— Знаешь, что мне больше всего нравится, милый? — сказала Лула, когда они направились из Лафайетта к озеру Чарльз.
— Что, малышка?
— Когда ты говоришь со мной ласково.
Сейлор засмеялся:
— Ну, это мне не трудно. В смысле, это само собой выходит. В «Пи Ди» стоило мне о тебе подумать, на душе легчало. Я думал прежде всего о твоих больших серых глазах, но больше все-таки о твоих тощих ножках.
— Ты считаешь, что у меня тощие ноги?
— Может, для кого и тощие, а для меня так в самый раз.
— Все девушки несовершенны, ты ж знаешь, кроме тех, кто на картинках в журналах.
— Догадываюсь.
— Обидно, да?
— Жаловаться мне не на что, любимая, ты ж знаешь.
— Я думаю, большинство мужчин, если не все, упускают детали.
— Что это значит?
— У мужиков в голове какой-то автоматический выключатель. Вроде как говоришь ему что-то и просто пытаешься добраться до той мысли, которую действительно хочешь высказать, а потом смотришь на него и понимаешь, что он ничего не слышал. Не то чтобы ты говорила о чем-то сложном или там высоком, просто он не слушает. Иногда они врут тебе и говорят, что понимают, что ты хочешь сказать, но меня этим не купишь. Потому что потом ты скажешь что-нибудь еще, что он должен понять, если он понял то, о чем ты говорила раньше, а он не понимает, и ты знаешь, что говорила без толку.
— Так ты думаешь, что я тебе лгу, Лула?
Лула помолчала пару минут, слушая громкий шум мотора.
— Лула, ты слышишь меня?
— Слышу.
— Я тебя расстроил?
— Нет, Сейлор, дорогой, я не расстроена. Просто иногда почва уходит из-под ног, когда думаешь одно, а на деле выходит совсем другое.
— Вот почему я никогда не думаю больше чем нужно.
— Знаешь, мне сегодня приснился жуткий длинный сон. Вот послушай и сам решай. Я пошла гулять и пришла на поле. Цветы вокруг были такие яркие. И везде лежали трупы лошадей и детей. Мне было грустно, но как-то понарошку. Я точно знала, что они ушли куда-то, где им лучше. Потом ко мне подошла какая-то старуха и сказала, что я должна выпустить из них кровь, чтобы тела превратились в мумии. Она показала мне, как надрезать им рты, чтобы кровь ушла. Потом я должна была перенести тела по мосту через чудесную реку в старый амбар.
Там, где я была, все выглядело таким мирным и прекрасным: зеленая трава и большие деревья на краю поля. Я не знала, хватит ли у меня сил перетащить лошадей. Я боялась, но потом все же решилась. Я немного поревела, но как-то без печали. Я не могу в точности описать свои чувства. Я подошла к огромному серому коню, обогнула его, наклонилась и принялась его разрезать. Как только я прикоснулась к нему ножом, он очнулся и набросился на меня. Конь был в ярости. Он вскочил и погнался за мной через мост к старому амбару и дальше. Потом я проснулась. Ты крепко спал. А я лежала и думала, что, даже если ты кого-то любишь, этого не всегда достаточно, чтобы изменить свою жизнь.
— Не знаю, что значит твой сон, любимая, — ответил Сейлор, — но как-то раз я слышал, как мама спрашивала папу, любит ли он ее. Они орали друг на друга, как обычно, и он сказал ей, что единственная вещь, которую он любит в жизни, — это фильм «Негодяй из Миссури», он будто бы видел его шестнадцать раз.
— Это я и имела в виду, говоря о мужчинах, — отозвалась Лула.