Дискотека. Книга 2 [СИ]

Глава 32

Июнь стал для Ленки странным месяцем, собранным из двух совершенно разных частей. Как фотография на особо контрастной бумаге, которую Ленка покупала иногда, чтоб после печати обычных снимков попробовать сделать что-то еще. И знакомые лица, места и картинки превращались в резкие грани и линии, соединяясь так, что становилось больно глазам. Но в жизни эта разница состояла не только из переходов света и тени, а еще из звуков, настроений, запахов…

На одном полюсе — гулкие шаги по пустым школьным коридорам, непривычно полупустые и тихие классы, за каждой партой — одна склоненная голова, и у доски негромкий голос, который никто не слушает, все заняты — каждый своим билетом. Солнечный свет в окна, такой яркий, пахнущий меловой пылью и от этого безнадежный, будто он попал внутрь и никогда больше не выберется наружу. Туда, где шелестят тополя и плывут по небесной синеве кучерявые тугие облачка.

И на другом полюсе — тот же солнечный свет, но просоленный радостным морским ветром, сверкает на большой плоской воде, такой синей, такой без краев. Горячий песок, липнущий к потному животу и локтям, а раскрытый учебник так яростно белеет страницами, что буквы еле видны. И когда глаза совсем устают, Ленка поднимается, отряхивая живот, а Кинг поворачивается на спину, хватая ее щиколотку и, смеясь, роняет на себя сверху, чтоб сгрести в охапку и унести к воде.

Иногда, стоя перед высокими дверями аудитории в небольшой толпе взволнованных одноклассников, Ленка вспоминала, как именно вчера спешно доучивала билеты. Ей становилось смешно, а щеки горели, и она незаметно оглядывала ребят и учителей, боясь, что заметят. Воспоминания нужно было спешно прогнать, чтоб не споткнуться о них у доски, пересказывая то, что пару дней назад она говорила морю и ветру, потом кричала, смеясь, потому что никто не услышит, кроме Кинга, а Димон приедет позже, забрать их — уже коричневых от летнего солнца.

Впрочем, сдала она все хорошо, кое-что себе на удивление даже лучше, чем ожидала, и, выдохнув с облегчением, принялась спешно доделывать платье к выпускному, с грустью думая о том, что вот и готовились бы вместе с Рыбкой. И вместе пошли.

У желтого платья была широчайшая юбка, и шелковый чехол делал ее еще шире. Когда-то в розовом детстве Ленка мечтала о заграничном платьице — сплошь прозрачный нейлон и торчащие оборки на кукольном подоле. Такие везли своим дочкам все городские загранщики, и платьица отличались только цветом. И папа привез ей такое. Оно оказалось жестким, как мочалка для мытья посуды, высокий воротник немилосердно натирал шею, а подмышками резало. Ленка выросла из него через несколько месяцев, и платье передарили племяннице.

А это желтенькое было прекрасным. И шелк на подкладку Ленка выбирала сама, сминая в кулаке края рулонов, что назывались смешно — штуками. Слушала, как ткань отзовется в ладони. Видела мысленно, что шелковый сарафанчик можно будет носить и отдельно, летом. Придумывала к нему маленькую бархатную сумочку, и ленту на шею, тоже бархатную, с кошачьим бантиком сбоку, чтоб — весело и немножко маскарадно. А потом начинала мечтать, что поработав год в ателье, займется придумыванием своей собственной коллекции одежды, конечно, в ней будут всякие вечерние платья, а еще — одежда для отдыха у моря. О мечтах никому не рассказывала, потому что профессия модельера внезапно стала очень модной, и о своих коллекциях рассказывали все. А Ленка не любила, как все.

К платью сестра отдала ей свои выходные босоножки, которые берегла, после выхода снова укладывая в коробку, в облако шуршащей бумаги. Предупредила, сидя на диване и глядя, как Ленка осторожно застегивает крошечные пряжечки:

— Угробишь, убью. Я за них сто рублей отдала, считай месячная зарплата.

Ленка взялась за прозрачный подол, развела руки, поднимая края юбки, и стала похожей на бабочку с желтыми крыльями. Оглянулась на сверточек в старом кресле. С сандаликами платье стало бы совершенно волшебным. Но они не успели доделаться, а еще никто не идет на бал в сандалетах, даже красивых. Нужны шпильки, и чем выше, тем лучше. Все каблуки всех туфелек старшеклассницы давно перемеряли линейками и все три класса знали, самые высокие шпильки носит Танька Лагутина из десятого «В», — двенадцать сантиметров! Если у нее такие каблуки каждый день, думала Ленка, поворачиваясь перед сестрой и зеркалом, то какие же она наденет на выпускной…

— Красата-красата, — одобрила Светища, и без перехода спросила, — так не решила, куда поступать будешь?

— Свет…

— Я знаю, что не сейчас. Ладно, я понимаю, так складывается, из-за нас, да. Но на следующий?

Ленке стало уныло. По рассказам сестры она примерно знала, что снова учеба, снова преподаватели, снова экзамены, и значит, она снова будет у всех в подчинении. А так хочется жить, чтоб никто не висел над душой, ни учителя, ни мама. И почему все вокруг повторяют, что ах студенческое время самое лучшее, а после начнется суровая настоящая жизнь. Получается, пять лет в институте для всех это просто отсрочка, чтоб не начинать эту самую жизнь. В этом было что-то неправильное, но что именно, Ленка не могла понять до конца, вернее, ленилась думать, после месяца билетов и экзаменов.

— Светк, отстань, а? Думать не хочу, хочу совсем-совсем не думать. Пока что.

— Имеешь право, — согласилась сестра, усаживаясь удобнее и держа ладони под животом, — аттестат четыре с половиной, молодец, нормально.

— Ага. Был бы трояк, оставили бы в покое. А из-за этого среднего балла я всем чего-то должна. Так, хватит. Ты мне скажи лучше, лямки не перекрутились на спине?

Она выгнулась, поднимая волосы к затылку.

— Все класс, — утешила ее сестра, — жалко, батя не приедет, сразу уйдет в моря.

Ленка опустила руки. Волосы рассыпались по плечам, закрывая лопатки.

— Как не приедет? У него же когда, через неделю как раз рейс кончается! Я думала, июль он дома.

— Индюк тоже думал, — рассеянно отозвалась Светища, — там звонят, кажется? Откроешь? А то мне вставать лень. Жорка должен вернуться.

— Да.

Через минуту Ленка снова вошла, прикрывая за собой дверь. Села рядом, расправляя подол.

— Команду забирает другой пароход, не полетят, а пойдут морем, — объяснила Светища, — так что не успевает он, мать поедет проводить, вместе с другими тетками, на пару дней буквально, вот перед твоим танцевалищем-бухалищем. А что, хочешь с ней двинуть, в Севастополь?

— Нет, — быстро ответила Ленка, — с ней не хочу. Блин. Мне подумать надо.

Светка встала, смеясь и хватаясь за поясницу.

— Думай. Надумаешь, делись секретами. А то развела тут ЦРУ с КГБ.

— Нет у меня секретов, — испугалась Ленка.

— Угу, — согласилась сестра, глядя на нее темными, как у матери глазами, — совсем-совсем нету, но про Петьку ты мне новости рассказывала, так?

— А, про него, — успокоилась Ленка, осторожно вылезая из прозрачного шифона, — что? Ты чего смеешься? Вот черт.

— Спалилась, — пропела Светища и ушла, общаться с законным мужем.

Ленка села на диван, уставилась на свое дальнее отражение, привычно не замечая его. Как всегда, потащила подушку, укладывая на колени, и скинула — жарко. Вот так номер. Она даже немного успокоилась, поняв, что разговор с отцом откладывается. Но будет. А пока она сдаст экзамены, получит аттестат, отгуляет выпускной. И разберется, что же у нее происходит с Кингом. Такая вот программа-минимум на первый месяц лета. Мама обозвала ее бухгалтером. Как обругала. И верно, как-то все чересчур получается посчитано, а, наверное, так нельзя, особенно с чувствами. Какая-то она рыба, а не человек. Назначила себе — сперва разобраться со школой, а уж потом с Кингом, и после этого с Валиком Панчем. Разве когда любят, то могут так все выстроить по порядку?

… Вот Рыбка. Она любит по-настоящему, даже бросила нафиг школу, уехала в другую, чтоб не рвать себе сердце тут. И не из-за того, что Ганя вроде бы ее изнасиловал, фигушки, а из-за того, что и после всего он не остался с ней! А женится на своей Лильке.

Ленка подобрала ноги и обняла руками голые колени, уткнула в них подбородок. Все бежит так быстро, только что, кажется, был новый год и уже лето, жара, а она спит с Кингом, взрослым совсем мужчиной, и ей это начинает нравиться, ну, ее телу нравится то, что они делают, но сама Ленка не очень-то влюблена, хотя старается изо всех сил.

— Я стараюсь? — удивленно, шепотом, спросила она у отражения.

Снова захотелось чертыхнуться, но не стала, замолчала совсем, выстраивая мысли. Не просто бегает к соседу, а старается. Снова все закручено вокруг Панча, она старается сделать так, чтоб он — брат. Пусть у него будут девушки, а у нее свои какие-то парни, даже совсем по-взрослому. Но чтоб все равно они оставались вместе, как брат и сестра. И папа очень вовремя ушел в короткий рейс, так она думала и успокоилась, что месяц ей не нужно решаться на разговор с ним. А теперь месяц превратился в полгода, и как она с ним поговорит? Как узнает о Вальке?

— Вот черт, — все-таки выругалась Ленка, не слыша себя, а сама уже вскочила, кидаясь к шкафу и вороша там одежки, — вот же черт! Севастополь? Так. Касса… и еще узнать, когда… Свет? Светкин!

В криво застегнутом сарафане выскочила, нагнулась, нашаривая под тумбочкой свои шлепки.

— Закрой, а? Иди сюда.

Она потеснила удивленную сестру под вешалку, в темноту.

— Когда? Когда мама собралась ехать?

— В пятницу, вроде, — ответила Светка, держа на отлете ковшик с молоком, — да не толкайся, вылью же, — ты чего вскинулась, партизанка? Они уходят, кажись, в среду. Или в четверг. А тетки будут там на выходных. Ты чего, Мала-мала? Он же всю жизнь так, а-а-а, ты не помнишь, мелкая была, мама даже в Кениг ездила, на поезде. Работа у него такая. Хлеба купи! Черного, поняла?

— Да! — Ленка уже выскочила в яркое солнце.

Она быстро шла к автовокзалу, встряхивая головой, волосы рассыпались, горяча шею, в руке крепко зажат кошелек с парой бумажек и горстью мелочи. Мысли метались в голове в такт шагам, и никак не хотели остановиться, чтоб Ленка сумела увидеть их все. То думала о цене билета, и хватит ли ее денег, то пыталась сообразить, когда же лучше. Получается, надо поехать так, чтоб мама уже там побыла и вернулась, то есть в воскресенье она вернется. И расскажет, где его там искать, ну, Ленка аккуратно спросит. Значит, утром в понедельник надо поехать. Можно во вторник. А вдруг они уже будут готовиться к отходу и она не найдет отца? Нет, лучше в понедельник.

Возле дома Кинга она замедлила шаги, и решительно свернула к угловому подъезду, стуча пластмассовыми каблуками, взбежала на второй этаж и быстро, чтоб не передумать, надавила кнопку звонка. Подождала, прислушиваясь к невнятной музыке из-за пухлой двери. Придавила кнопку снова.

— Кто? — недовольно спросил знакомый голос, глазок затемнился.

Она улыбнулась, помахав ладонью перед внимательным стеклышком. И старательно продолжила улыбаться, когда Сережа приоткрыл двери, почти голый, с накрученным на бедра полотенцем.

— Так, Леник, а позвонить не могла?

Она замотала головой, отступая на шаг:

— Прости. Я не… Я на минутку совсем. Сережа, извини. А ты не можешь выйти?

Кинг хмыкнул, опуская голову и оглядывая свой голый живот и короткое полотенце.

— Я подожду, — поспешно сказала Ленка, — ну, давай я внизу подожду…

— Так, — снова сказал он, беря ее руку и втаскивая в прихожую, — на кухню иди, и — тихо, ясно? Я сейчас.

Ленка скинула шлепки и босиком осторожно прошла в кухню, пылая щеками, села на холодный табурет. Кажется, она сильно сглупила. Совсем не надо было. А надо было сразу в кассу.

Из комнаты слышался невнятный говор, потом голоса стали громче, Кинг с раздражением что-то рявкнул. Ленка поежилась, комкая на коленях кошелек. Прошлепали в коридоре шаги, и он вошел, в джинсах, расстегнутых на голом животе. Плотно закрыл дверь с матовым стеклом. Сел напротив, кладя на стол большие руки.

— Ну?

— Извини, — снова покаянно сказала Ленка, — ты не займешь мне пятерку? До вечера. Мне в кассу, срочно, а то вдруг не будет потом, а не у кого больше. Я вечером возьму, ну дома. Верну.

Кинг с интересом посмотрел на ее взволнованное лицо. Улыбаясь, полез в задний карман и вытащил синюю бумажку, положил на стол.

— Торопишься?

— Спасибо! Сережа, я верну, правда.

— Разберемся. Ты не ответила, выпускница. Торопишься сейчас-то?

— Да. Я же сказала, мне билет надо. А что?

— А когда купишь? Может заскочишь? К нам?

— Что? — Ленка переспросила, уже понимая немножко, чего он хочет, и думая, как бы отказаться поделикатнее. Вот же влипла. У него там женщина. Девчонка какая, и он зовет Ленку тоже. Чтоб он был один, а их двое. Он ей рассказывал, и убеждал, что надо попробовать. Смеялся, когда она поспешно переводила разговор на другое, снова рассказывал, и по его словам ничего не было в этом такого. Но как-то Ленка пыталась представить себе и никак не могла. Ведь потом они могут встретиться в городе. С этой второй. И вообще им придется как-то общаться дальше. Совсем непонятно как.

Она быстро положила пятерку в кошелек и поднялась, извинительно улыбаясь.

— У меня сегодня совсем нет времени. И потом, ну мы же говорили, про это. Я не хочу.

В коридоре протопали шаги, явно не женские, вдруг поняла Ленка, кто-то кашлянул и слышно — сплюнул, послышались всякие мокрые звуки, может быть, течет вода из крана, а может и не вода, не из крана.

Кинг расхохотался, снизу глядя на ее растерянное лицо.

— Серый! Ну, ты чего застрял? — голосом Димона сказал за стеклом расплывчатый силуэт.

— Иди. Приду сейчас.

Кинг поднялся, поддернул за пояс джинсы. И Ленка вдруг вспомнила с неприятным сосущим ощущением под ложечкой — так же на талии у Пашки топырились джинсы, такие же дорогие фирменные. В тот самый день.

Закрывая за ней двери, Кинг еще раз позвал негромко:

— Надумаешь, забегай, мы тут до вечера. Звякни коротко, разок. Повеселимся. Два на два.

Ленка пробормотала что-то и побежала вниз, сжимая в руке кошелек.

О том, что билет она взяла на понедельник, а возвращаться придется в среду, и что вторник — день ее выпускного, Ленка сообразила дома, и то не сразу. Пока мама взволнованно собиралась, раздавая поручения и страдая от заранее выдуманных страхов, Ленка пыталась как-то выяснить, где отец, куда мама отправится с автовокзала в совершенно неизвестном Ленке Севастополе, но та и сама ничего не знала толком. Хорошо ей, нервно думала Ленка, стоя у плиты над булькающей овсянкой для Светищи, они там все вместе соберутся, жены загранщиков, и вместе поедут в порт, и там все узнают на проходной — вместе. А Ленке придется самой.

Может, не ехать, мелькало в голове, но далеко и так тихо, что она, считай, и не слышала собственных страхов, вернее, они все переместились туда, на севастопольский автовокзал, где нужно будет самой все узнавать, и после ехать…

И мама уехала, а Ленка осталась ждать понедельника, почти ничего вокруг не замечая от волнения. Пока Светища не заговорила о вечере, о платье и босоножках, о том, с кем Ленка будет танцевать…

— Ой, — сказала Ленка, кладя на тарелку обкусанный огурец, — о-о-о… елки-палки…

— Что такое? — заинтересовалась вдогонку сестра, забирая огурец себе, но не встала.

Ленка вытащила из вазы в шкафу сложенные билеты и села, рассматривая. В потной тесной очереди она простояла долго и когда ее затолкали к окошечку кассы, уже наслушалась криков и жалоб, и какая-то тетка перед ней, отваливаясь от толпы с билетами в руке, объявила радостно:

— Обратный тоже взяла, чтоб там не колдышаться.

Перепуганная толпой Ленка прямо на квадратном блюдце в окошке пересчитала наличность и хриплым голосом потребовала себе обратный тоже. Нашелся всего один — на среду. И еще два — на пятницу. Так что выбора не было все равно.

Может не ехать, снова прошелестел в голове тихий голос, и Ленка, складывая билеты обратно в вазочку, подумала о темных Валика волосах и прядке, которая все время сваливается на худую скулу. Нервно улыбнулась, закрывая дверцу шкафа. Как же не ехать. Обязательно надо ехать, и как только отец скажет, где Валик, срочно ему написать, а еще лучше позвонить.

Было так, будто Панч оказался совсем рядом, вот-вот откроется дверь и войдет, или телефон затрезвонит, и в трубке его голос. От этого становилось спокойно и хорошо, а страхи отступали, потому что билет — вот он, а значит, Ленка сделала шаг, перестала болтаться в подвешенном состоянии, ожидая непонятно чего.

Это ощущение не ушло и в понедельник. Она ехала в сумрачном автобусе, зашторенном бордовыми потрепанными занавесками, за которыми ярился летний день, блестящий и горячий, как таз для варенья. А с мамой поговорить Ленка не успела, потому что та в это же время ехала обратно, тоже утром понедельника, не сумев взять билет на воскресный рейс.

Так они ехали навстречу друг другу и, наверное, где-то на середине пути, думала Ленка, куняя и тут же вскидывая тяжелую от недосыпа голову, мы встретимся и разойдемся, мама поедет домой, а Ленка в новые приключения.