Джугафилия и советский статистический эпос

Глава 7 Модернизация эпоса

На данный момент в культурно-воспитательный отдел постсоветской России прямого указания лепить образ нового спасителя Отечества еще не поступало. Пока. Хотя имеются отдельные инициативы на местах, на которые руководство взирает, в общем, благосклонно. Но предпочитает действовать аккуратно, понемногу модифицируя социокультурный дизайн. У профессионалов-иконописцев это называется «поновить». Замечательный пример модернизации советского эпоса для людей с более-менее высшим образованием дает серия книг Виктора Суворова (В. Резуна) во главе с «Ледоколом»[222]. Не говоря про более лобовые труды А.Г. Дугина, А.П. Паршева, А.А. Проханова и др. Культурно-воспитательную продукцию для людей без высшего образования разбирать неинтересно: включай ТВ да смотри, пока не стошнит.

Когнитивная матрица более сложных конструкций оригинальностью тоже не блещет, но в ней все-таки есть кое-что свежее — иначе читать не будут. Как правило, сначала следует разоблачение постылых (утративших свойство правдоподобия) советских штампов, призванное пробудить читательский интерес. А знаете ли вы, уважаемые читатели, что климат играет в экономике ключевую роль — вопреки тому, что рассказывала советская пропаганда?! А известно ли вам, что Сталин вовсе не боролся за дело мира, как нас учили в школе, а напротив, старался спровоцировать конфликт между буржуями и собирался первым напасть на Гитлера?..

— Ох, батюшка, не знаем! Расскажи, сделай милость!

После чего следует ряд поражающих слабое воображение манипуляций с цифрами и фактами в руках. И вслед за тем в качестве вывода обновленная вертикальная мифологема, которая в конкретном случае Виктора Суворова звучит так:

Задача решена: гражданам предложена сравнительно свежая картинка, подтверждающая полезность и необходимость вертикального менеджмента со всеми вытекающими последствиями типа мобилизационной экономики, забубенной пропаганды, репрессий и удержания власти в руках административно-силового сословия. Предложена система новых правдоподобностей, подпирающих рамку старой очевидности: великий вождь всех обыграл и Родину спас. Хотя совсем не так, как нам раньше рассказывали, а по-другому! Даже ровно наоборот! Но без него (а значит, и без его обслуги в погонах и без) нас бы растоптали, проглотили и уничтожили. Надлом народного демографического хребта, дикая неэффективность хозяйства, инфраструктурная отсталость и, главное, варварская манера воевать не умением, а числом — оттеснены в сторону и прикрыты поновленным холстом потемкинской деревни.

У А.П. Паршева после сеанса разоблачения советских мифов (о неисчерпаемых природных кладовых, о более высокой производительности социалистического труда, о повышении уровня жизни и пр.) следует геостратегический анализ нулевой изотермы января (в качестве цифр и фактов) и затем вывод:

Побаловались демократией — и будет. Пришло наконец время возврата к твердой руке, затягиванию поясов и мобилизации. В наших широтах иначе нельзя! Мудрый Сталин это прекрасно понимал, поэтому при нем все было замечательно. Трудящиеся трудились, управленцы управляли, величественные планы претворялись в жизнь, пограничники чувствовали себя орлами, Госплан работал как часы, филигранно балансируя спрос и предложение:

Его бы устами да мед пить. Если все было так распрекрасно, зачем Главлиту секретить данные о розничных ценах, «перебоях в снабжении» и рационе питания народа-победителя?

У В. Суворова аналогичный случай. Наскоро разделавшись со сказками про миролюбие и гуманизм Страны Советов, он под новым соусом сервирует ту же байку про несокрушимую мощь Красной армии и блистательную организацию сталинской экономики. Она-то, избыточная мощь, оказывается, и послужила источником конфуза в 1941 г.! Вождь собирался напасть первым, уже вывел армию к границе, но маленько просчитался, пропустил встречный удар и получил немцев под Москвой. Но в целом все было правильно, мудро и стратегически выверено: «…можете меня называть любыми словами, но я восхищен и очарован Сталиным. Это был зверь, кровавое дикое чудовище. А еще — гений всех времен и народов»[226]. Предсказуемым итогом интеллектуальных усилий автора служит призыв к доблестным советским десантникам взять наконец ответственность за державу на свои крутые плечи и восстановить овеянную славой милитаристскую вертикаль.

Сочинения Паршева и Суворова публикуются и широко расходятся в России как раз на переломе между «лихими 90-ми» и «победными нулевыми» годами. То есть накануне восхода нового политического светила. Оба автора (и рядом с ними множество вольнонаемной публики примерно того же калибра из общегосударственного КВО) при моделировании обновленного образа Сталина легко приносят в жертву марксизм-ленинизм вместе с коммунистами. Вождь представляется читателю то в несколько неожиданной роли главного ревнителя рынка и капитала (только правильного, патриотичного, за железным занавесом — в случае А.П. Паршева), то в еще более неожиданной роли победоносного разжигателя Второй мировой войны и отказника от коммунизма (в случае В. Суворова). Второй кейс тем замысловатей, что коммунизм, по мнению В. Суворова, на самом-то деле войну проиграл. А гениальный Сталин, наоборот, выиграл… А.А. Проханов, как положено поэту («розу белую с черною жабой я хотел на земле повенчать…»), пытается, наоборот, скрестить Сталина и его маршалов с ангелами небесными, тоже как бы между прочим оставив за рамкой медальные профили Маркса — Энгельса — Ленина. Ну, как писал тот же поэт, «каждый труд благослови, удача». Бог в помощь: Господь милостив к блаженным.

Модернизация — противоречивый и мучительный процесс. Приходится расставаться со старым, часто еще добротным оборудованием, старательными, но слегка замшелыми сотрудниками. Вот и сейчас залпом с борта «Ледокола» вместе с коммунистическим флотом на дно пущены прикованные к перископу галерные гребцы старой формации. Они протестуют — на холодном дне морском не миновать встречи с Когнитивным диссонансом. А не хочется! Не слишком разобравшись в современных технологиях форматирования коммуникативной памяти, они с партийной прямотой предают Суворова анафеме за разрушение основ, кощунство и предательство.

Им можно посочувствовать: людям, приученным воспринимать ГРУ и СВР через оптику «Семнадцати мгновений весны» или «Подвига разведчика», мучительно больно смотреть шоу типа «зк Боширов и Петров зк» или вместо «Дяди Степы» читать о том, как трое полицейских начальников изнасиловали не подследственного (это дело нормальное, в органах не ошибаются!), а коллегу. Ведь при Сталине никогда у нас такого не было!! И вот опять.

С непривычки товарищей старшего возраста слегка укачивает и тошнит. Чтобы родной тов. Сталин в белом кителе, с трубкой и кудрявой девочкой на руках — и вдруг «кровавое дикое чудовище»?! Но приходится терпеть. Такова непростая диалектика замены ментальной оптики в новых условиях классовой борьбы. Хотите, чтобы остался гением всех времен и народов — берите в нагрузку «кровавое чудовище». Не хотите — оставайтесь на завалинке лузгать семечки с Г.А. Зюгановым. Жизнь, товарищи, не стоит на месте. Культура стала нишевой, люди сегодня знают больше и, главное, по-разному… Прежние механизмы обеспечения духовного единства с помощью серпа и парового молота навсегда утратили эффективность. Приходится создавать новые, гибкие, с индивидуальным подходцем. Так что сдерживайте эмоции. Тов. Сталин терпел и нам велел!

Вот Виктор Суворов и создает. Таково требование времени и вышестоящих инстанций. Если бы его читатели умели наблюдать действительность какой она есть, а не через выданные в школе казенные очки, они задали бы себе элементарный вопрос. По легенде, бывший советский разведчик, предатель и перебежчик Владимир Резун был заочно приговорен в СССР к смертной казни. С тех пор проживает в Великобритании, по его словам, «между приговором и исполнением». Уже 40 лет. Не зная горя, путешествует по свету, катается на лыжах в Норвегии, выступает на исторических семинарах, подписывает воззвания и дает интервью. Где ни попадя распивает чаи — не опасаясь встречи с изотопами полония или сложными фосфорорганическими соединениями. Отличается завидной творческой плодовитостью. Его изменнические труды миллионным тиражом издаются и расходятся на просторах Отечества…

Странный какой-то предатель. Много ли у нас издают других беглых спецслужбистов или оборонных экспертов — Гордиевского, Калугина, Кузнецова, Литвиненко? А главное, удивительно вовремя — как яичко ко Христову дню. Если бы коммунистические критики Суворова были способны без посторонней помощи поднимать веки, они бы легко разглядели за его последними трудами («Ледокол» стоит в этом списке несколько особняком) вполне патриотичного — на новый вертикальный лад — и жизнерадостного Хому Брута. Что-то вроде православного Александра Хинштейна, честного Олега Лурье или державного Анатолия Вассермана. Но коммунист с открытыми глазами, готовыми без ограничений принимать божью росу, — это уже не коммунист, а нечто более современное и удачно встроившееся во властную вертикаль. Скорее уже член «Единой России»…

В смысле отношений с потребителем суворовский нарратив есть безусловный шаг вперед по сравнению с тусклым советским враньем.

Во-первых, он подбросил интеллектуальной пищи рациональным читателям. Обозначил смысл существования СССР теми понятиями, которые подразумевались самими авторами проекта: экспансия, милитаризация, мировая гегемония.

Во-вторых, спровоцировал бурю эмоций у иррациональных читателей, привыкших через свою оптику наблюдать мудрого Сталина у карты — в глубоких размышлениях об удовлетворении постоянно растущих материальных и духовных потребностей трудящихся. И вдруг на тебе: кровавый империалист, да еще из самых успешных!

В-третьих, внедрил в практику обновленную ментальную конструкцию, на время восстанавливающую баланс между правдоподобностями новой эпохи и очевидностями старой. Конструкция достаточно универсальна и выглядит примерно так.

Да, конечно, Сталин был тиран, диктатор и агрессор. Но каков красавец!! Всех уделал, нагнул и обыграл… Для страны с таким жутким климатом (версия Андрея Паршева); или с таким быдловатым крестьянством (версия Владимира Ульянова — Павла Краснова); или с такой отсталой промышленностью (версия Иосифа Сталина — Сергея Кургиняна — Александра Проханова); или с такой демографической духовностью (версия Степана Сулакшина — Игоря Гундарова); или, наконец, с таким мерзким геополитическим окружением (версия позднего Виктора Суворова) — без вождя с твердой рукой и стальным характером никак нельзя. Очевидно же!

В той части, где речь о стратегических намерениях тов. Сталина запустить Гитлера предреволюционным «ледоколом» в гнилую европейскую лужу, Суворов убедителен и точен. Ибо, скорее всего, прав. Чем больше архивных материалов всплывает на поверхность, тем его правота очевидней. Поэтому с коммунистической сказкой про миролюбие действительно пора прощаться: устарела, как сказал тот же Хома Брут. Как же, впрочем, он ошибался!! Но то уже совсем другая история… Перечитайте Гоголя, он кровь очищает.

К сожалению, если суворовское открытие и новость, то лишь для ментальной матрицы 30-х годов прошлого века, начисто лишенной оперативной памяти. В директиве Главупра политпропаганды РККА от 15 мая 1941 г. сказано просто и ясно:

Нового в этих словах не больше, чем в обещании раздуть мировой пожар на горе всем буржуям или с помощью хлопцев, покинувших хату на Лубянке (а где еще им могли выдать загранпаспорта — не в колхозе же!), отдать землю в Гренаде крестьянам. Идеологию силовой советской экспансии до афганского поражения никто особенно и не скрывал, хотя, понятно, преподносили как объективное следствие законов классовой борьбы.

Тем не менее заслуга Суворова налицо: он первым прямо назвал экспансию экспансией и тем приблизил широкие читательские массы к действительному, а не выдуманному прошлому. Для дальнейшего изложения условно обозначим этого раннего и сильного Суворова Л-Суворовым — по первой букве его успешной книги 80-х годов: «Ледокол».

Однако на этом автор не остановился. Решив (с помощью разоблачения занудного советского вранья) задачу привлечения читательского интереса, он поднимается на второй, более сложный уровень игры. Это уже другие книги и другое время — конец 90-х. Здесь перед игроком стоит задача (интересно, кто ее поставил?) освежить и актуализировать образ вождя. Причем руками антикоммуниста и невозвращенца, что для прогрессивной общественности служит гарантией правдоподобия. Для этого необходимо следующее.

Во-первых, отделить лик от потускневшего марксистско-ленинского фона. У Суворова эта задача решается удивительными сообщениями, что, мол, «сталинский социализм был сверхмягким вариантом марксизма — так сказать, социализм с человеческим лицом»[228]. Или что «Вторая мировая война была начата коммунистами в 1930 году против мужиков России, Украины и Белоруссии. В 1939 г. эта война распространилась и на соседние страны»[229]. Имеется в виду, естественно, коллективизация — с типичным для косых очей советского интернационализма пренебрежением к «мужикам Казахстана», которые на самом деле пострадали больше всех (просто мы до сих пор слегка не в курсе). За коллективизацию у него отвечают марксистско-ленинские дикобразы, но никак не сверхмягкий Сталин, по случайному совпадению состоящий при них генеральным секретарем.

Во-вторых, показать, что сталинская военно-государственная машина была на удивление мощна и эффективна: «Наша армия и все государство работали с точностью часового механизма…»[230].

В-третьих, объяснить изумленным народам, что мудрый Сталин был настолько хитер и дальновиден, что буквально вынудил глупого Гитлера напасть на СССР, будучи к войне абсолютно неготовым: «Германия к войне вообще никак не готовилась»[231]. Или так: «Каждый, кто удосужился прочитать план Барбаросса, знает, что ничего более глупого во всей человеческой истории придумано не было»[232].

План «Барбаросса», может, и глупый, но, похоже, автор (точнее, вторая, более поздняя версия автора!) читал его не слишком внимательно. Ибо в других местах он пеняет Гитлеру, что тот полез в Россию, совсем не подготовившись к ведению боевых действий при сибирских морозах. Но как раз в Сибирь (да и в зиму тоже) Гитлер соваться ничуть не собирался! План предполагал быстрый разгром Советской армии до начала холодов и завершение войны с выходом на линию «А-А» (Архангельск — Астрахань). Оставшихся русских (кроме тех, что потребуются для обслуживания рейха) предполагалось загнать за Волгу и Урал, после чего бросить главные силы на Британию.

Кстати, тоже типично для советской оптики: Гитлер-де мечтал завоевать весь СССР вместе с его несметными богатствами и уничтожить советский народ… На самом деле СССР он в гробу видал — вместе с Сибирью, Сталиным, жидобольшевиками и славянами. Ему была нужна очищенная для немцев Восточная Европа до Волги. А все прочее отбросить и забыть — как материал второго сорта.

В итоге ничего у него не вышло — и заслуга СССР здесь огромна и бесспорна. Блицкриг захлебнулся кровью советских солдат, союзная Япония некстати ввязалась в войну со Штатами (раньше времени решив, что с Москвой фюрер уже покончил), потом начались морозы, Сталин выиграл время, а с ним и войну. Затем был Сталинград, а там и второй фронт… Соотношение ресурсов воюющих сторон с самого начала было не в пользу агрессора, и победить он мог только если действовать очень-очень быстро. Поэтому ни о какой Сибири и ни о какой зиме при планировании войны речи не было и быть не могло. Добросовестный Л-Суворов (ранний) это прекрасно знает. А вот его более поздняя версия почему-то забыла. И искренне полагает, что читатель тоже забыл. Или отродясь не знал, будучи советским человеком.

Еще хуже, что отлично известная за рубежом хронология поэтапной проработки плана «Барбаросса» («план Маркса», «план Отто» и пр.) не дает ровно никаких оснований согласиться с версией про хитроумного Сталина, который-де вынудил глупого Гитлера напасть на СССР совсем без подготовки, практически голым. Это для совсем уж непритязательного читателя, в разухабистом стиле Паршева — Проханова. Не слишком типичны для Л-Суворова и смелые заявления о полном кретинизме гитлеровских военачальников, английского посла Криппса, американских генералов и всех прочих, которыми Сталин-де вертел как хотел. В сочинениях же Суворова более поздних модификаций они на радость вдохновленному читателю торчат из каждой главы.

Подобные формулировки на ура идут в постсоветской аудитории, пережившей крушение прежней картины мира и мучительно ищущей точку опоры, чтобы поквитаться. Они органичны в устах М. Захаровой, Д. Киселева или А. Шейнина и растут из того же корня, что «мочить в сортире», «жевать сопли», «жену свою учите щи варить», «пыль глотать замучаетесь» и пр. Наглость дарит шпане иллюзию силы — а для подштопанного холста псевдо-СССР ничего другого и не требуется. Л-Суворов писал на 20 лет раньше, и тогдашний его стиль был не в пример корректнее.

Позже, в 90-е годы, сидя в Британии (если верить легенде), автор просто не мог бы пройти мимо реальной истории плана «Барбаросса» — там уже были переведены, опубликованы и детально прокомментированы немецкие документы времен Второй мировой войны в виде многотомного издания «Germany and the Second World War». То, что от имени более позднего Суворова втюхивается постсоветскому читателю, могло появиться где угодно к востоку от нулевой изотермы января, но только не в Англии 90-х годов. Однако появилось… И косяком пошло в отечественные книжные магазины.

Явление удивительное и новое — как пример нишевой исторической пропаганды (агиографии) «для умных». При дальнейшем анализе сосредоточимся лишь на двух позициях:

1) роль финской («Зимней») войны 1939–1940 гг. как спускового крючка Второй мировой;

2) фактологические нестыковки внутри текстов.

В «Ледоколе» у Л-Суворова (его первая, самая знаменитая и самая толковая книга) взгляд на финскую войну остро критический. «Советский Союз пролил реки крови в соседней Финляндии» (М.: Новое время, 1993. С. 48). «Осенью Советский Союз совершил агрессию против Финляндии, но внезапного нападения не получилось. Неудачи Красной Армии — это не только результат просчетов советского командования, более важны готовность финской армии к обороне…» (с. 77). Полосу обеспечения перед линией Маннергейма «Красная Армия преодолевала 25 дней и вышла к главной линии обороны, имея огромные потери, подавленное моральное состояние, без боеприпасов, без топлива, без продовольствия» (там же). «Говорят, Красная Армия показала себя в Финляндии не с лучшей стороны. Истинная правда…» (с. 106). Война действительно получилась безрадостная. Вопреки ожиданиям вовсе не маленькая и далеко не победоносная.

Проходит десять с небольшим лет, и в новой книге (Последняя республика. М.: АСТ, 1998) оптика автора под той же фамилией радикально меняется. По случаю Зимней войны она прямо-таки лучится восторгом! Новый Суворов сознает необычность перемены и спешит дать ей правдоподобное объяснение. Довольно причудливое. Поместив в эпиграф 11-й главы цитату из Солженицына («И потом все видели эту бездарную, позорную финскую кампанию…»), обновленный Суворов отвечает матерому антикоммунисту: «Признаюсь, у меня раньше те же настроения были: Красная Армия в Финляндии опозорилась на весь мир…» (с. 204).

А потом посвящает всю многостраничную главу объяснению, почему эти настроения оказались политически ошибочными. Объяснение оформлено в виде удивительной повести о том, как Владимир Богданович поссорился с Компьютером Компьютеровичем. Поединок с серым хищником стоит того, чтобы вкратце пересказать. Для простоты изложения пометим новую ипостась автора торговой маркой (как франшизу) и будем, в отличие от Л-Суворова, именовать его Суворов™.

Легенда трудовой перековки Л-Суворова в Суворова™ такова. В неком военном царстве-государстве давным-давно (где-то в конце 80-х годов) британский начальник попросил перебежчика Суворова™ выдумать сценарий боевых действий. Поэкзотичнее, для тестирования новейшего суперкомпьютера. Поиграть с ним, проверить на вменяемость, и вообще — вдруг удастся выбить скотину из колеи?

«Хорошо, — повествует Суворов™. — Начали. Захожу с того, что прошу ввести температуру воздуха: минус 41 градус по Цельсию. Мне показалось, что компьютер сверкнул злостью, заискрился весь и взвыл от негодования» (с. 203). После чего просчитывать сценарий наотрез отказался: в марсианских условиях воевать невозможно. «А я не фантазировал, — объясняет правдивый Суворов™, — не войну миров разыгрывал, а нашу несчастную Зимнюю войну. Днем — терпимо, ночью — кое-как, к утру — минус 41 по Цельсию. А потом в другие дни и ночи бывало хуже. Врать я не мог, минус 25 не мог вводить в электронные мозги, если на самом деле было минус 40 и ниже» (там же).

Ну, раз врать он категорически не может, остается махнуть рукой и продолжить моделирование без температуры. Бывает же такое, что война есть, а температуры нет.

«Вводим второй параметр: глубина снежного покрова — полтора. метра. Метра, ребятушки.

И опять компьютер взревел.

Я уточняю, что под снегом болота, которые не замерзают. На озерах тонкий лед. танк провалится. А еще под снегом — валуны гранитные. пошли танки и переломали катки, гусеницы порвали. И все это миллионами мин напичкано. Светлого времени в декабре совсем немного. Лес, непроходимый лес. Тайга. Линии горизонта нет. Артиллерия мало нам помогает, танки бесполезны, авиация сверху тоже ничего не видит.

Это все я компьютеру излагаю. Я к нему и с лаской, и с угрозами, но компьютер упрямый попался: БЕЗ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ НЕВОЗМОЖНО.

…Вывод: Красная Армия прорвала “Линию Маннергейма”, т. е. совершила невозможное. Четырежды невозможное. Такое было возможно только у нас. И только при товарище Сталине. И только после великого очищения армии: приказ не выполнен — расстрел на месте. Как расстрел командного состава 44-й стрелковой дивизии перед ее строем» (с. 211).

Здесь, пожалуй, надо прерваться. Перевести дух, а заодно ненадолго отлучиться в пункт 2 нашей повестки: фактологические нестыковки. Так уж получилось, что Л-Суворов на 10 лет раньше тоже писал про 44-ю стрелковую дивизию. Что она-де, запертая в Финляндии «на трех параллельных дорогах у трех взорванных мостов, за день боя потеряла весь командный состав»[233]. А Суворов™, стало быть, нас убеждает, что командный состав дивизии сохранился и вывел ее, разбитую и обмороженную, назад к своим. За что был расстрелян перед строем. Вне зависимости от того, как оно было на самом деле (в данном случае прав Суворов™), хорошо бы авторам как-то меж собой все-таки договориться.

Но вернемся к перепахавшей всю душу битве с суперкомпьютером, которая длится 22 страницы. Между волнующими сообщениями о том, как компьютер взвыл (с. 203), взревел (с. 207) и вспылил (с. 207), а потом не принял, не переварил, не съел, не сожрал, не скушал, не схавал (речь все про ту же температуру минус 41°), весь израненный, но довольный Мцыри-Суворов™ успевает разместить несколько замечаний по существу. Довольно однотипных.

«…Товарищ Сталин поставил Красной Армии невыполнимую задачу — прорвать “Линию Маннергейма” на Карельском перешейке. КРАСНАЯ АРМИЯ НЕВЫПОЛНИМУЮ ЗАДАЧУ ВЫПОЛНИЛА» (с. 204).

«Ни одна армия мира при минус 41 наступательных операций не вела. И никто не смеет смеяться над моей армией. Сами попробуйте. Тогда смейтесь» (там же).

«Так вот, при минус сорока и ниже способна наступать только моя армия. Только она способна творить чудеса, творить то, что невозможно» (с. 206).

«Красная Армия в Финляндии доказала, что она может выполнить любую задачу. Даже невыполнимую. Дважды невыполнимую. Трижды и четырежды невыполнимую» (с. 213).

Качественная слабость аргументации гомилетически, в сталинском стиле, компенсируется многократностью повтора.

Впрочем, перемена отношения к финской войне у Суворова™ связана не только с духовной победой над заносчивым британским компьютером. Еще он провел натурный эксперимент. Попробовал провести ночь в зимнем лесу (правда, не финском, а норвежском, где якобы катался на лыжах) и на личном примере доказал, что в это время на Севере холодно: «Водка в бутылке прозрачность начала терять, белая, как молоко. Буханка хлеба стала звонкой, как сосновый ствол. С тушенкой тоже что-то нехорошее приключилось… Дошло до минус 39… Дышать становится невозможно… Короче, до рассвета, а он тут поздний, не дотянул. Каюсь»[234].

Здесь опять просится перерывчик небольшой — согреться. На специализированном сайте www.winterwar.com представлена сводка о реальных температурах и высоте снежного покрова на тогдашнем театре военных действий. Минимальные среднесуточные температуры в самой холодной точке (Viipuri, то есть Выборг) в самое холодное время той зимы были зафиксированы в течение пяти дней между 16 и 20 января 1940 г. и составляли минус 27° по Цельсию. В остальное время и в других пунктах минимальные среднемесячные температуры колебались от -8,5° (Kajaani, декабрь 1939-го) до -16,3° (там же, март 1940-го). В Хельсинки средняя температура декабря (самый благоприятный месяц) была -4,4°, а февраля (самый холодный) — минус 13,7°. В том же Выборге от -8,3° в декабре до -15,6° в январе. (Чтобы не было путаницы: одно дело температура за пять самых холодных суток и другое — средняя за месяц в целом.)

Слов нет — очень холодно. Воевать в таких условиях не приведи Господь. Однако выть и реветь компьютеру повода нет: все-таки Земля, а не космос. Скорее, повод тихонько подвывать обнаруживается у Суворова™, который вместо доброкачественного анализа гонит чистой воды героический эпос для пенсионеров: сеча велика бысть; реки три дни кровию текаху; компьютер аки бестие вый… Меж тем на сайте помещена скромная сноска (перевожу на русский): «Очень холодный период, которым прославилась Зимняя война, имел место в середине января, когда Красная Армия не вела заметных наступательных действий».

В свете этого суховатого замечания надрывные сообщения Суворова™ (с цифрами и фактами в руках, как же иначе), что при минус сорока и ниже способна наступать только моя (его!) армия, несколько теряют в убедительности. Во-первых, фоновых -41° не было вообще; во-вторых, «заметных наступательных действий» Красная армия не вела даже при вдвое более мягких температурах (и совершенно правильно делала). Но правдивому Суворову™ совесть не позволяет ввести в электронные мозги хотя бы -25°. Или -41°, или никак. Русские не сдаются!

Обычная история: чуть копнул — и сразу видно, что за дешевым пафосом прячется дешевое вранье. (Советское — значит отличное, оптовикам и постоянным партнерам по франшизе скидка.)

Что касается высоты снежного покрова, то максимальные для региона отметки той зимой зафиксированы в Oulu (на берегу Ботнического залива, куда советские войска стремились, но не добрались): 86 см между 29 февраля и 5 марта 1940 г. В декабре в этой самой снежной точке снега было 20 см, в январе 50, в феврале 80. Для сравнения: в районе Хельсинки от 14 см в декабре 1939 г. до 36–47 см в марте 1940-го. Много, конечно. Страшно тяжело. Но не полтора метра, а в три раза меньше. А в первой половине зимы, когда разворачивались основные события, меньше минимум в пять раз…

Страстный напор «Последней республики»: «Пусть попробуют атаковать, когда снег — по самые уши. Если не получается, пусть найдут другое место и попробуют атаковать там, где снег не по шею, а только по грудь. Или даже по пояс»[235] — на фоне скромной сводки погоды опять выглядит несколько избыточным. Специфика жанра! Нечто похожее про глубину снежного покрова было у воевавшего в России мужественного барона Мюнхгаузена. Сам же литературный стиль Суворова™ эмоциональной насыщенностью отчасти напоминает речи политрука Клочкова, выдуманные ответсекретарем «Красной Звезды» А. Кривицким. Мастерство не пропьешь: эстафета советской пропаганды на марше.

Кажется, куда проще. Если хочешь понять и честно рассказать другим, каково было нашим (да и финнам тоже) воевать той зимой, — потрать день-другой, подними метеосводки. Л-Суворов, пытаясь переосмыслить роль и приоритеты Сталина, примерно так и стремился поступать. Но у Суворова™ задача иная: вместо поиска фактов нести кромешную пургу, размазывая скупые мужские слезы по играющим на скулах желвакам. На профессиональном сленге это называется «подмена повестки». Автору требуется доказать, что после коллективизации, индустриализации и великого очищения кадров в 1937–1938 гг. тов. Сталин, тов. Ворошилов, Красная армия, ее командный состав и весь СССР в целом были как никогда сильны и готовы к бою. Но вместо доказательств он предлагает читателю марсианские хроники про минус 41°, снег до ушей, воющий компьютер и т. п. А заодно про зубоскалов, которые, мол, насмехаются над Россией.

Если и насмехаются, то не над русским солдатом, а над совковыми акынами с шарманкой и надувным компьютером. А также над их стратегическими боссами, сначала рисующими для народа победные перспективы и повелевающими провернуть операцию по освобождению финского пролетариата за две недели, а потом кладущими этот народ в мерзлую финскую землю без счета и меры. Не говоря уж про совесть, которой у них то ли отродясь не было, то ли начисто отшибло в процессе классовой борьбы. Начальник артиллерии РККА Н. Воронов пишет в воспоминаниях, что перед финской войной два замнаркома обороны — Г.И. Кулик и Л.З. Мехлис — с шутками-прибаутками поставили перед ним задачу обеспечить необходимый объем боеприпасов из расчета на быструю наступательную кампанию продолжительностью не более 10–12 дней[236].

Простите, но разве не В. Суворов долго и убедительно нам рассказывал, что глупый Гитлер (у которого план войны был рассчитан на пять-шесть месяцев) не догадался запастись для войны в России овчинными тулупами? Что же тогда сказать про умных Кулика, Мехлиса и тов. Сталина, которые собирались воевать не под Киевом, а в Финляндии и не в июле, а в декабре? Как быть с 44-й дивизией, срочно (когда клюнул финский петух) переброшенной с Украины в осеннем обмундировании и в нем же брошенной вперед, сквозь те самые декабрьские сугробы (пусть впятеро меньшие, чем у Суворова™) и морозы (пусть втрое более мягкие)? Уж тулупами-то в России перед зимней войной можно было запастись. Однако их даже в 41-м году хватало лишь для офицерского состава и особистов в тылу. А рядовые на передовой мерзли в задубевшей шинельке с тремя патронами на винтовку.

К тому же у пораженных полным кретинизмом англичан имеется альтернативный взгляд и на великое очищение командного состава. Британский военный историк Крис Беллами про чистки 1937–1938 гг. и последовавшую за ними финскую войну пишет так:

Если это и насмешка (довольно горькая), то не над русской армией, а над теми, кто довел ее до жизни такой. К сказанному следует добавить, что до Финской кампании Красная армия потеряла трех маршалов из пяти: были уничтожены Блюхер, Егоров и Тухачевский. Остались лишь бесконечно преданные лично вождю и столь же бесконечно одаренные Буденный с Ворошиловым. В самом начале Великой Отечественной войны под раздачу попал (правда, уже без репрессий — условия были не те) и блеснувший стратегическими талантами Г. Кулик, назначенный маршалом совсем недавно, как раз по итогам финской войны. Нарком обороны Ворошилов по этим же итогам был смещен и заменен на Тимошенко. В самом начале Большой войны довелось два месяца погостить в пыточном отсеке и командарму К. А. Мерецкову — одному из реальных бойцов финской эпопеи.

У оппонента В. Суворова Габриэля Городецкого[238] число репрессированных в армии оценивается в 36761 человек (сюда, понятно, включены не только офицеры; точность оценки до одного человека абсолютно иллюзорна). И еще около 3 тыс. во флоте. В результате, пишет Городецкий, к началу Великой Отечественной 75 % офицеров и 70 % политработников занимали свои должности менее года. Вряд ли это позитивно сказалось на эффективности боевых операций. Во всяком случае, объективные достижения 1939 и 1941 гг. идею Суворова™ о целительности великого очищения вооруженных сил, мягко говоря, не подтверждают. Как и материальные достижения железнодорожного строительства не подтверждают мысль Руслана Пухова про невероятную пользу морозной свежести 1937 г. Ну и что? Советского человека материальными достижениями не возьмешь. Ему подавай достижения виртуальные, где он впереди планеты всей. Именно в этом сильны вертикальные реставраторы; Суворов™ среди первых.

Л-Суворову есть что сказать. Поэтому он не тянет резину, а спешит представить конкретику. Суворов™, напротив, заполняет страницы художественным свистом. Халтурным и непомерно растянутым, ибо по делу ему сказать нечего. Тем, кто действительно бывал зимой в морозных местах — хоть в Антарктиде, — отлично известно, что мерзлая буханка может быть твердой, как дерево, но никогда звонкой, как сосновый ствол. По той простой причине, что она пористая и эта пористость при любой температуре никуда не девается. Звучит глухо. Как, кстати, не звенит и одно отдельно взятое сосновое полено, сколько его ни морозь. Ствол (тонкий и промерзший) или доска могут звенеть, ибо длинные и от удара вибрируют. Пустая голова тоже может. А буханка — извините. Равным образом и водка на сильном морозе не белеет, а густеет, оставаясь при этом прозрачной. Потом в тепле переохлажденная бутылка сразу покрывается молочно-белым инеем — это правда. Уважаемый автор (или уже коллектив авторов с трейд-маркой?) где-то что-то прочитал, не очень твердо запомнил — и давай рассказывать читателю про суровые опыты из личной жизни. Как то отродясь было принято среди бойцов идеологического фронта. В знак бывалости, матерости и близости к народу. Мол, плавали, знаем… Ночевали!

Халтура, короче говоря. Совок. А жаль. И за советских солдат немного обидно.

Роль финской войны («той войны незнаменитой», по сдержанному выражению Твардовского) в советской картине мира намеренно занижена. Забыть, забыть! Понятно почему: хвастать особенно нечем. И что еще трагичней, именно из-за ее неубедительного итога Гитлер решил, что обрушит СССР пятимесячным блицкригом. Смысловая развилка простая, но очень важная.

Либо Сталин выступил слабо и после трехмесячных боев оказался вынужден пойти с финнами на компромисс. В его собственной трактовке от 17 апреля 1940 г. (речь была опубликована лишь в 1996 г. в газете «Завтра») компромисс выглядит так: «.мы 3 месяца и 12 дней воевали, потом финны встали на колени, мы уступили, война кончилась»[239]. Встали финны на колени или не встали — дело художественной интерпретации. А вот что «мы уступили» (свернули наступление и тихо задвинули «народное правительство» Куусинена назад под лавку) — естественно-научный факт. Именно так его и воспринял весь окружающий мир, включая гитлеровскую Германию.

Либо противоположный вариант: Сталин в Финляндии совершил невозможное и уверенно победил — как он побеждает всегда и везде. Тогда все остальные события вплоть до 22 июня 1941 г. есть плод поразительного слабоумия Гитлера. А заодно и Черчилля с Рузвельтом, которые всяк по-своему попали впросак, недооценив мощь Сталина. Как было на самом деле, пусть решают специалисты. Наше дело — анализ пропагандистских текстов, паразитирующих на истории и на безумных человеческих жертвах.

Текст Л-Суворова (вместе с объективной реальностью) склоняется к первой версии: в Финляндии Сталин выступил неубедительно. Что снижает правдоподобность гипотезы о его готовности и решимости напасть на Германию в июле 1941 г. Желание и общее намерение, вытекающее из экспансионистской сути марксизма-ленинизма и сталинских манер, скорее всего, было — здесь с Л-Суворовым спорить трудно. А вот конкретная готовность… Намучившись с маленьким соседом в 1940 г. (у Финляндии менее 4 млн населения, в СССР в 50 раз больше; у Финляндии статус бывшей глухой провинции у моря, а в СССР более 10 лет грохочет коллективизация, индустриализация и милитаризация.), странно через год лезть на многократно более сильного врага. Примерно так видят ситуацию многочисленные оппоненты Суворова среди европейских историков.

Поэтому Суворов™ (сам или по совету старших товарищей) и был вынужден пересмотреть свою концепцию Зимней войны. Теперь в его оптике это блистательная победа, всемирно-исторического значения которой идиоты не оценили. А вот Сталин (поскольку гений всех времен и народов) оценил! И стал готовиться к советскому блицкригу против Гитлера, наметив его на 6 июля 1941 г. Чем, в свою очередь, вынудил попавшего впросак фюрера нанести неподготовленный встречный удар 22 июня 1941 г. В результате которого тупые и неподготовленные фашисты с перепугу дошли до Москвы и взяли в смертельные клещи Ленинград. Все бы ничего, но разрыв в подходах Л-Суворова и Суворова™ аргументирован не какими-либо новыми документами или фактами, а героическим эпосом про ревущий компьютер и холодную ночевку в Норвегии. Не маловато будет?

Юноши эпохи подъема с колен, возможно, и поверят. Но для людей сталинского времени ощущение провала Финской кампании буквально висело в воздухе. Даже под сенью струй от бесконечной промывки мозгов советские граждане не могли забыть торжествующей интонации радиосообщений о создании народного правительства в Териоки. Которое, помимо СССР, сразу признали такие уважаемые члены международного сообщества, как Монголия и Тува (она в ту пору числилась суверенной). Люди помнили и понимали: раз по итогам войны Финляндской демократической республики нет, значит что-то пошло не так. Что-то не получилось.

Константин Симонов пишет:

Жестоковыйный Солженицын, осуждавший Симонова (заодно с Твардовским) за конформизм, дает Зимней войне еще более жесткую оценку:

В отличие от Суворова™ это современники. Неплохо — по крайней мере, лучше большинства — информированные. Российские и даже советские (Симонов и Твардовский) патриоты. Умные и одаренные. И вот ведь.

За рубежом благодаря изначально открытым очам провал был осознан яснее и жестче. Боевая задача Суворова™ с помощью псевдоконкретных россказней про компьютеры и буханки возродить веру в сталинскую вертикаль там неразрешима: другая социокультурная среда; она этого не примет просто потому, что лучше информирована. Если на «Ледокол» западная историография не без любопытства откликнулась, то более поздние публикации с явными признаками пропагандистских передержек были просто проигнорированы. А у нас — только давай. Старуха, анализ мочи на стол мечи!

Частный случай Криса Беллами

При взгляде из-за кордона история вкратце выглядела так.[242] Седьмая армия напала на Финляндию 30 ноября 1939 г. К 6 декабря первые танки Мерецкова прорвались через «полосу обеспечения» и вышли к главным укреплениям линии Маннергейма. По другим направлениям продвижение к ней растянулось до середины декабря. (Л-Суворов пишет — на 25 дней). Пока танки прогрызали линию обороны с юга, далеко на севере удалось легко взять Петсамо. Но посредине, при попытке разрезать Финляндию надвое и выйти к Ботническому заливу, советские войска встретились с самой большой проблемой. 163-я стрелковая дивизия, вклинившись с востока, встретила неожиданно сильное сопротивление и забуксовала. Командир 9-й армии М.П. Духанов направляет ей в помощь переброшенную с Украины 44-ю стрелковую дивизию под началом А. Виноградова.

20 декабря 44-я дивизия выдвигается по дороге от Раатэ к Суомуссалми. 21 декабря штаб 9-й армии рассылает приказы по радио открытым текстом (шифр новое армейское начальство освоить не успело?). Теперь, благодаря радиоперехвату, противник знает план наступления в деталях. Координирующий оборону на этом участке полковник Сииласвуо перекрывает дорогу перед 44-й дивизией — взрывает мосты, ставит заминированные лесные завалы и оставляет летучие группы поддержки. Остановив продвижение, быстро возвращается к запертой 163-й дивизии. Она, тоже привязанная к трассе из-за своего тяжелого вооружения, разрезается на части огнем мобильных лыжных отрядов, которые легко передвигаются по окружающим лесам. У финнов эта тактика получила название «мотти» — «поленья»: колонна артиллерии, танков и тягачей, растянутая вдоль дороги на 8 км, «распиливается» на куски, которые затем «сжигаются» поодиночке. К 9 января (лютые суворовские морозы еще не начинались) уничтожение 163-й дивизии практически завершено. Война в стиле мотти позволяла финнам владеть инициативой, перерезать пути снабжения и атаковать ключевые объекты противника в удобное для себя время. В первую очередь уничтожая запасы горючего и полевые кухни, без которых на морозе никакая армия — даже русская — долго не продержится.

Оставив небольшие силы добивать 163-ю дивизию, Сииласвуо возвращается к блокированной 44-й. Комдив Виноградов, не имея возможности двигаться вперед и понимая губительность ожидания, 4 января (до морозов еще две недели!) просит разрешения отступить. К этому времени 9-й армией вместо Духанова командует уже Василий Чуйков, будущий маршал. Духанов, 26 ноября представивший руководству победоносный план выхода к Балтике за одну неделю, руководил армией всего месяц.

Чуйков, в свою очередь, запрашивает разрешение на вывод дивизии у высшего руководства — уже не ЛенВО, а у Ставки Верховного командования. Зимняя война, первоначально запланированная как региональная операция на две недели, разрослась до общенационального масштаба. Согласование отхода занимает два дня — слишком долго для горящих в мотти-огне подразделений. Пробившись назад к своим, части 44-й дивизии недосчитались 1001 человека убитыми, 1430 ранеными, 82 обмороженными и 2243 без вести пропавшими[243]. Тяжелую технику пришлось бросить. Неприятелю достались десятки танков и орудий — большей частью в рабочем состоянии; некоторые, как пишет полковник Сииласвуо, еще в смазке. На разборку с отступившими был прислан скорый на расправу любимец Сталина главный политрук Лев Мехлис — тот, кто вместе с Куликом намеревался победить финнов за 10–12 дней. Командира, комиссара и начштаба дивизии расстреляли.

Вне зависимости от того, насколько зарубежные авторы точны в деталях, вывод у них один. Да, снег. Да, холодно. Особенно для частей, аврально брошенных в бой и даже не получивших зимнее обмундирование. Так было с 44-дивизией, прикомандированной с Украины. Но так было и с «местной» 18-й дивизией, разбитой финнами на месяц позже в «долине смерти». Из 15 тыс. человек к своим тогда выбралось менее 10 %. Командира тоже расстреляли. На нескольких страницах похохатывая над Гитлером, который не стал закупать овчинные тулупы (а за ценами на овчину бдительно следили советские разведчики — раз цены не растут, значит массовых закупок вермахта нет; стало быть, к войне в Сибири Гитлер не готов… такая красивая фишка в стиле инсайдерской псевдоконкретики для пытливых и любознательных), Суворов™ аккуратно обходит вопрос, почему тулупов не нашлось для русских солдат. И вместо этого делится опытом замораживания водки до молочно-белой фазы.

Байку про овчину из жизни доблестных спецслужб логичнее интерпретировать как знак их некомпетентности; в действительности Гитлер готовится не просто напасть, а сделать это быстро, до холодов. В стиле, как он разъяснял Г. Кейтелю, «детской прогулки». Разведчики генерала Голикова, зорко вглядываясь в овчину, угрозы не наблюдают (что поразительно точно совпадает с пожеланиями Сталина). Но в итоге Гитлер все-таки нападает — неожиданно. И быстро продвигается вперед; РККА явно не готова. Потери чудовищные. Вывод Суворова восхитителен: разведка была права, на самом деле не готов был Гитлер: тулупов-то у него нет! То есть мудрый Сталин с мудрым Голиковым вынудили его броситься на двор как есть, шубу и шапку позабывши в сенях. Большое утешение для советского народа, который кладет на фронтах миллионы молодых мужчин, чтобы задержать продвижение врага. И позже дать возможность патриотическим разведчикам (бежавшим в Англию??) изобрести новые доказательства стратегической прозорливости вождя. И своего замечательного ведомства тоже — за компанию.

Если бы Суворова интересовал не овчинный эпос, а правда, он бы без труда нашел в материалах разведки (например, доклад того же Голикова от 15 мая 1941 г. Жукову и Тимошенко) гораздо более значимые данные о концентрации не менее ста гитлеровских дивизий на границах СССР. Или о подготовке на польском заводе Островец 800 вагонов со сменной колесной базой — с прозрачным намерением использовать их при переходе на русскую колею. Но дело в том, что Суворова™ (в отличие от Л-Суворова?) интересует главным образом «опрокинутая в прошлое политика». Поэтому овчина и тонны топографических карт на заграницу (которые в равной мере необходимы как для нападения, так и для активной обороны с последующим переносом боевых действий на территорию врага) у него занимают многие страницы, а сотни вагонов, зачем-то переделанных немцами под русскую колею, отсутствуют. С помощью чисто советской игры с «фактами» создается иллюзия полной готовности мудрого Сталина напасть при полной неготовности идиота-Гитлера обороняться.

Еще раз оговоримся: мы не о том, как там в 1941 г. было на самом деле. Это не наш вопрос. Мы о том, как строится работа с коммуникативной памятью.

Что касается финнов, то да, у них была грамотно организованная оборона. И настоящий патриотизм. И компактная армия, построенная без целительных чисток, репрессий и классового подхода. В которой один полковник до обидного ловко разделывается с двумя сталинскими дивизиями. Но все-таки основная проблема была не в финнах, а в советском кургузом планировании, в шапкозакидательстве, несогласованности и некомпетентности командиров, набранных с бору по сосенке после прилива целительной морозной свежести. Задача замаскировать это прискорбное обстоятельство кем-то (возможно, патриотической совестью перебежчика?!) и была поставлена перед Суворовым™ после шумного успеха «Ледокола». И как бы решена. Кривовато — но уж как умеем.

В действительности ворошиловское войско столкнулось с серьезными трудностями не только на великой и ужасной линии Маннергейма, про несокрушимость которой Суворов™ вкручивает сказочному компьютеру (а заодно и доверчивым читательским массам), но и при попытке ударить в незащищенный фланг. Чем глубже залезли, тем труднее оказалось вылезти. Тяжелая техника привязывает к дороге и в зимнем лесу вместо козыря превращается в камень на шее. Достаточно перекрыть коридор спереди и сзади — и без горючего, боеприпасов и еды дивизия из могучей боевой единицы превращается в мишень для мотти-распила финских лесорубов. Причем здесь русофобское «зубоскальство», которым возбуждает читателя Суворов™? Ошибки есть ошибки, некомпетентность есть некомпетентность.

И английская и германская разведки (каждая по-своему) именно так это и понимали, чему свидетельством масса давно опубликованных на немецком и уже переведенных на английский документов той поры. И только у нас вместо добросовестного перевода на русский силы державной агиографии тратятся на обновление высосанной из сталинского пальца потемкинской деревни. С правдоподобными домыслами, псевдоинсайдерскими сливами, «личными воспоминаниями» и прочими до тошноты знакомыми ужимками и прыжками. И читатели («ребятушки») глотают. На безрыбье.

Частный случай Никиты Хрущева

В отличие от Суворова™ Н.С. Хрущев не сочиняет про ночевки в лесу, а просто рассказывает, что видел. Хотя, как любой мемуарист, далеко не всё. И далеко не всегда объективно.

Действительно, если Красная армия в Финляндии была великолепна и ее главной проблемой были минус 41° по Цельсию, почему Сталин завершил войну в марте, когда морозы остались позади и линия Маннергейма вроде бы уже прорвана? Кампания и без того затянулась в 10 раз против первоначального плана (105 дней вместо 10–12), не говоря про несоразмерное количество потерь: по официальным данным, 127 тыс. убитыми и без вести пропавшими (считай, 10–12 дивизий), при вчетверо большем числе раненых, больных и обмороженных. По неофициальным, естественно, больше. Безвозвратные потери финнов составили порядка 26 тыс. Хотя абсолютно точных цифр нет и у них.

Может, дело в том, что еще один-два месяца возни с маленькой Финляндией для СССР были чреваты окончательной утратой военного престижа? К тому же ожидалось обращение финнов за помощью к союзным Британии и Франции, а заполучить их в качестве противника на поле боя Сталину совсем не хотелось. Кстати, заметный сектор нашего общественного мнения до сих пор верит, будто в 1939 г. «белофинны» были союзниками Гитлера. На самом деле наоборот — друг Адольф выражал сердечную готовность помочь в финской войне другу Иосифу, с которым они делили Северную и Восточную Европу согласно недавним секретным договоренностям.

Ненулевой оставалась и вероятность тактического союза сильнейших государств Европы (Франция, Британия, Германия) для совместного похода против СССР, чего Сталин опасался более всего и от чего грамотно прикрылся пактом Молотова — Риббентропа. К сожалению, ненадолго — и он с его недоверчивостью понимал это лучше всех. По итогам Финской кампании Сталин прямо так и говорит, разъясняя начальствующему составу необходимость срочного начала войны и последующего выхода из нее без достижения заявленных целей (ограничившись скромной «безопасностью Ленинграда»):

Настойчиво педалируя тему «безопасности Ленинграда», он шлет сигнал верстальщикам виртуальной реальности: про планы овладения всей Финляндией и про народное правительство Куусинена забыть! Этого не было. Не очень-то и хотелось. Зелен виноград в этой Финляндии… Они же встали на колени — ну и довольно. Однако, если война завершилась такой убедительной победой, зачем было убирать из наркомов верного Клима Ворошилова?

Но вернемся к устройству пропаганды. Воспоминания Н.С. Хрущева опубликованы в 70-х годах в Бостоне. Как ни относись к их автору, это уникальный источник инсайдерской информации. В СССР текст сразу назвали провокационной вражеской подделкой — а как же иначе. «Ледокол», согласно легенде, писался в Британии примерно на 10 лет позже. Л-Суворов Хрущева читал — и внимательно. Не мог не читать. Он часто пользуется неявными заимствованиями у него, в том числе концептуального свойства. Хотя ни разу не ссылается. Если где Хрущева и упоминает, то исключительно в созданном в брежневскую эпоху амплуа дурака-деревенщины, который только и смог, что разрушить замечательный сталинский порядок. Это соответствует постсоветской системе очевидностей, но не соответствует действительности. В частности, именно в эпоху Хрущева и под его энергичным давлением СССР перенес центр тяжести в обеспечении стратегического баланса с бомбардировщиков дальней авиации (американский подход, на копировании которого настаивал Сталин) на межконтинентальные ракеты. Результатом стал прорыв в космосе — начиная с первого спутника, Белки и Стрелки и вплоть до блистательного полета Гагарина. Однако в массовом мышлении Гагарин каким-то загадочным образом увязывается с именем Сталина, а Хрущев — одна сплошная кукуруза.

^{Миролюбивый плакат 1935 г. Автор Г.Г. Клуцис. Источник изображения: http:// maxpark.com/user/17729/content/5066318}

В первом томе «Воспоминаний» он рассказывает о роли Сталина в подготовке пакта Молотова — Риббентропа исключительно в позитивном ключе. Органично принимая сталинскую прагматику (real politic) и легко игнорируя идейные шоры, которые вроде бы не велят коммунистам знаться с фашистами. В одной фразе Хрущев дает сжатое понимание того, что через 10 лет Л-Суворов развернет на многие десятки страниц:

Вопрос лишь, когда включимся и в каком качестве. Хорошо бы в атакующем и победном! По свидетельству Хрущева, после подписания пакта довольный Сталин в узком кругу повторял: «Обману, обману Гитлера» (с. 626). Найти столь откровенный стиль цитирования вождя в других источниках того времени невозможно по определению. Суворов™ в «Последней республике» его беззастенчиво воспроизводит (без ссылки) и чуть-чуть искажает: «Обманул! Обманул Гитлера» (с. 54). Тоже знакомая манера: взять недоступное отечественному читателю издание, выдрать интригующий факт и, слегка поперчив, скормить любознательным соотечественникам с добавленным от себя гарниром. Техническая разница в том, что у Хрущева торжествующий Сталин прекрасно сознает, что интрига только разворачивается: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет» (с. 228). А для Суворова™ после «блистательного заключения пакта Молотова — Риббентропа» (с. 195) вопрос уже закрыт, грядущая победа СССР в мировой войне обеспечена. Поэтому у Хрущева (тот к данному моменту возвращается не раз) преобладает будущее время: «Обману, обману…». А в заимствованной у него интерпретации Суворова™ прошедшее: «Обманул! Обманул.».

В «Ледоколе» и последующих изданиях готовность Сталина к экспансии на Запад обосновывается многостраничными рассуждениями о советских танках, рассчитанных на продвижение по хорошим европейским шоссе, в том числе об А-танках — «автострадных». Свежий и потому сильный довод для многих советских читателей с инженерным образованием. И тоже сюжет, почерпнутый у Хрущева (по крайней мере, Хрущев компактно сформулировал его на 10 лет раньше). В главе «Вторая мировая война приближается» он с горечью пишет о своей неудачной попытке перевести военный автотранспорт на полугусеничный ход, как то было сделано у немцев:

Как и в предыдущем случае, Суворов заимствует идею без ссылки, зато смело разворачивает и подгибает в нужную сторону. Хотение воевать на вражеской земле (его доказывать не надо — достаточно вспомнить боевые советские песни, публичные выступления отцов-командиров и многочисленные речи тт. Ленина — Сталина о победном марше социализма) незаметно преобразуется в готовность. Конкретное хрущевское наблюдение о транспортном дизайне как признаке сталинского экспансионизма у Суворова растянуто на нескольких глав. При этом гусеничный и полугусеничный ход немецкой техники Хрущев понимает как свидетельство заблаговременной подготовки Гитлера к удару по СССР. Поскольку это противоречит изящной гипотезе о Сталине, который-де принудил перепуганного Гитлера атаковать без подготовки, данная часть исходного сюжета у Суворова опущена.

Собственно, вся концепция Суворова тоже заимствована из воспоминаний Хрущева, где она как бы свернута в зародыше. Тот говорит про расчеты Сталина стравить Германию с Англией и Францией, но при этом сообщает и о его шоке и даже параличе воли, после того как Гитлер неожиданно легко опрокинул французов и стало понятно, что материальных факторов, удерживающих его от похода на восток, практически не осталось. Замечание о шоке Суворов игнорирует, но охотно берет у Хрущева свидетельство о желании Сталина способствовать войне в Западной Европе, развернув Гитлера туда лицом и обеспечив ему надежный тыл. Одевает эту короткую мысль в пышную терминологию «ледокола», украшает иллюминацией и запускает в кругосветное плавание. Но оставляет за бортом хрущевские наблюдения (а также замечание маршала Тимошенко и даже отчасти Жукова) о том, что на самом деле к лету 1941 г. советская армия была не готова ни к атаке, ни к обороне. В том числе потому, что был не готов ее системообразующий центр, функции которого Сталин взял на себя.

Предвзятые заимствования из недоступных читателю зарубежных источников, их искажение (порой выдумывание), лубочная патетика и грубая лесть аудитории (которую на самом деле держат за козлов, приученных жевать газетную бумагу) — родовые признаки советской агиографии. Она унижает материал до уровня линейной доступности, ибо в представлении вертикальных акынов таков уровень советского человека. По сути, это хамство. Однако работает же! Навыки манипулирования «массами» у номенклатуры отточены еще с 1917 г.

В оценке пакта Молотова — Риббентропа и последующего распоряжения Сталиным зоной «наших политических интересов», как она была очерчена в секретных приложениях, Л-Суворов близок к Хрущеву до совпадения. Хотя тот о приложениях к пакту упорно молчит — возможно, чтобы не подставлять советскую дипломатию, которая в ту пору отрицала их существование как грязную клевету. Хрущев все-таки был искренним патриотом СССР, хотя и на свой антисталинский манер. Этим и оказался негож для нового агиографического дискурса.

Суворов™ не только следует в обновленном идейном русле — он его формирует. Надо признать, вполне успешно: многие поверили. Его текст расхваливает секретные приложения долго и подробно, как гениальный стратегический ход, что в конце концов и стало мейнстримом нового вертикализма. По сути, опять повторяя тезисы Хрущева — снова без ссылки и снова с изъятием критики в адрес Сталина. Сам Хрущев, патриотично зажевав вопрос о секретных приложениях, тем не менее с удовольствием перечисляет их плюсы. Помимо счастливого воссоединения украинского и белорусского народов, «тут и расширение территории, и рост населения, и общее усиление СССР… Раньше у нас имелся только узкий вход в Финский залив, а теперь — настоящая морская граница. Кроме того, рассуждали мы тогда, территория Латвии, Эстонии и Литвы, если разразится “большая война”, стала бы плацдармом для иностранных войск, и Англии с Францией, и Германии. Для народных масс Прибалтики это был большой успех»[248].

Не спрашивая, откуда ему ведомо мнение «народных масс Прибалтики», отметим, что начиная с финской войны оценки Суворова™ (в отличие от оценок Л-Суворова) расходятся со взглядами бывшего советского начальника все сильнее. Попервоначалу Хрущев, как и все прочие члены Политбюро, был полон оптимизма и абсолютно доверял стратегическому гению тов. Сталина.

Хотя ему по-человечески немного неловко, что первым все-таки напал СССР, прикрывшись провокацией в Майниле.

Довольно специфическое желание договориться с соседом, сменив у него власть на пролетарский режим Куусинена. Но Бог с ними. Скоро для Хрущева и его коллег наступает время не теоретически-правовых, а чисто материальных разочарований. Карельский перешеек «сначала оказался нам не по зубам… Сталин негодовал… Все это слилось в главное обвинение Ворошилову. Ведь он был наркомом обороны… То были страшные месяцы и по нашим потерям, и в смысле перспективы… Сталин сказал нам: “Посол Германии Шуленбург передал предложение от Гитлера: если мы встречаем затруднения в борьбе против финнов на Балтийском море, то немцы готовы оказать содействие…” Сталин, разумеется, отказался, но буквально пришел в замешательство в результате этого случая, образно выражаясь, посерел. Можете себе представить! Будущий враг нас так оценивает. В советском руководстве нарастала тревога. Пока не такая уж сильная, но нарастала. Если мы с финнами не сможем справиться, а вероятный противник у нас более сильный, то как же с ним тогда будем справляться?…Я бы сказал здесь, что Финляндская война на деле обошлась нам, может быть, даже в миллионы жизней. Почему я так думаю? Потому что если бы мы финнов не тронули и договорились как-то без войны, то о нас имелось бы за рубежом иное представление. Ведь если Советский Союз еле-еле справился с Финляндией, с которой Германия расправилась бы очень быстро, то что останется от СССР, если на него двинутся немецкие войска. Гитлер рассчитывал, что расправится с СССР в два счета. Так родился курс на молниеносную войну и план “Барбаросса”, основанные на самоуверенности. Питала эту самоуверенность в немалой степени злополучная, неудачно проведенная нами финляндская кампания… Конечно, СССР как бы обманул Гитлера своими поступками в этой кампании, так что немецкая самоуверенность дорого обошлась Германии. Но мы же не притворялись нарочно зимой 1939–1940 г., так как не знали заранее, чем все кончится и как потом развернутся события. А миллионы людей в войне с Германией потеряли»[251].

Частный случай раздвоения личности

Как видим, весьма близко к первоначальным взглядам Л-Суворова. Но Суворов™ настойчиво предлагает заглянуть в подзорную трубу истории (точнее, в калейдоскоп) с противоположного конца. Чтобы стеклышки сложились в правильную картинку с вождем в центре, инструмент приходится все время потряхивать. И передергивать. Оказывается, все было нет так! Все было как раз наоборот! Хитрый Сталин в Финляндии притворялся слабым, чтобы всех обмануть (подумаешь, полтораста тысяч своих положил ради спектакля)[252]. Кроме того, финская война завершилась убедительной победой — присмотритесь внимательнее, разве не видно?! Сталинская армия была самой мощной в мире. Просто все вокруг были идиотами. А Суворов™ нет! Он умный. И читатель его тоже. Они вдвоем всех насквозь видят и еще на три метра под землю. Такая уж них могучая сталинская оптика.

Это «не Сталин дурак, а Гитлер с Черчиллем» (с. 151). Простите, кто и где Сталина называл дураком? Маньяком, убийцей, лжецом и параноиком — случалось. Маньяком Плеханов и Ленина называл. Но маньяк и дурак — явления ортогональные… Рузвельт и Черчилль против Сталина у Суворова™ «политические кретины» (с. 154). «Гитлер не понял простой вещи — сам он в руках Сталина играет роль слабоумного ван дер Люббе, только в мировом масштабе» (с. 73). А уж план «Барбаросса» — «это верх идиотизма. вопрос об умственных способностях германских планировщиков в обсуждении не нуждается» (с. 139).

В общем, тов. Сталин опять всех обхитрил! Два с половиной десятка миллионов потерь на этом величественном фоне пустяк. Когда он 6 ноября 1941 г. рассказывает трудящимся про дефицит танков в сравнении с Гитлером, это тоже такая тонкая кампания дезинформации мирового империализма. Хотя, отметим, слегка напоминающая дезинформационные кампании с построением коммунизма, коллективизацией, индустриализацией, великим планом преобразования природы и железнодорожной эпопеей.

Обман собственного народа. Слово, от которого джугафилические мозги всеми способами пытаются спрятаться. Людям тоже не нравится думать, что их надули. Им нравится думать, что их подняли с колен. А надули, наоборот, врага! По-человечески очень даже понятно. А главное, полностью совпадает с интересами номенклатурного реванша. Но в вещественной памяти демографии, инфраструктуры, городской среды, сельского хозяйства и всей экономики в целом запечатлелось нечто совсем другое. Можно, прикрывшись холстинкой, делать вид, что этого не видишь. Однако жить приходится в заданных великим прошлым материальных рамках. Они, сказать по чести, не слишком комфортны. И останутся такими на поколения вперед.

Как раз в вопросе танков Суворов™ ловит вождя на слове и разоблачает со всей бескомпромиссностью. Смело доказывает, что тов. Сталин на самом деле был гораздо сильнее, мудрее и дальновиднее. И танков у него было в семь раз больше, чем у Гитлера (24 тыс. против 3,35 тыс.). Правда, для этого автору «Последней республики» приходится хорошенько тряхнуть своим историческим калейдоскопом, включив в список советских танков все, что ползало на гусеницах по страницам секретной отчетности (в том числе на Дальнем Востоке и в Монголии), и противопоставить это виртуальное множество вполне материальным боевым машинам, выставленным Германией на одном только Восточном фронте.

Ладно. Но тогда неизбежно всплывает вопрос о стратегических талантах руководства, которое так распорядилось своим семикратным преимуществом, что в середине октября уже всерьез стоял вопрос об эвакуации из Москвы.

Можно, конечно, рассказать про -41°, снег до ушей и прочие отвратительные особенности русского климата. Однако для июля-августа 1941 г. вряд ли прокатит. Поэтому не остается ничего, кроме коллективного воя по случаю глумления, кощунства и оскорбления чувств. Дело проверенное. Но тогда следует идти до конца и опять закрывать архивы, историков сажать на цепь и заполнять освободившееся пространство шаманами с их героическим эпосом. Иными словами, возвращать Россию к информационному статусу султаната. И тогда будет нам счастье. Не всем, конечно, но тем, кто пристроился к номенклатурной вертикали. При нарастающем (в сравнении с соседями) отставании, самоизоляции и уменьшении материальных ресурсов. Что, понятно, в течение некоторого времени можно компенсировать видениями с чушками меди и никеля до горизонта, садами под Игаркой, сталинскими пятилетками, каналами и небывалой колхозной урожайностью.

Но ненадолго. Лет на 25–30, не более. Из них девятнадцать, считай, уже прошли.

Собственно, по этим векторам постсоветская реальность и движется — конечно, с поправкой на гибридность. Углубляется не только пропасть между действительностью и картинкой, но и расщепление смыслов в одной отдельно взятой голове. Иллюстрацией чего и служит разрыв в литературном творчестве Л-Суворова и Суворова™. Объяснение этому феномену попытаемся дать позже, а пока вернемся к конкретике.

Документальный факт состоит в том, что тысячи советских танков в первые недели войны исчезли. Суворов™ легко нейтрализует эту скверную новость повестью том, как один советский КВ (не указывая, где и как) в течение суток сдерживал наступление всей 4-й танковой группы врага (с. 358). Танковая группа, разъясняет автор, эквивалентна ударной армии. Мы сидим ровно и верим: как не поверить разоблачителю коммунистических сказок? Один танк держит целую фашистскую армию. Нормальное дело — он же сталинский! Правда, гложет сомнение — чем же в это время были заняты остальные советские танки, которых, согласно Суворову™, было в семь раз больше?

Автор не слишком изящно увиливает от ответа, прикрывшись рассуждениями о том, что замечательные советские танки, произведенные в несметных количествах, во-первых, были рассчитаны лишь на атакующие действия (в частности, КВ-2 — лучшая в мире машина для прогрызания обороны) и, во-вторых, в рамках стратегии опережающего удара были подтянуты к границе с Германией.

Хорошо, верим. Но что все-таки физически с ними произошло: организованно отступили для строительства обороны на более глубоких рубежах? Сломались или были взорваны? Или, может, их вообще не было нигде, кроме страниц победоносной отчетности?

Вопрос совершенно неизбежный со стороны читателя, способного считать на пальцах и осмысливать приведенные в тексте цифры. И именно поэтому недопустимый в рамках советской системы очевидностей. Не может же Суворов™ прямым текстом сказать, что большая часть этой стальной армады попала в руки врага после ловко срежиссированного гениальным Сталиным вынужденного нападения со стороны слабоумного и не готового к войне Гитлера. Поэтому в его тексте остается зияющая дыра, целомудренно прикрытая холстинкой патриотического пафоса. У цифр есть одно отвратительное свойство: если взялся с ними играться, приходится играться до конца. Или, как Сталин, обрывать дискуссию с помощью расстрелов тех, кто себе на беду выучился читать-считать.

Во времена Суворова советские военные архивы были закрыты. Хотя он дает понять, что там бывал — как человек с допуском. Позже дверь приоткрылась (ах, напрасно!!), и военный историк Марк Солонин успел вынести ряд конкретных данных, опубликованных в его книге про 1941 г.[253] На основе официальных советских документов (журналов боевых действий и пр.) там показано, что в первые дни войны происходило с цифрами танковой статистики. Наверно, это имеет некоторое отношение к тому, что происходило с реальными танками. Хотя степень связи остается неясной.

Вот документальные сюжеты Солонина из истории Юго-Западного фронта.

8-я танковая дивизия полковника Фотченкова непосредственно перед началом войны по документам имеет 312 танков (50 КВ, 140 Т-34, 60 Т-28, 26 БТ-7, 20 Т-26, 16 ХЕ-26 — Солонин считает только исправные машины, готовые к бою). 27 июня 1941 г. «сводный полк» из ее остатков прибывает в распоряжение 15-го механизированного корпуса, имея при себе лишь 65 танков. Итого за первую неполную неделю войны утрачено 247 машин. По состоянию на 13 июля (прошло еще две с небольшим недели) дивизия уже «занимает оборону на широком фронте Андрушевка, Мал. Клитенка, Кропивна» далеко на востоке — в составе 600 бойцов и девяти танков. При этом описаниями конкретных боестолкнове-ний оправдана утрата только 59 машин. К 1 августа в дивизии остается лишь три (!) танка из первоначальных 312.

10-я танковая дивизия генерал-майора Огурцова, судя по документам, перед войной имеет 334 исправных танка (63 КВ, 38 Т-34, 40 Т-28, 168 БТ-7, 25 Т-26). За 23–26 июня в документах зафиксированы боевые потери в количестве 51 шт. При этом на 26 июня в дивизии остается лишь 39 танков: 244 штуки без вести пропали.

12-я танковая дивизия (фамилия комдива Солониным не указана, по «Википедии» это генерал-майор Мишанин, погибший 28 июня). Перед войной числится 335 танков (58 КВ, 98 Т-34, 102 БТ, 77 Т-26). 26 июня в бою у р. Слонувка участвуют «не более 75 машин». Куда делись остальные 260, неизвестно.

15-й механизированный корпус (начинавший войну под командой генерал-лейтенанта Карпезо, тяжело раненного и отправленного в тыл 26 июня, — опять «Википедия») к 28 июня объединил оставшиеся силы 8-й, 10-й и 37-й танковых дивизий. Перед самой войной за ними числилось более 950 исправных танков, в том числе 114 КВ и 212 Т-34. К утру 28 июня порядка 530 из них запропастились неизвестно куда. Зафиксированные в журналах боевых действий боевые потери составили порядка ста машин. Где остальные? «Испарились на жарком июньском солнце», — предлагает климатическое объяснение М. Солонин.

19-я танковая дивизия генерал-майора Семенченко (22-й мехкорпус) к 22 июня 1941 г. имела не менее 183 танков (147 Т-26, 7 ОТ-26, 29 БТ). После 25 июня в ее документах лишь однажды упоминается о наличии четырех танков. Остальных просто нет — без каких-либо следов или объяснений.

32-я танковая дивизия полковника Пушкина (4-й механизированный корпус) имела перед войной минимум 323 танка (49 КВ, 173 Т-34, 70 или, по другим данным, 98 Т-26, 31 БТ-7). В боях, судя по документам, потеряно 43 машины. 12 июля, откатившись на 600 км от границы за Днепр (г. Прилуки), командир составляет доклад, где констатируется утрата 269 танков, включая 37 КВ и 146 Т-34. Итого минус 83 %. И это неплохой результат — у остальных хуже.

41-я танковая дивизия 22-го мехкорпуса (полковник Павлов) имела перед войной более 400 танков, в том числе 376 исправных. После двух недель скитаний по украинскому Полесью (в поисках противника?) остатки дивизии к 7 июля 1941 г. вышли в р-н Бовсуны, Тесновка (20 км от г. Коростень), имея при себе 27 танков Т-26 и два танка КВ. Где остальные, общим числом около 350 шт., вменяемого ответа нет. Потерялись в пути.

Если следовать не Солонину, а официальному справочнику о потерях ВС СССР («Гриф секретности снят…», издан в 1993 г.), к 6 июля 1941 г. только один Юго-Западный фронт безвозвратно потерял 4381 танк (забавно выглядит точность счета до единицы). В 50 раз больше соответствующих потерь вермахта. Почти в полтора (точнее, в 1,3) раза больше, чем общее число направленных на Восточный фронт (на весь фронт!) фашистских танков, включая союзнические. За две первые недели войны.

Понемногу проясняется структура героического сталинского эпоса в новом для нас танковом измерении. На уровень «очевидности» выходит и причина патриотической обеспокоенности Главлита, отраженная в § 101 его инструкции: «Запрещается опубликовывать сведения о потерях вооружения и боевой техники Вооруженных Сил СССР как общие за время воины, так и по отдельным операциям, фронтам, соединениям, частям и подразделениям». Чтобы сомнения и колебания не мешали народу идти широкой дорогой к великим свершениям во главе с великим вождем.

Есть нечто неуловимо близкое к статистике железнодорожных или сельскохозяйственных достижений — вы не находите? Ну, ничего, ничего. Через четыре месяца после злополучного 6 июля тов. Сталин нам все объяснит: потери гитлеровцев на самом деле втрое больше наших, а танков у нас, наоборот, с самого начала было гораздо меньше. Продолжает сказываться тяжкое наследие царизма, вековая отсталость. В то время как на Гитлера работают Голландия, Франция, Чехословакия. А про великие сталинские пятилетки, промышленный рост на 908 % и многократное опережение Германии забыть и не вспоминать!

Хорошо, мы привычные. Раз велят, забудем. Но можно один телефонный звонок на прощание?

…Алло, сержант, соедините с ударной группой Ломоносова — Лавуазье! Пусть доложат обстановку. Если — как учит нас В. Суворов — тупые и неготовые к войне немцы даже чешские самобеглые коляски на заклепках (с такими слабенькими движками, что зимой их приходилось ставить на бревнышки, чтобы за ночь к земле не примерзли) были вынуждены пускать в ход, отчего же после первого месяца блицкрига в их танковых группах не появилось сотен и тысяч самых лучших в мире трофейных танков из СССР? Куда вся наша броневая мощь делась — на Луну взвилась? Или, может, они были просто нарисованы, как прочие цифры из пятилетних планов и отчетов?

М.В. Ломоносов известен как матерый агент эпистемологического колониализма; по оперативным данным, замечен в сношениях с иностранцами. Среди своих приверженцев распространяет лженаучные антисоветские измышления: сколько чего от одного тела (в данном случае от тела РККА) отымется, столько того к другому (в данном случае к телу вермахта) присовокупится. Налицо то ли прореха в пространственно-временном континууме (куда в порядке нуль-транспортировки просыпались лучшие в мире советские боевые машины), то ли разрыв агиографического сюжета Суворова™. Танк не лягушка, под листом в болоте не спрячется. Где же он, лучший в мире, советский, произведенный, если верить Суворову™, в «беспредельном количестве»?

В книге М. Солонина ответ на этот вопрос есть. Документально обоснованный и потому дьявольски неприятный. Кстати, близкий и к соображениям официальных историков из числа вменяемых, например М. Мельтюхова. Похоже, советские танки все-таки существовали в материальном мире. И даже в количестве, существенно превышающем их число у Гитлера. Не в семь раз, как у Суворова™, но раза в три точно, если иметь виду европейский театр. Может, даже в четыре: вертикаль и ручное управление сильны как раз возможностью сконцентрировать все производственные ресурсы на ограниченном числе стратегически важных для вождя направлений. За счет беспощадного ограничения и торможения всех прочих секторов и отраслей. Оружие, несомненно, гиперзначимо для Сталина. Уж за танками и их количеством он следил как надо. Хотя все равно точных цифр мы никогда не получим — некоторая доля статистической алхимии в справках неизбежно присутствует.

Зато М. Солонин цитирует документы немецкой ГА «Центр»[254]. 8 июля 1941 г. генерал-фельдмаршал фон Бок издает приказ, где подводятся итоги двойной битвы за Белосток и Минск. Там говорится о захваченных и уничтоженных 2585 советских танках, «включая самые тяжелые». К 28 сентября, за три месяца военных действий, число уничтоженных и захваченных советских танков увеличивается до 3188 шт. То есть порядок цифр по крайней мере близок. Что типично для нормальных (внутренне непротиворечивых) статистических массивов. Подозрения в заурядной фальсификации по колхозному образцу, похоже, не подтверждаются.

Хотя остается подвешенным один из главных патриотических тезисов Суворова. Если Гитлер был действительно так слаб, глуп и зависим от Сталина, что в отчаянии напал на СССР, даже не имея за душой достаточного количества танков (в то время как у нас их было пруд пруди, лучшего в мире качества), то почему к августу-сентябрю в его продвигающихся к востоку танковых группах (если судить по официальному военному эпосу) мы не видим ни одного замечательного трофейного КВ или Т-34? То ли наши исторические очи так устроены, что им это видеть не положено. То ли Гитлер был не такой уж идиот и танков ему на самом деле хватало для быстрого развития наступления. То ли замечательные советские машины были не так уж хороши и чем-то не удовлетворяли немцев. То ли не хватало (не было нужды?) новых танкистов, чтобы оседлать трофейную технику. Или горючего…

Это все вопросы к настоящим историкам, и довольно скоро они наверняка добудут в архивах обоснованные ответы, небось не бином Ньютона или бозон Хиггса. Если, конечно, в рамках общего тренда «назад к СССР» с ними не поступят как с Дмитриевым и не подменят профессиональными халтурщиками типа Фронт-ньюса. Пока же у нас на повестке не историческая наука, а вертикальная пропаганда — тупая и фальшивая, как история КПСС и научный коммунизм. В ней у Суворова концы с концами явно не сходятся.

Или танков Гитлеру хватало (по крайней мере, он так считал и делал), чтобы несколькими клиньями глубоко прорезать оборону РККА. То есть к удару он был не так уж плохо подготовлен, вел свою собственную игру и марионеткой Сталина (в чем упорно нас убеждает Суворов) отнюдь не являлся. Или что-то не так с советскими танками. То ли по качеству, то ли по количеству (в смысле приписок). Или никудышный военный менеджмент после волны очистительных репрессий. В любом случае танковые цифры и факты, которыми с удовольствием жонглирует Суворов, ставят больше вопросов, чем дают ответов. Мы же честно предупреждали: цифры так устроены, стоит начать — и по-хорошему уже не выберешься. Сталинская победная поступь работает лишь в безразмерном пространстве средневекового эпоса с коммуникативной памятью, ампутированной совком.

Пока дело выглядит так, что довоенные танковые приписки вряд ли превышали 10–20 %, да и то в основном за счет постоянной текучки и перетряски: сегодня исправные, завтра нет, сегодня пришли новые, завтра списаны старые, то в той дивизии, то в этой… Что же касается военного времени, то здесь наоборот — статистические игры раздуваются на порядок. Явно завышаются боевые потери — чтобы преуменьшить небоевые. Но так или иначе, советские боевые машины все-таки, похоже, существовали в объективной реальности. Следовательно, вопрос к профессионализму тех, кто ими управлял на самых разных этажах военной иерархии вплоть до Верховного. Во всяком случае, уже достаточно очевидно (впрочем, кому?), что 6 ноября 1941 г. тов. Сталин, как обычно, врет. И выстроившаяся ему в хвост многочисленная свора официальных военных историков тоже. Слаженно и упорно, в течение нескольких десятилетий.

Подведем промежуточные итоги.

Первое. По-другому партийные историки не могут и не должны. Иное немыслимо, ибо любое высказывание вождя сразу становится непререкаемой истиной. В результате тысячи казенных акынов героического эпоса, от генералов до школьных учителей, жизнь положили, доказывая народу, что советских танков: а) не было; б) ну, если были, то устаревшие и никудышные; в) в этом проявились исторические преимущества планомерно развивающегося социализма под личным руководством прозорливого Отца народов.

Виктор Суворов (в своей ранней Л-версии) совершил замечательный прорыв к исторической правде и первым немного почистил засиженную мухами советскую икону. За это ему многое простится. Однако в более поздних своих версиях (Суворов™) он присоединяется к акынам, хотя в противоположном логическом порядке: а) партийные «историки» нагло врут, а величие Отца народов следует подпирать совсем с другой стороны; б) танков у него было беспредельное количество; в) летом 1941 г. он был совсем-совсем готов свернуть Гитлеру шею (малой кровью, могучим ударом, на чужой территории — вопреки поганым коммунистам), через что в конечном итоге и пострадал.

Сервирована новая версия исторического вранья: пожалуйте кушать. Как ни крути, а к исходу сентября 1941 г. Советская армия потеряла более 7,5 тыс. танков только на западе и юго-западе. Притом что немцы имели в распоряжении на всем Восточном фронте их никак не более 3,5 тыс. (у самого Суворова™ — 3,35 тыс., включая мобилизованные в покоренной Европе). Никуда не денешься от вопроса об эффективности управления войсками, стратегической мудрости вождя и целительности предвоенной чистки кадров.

Может, в отличие от победного задора Суворова™, Гитлер все-таки был не такой уж кретин и за его расчетами к осени быть в Москве имелся свой весьма болезненный для советского восприятия резон? Основанный, в частности, на оценке реальных достижений Красной армии в финской войне…

Вспоминается нехорошее соображение противника Суворова Габриэля Городецкого (со ссылкой на дневник болгарского коммуниста Георгия Димитрова), что к лету 1941 г. в Советской армии мало что изменилось со времени Пленума ЦК 28 марта 1940 г., когда по итогам Финской кампании 40 % советских офицеров были прямо названы «шляпами, бесхарактерными, трусами и т. п.». Суворов™ шумно негодует на Городецкого, как будто тот сам это придумал — с гнусной целью оклеветать и поглумиться, раскачать и опорочить. Хотя он всего-навсего цитирует человека, которому большевики поставили большой памятник в Замоскворечье. Ведь, судя по представленным М. Солониным документам «танкового падежа» в первые месяцы Большой войны, тактическое и стратегическое управление войсками было, мягко говоря, не на высоте. Потери танков в соотношении 1: 50 в пользу атакующей стороны как-то не располагают к победным выводам.

Все-таки хочется поконкретнее понять, как и зачем эта безумная система функционирует. Ведь даже член Политбюро ЦК ВКП(б) Н.С. Хрущев истово верил, что с чем-чем, а уж с оружием-то у нас все в порядке. Пока однажды не встретился лбом с неласковой материей. Как всегда, совершенно не вовремя. Хотя в конце концов мы все равно победили. Что истинная правда. Залив все вокруг кровищей — главным образом, своей. Что тоже правда.

Сталин, рассуждает Хрущев, информацию о состоянии вооруженных сил получал через Ворошилова. Тот, конечно, докладывал, как он сам понимал. То есть по отчетам снизу. Считал (как ныне считает Суворов™), что Красная армия находится на высоком уровне…

Объяснения Н. Хрущева в свете представленных М. Солониным данных вызывают легкий приступ Когнитивного диссонанса. Ведь он был членом Военного совета того самого Юго-Западного фронта. И что, не знал о феерической танковой аннигиляции? Кстати, не исключено. Мог и не знать. Подозрение вытекает из его сообщений, разбросанных в других местах первого тома:

Или еще:

Наконец, конкретно о делах на Юго-Западном фронте:

Было бы странно, если б не скрывали. Как-то не по-советски. Генералы ничуть не заинтересованы посвящать его в неприятные детали: он может передать наверх, а там долго разбираться не будут. Чем меньше партийное начальство знает, тем лучше. С другой стороны, и его политическое дело тоже нехитрое: сверху вниз орать, угрожать и гнать в бой; снизу вверх оправдываться, валить на соседей и просить помощи. И еще надеяться, что пронесет. Так что мог и вправду не знать… Однако!! Что характерно, он жалуется на дефицит самолетов, винтовок, пулеметов, артиллерии, чего угодно — только не танков. То есть все-таки знает кошка, чье мясо съела? Если и знает, то не скажет. Ведь именно на его фронте был поставлен общесоюзный рекорд по танковому падежу. Совсем об этом не знать он точно не может — не идиот же.

Воспоминания — такой специфический жанр, когда что надо помнится, а что не надо — не очень. Например, у Хрущева ни слова нет про новочеркасский расстрел 1962 г. Но про Большую войну сказано много. Главное, от первого лица, а не от коллектива особо доверенных составителей, как в воспоминаниях Жукова или Брежнева. Поэтому если он где и врет, то врет по-своему, по-хрущевски, не согласовывая с аппаратом.

Иными словами, если оружие в стране и было (как тракторы в середине 30-х), то система его распределения, доставки, ремонта, обучения кадров и использования не функционировала. С тыловым обеспечением и резервами тоже была беда. Потребовалось полтора-два года, чтобы на собственном кровавом опыте нащупать более вменяемый баланс между абсолютным централизмом и готовностью людей на местах брать ответственность на себя. Пока не ушли наконец сталинские любимцы типа Буденного, Ворошилова, Мехлиса и Кулика, основным достоинством которых было умение подлаживаться под вождя. Пока новые командиры не показали, кто чего на деле стоит, а новые заводы под отрытым небом не наладили производство нового оружия. По сути, бесплатно, за пайку хлеба. Потому что такой народ. Приученный гордиться, что собственным телом умеет прикрывать дыры в начальственных обещаниях. Бескорыстно.

За эти курсы практического обучения страна, народ и территория заплатили несоразмерно дорого. Меж тем партийная забота все-таки оставила место и для русской смекалки: дается указание с пикой, ножом и бензиновой бутылкой выходить против фашистского танка. Он ведь слабенький, позаимствованный у чехов, с клепаной броней… Немцы, если верить Суворову™, катастрофически не готовы были. Советский богатырь ткнет пикой разок — и подавай следующего! С тех пор появилось выражение «коктейль Молотова». Оружие для бедных, обманутых и доведенных до отчаяния.

Характерны и хрущевские формулировки насчет «народа». Мы, конечно, народу не сказали. Хотя народ (слава Богу, не дурак!) и без нас догадывался. Так мы ковали победу. Будучи плотью от плоти народа, его несгибаемым авангардом и носителями передового марксистско-ленинского учения. Под руководством великого народного вождя.

Частный случай дверных ручек

Тяга к художественному свисту наряду с удалым лубочным стилем роднит творчество Суворова™ с прочими большими и малыми вертикалистами, включая Паршева, Прилепина и Проханова. Что для более раннего Л-Суворова было не так характерно. Рисуя привычную картинку, где Сталин один велик и могуч, а все его союзники или враги полные идиоты, Суворов™ вполне в стиле доцента Иванова-Омского рассказывает, что Британии в начале войны так не хватало металла, что пришлось отправить на переплавку даже старинные парковые ограды. С тех пор так и стоят кургузые… Еще сильнее англичанам не хватало меди и бронзы для артиллерийских взрывателей. Вследствие чего были утилизированы даже старинные дверные ручки и канделябры в Оксфорде[260].

Приемчик из арсенала 50-70-летней давности, до подобных его предшественник Л-Суворов не опускался. Логика простая: наши люди в булочную на такси не ездят, а уж в Оксфорде и подавно не бывали. Про заграницу им можно вкручивать все что угодно — как про Солсберийский собор. Про сифилис, про бездомных, что негров линчуют. Мулька про дверные ручки оставляет в коммуникативной памяти яркую отметину: Британия в коматозном состоянии; она отчаянно нуждается в помощи СССР. Чуть не в голос умоляет Сталина: напади на Гитлера, напади, напади… А мудрый Сталин не соглашается. Держит паузу.

Беда даже не в том, что в реальном Оксфорде дверные ручки на месте и любой российский турист (за исключением силовиков, которым запрещен выезд за границу — разве что по делу, как в Солсбери) может в этом убедиться. Бронзовые памятники тоже стоят где стояли. Дефицита старинных канделябров не наблюдается. Возможно, пару-тройку поувесистей британские историки позаимствовали, чтобы достойно проводить Суворова™ согласно старинной клубной традиции, но основной массив сохранился.

Значительно хуже (для нашей коммуникативной памяти), что ее опять низвели к примитивному бинаризму. Конечно, Черчиллю было бы комфортней, если бы СССР в 1939–1940 гг. вдруг напал на Германию. Но с таким же успехом он мог бы надеяться, что войной против Гитлера пойдет Япония или фашистская Италия. Реальный Черчилль, в отличие от кукольного персонажа, которым его представляет советская пропаганда то в лице Суворова™, то в лице Нины Андреевой (мол, непроизвольно вскакивает и держит перед Сталиным руки по швам), не был ни сказочником, ни кретином. К истории, к своему народу и к законам Британской империи относился с уважением. В отличие от восточных деспотов и их акынов.

Плохо и то — на этот раз для самого текста, — что история с дверными ручками разрушает его изнутри. В той же книге тот же автор (или уже другой, под тем же псевдонимом, если между ними были распределены главы?!) нам рассказывает, что США в рамках ленд-лиза поставили в Мурманск 34 793 т бронзы и латуни в слитках. Плюс 7335 т бронзовой и латунной проволоки, 24 513 т латуни и бронзы в листах и 181616 т изолированной медной проволоки. И, понятное дело, подает это как очередное доказательство сталинской гениальности: заставил Запад работать на себя! Ладно, вопрос о том, кто на кого в большей мере работал, кто чем расплачивался и кто в итоге больше выиграл, оставим в стороне. Так же как и вопрос, куда делись паршевские чушки меди и никеля, как бы заготовленные могучей советской промышленностью «на крайний случай» и выстроенные до горизонта рачительными Сталиным — Берией — Кагановичем.

Объясните вещь попроще. Почему бы американцам, в общей сложности поставившим в СССР более 250 тыс. т меди и медных сплавов, не забросить в союзную Британию один процент (2,5 тыс. т) этой массы — ну, сколько там могли весить все собранные в Оксфорде ручки и подсвечники?! Англичане — по его же данным (с. 149) — в дополнение к американцам направляли Сталину около 2 тыс. т алюминия в месяц, покрывая примерно половину потребности советской оборонной промышленности. А между собой они, стало быть, договориться никак не могут, и поэтому Британия в тяжелый час вынуждена сосать медную дверную ручку, как Шура Балаганов…

Текст Суворова™ напоминает украшения в вороньем гнезде. Собрание блестящей ерунды: каждая штучка сама по себе привлекает внимание, но отношения друг к другу они не имеют. А если имеют, то внутренне противоречивое.

Большая часть американской помощи, бойко объясняет автор, оседала на океанском дне. Что опять не только вранье, но и внутренняя фактологическая нестыковка. Из приведенных им же в другом разделе цифр (или опять кем-то иным под его именем?) видно, что даже по пути в Мурманск гитлеровцам, которые контролировали Северное и Норвежское моря плотнее, чем Атлантический океан, удалось потопить не более 10 % (на самом деле 108 из 811, то есть 13 %) кораблей ленд-лиза. Что, кстати, по западным стандартам считалось очень большими потерями. Почти катастрофическими. Но в любом случае наладить сообщение между США и Великобританией точно было не сложнее, чем с СССР. И ресурсов (в том числе умственных) у союзников для этого хватало. Вопреки «поновленной» Суворовым™ иконе со Сталиным и спецназом.

Так что про потопленную фашистами «большую часть» транспортных конвоев приберегите, пожалуйста, для встреч с ветеранами в красном уголке. Или хотя бы уберите замечание про 10 %. Можно искренне держать читателя за идиота — это соответствует лучшим ленинско-сталинским традициям, но в рамках одной книги путать 10 % и «больше половины» как-то не комильфо. Хотя, надо отдать должное, неплохо характеризует состояние постсоветской коммуникативной памяти и отношение к ней со стороны вертикальных властителей дум.

Хорошо известно (правда, не отечественному читателю), что в начале войны в Британии действительно проходили массовые кампании по сбору цветных металлов. После которых организаторы намучились с огромным числом собранных патриотически настроенными домохозяйками старых алюминиевых кастрюль — металла мало, а места занимают много. Возить в условиях дефицита горючего себе дороже… Примерно как в СССР (кстати, в мирное время) пионеров посылали собирать металлолом и макулатуру. Но вытягивать из подобных духоподъемных акций доказательство агонии Британских островов и их фатальной зависимости от мудрого Сталина — это уж слишком по-советски. Поэтому у нас и проходит на ура! Мы же помним, что Петр Первый колокола снимал. Отчего же англичанам (поскольку они мельче нашего) не снять дверные ручки? Советскому (постсоветскому) человеку много не надо: расскажи про англосаксонский кретинизм — он и рад. Поднимаемся с колен-то. Поднимаемся! Никуда они, сукины дети, не денутся. Самое честное в мире соревнование — военное. В войне мы победили безоговорочно (ключевой тезис А.П. Паршева). И Гитлера, и Черчилля с Рузвельтом. Всех!

Если что, можем повторить!! Да-да-да, конечно. Только одна маленькая просьба. Перед повтором убедитесь, пожалуйста, что у России опять наросло лишних 25 млн человек и что США с Британией будут воевать на нашей стороне. Если да — то флаг вам в руки. Но если такой уверенности нет, может лучше не надо?

Что же касается объективной действительности, то надо признать, что первым, заметно раньше других, в Великой Отечественной войне был побежден сам «советский народ». Сталиным и его гвардией в лице Хрущева, Берии, Маленкова и пр. Хотя, конечно, мы (пользуясь выражением Хрущева) народу об этом не сказали. Впрочем, он и сам понемногу догадывался — особенно по мере накопления социального опыта. В связи с чем сразу после войны пришлось еще разок поставить его на место (уж не на колени ли?) с помощью новых репрессий, нового голода и нового вранья.

Если же об устройстве собственно текста, то бросается в глаза кричащая несогласованность цифр Суворова™ из разных разделов. Как будто группа студентов нарезала газетных статей, впихнула в общий курсовой проект — и айда пиво пить! Эпистемологическая слабость подобных конструкций в том, что истории про погибающую Англию и гениального Сталина имеют силу лишь в замкнутой и не слишком грамотной информационной среде. Рассказывать их в Оксфорде точно не стоит — будете выглядеть странно. Собственно, Суворов™ так и выглядит. Согласно легенде, беглый герой 40 лет мужественно проживает в городе Бристоле в ожидании киллера из ГРУ. Неужели за это время он ни разу не побывал в тамошних антикварных лавках или на лондонских барахолках, где этой довоенной бронзы горы?

Чем больше читаешь, тем труднее отделаться от ощущения, что после ошеломляющего успеха «Ледокола» с автором что-то случилось. В качестве предположения позволю себе сформулировать, как говорят статистики, нулевую гипотезу. То есть гипотезу, которая выглядит правдоподобной перед началом проверочных расчетов. Или, коли речь о литературном творчестве, «оценочное суждение».

Мир спецслужб тесен. Отделов, которые заняты спецоперациями в сфере пропаганды и информационной войны, и того меньше. Пройти мимо яркого автора «из своих» они точно не могли — это было бы вопиющим непрофессионализмом. Так или иначе, бывшие коллеги обязаны были на Суворова выйти (если он с самого начала не был их проектом и не находился у них под колпаком) с очень убедительным предложением. От которого дьявольски трудно отказаться. Суть предложения (в рамках нулевой гипотезы) проста: либо ты сдаешь свой удачный бренд нам в аренду для производства патриотической pulp fiction. Либо сам займешься этим достойным делом на основе наших «аналитических наработок».

А если нет — извини, правила игры тебе хорошо известны.

Никому этой гипотезы не навязываю. Но уж слишком явная халтура и слишком с бору по сосенке понадергано в последних текстах автора. В первой книге было не так. А тут левая рука не ведает, куда идет правая нога. Вали кулем, потом разберем… Что называется, узнаем сову (пропаганду-матушку) по походке, добра молодца по соплям.

Частный случай Петра и Павла

Эксплуатируя советский метод подмены повестки, Суворов™ в «Последней республике» долго и с удовольствием рассказывает о недостроенной суперстатуе Ленина и Дворце Советов. Настаивая, что гигантская стройка осталась незавершенной не потому, что кишка тонка или пришлось тратить ресурсы на более неотложные нужды, включая А-бомбу (слишком приземленная версия!), а потому, что провалилась стратегическая программа большевиков по завоеванию мира. В связи с чем Сталин расстроился и утратил интерес. Дело интерпретационное, спорить не будем. Может, ему просто осточертело ходить в тени великого Ленина и городить ему памятники.

Из-за таких вот растрепанных чувств (а вовсе, например, не из типичного для него опасения стать движущейся мишенью перед тысячами фронтовиков, у которых в голове — и в стволе — после войны может быть всякое) он, по мнению Суворова™, отказался и принимать Парад Победы, доверив это дело Жукову… Тоже вопрос интерпретации. Никакой доказательной силы в этих байках нет, но информационную поляну они засоряют неплохо. А большего и не требуется. Отвлечь от главного: был ли СССР после коллективизации, индустриализации, репрессий и финской эпопеи действительно готов к Большой войне с Германией в техническом, организационном и ресурсном отношении.

Задача Л-Суворова (и тем более Суворова™) — убедить, что да, был. И еще как! Правда, не к оборонительной войне, а к наступательной — от избытка силы, ума и оружия. А если не убедить, то хотя бы голову заморочить. Вот он и морочит. Ленинская голова (имеется в виду монумент) должна быть большой — убеждает нас автор. Очень большой! Чтобы там разместился целый зал для партийных съездов. И затем — в любимом советском жанре псевдоконкретики и секретоносного якобы инсайда — доверительно сообщает: «Прикинули. Получилось, что туловище в этом случае должно быть больше Спасской башни Кремля»[261]. Ужас, ужас, ужас. Минус 41° по Цельсию. Полтора метра снега. Один наш КВ держит всю 4-ю танковую группу немцев, а англичане в отчаянии свинчивают и сосут дверные ручки.

Высота Спасской башни — 71 м. Периметр по основанию — 62 м. Цифры не секретные еще с царских времен. Грубо аппроксимируем фундамент квадратом — сторона получится около 15 м. Не бог весть что. Точнее, очень даже скромно. Теперь назад к ленинской голове. Для съездов требуется помещение уж никак не менее 2 тыс. кв. м (размер скромного кинозала 40 на 50 метров). На самом деле значительно больше, но Бог с ним. Аппроксимируем голову вождя сферой. Следовательно, внутри, помимо пыли и сквозняков, содержится формула πR². Итого радиус черепного шара не менее 25 м. Диаметр, стало быть, 50 м. Самый маленький минимум из всех возможных.

Если бы Суворов™, перед тем как валять дурака, подошел к зеркалу, он бы убедился, что голова у среднего человека составляет примерно 10 % роста и примерно треть от ширины плеч. Пусть даже Ильич был всех головастее — все равно при таком раскладе он должен иметь в плечах порядка 150 м и рост в полкилометра. Какая, к Аллаху, Спасская башня. Минимум в 10 раз толще и в семь раз выше. Вы о чем вообще? Они прикинули…

С цифрами и фактами в руках. Обычное дело. Лучше бы помолчал, грызя свою звонкую буханку.

Но главная фишка опять не в этом. Недостроенного Ленина в 1941 г. разобрали и пустили на строительство оборонительных сооружений под Москвой. А уже после Сталина на месте котлована Хрущев соорудил бассейн — не храм же ему было восстанавливать! По ходу дела пнув Хрущева (хотя тот всего лишь сэкономил, решив яму оставить ямой, вместо того чтобы выдирать из голодной страны новые ресурсы для укрепления пойменных грунтов и сооружения очередного московского циклопа), автор объясняет читателю, что отказ от возобновления стройки был обусловлен не хозяйственными или инженерно-геологическими резонами, а чисто идейными. Мол, в Лондоне даже собор Святого Петра стоит на болоте. Как, впрочем, и весь Лондон[262]. И ничего, не проваливается!

Вот это уже по-настоящему сильный ход. Позвольте доложить Службе внешней разведки (или где там трудится творческий коллектив Суворова™ — в ГРУ?), что в Лондоне нет собора Святого Петра. Есть знаменитый на весь мир собор Святого Павла (St Paul’s Cathedral). Который стоит, кстати, не на болоте, а на вершине Ludgate Hill, в самой высокой точке Сити. Спутать имена для реального жителя Англии так же трудно, как русскому назвать Исаакиевский собор Василием Блаженным. Это лишь для нас, из России, невелика разница: Петр-Павел час убавил…

Равным образом утверждать, что весь Лондон стоит на болоте, тоже может лишь человек, в городе никогда не бывавший и получивший о нем «очевидное» советское представление по популярным в прежние времена переводам Диккенса и Конан Дойля: туман, дождь и всегда хлюпает под ногами. Стандартный образ для советского литературного халтурщика преклонных лет. Он одинаково легко живописует ночевку в лесах зимней Норвегии с молочно-белой водкой, гуляет с Шерлоком Холмсом по болотистому Лондону и наслаждается видом Солсберийского собора рядом со «Святым Петром».

Строго говоря, в городе имеется небольшая симпатичная церковь Св. Петра (St Peter’s Church, 119 Eaton Square) в аристократической Белгравии. Но, во-первых, это не собор (cathedral). Во-вторых, точно не символ города, чтобы о нем вести речь сравнительно с московским храмом Христа Спасителя. Построена почти на два века позже Св. Павла. В-третьих, Белгравия, опять-таки, никак не на болоте. Дай Бог всей дружной артели по имени Суворов™ на таком болоте жить! Хотя теперь уже вряд ли: так бездарно прокалываться непозволительно даже службе, взрастившей в своих рядах череду троллей, обильно наследивших в американских выборах, Анну Чапмэн, полковников Чепигу и Мышкина, господ Ковтуна, Лугового и даже самого.

Впрочем, нет-нет. Не подумайте дурного. Мы же не экстремисты какие, не сокрушители основ. Зачем нам неприятности? Ничего дурного в адрес всеми любимого Штирлица в исполнении В. Тихонова сказать не хотели. А вы, кстати, о ком подумали? Ничего личного, чисто научный интерес.

Господи, какая тоска беспросветная. Раз по легенде проживаешь в Англии, ну будь любезен хотя бы туристическую карту Лондона изучить. А то за державу, знаете ли, обидно. То у них буханка звенит, то компьютер ревет, то в Оксфорде чугунные заборы с голодухи срезают. А что тов. Сталин царица морская и Адольф Гитлер вместе с Уинстоном Черчиллем у ней на посылках — это уж само собой.

Особая прелесть ситуации в том, что Л-Суворов, в отличие от Суворова™, знает, что Лондон знаменит именно собором Св. Павла, а никакого не Петра. В «Ледоколе» он, живописуя трудности Черчилля в 1941 г., замечает: «16 апреля во время бомбардировки Лондона поврежден храм Святого Павла»[263]. В смысле дальше уж ехать некуда, фашисты добрались до гнезда лондонского епископа… А через несколько лет, уже в качестве Суворова™, путается в показаниях, забыл про Павла и кивает на Петра…

Поплыл ваш двойной агент, уважаемые спецслужбы по идеологии. Опять сэкономили на подготовке кадров. Сколько же можно? Как выражался тов. Сталин, пошлите ваш английский источник к такой-то матери. С каждым прожитым годом становится очевиднее, что этим инженерам человеческих душ, рыцарям плаща и кинжала ничего сложнее серпа-молота (максимум — ледоруба) в руки давать нельзя. Непременно кнопки перепутают. Ничего не попишешь — так уж строилось кадровая политика и система неестественного советского отбора.

Даже если нулевая гипотеза неверна и поздние книги от имени Суворова™ писал не коллектив московских халтурщиков, а один суперплодовитый г-н Резун, налицо недопустимая небрежность, пропагандистский лубок и фактологическая деградация. Что логично и неизбежно, ибо сама структура сталинского мифа растет из грубого вранья и нуждается в нем как в базовом элементе, источнике и составной части. У марксизма источников и составных частей было хотя бы три, но ввиду прогрессирующего снижения социокультурных стандартов к концу эпохи уже хватило одного. Который попроще.

После сказанного не вызывают эмоций нестыковки не только между старыми и новыми суворовскими книгами, но и внутри одного текста. То у него Сталиным «Вторая мировая война проиграна и все это знали»[264], вследствие чего тот с горя отказывается принимать парад, достраивать Дворец Советов и носить форму генералиссимуса. Чуть ли в схиму не уходит. То, напротив, война убедительно выиграна[265] и все бестолочи типа Рузвельта и Черчилля (не говоря уже про Гитлера, который выступает в качестве обгорелого трупа) от зависти кусают локти…

А неважно! Пусть концы не сходятся. Пусть начал про Фому, кончил про Ерему. Все забудется, перемелется. Стратегическая задача не в этом. Задача — создать ощущение былого величия, тоски по вертикали и вдохновить простых ребят из силового блока на восстановление попранной справедливости. Задача, в общем, успешно решена — для не слишком требовательного читателя. Что совершенно нормально, ибо требовательный читатель в России уничтожен как класс задолго до Второй мировой войны. Хотелось бы верить, что процесс обратим — да не очень получается.

Идея, что Сталин был готов к решительному удару по Германии и считал дни до «часа Ч», среди профессиональных историков вызывает вежливый скепсис. Особенно если иметь в виду разницу между теоретическими намерениями/ пожеланиями и конкретными ресурсами/возможностями. Теоретически он и коммунизм был готов построить, да трение помешало.

Стратегического плана атаки (чего-то вроде «Барбароссы» — хорош он или плох) в советских архивах обнаружить не удалось. Многократно воспетые в публицистике «красные конверты» — это план контратаки, план победоносного (как все советские планы) ответа на агрессию со стремительным переносом боевых действий на территорию противника. Но не план нападения — пусть даже превентивного. Принимая этот факт, Суворов™ глубокомысленно возражает, что ведь и плана стратегической обороны тоже не обнаружено! И делает из этого удивительный вывод, что в приоритете, стало быть, была все же атака. Причем скорая. Хотя логичнее предположить, что раз нет утвержденного плана ни атаки, ни обороны, значит армия не готова ни к тому, ни к другому. О чем за месяц до войны прямо говорил маршал Тимошенко. А потом еще прямее — кувалдой в лоб — подтвердили чудовищные результаты 1941 г.

Это самое правдоподобное и трагическое объяснение ситуации 1941 г. Суворову™ и требовалось похоронить под горой мусора, вываленного на площадку коммуникативной памяти. Чтобы подкрепить шатающийся над свалкой штырь с лампочкой советского мифа: СССР был велик и могуч; все вокруг трепетали и заискивали. Если и был провал в первые два года войны — то от избытка сил…

Чем больше вокруг сора, тем притягательней сказочный свет, исходящий от старых добрых очевидностей. Все мелко врут, а старый конь в белом кителе борозды не портит. Хотя (между нами говоря) давно уже не пашет. Да и раньше его феноменальные успехи по большей части были изображены лучом диапроектора на облаках фимиама. Однако мальчик, способный отрезвить и спасти нацию сообщением, что король-то голый, был тов. Сталиным дальновидно истреблен как класс. Задолго до того. Вплоть до третьего, если не седьмого колена.

Об этом стоит поразмышлять: сегодня перед номенклатурными акынами не стоит задача создания нового мировоззрения (и нового вождя), которая стояла перед Марксом — Лениным — Троцким — Сталиным. Нет, им вполне достаточно создать ощущение всеобщего хаоса и неопределенности, чтобы дискредитировать альтернативы — в первую очередь реально существующие и значительно более успешные. Засорить мозги, добавить зыбкости, сформировать глобальное ощущение постправды. Это проще, не нужен ни массовый террор, ни параноидальная цензура. Они не строят новое ментальное пространство с новым идолом в центре, а захламляют имеющееся. В такой обстановке теоретическая тоска по сильной руке образуется как бы сама собой. Поэтому задача новых жрецов идеократии проста и понятна: больше ада!

Надо отдать должное, схема работает. Но, к несчастью, остается еще и материальный мир. До него рукой подать, и он стучится в дверь все настойчивей. Следовательно, необходимо укреплять засовы и заборы. Естественно, за счет населения. Отсюда вполне реальный кризис пенсионной системы, инфляция, увеличение налогов, провалы пафосных обещаний (включая инфраструктурные проекты) и все прочие многократно предсказанные и перечисленные следствия вертикального ренессанса. Которых постсоветским людям в их шорах не положено видеть. Но они все равно увидят — просто опять с опозданием. А если не увидят, то ощутят. Как очередной удар в спину. Или пониже спины.