— А ты знаешь, что моя мама в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году была участницей конкурса «Мисс Джорджия»? — спросила Лула.
— Нет, лапочка, я этого не знал. Но я рассудил, что, если ты не из Джорджии, в таком конкурсе участия не примешь.
— Она тогда жила в Валдосте, у своей тети Юдоры, мамы тети Рути. Ты помнишь Рути, маму кузена Делла? Того, который спятил и пропал без вести? Ну это было еще до того, как она вышла за папу в шестьдесят восьмом году. Этот конкурс красоты устраивают каждый год в Гейнсвилле. Раньше так, во всяком случае, было. И близкая подруга Юдоры, Адди Мэй Одюбон, дальняя родственница того парня, который первый стал наблюдать за птицами, так вот она отправила маму туда. У меня дома в шкатулке с украшениями лежит браслет из чистого серебра, которым ее наградили. На нем выгравировано: «Конкурс „Мисс Джорджия“, 1963».
— А что получила победительница?
— Машину, наверно, или еще что. А может, отдых в Майами-Бич? Когда я ее об этом спросила, мама сказала, что она не выиграла, потому что ее сиськи оказались недостаточно большими для закрытого купальника, в котором она была. Но зубы у нее были лучше. А победившая девица… Мама сказала, что у нее зубы были такие же здоровенные, как сиськи. Я видела фотографию этой мисс Джорджии с коробкой цыплят. Мама стояла прямо рядом с ней.
— А ты знаешь, что они делают с ними? — спросил Сейлор.
— С кем? С цыплятами?
— Угу. Перемалывают на удобрение. На жарку только курочки идут.
Лула скорчила гримасу:
— Ох, Сейлор, грустно это. Таких маленьких убивают.
— Грустно не грустно, а это — факт.
— Мама говорила, что воняло там ужасно. Весь городишко этот, Гейнсвилль. Так, значит, это из-за кур… Она всегда об этом вспоминала. А на следующий год мама вернулась домой.
Сейлор и Лула все еще не спали, хотя было уже четыре утра. Держась за руки, они лежали в постели в номере отеля «Бразилия». Голубая змейка света от уличного фонаря закручивалась в тени окна и пересекала их тела.
— Сейлор?
— Что, милая?
— Ты можешь вообразить себе, каково это — быть съеденным диким зверем?
— Например, тигром?
— Ага. Иногда я думаю, вот это был бы писк.
Сейлор засмеялся:
— Причем последний.
— А быть растерзанной гориллой… — размышляла Лула.
— Или задушенной питоном?
Лула покачала головой:
— Это не то. Слишком медленно. Будешь чувствовать, как ломаются кости и вылезают внутренности. Лучше когда на тебя нападает сильный зверь и вмиг разрывает на части.
— Лула, тебе иногда такие дикие мысли в голову приходят.
— А ведь все интересное, новое приходит в этот мир благодаря чьим-то странным мыслям, Сейлор. Не может же быть, чтобы простая душа взяла и ни с того ни с сего выдумала вуду, например.
— Вуду?
— Конечно. А как еще ты объяснишь, что, если воткнуть иголки в куклу, можно вызвать у человека сердечный приступ? А если сварить обрезки ногтей, то человек будет блевать до тех пор, пока внутри у него ничего не останется и он не упадет замертво. Скажи мне, стал бы нормальный человек связываться с такой жутью?
— Ну ты вообще…
— Дану?
— Я от тебя тащусь, лапочка.
Лула уселась верхом на Сейлора:
— Попробуй-ка кусочек Лулы.