Дипломатия Симона Боливара

ПЕТИОН И БОЛИВАР: СОЛИДАРНОСТЬ СОРАТНИКОВ

Спасаясь от преследований, многие патриоты находили приют на островах Карибского бассейна. Боливара судьба забросила на Ямайку, куда он добрался на английском военном корабле в мае 1815 года.

Шестимесячное пребывание Освободителя в островной английской колонии относится к одному из наиболее трудных периодов в его жизни. Вынужденная эмиграция после поражения всегда является временем испытания характера человека на прочность, его веры в правоту дела, которому он посвятил свою жизнь, выдержки, стойкости идейных убеждений, способности сохранять трезвость аналитического мышления, не поддаваясь горьким эмоциям, а порой и отчаянию.

Обстановка была тяжелой. Многих патриотов в первые месяцы эмиграции захлестнула волна сомнений и шатаний. Взаимные обвинения в промахах и ошибках, действительных и мнимых, приняли характер эпидемии, усиливавшей разброд И подозрительность среди соратников по оружию и борьбе. Авторитет каждого подвергался сомнению, и это не мог не чувствовать Боливар. По свидетельствам, его временами посещала мысль о самоубийстве.

На Ямайке Освободитель впервые в своей жизни на собственном опыте познал горький вкус бедности. Ураган «войны насмерть» поглотил все его богатства. Поместья были разорены, прислуга и рабочие рудников разбежались, рабам-неграм он в 1813 году даровал свободу. Через месяц после прибытия на Ямайку Боливар признавался друзьям: «Я живу в нищете и неопределенности» [100]. В одном из писем, отправленных с Ямайки, он сообщал: «У меня нет ничего. Те немногие ценности, что удалось привезти с собой, я разделил со своими товарищами по несчастью… Но мое сердце не боится ударов судьбы» [101]. Подобное поведение было органически присуще Симону. О бескорыстии Боливара, можно сказать, презрении к деньгам слагались легенды, и это достоинство его личности не осмеливались оспаривать даже злейшие враги Освободителя. Придет время, и Боливар, не колеблясь, отклонит щедрую награду в миллион долларов, которую перуанский конгресс пожалует ему в знак признания его вклада в дело освобождения Перу от испанского господства.

Однако свет не без добрых людей. На помощь венесуэльцу приходят его друзья – английский плантатор Максуэл Хислоп, гаитянка Хулия Кобье, принявшая горячее участие в судьбе Боливара, богатый негоциант и судовладелец с Кюрасао Луис Брион. Предельно щепетильный в денежных делах, Симон принял их финансовую поддержку лишь тогда, когда голод стучался в его дверь.

Не столько материальные лишения, сколько вынужденное бездействие угнетало Боливара: ведь его родина стонала под испанским сапогом. Губернатор Ямайки граф Манчестер любезно встретил Освободителя, пригласил к себе на обед, но и только. Когда Боливар обратился к нему с просьбой оказать содействие в поездке в Лондон (он надеялся лично добиться помощи Англии для возобновления освободительной борьбы), глава колониальной администрации оставил это обращение без ответа. Не принесли результатов и письма-призывы о помощи, направленные Освободителем Ричарду Уэлсли и другим своим влиятельным друзьям в Лондоне.

Лишенный оружия, Боливар продолжал сражаться пером. Он публикует серию статей в виде писем и обращений, адресованных редактору «Ройял газетт». Эта газета издавалась в столице Ямайки – Кингстоне. Сохраняя верность своим идейным учителям – французским просветителям, убежденным противникам рабства и тирании, Боливар выступает в этих статьях как глубокий и оригинальный мыслитель. В них широко представлены история народов испанской Америки, особенности экономической деятельности и психического склада населения, образовавшегося из невиданного сплава индейцев, негров, метисов, мулатов и белых, характеристики различных расово-этнических групп.

Однако Боливар не бесстрастный академический ученый, а борец-революционер. Печатное слово должно пропагандировать революцию, призывать к действию. Поэтому главное в его статьях, написанных на Ямайке, – это соображения и выводы, родившиеся в результате долгих, мучительных раздумий о судьбах освободительного движения в испанской Америке после 1810 года, причинах побед и поражений патриотов и перспективах их борьбы. Из этого анализа родилась программа, ставшая знаменем борцов за окончательное свержение господства Испании. Именно так была воспринята самая знаменитая статья из этой серии – «Ответ одного южноамериканца – кабальеро с этого острова», вошедшая в историю под названием «Письмо с Ямайки» [102].

Боливар не испытывает ни малейшего сомнения в неизбежном торжестве правого дела патриотов. Эта пламенная вера основана на глубоком понимании необратимости начавшегося процесса освобождения испанской Америки. Нужно было обладать великим даром проникновения в суть общественно-политических явлений и предвидения будущего, чтобы в момент, когда испанцы торжествовали победу почти на всем континенте, написать пророческие строки: «Успех увенчает наши усилия, ибо судьба Америки твердо предопределена; узы, связывающие нас с Испанией, разорваны… Ненависть, внушаемая нам Испанией, больше, чем океан, отделяющий нас от нее. Пелена спала, мы увидели свет, а нас хотят снова погрузить во тьму… Посему Америка сражается отчаянно, а отчаяние, как правило, способствует победе… Народ, стремящийся всей душой к независимости, в конце концов ее добьется».

Обращая взоры к насущным задачам, Боливар пишет о главном уроке понесенного поражения. Чтобы лишить испанцев поддержки части населения и вовлечь народные массы в освободительное движение, необходимо соединить борьбу за независимость с осуществлением социальных реформ в их интересах. Ход событий «может заставить в недалеком будущем партию независимости провозгласить социальные лозунги, чтобы привлечь на свою сторону народ». Так в политическом лексиконе Освободителя зазвучала тема социальной революции. Это был огромный шаг вперед в становлении его как политического руководителя и государственного деятеля. К сожалению, многие руководители войны за независимость оказались неспособными подняться над узкоклассовыми интересами креольской прослойки и встать на путь широких социальных преобразований. Сам же Боливар до конца своих дней ориентировался на этот маяк, хотя, как и Дон Кихоту, с которым его порой сравнивают, Освободителю не удалось осуществить многого из задуманного. Обстоятельства часто оказывались сильнее него.

Многие страницы «Письма с Ямайки» посвящены международной политике. Видя безразличие Европы и США к борьбе испанской Америки за независимость, Боливар свои надежды возлагал на латиноамериканское единство, взаимную поддержку всех колоний в борьбе против Испании.

Задерживаться дольше на Ямайке не имело смысла. Более того, пребывание там стало опасным. В декабре 1816 года Боливар лишь по счастливой случайности избежал смертельного удара кинжала. Его слуга, негр Пио, подкупленный испанцами, в ночной темноте поразил ножом насмерть капитана Хосе Феликса Аместоя, приняв его за Боливара. Аместой, ожидая Боливара, отлучившегося из дома, заснул в его гамаке, укрывшись от ночной прохлады пончо, принадлежавшим Освободителю. Наемным убийцам одного из самых опасных врагов испанской монархии генерал Морильо обещал 5 тыс. песо [103].

Через неделю после этого Боливар в пути. Его сопровождает небольшая группа преданных соратников, деливших с ним тяготы жизни на Ямайке: Педро Брисеньо-Мендес и Франсиско Антонио Cea, Педро Чипиа, адъютанты Рафаэль Паэс и Чарлз Чемберлейн. Корабль из флотилии Бриона, предоставленный Боливару, держит курс на Гаити. Освободитель верит, что президент негритянской республики А. Петион не откажет ему в помощи. В день отъезда из Кингстона он обратился к Петиону с письмом, прося принять его. Надежды Боливара не беспочвенны. На Гаити нашли приют его старшая сестра и племянник, здесь укрылись от преследований почти 600 венесуэльских и новогранадских патриотов. Гавани Гаити служили прибежищем для корсаров, которые вели неравную борьбу на море с испанским военным флотом.

24 декабря 1815 г. корабль Бриона, счастливо избежав встреч с испанскими кораблями, бросил якорь в небольшом гаитянском порту Лос-Кайос (французское название Ле-Кайе).

Гористый остров Гаити, расположенный по соседству с Кубой, был открыт Колумбом и колонизован в XVI веке испанцами, назвавшими его Эспаньолой. Как и в других островных колониях, коренное индейское население подверглось поголовному истреблению. Его заменили рабы- негры, привезенные колонизаторами из Африки для работы на плантациях сахарного тростника и в золотых рудниках. После одной из неудачных династических войн испанской короне пришлось в 1697 году уступить западную часть острова Франции, давшей своей колонии название Сан-Доминго.

Великая французская буржуазная революция всколыхнула жителей Сан-Доминго. Восстание негров-рабов в 1791 году, к которым присоединились свободные мулаты и негры, положило начало борьбе за независимость. Во главе восстания встал знаменитый «черный консул» Ф. Д. Туссен-Лувертюр, провозгласивший отмену рабства. Многолетняя борьба завершилась провозглашением в 1804 году независимости Гаити (одно из индейских названий острова). Участник восстания 1791 года, в прошлом раб, Александр Петион в 1807 году был избран президентом. Ему удалось укрепить положение республики, проведя ряд важных реформ. В 1816 году население Гаити провозгласило Петиона пожизненным президентом.

Историческая наука в чем-то сродни географической: исследователю может улыбнуться счастье открытия, и тогда будет «стерто» еще одно «белое пятно». В 1951 году, спустя 135 лет после описываемых событий, в Боготе были найдены неизвестные письма Боливара к Петиону. Вместе с интересными документами о периоде борьбы за независимость в Венесуэле, обнаруженными в архивах Гаваны, они позволили более полно и во многом по-новому осветить один из важных эпизодов дипломатии национального освобождения.

Боливар прибыл в столицу Гаити – город Порт-о-Пренс через неделю после вступления на землю этой страны. Когда окончились новогодние праздники, в национальном дворце 2 января 1816 г. состоялась его первая встреча с Петионом.

Между двумя выдающимися деятелями быстро установилось взаимопонимание, хотя они видели друг друга впервые. Их сближали преданность идеалам свободы и независимости, вера в высокое предназначение человека, в равноправие всех людей, независимо от цвета кожи или происхождения. Симпатии гаитянского народа, завоевавшего свою независимость в долгой и тяжелой вооруженной борьбе, были на стороне испаноамериканских патриотов.

Принципиальная готовность Петиона поддержать патриотов испанской Америки не означала автоматического предоставления помощи. Президент республики Гаити проявил известную осторожность. Письмо Боливара, написанное 2 января 1816 г., позволяет воссоздать атмосферу первой встречи с Петионом: «Только что закончился визит к президенту. Он прошел в столь добром духе, какой Вы можете себе только вообразить… Я ожидаю многого от его любви к свободе и справедливости, хотя наша беседа не вышла за рамки общих рассуждений» [104].

Осторожность Петиона вполне объяснима. Во-первых, нужно было присмотреться в Боливару. Не секрет, что среди патриотов хоть не часто, но встречались авантюристы всех мастей. Во-вторых, предстояло выяснить, сможет ли Боливар объединить вокруг себя всех патриотов в эмиграции. Крушение второй венесуэльской республики не прибавило ему славы, и некоторые открыто возлагали на него ответственность за поражение. Без авторитетного руководителя любая освободительная экспедиция заранее обречена на неудачу. Истраченные на ее подготовку средства будут брошены на ветер, а Гаити не располагала лишними деньгами. В-третьих, все дело следовало сохранить в тайне. Официально Гаити придерживалась нейтральной позиции в отношении борьбы между Испанией и ее колониями в Америке. Положение негритянской республики было не простым. Она испытывала давление со стороны испанцев, сохранивших в своих руках колонию Санто- Доминго в восточной части острова. Все Антильские острова кишели испанскими шпионами. Открытое нарушение республикой Гаити объявленного нейтралитета могло вызвать военные репрессалии со стороны Испании. Сможет ли Боливар обеспечить достаточную секретность?

В ходе многочисленных встреч и бесед с Петионом в январе 1816 года Боливару удалось завоевать доверие президента Гаити. На переговорах затрагивались самые различные темы: международная обстановка, взаимоотношения Гаити с Испанией и Францией, не желавшей признавать ее независимость, противоречия между различными частями острова и особенно вопросы военной стратегии в освободительной борьбе. Боливар изложил президенту свой план освободительной экспедиции на континент, задуманный еще на Ямайке. Из Венесуэлы и Новой Гранады поступали известия о том, что против испанских колонизаторов начинается народная война. В ответ на жестокие репрессии за оружие брались даже те, кто еще недавно, как, например, жители льянос, сохраняли верность Фердинанду VII. В глубинных и труднодоступных районах возникли пока еще разрозненные очаги герильи. Приближался новый подъем освободительной борьбы. Достаточно искры, верил Боливар, чтобы вновь возгорелось священное пламя войны за независимость. Такую искру сможет высечь небольшой, но хорошо вооруженный отряд закаленных и опытных бойцов, высадившись на континенте и нанеся несколько победных ударов по испанским колонизаторам. Боливар умел передать свой энтузиазм, свою убежденность собеседнику, и Петион поверил в возможный успех смелого предприятия, на первый взгляд казавшегося чистым безумием, – горстка смельчаков бросала вызов 15-тысячной армии Морильо.

Через три недели после первой встречи Боливар и Петион достигли согласия по всем основным вопросам. Президент Гаити выразил готовность предоставить оружие и материальные ресурсы для снаряжения освободительной экспедиции и обещал морально-политическую поддержку Боливару в нелегком деле объединения всех патриотов, находившихся в изгнании. Риск был немалый, но Петион был умным и дальновидным политиком. Он понимал, что в конечном счете судьба Гаити зависит от успеха борьбы испаноамериканских патриотов. В случае их поражения маленькой негритянской республике, окруженной колониальными владениями Испании и других европейских держав, будет трудно отстоять свою независимость.

Предоставление помощи Петион оговорил двумя условиями: в случае победы испаноамериканские патриоты должны даровать свободу рабам-неграм в Венесуэле и в других колониях, которые они освободят [105]. Боливар с радостью согласился. На Ямайке он уже осознал необходимость такого шага. Не составляло труда выполнить и второе условие: Петион просил никогда не упоминать его имени в связи с освободительной экспедицией Боливара, чтобы не нанести ущерб внешнеполитическим интересам Гаити. Только после смерти Петиона в 1818 году Боливар нарушил обет молчания и впервые в официальном заявлении воздал должное вкладу Петиона в освобождение Венесуэлы и Новой Гранады [106].

После окончания переговоров Боливар 20 января 1816 г. возвратился в Лос-Кайос и приступил к подготовке освободительной экспедиции на континент. Городские власти не отказывают ему ни в чем. Командующий военным округом Лос-Кайос генерал Игнасе Марион 26 января 1816 г. получает распоряжение президента Гаити передать Боливару первую партию оружия (2 тыс. ружей и боеприпасы к ним) и оказывать ему содействие во всех вопросах [107]. Воодушевленный открывшимися возможностями, Боливар развивает бурную деятельность, вникает во все детали организации будущего похода. Подготовка и оснащение кораблей, оружие, амуниция и продовольствие, подбор личного состава – до всего у него доходят руки.

Большой выдержки и дипломатического искусства потребовали от Боливара сплочение всех патриотов и формирование боеспособного, дисциплинированного отряда. Приходилось преодолевать недоверие и разобщенность, порожденные предшествующими военными неудачами, болезненную игру самолюбий, честолюбивые претензии командиров различных рангов. Весть о подготовке экспедиции быстро облетела все Антильские острова, и на Гаити хлынул поток патриотов, рвавшихся в бой. В Лос-Кайос прибыли Ф. Бермудес и другие уцелевшие участники героической обороны Картахены, С. Мариньо и М. Пиар, партизанские вожаки восточных провинций Венесуэлы, корсар-француз Л. Ори, сподвижник Миранды шотландец Г. Мак-Грегор и многие другие. Среди них были и те, кто оспаривал право Боливара возглавить экспедицию.

Чтобы преодолеть недоверие некоторых патриотов, Боливар решает созвать ассамблею наиболее известных и авторитетных участников войны за независимость, собравшихся на Гаити. Ее заседания проходили в бурных дискуссиях. Боливар изложил участникам свои соображения: только единоначалие может обеспечить успех экспедиции. Часть участников (Бермудес, Ори и их сторонники) высказались против избрания Боливара главнокомандующим и предложили передать руководство походом совету из трех или пяти генералов. В этот критический момент Петион решительно поддержал Боливара. Стало известно об указании, отданном президентом Гаити генералу Игнасе Мариону, признавать в качестве полномочных представителей испаноамериканских патриотов только Боливара и его уполномоченного Маримона [108]. Веское слово в поддержку Боливара сказал Брион, передавший в его распоряжение свою флотилию из семи небольших, но быстроходных кораблей. Это склонило чашу весов. Под возгласы «Да здравствует Родина!», «Да здравствует Венесуэла!» Боливар был избран главнокомандующим экспедицией. До созыва в будущем представительной ассамблеи на освобожденной территории Венесуэлы он наделялся всей полнотой военной и государственной власти. Боливар назначил Мариньо своим заместителем по военным вопросам, Бриона – командующим флотом, a Cea – главным администратором.

Три месяца заняла подготовка освободительного похода. Боливар поддерживал постоянный контакт с Петионом, советуясь с ним по всем вопросам. Не доверяя почте, оба предпочитали пользоваться услугами доверенных лиц, которые курсировали между Порт-о-Пренсом и Лос-Кайосом. У Боливара роль связных выполняли генерал Пиар, французский морской офицер А. Г. Вилларет, полковник Дю Кайла и полковник П. Чипиа. Петион эту ответственную миссию доверил министру Б. Ингинаку, генералу И. Д. Мариону и своему давнему другу англичанину Р. Сазерленду. Президент Гаити неоднократно торопил Боливара с отплытием. Испанские ищейки уже пронюхали об экспедиции, и колониальные власти Венесуэлы, Кубы и Санто-Доминго направляли ему один за другим протесты с обвинениями в нарушениях нейтралитета и помощи «мятежникам».

Наконец, все было готово. Накануне отплытия Боливар отправился в Порт-о-Пренс. Прощание с президентом Гаити получилось трогательным. Обменялись портретами на память, и со слезами на глазах Петион произнес: «Пусть милостивый Господь поддерживает вас во всех ваших делах» [109]. 31 марта 1816 г. флотилия из восьми кораблей взяла курс на Венесуэлу, имея на борту около 300 человек, в основном офицеров, включая 30 гаитянцев. Они располагали 6 тыс. ружей, большими запасами пороха, амуниции, продовольствия, а также типографским станком [110]. Стратегический замысел был очевиден: отряд представлял собой командный костяк будущей освободительной армии.

Поначалу успех сопутствовал им. На подступах к побережью Венесуэлы удалось выиграть сражение с испанской эскадрой, захватив два корабля. В награду Брион получил звание адмирала. На острове Маргарита к Боливару присоединился генерал Арисменди с отрядом патриотов. Захватив венесуэльский порт Карупано, Боливар 2 июня 1816 г. торжественно провозгласил декрет о свободе рабов, «стенавших под властью испанцев в течение трех последних столетий» [111]. С этого момента борьба за независимость начала наполняться социальным содержанием.

Однако предоставление свободы рабам-неграм оговаривалось в декрете одним существенным условием: все мужчины в возрасте от 14 до 70 лет, получавшие свободу и признанные здоровыми, обязаны были незамедлительно вступить в армию патриотов. В противном случае не только такой мужчина, но и все члены его семьи, включая престарелых родителей, по-прежнему остаются рабами. Что заставило Боливара поступить таким образом, сделать оговорку, снижавшую революционизирующий потенциал декрета? Опасения разжечь неконтролируемое пламя социальной революции? Острая необходимость пополнить ряды освободительной армии стойкими бойцами? Или же стремление, тесно увязав освобождение рабов с укреплением армии, сделать декрет более приемлемым для плантаторов-рабовладельцев и других консервативно настроенных членов венесуэльского общества? Видимо, данное соображение сыграло далеко не последнюю роль. Многие выходцы из имущих классов, даже примкнувшие к лагерю патриотов, как свидетельствуют документы той эпохи, считали освобождение рабов-нег- ров слишком радикальной мерой. В дни первой венесуэльской республики «Гасета де Каракас», печатный орган патриотов, регулярно помещала на своих страницах статьи Миранды и других деятелей с призывами к демократии, свободе, равенству. И тут же рядом помещались объявления сеньоров с просьбами к «честным гражданам» содействовать поимке их беглых рабов.

Многие мантуанцы отказывались выполнять декрет Боливара об освобождении рабов. По оценкам, в 1800 году на плантациях в Венесуэле гнули спину 87,8 тыс. рабов-негров и 24 тыс. рабов находились в бегах. Спустя почти десять лет после декрета Боливара, согласно переписи 1825 года, в стране все еще насчитывалось 50 тыс. рабов-негров [112].

Не это ли враждебно-настороженное отношение со стороны крупных земельных собственников и рабовладельцев не позволило первой освободительной экспедиции добиться успеха? К тому же в рядах патриотов недоставало единства. Пиар и Бермудес бросили вызов авторитету Боливара как главнокомандующего.

Испанцы застали врасплох отряд Боливара в Окумаре и разгромили его наголову. В их руки попали вооружение и боеприпасы, с таким трудом собранные в Лос-Кайосе. Вскоре после поражения Боливар, покинутый почти всеми, был вынужден вернуться на Гаити. На него обрушилась волна критики и обвинений со всех сторон. Он тяжело переживал неудачу, но не предавался отчаянию. «Неужели все потеряно и мне не суждено возглавить моих соотечественников в войне за независимость?… Нет! Если Петион вновь протянет мне руку дружбы, я возвращусь на континент и еще покажу себя!» [113] Дальнейшие события подтвердили, что вера в свои силы, в свое призвание может творить чудеса. Боливару пришлось второй раз обратиться за помощью к Петиону. Направляя президенту Гаити свою просьбу, он стремится убедить его, как, впрочем, и себя самого, в том, что, несмотря на поражение, первая освободительная экспедиция всколыхнула континент. «Мы показали великий пример Южной Америке, и ему последуют все народы, которые сражаются за свою независимость» [114], – уверял Боливар. Петион вновь поверил Боливару и оказал ему поддержку в организации новой освободительной экспедиции. Возможно, такую политику подсказала президенту Гаити интуиция, о которой он упоминал в ответном письме Боливару, направленном 7 сентября 1816 г. В следующий раз, уверял Петион Боливара, судьба может оказаться благосклонной к нему. «По крайней мере, у меня есть такое предчувствие» [115], – писал президент Гаити. Неоценимую помощь Боливару оказал Брион, также предоставивший в его распоряжение денежные средства, оружие, корабли. Когда в 1821 году Бриона не станет, Освободитель скажет: «Все сердца Колумбии сохранят навечно благодарную память об адмирале» [116].

Подготовка второй освободительной экспедиции близилась к завершению. В это время из Венесуэлы пришли обнадеживающие известия. Командиры партизанских отрядов Пиар и Арисменди, продолжавшие сражаться против испанцев, обратились к Боливару с призывом возглавить освободительную борьбу на континенте в качестве верховного руководителя. Боливар не колебался ни минуты. 21 декабря 1816 г. вторая освободительная экспедиция снялась с якоря и взяла курс на Венесуэлу.

После краткой остановки на острове Маргарита, почти полностью освобожденном от испанцев отрядами Арисменди, Боливар направился в Барселону, надеясь соединиться с отрядом Мак-Грегора, действовавшим в этом районе, а затем развернуть наступление на Каракас. Однако дорогу на столицу ему преградили превосходящие силы испанцев. После неудачных столкновений с ними Боливару пришлось отступить.

Трудности всегда подстегивали Боливара. И на этот раз он нашел удачное решение, кардинально изменив стратегию борьбы. Его новый план был прост, и в этом заключалось его главное преимущество. Противник значительно превосходил силами. Лишить его этого козыря можно было только за счет быстроты и маневренности при всемерном использовании фактора внезапности. Поэтому необходимо сначала освободить долину реки Ориноко, где испанцы не смогли прочно закрепиться, затем вырваться на оперативные просторы Новой Гранады, укрепить освободительную армию и государственную власть и только после этого обрушиться всеми силами на оплот испанцев в центральной части Венесуэлы. Освобождение Каракаса должно увенчать победную освободительную кампанию, а не быть ее началом. Такое решение не было открытием Боливара. Новые принципы ведения войны, созданные эпохой буржуазных революций, новая стратегия и тактика гениально использовались уже Наполеоном. Новаторство Боливара заключалось в искусном применении этого опыта к специфическим условиям испанской Америки.

Для начала предстояло объединить под общим знаменем всех патриотов. Прибыв на родину, Боливар обнародовал несколько воззваний к жителям Венесуэлы, в которых изложил свои цели и призвал народ встать в ряды борцов против Испании. «Во главе с товарищами по оружию я вернулся, чтобы разорвать опутывающие вас цепи. В Венесуэле больше не будет рабов. Все граждане станут равны перед законом. Жестокая Испания больше не будет господствовать на наших территориях. Отныне и навсегда мы будем свободными, равными и независимыми» [117]. Вслед за этим из Барселоны Боливар обратился также к командирам партизанских отрядов во всех частях страны с призывом забыть о разногласиях и обидах, наладить сотрудничество и развернуть совместные военные действия против угнетателей. Для решения этой ключевой в достижении победы задачи Боливар мобилизует всю свою энергию, приобретенный политический и военный опыт. Единство, единство и еще раз единство – другого пути к победе нет. Шаг за шагом Боливар добивается поставленной цели. Сначала произошло примирение с Бермудесом и Мариньо. Затем Пиар, а позднее и вожак свободолюбивых льянерос Паэс признали Боливара верховным руководителем освободительной борьбы. В войне за независимость открылась новая страница.

Подробное освещение походов Боливара в 1817-1819 годах, как и других его военных кампаний, не входит в цели данного исследования – это тема для военных историков. Здесь же скажем, что в эти годы ярко засверкал полководческий дар Боливара. Под его руководством армия патриотов одержала блестящие победы, освободила от испанцев венесуэльскую Гвиану и овладела ее главным городом Ангостурой. На время Ангостура стала столицей борющейся Венесуэлы. Позднее этот город был переименован в Сиудад Боливар (город Боливара).

Воспользовавшись кратким затишьем в военных действиях, Боливар в феврале 1819 года созвал в Ангостуре Национальный конгресс для создания авторитетного политического руководства освободительной войной. На нем он выступил со своей знаменитой речью, посвященной обоснованию необходимости демократического государственного устройства Венесуэлы. «Республиканский строй установлен, существует и должен сохраниться в Венесуэле, – говорил Боливар, обращаясь к депутатам, избранным населением освобожденных районов, – а его фундаментом должны быть суверенитет народа, разделение властей, гражданские свободы, отмена рабства, упразднение монархии и сословных привилегий… Народное образование должно стать нашей первейшей заботой и пользоваться отеческой любовью Конгресса» [118]. Речь Боливара вызвала всеобщее одобрение. Конгресс провозгласил восстановление независимой венесуэльской республики, утвердил ее Конституцию и назначил Боливара временным президентом и главнокомандующим вооруженными силами.

Следующим шагом в становлении нового независимого государства явилось решение конгресса в Ангостуре об объединении Венесуэлы и Новой Гранады. Давняя мечта Боливара становилась явью. 17 декабря 1819 г. конгресс провозгласил образование Федеративной Республики Колумбии. Такое официальное название новое государство получило в честь первооткрывателя Америки. В его состав вошли три самоуправляющихся департамента – Венесуэла, Кундинамарка и Кито (современный Эквадор), возглавляемые вице-президентами. Согласно основному закону республики Колумбия, департаментам предоставлялись широкие автономные права. Временным главой федеративного государства был избран Боливар.

Успехи патриотов побудили командующего испанской армией Морильо запросить в июне 1820 года перемирия. Боливар принял его предложение о прекращении военных действий. Передышка нужна была ему для пополнения и реорганизации освободительной армии, укрепления независимого государства, а также для неотложных внешнеполитических дел.