Диалог с православием

Е последней главе мы рассмотрим такие протестантские тенденции, как рационализм, индивидуализм и западную склонность к пунктуальности. Мы постараемся дать библейскую оценку этим тенденциям, показать, что в них есть положительного и отрицательного.

Рационализм

Протестантизм формировался в основном в среде западной культуры. Поэтому, как и вообще вся западная церковь, протестанты подверглись большему влиянию рационализма, чем православие. Задолго до реформации католический богослов Фома Аквинский активно интегрировал Аристотеля с его диалектикой (логикой) в христианское учение. Отрицая испорченность человеческого разума, Фома создал предпосылки для последующих идей о независимости человека в познании. Такой акцент в богословии и философии с чрезмерным упором на разум (лат. ratio), логику, верховенство догмата над опытом и чувствами принято еще называть схоластикой.

Протестанты частично унаследовали это влияние рационализма, или схоластики. Последовавшая за реформацией эпоха Просвещения еще больше превознесла роль человеческого разума. Эта склонность к рационализму в западном богословии общепризнана. Вот, например, что говорится о расцвете схоластики и рационализма XVIII—XIX веков в известном протестантском учебнике:

...Вера все больше рассматривалась как rechte Lehre (правильное учение). Развивался более механистический взгляд на роль Писания, и, как следствие, начала проявляться тенденция пренебрегать свидетельством Духа. Поскольку сутью христианской религии стал считаться догмат, а не опыт, Святого Духа все больше игнорировали... Человеческий разум возводился в ранг высшего авторитета... считалось, что разум может объяснить и подтвердить все догматы христианства... Доверия заслуживает только то, что можно установить с помощью рациональных доказательств [Миллард Эриксон. Христианское богословие, с. 724.].

Конечно, рационализм не является всеобщей характеристикой, присущей всему протестантизму, но тенденция такая есть. Мы должны проверять себя, чтобы избегать крайностей рационализма. Важно также понимать, что именно такое превознесение человеческого разума и умаление роли Святого Духа в богословии послужило впоследствии предпосылкой либерального христианства, отвергающего авторитет священного Писания и, в конце концов, ведущего к безбожию.

Упор на доктрины в ущерб практике, применению

Рационализм в богословии может проявляться в различных аспектах. С одной стороны, это может быть дисбаланс между тем, сколько внимания уделяется теории, доктринам, и сколько — практической жизни, воплощению этих доктрин. Часто само богословие определяют только как «науку» о Боге и о Его слове, хотя на самом деле богословие должно служить применению Божьего слова в жизни человека. Об опасности лицемерного знания (без применения) Бог многократно предостерегает нас. Например, Господь Иисус изобразил это в иллюстрации дома, который построен на песке (Мф. 7:24-27). Апостол Павел также писал против самоуверенного надмевающего знания, не подкрепленного практической любовью (1 Кор. 8:1-3). Среди многих других текстов на эту тему, послание апостола Иакова призывает нас быть делателями слова, а не только слушателями, и проявлять свое благочестие в конкретных делах любви (Иак. 1:22-27; 2:14-26). Или, как еще говорил Христос, «если это знаете, блаженны вы, когда исполняете» (Ин. 13:17).

Чрезмерное доверие разуму и логике

Рационализм может проявляться и в методах богословия. Порой богословы подражают своим светским коллегам-ученым, говоря об объективности так называемого научного подхода, который провозглашает истинным только то, что можно рационально доказать, «увидеть или пощупать», подтвердить ссылками на «мнения других ученых» и тому подобное, как будто человеческий разум — высший судья. При этом игнорируется сверхъестественный Божественный характер откровения, обилие тайн в богословии, ограниченность человеческого разума и его испорченность грехом.

Можно сказать, что рационализм — это чрезмерное доверие способностям человеческого ума, превознесение его как независимого источника знания и критерия истинности. Логика — полезный инструмент, помогающий понимать, как факты связаны между собой. Но законы логики не всегда просто применять, потому что мы не обладаем полным и совершенным знанием. Забывая об этом, люди неправильно применяют логику и допускают ошибки.

Православие, по сравнению с западом, более склонно к мистицизму. Это проявляется в более апофатическом, отрицающем подходе к богословию, при котором больше подчеркивается мистичность (т. е. таинственность) реальности, а прежде всего — Бога. Вот, например, как начинает свой богословский труд Св. Иоанн Дамаскин: «Глава I. ...О том, что Божество непостижимо и что не должно с излишним любопытством доискиваться того, что не предано нам святыми пророками, апостолами и евангелистами» [Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры, кн. I, гл. I.].

Конечно, протестанты тоже признают, что Бог намного превосходит наше понимание, но мы сейчас говорим о тенденциях, склонностях. Западные христиане больше стремятся к рациональному осмыслению своей веры. Само по себе это не плохо. Только нельзя забывать об ограниченности нашего разума. Писание призывает нас полностью доверять Богу, а не своему разуму (Притч. 3:5-6). Это не значит, что мы должны «отключать» разум и не пользоваться им (такая крайность тоже встречается!). Но мы должны сознавать, что человеческий разум ограничен, да к тому же еще испорчен грехом, и поэтому не является абсолютно надежным инструментом познания.

Любопытно, что самые мудрые в истории люди лучше осознавали ограниченность своих знаний. Известны слова Сократа: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». А ведь Библия тоже говорит об этом: «Теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, ...теперь знаю я отчасти...» (1 Кор. 13:12). Апостол предостерегает нас от чрезмерной уверенности в своих знаниях: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» (1 Кор. 8:2), и призывает «не мудрствовать сверх того, что написано» (1 Кор. 4:6).

Почему веками существует столько ересей, извращающих понятие Троицы? Одна из причин — попытки полностью объяснить Троицу. Конечно, это не удается, и тогда неизбежно возникает вывод: здесь противоречие, Бог не может быть одновременно один и три. Это противоречит логике! Но кто сказал, что человеческую логику всегда просто применить и можно использовать как высший критерий истины?

То же самое в вопросе природы Иисуса Христа. Мы просто принимаем верой библейское учение о том, что Он — истинный Бог и истинный Человек. Но разве это можно объяснить по-человечески?

Еще один типичный спор, основанный на неверном применении логики, — между так называемыми «кальвинизмом» и «арминианством». Я беру эти термины в кавычки, потому что многие спорящие сами толком не знают изначальных формулировок Дортского синода и Ремонстрации.

Но даже знающие и образованные «спорщики» совершают серьезную ошибку: пытаются выстроить исчерпывающую богословскую систему с ответами на все вопросы. Но такая система больше строится на логике, чем на Божьем слове. В ней ответов больше, чем в Библии.

Писание учит, что все были «мертвы во грехах» и «никто не ищет Бога» (Кол. 2:13; Рим. 3:10-12). Но также написано, что Бог предлагает всем сделать выбор и покаяться (Ис. Нав. 24:15; Деян. 17:30). Бог «кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает» (Рим. 9:18). Но также «возлюбил Бог мир» и «хочет, чтобы все люди спаслись» (Ин. 3:16; 1 Тим. 2:4). Не нужно пытаться втискивать себя в рамки человеческих «пяти пунктов» с одной либо с другой стороны. Писание учит и о Божьем предопределении, и о выборе и ответственности человека. И об избрании, и о Божьей любви ко всем людям, и желании спасти всех. Кажется противоречивым? Ничего удивительного. Ведь «непостижимы суды Его и неисследимы пути Его, ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? <...> Ему слава вовеки, аминь» (Рим. 11:33-36).

Не нужно брать на себя то, что сверх наших человеческих способностей. Мы обладаем свободой сказать «я не знаю»! Ведь Божьи мысли и пути выше мыслей наших, «как небо выше земли» (Ис. 55:8-9). В одних вопросах нам необходима большая уверенность, в других мы можем позволить себе долю сомнения, а о третьих мы можем спокойно сказать: «Это тайна, Господу угодно пока не открывать ее нам». Бог дал нам разум, чтобы мы пользовались им и познавали истину, но при этом помнили о его ограниченности и испорченности грехом. Это сознание своей слабости должно побуждать нас больше полагаться на Бога и славить Его (2 Кор. 12:9-10).

В познании вообще, и в толковании Писания в частности, мы, прежде всего, зависим от Божьего откровения и от просвещения Святым Духом (2 Пет. 1:20-21; Еф. 1:17-18). Опыт церкви и человеческий разум при этом полезны, но не достаточны.

Бог... превосходит все категории нашего понимания... Человек — ограниченное существо, как потому, что он имеет начало во времени, так и вследствие ограниченности возможностей охватывать и понимать информацию... Помимо этих ограничений, ...[другие] являются следствием пагубного воздействия греха на духовные и интеллектуальные способности человека [Миллард Эриксон. Христианское богословие, с. 210.].

Писание много говорит об этой неспособности грешного человека познавать истину как о духовной слепоте (напр., 2 Кор. 3:14 и многие другие тексты). Поэтому мы нуждаемся в просвещении Святым Духом и Его откровении (1 Ин. 2:27; 1 Кор. 2:10-12 и др.). Нельзя забывать и о таком условии истинного познания, как чистое сердце и любовь к Богу: «...знание надмевает, а любовь назидает... кто любит Бога, тому дано знание от Него» (1 Кор. 8:1, 3).

«Естественнонаучный» рационализм

Как уже сказано выше, превознесение человеческого разума, игнорирование роли Святого Духа и вообще сверхъестественного характера откровения привели к такому явлению, как «либеральное богословие». Либерализм подвергает сомнению авторитет Божьего Слова сначала в отдельных деталях, а рано или поздно вообще приводит к безбожию.

Яркий пример — идея «демифологизации» Рудольфа Бультмана. Ссылаясь на якобы возросшее понимание природы «современным» человеком, Бультман решил объявить некоторые библейские верования устаревшими. Среди них, например, вера в ангелов и в ад.

Но даже в консервативных христианских кругах, которые в целом признают абсолютный авторитет и достоверность Священного Писания, иногда присутствует тенденция «естественнонаучного» рационализма. Она проявляется в склонности истолковывать окружающую реальность и библейское откровение в более «естественном» ключе. Например, вместо одержимости бесами, больше говорят о «шизофрении» или других психических болезнях. Вместо Божьего действия в истории, ищут причины социального, политического, экономического и другого характера.

Христиане не должны забывать, что окружающая атеистическая культура в основной своей массе враждебна Богу, безумна, и мы не должны воспринимать многие из ее мировоззренческих установок. Как писал апостол Павел: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2:8).

Пренебрежение к опыту и чувствам

Еще одно проявление рационализма — это пренебрежение опытом и, в частности, чувствами в поклонении Богу и в христианской жизни вообще. Не все протестанты смотрят на чувства «свысока», но такая тенденция есть. В православном храме на человека обрушивается целая лавина ощущений: внешнее и внутреннее оформление, цвета, запахи, прикосновения, звуки и так далее. Типичная евангельская церковь в этом смысле почти противоположна. Евангельские христиане, которые раньше имели православный опыт, нередко жалуются на некоторую «сухость» ощущений и эмоций в совместном поклонении протестантов. Поскольку в центре здесь стоит изучение Писания, то частенько чувствам и эмоциям сознательно, или неосознанно, не уделяется должного внимания. Картина может усугубляться еще тем, что некоторые школы христианской психологии учат, будто эмоции нравственно нейтральны, а другие — будто чувств... вовсе не существует!

Учит ли нас Бог уделять внимание чувствам в поклонении, в христианской жизни? Давайте вспомним наибольшую заповедь: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим, и всей крепостью твоей» (Мк. 12:30). Наша любовь к Богу должна проявляться в разуме — истинные верования, в делах («крепость» — т. е. сила), но также и в душе, и в сердце! Безусловно, понятия «душа» и «сердце» включают в себя эмоции, чувства. В общем, человек призван любить Бога всем своим естеством, включая чувства.

В библейских историях мы часто видим важную роль опыта и чувств в жизни верующих. Пророки, апостолы и другие верующие испытывали благоговейный ужас (Ак. 4:36; 5:9), экстатический ужас и страх (Лк. 5:26), страх и удивление (Лк. 7:16; 8:25), радость (Лк. 10:17; 13:17), «горение сердца» (Лк. 24:32), «умиление сердца» (Деян. 2:37) и многие другие эмоции. Влияние эмоциональных переживаний огромно в наших отношениях с Богом. Они делают наш опыт веры более реальным, ярким, живым. Бог создал нас эмоциональными существами, и Он не хочет, чтобы наши отношения с Ним ограничивались лишь сферами разума и дел.

Некоторые эмоции прямо заповеданы нам Богом, мы должны их испытывать! Например, и Господь Иисус, и апостол Павел много раз призывают нас радоваться:

...радуйтесь тому, что имена ваши вписаны на небесах (Лк. 10:20). Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь (Флп. 4:4). Всегда радуйтесь (1 Фес. 5:16).

Мы должны любить Бога и ближнего. А что такое «любовь»? Судя из рассуждений Павла в 1 Кор. 13:1-7, любовь — это не только волевые решения и правильные действия, а нечто большее. Любовь включает эмоции, переплетается с правильными чувствами, такими как радость, милосердие, и исключает неправильные, такие как зависть, раздражение и тому подобное. У христианина, живущего под водительством Святого Духа, различные благочестивые чувства — любовь, радость и мир — являются естественными плодами его жизни в Боге (Рим. 14:17; Гал. 5:22).

Что будет способствовать пробуждению и выражению благочестивых чувств, например, во время совместного поклонения? Нам нужно молитвенно искать подходящие формы внешнего оформления, музыки и поэзии. Даже пророческое и учительское слово не должны быть лишены чувств и эмоций. Ведь и сама Библия написана не сухим академическим языком!

Индивидуализм

Западный индивидуализм часто противопоставляют восточному коллективизму не только при сравнении разных конфессий, но и просто на уровне анализа разных культур. В главе 3 мы обсуждали проблемы протестантского взгляда на спасение: в центре внимания находится избавление от индивидуальной вины. Это одно из проявлений западного индивидуализма. Библейская картина спасения более «коллективная»: Бог во Христе спасает Свой народ (см. греч. Мф. 1:21) и вообще всё творение (Рим. 8:21), Его Царство побеждает во всем мире, а не только в «отдельно взятом грешнике».

Внимание к личности не всегда плохо. Например, западный акцент на «личных отношениях с Богом» — это хорошо, по-библейски. Это наибольшая заповедь о любви к Богу всем сердцем, только другими словами. Восточный коллективизм, доведенный до крайности, приводит к деспотии, тирании, когда отдельная личность вообще не ценится, она — маленький винтик, который легко приносится в жертву ради интересов коллектива (например, государства).

Но внимание к личности доходит до крайностей, когда забывают о том, что Бог и Его Царство — еще важнее, чем личность человека. В западном гуманистическом обществе всё сделано для человека, «всё для блага человека». Человек — «это звучит гордо», человек — это пуп земли. Свято оберегаются «права человека». Печально это наблюдать, но при утрате христианского фундамента, эти «права человека» приводят к либеральному хаосу. Права какого человека? Если, например, у женщины есть право абортировать свой плод — то есть ли права у этого убитого ребенка? Понятием о «правах» на самом деле прикрываются самолюбие, самоволие и самоудовлетворение. Современному обществу следовало бы больше обращать внимания на обязанности человека и на «права Бога» (в смысле на Его волю).

Православное мышление больше склонно к коллективизму. Здесь в центре стоят такие понятия, как церковь, соборность. Церковь — ковчег спасения, вне церкви нет спасения... Все это, в принципе, правильно, только вопрос в том, как понимать церковь.

Коллективизм больше присущ уже самой славянской культуре, менталитету. На западе «мой дом — моя крепость», там свято берегут своё ргЬа1е $расе (личное пространство). Славяне же чаще строят дом вместе, или проживают в нем совместно с родственниками. Конечно, один из факторов, который способствует индивидуализму, — это материальный достаток. Любой работоспособный американец, грубо говоря, ни в ком не нуждается. В менее обеспеченном обществе нужда заставляет людей острее чувствовать свою потребность в Боге и друг в друге, и это хорошо (2 Кор. 12:9-10).

Западные протестантские учителя часто делают акцент на независимости, самостоятельности, самофинансировании, самоуправлении, само... само... Духовная зрелость действительно включает определенную долю самостоятельности, но здесь нужен баланс. Бог не призывает Своих детей к полной независимости. Во-первых, христиане должны стремиться к полной зависимости от Бога, а во-вторых, Писание учит нас здоровой взаимозависимости друг от друга. Коллективизм — это принцип Тела Христова! Нет любви без общения. «Не хорошо быть человеку одному» (Быт. 2:18). «Не может глаз сказать руке: „Ты мне не надобна“; или также голова ногам: „Вы мне не нужны“» (1 Кор. 12:21). Бог специально сделал нас разными, чтобы мы нуждались друг в друге. И это касается как отдельных людей, так и церковных общин и их групп.

Автономность поместной церкви

Вот практический пример: многие протестанты свято верят в принцип автономности поместной церкви (т. е. принцип самоуправления, независимости каждой отдельной общины от всей остальной церкви). Скорее всего, этот принцип формировался на основании горького опыта, когда официальные, государственные, церкви в Европе уклонились от многих библейских принципов и централизованно гнали «инакомыслящих». Можно понять, почему, борясь с такими искажениями, многие протестанты пришли к идее автономности отдельной общины. Можно им посочувствовать, но нельзя найти обоснования этому в Библии. Писание нигде не учит, что каждая община должна подчиняться только собственному руководству, тем самым отрезая себя от подотчетности, наставления, исправления, совета, вразумления всего Тела. Новозаветные общины совместно решали финансовые вопросы (Рим. 15:26), богословские (Деян. 15), вопросы назначения руководства (Тит 1:5) и так далее. Пресвитеры собирались на «конференции» (Деян. 20:17). Если община никому не подчиняется, то кто поставит на место зарвавшегося «диотрефа»? (3 Ин. 9-10). Или, наоборот, кто вразумит незрелую общину, когда она бунтует против своего пастора? Конечно, в истории церкви есть множество злоупотреблений централизованной властью, но на самом деле независимость поместной общины создает еще больше простора для искажений и злоупотреблений.

И сегодня, когда средневековые гонения государственных церквей, слава Богу, остались далеко позади, многие протестанты продолжают придерживаться принципа «автономии». Индивидуалистическое мышление позволяет им меньше беспокоиться о разделениях Тела Христова. Тяготея к самостоятельности и независимости, протестанты легче забывают о том, как Господь молился и призывал Свою церковь к любви и единству (Ин. 13:34-35; 17:21). Единое Тело, где все члены (люди и общины) пребывают в общении, взаимно дополняют друг друга, делятся опытом, вразумляют, когда нужно, исправляют друг друга, — вот библейский идеал Церкви, к которому призывает нас Бог. В этой картине нет места конфессиям, деноминациям и горделивой «автономности».

И протестантам, и православным следует оставить узкообщинное или конфессиональное иерархическое понимание Церкви Христовой, и возвращаться к первохристианскому представлению о Вселенской Церкви, Святым Духом объединяющей всех верующих в Иисуса Христа.

Исповедь

Другое проявление индивидуализма — пренебрежение исповедью. Западные люди привыкли блюсти неприкосновенность своей «личной жизни», и даже христиане подвержены этому влиянию. Поэтому, например, в американских церквах почти отсутствует практика церковной дисциплины. Мало кто уже осмеливается задать неудобный вопрос, когда чей-то грех становится очевидным. Тем более редки случаи дисциплинарного воздействия вроде отлучения. «Это моя личная жизнь!» «Я не лезу в вашу, а вы не лезьте в мою».

Слово Божье, наоборот, учит нас «признаваться друг перед другом» в грехах, чтобы «молиться друг задруга» (Иак. 5:16). Апостол Павел еще так называет помощь в борьбе с грехом — «носить бремена друг друга» (Гал. 6:1-2). Вникать в проблемы человека, задавать неудобные вопросы и по-настоящему слушать — это действительно бремя. Нам неприятно, не хочется это делать. Но Бог поручил нам и в этом проявлять любовь.

Христиане должны и сами исповедоваться друг перед другом, и когда нужно — задать вопрос и даже обличить брата. Говорить истину, а не молчать, бывает трудно, и мышление «мое личное пространство» усугубляет эту трудность.

Еще в апостольской церкви покаяние сопровождалось тем, что люди «исповедовали и открывали» свои греховные дела

(Деян. 19:18).

Не признаваясь друг перед другом в грехах, христиане лишают себя молитвенной поддержки, подотчетности, совета и других форм помощи в борьбе с грехом, в которой мы все нуждаемся.

В православной церкви существует «таинство исповеди». Доктрины о таинствах мы уже касались во второй главе. Сейчас только обратим внимание на суть самого действия. Исповедь священнику является одним из способов «признаваться в проступках». Конечно, всегда есть опасность превратить это в формальность, в пустой «обряд», но это не значит, что сама практика неверна. Писание говорит «друг другу», поэтому можно было бы исповедоваться не только священнику, но и близким друзьям по вере. Но лучше исповедоваться только священнику, чем вообще никому!

Опять-таки, воспитанный православием народ больше готов к взаимной открытости, вмешательству в дела друг друга. Ведь это в нашей стране незнакомые на улице могут вам посоветовать «одеть ребенку шапочку» или дать другое ценное указание, потому что мы — общество, коллектив! Здесь, наверное, сказывается и многовековой православный коллективизм, и годы советского «общежития».