Дикие сердцем

У Мексиканского залива

— «Жизнь — сука, жена — тоже».

— Что это за фигня? — поморщилась Лула.

Сейлор заржал:

— Это наклейка на кузове пикапа перед нами.

— Какая мерзость. Такие чувства не следует выносить на люди. Это уже Билокси?

— Уже скоро. Сначала найдем парковку, а потом пойдем перекусим.

— У тебя есть что-нибудь на примете?

— Нам лучше держаться в стороне от дороги. Никаких «Холидей-Инн», «Рамада» или «Мотель-Сикс». Если Джонни Фэррагут у нас на хвосте, он первым делом сунется туда.

Они проехали табличку «Въезд в Билокси».

— Как насчет вон того? — предложила Лула. — «Хозяйка старого южного отеля».

— Больше похоже на «Козявку старого южного отеля», — пошутил Сейлор. — Рискнем.

В холле пахло жареными цыплятами, под огромным вентилятором на стульях сидели трое старичков, они смотрели какое-то шоу по большому черно-белому телевизору. Все трое дружно обернулись на вошедших Сейлора с Лулой. Рядом с телевизором стоял горшок с каким-то растением с огромными листьями, похожим на коноплю.

— Когда я был маленьким, — прошептал Сейлор Луле, — мой дедушка показывал мне фото своего папы на слете ветеранов армии конфедератов. Эти чудные старикашки напомнили мне те фотографии. Если б у них были длинные седые бороды, они б выглядели в точности, как те старые солдаты в дедушкином альбоме. Если верить дедушке, к тому времени, когда была сделана фотография, все уцелевшие произвели сами себя в генералы.

Комната была маленькая, но зато дешевая, всего шестнадцать долларов. Штукатурка на стенах и потолке осыпалась, в углу стоял древний телевизор с огромными, как уши кролика, динамиками. На журнальном столике — четыре пластиковых стакана и розовый керамический кувшин. В другом углу — бурый допотопный письменный стол, а посередине комнаты — огромная кровать с выщербленным изголовьем. Лула содрала покрывало, похожее на грязное кухонное полотенце, швырнула его на стол и растянулась на кровати.

— Ненавижу эти покрывала в отелях, — заявила она. — Их сроду не стирали, а мне совсем не нравится лежать в чужой грязи.

— Ну-ка, глянь на это, — сказал Сейлор.

Лула поднялась с постели и выглянула в окно. Она заметила, что стекло треснуло в двух местах.

— Что, милый? — поинтересовалась она.

— В бассейне нет воды. Только сухое дерево валяется, должно быть, разбило молнией.

— Ну и махина. Похоже, когда-то здесь дела шли куда как лучше.

С шоссе перед отелем доносились автомобильные гудки.

— Здесь много военных, — заметила Лула.

— Пойдем-ка подкрепимся, солнышко. А то уже темнеет.

После ужина Сейлор с Лулой отправились прогуляться по пляжу. Полная луна отбелила песок до мертвенной бледности, а залив превратила в мятую красную тряпку. Лула сбросила туфли.

— Ты вправду считаешь, что мама послала Джонни Фэррагута за нами?

— Ну если кого и послала, то точно его, милая.

Неспешно накатилась волна, омыв Луле ноги. Несколько минут они брели молча. Тишину нарушали только плеск волн да гул машин, мчащихся по дороге.

— Думаешь, он нас найдет? — спросила Лула.

— Кто? Джонни?

— Ну да.

— Может. А с другой стороны, он скорее Элвиса отыщет.

— А ты не веришь, что Элвис еще жив? — поинтересовалась Лула.

Сейлор рассмеялся:

— Не больше, чем в то, что Джеймс Дин — морщинистый, скрюченный, спятивший, старый хрыч, доживающий свой век в доме престарелых в Индиане.

— Но ты вспомни все эти странные вещи. Вроде того, что труп был короче, чем Элвис в жизни, и весил меньше?

— Да все это фигня, лапочка, байки желтых журнальчиков.

— Ну, в общем, Элвиса можно понять. Если он жив и решил залечь на дно.

— Он и лежит вполне себе на дне, — хмыкнул Сейлор. — Футов на шесть глубже нас. Не забивай ты себе голову этой ерундой.

Лула пощелкала языком.

— Я на днях слышала по радио жуткую историю, — сказала она. — Про старого рок-н-ролльного гитариста. Ему было сорок семь лет. Его арестовали в пьяном виде в Вирджинии, а он повесился в камере. Остались жена и семеро детей. По радио сказали, что его отец был проповедником у пятидесятников.

— В «Пи Ди» один парень, когда узнал, что его приятеля-сокамерника пристрелил один сукин сын, с которым сошлась его жена, пока ее муж мотал срок, сказал: «Еще одно крушение на железной дороге, ведущей в рай». Не знаю, малышка, может, нам немного повезет.