нормальным. Мы не сможем делать вид, что ничего не было. Что это за место? Почему я перемещался в чужие жизни? Что это за шкет у вас вместо мэра? Почему он называл меня смертным? И… кто ты такая, Джуди?

Она поднимает ресницы и пристально смотрит мне в глаза, будто все еще сомневаясь и ища в них ответ. Затем ее взгляд наполняется решимостью, а глаза озаряются ярким, ослепительным светом. Я начинаю часто моргать и принимаюсь тереть веки. А когда смотрю на Джуди снова, вижу, что волосы ее тоже окутало розовое свечение. От изумления я роняю челюсть.

— Я хранитель второго шанса…

— Второго шанса? Что это значит?

— Значит, что здесь у тебя есть шанс исправить никчемные поступки, совершенные в жизни, пройдя аналогичные испытания. И это касается не только перемещений, а всего пребывания в Четтервиле.

Я жду продолжения, но Джуди только смотрит на меня с хитрым прищуром и вскидывает подбородок — мол, сам подумай. Тут я начинаю припоминать. И правда, как я раньше не понял. С первого дня, когда я начал работать учителем, я начал сталкиваться с ситуациями, которые уже проживал, только в другой роли. Тот мальчик, которого загнобила учительница и одноклассники так, что он и слово боялся сказать на английском… У нас в школе тоже был такой. И хотя мне было его жаль, я боялся заступиться за беднягу, боялся, что и мне достанется, поэтому смеялся за всеми. Также было и когда Ден жаловался на своих младших и рассказывал, какие козни им учинил. Вместо дельного совета я поддакивал ему. А потом эта ситуация со сводными братьями здесь. Что касается мужчины в подворотне, которого я счел за пьяницу, если не принимать буквально, то так таких было миллион — людей, которых я осуждал за неподобающий вид или поведения, проходил мимо, хотя, вероятно им просто была помощь. Мистер Дарси… Раньше люди с подобными особенностями вызывали у меня лишь брезгливость, а здесь этот человек стал для меня лучшим другом, у которого я еще и совета спрашивал. Пожилая леди на улице, оскорбивший меня прохожий, соблазнительница… Ситуаций было много, всех не упомнить. Но здесь я впервые проникся кем-то так сильно, впустил Джуди в свое сердце. И чтобы понять, насколько она мне дорога и вернуть ее, мне пришлось самому стать девушкой и многое осознать. А сейчас выясняется, что она даже не совсем человек.

— Что с нами будет теперь?

— Теперь ты можешь вернуться домой.

— То есть, если пройду все испытания, смогу вернуться и жить как раньше, со здоровой ногой? — радостно вопрошаю я, но тут же добавляю уже несколько встревоженно. — Мы же еще увидимся? Ты сможешь пойти со мной, Джуди?

— Ммм, не уверена… Но ты точно сможешь вернуться.

— Тогда я не хочу. Я останусь здесь, с тобой.

— Не знаю, возможно ли это, — говорит она горько.

— Просто вернуться? Тогда в чем смысл Четтервиля? Для меня ведь ничего не изменится…

— Лео, нет никакого Четтервиля, этого места не существует. Не для людей. Это просто иллюзия, сотканная из когда-то увиденного тобой, прочитанного, из твоих мечтаний и снов…

— И ты тоже иллюзия?

— Нет, не совсем. Как же тебе объяснить… Я часть этого мира, а ты нет. Есть еще много таких миров, куда открыт доступ хранителям, но не людям. Твое существование здесь — лишь небольшой отрезок из созданных специально для тебя событий, уроков и испытаний. Ты прошел их.

— Не важно. Я готов проживать этот отрезок хоть миллион раз, лишь бы оставаться с тобой.

— Даже если Четтервиль удалось бы зациклить, ты вскоре пожалел бы о своих словах. А я не смогла бы быть с тобой по-настоящему, превратилась бы только в заевшую кинопленку, картинку, которую ты пересматриваешь, пока реальная я живет дальше в других иллюзиях. И однажды ты бы понял, что выбрал самообман. Но вряд ли и это возможно…

— А если бы я не прошел испытания?

— Не вернулся бы. Но я не могу быть уверенной, что это испытание было последним. Решать только мэру.

— Этому мальчишке?

— Внешность ничего не значит. На этой должности он уже две тысячи лет.

Мои глаза на миг округляются и я теряю дар речи. Но нужно вернуться к сути.

— Так если я все-таки не хочу возвращаться?

— Ты не понимаешь. Ты не вернешься домой, но и не останешься здесь…

— И что тогда будет? Я умру?

Она молча сглотнула. Я вскакиваю и нервно хожу по комнате, взъерошивая волосы.

— Что за бред? Какой же это тогда второй шанс? А если мы просто сядем в машину и уедем отсюда так же, как я приехал?

— Ты сюда не приезжал…

— Да как это не приезжал? Когда я проснулся дома и увидел договор на тумбочке, я собрался и сел в машину, вон она, возле изгороди… — я подбегаю к окну, чтобы показать, но там пусто.

— Нет никакой машины, и договора тоже нет, ты даже не возвращался домой… — Она с досадой качает головой. — Лео, в баре ты вдрызг надрался, а на выходе поскользнулся на ровном месте, упал и ударился головой о ступени… Сейчас ты лежишь под аппаратами, ты в коме. И выхода у тебя только два — очнуться или уснуть навсегда… — Она замешкалась. — И я даже не знаю, что со мной будет за то, что я тебе это говорю…

— Нет… нет… ты же шутишь… правда?

Джуди лишь испуганно таращит глаза. В них читается неподдельный животный ужас и что-то еще, от чего больно сводит живот — мне кажется, что это жалость.

— Но… Но я хочу попытаться пойти за тобой. Только точно не знаю как. Не знаю, получится ли.

— Мэр ведь говорил тогда, что твоя мама любила смертного. Расскажи, что случилось с ними.

— Да, это так. Но я не много знаю. Только с ее слов. Знаю, что любовь была такой сильной, что они не хотели расставаться даже когда человек прошел свои испытания. Мэр не хотел, чтобы она сбежала, считал это блажью, временным помешательством, поэтому даже скрыл от нее результаты. Когда проход открылся, она не знала, пойдет тот человек снова в жизнь или в смерть, но все равно пошла за ним. Они договорились держаться за руки. Его затянуло первым, когда в мире хранителей осталась видна лишь кисть, он разжал руку.

— Так грустно… И что стало с ней?

— Она всю жизнь тосковала о нем. Считала, что их насильно разлучили. Хотя я считаю, что человек просто предал ее — сам отпустил руку, когда понял, что возвращается в жизнь. Мэр видел ее печаль и для утешения дал ей семью. Устроил их встречу с отцом, тоже хранителем, потом появилась я. Думаю, отца она никогда не любила, но с моим появлением на время снова расцвела. А когда я стала достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы исполнять долг хранителя, мы почти перестали видеться. Она вновь зачахла и в один день… — Джуди тяжело вздыхает. — В один день, когда проход открылся, она нырнула в смерть за одним очень плохим человеком. Она просто хотела исчезнуть. Я должна была больше заботиться о ней, давать ей больше тепла. — На глазах Джуди выступили слезы, она всхлипнула. — А я только злилась, что мама никак не может его забыть. Но и она… Как она могла бросить меня?

— Ты не виновата. Ты не отвечаешь за поступки людей. И за ее поступки тоже.

— Ты ведь не разожмешь руку? — Она смотрит на меня с надеждой влажными глазами.

Она пахнет дождем, грозой и сырыми листьями. Я еще никогда не видел ее такой разбитой. Но разве можно так рисковать ей?

— Джуди, это опасно. А что если на самом деле он не отпускал руку? Если он просто не смог удержать? Если эта сила непреодолима, переход невозможен?

— Но я не могу без тебя! — неожиданно выкрикивает она, а затем почти шепчет: — Просто обещай, что будешь держать изо всех сил.

И от этого признания рвется сердце. Ведь я тоже не хочу, не могу вернуться один. После всего, что я смог преодолеть ради этой любви, просто отказаться от нее?

Я не успеваю даже кивнуть.

Вдруг земля под нами начинает ходить ходуном, а реальность, скроенная из несоразмерных лоскутов выдуманного и минувшего, трещит по швам и вот-вот лопнет… Дом уменьшается, стены давят, потолок грозится обрушиться и расшибить нам головы, сверху уже сыплются осколки люстры. Мы здесь больше не помещаемся.

— Бежим! — Джуди хватает меня за руку и тащит к выходу.

— Но куда?

Она не отвечает, а я, еле успевая перебирать непослушными ногами, бегу за ней. Бегу так отчаянно впервые с тех пор, как получил травму. Неуклюже, криво, спотыкаясь, падая, обдирая колени и ладони, но все же бегу за Джуди. И страшнее всего на свете для меня сейчас не уснуть навсегда, не быть погребенным под обломками иллюзорного Четтервиля, а отпустить эту теплую, родную руку.

Джуди ловит проезжающее такси и заталкивает меня внутрь.

— К мэрии! Быстро! — командует она.

Мистер Дарси, стоящий у дороги, медленно машет нам вслед.

Дорога трясется и покрывается трещинами, глядя назад, я вижу, что в некоторых местах появились провалы, еще дальше дома и деревья проглатывает роящаяся черными пчелами гудящая тьма. Это наказание за то, что Джуди мне все рассказала и хотела сбежать? Я молю небеса сжалиться над нами. Машина то кренится, то подпрыгивает. Мы не успеваем доехать до мэрии несколько метров, как в воздухе появляется неровный разрез с рваными краями, из которой бьет свет, словно кто-то с той стороны полоснул ножом по тонкой ткани этой реальности. Водитель бьет по тормозам, и нас бросает в спинки передних сидений.

— Это он. Это проход! — выкрикивает Джуди, едва придя в себя.

А тем временем разрез становится шире, превращаясь в переливающийся экран, похожий на голограмму. Я прищуриваюсь, стараюсь вглядеться. Но совершенно не вижу ничего, что находится по ту сторону.

— Давай быстро, туда.

— Ты уверена?

— А ты видишь еще какой-то выход? Мне одной идти?

Она хватается за ручку двери, а я ловлю ее за руку.

— Подожди… Я с тобой.

Силует водителя становится размытым и исчезает. Машина под нами разваливается на части. Джуди ударяется ногой и пытается встать. Я поднимаю ее на руки и лечу к проходу так быстро, как только могу, но экран растягивается, подобно батуту и отбрасывает нас обратно.

Теперь мы оба валяемся на побитом асфальте в метре от него.

— Ты должен зайти первым, — говорит Джуди.

— Ну нет! Если я не смогу удержать тебя?

— Иначе нас просто не выпустят. Хранитель не может просто так гулять в жизнь и обратно. Если только не за новым подопечным. Но ты должен вытащить меня.

— То есть никто не делал этого раньше?

— По крайней мере, я не знаю таких случаев, — она пожимает плечами и говорит это так, словно мы обсуждаем, удастся ли найти редкий сорт мороженого в магазине.

— Это же вопрос жизни и смерти!

Я опускаю голову. Мне страшно. Она обхватывает мое лицо ладони и заставляет посмотреть на себя.

— Сейчас все зависит от тебя. Ты уже сделал невозможное, когда вернулся из чужой жизни через три дня. Если не ты, то кто? Возьми себя в руки. Собери все свои силы, ты сможешь!

Ее взгляд горит уверенностью и решимостью и заражает ими меня.

Я беру ее за руку так крепко, что боюсь сломать. Подхожу к экрану. Протягиваю руку. И оболочка Четтервиля легко пропускает ее. Без раздумий я двигаюсь дальше. Когда мое лицо оказывается по ту сторону, в глаза бьет невыносимо яркое свечение. Я стараюсь сжать руку Джуди еще сильнее и потянуть на себя, но часть меня немеет, я едва ощущаю то, что осталось позади экрана. Кажется, ее пальцы начинают выскальзывать. Еще секунда — и я ее упущу. Тогда мощным рывком я подаюсь всем телом вперед.