Дневник безумной мамаши

8 сентября

Одиннадцать долгих мучительных недель я молчала о ребенке. (Если не считать разговоров со Стивеном, Эдди, Заклинателем и его медсестрой.) Так вот, больше я ждать не могу! Если сейчас же не начну делиться новостью, просто лопну. Ведь лучше ее не было в моей жизни. Неужели непонятно, почему мне так хочется оповестить всех и каждого?

Конечно понятно.

Поэтому мы со Стивеном отменили все дела, чтобы поехать за город и лично сообщить известие нашим родителям. Ведь иначе такие вещи рассказывать нельзя. И первым человеком, с которым мне хотелось разделить радость, была моя мать. Все-таки она произвела меня на свет — то ли быстро, за шесть часов, то ли после мучительных девятнадцати часов в схватках. Эта история в ее изложении то и дело меняется в зависимости от того, злится она на меня или нет.

Чтобы наверняка застать всю семью, мы сели на дневную электричку и приехали в дом моих родителей как раз к началу фильма «Диагноз — убийство», который транслировали для Среднего Запада по новому папиному спутниковому телевидению. Так что у меня появился шанс поговорить с мамой наедине, пока Стивен и папа сидели в бывшей детской, которую отец переделал в свою берлогу. Правда, наша с Николь двухъярусная кровать все еще там, и в чулане все так же пахнет взбитым плавленым сыром из баллончика.

Даже не спрашивайте почему.

Благодаря обострившемуся нюху я также учуяла, что в духовке тушится рагу с тунцом. И что вчера на ужин была жареная курица, остатки которой лежат в помойном ведре. Здорово, правда?

Моя мать, ярая противница телевизора, сидела на кухне и проверяла диктанты своих четвероклашек. Судя по всему, слово «грузовик» озадачило полкласса, а «желтый» правильно не написал никто, включая ученика, прибывшего по обмену с Филиппин и считавшегося вундеркиндом. Недовольная столь убогими результатами, мама раздраженно постукивала большим красным карандашом по пластиковой столешнице. Я даже подумала, не повременить ли мне с новостями. Кому хочется, чтобы известие о его беременности было подпорчено кучкой десятилеток, которым хватило глупости написать «грузавик»?

Прервав мои колебания, мама обернулась, поздоровалась и предложила мне кофе. Даже не будь я беременна, сто раз бы подумала, прежде чем согласиться на мамин кофе. Страшно и предположить, что станет после ее кофе с моим нерожденным ребенком! Особенно после обеда, когда, настоявшись, горькая жижа, которую она заварила утром, превращается в густую горькую же глину на дне кофейника.

Даже в экстремальных условиях, как-то: тропическая жара, ядерная зима — кофе не должен сгущаться. Это факт. Спросите любого химика.

Я лучезарно улыбнулась: «Спасибо, мам, но мне доктор не разрешает». Отлично! Намек на отказ от кофеина мягко подведет ее к радостному объявлению.

Я ошиблась.

Собрав контрольные, моя мать заложила большой красный карандаш за ухо и нахмурилась: «Почему же, Эми? Он что, владеет акциями „Старбакс“ и предпочитает, чтобы ты заплатила цену целого обеда за чашку кофе, которую здесь получишь бесплатно? Подумать только, некоторые люди тратят с трудом заработанные деньги на пойло из модной кофейни, такое дорогое, будто воду для него черпают в Фонтане Бессмертия!»

Так, с подготовкой не вышло. Для справки: любой, кто не лишен зрения, вкуса и здравого смысла, знает, что кофе моей матери и кофе из «Старбакс» все равно что Антихрист и Сын Божий. Мягко говоря.

Это вовсе не значит; что она плохой человек. Отнюдь. Она очень милая женщина. Нежная, заботливая, внимательная. Но ее миром правит практичность, и расточительству в нем попросту нет места. Это касается всего — от кулинарии до свадеб. Включая машины. Пятнадцать лет мама ездила на одном и том же автомобиле. Наконец в прошлом месяце купила новый. Звезда экономического класса, эта колымага съедает мало бензина. «Вестник потребителя» назвал ее «верхом надежности». Лучшего не найти. Возразить мне было нечего.

Я надулась и, не желая тратить время на споры о дороговизне покупного кофе, перешла сразу к делу: «Вообще-то, мой доктор не разрешает пить кофе, потому что я беременна».

Не лучший способ объявить новость, зато сразу все понятно. Не прошло и пары секунд, как по щекам мамы заструились слезы и она бросилась мне на шею: «О, милая, какая чудесная новость!»

Хотя мы с мамой любим друг друга, особой близости между нами нет. Мы не ведем бесконечных разговоров по телефону, не делимся всеми подробностями повседневной жизни, разве что на семейных ужинах. Потому мне так дороги редкие минуты нашего единения. Как будто выплеск эмоций компенсирует их недостаток в остальное время.

Иногда меня подстерегает разочарование.

Так получилось, например, когда я сказала маме, что мы со Стивеном хотим пожениться. Она обрадовалась, конечно, но, по-моему, ее это не очень тронуло. Спустя несколько минут после сообщения о помолвке она уже выскребала грязь между кафельными плитками. Пусть я не любительница уборки, но кто угодно, даже журнал «Домашний очаг», скажет, что это плохой способ отпраздновать!

Зато сегодня, узнав о беременности, мама не просто оправдала, но и превзошла мои ожидания.

Не переставая плакать, она расспрашивала меня обо всем: когда ожидается малыш, что я думаю, рада ли, не страшно ли мне. И, отвечая на все вопросы разом, я ощутила себя окутанной материнским теплом — ни с чем не сравнимое чувство. И неважно, что, услышав о нашем решении не узнавать пол ребенка, она раздраженно отрезала: «Полная чушь». Все равно мне казалось, что между нами возникла особая связь.

Пока она не предложила до поры до времени ничего не рассказывать папе.

Мама. Подожди немного. Хотя бы месяц.

(Месяц? Она что, рехнулась? Я одиннадцать недель держала рот на замке, приволокла свою задницу за город, чтобы лично сообщить ошеломляющие новости родителям, и она хочет, чтобы я молчала еще тридцать дней? Только через мой труп!)

Я. Но почему? Тебе не кажется, что и он должен знать? Он ведь обрадуется?

Мама. Конечно обрадуется. Только вот в последнее время он так остро реагирует… на каждое напоминание о возрасте.

На последних словах она понизила голос.

Моим родителям еще нет и шестидесяти. Я была сбита с толку.

Я. О чем ты говоришь? У него что, кризис среднего возраста?

Представив, что папа, как какой-нибудь молодящийся хмырь в шейном платке, обхаживает зеленых девиц, я поежилась. Все равно что наблюдать солнечное затмение широко раскрытыми глазами.

Мама (прыснув). Господи, Эми, какого ты мнения о своем отце?

Я. Тогда в чем дело?

Она огляделась с опаской, будто федералы по ошибке нашпиговали жучками нашу провинциальную халупу.

Мама. Папино место на работе занял какой-то парень моложе него.

Я. Когда это?

Мама. Восемь месяцев назад.

Что?! Моего отца выперли с должности, которую он занимал десять лет, из компании, на которую он ишачил четверть века, и она сообщает мне об этом через восемь месяцев?

Судя по всему, в сети супермаркетов должность отца объединили с той, что занимал сотрудник рангом пониже, и отец просто остался не у дел. Его уволили, предоставив пенсию и компенсации за ранний уход на покой. Но гордость его была задета. Ужасно! Как я его понимаю! Ведь меня саму недавно уволили. Только мне повезло больше: я знала, что рано или поздно найду работу. А моему отцу почти шестьдесят, он почти не умеет обращаться с компьютерами и учиться не собирается, так что ему прямая дорога на покой. Так вот почему он обзавелся спутниковым телевидением. Утешало только то, что и Николь ничего не сказали.

Неприятное открытие заставило меня еще сильнее настаивать, чтобы отец узнал о ребенке. Все-таки быть дедушкой не менее важное занятие, которое несет в себе кучу ответственности, пусть и не в комплекте с секретаршей и рабочим столом. Отец вправе знать, и чем скорее мы ему скажем, тем скорее он сможет заняться повторением детских стишков. Услышав это, мама сдалась.

В ту самую минуту в кухню вошла Николь с пакетиком из «Секрета Виктории». Понятно! Взглянув на меня и на маму, она сразу почуяла неладное: «Что произошло?»

«Я беременна, а папу уволили».

И прежде чем она успела отреагировать или показать мне свои новенькие развратные стринги, я убежала в папину комнату сообщить ему хорошие новости.

Хорошие новости, которые явно его приободрили. Он даже оторвался от «Диагноза — убийство» и обнял нас со Стивеном. Невнятно оправдываясь за недавний «уход» с работы, он радовался, что теперь сможет играть с внуком в мяч в парке. Очевидно, мысль о том, что у нас может родиться девочка, вообще не пришла ему в голову. Наверное, он решил, что после рождения двух дочерей и преждевременной отставки Бог у него в долгу. Так что мы со Стивеном просто улыбнулись.

Вообще-то, улыбались все. Мама и папа, потому что им предстояло стать бабушкой и дедушкой. Николь, потому что мы еще не сказали, что больше она не сможет у нас ночевать. Даже бабуля, вернувшаяся домой после дневного бинго, обрадовалась новостям. Сначала я боялась, что еще одно важное событие в моей жизни толкнет ее на крайности. Но переживала я зря. Восьмидесятилетняя старушка, пытавшаяся переключить внимание на себя, когда я выходила замуж, теперь одобрила мой поступок и, подняв чашку маминого смертоносного кофе, произнесла трогательный тост в честь нашего будущего малыша.

Вдохновленные столь теплым приемом, мы убедили Николь подвезти нас в соседний городок, чтобы поделиться новостями с семьей Стивена. Мы были в ударе.

Нагрянув сюрпризом в шикарный дом родителей Стивена, мы застали миссис Стюарт за разглядыванием образцов тканей с младшей сестрой Стивена Кимберли. Хотя Ким уже больше двадцати, она все еще остается баловнем семьи. Капризная, всем недовольная эгоистка. Немудрено, что она заставила мать, дизайнера по интерьерам, заняться отделкой ее квартиры — и заплатить за ремонт. Судя по разложенным на кофейном столике образцам доминировать в интерьере будут уродливые расцветки.

Поразительный образец пассивно-агрессивного поведения. Моя свекровь достойна сочувствия.

И вероятно, потому, что старший ее сын — придурковатый эротоман, единственная дочь расчетливостью превосходит Мэнди, не обладая ни изяществом, ни обаянием последней, а муж более трех десятилетий ее игнорировал, последние шесть лет миссис Стюарт сосредоточила всю свою нежность на Чаффи. Чаффи — чихуахуа светлого окраса — ест вместе со всеми за обеденным столом и везде сопровождает миссис Стюарт (хозяйка таскает ее в сумочке). Даже Стивен, которого с легкостью можно назвать образцовым сыном, так не предан матери, как Чаффи. Я была уверена, что, когда миссис Стюарт с головой окунулась в романтические приключения, ее привязанность к Чаффи поутихла. Но как ни странно, вышло с точностью до наоборот. И сейчас Чаффи в кашемировой попонке, призванной защитить нежное создание от сентябрьского сквозняка, жалась к ногам миссис Стюарт.

Итак, все женщины семейства Стюарт собрались, чтобы выслушать наше грандиозное известие.

Миссис Стюарт была очень довольна. Она не пришла в восторг или дикий экстаз. Но приятно удивилась, это точно. Даже пошла на кухню и принесла бутылку «Просекко» и миндальное печенье, чтобы отпраздновать. Лично я, узнав, что на подходе первый внук, пустилась бы в пляс и выставила бутылку лучшего шампанского. Но жестокие жизненные уроки научили меня: никогда не предугадаешь чужой реакции. Не стоит ожидать, что кто-то откликнется так же, как и ты. Если этого не помнить, поверьте, бед не оберешься. Поэтому итальянское игристое вино подошло как нельзя лучше. В конце концов, я на одиннадцатой неделе и мне все равно нельзя пить.

Ким со своей стороны изрекла только одно: «Ты станешь матерью?»

Вот скажите, как это понимать? Что здесь невероятного? Я же не сказала, что приму участие в олимпийских соревнованиях по прыжкам с шестом. Или стану моделью «Вог». Почему новость о том, что я стану матерью, так ее ошарашила?

У нас с Кимберли с самого начала установились натянутые отношения. На помолвку Стивен подарил мне фамильное кольцо с изумрудом, которое вручила ему бабушка. Кольцо хранилось в их семье на протяжении жизни четырех поколений, и этот подарок стал символом приятия и любви. Только вот Ким чуть не свихнулась от злости. Объявив, что бабушка впала в маразм, Кимберли потребовала немедленно вернуть кольцо, по праву принадлежащее ей.

На что я предложила поцеловать меня в задницу.

И вот теперь она ставит под сомнение мою способность быть матерью! Глумится над моим ребенком, моей семьей. Так что я улыбнулась любимой золовке: «Да, я стану матерью. Именно это происходит, когда у тебя рождается малыш». И не смогла удержаться от шпильки: «Недолго тебе, младшенькая, осталось ходить в любимицах семьи».

Подавись, маленькая выдра!

Судя по всему, она подавилась, ибо в следующую секунду кровь отхлынула от ее лица, что, впрочем, не помешало ей тут же пристать к матери с требованием «карманных денег». (И ей обломилось! Целых двести баксов!) Нагрузившись наличкой и образцами ткани, Ким рванула к своей машине и через минуту испарилась — даже не пригубила «Просекко».

Как ни странно, никто ее не остановил.

Потянувшись за миндальным печеньем, миссис Стюарт нежно погладила Чаффи по спинке и заметила, что бабушка и дедушка Стивена будут очень рады услышать новость. Мы со Стивеном закивали. И тут миссис Стюарт походя, как о пустячном одолжении, попросила не заикаться о беременности никому из ее знакомых.

Что?! Даже Стивен был ошарашен.

Миссис Стюарт сразу же нас успокоила: «Не поймите меня неправильно. Я очень рада. Правда, очень. Но вы же сами понимаете… Кому захочется ходить на свидания с бабушкой?»

Боже милостивый! Вот что ждет Николь через тридцать лет.

Стивен, по обыкновению, повел себя как образцовый сын и сразу согласился. А затем залпом опрокинул свой бокал «Просекко». И бокал Ким. Опасение с минуты на минуту услышать про «интимные отношения» заставило его вежливо попрощаться.

Выйдя из дома и потирая виски в преддверии надвигающейся мигрени, Стивен решил не ехать к отцу: столько поздравлений за один день ему не вынести. Мы позвонили мистеру Стюарту с вокзала, пока ждали электрички. Он был в восторге и пригласил нас на ужин на следующей неделе.

Так что мне повезло.